Текст книги "Я научу тебя любить (СИ)"
Автор книги: Мария Акулова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 33 страниц)
– Ты не можешь мне разрешать. Это наши с Анечкой дела…
– С каких пор она Анечка? – Корней спросил, склоняя голову к плечу. Не собирался вмешиваться в принципе. Просто слушать собирался, а уже потом. Да только… Как-то сходу стало слишком гадко. И придушить тоже захотелось сходу.
Анфиса же будто только этого и ждала. Повернула голову, посмотрела уже с нескрываемой заинтересованностью. На его лицо, на пуловер с логотипом. На его часы. На телефон, лежавший экраном вниз на столе.
Оценила. Приценилась.
– А вы чей друг, Корней? Мамин или Анин? – спросила, повторяя его позу. Тоже склонила голову немного. Только продолжала смотреть с улыбкой. Не потухшей ни под взглядом матери. Ни под Корнея.
– Анфиса… Что ты несешь… Постеснялась бы… Бесстыжая…
Зинаида закачала головой, говоря тихо, но искренне пораженно. Только вот на дочь ее попытки вразумить по-прежнему не действовали. Она даже не глянула. Бровь вздернула, ожидая ответа от Корнея.
– Или не друг вовсе? Но ладно мама… Она никогда в меня не верила. Не сошлись характерами. Бывает. Но вы-то что щетинитесь, Корней? Нам бы наоборот… Мосты строить…
– Зачем тебе Аня? – не считая нужным ни реагировать, ни корчить из себя сверхвоспитанного человека, Корней проигнорировал намек и то, что вроде как на ты не переходили. Спросил, смотрел прямо, ожидая ответа. По-прежнему не испытывая ничего, кроме холодного отвращения.
– Аня – моя дочь.
Анфиса ответила неспешно. Корней вновь скривился.
– А если по-честному? Удивилась, что вопрос с жильем так быстро решили и почувствовала неладное? Или тебе кто-то сказал, что у дочки богатый ебарь? Решила присосаться?
Зинаида охнула, Анфиса только усмехнулась снова. Сейчас даже не делала вид, что мать имеет хоть какое-то значение лично для нее. Смотрела на Корнея, взглядом говорила: «конечно, умный»…
Только ему от этого взгляда никакого удовлетворения.
– Так это временное явление. Кому, как не тебе, об этом знать… Много же было, наверное, ебарей. Или все дело в том, что нищета в основном?
Корней знал, что при Ланцовой не надо, но его несло… Очень хотелось убрать с лица суки ухмылку. Очень. Любыми методами.
– Но-но, Корней. Не надо до грубости опускаться. Мы же интеллигентные люди. Зачем же так?
Хотелось нахер послать, но Корней сдержался. На секунду опустил взгляд, дал себе небольшую передышку, чтобы вернуть хладнокровие. Потом же снова посмотрел в глаза Анфисы.
– Сколько будет стоить, чтобы ты уехала? Просто тихо. Без криков, оров, заламывания рук, рваных волос и клятв в том, что любишь… Анечку?
Спросил, в принципе ни к чему не готовясь. Не испытывая ни жалости, ни надежды на надежду. Она озвучит сумму, тут без сомнений. Просто повыпендриваться может. А вот этого не хотелось бы…
– Давайте мы завтра встретимся, Корней. Я подумаю немного. Я ведь правда по дочери соск…
– Завтра, так завтра. Зинаида, оставите мой номер, пожалуйста. Жду в машине вас. Выйду покурю.
Не считая нужным выслушивать, как Анфиса снова будет ссать в уши, Корней встал из-за стола, оставив после себя купюру. Заполучил кивок старшей Ланцовой, на среднюю даже не глянул. Пошел к двери.
Если им нужно что-то обсудить – пусть обсуждают. Если Зинаида захочет еще раз попытаться вразумить – он не станет переубеждать. Просто слушать это… Не хочется.
Бесит до состояния, когда теряешь человека в себе. Сам становишься кровожадной тварью, единственное желание которой – искать болевые и прицельно долбить в них.
А при Зинаиде нельзя. Аня ее слишком любит.
Он спустился с крыльца, чувствуя, как ощутимый мороз окутывает горячее почему-то тело. Хотя понятно ведь, почему. От злости. Подошел к машине, достал сигареты, действительно закурил.
И сам не любил, бросал же давно и вроде как безвозвратно. И Анька не любила. Видела сигареты в доме – пугалась сразу. Начинала думать, что не так… Но сейчас как-то совсем гадко было. Да и выветрится, пока дома окажется. Одну же всего…
Этого хватило и ему, и Зинаиде.
Которая тоже вышла. Приблизилась к машине. Они снова не говорили. Корней смотрел тяжело, Зинаида и вовсе не смотрела. Только на дверь, когда садилась. А потом на свои руки, пока ехали…
В какой-то момент Корней понял, что Ланцова тянется к лицу дрожащими пальцами, присмотрелся…
– Вам нервничать нельзя. У вас сердце.
Он не был мастером утешений. Только с зайкой получалось прочувствовать боль и разделить ее. С другими людьми – нет. И с Зинаидой тоже нет. Поэтому произнесенные слова, а еще новая гримаса на лице – сожаления, максимум, который в принципе из него можно было выжать.
И Зинаида вроде как согласилась. Кивнула, к окну отвернулась. Только руку по-прежнему держала прижатой к губам. Дышать пыталась. Глаза закрыла… Понятно было, что очень хочет справиться…
– Я решу вопрос. Не волнуйтесь. Завтра встречусь – договоримся. Она не подойдет к Ане. Вы и без меня знали, что все будет именно так…
– Знала… – ответ получился тихим. Сдавленным. – Это моя вина. Все моя вина…
Зинаида скорей всего не ждала ничего. И не ему говорила. Себе. Корней же вздохнул, сжимая руль сильнее…
– Вы вырастили Аню. Это выросло само. Не надо брать на себя ее вину. Вы дочь на деньги променяли бы? А внучку? А из дому мать выбросили бы за деньги? Нет. Перестаньте себя мучить. Я завтра встречусь с ней. Привезу деньги. Получу расписку. Она уйдет из Аниной жизни и угрозы представлять не будет. Сунуться не рискнет, иначе деньги придется вернуть. Аня никогда не узнает об этом. Вы никогда больше не будете рассказывать ей, что мать звонит, просто дозвониться не может… Подарки отправляет, просто не доходят… Приветы передает, просто лично не получается… Перестанете строить этот сраный воздушный замок-урод. Он со временем сам разрушится. Аня постепенно все поймет. Это единственное, в чем вы виноваты перед Аней. Остальное… Вы сделали ее лучшей в этом мире девочкой. Самой доброй. Душевной. Чистой. Я очень вам за это благодарен.
* * *
Корней оставил Зинаиду у подъезда ее нового дома. Не был расположен к долгим беседам. Попрощался, спросил, не нужна ли помощь и все ли нормально. Пообещал, что по итогу завтрашнего разговора позвонит, и уехал.
Зинаида же проследила взглядом за автомобилем, а потом…
Подошла к лавке, села на нее. Чувствовала себя так пусто, будто… Будто не дом снесли, а душу выдрали. Бескровно. Просто внутри образовалась полость. Даже не больно особо. Давно ведь все понимала. Давным-давно. А что не понимала – должна была. Не маленькая. Не глупая. Жизнь прожила. Всякое видела. Но как-то так получилось, что худшее в собственной дочери воплотилось.
И что бы там ни говорил Корней, пусть мудро, пусть трезво, но невозможно просто взять и разделить: где твоя вина, а где "само выросло".
Ищешь ведь постоянно. Ищешь и ищешь… Где промахнулся? Где ошибся? Где недодал? Где разбаловал? Где оступился? И хочешь… Очень сильно хочешь отмотать время и сделать все иначе. Чтобы… Ребенка своего спасти. Кровь свою. И плоть свою. Отрекшуюся.
Чувствуя, что горло снова сковывает, Зинаида вскинула взгляд в небо.
Когда Корней вышел из кафе, она ведь снова пыталась… В последний раз в жизни, наверное, призвать дочь к совести. Уже не просила вернуться к лучшей в мире девочке, а хотя бы оставить ее в покое. Не ранить. Не делать больно. Просто уйти. И в этом проявить свою любовь. Да только Анфиса…
Даже это для нее было слишком благородно.
Она не знала, насколько Аня – тонкая. Не знала и знать не хотела. Она готова была танком проехаться. По ней видно было, что готова. И сколько ты под гусеницы ни бросайся, не остановишь. Только… Деньги.
Как бы ужасно ни звучало, остановят только деньги…
Дрожащие руки потянулись к щекам, Зинаида стерла первые слезы, глядя в серое-серое небо. Такое же безнадежное. Такое же тяжелое…
Как ее крест. Как девочка, которой они с мужем когда-то подарили так много любви. Всю, что была.
– Где же мы ошиблись, Толик… Где же мы так сильно ошиблись?
И ведь она впитывала. Когда-то казалось, что впитывала. А сегодня… Будто выплюнула обратно всю разом.
Ей любви не требуется. Деньги. Только деньги…
Глава 34
Анфиса была верна себе. На следующий день ждала Корнея за тем же столиком.
И улыбалась так же – хищно, бесстыже. Абсолютно не трогая. Разве что зля чуть сильнее. Да только…
Сегодня ему было легче. Можно не тормозить.
Корней опустился на стул напротив женщины, сложил на столе пальцы пирамидой, кивнул, как бы ожидая, что начнет…
Анька осталась дома. Чувствовала неладное. Весь день в субботу пыталась лаской, нежностью, добрым словом привести его в норму, а не получалось… Он не мог успокоиться. Бесился. Чтобы ей не навредить – закрывался в себе. Не сомневался в одном: Аня не должна узнать о том, что Анфиса приезжала. Потому что… Перевернет все с ног на голову. Напомнит, что он ей обещал… Наломает дров. Но и встретиться им давать было нельзя. Пока точно нельзя. Поэтому…
– Добрый день, Корней. Зачастили мы со встречами, да?
– Надеюсь, эта – последняя.
Анфиса улыбнулась, Корней откинулся на спинку стула, глядя на нее пристально, немного с прищуром. Ей было комфортно. Ему это не нравилось. Хотелось другого. Пришел он сюда не только, чтобы договориться. Был достаточно умным, чтобы понимать – денег ради она все стерпит. А ему очень хотелось… Потоптаться. За Аню. И за себя немного. Потому что зайка никогда в жизни этого не сделает. Никогда. А Анфиса заслужила.
– Давай начистоту.
Сказал, уловил в ответном взгляде женщины заинтересованность. Даже бровь приподняла…
Хотелось потоптаться и немного… Копнуть в человека. Найти, есть ли в ней хоть что-то… Осталось ли. Было ли. Дно пробито или присутствует?
– Давай начистоту…
Сегодня она уже не пыталась делать вид, как перед матерью. Хочет «дочкин ебарь» сразу о деле – почему бы и нет?
– Я хочу выкупить у тебя девочку. Для собственных нужд.
Корней сказал, Анфиса посмотрела на него как-то по-особенному заинтересованно, усмехнулась шире…
– Пугаешь меня что ли? – спросила, вряд ли испытывая тот самый испуг…
– Зачем мне тебя пугать? Мы оба понимаем, что ты готова. А я просто не буду при пожилой родственнице подобное обсуждать. Я – не самый лучший человек, но преждевременно скончавшиеся мне не нужны. Меня устраивает Аня, как любовница. Она послушная. Она недолюбленная. Благодаря тебе. Она не привередлива. Она красивая, кстати. Если тебе интересно… Очень красивая. Но очень молодая. Может взбрыкнуть. Не мне тебе объяснять… А я хочу, чтобы не взбрыкнула, пока не надоест. Я дам тебе денег. Получу право держать рядом столько, сколько захочу. Решит уйти – объясню ситуацию. Твоя мать правильно ее воспитала. Ответственная девочка. Будет отрабатывать.
У любого здорового человека, даже не будь он матерью, от сказанного лицо должно бы судорогами пойти. От отвращения. От жалости. От мерзости. А Анфиса выслушала спокойно, со все той же улыбкой.
– Вот так всегда… Думаешь… Рыцарь… А смотришь поближе – такой же, как все…
– Ну на тебя-то и поближе смотреть не надо. Большое видится на расстоянии. Я не рыцарь. Я делец. Я люблю честные договоренности. Ты мне девочку. Я тебе деньги. Ты пишешь расписку, что в долг взяла и обязуешься вернуть. Оставляешь ее мне, как гарантию исполнения своей части. Уматываешь. Молчишь о нашем договоре. И к Ане тоже не приближаешься. Я не хочу лишних истерик. Мне нужна стабильная. Твое присутствие рядом может усложнить. Хороводы водить я не буду ни вокруг тебя, ни вокруг нее. Дополнительный рычаг никогда не будет лишним, я уже объяснял. Буду ли я его применять – сам решу. Не твое дело. Ты либо соглашаешься, либо…
– Ладно, я поняла. А сколько ты готов дать мне за… Анечку… – взгляды Анфисы и Корнея встретились. Он был спокоен. Женщина – откровенно заинтересованной.
– Так дело не пойдет. Сумму называешь ты. Я скажу, устроит ли. Если нет – сбивай. Ну или останешься со своей жадностью. Не переоценивай только. Девочек много, ты же понимаешь… И без проблемных матерей найдутся…
Анфиса хмыкнула, опустила взгляд на стол, задумалась…
– Пятнадцать тысяч евро… – сказала, возвращаясь к лицу Корнея. Вероятно, думала по первой реакции определить, не перегнула ли. Но первой не было. Впрочем, как и второй.
Теперь опустил взгляд уже он. Несколько секунд молчал. Потом снова на нее.
– Много. Давай семь.
Сказал, смотрел, ждал…
Первое дно он не обнаружил. Сам факт сделки ее не притормозил.
Второе тоже, кажется. И торговаться за дочь, скидывая, для нее – не проблема.
– Двенадцать хотя бы… Сам же сказал, что красивая. Да и девочкой была, наверное… Зная маму, хранила цветочек-то…
– Пятьсот евро накину. – Корней сказал, чувствуя, как скулы сводит. Какая же сука…
Анфиса же только фыркнула, глянула с иронией. Но не остановилась.
– У моего мужчины хорошая идея. Нам нужен стартовый капитал…
– Цена договора тут при чем?
– Не жадничай, Корней… Не корову же покупаешь…
– А ты точно не корову продаешь? Восемь могу предложить. Прошлый стартовый капитал просран уже талантливо? Тот, который за часть дома? – Анфиса скривилась, Корней почувствовал намек на удовлетворение… И тут же адовый укол боли. Потому что, кажется, задело ее только это. Впервые. Упоминание не о дочери. Не ее унижение. А попытка задеть… Мужчину.
– Одиннадцать. Не твое дело.
И тон стал немного другим. И следующий взгляд тоже…
– Больше десяти не дам.
Вот только он в жизни видел куда более впечатляющие взгляды. И тона тоже слышал всякие.
– Десять, так десять…
Анфиса кивнула, Корней сжал непроизвольно кулак. Сука. Просто сука.
– Интересно, что я с ней делать буду за эти деньги? – спросил, понимая, что контроль теряется. Увидел, что Анфиса плечами передергивает. Мол, говори, если хочешь… Не впечатлишь… – Попросить о чем-то хочешь может? Я готов выслушать. Границы обозначь, к примеру. Твой же ребенок…
– Не пытайся вывести меня на эмоции. Слез не будет. Я как-то давно утратила к ним интерес. Слишком часто предавали…
– Так же сильно, как ты Аню сейчас?
Корней спросил, Анфиса фыркнула.
– Я никого не предаю. Ты же ее не на убой купил. По тебе видно, большого зла не сделаешь… Жесткий. Ну и что? Порыдает немного, успокоится. Это жизнь. В ней такое случается. И не такое тоже. Матери помогла зато. В тепле будет. Сытая. Я о такой жизни в ее возрасте и мечтать не могла…
– Так ты из благих намерений, получается, продаешь?
– А ты покупаешь из каких? Хочешь затыкать ей рот деньгами – затыкай. Только деньги дай сначала.
– Надоест раньше времени – отдам кому-то.
Это было последнее, пожалуй. Вот только и тут без дна.
– Да пожалуйста… – потому что Анфиса отмахнулась. Взяла из рук Корнея текст расписки, пробежалась взглядом.
Подняла его на мужчину…
– Надеюсь на вашу честность, Корней Владимирович. – Поставила росчерк. Получила конверт. Открыла его. Не доставала деньги. Пересчитала вложенные. Кивнула…
Корней встал из-за стола, смотрел на Анфису сверху-вниз, складывая расписку, пряча в карман.
– На глаза мне попадешься – урою.
Сказал без угрозы. Просто констатировал. И не удивился, когда женские губы растянулись в улыбке.
– Не надо пытаться обелиться за мой счет. Возвыситься. Все честно, Корней. В сделке всегда две стороны. Ты купил ее себе, как вещь, ну так пользуйся, а не меня учи, как жить.
– А ты родного ребенка продала. Сдыхать будешь – вспомни об этом.
* * *
Корней и сам бы не сказал, как доехал домой.
Так противно ему не было никогда в жизни. Он впервые, кажется, чувствовал себя немного Аней, которая не может мириться с тем, какие в мире существуют люди-твари. Какие жадные. Какие ничтожные. Какие уродливые.
– Ань, ты дома?
Вошел в квартиру, стянул куртку, кроссовки, пошел по коридору. Почему-то сердце вырывалось из груди. Очень страшно и очень важно было ее сейчас увидеть.
Утром, едя на встречу, он надеялся, что после станет легче. По факту же… Практически невыносимо. В голове свои слова. И ее слова. Перед глазами – самая чистая в мире девочка.
Спокойствие которой стоит всех денег. Душу которой ранить нельзя. Слишком хрупкая.
Рожденная матерью, во взгляде которой он ни разу не увидел ни боли, ни раскаянья. Ничего, кроме нетерпеливой жадности. Она пришла за деньгами – она получила их.
Ей все равно до Ани. Абсолютно все равно.
– Дома, конечно… Где мне еще бы…
Зайка вышла из спальни, улыбаясь. Вот только даже не договорила. Корней сгреб ее в охапку, прижимая изо всех сил к груди. Так, что перехватывает дыхание. Так, что она не может обнять в ответ. Так, что определенно чувствует – его трясет.
Он вжимается лицом в ее волосы, жмурится, обхватывает еще сильнее, дышит…
– Что такое, Корней? Что случилось? Корней… Слышишь…
Аня пытается достать руки, но он не дает. Держит в объятьях, боясь… Отпустить. Боясь, что рассыплется. Что когда-то узнает… Очень сильно боясь.
Не жалея о сделанном. Но понимая, что она этого не заслужила.
– Корней… Корней… Что случилось?
В ее голосе слышалась тревога. Она по-прежнему пыталась обнять его в ответ, но не могла сопротивляться, достать руки.
И когда он оторвался от макушки, подхватил, поднял на руки, стал целовать – требовательно и напористо, сначала вжав в стену, потом неся в спальню, тоже сопротивляться не могла.
Теперь трясло и ее тоже. Аня не понимала, почему, но чувствовала, что его откровенно плющит. И неосознанно забирала хотя бы часть эмоций на себя. Льнула. Позволяла целовать и трогать так жадно, как ему нужно было.
Задрожала сильнее, когда Корней опустил ее на пол у кровати, развернул лицом к изножью, сам остался сзади. Стянул сначала ее футболку, покрывая поцелуями плечи, лопатки, спину, спускаясь вниз. Дальше – шорты, касаясь губами ягодиц, бедер, поглаживая кончиками пальцев ноги…
Она ведь идеальная. Действительно. Чистая. Нежная. Достойная только лучшего. Он не преувеличивал никогда, говоря это. Он так считал.
– Корней…
Аня оглянулась, немного стыдясь своей наготы – прикрывая грудь, улыбнулась, положила руку на его макушку, смотря сверху-вниз мягко, слегка испуганно…
Так же – испуганно, поворачиваясь, когда он тянет за бедра, опускаясь с корточек на колени, вжимаясь лбом в голый живот, щекоча дыханием кожу… Стоит так, не движется…
– Корней… Что с тобой? Скажи мне? Просто скажи…
И пусть Аня продолжает спрашивать, пытается присесть или его лицо хотя бы поднять, он не может ответить. Слишком сложно. Даже для него это слишком. А она…
Цедит ругательства сквозь зубы, встает, стягивает пуловер, наступает, следит, как Аня, понимая, чего он ждет, опускается на кровать. Сам нависает, позволяет подползти повыше, потянуться к его губам, пройтись пальцами по плечам, торсу, взяться за ремень.
– Я за всех тебя люблю, Ань. За маму. За папу. За весь мир люблю. Поняла меня?
Конечно, не поняла. Не могла понять. Но кивнула. Позволяя все. Глубокий поцелуй. Толчки в себя без подготовки. Яростные. Идущие от злости к нежности. Возвращающие его из внешнего жестокого сучьего мира в их маленький – тот, что построила она. Тот, который он должен охранять ценой собственной жизни.
Рыцарь, сука, потому что.
– Чего ты хочешь, Ань? – Корней оторвался в какой-то момент. Резко прекратил двигаться. Блуждал по ее – румяному – лицу своим страшным, скорее всего слишком требовательным взглядом. И она снова не понимала. Смотрела в ответ, совсем запутанная. Замотала головой, как бы прося отложить разговоры на потом. Закончить. Но он настоял. – О чем мечтаешь, зайка? Скажи, я все сделаю. Машину хочешь? Купер купим тебе. Давай?
– Ты что… У меня прав нет! Ты что! – У другой бы, может, глаза загорелись. Пусть неожиданно, но разве хоть кто-то отказался бы? А Аня… Посмотрела с недоверием… Рассмеялась даже… – Мне ничего не надо. Ничего мне не надо. Иди сюда, – замотала головой сначала, а потом обхватила его лицо руками, пытаясь к себе притянуть. Чтобы перестал ее пугать своими глупостями. Чтобы они просто продолжили. Чтобы он немного успокоился, спуская пар…
Но Корней не поддался. Снял руки, придержал над Аниной головой, прижался к ее рту на мгновение, сделал несколько движений, выжимая из губ стоны, а потом снова навис. Снова смотрел…
– Говори, чего хочешь, Ань. Говори… Мне надо, чтобы ты сказала. Пожалуйста.
Потребовал. Прожигал. Видел, что Аня колеблется. Что совсем запуталась. Что не понимает. Знал, что не кокетничает. Правда нет мыслей. Но ему точно так же правда надо. Сделать ее счастливой. За все то дерьмо, в котором сам искупался. И ее искупал.
– Я ничего не хочу, Корней. Правда, ничего. Только тебя хочу. И деток. Чтобы тебя было еще больше. Чтобы везде был ты. И во мне. И вокруг. Только этого.
Услышал ответ, закрыл на миг глаза, выдохнул… Наверное, глупо было ожидать от нее хоть чего-то материального. И это сделало по-особенному больно. Потому что… За нее деньгами торговались. Он торговался. Любые отдал бы, но чтобы сделать больно той – другой – торговался. Вот только ей не стало больно. Только их запачкала. Сука. Только их запачкала.
Он снова задвигался, держа глаза закрытыми. Продолжал сжимать руки Ани над ее же головой, меняя характер, настроение, темп. Прижимаясь своими открытыми губами к ее, смешивая дыхания, дразня языком… Слыша, что Аня реагирует. Ей нравится. Она любит быть в его власти. Любит быть ограниченной им. Когда он приказывает любит. Когда сам решает, как будет сейчас.
И только поэтому это все есть. Потому что она любит. Но если бы она была с другим… Если бы ее мать вышла на другого… Урода и циника… Ее бы никто не спрашивал.
– Не пей таблетки больше. Если хочешь – не пей. Я готов.
Корней сказал, прижимаясь губами к ее виску. Отпуская девичьи запястья и себя. Чувствуя, что она скользит руками по груди, обхватывает его бока, впивается ногтями. Стонет. Движется. Ничего не отвечает, но ясно, что услышала.
А он… Ему просто страшно, что она могла быть с другим. Что ее могли другому продать. Что каждое сказанное им слово могло быть правдой. И что Анфису это не остановило.
* * *
Аня проснулась, почувствовав, что тянет холодом. Попыталась закутаться в одеяло получше, но не смогла – доступный угол и так был наброшен на нее максимально. Пришлось открывать глаза, пытаться понять, почему она посреди кровати голая. За окном светло. Корнея нет.
Вспомнила… Почувствовала, что в животе становится жарко, губы тянутся в улыбку…
Она не поняла, что с ним случилось. Почему он был таким напористым. Почему набросился. Почему спрашивал то, что спрашивал. Почему говорил то, что говорил.
Как всегда, она просто позволяла ему… И плавилась сама. От действий и слов. Даже не понимая причин и мотивов, не сомневалась, что все это – от переизбытка чувств. Его чувств к ней.
К просто прохладе примешался запах сигаретного дыма. Аня нахмурилась, села в кровати. Спустила ноги, подняла с пола сдернутые в порыве страсти вещи, надела…
Выглянула в коридор. Поняла, что Корней стоит на балконе и курит. Босой. Без футболки даже. Дверь нараспашку. Окно нараспашку. Дымит, дурачок. Случилось что-то…
И от мыслей, что может заставить его так нервничать, по Аниной коже толпой мурашки. Но им нельзя давать волю. Сначала нужно вернуться в спальню, натянуть на ноги носки, достать из комода его свитер, беззвучно подойти к открытой двери…
Корней оглянулся только когда Аня набросила на его голые плечи свитер. Обняла со спины, прижалась ухом к ткани, закрыла глаза.
С трепетом почувствовала, что он кладет свою ладонь на ее руки, гладит… Ласково…
– Скажи мне, что произошло? Что не так? Я что-то сделала? Пожалуйста, скажи. Я исправлю…
Аня шептала, прося совершенно искренне. Меньше всего хотела, чтобы между ними хоть что-то встало. Готова была исправить все, что-угодно. Понять. Принять. Сделать.
Вот только Корней не спешил.
Сначала оглянулся, но видеть ее лицо все равно не мог. Потушил сигарету, заставил обойти себя, не заботясь о том, что свитер соскальзывает со спины. Обнял сам, прижался губами к виску. Обволок табачным дыханием…
– Ты ничего не сделала. Все уже хорошо. Завтра будет замечательно.
– А что случилось? Скажи мне… Я волнуюсь… Я не хочу, чтобы тебе было плохо. Я хочу помочь…
Аня чувствовала, что Корней напряжен. Воспринимала тишину спокойно – он думает. Он не может так сходу решиться рассказывать. Ему надо сначала взвесить. Стоит ли вообще. И каждое слово.
Он вздыхает, отрывается от виска, позволяет и ей вскинуть голову, встретиться взглядами.
Смотрит долго. Уже спокойно. Не так, как по возвращению. Не так, как утром, когда уезжал. И вчера…
– Некоторые люди – моральные уроды, Аня. Имеешь с ними дело, а чувствуешь себя… Как в говне искупался…
Корней сказал, Аня скривилась. Потому что ей не хотелось, чтобы он имел дело с такими людьми. Только вот… Как уберечь? Разве что успокоить потом. Своей любовью укутать. Надежней, чем свитером. Так, чтобы не соскользнула…
– Ты можешь больше не иметь с ними дела? – Аня спросила, глядя в карие глаза. Зная, что углубляться не нужно. Он сказал все, что хотел. Больше не станет.
Сначала моргнул, потом произнес:
– Могу.
– Значит, все… Все хорошо. Их больше просто нет. Договорились? Уродов больше нет. Есть мы. Я есть…
– Спасибо, зайка. За то, что ты есть.
Корней поцеловал Аню в лоб. Она зарделась. Привстала на цыпочки, обняла сильнее, в шею вжалась…
– Пока рано, наверное, Корней…
Сказала тихо, затаившись. Понимая, что ему снова нужно будет время, чтобы вспомнить…
– Почему рано, Ань? – но он вспоминает. Спрашивает… Тянется за новой сигаретой… Аня чувствует это и хочет упредить, но держится. Завтра будет замечательно. А сегодня она еще потерпит.
– Потому что у нас планы… У тебя планы… Лондон. Полтора года. Мне доучиться надо…
– Я тебе куплю диплом. Скажешь, какой хочешь…
Услышала, замерла. Ушам не поверила. Оторвалась, заглянула в лицо…
Непроницаемое. Спокойное. Он смотрел перед собой на город. Он не шутил. Ее Корней, который терпеть не может читерство, не шутил…
– В смысле? – глянул мельком, поймав ее практически испуганный взгляд. Плечами повел. Сделал затяжку, выдохнул дым, струсил пепел…
– Мы же оба знаем, Ань, что все это – больше для меня. Планы. Лондон. Полтора года. Хочешь детей – давай детей.
– Корней… – Аня снова улыбнулась. Но это было скорее нервное, чем счастливое. Она видела, что его снова начинает штормить. Не хотела этого. Но и откреститься от понимания, что сейчас он говорит не столько продуманно, сколько импульсивно, не могла.
Когда-то ведь Корней сказал, что если не думает она – думать будет он. Сейчас, кажется, ее очередь притормаживать.
– Давай мы завтра обсудим, хорошо? Ты успокоишься. Мы сядем…
– Я хорошо подумал, Аня. Завтра ждать мне не надо. Если ты готова – не пей таблетки. И все. Сходим в ЗАГС. Распишемся. Сделаем малого. Будешь нянчиться. Мы же оба знаем, что тебе нахер не нужен ни Лондон, ни Школа. И ССК нахер не нужно. Для меня не надо стараться. Я свой выбор сделал. Ты можешь не сомневаться. Я всегда тебя обеспечу. Защищу. Тебя и детей. Просто будь счастлива. Пожалуйста. Со мной.
От переизбытка чувств у Ани закончились слова. Она снова обняла. Прокручивала в голове. Чувствовала, что по коже мурашки… Но не от холода.
– Можно мне немного времени? – Аня спросила, жмурясь… Почему-то боялась получить ответ. Одновременно оба варианта. Хотела и чтобы он запретил сомневаться… И чтобы дал прийти к решению самой. Девочке, которая так боялась всю жизнь быть брошенной.
– Сколько нужно. Это тоже решаешь ты. Просто знай, что я готов. Забей на планы. Реши, как хочешь ты.
– Хорошо. Я решу. И скажу тебе.
Аня потянулась к губам Корнея. Он поцеловал в ответ. Докурил вторую. Потушил. Закрыл окно.
На балконе по-прежнему было холодно и немного надымлено. Но они не спешили уходить. Аня чувствовала, что дрожит из-за внезапного выброса адреналина. Корней смотрел на город, излучая пугающее спокойствие.
– Все будет хорошо, не волнуйся…
И пусть Аня так и не поняла, что с ним происходит, сказала, искренне веря в свои же слова. А Корней кивнул, обнимая ее так же сильно, как только вернувшись сегодня в квартиру.
