Текст книги "The Мечты. Весна по соседству (СИ)"
Автор книги: Марина Светлая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)
– Тебе?
– Ну мы ж с яслей с ней вместе! – грустно ухмыльнулся отец и взялся за сахарницу, однако не раскрыл ее, а повертел в руках и продолжил: – Потом Марат поступил в технарь какой-то, и Тому чуток отпустило – она стала в танцевальный кружок ходить, а я хоть немного выдохнул. Правда, ради этого мне пришлось с ней в пару стать. Представляешь, какой из меня танцор-бальник?
– Да ладно, – подперев голову обеими руками, Женя с интересом слушала отца. – У тебя хорошо получалось. Помнишь юбилей вашей свадьбы?
– Двадцатилетний? – улыбнулся он. – Последний счастливый год...
– У нас есть Юлька...
– У нас есть Юлька, – тупо повторил Андрей Никитич и поморщился. Его губы чуть заметно дрогнули, но он с собой справился, после чего продолжил свой рассказ: – Не знаю... я до сих пор уверен, что, если бы не твое рождение, ничего бы у нас с Томой не получилось. Не воспринимала она меня как... как кого-то, кого можно любить. Хотя, конечно, мы тогда были детьми. В общем, после технаря Уваров ушел в армию, и еще два года все было в порядке. А когда вернулся, жизнь рванула... ну круто так рванула. Это по весне было. Явился Марат... такой бугай. Армия вообще мужчин меняет... иногда даже в лучшую сторону. Ну она и пропала. Вообще. Полностью. Даже в школу не ходила, все с ним где-то таскалась. Ему еще отец мотоцикл купил – они и гоняли. Ну и нагоняли – у нас выпускные экзамены на носу, а она ревет – опять же, угадай кому.
– Тебе.
– Догадливая моя. А я... ты знаешь, дураком никогда не был. Быстро смекнул, что к чему. Марат почти сразу свалил. Якобы работу искать в столице, в вуз поступать... у него, понимаешь, мечты были. Очень хотел прославиться, работать на телевидении. Звезда же. А Тома, брак с несовершеннолетней, ранний ребенок – это все в его мечты не входило. Аборт делать было поздно, да я бы и костьми лег – а не дал. Ну и убедил эту дурёху сказать ее родителям, что это я ее... тобой наградил. Все равно никто правды не знал, уж понятия не имею – каким чудом. Ну разве что кроме бабы Тони, она их застукала как-то в своем втором сарае, у нее диван старый был, но надо отдать должное – смолчала. В общем, так я и стал тебе отцом по документам. Ну и Томкиным мужем тоже... по документам. Правда, сперва меня ее отец чуть не грохнул. Но, видать, пожалел семнадцатилетнего дурака.
Отец замолчал. Женя медленно помешивала давно остывший чай. Потом подняла голову и посмотрела на него.
– Ты жалел когда-нибудь?
– Один раз, – охрипшим голосом ответил он. – Тебе уже года три было, когда Марат снова заявился. Тома решила ему тебя показать, призвать к совести. Думал, сдохну...
– А он что?
– Ну а как ты думаешь? Раз вы обе со мной остались...
– Странно, – задумчиво проговорила Женька. – Сегодня он зачем заявился?
– Не знаю. Откуда мне знать? Может, возраст, – проворчал Андрей Никитич и вдруг встрепенулся, глянул на Женьку и решительно заявил: – Нет, ты не думай о маме плохо, ладно? Она после той истории мне столько всего дала... важного, хорошего – никто столько не дает мужьям. Не знаю, в любви ли дело или в благодарности. Мне хочется верить, что в первом. Вбила себе в голову, дурочка, что мне еще и собственный ребенок нужен, а то что это я чужого ращу. Говорила, что должна и что хочет, а Тома, когда решит себе что-то... ну как с Маратом... нужно много терпения. Ты же помнишь, какая она упрямая бывала? Все лечилась, лечилась. Столько лет угробили. Никак у нас не получалось – ты ей тяжело далась по молодости, то забеременеть не получается, то выкидыш... Сплошные больницы. А она это все ради меня, понимаешь? Хотя мне это было совсем и не нужно, у нас ты была. Какая ж ты чужая, когда я тебя еще у нее в животе чувствовал – Томка как-то разрешила потрогать. И из роддома я тебя забирал. И задницу твою тоже я подмывал, когда Томка падала без сил. Если бы не ты... Жека, если бы не ты – никаких Маличей вообще бы не было никогда. Не состоялся бы проект. И Юлька... она лишь следствие тебя.
– Но мы есть! – улыбнулась дочка. – И будем.
– Да куда ж мы денемся, – улыбнулся Андрей Никитич. – Не сердишься?
– За что? – Женька даже хлюпнула от удивления. – Не говори глупостей!
– Ну что не рассказывали... просто если тебе интересно с ним пообщаться, узнать побольше – я не против. Марат теперь, говорят, мечту осуществил. И правда на телевидении работает. У нас, правда, телевизора нет, – рассмеялся отец.
– Он вряд ли входит в круг моих интересов, чтобы с ним общаться, – Женя не сводила с отца глаз. – Все остальное не имеет никакого значения. Ты – мой отец. Ты им был, и ты им будешь. И не только по документам.
– Значит, я могу выдохнуть и выбросить его визитку?
– Вместе с розами, – подтвердила со смехом дочка. – Кстати, у меня тоже есть новость.
Андрей Никитич приподнял бровь.
– Главдракон увольняется, и ты станешь драконьей преемницей?
– Главдракон вечен, как добро и зло.
– Тогда я уж не знаю, какая еще новость достойна того, чтобы ты игнорировала мои оладьи... тошнит, да?
– Тошнит, – Женька кивнула. – И, наверное, тошнить будет еще долго. Но есть буду. И оладьи буду, и вообще все-все буду. А ты будешь дедом.
Андрей Никитич икнул. Уронил ложку, которой до этого все-таки потянулся к сахару, и растерянно выдал:
– Чьим?
Уникальная клиническая картина!
– Уникальная клиническая картина! – восхитилась врач женской консультации по месту прописки, принимавшая двумя днями позднее будущую мать Евгению Малич в своем кабинете. Глаза ее, блестевшие из-под очков, были круглыми-круглыми, как и она сама. Но характер в ней чувствовался – кремень!
– Редчайший случай! – добавила врачиха, и это Женя еще даже в гинекологическое кресло не села. Так, устроилась на стульчике напротив и только-только раскрыла рот. – Как вы так умудрились-то, милочка, что в ваши годы у вас даже карточки нет, а?
– Да у меня ее даже в обычной поликлинике нет, – немного робея от вида этой представительницы белохалатного племени, пожала плечами Женя. – А здесь-то к чему?
– М-да... – крякнула Зоя Григорьевна – так было написано на двери в кабинет и на бэйджике на ее могучей груди. – Либо у вас крайне скучная личная жизнь, либо вам просто некому надавать по шее. Поскольку в мою компетенцию не входит ни то, ни другое, давайте сначала. Когда была последняя менструация? На всякий случай поясняю: меня интересует первый день!
– В сентябре, – пробормотала нерадивая пациентка и, чувствуя себя школьницей, давшей неполный ответ, быстро добавила. – Числа десятого. Примерно.
– Что значит, примерно? – опешила гинекологиня. – Вы серьезно?
– Я не думала, что может понадобиться, – не менее растерянно ответила Женя.
– О Господи... Слушайте, вы же женщина, вроде! Как это может не понадобиться?
– Так же, как не надобилось предыдущие двадцать лет, – буркнула будущая мамаша.
– То есть это первый ваш ребенок?
– Естественно.
– Хм... – разумеется, озвучивать мысль, посетившую ее, Зоя Григорьевна не стала. В самом деле, на своем веку эта дама повидала немало, но тем не менее, по старинке была уверена, что нет совершенно ничего естественного в том, чтобы рожать первого ребенка в возрасте тридцати семи лет. Впрочем, это было не ее дело, разумеется.
Для того, чтобы отвлечься, она повернулась к медсестре, и проговорила:
– Ирина Ивановна, давайте готовить документы. Тут поле непаханое, как видите.
– Конечно, Зоя Григорьевна, уже занимаюсь.
Зоя Григорьевна же, отпив из стакана прохладной воды, вышла на следующий раунд:
– Значит, числа двадцатого и более точную дату установить возможным не представляется?
– Это очень важно? – пробормотала Женя, смущенно поглядывая на медработниц.
– Для установления гестационного срока беременности – да.
– До пятнадцатого – точно.
– Ясно. У вас цикл нестабильный?
Женя утвердительно кивнула.
– Ну я, разумеется, не буду вам объяснять, что нестабильный цикл может быть признаком целого множества проблем. Вы взрослая женщина, сами должны понимать, и это ваша мера ответственности за собственное здоровье... Тест сделали хоть? Или уверены, что отсутствие менструаций – прямо точно оно. Больше же в вашем возрасте быть нечему.
– Сделала, теперь вот к вам пришла.
– Ну уже полегче, – улыбнулась Зоя Григорьевна. – Ладно, раздевайтесь, усаживайтесь. Вам пока Ирина подготовит направления. А мы пощупаем... ваше чудо. Кстати, – она вдруг замерла и внимательно посмотрела на Женю: – Оставляем же? Я правильно понимаю?
– Правильно понимаете, – улыбнулась ей в ответ и Женя.
– Вот и славно. Потом уже точно не решитесь, – удовлетворенно проговорила гинекологиня и махнула пациентке в сторону кресла. Осмотр провела быстро и, как ни странно, даже в приподнятом настроении. В самом деле – не каждый день встретишь такую испуганную старородящую мамашку с самыми что ни на есть наивными суждениями в вопросах деторождения. Ощущение у Зои Григорьевны складывалось определенно ясное: подопечная ей попалась, как дите малое.
Потому, когда они закончили возню в кресле, а Женя уже оделась, гинекологиня, подписывая формуляры, приготовленные медсестрой, проговорила:
– Вот вам направления, нужно пройти медосмотр. Список врачей, анализы. Мне все равно, в целом, где вы сделаете скрининги, я направляю туда, где бесплатно. Как пройдете все – сразу ко мне. Не тяните, у вас все же возраст, в котором лучше все держать под контролем. Прямо сейчас я проблем не наблюдаю, но... Разное бывает. Побольше бывайте на воздухе. По возможности двигайтесь, если хорошо себя чувствуете, но не переусердствуйте. От занятий спортом, если практикуете, воздержитесь, хотя бы до тех пор, пока мы не будем знать, что беспокоиться не о чем. Поменьше стресса, побольше витаминов и свежей, полезной еды. Ну и... я вам тут препарат пропишу. Пропейте обязательно. К следующему вашему визиту приготовим обменную карту и поставим на учет. Ясно?
– Ясно, – кивнула Женя, забирая все бумаги, попрощалась и вышла из кабинета, чтобы тут же наткнуться на торчавшего под дверью Андрея Никитича, не усидевшего в машине, пока она была у врача.
По официальной причине – он ее просто подвез в больничку. Но Женя прекрасно понимала, что дома он места себе не найдет после всей той старой, «маминой» истории, когда та, лечась от всего на свете, чтобы забеременеть, умудрилась активировать все возможные болячки. То, что у Жени совсем другой случай, понимал любой взрослый человек, включая Малича. Но это нисколько не отменяло паники и практически экзистенциального ужаса, в которые он впал, хотя и пытался виду не подавать.
Вот и сейчас – сидит на скамеечке, нервный, бледный, но бодрится.
– Чего так долго? – недовольно спросил папа.
– Да? – удивилась Женя. – А мне быстро показалось.
И подхватив поднявшегося отца под руку, она потащила его к выходу.
– А что сказали? – гнул он свое, плетясь за ней.
– Сказали, что все хорошо. Не переживай. Велели гулять и хорошо есть. Так что у тебя теперь очень ответственная забота – кормить меня. Свежим и полезным, – рассмеялась дочка.
– Диету какую-то? – осторожно уточнил Андрей Никитич, когда они вышли на улицу и мелкие брызги скучного ноябрьского дождя ударили им в лица.
– Нет, про диету ничего не говорили.
– А про что говорили? – тут же намертво вцепился он в нее. – Может, тебе лучше на сохранение лечь? Или как там? Чтобы под наблюдением!
– Правда-правда все нормально. Сказали спортом пока не заниматься, так я и не занимаюсь. Па! Все будет в порядке.
– А ты уверена, что врач нам подходит? – тут же ухватился за другое Андрей Никитич. – Может, еще куда съездим? У меня день свободный, я готов!
– Па-а-а-а! – протянула Женя. – Хорошо все! Чувствую я себя нормально. Врач тоже нормальный. А сейчас я хочу домой.
– Да, конечно, седлай японца, – рассеянно проговорил Малич, открывая перед ней дверь, и тут же выдал новую сентенцию: – А давай мы тебя рассчитаем, а?
– Беременность – не болезнь, – устраиваясь в машине, сказала отцу Женя. – Поэтому мы оставим меня на работе.
– У тебя там обстановка совершенно нездоровая! – запротестовал Андрей Никитич.
– Обещаю, я буду просто работать и не ввязываться ни во что нездоровое.
– Но если что, – Андрей Никитич уже переместился в водительское кресло и повернул ключ, – то ты не переживай! Мы и без твоей зарплаты справимся, правда. Что я? Зря всю жизнь пашу? Сбережения есть. Тебе вот сейчас чего-нибудь хочется?
– Не-а.
– Странно. Мать всегда чего-нибудь хотела. Не пирожных – так на дачу. А дачи у нас никогда не было, – вдруг совершенно легко рассмеялся Малич.
– Дачу строить не будем, – следом за ним рассмеялась и Женя.
В таком приподнятом настроении, весело переговариваясь, они и отправились домой, в свой вечный курятник, где в настоящее время шел очередной этап борьбы бабы Тони с Анной Макаровной. Обе пожилые женщины, собирали под свои знамена сторонников и обе не желали сдавать позиций. И если с Антониной Васильевной все было ясно, то почему так зверствует тихая, неприметная тетя Аня из первого подъезда – никто не понимал.
Впрочем, эта часть борьбы прошла как-то совершенно вне интересов семейства Маличей, сейчас, под дождем, спешивших пробраться мимо строительных работ к своему подъезду, вопреки пикету, организованному госпожой Пищик и противостоявшему группе музейных налетчиков, приехавших смотреть башню Гунина. В стороне от всего этого безобразия торчал Филиппыч и усмехался в усы, пока его ребята продолжали ковырять фонтан под Жениным подъездом. Клара Буханова как участница пикета усиленно делала вид, что его игнорирует, но совершенно очевиден был и тот факт, что, когда это безобразие подойдет к концу, она, в отсутствие Бухана, затащит Филиппыча к себе на обеденный перерыв.
Вскарабкавшись под всеобщий галдеж на свой третий этаж, Маличи наконец оказались в квартире. Андрей Никитич бросился на кухню – немедленно следовать рекомендациям врачей насчет полезной и свежей еды и заодно теплого питья – ноябрь, не хватало простудиться. А потом его словно бы прострелило. Сначала в области поясницы, потом в башке. И на некоторое время он замер над заварником, глядя как от того поднимаются клубы пара.
Ведь по сути – это не он должен сейчас Жеке чай заваривать.
Ну если по логике вещей судить.
Малич нахмурился. Наполнил чашку. И когда Женька, переодевшись, вошла на кухню, решительно спросил:
– Отца в известность ставить планируешь?
– Нет, – без колебаний, тихо, но спокойно ответила Женя. Так, словно этот вопрос давно для себя решила и закрыла без возможности обсуждений.
– Уверена?
– Абсолютно уверена.
– Не то чтобы я настаивал и в чем-то тебя убеждал... – проговорил Андрей Никитич с некоторым сомнением в голосе: – Но он все же принимал участие в зачатии, вы вместе жили... Ваши отношения – ваше дело, но я не думаю, что это хорошая идея – скрывать про ребенка. Отцом он может быть неплохим, Женя.
– У него уже есть двое детей, – уныло проговорила Женька, глядя в чашку, которую водрузил перед ней Андрей Никитич. – Так что... где проявлять задатки неплохого отца у него имеется. А я не настроена ставить эксперименты.
– Жень, это не эксперименты... Это ребенок. Ему в любом случае нужен... папа. Тем более, Моджеевский с тобой разошелся, а не с детьми. Он не производит впечатление человека, который бегает от ответственности.
– Он не бегает от ответственности. Он от людей откупается. А мне велели избегать стрессов.
– В смысле – откупается?
Женя вздохнула. Они не обсуждали с отцом ни причин ее возвращения в отчий дом, ни обстоятельств тому сопутствовавших. Андрей Никитич не спрашивал, она не рассказывала – не знала, как о таком вообще можно рассказать. А главное – и без того было понятно. Поэтому теперь она некоторое время помолчала, подбирая слова.
– Когда он решил закончить наши отношения... он... переписал на мое имя свою квартиру в высотке и машину, цену которой я слабо себе представляю, если честно, – Женя подняла глаза на отца и негромко проговорила: – И я совсем не хочу сейчас получить какой-нибудь сертификат с номером банковского счета для содержания ребенка.
Андрей Никитич ничего не ответил. Не сразу. Сразу он сидел и переваривал, внимательно глядя на дочь. Его пальцы, до этого слегка постукивавшие по столу, сейчас прекратили свое движение. Он же пытался осознать сказанное и то, что это значит. За окном был ноябрь. Противный и мрачный. Женя вернулась в сентябре совершенно потухшей. Как будто бы это вовсе не его Женя, а только манекен, на нее похожий. Ну и с механизмом внутри, чтобы разговаривала и ходила на работу. Притворялась Женей.
Потом он понял, что молчание затянулось, и проговорил:
– И что сейчас? С этим несметным богатством?
– Понятия не имею, – пожала она плечами. – Я с ним встречалась не ради квартир. Нет, я не стану говорить, что мне не нравилось. Это приятно, когда тебе дарят подарки, катают на собственной яхте и тебе не приходится каждый день мыть посуду и выдумывать, какой суп приготовить. Но если уж говорить о цене, то я бы предпочла, чтобы со мной поговорили, как с человеком, без всех его несметных богатств, а не расплатились, как с девкой.
Андрей Никитич при ее последних словах нахмурился еще сильнее и опустил голову.
– Ладно, понял, – пробормотал он. – Растим сами. Может, хоть он в сапожники пойдет, продолжит династию.
Сами. Конечно же, сами. В случае с Женей иначе и быть не могло. Она отлично помнила, что Роман говорил о ребенке. Их ребенке. Но он говорил и о свадьбе. А если он изменил одно решение, что ему мешает изменить и все остальные намерения?
По вечерам в своей комнате она пыталась нарисовать в мечтах их разговор, который однажды – завтра или послезавтра – мог бы случиться. Вот она набирает его номер. Вот он отвечает, спустя несколько гудков. А потом… Что потом?
«Рома, я беременна».
А вторить ей будет нежный девичий щебет: «Рома, с кем ты там?».
Какая-то исковерканная версия ситуации с Ниной.
Такая глупость! Хорошо, что все закончилась вовремя. Когда еще не успела привыкнуть, врасти так, чтобы пришлось вырывать с мясом и кровью. Теперь можно лишь тихонько грустить, свернувшись под пледом, что мужчина, которого она полюбила, ставший для нее самым важным и единственным, – больше ей не принадлежит. И даже сны, в которых он часто приходил к Женьке, больше не повергали ее в отчаяние, потому что маленькая новая жизнь, живущая в ней, помогала без страха смотреть в завтрашний день.
Но если бы ее спросили, что в действительности испытывает Евгения Малич, она бы не раздумывая ответила, что бесконечно скучает и порой мечтает остаться в том сне, где Роман рядом и крепко держит ее в своих руках, укрывая от всех невзгод.
Так и проходили теперь недели, неторопливо и незаметно. В университете, куда главдракон, словно взмахом волшебной палочки, переманил нового экономиста, пока совершенно неясно, толкового или нет, странным образом было довольно тихо, что позволяло Жене выполнять свою работу без особенной траты душевных сил.
Ташка была поглощена новой концепцией собственной жизни: «Все мужики козлы! Без них проживу!». Дома отец требовательно выспрашивал лишь о том, что было связано с ребенком, и в душу деликатно не лез. Уваров больше не появлялся – его не звали. А сама Женька с нетерпением стала ждать выходных, взяв за правило обязательно гулять по несколько часов в сутки, чему способствовали неожиданно установившаяся прохладная, но солнечная погода и морской воздух, о полезности которого не стал бы спорить даже самый убежденный скептик.
Впрочем, существуют некоторые сентенции, с которыми скептики могли бы поспорить. Например, о том, что судьба человека и за печкой найдет при необходимости. Но мы не скептики. Мы не будем спорить, но лишь утверждать это правило самым уверенным образом – железнодорожным, потому как что может быть увереннее поезда, мчащегося по строго заданному пути и расписанию?
Железная дорога в Солнечногорске пересекала город весьма своеобразным способом.
Выныривая из промзоны, она неожиданно попадала прямо в самый центр и тянулась вдоль набережной так, что из окошек проходящих мимо составов видно было море. А солнечногорский вокзал располагался в начале главной пешеходной улицы, отчего получалось, что, когда на него прибывал поезд, выход к морю с нее оказывался закрыт. Весь городок подчинялся этому правилу. Какие у городка варианты? Звонок – перекрытый шлагбаум – вагоны, вагоны, вагоны.
В отличие от времен года, такие вещи не меняются. Хотя, конечно, в южных широтах и смена сезонов весьма относительна.
В тот со всех сторон приятный день народ праздно бродил по плиткам набережной в свой законный выходной вместо того, чтобы заняться чем-нибудь полезным. Что за радость в таком шатании – одному богу известно, но зато можно посмотреть на толпу, что наполняла привокзальную территорию – встречающих, уезжающих, провожающих, продающих пироги с кроссвордами и, наконец, предприимчивых владельцев квартир, домов и сарайчиков, предлагающих услуги посуточной аренды (пять минут до пляжа, все удобства, с животными не берем).
Приблизительно в 16-00 вокзал принял в свои гостеприимные объятия столичный поезд. С него и сошел бодрой поступью Артем Викторович Юрага с легким рюкзачком за плечами и удивительной способностью радоваться жизни, поселившейся в нем с тех самых пор, как он сам поселился в Гунинском особняке. Поводов радоваться у Юраги было немало.
Его поездка в столичный город к приятелю Владимиру Александровичу, кандидату экономических наук и доценту кафедры политэкономии, – была спонтанной, обещала приятное времяпровождение, но она же открыла некоторые радужные перспективы, хотя изначально планировалось просто побухать вместе. Ну и, как знать, посетить старых подружек, как подбивал его сам Володька.
До подружек, правда, так и не дошло. Сначала Артем получил предложение поработать внешним совместителем и провести курс по практическому маркетингу для перваков в первом семестре (у них там преподаватель на кафедре ногу сломал) – и это было как нельзя кстати в его ситуации. Потом он обнаружил себя читающим лекцию, хотя никогда в жизни этого не делал. Как все это совмещать с жизнью в Солнечногорске, Юрага пока представлял себе не очень отчетливо. Зато точно знал, судьба повернулась к нему правильной стороной и сияет улыбкой.
Закинув рюкзак на плечи и достав из кармана телефон, домой с вокзала Артем отправился вовсе не сразу, а сперва побрел к набережной, где можно спуститься к морю, чтобы поснимать птиц, если повезет. Они начинали слетаться сюда по осени и были почти что местной достопримечательностью, вызывая восторги детишек, приезжих и пенсионеров.
Там, у самой воды, он и встретил Женю, наблюдавшую игры, устраиваемые бешеными чайками. Артем Викторович улыбнулся этой находке и подумал, что жить в маленьком городке – это тоже не так плохо, как ему казалось поначалу, когда его вырвали из привычного ритма жизни. Всегда можно рассчитывать неожиданно повидать человека, по которому очень скучал.
Он включил камеру, запустил видеосъемку и медленно двинулся к Жене, так эффектно смотревшейся на фоне моря и порхающих вокруг нее птиц. Она не видела его, когда он подошел. И тогда Артем негромко ее позвал:
– Можно попросить самую красивую девушку на набережной помахать мне ручкой, будто она рада меня видеть?
Женя вздрогнула и подняла глаза.
– Давайте я просто поздороваюсь и скажу, что рада вас видеть, – проговорила она, чуть улыбнувшись. – Добрый день, Артем.
– Привет, Женя, – сказал он, вдруг обнаружив, что впервые в жизни она обратилась к нему просто по имени. – Вы что здесь? Гуляете?
– Гуляю, – кивнула она. – А вы?
– А я с поезда. По делам мотался. Погода такая хорошая, вот и забрел. Как ваши дела? Выглядите сегодня... замечательно просто.
– Дела мои обыкновенно. И выгляжу я тоже обыкновенно, – продолжая улыбаться, Женя раскрошила остававшийся в ее руках кусочек хлеба и бросила чайкам, еще в воздухе с отчаянными криками накинувшимся на незамысловатую пищу. Артем снял и это, а после выключил камеру и ответил:
– Не-а. Мы столько времени работали вместе, что я хорошо знаю все ваши повадки. Сейчас у вас хорошее настроение, и мне это нравится, потому что, может быть, такая – вы согласитесь вместе кофе выпить. А?
– Нет, кофе не буду, – отказалась Женя. – Мне домой пора. Но если у вас нет иных планов, мы можем дойти вместе.
– Эх, – демонстративно вздохнул Юрага, явно сожалея о том, что свиданию опять не суждено случиться, а потом вдруг спросил: – Меня три дня не было. Как там дела с музеем, не знаете?
– Точно не знаю, но, кажется, среди сторонников бабы Тони наметился перевес.
– Это которая скандалит и пикеты устраивает?
– Она – наш главный поборник справедливости, – подтвердила Женя.
– Да при чем же тут справедливость? Обыкновенный базар развела, не дает людям работать, – рассмеялся Юрага, щурясь от солнца. Его легкая щетина в таком освещении поблескивала золотистыми волосками, но внешний вид даже после ночи в поезде был исключительно опрятен и даже немного смахивал на легкое пижонство. А еще ему через два дня исполнялось тридцать пять. Значит, он хотя бы на пару месяцев окажется ближе к Жене по возрасту.
– Это кому она работать не дает? – удивилась Женя. – Тут уж скорее нам жизни не дают.
– Да ну, – отмахнулся он. – Чем музей может помешать жизни? Тем более, если создать что-то действительно интересное. Честно говоря, я удивляюсь, как это до сих пор даже памятной таблички не висело.
– Люди не могут жить в музее, – возразила она. – При всем моем уважении к Гунину, этот особняк – мой дом. И становиться экспонатом я не имею ни малейшего желания.
– Ну не в вашей же квартире, Женя, посадят билетершу! – парировал Артем. – Это вообще в башне! Там раньше что было? Вместо сарая помещение держали? Это разве правильно? Анна Макаровна, кстати, говорит, что там еще когда-то стекла были витражные. Представляете себе, какая это атмосфера. У вас и так двор особенный, а если в витраж наверху солнце заглянет... Здорово же!
– Анна Макаровна, если ее так интересовал музей, могла бы тогда озадачиваться реставрацией нашего дома, – возмущенно заявила Женя. – Но еще несколько лет назад это вообще никого не волновало. Ни городскую администрацию, ни минкульт, ни Анну Макаровну. А сейчас, когда дом привели в порядок – набежала целая толпа ценителей.
– Ну реставрация требует больших средств, которых никогда на культуру не хватает, – проворчал Юрага, разведя руки в стороны.
– Но эти средства никто даже не пытался искать!
– Сейчас же нашли! – честно говоря, Юрага, слабо представляя, кто оплачивал весь сыр-бор на Молодежной, понятия не имел, что задел несколько болезненную тему, и продолжал развивать эту мысль: – В конце концов, если дело сделано, то просто преступление ничего не предпринимать для сохранения культурного наследия, восстановления памяти и спасения истоков общества от забвения. Вот вы знаете, как много внимания этому уделяется заграницей?
– Знаю, но мы живем не заграницей. И мы живем в этом доме. И даже если кассу музея сделают не в моей квартире, я не хочу каждый день натыкаться на незнакомых мне людей в моем дворе.
– И это единственное, что вас беспокоит?
– Вы о музее или вообще? – усмехнулась Женя.
– О музее, конечно! К вам же все равно будут ходить – там теперь шикарная локация для фотографий.
– Да уж, – уныло пробормотала Женя, а потом рассмеялась: – Баба Тоня напишет петицию о возведении забора и установке КПП.
– Старая вредительница, – точно так же рассмеялся следом за ней и Юрага. Спорить с Женей было одно удовольствие. Даже в пререканиях об этом дурацком музее – столько легкости, как если бы они болтали, обсуждая кино. Так ему казалось. Он зачем-то протянул руку и отвел прядку волос от ее лица, после чего мягко сказал: – Холодно, да? Вы давно у воды, еще не хватало простудиться. Давайте пройдемся, а то и заходите к мне – я вас чаем угощу. С пирогом. Я, знаете, всегда привожу один пирог, когда мотаюсь в столицу. Вкусный, с творогом и фруктами. Там возле вокзала недалеко пекарня, хорошо готовят. Мне хотелось, чтобы вы попробовали.
– Да, идемте, – согласилась Женя и отлепилась от ограждения. – Действительно, пора. Про пирог обещаю подумать. А то вдруг и правда вкусно. Буду знать, что покупать, когда к сестре поеду.
Артем предложил ей руку и, предвосхищая ее протест или игнорирование, заявил:
– Так теплее.
Женя улыбнулась и мотнула головой, отказываясь. Натянула перчатки, которые вынула из карманов, поправила шарф и зашагала к ступенькам, ведущим на набережную. Юрага бросился за ней следом, и далее по лестнице они поднимались близко-близко друг от друга. Потом, точно так же близко, шли под ярким солнцем, заливающим набережную, смотрели на серебрящееся спокойное море и разговаривали. Над их головами носились птицы – чайки и голуби. Вокруг – бродили люди, среди которых так легко затеряться. Пройдешь – и никто не заметит.
И заливистый лай за их спинами отзвучал слишком далеко, чтобы они обратили внимание, но в это самое время золотисто-персиковый английский мастиф отчаянно рвался с поводка, силясь догнать узнанную и любимую им Женю, а его хозяин тянул на себя и пытался удержать.
– Фу, Ринго! Фу! Ну перестань, перестань, а! – командовал он, и сам не в силах оторвать взгляда от двух спин, постепенно скрывающихся в толпе. В груди жгло. Он не ожидал ее здесь увидеть, хотя и помнил, что она любит гулять у моря. Он вообще не ожидал ее увидеть – как будто бы это возможно. И что хуже всего, он не представлял, как это – увидеть ее с Юрагой.
Не с отцом, не с сестрой, не с Ташей. С Юрагой – вечным поклонником абсолютно белоснежных кроссовок и, похоже, пижонских ярких рюкзаков. И даже несмотря на это, издалека они смотрелись вполне неплохо, разве что за руки не держались. Женя и... ее гениальное финансовое недоразумение, которое даже увольнение с работы не заставило укатиться прочь из города.
Что это означает, Роман не знал и, пожалуй, знать не хотел, даже если Фьюжн наконец согласилась на встречу с Art.Heritage. Достаточно было того, что она теперь свободная и вполне обеспеченная женщина. И еще достаточно, что ее это, похоже, вполне устраивает.
И пофигу на проносившиеся в голове мысли. Догнать и отодрать одного от другого. Догнать и спустить на молодого удальца собаку. Догнать и спросить ее: «Теперь-то ты счастлива, Женя?»
Моджеевский скрежетнул зубами и наклонился к Ринго, фыркавшему и никак не успокаивавшемуся. Похлопал его по холке и пробормотал:
– Ну что ты, дружище? А? Спокойно, ну! Пойдем к воде? Гулять, Ринго, гу-лять!
Он решительно потащил животное к пляжу и больше уже не оборачивался.
