Текст книги "The Мечты. Весна по соседству (СИ)"

Автор книги: Марина Светлая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

Эти его слова никуда не делись

Эти его слова никуда не делись, лишив ее сна в ту ночь. И в следующую тоже. И потом, когда прошло время.

Нет, она даже не сразу осознала их. Как такое осознать сразу, когда вот – Ромкин поцелуй, злой и обиженный, но все же оставшийся на губах. А вот – его руки на ее плечах, на ее талии, на животе. Тоже с ней. И его пальцы дрожащие – с ней. И злой голос, которым он выкрикивал злые, обидные слова. Все оставил ей, или она сама с собой забрала воспоминания об этом сумасшедшем вечере, который разум ее предпочел бы не помнить, но вместо этого запечатлел в себе до малейшей детали.

Она ложилась в постель по вечерам и говорила: «Привет, потолок!» Потолок привычно молчал, и они вновь глядели друг на друга, пока в ее комнате отражалось сияние фонарей, иногда меняющееся в зависимости от погоды. Когда от почти ураганных порывов деревья, наклоняясь, заслоняли источник света, наутро она могла привычно врать папе, что плохо спалось, потому что мешал ветер. Когда шел дождь – ей тоже вполне подходило. Барабанил по стеклу, тревожил, заставлял маяться бессонницей. Хуже было в ясные дни и ночи, когда оставались только она и потолок, без посредников. Если ей везло, она проваливалась в сон, но ни разу не выходило проспать всю ночь подряд, и она постоянно выныривала в свою реальность, в которой Моджеевский «рядом, через дорогу».

Что он имел в виду, когда говорил это? Пытался запугать? Или констатировал факт? Одно было ясно – вернулся в свою квартиру и теперь снова в непосредственной близости от нее, отчего она, даже находясь дома с отцом, продолжала испытывать странное неудобство, будто за ней следят. Или приглядывают.

На балкон не выходила – знала, что Роман и круглосуточно может быть на работе, даже по выходным, а все равно таилась, всячески увиливая, боясь, что выйдет – а он там, напротив, курит, пьет свой крепкий кофе без сахара, от которого у нормальных людей вываливаются глаза, и ждет, когда она появится. О, как ей не хотелось доставлять ему подобного удовольствия! Как ей не хотелось хоть на минуту снова чувствовать себя в его власти, как тогда, на крыльце, когда он ее целовал.

И когда это было единственное, чего она желала.

Разумеется, долго так тянуться не могло, и последствия перманентного недосыпа и отвратительного аппетита не преминули ее подкосить на пару дней. Мало ей токсикоза – зашалило давление. Отец возил в больничку. Предложили остаться в стационаре, под наблюдением, она отказалась. Месяц не закрыт – куда ей в палате валяться? Впрочем, главдракон и под капельницей найдет, заявится, приволочет ноутбук, подключит интернет и заставит работать. Даже в коматозном состоянии, без вариантов.

Сейчас, правда, как ни странно, на работе, где стало невыносимо, Любовь Петровна едва ли не единственная, кто не донимал ее, и это было удивительно, поскольку именно ее вопросов Женя по привычке и боялась сильнее всего. Но что-то в главдраконе перещелкнуло. Перемкнуло. Женю она не трогала, однажды даже гаркнув на Ташу, у которой что-то там не получалось, и она дергала Женьку в момент, когда у той опять подкатила тошнота. Видимо, тетя Люба по цвету лица догадалась. Разогнала всех.

Чего не отнять у Любови Петровны Горбатовой, так это ее ни на что не похожих, очень своеобычных принципов, по которым она, плохо ли, хорошо ли, жила свою жизнь. И одним из этих принципов, как оказалось, было бережное отношение к материнству (даже тому, которое идет вразрез с ее интересами). Самой Горбатовой не довелось. Потому она держала слово – спешно искала замену Жене и даже приводила пару человек на смотрины.

В остальном – вокруг творился какой-то мрак. На нее пялились. Ей задавали вопросы. От нее все хотели каких-то деталей. Одна Шань чего только стоила!

«Ты что? Собралась замуж за Юрагу?!» – было первым, что она спросила, когда они бежали вдвоем от Моджеевского в сумерках, едва свернули за угол.

А Женя не собиралась замуж за Юрагу. Она вообще не понимала, при чем тут Юрага. Почему именно Юрага? Что Ромка себе придумал такое, что без конца вещает только о нем? Что тогда, с Юлькой, что теперь! Будто других мужиков нет. Климов вот его воображения так сильно не возбуждал. Интересно, почему, – истерично смеялась Женька впоследствии. Но последнее время и впрямь почти что прониклась – в глазах Моджеевского Артем, похоже, был прямо дьяволом во плоти. Знать бы еще, с чего такая любовь.

Впрочем, какая разница? Если бы Женя не была уверена в том, что Романом как великим дельцом всегда двигают какие-то мотивы его вероятной выгоды, даже если они не очевидны, то подумала бы, что он с ума сошел, как с ума сошли вообще все вокруг, кто лезли ей в душу. Она слышала свое имя под взрывы хохота, когда заходила в соседние кабинеты. Она слышала такие же взрывы за спиной, когда уходила. Она слышала шепотки по углам. Прямые каверзные вопросы в глаза. Она не привыкла к такому пристальному вниманию и все сильнее с каждым днем винила Ромку за этот концерт, на котором они стали хедлайнерами. И теперь каждый так и норовит получить автограф.

Апофеозом творящегося вокруг безумия стал главный юрист, он же глава комиссии по соцстраху, Геннадий Дмитриевич, усадивший ее к себе за стол, когда она поднялась к нему за больничными листами, чтобы взять их в работу. Он предложил ей сначала кофе, а потом – представлять ее интересы в суде.

«К-каком суде?» – заикаясь и глядя на него во все глаза, решилась уточнить Женя.

«Как в каком? По поводу опеки! Наверняка Роман Романович захочет признать отцовство и получить опеку!»

«Зачем ему это нужно?» – вытаращив глаза, недоумевала Женя.

«Ну слухи разные ходят, Евгения Андреевна. А Моджеевский явно заинтересован в вашем ребенке».

«Но я же не собиралась отказывать ему... в общении...» – возразила она.

«На вашем месте я бы не расслаблялся. Словесные договоренности в нашем мире ничего не стоят. Потому решено! Если он подаст в суд – ваши интересы представляю я. По дружбе много не возьму, но контракт рекомендую составить заранее, лучше предупредить риски!» – самодовольно вещал Геннадий Дмитрич, прихлебывал свой кофе и потирал руки. Юрист он был уникальный. Ни одного дела, возбужденного против университета недовольными студентами или бывшими сотрудниками, не выиграл, зато, помимо того, что занимал стул и кабинет в администрации по основному месту работы, еще и договор об услугах юридического характера заключил. Платили ему не только зарплату, но еще и конторе его бабок отваливали каждый месяц – предмет вечных Ташиных возмущений.

«Я... я подумаю, хорошо?» – растерянно промямлила Женя и, получив утвердительный кивок огромной, почти бычьей головы великого юриста, прихватила больничные листы с протоколом и торопливо сбежала из юротдела к себе, по пути чувствуя, как все сильнее пылают щеки, потому как бред.

Ну бред же!

Совершеннейший бред!

Абсолютно все, что происходит с ней и вокруг нее.

Нет, она вовсе не собиралась прощать Моджеевского и после их последней встречи еще больше обиделась, но отсуживать у нее ребенка – он никогда на такое не пойдет. Никогда!

Откуда ей это было известно, Женя даже не задумывалась, ей хватало других мыслей, но в этом почему-то была безусловно уверена. Либо они оба, она и их будущая дочь, будут ему не нужны, что, кажется, вряд ли – судя по его реакции. Либо он будет... как там сказал... рядом, через дорогу. И значит, участвовать в жизни своего отпрыска. И ее.

Женя впервые подумала об этом в таком ключе. И почувствовала, как в ее горле заклокотало горячее и горькое рыдание, которое, как ни держи, прорвется. А потом разревелась на глазах у Ташки. Та, капая ей капли, верещала, что скоро пора будет Женю в дурку сдавать, остальные методы уже не помогут.

«Если тебе без него так плохо, почему ты его не позовешь?! – резонно проворчала она, подсунув Женьке под нос распространяющий свой резкий аромат стаканчик. – Не похоже, чтобы он возражал!»

«Мне без него – нормально!» – упрямо мотнула головой Женя, но лекарство выпила. Нервы теперь были совсем ни к черту. И еще она все чаще думала над тем, что же это он тогда такое говорил. И над его реакциями, которые казались ей абсолютно... адекватными. Адекватными же! Разве можно по-другому? Она от него беременность скрыла – как он еще мог реагировать?

Она не сказала ему про ребенка, и он рассвирепел.

Адекватно.

Адекватно в том случае, если бы не вышвырнул ее из своей жизни. И этот факт перечеркивал всю его адекватность напрочь.

Он сам, к примеру, не сказал ей, что их отношения окончены – и чего ждал? Что она за ним побежит, как другие дуры? Ну так ей не надо!

Это ему что-то бесконечно от нее надо. Является, хватает, лезет целоваться.

Вот зачем он лезет целоваться? Делать ему нечего, что ли? Он поцеловался, а она не понимает, как людям вокруг в глаза смотреть. Будто бы им, двум придуркам, по двадцать лет, ей-богу.  Роману-то хорошо! Это все не у его офиса случилось. А случилось бы там – никто бы и пикнуть не посмел. Ведь он, мать его, Моджеевский!

Но как бы там ни было, а с того дня жизнь ее в который раз изменилась, превратившись в сплошное ожидание. Она знала, что Рома обязательно появится снова, и не представляла, чем это обернется в следующий раз, что он ей скажет, что сделает, в чем обвинит? Почему он все время ее обвиняет, будто бы она в чем-то виновата? Что в его голове?

Она дергалась на каждый звонок в дверь и на каждый звук, издаваемый телефоном. Она боялась иногда брать его в руки и увидеть входящий от Моджеевского. Она вдыхала, когда в расчетный кабинет заходил главдракон или кто угодно другой, и выдыхала только тогда, когда ей выкладывали, чего от нее хотят, и это не оказывалось чем-то, чего от нее хочет Роман – с него станется и на работе против нее интриги плести. Но пока ей везло. Ромка не объявлялся. А она была уверена, что никогда-никогда-никогда его не простит.

Когда он не рядом, так легко в это верить.

А он... он через дорогу!

Хоть меняй внешность, имя и страну!

Лишь бы подальше, чем просто через дорогу.

Жизнь, как известно, любит разыгрывать каламбуры. Судьба – та еще шутница. А мы сами – далеко не всегда понимаем, какая из наших мыслей будет услышана космосом и исполнена. Космос почему-то часто выбирает совсем не те мысли, что нам хотелось бы. Редкостный эгоист этот космос!

Тогда она еще не знала, что пройдет всего неделя, и ей представится возможность исполнить свое в шутку загаданное желание. В смысле сменить имя и страну. Внешность, наверное, пока всех устраивала.

Вечером следующей пятницы, аккурат через полчаса после того, как она вернулась с работы, на ее пороге материализовался взмыленный и окрыленный Юрага, смотрел ей в глаза и широко улыбался.

– Ты начал бегать по вечерам? – усмехнулась Женя, пропуская его в квартиру.

– Не, – еще шире улыбнулся Артем, – не начал. Там погода наладилась, сухо. Весна прямо. Я на велике по набережной гонял. У меня новости.

И с этими словами он решительно вошел и принялся разуваться, а когда разогнулся, выглядел почти торжественно.

– Смею предположить, что-то хорошее. Чай будешь?

– А буду, – вдруг осмелев заявил он, снял рюкзак, вынул из него коробку Жениных любимых конфет и протянул ей. Когда их пальцы на мгновение соприкоснулись, совсем ошалев от переполнявших его эмоций он неожиданно для них обоих шепнул: – Здравствуй.

И быстро поцеловал ее в щеку.

– Здравствуй, – кивнула она, несколько опешив, и взяла конфеты. – Спасибо. Проходи.

С тем и потопала в кухню, где принялась ставить чайник и доставать чашки. Он показался рядом, едва вымыв руки. Вообще как-то так выходило, что Юрага словно бы просачивался к ним в дом и был все ближе к тому, чтобы считаться своим. Пустили лапку на порог поставить, в тепле погреть, и вот он уже всем телом влез. Как это получалось – черт его знает. Но, что характерно, в каждом жесте предельно вежливо, тактично и оттого еще более… тягостно. Ей это категорически не нравилось, но обижать – не хотелось. Потому что Артем Юрага был по-настоящему добрым человеком. Таких немного. Если бы не его дурацкая любовь и навязчивые попытки влезть туда, где он лишний, она считала бы его хорошим другом. Может быть, даже настоящим другом, какого у нее никогда и не было, если не считать виртуального Арта, канувшего в неизвестность, потому что она прекратила всякое общение с ним. Она даже в соцсети не заходила с тех самых пор. С сентября.

Странно, что не скучала. Странно, что даже почти не помнила. Наверное, реал вытеснил эту потребность – общаться с кем-то по душам. Душу изливать она никому уже не хотела и не чувствовала необходимости. В конце концов, кому такое расскажешь, как то, что случилось с ней в последние месяцы.

Потолок – самый благодарный слушатель.

– В общем, мне предложили работу… – ворвался в ее мысли голос Юраги. – Просто потрясающую работу, я о такой уже и не мечтал.

– Какую? – поинтересовалась Женя, приготовив чай и присаживаясь за стол.

– Ты слышала про GICLimited?

– А должна? – рассмеялась Женька, почему-то вспомнив, как на таком же птичьем языке разговаривал с ней Роман в их последнее утро. Кажется, там было что-то про солнечные батареи. – Это не у Маска, нет?

– А? Не! Ну при чем тут Маск! – удивился Артем, будто бы ожидал, что она скажет, что, конечно, слышала про этого его бизнес-монстра. – Это вообще в Канаде. Крупнейшая строительная компания Северной Америки. Они и в Европе, в принципе, строят. Вернее, больше разрабатывают проекты… короче, долго объяснять, но это… понимаешь… они в числе лидеров мирового строительного рынка. Прикинь масштаб!

– Думаю, тебе будет интересно, – Женя отхлебнула из своей любимой чашки. – Тебе же это знакомо?

– Да, я в этой сфере с универа работал… мне нравилось. Но это было у нас, а тут… за океаном! Здорово?

– Думаю, да, – кивнула Женя. – Я очень рада за тебя, правда.

Артем улыбнулся и бросил в рот конфету из распечатанной Женькой коробки.

– И знаешь, что самое крутое? Они сами на меня вышли. Я понятия не имею, каким образом. Буквально позапрошлой ночью… ну я допоздна не сплю… приехал, значит, от родителей. Мать просила помочь оттарабанить в Приморское тетке яблоки, полный багажник… неважно. Так вот, вернулся, засел по вакансиям шляться. У меня это теперь такая развлекаловка. Сижу, никого не трогаю. На часах начало двенадцатого. А мне в почту падает… Слушай, я думал, такое только в кино бывает. А тут предложение поучаствовать в собеседовании. Вчера его и провели дистанционно, и почти сразу же меня утвердили. А на это место по идее конкуренция должна быть – мама не горюй. Ну и прикинь. Я – в Гунинском особняке. И эти в Торонто. Вы, говорят, нам подходите. Я им подхожу, Жень!

Он снова расплылся в улыбке от уха до уха, а потом не выдержал. Вскочил с места и заметался по комнате. Справедливости ради, Артем и правда не спал две последние ночи. Вообще не спал, и сейчас его организм действовал буквально на последнем издыхании. То, что случилось, произвело на Юрагу столь сильное впечатление, что у него голова кружилась – как если бы он в тяжелой схватке с диким зверем победил. Потому что с ним такого произойти не могло. Он прекрасно знал, как работает рынок. Он отлично понимал, что если его уже выдавили, то назад вскарабкаться почти нереально. Но знал он и другое – раз уж случай дал ему этот шанс вырваться, то на сей раз он действительно будет последним идиотом, если позволит себе его упустить. Потому что все, что с ним происходило последние годы, – это все была не его жизнь. А его – может быть, началась заново позапрошлой ночью. Впрочем, нет. Не так. Она точно началась заново.

Он возвращался к себе в новом витке. И смотрел на Женю, ожидая ее реакции, надеясь увидеть что-то похожее на восхищение в ее глазах. Ему это было очень важно, чтобы она видела, каким он может быть, какой он в настоящем деле.

– Это очень здорово! – и правда совершенно искренно восхитилась Женя, медленно следя за его перемещениями. – Такой шанс. Ты же поедешь?

Он застыл у окна и повернулся к ней. Сначала кивнул. Потом озвучил:

– Я подумал, что это отличный вариант… для нас обоих. Но я решил посоветоваться с тобой, от тебя зависит.

– Для нас? – переспросила Женя, и взгляд ее так же застыл на его лице. Она не понимала. Или понимала настолько хорошо, что не верила.

– Да, для нас, – взволнованно повторил Артем. – Я хочу не только свою жизнь изменить, но и твою. Я смогу это сделать, я уверен, Жень. Уедем вместе, и все будет хорошо. Здесь ты никогда не сможешь забыть, что случилось, да и не дадут. И в работе… вот о чем ты здесь можешь мечтать? Никаких перспектив. А там у нас будут совсем другие возможности.

Женька точно знала, что ответит Артему. Но все же задумалась. Предложение действительно звучало заманчиво. Не потому что, как он сказал, возможности и перспективы. А потому что так она могла бы избавиться от Моджеевского на веки вечные. Отъезд не позволит забыть, но и через дорогу там уж точно не будет того, кто беспокоит ее каждый раз, как только появляется рядом с ней. Да просто – одним-единственным фактом соседства. Если бы можно отыграть назад… Если бы было можно – она бы не пошла в то утро год назад по набережной на работу! И жила бы себе свою спокойную упорядоченную жизнь.

Так вот же тебе, Женька, твоя упорядоченная и спокойная жизнь. Соглашайся уехать с Юрагой! Канада – хорошая страна. Будешь покупать Темычу веселые носки, как у их премьера. Ну, чтобы внести в ваш быт хоть какое-то разнообразие.

Она отпила из чашки, почувствовав, что в горле пересохло, и негромко проговорила:

– Спасибо тебе большое за предложение. Но я не могу его принять.

Артем нахмурился. Ожидал? Конечно, ожидал, чего ещё было ожидать, ведь и так все давно было ясно. Но черт побери, всё-таки немножко надеялся, потому что надеяться тоже очень хотелось.

– А просто уехать со мной ты можешь? – упрямо спросил он. – Не знаю... На ПМЖ... Чтобы не быть здесь? Это вполне себе реальный вариант. Попробуй рассмотреть его с деловой точки зрения

– Не глупи, – нахмурилась Женя. – Это реальный вариант для тебя начать все с чистого листа. Воспользуйся им.

– Женя! Ты меня, кажется, не слышишь! – грустно улыбнулся Артем. – Не съем я тебя. Распишемся, чтобы проблем с выездом не было... а потом разберемся. Обещаю не приставать!

– Ты меня тоже не слышишь, – настаивала она. – Я тебя не люблю. И не полюблю, Артем. А там у тебя будет не только новая жизнь, но и новые знакомства. И все у тебя сложится, если ты уедешь один и не станешь питать ложных надежд.

Его взгляд потяжелел. Он отлепился от подоконника и приблизился к столу, за которым она сидела. Расстояние между ними на тесной кухне Маличей сделалось совсем небольшим. И Жене будто бы передалось его волнение и его... отчаяние.

– Но почему? – выпалил Артем. – Я... я тебе вообще не нравлюсь? Чем я до твоего Моджеевского недотягиваю? Я дурак? Со мной не о чем поговорить? Или нудно? Или ты... ты все еще считаешь, что я милый мальчик, и значит, мне ребенка доверить нельзя? Черт! Ну вот что тебе не так? Я же действительно стараюсь! Быть рядом и помогать!

– Ты ведь и сам знаешь, что на такие вопросы не бывает ответов. Ты хороший. И для кого-то ты обязательно станешь самым лучшим. И тебе не придется снова озадачиваться несовпадениями.

– Я три года по тебе сохну... Вот мечта у меня – ты.

– Мечты меняются, Артем. И в этом нет ничего неправильного.

– Иногда меняются не мечты, а мы... мы изменяем мечтам. Или мечты меняют нас. Что, по-твоему, хуже? – проговорил он, и на мгновение ей почудилось, что она знает человека, который мог бы ей задать подобный вопрос. Но только это давно забыто. Дежа вю.

– Мечты нас не меняют, – медленно, задумчиво сказала Женя, сцепив пальцы и заталкивая внутрь накрывшие ее на мгновение воспоминания о севере посреди лета. – О чем бы мы ни мечтали – мы такие, какие есть. Просто не все случается вовремя.

И теперь вздрогнул он, потому что был только один человек, который мог бы ему так ответить. Кто-то, как ему казалось, кто говорил с ним на одном, понятном обоим языке. Может быть, потому что на самом деле каждый из них вел бесконечный разговор с собой. И каждый из них нуждался в том, чтобы хоть с кем-нибудь делиться важным.

– Если бы я стал ухаживать за тобой раньше, чем ты на Моджеевского дораду перевернула, у меня были бы шансы, что сегодня все было бы иначе? – облизнув губы и неожиданно севшим голосом спросил Артем.

– Не знаю. Правда не знаю…

– Жень...

– Что?

– Я думал, у меня день сегодня удачный. Все так отлично складывалось, – он мрачно усмехнулся и наконец отошел от нее. Подошел к своей чашке с чаем, сделал глоток. – Мы с тобой одинаково любим сладкое и гулять по улицам. Что-то могло бы и получиться.

– Может быть, и могло, – Женя пожала плечами и тоже посмотрела в свою кружку. – А сейчас не может.

– Ладно, я понял... Если решу уехать, пришлю тебе открытку и буду иногда сбрасывать фотки Торонто. Или куда еще занесет.

– У тебя все обязательно будет хорошо, – кивнула Женя. – И я очень рада за тебя.

– Ты не передумаешь?

– Нет, Ром… – быстро отозвалась Женя и испуганно осеклась. Резко вздрогнув, Юрага пролил на себя чай, едва не уронил чашку и растерянно посмотрел на нее.

– Черт... – сдавленно выдохнул он.

Женя отвела глаза и молча смотрела в темный провал окна. Она видела там весеннее утро почти год назад. Мужчина, похожий на Ричарда Гира, собака, не обращающая внимания, что именно в этот миг две линии двух еще чужих друг другу людей пересеклись в одной точке. И машина. Которая, оказывается, ей нравилась! Которая, вероятно, демонстрировала тот особенный размах, с которым Роман подошел к оплате.

Женя тряхнула головой, от чего воспоминания развеялись, и проговорила, не глядя на Артема:

– Скоро весна. Хорошее время начинать все сначала.

– Я попробую, – услышала она в ответ. А потом, вслед за звуком его голоса, раздался негромкий стук – Юрага поставил чашку на стол. – Я пойду... я еще своим не говорил ничего... будет буря.

– У тебя получится, – уверенно проговорила Женя на прощанье. Ответом ей стала его неловкая улыбка.

Больше он уже не приходил. А спустя несколько месяцев в почтовый ящик Гунинского особняка действительно упадет открытка из Торонто с изображением береговой линии и их знаменитого Си-Эн Тауэра. Открытку вытащит Андрей Никитич. Улыбнется себе под нос и отдаст Женьке при первой же встрече. Но это будет потом.

А сейчас Артем шел в соседний подъезд, чтобы пробовать и правда думать, как жить дальше, строить планы и уже по-настоящему начинать все сначала.