Текст книги "Целуй и танцуй: в поисках любви в Буэнос-Айресе"

Автор книги: Марина Палмер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)

Что касается Пабло, эмпанадас и здесь сотворили чудо. Просто не могу поверить, но сегодня он мне улыбнулся! Я чуть не потеряла сознание.

15 октября 2001 года

Поскольку Инесс переехала в Буэнос-Айрес, я стала проводить намного больше времени в суровом мире аргентинского «высшего общества». Не то чтобы я стремилась избежать этого, просто у меня совсем не оставалось времени. Хотя теперь, после утомительного дня, когда я все время находилась под пристальными взглядами и показывала все, на что способна, меньше всего мне хотелось идти на милонгу. В любом случае больше я в них не нуждалась, поскольку теперь я работала и у меня был партнер, пусть даже на самом деле я не его партнерша. Итак, Пабло снова вернулся к привычному для меня поведению. Но я и не рассчитывала, что влияние эмпанадас будет длиться вечно.

Как уже сказала, теперь я с большим удовольствием принимаю приглашения, не относящиеся к танго. И, честно говоря, мне приятно для разнообразия проводить время с людьми, которые, как говорит мама, умеют держать нож и вилку. И ничто так не успокаивает после целого дня отбивания ног о мостовую, чем когда рука в белой перчатке подносит вам серебряный поднос с бокалом шампанского и канапе. Но это страшный секрет! Не хочу, чтобы об этом узнал кто-нибудь из Мира Танго. Особенно Фелисия.

Ha прошлой неделе Инесс и Хуан Карлос устроили обед на шестьдесят человек, на крыше. Как обычно, меня представили как эксцентричную танцовщицу танго. Как обычно, вначале воцарилось смущенное молчание, поскольку никто не знал, что можно сказать, а затем градом посыпались вопросы. Все гости принадлежали к тому классу аргентинцев, которые скорее умрут, нежели позволят застать себя за таким занятием, как танго. Слишком пролетарский танец. Вот почему они рассчитывали, что я смогу компенсировать им отсутствие танго и немного пощекотать нервы. Ведь я побывала на самом дне и вернулась обратно, поэтому они желали получить от меня полный отчет. И, как обычно, я постаралась угодить им. Единственная причина, по которой увлечение танго сходило мне с рук, заключалась в моем иностранном происхождении. Когда речь шла обо мне, танго считалось просто очаровательным, но лишь потому, что я не их дочь, сестра или жена. Им особенно нравилось то место, где я рассказывала о своей зарплате. Пятнадцать долларов в день! Не сомневаюсь, их прислуга зарабатывает больше. Слыша о таких деньгах, мои знакомые были готовы смеяться до упаду.

Но, как бы ни радовал меня их смех, все же и огорчал. Он был стеной, разделяющей нас. Я чувствовала себя немного шизофреничкой – я не была своей ни в одном из миров. Ни здесь, ни на улице. Меня прозвали bicho raro (белая ворона, занятная штучка) и те люди, и эти. Однако порой стакан казался мне наполовину полным. Особенно когда я упоенно себе внушала, что мне повезло: у меня два дома вместо одного.

17 октября 2001 года

Сначала я его не узнала. Однако блеск в глазах заставил меня подозревать, что такой восторг не может быть вызван лишь безупречной техникой, которую мы с Пабло продемонстрировали, исполняя поочередно кросс очос назад (партнер ведет партнершу и зеркально повторяет ее движения.) И вдруг меня озарило. Мальчик из метро! Уже во второй раз я отметила, какой он хорошенький. Что он тут делает? Где-то рядом работает? Я заметила у него в руках сумку, бедром он опирался на велосипед.

Только в Аргентине посыльные могут выглядеть так божественно! Но, глядя на него, я испытывала одновременно и разочарование, и какую-то смутную тоску.

Когда мы закончили танду, он подошел поздороваться и сказал еще что-то приятное и очень лестное по поводу моего «исполнения». Он стоял совсем рядом и буквально сверлил меня взглядом – так, что мне даже вспомнился какой-то персидский принц из сказки. Вблизи он (юноша) оказался еще краше, хотя обычно мальчики-студенты меня не привлекают. Но в данном случае молодость поклонника показалась мне даже сексуальной. То, как неотрывно он следил за каждым моим движением, лишь усиливало мое чувство. Как грустно, что вблизи он не только выглядел привлекательней, но и казался еще моложе. По неким признакам я определила, что этот паренек уже достиг половой зрелости – по меньшей мере год назад, возможно – два. (Знаю, знаю… Но клянусь – я не нарочно!) Что бы вы ни подумали, я вовсе не хочу походить на Мориса Шевалье в женском обличье и никогда не напеваю на ходу: «Слава небесам за маленьких мальчиков». (Разве что иногда, когда стою под душем.)

Но, ваша честь, что еще остается одинокой девушке? Разве она повинна в том, что к ней маленьких мальчиков тянет как магнитом? Неужели она должна отказаться от щекочущей чувство возможности познакомиться с парнем лишь потому, что он родился не в том десятилетии? Разве этот ее поступок – проступок, и достоин сурового осуждения? Особенно с учетом того, что вряд ли у нее есть хоть какая-то перспектива хм… романа – ни в ближайшем, ни в отдаленном будущем. К тому же разве нас не учили, что всегда вежливее и благороднее принять подарок, даже если вам, скажем, положили под елку колючий шерстяной свитер? То есть совсем не то, о чем вы мечтали? А если вы отвергнете предложение из соображений, что это «ни к чему не приведет», – а на следующей день вас собьет машина? Что тогда? Разве нельзя считать, что вы напрасно упустили свой шанс? Я хочу сказать, разве не стоит (учитывая все эти соображения) дать мальчику электронный адрес, о котором он так просит? Я знала, вы согласитесь со мной, ваша честь!

И вот сегодня утром мне пришло сообщение. От него. (Раз он умеет писать, то не может считаться таким уж ребенком.) «Принцесса!» – так начиналось его письмо. (Начало, на мой взгляд, неплохое.) Дальше письмо было таким же многообещающим, с многочисленными комплиментами по поводу моего таланта (о, это всегда приветствуется!) и моих глаз, которые «разожгли в душе огонь», а также другими избитыми (но весьма действенными) фразами.

И сегодня вечером он пригласил меня сходить куда-нибудь на чашечку кофе. Подумайте только, он взял на себя труд прийти снова и посмотреть мое выступление. Что я могла поделать? У меня же был перед ним должок, верно? А если и не перед ним, то перед собой. Прошло уже слишком много времени с тех пор, как мои отношения с кем бы то ни было получили хоть какое-то развитие. Нет, не могу даже припомнить, когда это со мной было. Ах, ну да! Вспомнила… Но лучше б я этого не делала. Забыть, забыть все! И поскорее…

21 октября 2001 года

Свидание я назначила в кафе напротив моего дома. В этом вся я: всегда на шаг опережаю события.

Официант подошел к нам и принял заказ. Он состоял из кортадитос [76]76
  Кубинский кофе с небольшим количеством молока.


[Закрыть]и двух порций блинчиков, облитых дульсе де лече, если говорить прозаично, хотя в дульсе де лече нет ничего прозаичного. Когда-то я раздумывала, не стать ли мне анорексичкой, но когда поняла, что мое решение означает – больше никакого дульсе де лече, то сразу же передумала. Не понимаю одного: почему все девушки здесь такие худенькие? Ведь одна чайная ложка этого десерта содержит около двух миллионов калорий, а они кладут дульсе де лече во все, когда не едят его ложкой прямо из мисочки. Лично я даже не утруждаю себя тем, чтобы взять ложку.

Выслушивая восторги по поводу своей неземной красоты, я размышляла, стоит или не стоит заказывать вторую порцию блинчиков. Мне потребовалось призвать всю имеющуюся у меня силу воли, чтобы не поддаться искушению. А пока я боролась с демоном дульсе де лече, то спрашивала себя, а не заказал ли мальчик из метро экземпляр «Сирано де Бержерака», прежде чем сесть писать мне письмо? Несмотря на мои подозрения, с каждой минутой он казался мне более и более привлекательным – о, эти пронзительные глаза! – но, боюсь, наш разговор становился все менее увлекательным. Собственно, и разминочное verso (обычная аргентинская болтовня о вашей неотразимости) показалось мне не слишком-то оригинальным, однако все же лучше оно, нежели беседа о футболе, которой он принялся меня потчевать. Если и есть в мире что-то скучнее машин, так это футбол. И не спрашивайте, как я перешла от А к Б, но внезапно я осознала, что почему-то думаю о Фрэнке. Потом одна мысль повлекла за собой другую, и я поймала себя же на том, что спрашиваю юношу, не хочет ли он подняться ко мне. Ну ладно, может быть, я и не удосужилась его спросить. Вполне допускаю, что я его скорее спровоцировала.

Он был слегка ошеломлен. Видимо, не ожидал, что все окажется настолько просто. Как я уже говорила, аргентинские мужчины и не надеются, что в отношениях с женщинами наберут счет так же быстро, как в футболе. Но каким-то образом моему Сирано удалось побороть панику, сдержаться и не броситься опрометью из кафе, как большая часть аргентинских мачо поступили бы при сложившихся обстоятельствах. Возможно, во многом и потому, что я крепко вцепилась в него и тащила за собой через дорогу почти силой.

Как только мы очутились у меня, его робость усилилась и к тому же оказалась заразной: я начала сомневаться, что еще помню, как все делается. Чтобы сгладить возникшую между нами неловкость, я принялась «увлеченно» показывать ему свои диски. Его восхитило, какое у меня множество записей с музыкой танго. Пока он перебирал их все, я юркнула в спальню и облачилась в ночную сорочку. Может быть, она поможет нам создать нужное настроение? Плюс музыка. Эрнесто (если я упоминаю его имя только сейчас, то вовсе не потому, что он для меня являлся лишь сексуальным объектом, а потому… ну ладно, именно по этой причине). Так вот, пока меня не было в комнате, Эрнесто включил запись Адрианы Варелы, самой знаменитой сейчас певицы танго. Он закончил играть в диджея, однако по-прежнему не подходил ко мне ни на шаг ближе. Казалось, он прирос к полу и не подавал никаких признаков того, что вообще собирается сдвинуться с места, ни сейчас, ни в дальнейшем. Его нерешительность заставила меня действовать – я сама подвела его к дивану. И предложила ему что-нибудь выпить. Он заявил, что ничего не хочет, поэтому мы просто сидели и слушали музыку.

Я начала чувствовать себя совсем глупо в своем облегающем ночном одеянии, но он вдруг нагнулся и поцеловал меня. Ожидание того стоило: поцелуй оказался столь же волшебным и сладким, как дульсе де лече, которым были политы наши блинчики. И хоть я проводила целые дни в объятиях мужчины (если так можно назвать Пабло), все равно успела забыть, как же это приятно. И моему телу не потребовалось много времени, чтобы пробудиться к жизни. И, по-моему, что-то еще пробудилось – во всяком случае, мне так казалось. А потом уж не знаю, что на него нашло. Сначала он полз как улитка, а теперь лихорадочно изо всех сил пришпорил лошадей – принялся стаскивать с себя одежду, причем сразу всю. Оделся он, к сожалению, несообразно случаю: рубашка его была со множеством пуговиц, но больше всего раздражали, конечно, те, что на манжетах. Наконец ему надоело с ними возиться, и он рванул ткань так, что пуговицы разлетелись по всей комнате. Потом схватился за брюки, но пряжку заклинило. Ремень тоже пришлось дернуть – только так он сумел высвободиться. Какое счастье, что хоть джинсы у него не на пуговицах! Он открыл верхнюю кнопку на гульфике и расстегнул «молнию». Джинсы тут же упали на пол, открыв миру шорты с названием его любимой футбольной команды. И он забыл про обувь: джинсы застряли где-то у щиколоток. Он стоял так с совершенно беспомощным видом, и мне пришлось поспешить ему на помощь. Я нагнулась, развязала шнурки на его кроссовках и стянула их с него, пока он подпрыгивал сначала на одной ноге, потом на другой. В конце концов от обуви мы избавились и можно было избавиться от остального. Он так и сделал. И стоял теперь передо мной полностью обнаженным.

О нет!

Тот, кто уверяет, что размер не имеет значения, очевидно, абсолютно не представляет, о чем говорит.

Да, меня постигло разочарование. И это еще мягко сказано. Однако в качестве утешительного приза я могла лишь проявить немного великодушия в виде минета. Хотя если кто-то и нуждался в утешении, то явно не он. Казалось, он полностью доволен таким окончанием нашей встречи, и из-за этого я почувствовала себя еще ужаснее. Когда я закончила, мне лишь чудом удалось сдержать слезы при мысли о том, что, когда он уйдет, утешить себя смогу лишь я сама. Как всегда, черт возьми.

Теперь я предпочла бы, чтобы Эрнесто попросту сбежал из кафе: тогда я сохранила бы уйму времени и энергии плюс шесть пуговиц на его рубашке.

30 октября 2001 года

Я забралась в такси и молилась про себя, чтобы мне хоть один раз позволили насладиться спокойной поездкой без всякой болтовни. Я чувствовала себя морально опустошенной. Впрочем, как и обычно. Но даже понимание причины столь ужасного состояния ничуть не помогло. Мне хотелось лишь одного: чтобы меня оставили в покое и я могла бы погрузиться в свою тоску под звуки симфонического оркестра Анибала Тройло. И не важно, что местная радиостанция, передающая танго, на которую настроился шофер, проигрывала битву потрескиваниям и помехам, сбыться моей мечте было не суждено.

– Вы замужем? – осведомился Нестор (имя моего водителя, судя по его правам, прикрепленным к спинке его кресла сзади).

Да, вопрос, который входит в блок из трех обычно задаваемых вопросов наряду с «Откуда вы?» и «Как дела?».

– Но ведь у вас наверняка есть парень? – Он явно считал, что задает риторический вопрос, ибо на предыдущий я ответила отрицательно.

– Как, черт возьми, такое возможно? Одна?! Такая симпатичная девушка? – вскричал он в ужасе.

Именно тогда я поняла, что нахожусь в крайне неприглядном положении – ведь мне придется опровергать его слова снова и снова. Он говорил таким тоном, каким обычно говорят с тем, кто совершил гадкий проступок.

А действительно, как? Я уже потеряла счет, сколько раз слышала похожую песню. Почему все начинают автоматически считать, что если вы одиноки, то что-то не в порядке именно с вами? Почему они ни на секунду не задумываются, что, возможно, причина вашего одиночества не в вас?

Как же я устала объяснять всем, что я одинока вовсе не потому, что хочу кому-то насолить.

– Я была бы более чем счастлива объединиться! Просто познакомьте меня с тем, кто (а) привлекателен, (б) умен и (в) приятен, и я буду с ним! – говорю я таксисту.

Но, очевидно, я прошу слишком многого. Видимо, подразумевается, что я должна быть удовлетворена одним из следующих вариантов:

приятен и привлекателен, но не умен;

привлекателен и умен, но неприятен;

умен и приятен, но не привлекателен;

умен, и приятен, и привлекателен, но обладает крошечным членом.

Нет! Я предпочитаю нести свой крест одиночества вечно. Все вышеперечисленные варианты не для меня. Да, порой мне бывает одиноко, несмотря на все захватывающие разговоры, которые я начинаю вести сама с собой на автобусных остановках. Но ведь когда находишься на вершине, всегда чувствуешь себя в одиночестве! И я не могу дать волю чувствам и заявить им об этом прямо в лицо, иначе меня побьют камнями за то, что я такая надменная стерва. Вместо этого я лишь пожимаю плечами, принимаю смиренный вид и соглашаюсь с непроизнесенным предположением, что, видимо, со мной что-то не так. Потом я еще раз пожимаю плечами, и со стороны кажется, что я и в самом деле искренне извиняюсь за отсутствие у меня бой-френда.

Я как раз разыгрывала представление с пожиманием плечами для Нестора, который даже повернул свое зеркальце заднего вида так, чтобы получше рассмотреть меня. Я приняла решение любой ценой избегать всевозможных светских бесед, поскольку действительно была на грани нервного срыва. Тем не менее у меня не вышло сдержаться, чтобы не подергивать головой в такт мелодии «Уно» [77]77
  Хард-танго группы "Мьюз".


[Закрыть]. Мелодия прорывалась сквозь шум и треск. От Нестора, который смотрел больше на меня, чем на дорогу (мы пару раз чуть не врезались), это не укрылось.

– Вам нравится танго? – спросил он. Ах да, еще один из непременно задаваемых тут вопросов!

Если бы я чувствовала себя не такой усталой, то непременно ответила бы, что это еще слишком мягко сказано. Я бы воскликнула: «Amo el tango! – Я люблю танго!» Возможно, я бы даже приняла вызов и заверила его: «Я живу и дышу только им!» Почти наверняка я принялась бы объяснять, как оно изменило всю мою жизнь, а потом непременно рассказала бы, что танцую его a la gorra («передавая шляпу по кругу») на Флорида. В любом случае именно такие разговоры я веду с большинством водителей. Но только не сегодня. Я знала, что если сейчас упомяну о своем участии в «самом популярном шоу танго в мире», он больше не закроет рот. Поэтому, чтобы не провоцировать водителя на словесную диарею, я сказала только «Si». И ни слова больше – что было действительно трудно, поскольку обычно я желаю угодить собеседникам и чувствую себя обязанной отвечать на любой вопрос во всех подробностях. Однако в тот день я не собиралась никому угождать. Ни за что.

Однако у Нестора были другие планы:

– Я музыкант. Вовсе не водитель, честно. Играю на контрабасе в оркестре, исполняющем музыку танго. А этой поганой работой начал заниматься на прошлой неделе. После двадцати лет нам указали на дверь! Мы играли в «Вентане». Вы слышали? Casa de tango. Туда обычно привозят туристов. Только бизнес не всегда шел хорошо. И все же нельзя так поступать! Не после стольких лет! Видимо, нужно подать в суд, – услышала я.

– Мне очень жаль… – Я не смогла удержаться, чтобы не посочувствовать ему. Но я твердо решила: ему не удастся меня разговорить.

– Они сказали, у них не осталось выбора. Люди больше не желают платить деньги. Эта страна… Она скоро будет похожа на бурлящий котел! Тут даже хуже, чем в Африке!

Сколько раз я уже слышала это. Я что-то промычала в ответ: вроде и среагировала, но все-таки не заговорила. Однако Нестора было не остановить:

– И что же, скажите, иностранка делает здесь, на краю света? Не вижу в том смысла! Все, наоборот, рвутся уехать из страны.

Да, это еще один из обязательных вопросов! Конечно, я испытываю искреннее сострадание к тем, по кому ударил экономический кризис. Но хорошо бы меня прекратили спрашивать об одном и том же снова и снова! А то мне начинает казаться, что я тут нежеланный гость!

Я не клюнула на приманку. Притворилась, что считаю его вопрос очередным риторическим. Нет, ни за что не попадусь на удочку и не стану рассказывать, что для пребывания здесь у меня есть действительно веская причина. Пусть даже любимым делом я занимаюсь на улице.

Казалось, Нестор не обратил внимания на то, что я оставила его вопрос без ответа.

– Вот моя визитная карточка, – сказал он, повернувшись и разглядывая меня. – Позвони, и мы сходим куда-нибудь! – Он облизнул губы.

Не хочу быть жестокой, но Нестор не совсем мой тип. Хотя я прекрасно понимаю, почему он считает меня своим типом.

В тот день я выглядела не лучшим образом, и это еще мягко сказано. Позади него сидела особа женского пола, которой на вид можно было дать от тридцати одного до ста одного – так уж она выглядела. Ее неухоженные волосы взывали к тому, чтобы она как можно скорее пошла к парикмахеру и закрасила отросшие корни волос. Ее лицо, усеянное прыщами, распухло, будто отекло. Ляжки готовы были разорвать серые тренировочные штаны. Теперь вам ясно, почему Нестор считает, что делает мне огромное одолжение?

– Suerte! (Удачи!) – сказал он, когда я выбралась из такси.

– Igualmente! (И тебе тоже!) – ответила я бодро, что, несомненно, выглядело немного странно, учитывая мое явно тоскливое настроение на протяжении всей поездки. Можно было задаться вопросом: откуда взялся неожиданный всплеск энтузиазма?

Первое: я в восторге от того, что скоро смогу войти в свою пустую квартиру и меня наконец оставят в покое. Мне ни с кем не придется говорить и не придется выслушивать ничьи дурацкие вопросы.

Второе: я хотела компенсировать свою, вероятно, несправедливую оборону, то пассивно-агрессивное молчание, с которым я встречала все попытки Нестора завязать со мной разговор. Такого отношения Нестор все же не заслужил и потому заставил меня испытать ужасное чувство вины, которое и вылилось в абсурдно бодрое прощание.

Вот и все причины для энтузиазма…

15 ноября 2001 года

Когда ко мне подходят незнакомые люди и говорят, что я заставила их прослезиться, или пробудила в них давно забытые воспоминания, или я вдохновляю их – я чувствую: все мои страдания того стоят. А еще, не стану отрицать, моему самолюбию льстит, когда меня узнают:

– Hola, Griega! – восклицают они, видимо, считая, что если они меня знают, то это достаточное основание для того, чтобы и я их знала.

Вообще-то подобное поведение порой приводит к весьма неловким ситуациям. Однажды я шла по авенида де Майо и услышала, как кто-то зовет меня по имени. Я обернулась и подождала, пока незнакомец поравняется со мной. У меня не было ни малейшего представления, кто же он. Лет мужчине было около сорока, и он разговаривал со мной так по-дружески, что я подумала, уж точно с ним знакома. Но так и не поняла, кто он. Он упомянул о своей работе в банке Рио, но это не навело меня на мысль. Мужчина выглядел слишком опрятным (я имею в виду одежду), чтобы быть танцором танго. Возможно, я встречала его у Инесс и Хуана Карлоса? Я попыталась поддержать разговор, продолжая ломать себе голову, где я могла с ним познакомиться. Какой ужас, ведь я могу ненароком обидеть его! Он задал мне миллион вопросов о шоу. Значит, ему прекрасно известно о шоу на Флорида, но даже после этого я не сумела установить его личность. Конечно же, я не могла встретить его на милонге, потому что отлично помню лица и имена всех, с кем танцевала. Так кто же он все-таки? Я долгих четверть часа терзалась, что ненароком проговорюсь и дам ему понять, что не имею ни малейшего понятия, с кем я оживленно беседую. Он сказал, что уже давно собирался позвонить мне, однако потерял мой номер. Не могу ли я дать ему свой телефон еще раз? Так, все еще хуже, чем я полагала. Ну и как, скажите на милость, я могла забыть человека, которому дала свой номер телефона? Я продиктовала его, надеясь, что сработает обычное правило: он возьмет мой телефон и никогда не позвонит, как и остальные 99,99 процента. Хотя, зная мою невезучесть, он наверняка войдет в исключение, то есть в 0,1 процента, и, позвонив, даже не назовет своего имени, а просто скажет: «Это я!» – а я по-прежнему буду недоумевать, с кем же имею дело. И в любом случае, он абсолютно не мой типаж – староват и к тому же в костюме. Но мне все же было неловко из-за моей забывчивости, и я, дабы компенсировать свою дырявую память, вела себя повышенно дружелюбно. То, что я называю всех mi amor, немало помогает в подобных ситуациях. Наконец я нашла момент сказать, что было очень приятно повидаться с ним, однако мне пора бежать.

Конечно же, я слишком молода, чтобы страдать от болезни Альцгеймера, успокоила я себя. И лекарств я вроде бы тоже принимала не так уж много, кроме, конечно, ибупрофена. Только через несколько дней я увидела его среди зрителей и именно тогда поняла, почему не смогла узнать его: дело в том, что раньше мы с ним никогда не встречались. Это был абсолютно незнакомый мне мужчина, просто он несколько раз видел мое выступление. Видимо, он решил, что этого вполне достаточно и он может теперь утверждать, что знает меня.

Первый раз в жизни мне повезло, и он не стал исключением из правил. Мой телефонный номер стал для него долгожданным трофеем. Больше ему от меня ничего не было нужно. (Дело дошло до того, что я уже даю свой номер телефона без всяких опасений, ибо точно знаю – его обладатели никогда мне не позвонят.) Только подумайте, а я ведь уже почти собралась идти в клинику, чтобы срочно обследоваться, – настолько я убедила себя в том, что у меня опухоль. Но постепенно учишься принимать как хорошее, так и плохое, и считать совершенно излишнее беспокойство о своем здоровье обратной стороной славы.

29 ноября 2001 года

Сегодня Фелисия попыталась лишить меня моей (не) законной доли! Я сразу же разгадала ее намерения. После каждой танды Фелисия качала головой и бессвязно что-то бормотала, оценивая скудное содержимое шляпы. Не было никакой необходимости подсчитывать монетки, их было мало. А что касается купюр – и того меньше. Совсем не было.

– Конец месяца, – сказала она специально для меня.

(Раз уж мы об этом заговорили, сегодня вечером Моника приедет ко мне на ньоки, клецки из картофеля, которые можно считать традиционным блюдом, подающимся двадцать девятого числа каждого месяца. А все потому, что к двадцать девятому все уже сидят без денег, а ньоки необычайно дешевые. Потом наконец всем перечисляют зарплату и можно снова начинать круговорот: ехать от станции «богач» к станции «бедняк».)

Фелисия дважды останавливала выступление в самом разгаре. Например, когда шляпу первый раз пустили по кругу и она вернулась обратно практически пустой. Это разозлило Фелисию, и она решила отыграться на публике.

– Boludos! – крикнула она. Это самое известное обращение в Аргентине. Грубо говоря, оно означает «придурки». Довольно интересно, что, как и его греческий эквивалент, malaka, это слово может использоваться и как оскорбление, и как ласковое прозвище, в зависимости от контекста. Сейчас Фелисия имела в виду скорее первое его значение.

– Если думаете, что я собираюсь вкалывать изо всех сил и вертеть задницей за вот это… – тут она изобразила ноль, соединив большой и указательный пальцы, что (вот совпадение!) означало также «задница», – подумайте еще раз! – Она просунула палец через полученную фигуру, на случай если среди публики есть иностранцы или глухие. Да, она была не в самом хорошем расположении духа.

Я отлично поняла: Фелисия собирается уговорить меня согласиться, чтобы мне урезали зарплату, – и пришла в негодование. Не позволю ей пренебрегать моими интересами! Уже довольно! Итак, прежде бессловесное существо сейчас повернется на сто восемьдесят градусов и покажет, на что оно способно. Я принялась разогреваться, словно бык перед корридой, прежде чем выйти на ринг, и даже подготовила речь, в которой не один раз использовала такие громкие и запоминающиеся фразы, как «договор есть договор» и «справедливость есть справедливость», таким образом, сама буквально придя в ярость.

Наша смена закончилась, и мы поплелись обратно в центр, с тяжеленными стульями, тяжеленной звуковой системой, тяжеленными динамиками, тяжестью на сердце и, как ни драматично, с легкими шляпами. Все уже начали переодеваться в обычную одежду, когда Фелисия заявила:

– Сегодня у нас был неудачный день…

Однако я перебила ее на полуслове. Пусть побережет дыхание.

– Фели, мне плевать, насколько плохой день был сегодня! Моя зарплата – пятнадцать песо, и я не возьму ни одним меньше.

К моему удивлению, она даже не пыталась настаивать. Без всяких возражений она выудила монетки в пять и десять песо. Конечно, Фелисия хмурилась, но для разнообразия хотя бы не кричала, таким образом преподав мне весьма ценный урок: не так уж трудно запугать обидчика, запугивающего вас. Самая сложная часть: набраться мужества и сделать шаг наперекор. Меня потом еще целый час трясло – такой огромный выброс адреналина последовал. Пришлось выпить три чашки ромашкового чая, чтобы успокоить нервы.

Я уже предвидела, что недавно отточенные навыки убеждения непременно пригодятся мне, когда я пойду покупать ньоки в бакалее за углом. Этим магазинчиком владеет одна китайская семья. Мне кажется, что они действительно китайцы, если сравнивать их с корейцами, японцами или какими-нибудь другими азиатами. Пронырливой жене хозяина, стоящей за кассой, не понравится, когда я стану платить за ньоки монетками в пять и десять центов. Она наверняка поднимет шум – ибо такая же скандальная особа, как Фелисия. Китаянка не знает лишь того, что сегодня ей придется встретить невероятно мощный отпор. Но лучше для начала выпить еще немного ромашкового чая.

2 декабря 2001 года

Я все еще слышу приветственные крики толпы, которые раздавались в день избрания президента. Но теперь сладкий вкус победы сменился горечью. И я чувствую ее привкус. Все еще не могу поверить, что прошло уже два года. Кажется, все было только вчера.

На прошлой неделе президент сделал телевизионное обращение к народу, в котором призвал нацию объединиться и спасти Аргентину от надвигающегося банкротства. В то время я еще не понимала, насколько неизбежно неизбежное. Хочу сказать одно: президент не поднимал ложной тревоги! Когда он говорил «неизбежно», то действительно имел в виду «неизбежность»!

Поговаривают, что он алкоголик и во время речи его язык слегка заплетался. Никогда не куплюсь на эту байку, и, поверьте, уж я-то знаю, что говорю: на милонге нетрезвых море. Если уж хотите знать мое мнение – его речь была речью трезвомыслящего человека. У меня мурашки поползли по коже, когда он принялся просить зрителей поддержать меры в области налогообложения, чтобы противостоять финансовому краху, «хотя многим из вас скорее всего это не понравится», – сказал он.

Ну, теперь мы знаем, в чем заключаются эти меры. В пятницу правительство объявило введение el corralito [78]78
  Corral – скотный двор, загон (исп.).


[Закрыть](замораживание банковских счетов.) Оно не затрагивает ни скот, ни лошадей, зато касается денег. В неделю жители Буэнос-Айреса могут снимать отныне лишь двести пятьдесят песо наличными. Идея, стоящая за этой мерой, такова: остановить поток денег из аргентинской банковской системы в такие места, как, например, Швейцария и Уругвай. Однако создавалось впечатление, что подобные меры были встречены аргентинцами крайне негативно и имели обратный эффект, нежели тот, на который рассчитывало правительство. Сотни тысяч людей толпятся в очередях, пытаясь любым способом заполучить свои деньги из банков и положить их под матрас. Но тут существует и другая загвоздка: на пособие в двести пятьдесят долларов в неделю невозможно оплатить все расходы. Чтобы хоть как-то решить проблему, многие сейчас открывают несколько различных счетов. У них отобрали законное право распоряжаться деньгами – и они буквально кипят от злости. Но сомневаюсь, что им удастся что-либо изменить. Да и что они могут, в конце концов?

Аргентинцы обожают жаловаться, но когда доходит до дела, они считают, что их судьба быть преданными своими лидерами. Многие начинают качать головой, ворчать, ввязываться в драки в очередях, но на этом все и заканчивается. Кое-кто даже приносит с собой складной стул, чтобы с большим комфортом сетовать на тяготы жизни. Большинство потягивают мате, чтобы облегчить боль утраты. И… что они там едят, неужели сандвичи? Очевидно, банки предоставляют закуски, чтобы успокоить своих клиентов. Возможно, самые дорогие в мире сандвичи, как вы думаете?