Текст книги "Я научу тебя любить (СИ)"

Автор книги: Мария Акулова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 33 страниц)

Там нечего стесняться, теперь Аня это понимает. Это очень… Приятно. Приятно по-особенному.

Прокручивая в голове его реакции и свои действия, она то и дело чувствовала, что губы плывут, Корней же просто смотрел на нее – спокойно, ничего не говоря, никуда не спеша.

Только вопросу удивился, кажется.

– Да. Все хорошо. – Сказал тихо, как-то неожиданно спокойно даже. Настолько, что Ане захотелось присмотреться получше.

Корней лежал на боку, набросив на бедра одеяло. Она повернулась на живот, впиваясь взглядом в его лицо.

Сглотнула, когда он потянулся к ее спине, прошелся пальцами по позвоночнику, погладил ягодицы, там и оставил…

– Первого марта лечу в Лондон. Личная просьба Самарского. Отказаться не могу. Это на неделю. Да и не стоит отказываться, думаю. Там будет крупный форум. Там будет… Много возможностей. Пока ехал, думал, успеешь ли сделать визу, чтобы слетать со мной. Посмотрела бы своими глазами. Прониклась бы идеей. Лондон – очень запоминающийся город. Особенный. Но, к сожалению, нет. По срокам никак.

Корней говорил, смотря Ане в лицо.

Наверное, искал в нем что-то то ли способное испугать, то ли расстроить. Аня же просто еле-уловимо улыбалась. Слушала… Фиксировала то, что важно. В начале марта его не будет рядом неделю. Это… Очень-очень грустно.

– Не страшно. Потом когда-то. У меня все равно учеба. Да и работа.

Аня произнесла, подтягиваясь чуть ближе к нему. Прижалась на секунду губами к губам, потом снова опустилась щекой на его подушку. Ей было невыносимо хорошо. Спокойно. Уютно.

Стало еще лучше, когда Корней снял руку с ее тела, потянулся к лицу… Сначала провел по волосам – так же, как чуть раньше в душевой, массажируя подушечками пальцев. Потом по скуле вниз до губ… Обвел контур. Еще раз. Нежно. Дальше… Вжал большой палец в нижнюю, усиливая напор. Настолько, что стоило повести в сторону, как губа «поехала» с пальцем, оголяя нижние зубы…

В этом была агрессия. И во взгляде она же. Зажегшаяся резко. И разом сильно.

Не ограничившаяся этим.

Оставив в покое губы, Корней спустился вниз, нажимая на подбородок, заставляя открыть рот. Приблизился к Аниному лицу, перевернул на спину, скользнул языком между ее зубами, целуя так жадно, будто у них не случился секс совсем недавно. Будто оголодал…

Он снова был возбужден. Она – тут же готовой. Женские бедра скользнули по мужским бокам вверх, Аня почувствовала сладкое давление на входе… Вжалась ногтями в плечи, ждала движения… Но никак не слов. Только вот…

– Я знаю. Просто… Блять, Анька… – Корней оторвался, немного отстранился. Смотрел в лицо. Блуждал взглядом. Продолжал давить, но почему-то не спешил вторгаться. От того, каким был его взгляд, по Аниной коже пошли мурашки. Желание. Страх. Злость. Любовь. Там было все. – Тебя так страшно оставлять. Ты бы только знала… – И в словах тоже. Слишком много смысла. Откровенного. Тайного. О том, что живет в нем. Давно и глубоко. О том, что он еще ни разу ей не говорил. – Я чувствую, ты что-то снова отчебучишь. Накрутишь себя, блять. Придумаешь. А мне потом что делать? – И снова злость. И снова страх. И снова любовь. Любви больше всего. В ней можно захлебнуться. Ее так много, что страшно уже Ане. У нее учащается дыхание, она смотрит в его глаза… И не знает, что ответить. Ей становится больно. Ощутимо больно из-за того, что он может оказаться прав, пусть она сейчас и не верит в это. Но однажды ведь…

– Я больше никогда… – Аня начала, не сомневаясь в собственных словах. Знала точно, что на те грабли – больше ни ногой. Ни при каких обстоятельствах. Вот только Корней, кажется, имел в виду не только те.

Не дал договорить.

Закрыл рот поцелуем, все же толкнулся, заполняя разом полностью. Выбивая дух и стон. Сделал несколько таких же отчаянно-глубоких движений. Оторвался.

Аня потянулась за губами, но он не поддался. Вколачивался, смотря в лицо. Впитывая ее взгляд. Прожигая своим. Дальше же…

– Добилась своего, да? – спросил зло, опаляя ресницы опасными искрами, напрочь игнорируя зажегшееся в ее глазах сомнение… – Только попробуй теперь взбрыкнуть, Ань… Только, блять, попробуй.

Растущее вместе с тем, как темнеет его взгляд.

– Таблетки к херам выброшу. Рожать заставлю. С детьми никуда не уйдешь. И мне похуй, что там у тебя за страхи. У меня свои. (прим. автора: максимально нетривиальное признание в серьезности чувств и намерений, я считаю! Кому нужны те кольца, я вас умоляю…)

Сказал, ускоряя темп движений, продолжая прожигать. До самой души. На ее дно. Не позволяя усомниться в том, что сказанное сейчас – не шутка. И не угроза. Что это… О том, насколько она действительно добилась своего. Насколько глубоко пробралась. Своей любовью. В его поры.

– Сука. Сдохну же… Действительно…

Аня закрыла глаза, впиваясь ногтями в его кожу, рискуя оставить царапины. Чувствуя как от страшных слов по телу растекается тепло, она расслабляется… Понимая, что говорить сейчас не надо.

Он все сказал за двоих.

Глава 31

Аня с Корнеем провели субботу вдвоем.

В какой-то момент девушка спохватилась, что Корней так ни разу за день и не ел. Уехал утром, не позавтракав. Приехал днем – получил с порога неприличное предложение, от которого не смог отказаться. И не жалел, кажется, но факт оставался фактом – проблему нужно было решать.

Заказывать еду и ждать было бы долго. В холодильнике, как назло, ничего готового, поэтому за дело, засучив рукава, взялась начинающая хозяйка. По словам Корнея, получилось у нее вкусно.

По тихому бурчанию Ани, ему сейчас все было бы вкусно. Довольный же…

Корней оценил шутку, заулыбался, притянул доморощенного поваренка к себе, отложил вилку, начал шептать на ухо что-то, заставившее нещадно краснеть.

Ане еле удалось вывернуться из хвата. А потом еле остудить щеки холодными ложками.

Невзирая на произнесенные в постели довольно жесткие полные правдивого отчаянья слова, он был безумно доволен. Это чувствовалось. И это вызывало в Ане гордость. Потому что все, как она хотела – из-за нее. Абсолютно. Единственно. Идеально.

Они не выходили из квартиры. Занимались делами под музыку, разносящуюся из аудиосистемы.

А вот на вечер воскресенья запланировали себе «выход в свет»…

Корней предложил поужинать в городе. Аня немного скривилась, но согласилась. Ей до сих пор сложно было привыкнуть к его любимым заведениям. Она никак не могла расслабиться там. Чувствовала на себе груз ответственности. Боялась подвести. Выходила «в люди» будто на сдачу экзаменов. Понимала, что со временем это пройдет, но пока…

Наверное, это для кого-то казалось бы странным, но лучше варианта времяпровождения, чем с ним в его квартире, Аня себе не представляла. Там, где они максимально настоящие. Там, где им уж точно ничто не угрожает. Там, где нет места их страхам.

Вечером просто легли спать в обнимку. Корней чувствовал, что Аня легонько подрагивает, прижимал к себе плотнее. Знал, что это с ней от переизбытка эмоций. Это не страшно. Дышал своим медом, успокаивался сам. День действительно получился внезапно насыщенным. Не столько событиями, сколько чувствами, которые начали выплескиваться. Неожиданно для него самого. И дело ведь не в том, на что она решилась. А в том, что он осознал.

Он так долго и настойчиво готовил Аню к тому, что их отношения – не вечны, так продуманно наказывал… Копить деньги. Думать об учебе. Не романтизировать. Так кропотливо работал над квартирой, в которой потом ей предстояло жить… Просчитывал многоходовки, с помощью которых потом же собирался передавать деньги. Хотя бы поначалу. Пока не встанет на ноги. А получилось… Что именно это понимание – в какой-то момент близости, а сегодня просто возможности наступления «потом» начало его методично уничтожать. Есть ржавчиной.

Он перестал быть к нему готов. Он наконец-то себе же в этом признался.

Ее «потом» убьет его. И это на самом деле страшно.

Стало понятно, что дрожащая в его руках зайка, хрупкая, абсолютно безобидная, содержит в себе то самое яйцо, в котором игла. Кощеева смерть.

Именно об этом когда-то сказал Самарский. Это имел в виду, отвечая на вопрос: «кому она может навредить?». Он был абсолютно прав. «Ему». Самому Корнею. Позволившему себе то, что в целях самосохранения позволять нельзя было.

И ведь этому он тоже учил ее – включай инстинкты, зайка. Ты слаба по природе – будь мудрой.

Теперь же… Он по природе тоже слаб. Он слишком страстен, он не способен на полумеры. Он во всем идет до победного.

Но если в работе это одно, то в любви… Победный – это на самом деле смертельный. Это ужасная зависимость и постоянный страх, что она прервется.

С ее стороны, потому что с его… В какой-то момент он смирился, что, кажется, с концами.

Давным-давно легкомысленно размышлял, что для кого-то Аня станет очень красивой и безумно удобной. Лишь бы с мудаком не связалась. А теперь не мог отделаться от сюрреализма…

Потому что она ведь действительно удобная до невозможности, но он не может успокоиться… Боится, что выскользнет, выпрыгнет. А яйцо ведь хрупкое… Оно ведь разобьется… И игла с ним тоже.

Грузить своими размышлениями Аню он не собирался. Сам пока не понимал, что делать и как себя нормализовать. Но в одном не сомневался – когда хорошо ей, ему тоже хорошо. А значит… Букеты. Минеты. Все, как захочет.

* * *

В воскресенье проснулись поздно. Аня долго не хотела вставать, ластилась, воркотала, щебетала, улыбалась, терлась, выгибалась, провоцировала, хитрила, склоняла лаской… Успокоилась, только когда получила, что хотела. Довольная подскочила. Первой понеслась в душ. Дальше – готовить завтрак.

У плиты Корней и застал ее, проведя под водой времени дольше, чем обычно.

Аня повиливала задницей, приплясывая, мурча что-то под нос. Когда мужчина прижался сзади, вдавливая бедренными косточками в столешницу, повернула голову, поцеловала в губы, заулыбалась сильнее, следя за тем, как он ведет носом, втягивая запах…

– Омлет будешь? И тосты сейчас сделаю. С сыром. Хорошо?

Аня спросила, глядя с неподдельным энтузиазмом, а когда Корней кивнул, касаясь поцелуем ее шеи, отталкиваясь, садясь за стол на свое место, провожала его счастливым влюбленным взглядом. Обожала его кормить. В принципе, обожала его. Но почему-то смотреть, как ест ее еду, всегда было по-особенному приятно. Будто победа всех побед.

Чуть не проворонила омлет. Спохватилась за пару мгновений до подгорания.

Заулыбалась сильнее, потому что получился великолепным – воздушным, пышным, красивым… С красным перчиком, листиками базилика и кусочками ветчины. Поставила тарелку перед Корнеем, сделала кофе, организовала тосты, села со своими – тарелкой и чашкой – напротив.

– Спасибо, Аня, – ответила улыбкой на благодарность. С любовью следила, как Высоцкий наворачивает. Аккуратно, но с неподдельным аппетитом. Все. Дочиста. Зная, как по правилам нужно благодарить повара. – В спортзал сейчас схожу. Ты со мной? – Корней спросил, Аня кивнула, накалывая на вилку кусочек.

Когда его тарелка была пуста, а Аня продолжала бороться со своей порцией, Корней пил кофе, следя за ней. Знал, что Аня всегда смущается от длительного и пристального наблюдения, но не мог отказать себе в удовольствии. Красивая же. И тянет. Смотреть. Трогать. Слушать.

– Вечером часов в семь выедем. Хорошо? – задавать вопросы.

– Да. Хорошо. А что это за место?

– Ресторан просто. Говорят, вид красивый, – Корней ответил вроде как равнодушно, поворачивая голову в сторону окна. Был риск, что Аня уловит иронию во взгляде… Подумает что-то не то. А он просто… Никогда в жизни не выбирал ресторан по критериям, казавшимся важными сегодня. Чтобы, блин, красивый вид. Кому он нужен вообще, вид? Но а вдруг ей? Подружкам рассказать потом. Похвастаться…

– А дома точно нет? – Аня спросила аккуратно, будто прощупывая… Зеленые неуверенные глаза встретились с карими удивленными…

Девушка вздохнула…

– Весь день дома просидели вчера. Не хочешь выйти никуда?

Отвечая на вопрос Корнея, пожала плечами, вызвав новую улыбку. Домоседка все же. И ей правда детей надо, кажется. Будет легальный повод в принципе не выходить. И занятие для души. Мамой Аня будет хорошей. В этом Корней не сомневался.

Ревновал немного – загодя. Потому что она снова ведь плюхнется. Ему достанутся брызги. Объятья – детям. И прячься, кто может… Но это потом будет когда-то… Через пару лет. Что бы ни говорил сгоряча, умом-то понимал, что ей рано.

Замуж сначала взять. Мир показать. Сделать из восторженной скромной девочки пресыщенную жизнью мажорку, пусть и усердную, пусть дотошную и ответственную, но хотя бы немного более легкомысленную. Ей положено. Слишком закапывается. Додать то, чего лишена была в детстве. Позволить закрыть гештальты. Попробовать себя в профессии. Друг другом насладиться, в конце концов.

– Но мы недолго, правда? – Аня снова вздохнула, посмотрела на Корнея, немного хмурясь, а получив кивок с легкой улыбкой, будто успокоилась.

Если недолго – она согласна. В ресторан-то… Может уже мажорка, и она так выпендривается, а он просто пропустил?

Очередной мысленный вопрос отозвался новой же усмешкой. Которую Аня уловила, немного смутилась, опустила взгляд в тарелку, продолжила неспешно есть…

– Ты не думай, пожалуйста… Я тебе благодарна. Знаю, что это ты для меня стараешься. Чтобы я чувствовала себя… Чтобы я не сомневалась из-за того, что у нас вроде как свиданий не бывает. Просто… Мне не очень комфортно… Среди таких людей…

Аня призналась, позволяя себе всего парочку раз оторвать взгляд от тарелки. Корней же смотрел спокойно, задумчиво. Примеряя на себя, не понял бы, конечно. Но немного зная ее…

– Сегодня сходим. А потом – сама скажешь, когда захочется. Договорились? Можем в кино как-то… На свидание. За город поехать. Не знаю…

Корней предложил, Аня расплылась в благодарной улыбке.

Видела, что он хмурится, следя за тем, как девушка откладывает вилку, встает со своего места, подходит, обнимает за шею, целует в щеку, прижимается к ней же…

– А давай просто дома будем? Не хочу в кино. И за город не хочу. Мне тут хорошо. Будем просто… Обниматься и т-трахаться…

Последнее слово произнесла с заминкой, чувствуя себя по-особенному смело и будто бы революционно даже.

Порозовела, когда Высоцкий отклонился, заглянул в лицо, приподнял бровь, ясно давая понять, что он поражен…

– Сейчас рот с мылом мыть будем, зайка, а не трахаться… – сказал спокойно, без угрозы, но Аня покраснела сильней. Опустила взгляд с глаз на губы. Очень захотела поцеловать в них, но чуть больше… Повредничать.

– Тебе можно так говорить. Значит, и мне можно.

Изрекла, снова посмотрела в глаза. Уловила, что бровь еще немного приподнимается…

– Испортил девку… Матом разговаривает, требования выставляет, трахаться ей приспичило… – сказано было вроде как задумчиво, а Аня не сдержалась, стукнула по мужскому плечу, пытаясь вывернуть.

– Корней!!! – и пискнула фирменно, когда не получилось. Он придержал – за талию и голову. Снова прижал ее щеку к своей. Переждал первую бурю, начал гладить по волосам…

– Извини за резкость, Ань. Я каждый раз жалею, как начинаю при тебе… Мне правда кажется, что я тебя порчу. Не в том смысле. Как человека. Не ругаться – нормально. Не начинай. Я все же буду стараться…

– Дело не в тебе, – Аня выслушала, надавила на плечи, немного отстраняясь, заглядывая в лицо. – Просто на работе даже… Я сейчас по-особенному хорошо понимаю то, о чем ты говорил всегда. У нас с ба правда был свой мир. Он сильно отличается от окружающего. И мы воспринимали этот – окружающий – как что-то враждебное. Поэтому он нас и не принимал. А я поняла, что не надо. Ко всему нужно относиться проще. Иначе… Просто не выжить. Я бы, наверное, и сама к этому пришла. Просто немного позже. А благодаря тебе… – улыбнулась, чувствуя, что горло немного сжимает… – Я не уверена, что ты это осознаешь… Но вот сейчас я очень хорошо понимаю. Ты очень сильно обо мне позаботился. Никто так не стал бы. Никто не ждал бы. У виска покрутил бы и ушел. Или… На заднем… И так ведь во всем. Мне безумно с тобой повезло, Корней. Не знаю, за что, но безумно. Меня не расшибло о реальность только благодаря тебе. Это правда. Я люблю тебя.

Корней скользил взглядом по ее лицу, слушая внимательно. Ответить особо было нечего, только кивнуть и легко усмехнуться.

– Меня, обниматься и трахаться. Я помню.

Заключил, получил смущенный взгляд, такую же улыбку и новый тычок в плечо.

– Не волнуйся. Тебя больше. И когда ты будешь старым и уже не сможешь… Я тебя не брошу… – пожалуй, он хотел бы получать другие признания. Но это отозвалось беззвучным смехом, выталкивающим воздух из легких.

– Это обнадеживает, спасибо.

Корней потянулся к своей шее сзади, провел, растирая, кивнул на Анину тарелку.

– Доедай. Вкусно же. И пусти. Я хочу телефон на заряд поставить. После того, как упал, быстро садится…

Аня посмотрела на свой омлет со скепсисом, на просьбу не отреагировала.

Ела, как птичка. На чем живет, Корнею было неясно. Вечно половину оставит, и думай потом… Болеет? Худеет? Что творит вообще?

– Я наелась.

Сказала, пожимая плечами. Подняла взгляд быстро, быстро же опустила. Знала, что мужчина хмурится.

– Давай я лучше телефон поставлю. А ты кофе допьешь. Пожалуйста…

Вытянула руку, ожидая, что он вложит в нее свой мобильный. Смотрела так, будто от этого зависит жизнь. Манипулировала. Немного по-женски, немного по-детски. Чтоб не есть…

И надо бы отходить по жопе, но Корней не стал. Вздохнул. Отдал телефон, потянулся за ее тарелкой.

– Правда вкусно. Не знаю, в чем твоя проблема…

Никогда не брезговал ни есть из одной тарелки, ни пить из общей чашки. Когда Аня удивилась по этому поводу, привычно усмехнулся, напоминая, что они уже и так неплохо преуспели в обмене жидкостями. Смысл жеманничать? Это было справедливо. А его готовность "заметать ее следы" вообще отзывалась в девушке щемящей нежностью…

Аня клюнула Корнея в щеку, пошла в сторону спальни.

И сама толком не знала зачем, но прикрыла за собой дверь…

Подошла к тумбе с его стороны кровати, присела на корточки, потянула за шнур, собиралась включить…

В какой-то момент закусила губу, озаренная идеей…

Когда у них падал телефон, Корней ведь мог дернуть неосторожно и повредить зарядное, поэтому…

Открыла полочку, в которой он – мужчина «все под контролем» – хранил пару купленных на всякий случай запакованных шнуров. Бесился, если в нужный момент нечем было зарядить. Старался, чтобы таких ситуаций не возникало. И если поначалу, когда Аня только узнала, насколько он во всем продуманный, закатывала глаза, теперь понимала – его дальновидности даже в таких мелочах тоже стоит учиться.

Держа телефон на коленях, шарила по полке, одна за другой переворачивая или даже доставая сплошь белые коробки. Банки. Блоки. Шнуры для заряда часов. Шнуры с другим разъёмом. Даже графический планшет…

Добралась практически до самой стенки, когда среди бесконечной белизны увидела коробочку цвета, способного оборвать сердце любой девушки. Насыщенный голубой с отчетливыми бирюзовыми нотками.

И ее оборвалось…

Аня застыла, забыв вздохнуть. Смотрела на нее, понимала, что не надо, но…

Потянулась.

Взяла в руки, поднесла практически к подбородку, закрыла на секунду глаза, зная, что сейчас будет больно…

Очень-очень больно.

Открыла.

Почувствовала, что грудь разрывает, на глазах выступают слезы, дышать становится сложно…

Потому что это кольцо.

То самое, которое она так и не получила. Право на которое потеряла. Сама же убила. Не отложила, а именно убила. Своими руками. Аня это понимала. Это была заслуженная кара, как ей казалось умом. А сердцем…

Просто больно. До невозможности. И зло. На себя же, что такая дура…

Смотреть на украшение, значащее так много, было сложнее, чем на солнце. Еще и слезы мешали.

Но оно было очень красивым. Тонким. Белым. Лаконичным. С бликующим единственным камнем.

Зная Корнея, это точно бриллиант.

И снова стало больно. Потому что…

Перед глазами события вечера, когда она все испоганила. Сомнениями. Волнениями. Глупостью. Детскостью.

По щеке скатилась первая слеза, Аня провела тыльной стороной ладони, ее сгоняя…

Потому что по заслугам. Потому что… Так ей и надо…

Вскинула взгляд вверх, постаралась проморгаться.

Знала, что надо сделать.

Спрятать. Успокоиться. Поставить телефон на зарядное. Вернуться в кухню. Сделать вид, что ничего не находила. Оставить так же глубоко, как оставил он. И не думать больше… Никогда и ни за что не думать, что а вдруг…

– Ань…

Услышав отклик от двери, девушка дернулась. Встала резко, обернулась, зажмурилась на миг, слыша, что телефон падает к ногам, коробочка захлопывается, остается за спиной, а она смотрит на Корнея, вымучивая улыбку…

По щеке катится новая слеза, она достает из-за спины руку, проводит…

– Я просто… – Аня знает: должна что-то сказать, но понятия не имеет, что можно. Просто смотрит секунду, улыбается, снова поднимает взгляд, хлопает ресницами. Мысленно ругаясь с собой же последними словами.

Ну и зачем полезла? Ну вот кто просил-то?

– Ты что делаешь? – Корней спросил, приближаясь. Присел на корточки у ее ног, поднял свой телефон, бросил на кровать, прошелся взглядом по открытой и частично выпотрошенной тумбе, поднялся…

Смотря уже Ане в лицо. Серьезно. Внимательно. Пристально. Слегка прищурившись.

Так, что ей кажется – стало еще больней. Стало хуже.

– Что в руке? – Корней спросил, кивая на ту, которая за спиной.

Аня со звериной силой впилась в текстурную коробку, рискуя ее согнуть…

По нему было видно, что он не отстанет. Видно, что ждет ответа. Ане же…

Ответить нечего. Она жмурится, слезы, успевшие снова набежать на глаза, выталкивает на кончики ресниц. Они уже не скатываются – просто грузными каплями слетают вниз. Одна за другой.

– Руку достань.

И Аня, наверное, была бы сейчас благодарна, чтобы Корней не стал настаивать, сам все понял, оставил ее наедине с собой. Тихонько поплакать. Убрать. Выйти. Но он произносит требовательно, поэтому…

– Я не специально. Я не хотела рыться. Просто… Я подумала, что ты шнур дернул… Что в шнуре проблема… Я хотела шнур… – Аня говорила, продолжая жмуриться и сжимать коробочку за спиной. Смотреть было страшно. Достать тоже. – Прости меня, пожалуйста. Прости. – Но главное – было очень-очень больно. Так же, как когда-то.

– Достань ты руку, Ань…

Очень хотелось милосердия, но за собственную глупость, как известно, нужно платить.

Осознавая, что сама Аня это не сделает. Корней потянулся. Охватил ее кисть, почувствовал дрожь…

Девушка распахнула глаза, посмотрела в его.

– Прости меня. Давай просто на место положим. Пожалуйста. Я… Я не специально, правда… – говорила, желая больше жизни, чтобы он согласился. Чтобы просто сделали вид… – Я знаю, что… Пожалуйста… Я знаю, что ты не хочешь больше. Ты прав. Я… Меня нельзя такую замуж звать. Пожалуйста… Просто положим…

Знала, что он не любит, когда она задалбывает своими бесконечными «пожалуйста», но сейчас иначе не могла. Была слишком близкой к тому, чтобы разрыдаться окончательно и бесповоротно. Позорно.

Такое хорошее настроение в считанные секунды оказалось не просто испорченным. Близким к отчаянью. Сама себе сделала «подарок». Сама себя подставила.

– Ань…

Корней окликнул, Аня замотала головой, снова жмурясь, чувствуя, что он тянет ее руку, зная, что ту самую коробочку уже видит. Заставляет поднять на уровне груди. Так, чтобы виновница Аниных слез оказалась между ними.

– Забери, Корней… Пожалуйста, забери… – и это настолько невыносимо, что девушка пытается оттолкнуть. Коробочку и его руку.

Впечатывает в ткань футболки острым углом, не заботясь о том, что ему может быть больно, отступает, ощутимо бьется о тумбу, кривится… Даже это воспринимая, как заслуженную кару. Ей просто хочется, чтобы все быстрее закончилось. Забыть. Остыть. Потом улыбнуться даже, осознавая, как неловко получилось. Потушить горечь. В очередной раз смириться, что заслуженно…

– Ань…

Только он почему-то не хочет делать так, как она отчаянно просит, продолжая мотать головой. Неужели не понимает, что ей физически сейчас сложно глаза открыть? Неужели…

Девичьи пальцы будто жечь начало. Стало невыносимо. Настолько, что Аня разжала кулак, не волнуясь о том, что будет с кольцом. Упадет – так и надо. В первую очередь ей. Потому что… Все просрала. Сама все просрала…

Рыдания вырвались откуда-то из груди, прокатились по горлу, Аня поймала их ладонями, которые успела прижать к лицу. Затряслась. Попыталась отвернуться. Не слышала, чтобы стукнулось о пол. Но может просто пропустила.

– Прости меня, пожалуйста. Пожалуйста, прости. Я не хотела… Я правда не хотела. Пусти, я…

Собиралась сделать шаг в сторону. Туда, где ванная. Закрыться, успокоиться, умыться. Выйти, посмеяться. Извиниться по-человечески. По-человечески же все объяснить.

Когда он спрячет все на место. Когда поднимет с пола…

– Ань… – но даже это Корней сделать не дал. Преградил путь рукой. Шагнувшая не глядя Аня от нее отпружинила, возвращаясь на место, снова ударившись о тумбу, всхлипнула, чувствуя, что ловушка смыкается – ведь с другой стороны тоже рука. Его. Корней придерживает за плечи, тянет на себя. Зачем-то. В грудь. А ей туда сейчас нельзя. Только еще сильнее расплачется.

– Спрячь его, пожалуйста. Убери. Я не могу… Я знаю, что не заслужила. Что все испортила. Прости меня. Пожалуйста. Когда-нибудь.

Зашептала, продолжая плакать, вжимаясь лбом, костяшками, дрожащим телом в него. Чувствуя, что на затылок ложится его подбородок, фиксирует будто, что одна рука – с коробочкой, держит за талию, тоже впиваясь в кожу острым углом, а вторая водит по спине, потягивая волосы…

– Тихо… Тихо… Слышишь? – Сам же Корней говорит. Спокойно. Совсем не требовательно. Укачивает будто. Убаюкивает. И из-за этого делается еще хуже. Потому что… И это она тоже не заслужила.

Казавшийся уже пережитым корпоративный косяк снова вырос перед глазами. Мелькал кровавыми пятнами бешенного отчаянья. Давил горло. Вырывался всхлипами.

Аня до сих пор раскаивалась. До сих пор мечтала искупить. До сих пор иногда плакала. Пусть он и сказал, что тема закрыта. Она сделала очень плохо ему, но себе – хуже. В сто миллионов раз.

– Почему ты его не вернул? Почему? Надо было вернуть… Надо было… – Аня снова шептала, не ожидая ответа.

Когда Высоцкий сказал правду в Риме, ей было плохо, но как-то проще. Они были слишком близки к тому, чтобы потерять друг друга окончательно и бесповоротно. А это куда страшнее, чем лишиться права быть невестой. Сейчас же… Когда им так долго было хорошо, те внезапно всплывшие воспоминания сделали по-особенному больно. Выстрелили в упор. Разодрали душу. Аня будто на дно ушла в свои терзания о том, как же сильно… И как же глупо… И как же страшно…

– Анька… – из девичьего горла вырвался новый всхлип, дрожавшая осиновым листом зайка вжалась в Корнея еще сильнее, ощущая себя по-особенному жалкой и ничтожной. Это же она его… Это же она его унизила, она все испортила, она должна прощение просить, исправляться, менять что-то… А не он ее успокаивать. Так тихо обращаться. Ласково. С улыбкой будто… – Анька… Рыдать прекращай. Слышишь? – Но он обращается. И рождает в ней новые всхлипы. Новое отчаянье. Новые красные пятна перед глазами. – Анька, мать твою! – Разрастающиеся, пока Корней не произносит громче, требовательнее, пока не приседает немного, берется за ее кисти, тянет в стороны…

Она борется.

Сначала пытается оставить на месте руки, потом хотя бы голову отвернуть. Но Корней не дает толком. Разводит по сторонам, прижимается своим лбом к ее лбу… Поворачивает. Чувствует, как ее слезы отпечатываются на его носу и щеках…

– На меня смотри. – Говорит так, что Аню начинает колотить сильнее. Она пытается мотнуть головой, но не может. И отклониться не может. И увильнуть. Корней дожидается, когда она разожмет веки. Смотрит в глаза вот так еще несколько секунд, потом начинает отдаляться, продолжая держать ее за кисти.

– Я просто зарядное хотела новое, Корней. Просто зарядное…

Реагируя на ее последнюю отчаянную попытку оправдаться, почему-то улыбается. Смотрит несколько секунд в откровенно убитые глаза, не раненные уже. Потом снова тянется к щеке, ведет носом, касается губами. Они соленые. Но его не смущает…

– Не брыкайся.

Предупреждает, дожидается, пока Аня кивнет, отпускает ее руки. Делает полшага назад.

Свои возвращает на исходные – между ними. Крутит коробочку, смотрит на нее. Знает, что Анино дыхание учащается, она снова боится, она снова думает, как бы сбежать… Дурочка. Маленькая.

Корней поднимает взгляд, усмехается…

– Я не успел купить кольцо тогда, Ань. Это… Свежее. – Усмехается еще раз. Чуть ярче. – Ты слегка поторопилась.

И дальнейшая Анина реакция – целиком принадлежит ему.

Сначала недоверие. Потом… Новые слезы. Тяжелые. Две. Красиво скатившиеся по щекам.

У Ани снова участилось дыхание. Растерянная, она смотрела сначала на него, потом на кольцо, снова на него…

Потянулась пальцами к щекам, когда поняла, что плачет как-то совсем нещадно…

– Замуж за меня пойдешь? – Услышала, замерла… – Пожалуйста.

Затряслась, всхлипывая, закрывая рот ладонью, широко распахивая глаза, будто удивленная…

Так и стояла. Долго. Неподвижно.

Только по глазам и дрожи было понятно, что живой человек, а не статуя.

Корней смотрел спокойно и прямо, тепло, как умел, с пониманием… А она прокручивала заново всю свою пятиминутную драму. Осознавала. Сопоставляла. Принимала…

Мужчина думал, что первым делом, как придет в себя, потянется к коробке. А она… К шее. Привстала на носочки, вжалась мокрым лицом, упала в объятья практически, разрыдалась сильнее, может и хотела что-то сказать, но ясно было – не может. Накрыло. Рыдает просто. На ухо прямо. Глушит…

– Успокойся, Ань… – И пусть Корней снова водит по спине, смирившись, отбросив злосчастное кольцо на кровать, чтоб не мешало, пусть пытается хоть как-то вернуть все в норму, но получается так себе… – Да успокойся ты… Успокойся, дурочка… Добилась же, чего хотела… Снова добилась… Можем отменять ресторан, оставаться дома и трахаться. Я все, что хотел, сделал.

Корней говорил, искренне не зная, ему-то что делать. Плакать или смеяться?

У него не было заготовленной речи. Да и куда тут с речью-то, когда она рыдает?

Согласилась?

Отказалась?

Испортила или по-своему сделала, даже лучше?

Вопросов было много, но с ними сейчас явно не к зайке.

Зайка в шоке.

Трясется… Осознает… Замирает… Оторвавшись щекой от его кожи.

Корней готов был поклясться – наверняка смотрит сейчас на дверь, думает опять, переваривает… Потом же внезапно смеется, вновь вжимаясь в шею, вновь трясясь…

От смеха, быстро перешедшего в новую порцию рыданий. Длинных и отчаянных. Искренних настолько, что у него душа наизнанку.

После которых она отстраняется, с силой сжимает его лицо ладонями, несколько секунд блуждала взглядом, впитывая будто, запоминая, чтобы никогда не забыть его усмешку в момент, когда сказала: