Текст книги "Сказания Фелидии. Воины павшего феникса (СИ)"

Автор книги: Марина Маркелова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Ее опасения оказались напрасными. Аллер дернул дверь за огромное металлическое кольцо, но та не поддалась. Тогда он, не рассчитывая силы, опустил на дерево тяжелый мужской кулак несколько раз, но по ту сторону ответила лишь бесчувственная, чуждая к чужим бедам тишина.

Из города послышались гневные, под стать лаю озверевшей собачьей своры, возгласы. Азея обернулась. Уже оголив оружие, на ходу приказывая не двигаться, к ним бежало несколько пехотинцев.

Удар страшной, нечеловеческой силы, нанесенный эфесом меча, сотряс дверь. Азея снова обернулась на Аллера. Тот отрешенно смотрел на замочную скважину для громоздкого ключа, вмиг ощетинившуюся щепками и сломанными древесными волокнами. Аллер взмахнул ногой, и каблук сапога завершил начатое. Воин навалился плечом на дверь, и она, беззубая и беспомощная теперь, поддалась недовольно.

Аллер не переступил порога. Он схватил под локоть Азею, другой рукой подцепил за шкирку сына и их обоих втолкнул в глубокую пугающую темень лабиринтов. Бесполезная отныне дверь захлопнулась.

Азея прижалась ухом к шершавому дереву. На улице раздавался звон метала и жуткие крики сцепившихся в неравной схватке. Она зажмурилась, не смея поверить, что все закончилось. Они добрались. Страшную цену заплатили, но выжили. А что теперь?

Позади лязгало железными зубами зло. А впереди опять зияла неизвестность. Она стояла на неширокой каменной площадке, рядом жался в нерешительности Гаспер. В корзине извивался, насколько позволяло еще не развитое, тельце, младенец. Может, он чувствовал напряжение своих спутников, а может просто хотел есть. Рид орал во все свое тонкое, как у птички, горло, и на его зов явились.

От площадки под землю углублялась спираль винтовой лестницы. Широкий проем был подсвечен слабым огненным светом факелов. Они дрожали на мрачных, выложенных гладкими булыжниками, стенах.

И вдруг из темной глотки неизвестности в скопившейся тишине раздались гулкие шаги. Азея притянула к себе Гаспера, не смея даже предположить, чего ждать теперь. И сжала кинжал.

Из-под земли медленно, один за другим поднимались люди. Сначала бледные, как древние привидения, они постепенно становились все различимей. Азея разглядела женщин, ни одного мужчины в осторожной толпе не оказалось. Они шли толпой, вооруженные всем, что только могло попасть под руку в подвалах.

Когда до Азеи осталось не более трех ступеней, хозяйки подземелья остановились. Женщина, возглавлявшая это шествие, подозрительно оглядела незваную гостью и ее малолетних спутников.

– Ты кто? – спросила она.

– А это имеет значение? – огрызнулась Азея.

У нее за спиной осталась дышащая гнильем смерть, она несколько раз, навсегда прощалась с дорогими своему сердцу людьми, оставляла их, чтобы выжить самой и вытащить двух невинных детенышей, а ей тут задавали какие-то глупые, ничего не решающие вопросы.

– Женщина, – добавила она резко, – с детьми.

– Вижу, – пробормотала женщина, оценивающе разглядывая Гаспера и орущего Рида. – Почему вы не укрылись, когда была возможность?

Азее захотелось крепко выругаться, но сдержалась.

– Вам это так важно? Я обязана отчитываться в своей личной жизни перед теми, кого не знаю? Перед вами, кто не открыл страждущему двери в трудную минуту?

– И поэтому вы ее решили выбить!? – крикнул из-за спины предводительницы новый, звонкий, девичий голосок. – Откуда нам знать, что вы безобидная?

Азея чувствовала, что еще чуть-чуть и сорвется.

? Вы даже не удосужились это проверить. А по поводу двери… Если воинам прикажут вырезать всех – их не остановит ни одна дверь. А если нет – можете даже не закрываться. А теперь что? Вытолкните меня обратно с детьми? Давай, кто там голосит, будь первой? Возьми на свою совесть нашу смерть!

Никто не шевельнулся, а Рид продолжал голосить. Чтобы хоть как-то успокоить малыша, Азея взяла его на руки, поправила пеленки и принялась укачивать. Гаспер не отходил от нее, прятался за складки юбки, но оттуда, словно из прикрытия, поглядывал на возможных обидчиц своим холодным жестоким, устрашающим взглядом.

Вдруг толпа пришла в движение, словно через нее кто-то пытался пробраться. Женщины прижимались к стенам, теснились, но не возмущались, а покорно пропускали кого-то.

Азея не боялась толпы, даже если бы она бросилась разом нападать. Почему-то это ее не страшило. Но, когда Азея увидела, кто так настойчиво продвигался по забитой людьми лестнице, то почувствовала, как остывает сердце.

Она увидела худую, высокую, жилистую фигуру, темные забранные в пучок жидкие волосы, морщинистое лицо и ядовито прищуренные в свою сторону глаза. Ниана… Вот только ее сейчас не хватало.

Ниана добилась своего, выбралась из толчеи и встала на ступень ниже Азеи. Важно подбоченилась, не предвещая приятных слов, вытянулись в тонкую линию сухие губы.

– Азея…

– Вы знаете ее? – спросила с интересом женщина-предводительница.

– Знаю, – ответила Ниана, не сводя сверлящего взгляда с бледной, как известняк, Азеи, – очень хорошо знаю. Это Азея, супруга стража города.

– Стража города? – для собравшихся это звучало вроде оправдания.

– А дети не ее, – наслаждаясь произведенным впечатлением, добавила Ниана. – Азея бездетна! А это, – шишковатый, обтянутой сухим шелком кожи, палец ткнул в Гаспера, – выродок воина конницы.

– Заткнись, – процедила сквозь зубы Азея.

Настроение женщин после злобных слов изменилось мгновенно. Толпа заволновалась, поднялся шепот, а затем страшные выкрики, о том, что неплохо было бы выбросить ее на улицу. Мол, пусть погибает, как погибали мужья и дети укрывшихся в подземелье. Они хотели мести, чтобы хоть кто-нибудь мучился так же, как мучились они. Лишь немногие могли понять Азею, но они либо скорбно молчали, либо их защищающие реплики заглушались яростными криками.

Ниана, восхищаясь триумфом, повернулась к женщинам и завещала еще громче:

– Это дети убийц, что топтали наших соседей копытами. Почему мы должны заботиться об их отпрысках? Пусть ответят за грехи отцов!

Азея крепко прижала кулек с Ридом к груди, свободной рукой перехватила кинжал, чтобы легче было им наносить удары. Линвард немного объяснял ей, как обращаться с оружием. Кажется, пришло время вспомнить уроки. Не для того она выживала в Аборне, боролась, едва не надорвав спины, предала подругу ради ее детей, чтобы погибнуть здесь, в месте, где должна была спастись.

Ниана обернулась, за ее спиной назревала человеческая буря.

– Что будешь делать? – спросила она с сарказмом. – Линварда здесь нет. Его, наверное, уже вообще нет.

– Не твое дело, – Азея грозно шагнула навстречу.

– Эй, что вы разорались, как воронье над добычей?! – немного грубый, низкий женский голос вырвался откуда-то и из глубин земли. – Нашли из-за чего.

Удивительно, но после этого замечания, женщины, секунду назад готовые живьем рвать Азею, вдруг смолкли, пристыженно зажались и снова расступились. Ниана чувствуя приближающееся поражение, обернулась к толпе.

Не торопясь, чтобы напрасно не расходовать силы, по лестнице поднималась тучная женщина. Живая сила исходила от нее, почти мужская мощь, от которой и становилось неловко слабым женщинам. Независимая, упрямая и властная, это была Кара, супруга лучшего в Аборне пекаря. Она поднялась на самый верх, встала рядом с Нианой и грозно взглянула на эту хилую, такую жалкую по сравнению с нею, женщину.

– Что ты тут вещаешь? – сурово спросила она. – К чему призываешь? Ах, ты, мочалка ты драная!

Ниана испуганно потупилась, не находя слов.

– А вы, тоже хороши,? Кара обернулась к толпе женщин. – Что вы ее слушаете, а? Что у вас, своего мнения, что ли нет? Как шавки послушные, не иначе.

– Кара, – Ниана предприняла последнюю попытку выиграть это сражение, – ты что, забыла как погиб твой Териз? Его же затоптали такие вот, – она снова указала на Гаспера, – как его отец.

– Ой-ой-ой, рот свой прикрой, – перебила ее Кара гневно, – я прекрасно знаю, как погиб мой мальчик. Если еще раз заикнешься об этом, я тебе обещаю, не она с детьми, а ты окажешься на улице. Там поголосишь! А вы, перед тем, как заливать себе уши чьим-то бредом, думайте сами. Или у вас мозгов своих нет? Эта женщина жизнью рисковала, чтобы спастись. Она живой пришла оттуда, откуда нет возврата. А вы… Стыдно! Идем!

Кара мотнула Азее головой, но та, все еще не решалась сделать решающий шаг.

– Идем! – повторно позвала, но скорее приказала Кара. – Ничего они теперь тебе не сделают. К тому же я рядом. Пусть только рыпнутся!

– Спасибо, – кивнула ей Азея, опустила наконец кинжал и последовала за Карой вниз по лестнице.

Рид все еще плакал, надрывался и хрипел уже без слез. Азея по-прежнему пыталась его убаюкать, но получалось плохо.

– Ну-ка, дай-ка, – просьба была символична, Кара просто забрала младенца из рук Азеи, – как зовут его?

– Рид, – коротко ответила Азея.

– Рид. Кормили давно?

– Прилично.

– Ну, тогда понятно. Кому понравится голодным сидеть? Да еще тащат куда-то, верно, малыш?

Лицо Кары вдруг стало нежным, мягким, солнечным. Таким радостным, что будь Рид чуть-чуть постарше, непременно бы унял свой плач и улыбнулся.

– У меня своих шестеро, – вдруг Кара осеклась и поправилась, – теперь уже пятеро. Двое близнецов сами еще младенцы. Молока много, так что выкормим. А там, кто знает… Сама-то как?

Азея только покачала головой. Ей не хотелось разговаривать даже со своей спасительницей. Кара понимающе вздохнула и поманила за собой дальше.

Опасная толпа осталась позади. Лестница оказалась не такой длинной, как представлялось Азее при первом взгляде. Она опускалась в просторные подземелья Аборна – огромные залы, соединенные между собой коридорами, где нашли себе спасение горожане, не желающие участвовать в жестоких играх войны.

Людей здесь было много, они сидели прямо на земле или на подстилках возле своих пожитков. Одни женщины и дети, которых матери бдительно держали возле себя. Все без исключения с интересом смотрели вслед тучной женщине, уводившей за собой тех, кого раньше в подземелье не видели.

– А где мужчины? – спросила Азея. – Я не видела ни одного.

– Они в других помещениях, – ответила Кара, – ближе к дворцу. Всех собрали и отправили туда, на случай прорыва в подземелье. У дворца ведь ожидается самая бойня.

– Там сейчас везде… бойня, – грустно промолвила Азея.

– Сейчас расскажешь. Сейчас присядем и расскажешь.

Кара и ее дети расположились в дальнем углу зала, как раз возле широкого коридора, уходящего на запад. У двух набитых едой и какими-то вещами сидела девочка лет двенадцати и не отрывала глаз от двух сверточков, чуть покрупнее, чем тот, что сейчас держала Кара. Когда появилась мать, девочка радостно вскочила, но смутилась, увидев, что та пришла не одна.

– Знакомьтесь, это моя старшая из дочерей – Литана. Двое младших вот – сопят, – Кара указала на свертки. – А вот сыновей и мужа увели. Присаживайтесь, в тесноте, да не в обиде.

Азея послушно опустилась возле Литаны, девочка подозрительно взглянула на незнакомую женщину и устроившегося возле нее мальчугана, но ничего не сказала. Только торопливо залезла в мешок, достала буханку хлеба и протянула гостям.

– Молодец, сообразительная, – похвалила Кара,? а хозяйственная какая, не по годам просто. Только скромная очень. В кого – не понятно.

Кара сидела рядом с близнецами и уже расшнуровала кофту, освобождая полную правую грудь.

– Спасибо, – поблагодарила Азея, принимая хлеб.

Только сейчас она поняла, насколько голодна. Да и усталость валила с ног. Казалось, прикроет глаза на минуту, а забудется сном на много часов.

Пока младенец жадно сосал предложенную грудь, Кара с пониманием смотрела на несчастную, измученную Азею и Гаспера, уплетающего хлеб за обе щеки.

– Я помню, – вдруг промолвила Кара Азее, – он дружил с моим Теризом. Наверное, со стороны кажется, что я такая бездушная, не переживаю. Знаете, Азея, я все, что могла уже выплакала, да только сына моей скорбью не вернешь. До конца жизни мне винить себя за его смерть. Только не один он ведь у меня. Что будет с остальными, если я забудусь в горе? Кто о них позаботится? Нет, Азея, надо держаться.

Умерших надо помнить, но не стремиться к ним. Мы еще живы, и пока есть ради кого, надо жить. А такие всегда будут. Вот, Ниана сказала, что ты бездетна. Это не мое дело, но вот есть эти дети, и пока не выяснится, что с их родителями, они – твои дети. И ты должна жить ради них.

Азея кивнула, и погладила по голове Гаспера. Мальчик, в отличие от нее не выдержал, склонился и удобно устроился на коленях Азеи. Сон пришел моментально.

– А я и живу, мне другого просто не осталось.

И, не торопясь, шаг за шагом, Азея рассказала Каре о самых страшных сутках в своей жизни. Кара слушала внимательно. Рид, наконец, успокоился и снова уснул. Когда рассказ истек, Азея в очередной раз промолвила:

– Спасибо вам, Кара. Если бы не вы, кто знает, как бы все это закончилось.

– Людям помогать друг другу надо, а не убивать. Азея, вы бы отдохнули. Глаза уже, вон, западают. А я посижу с вами, не волнуйтесь. Какая разница, где ждать вестей. Спите, и ни о чем не беспокойтесь. Ваш кошмар закончился.

Может, раньше, Азея бы и не согласилась, предпочла бы потерпеть. Но организм взвыл, сопротивляясь, голова сама клонилась на бок, а веки отяжелели, налились застоявшимся сном. Она даже не успела согласиться, просто уснула. Кара бережно, стараясь не тревожить, укрыла женщину покрывалом и присела рядом, заведя с дочерью негромкую беседу.

Азее снились Эльда, Аллер и Линвард. Эльда взмахнула на прощание рукой и ушла куда-то вдаль, растворилась утренней дымкой. Аллер обернулся, двинулся за ней. Линвард остановил, схватил за руку, но Аллер покачал отрицательно головой. Пальцы Линварда разжались, отпустили. Аллер развернулся, вздохнул. Он медленно удалялся, но его силуэт все не исчезал, будто ненадолго решил задержаться в мутном мире.

ЭПИЗОД IX

Солнце медленно ползло по небосводу. Огненный шар в ладонях Великой Заты каждый день совершал вместе с ней путешествие с востока на запад. И ничто из того, что творилось на земле, не могло ни прервать, ни даже приостановить этого триумфального шествия.

Аборн доживал свои последние часы. Избитый и покалеченный, лишившийся своих последних защитников, город издыхал. Повсюду дышали гарью жадные пожары, по улицам, выкрикивая победные лозунги и размахивая синими флагами, расхаживали недавние штурмовики. В разбитых погребах находились и вскрывались винные бочки, и алое, в цвет разбавленной крови, вино распивалось за падение Аборна. За новую власть в Фелидии. За погибших товарищей, шедших на приступ стен.

Последние защитники отбивались в галереях Дворца Совета. Они падали, либо сраженные мечами, либо пронзенные стрелами далисских лучников. Умирали молодые, пожилые, окунали пальцы в собственную кровь и выводили на стенах и полах буквы, складывающиеся в жестокие проклятия.

Когда красные знамена Фелидии сменились на синие, город задрожал от радостных криков. Через открытые ворота исковерканной Велисской Башни в город в сопровождении верных сподвижников величественно въехал Маниус. Его встречали как освободителя: кричали, свистели, преклоняли колени.

Маниус ехал во Дворец, чьи развалины возвышались над избитым Аборном. Дворец Советов обстреливали беспощадно, тратя на него не многим меньше снарядов, чем на стены. Был бы приказ, его бы под основание срыли вместе со всеми живыми, оставшимися под крышей, разобрали бы по камешку. А членов Совета четвертовали бы, не меньше. Но убивать можно было любого, кто не прятался в подземельях, кроме этих пятерых. Их жизни нужны были Маниусу, иначе его план, столько лет шлифуемый и прорабатываемый, не имел бы абсолютного успеха.

Ему нужны были их лица. Он хотел видеть, как выглядят теперь те, что совсем недавно были всесильными, могущественными повелителями, казалось, целого мира. Перед своим народом они должны были принять свое поражение. А он продемонстрировать свое милосердие. Когда вся страна будет рычать и требовать их казни, Маниус собирался благородно простить недавних врагов и оставить им жизнь.

Он оставил коня у порога дворца, опасаясь обвалов, в окружении личной стражи, он прошел по коридорам некогда самого красивого здания в Аборне в уцелевшие покои Кайзала, где, как доложили, ожидали плененные Члены Совета.

Маниус ожидал другого. Он надеялся на пятерых, но вместо этого увидел сидящих за маленьким столом в окружении надзирателей только толстого, унылого Коэла и нахмуренного, не поднимающего даже глаз на вошедших, Нарима.

– Добрый день вам, Советники, – стараясь не выдавать своего разочарования, насмешливо поприветствовал их Маниус. – Что-то мало вас сегодня встречает новую власть.

– Скажи и на этом спасибо, – пробормотал в бороду Нарим.

– Где остальные? – Маниус требовательно повысил голос.

Коэл обернулся. В его бледных, больных глазах не обида сидела, не ненависть, а жгучая боль потери. Маниус понял, что не об ушедшей власти переживает больной советник. Что ж, Коэла он уважал более остальных именно за сердечную доброту и ответственность, которым могли бы поучиться многие другие.

– Ты бы присел, Маниус, чего стоять? – предложил он беззлобно, будто не враг зашел в его покои, а старый знакомый. – Уж, кому-кому, а мне можно верить: в ногах правды нет. Присаживайся. И стражу свою отпусти, к чему нам лишние уши? Бояться тебе нас не нужно. Что тебе, молодому, сильному, да к тому же правителю, как там ты говорил? Королю? Да, кажется так. Чего тебе нас бояться?.

Маниус довольно ухмыльнулся, ловко развернул свободный стул и, важно забросив ногу на ногу, махнул рукой охране:

– Оставьте нас, – приказал он, и стража послушно удалилась из помещения.

– Ну, я жажду подробностей, – продолжал Маниус, – довольны ли вы результатами вашего глупого упорства? Власть в моих руках, вся Фелидия не сегодня – завтра будет ликовать, приветствуя, правильно ты сказал, Коэл, короля. Все стало так, как я вам обещал, только вот могло бы обойтись меньшими жертвами. Но все так, как случилось. Что же мне теперь делать с вами?

– А что хочешь, – снова проворчал Нарим, – у таких, как ты, ни стыда нет, ни совести. О пощаде никто просить не собирается.

– Ну-ну, я отнюдь не собираюсь вас уничтожать, хотя, на тебя, Нарим, честно скажу, руки чешутся. Но, я прощу вас. Даже отпущу доживать свой век где-нибудь в родных землях. Править, конечно, вы не будете.

– Спасибо за щедрость, обойдемся без ваших мерзких подачек, Ваше Величество.

– Отвечай за себя, Нарим. Коэл, твое решение?

– А какое мое решение, – тяжело вздохнул Коэл и принялся перебирать пальцами, словно раздумывая, – будто у меня есть выбор. Что тебе нужно-то от нас?

– Отказ от власти, – пояснил Маниус, – вы подписываете указ об отречении и передаче всех полномочий мне и моим соратникам. Я же позволяю вам спокойно жить. В принципе, ты прав, Коэл, выбора у вас почти нет. Итак, что медлить?

Он вынул из-под плаща тугой свиток, перехваченный алой ленточкой, и медленно положил его перед советниками.

– Одна подпись решит все. Приказать принести вам перо и чернила?

– Не дождешься, – процедил сквозь зубы Нарим,? не было и не будет такого, чтобы советник склонялся перед самозванцем.

Коэл же подтянул бумагу к себе, развязал ленту, раскрутил свиток и бегло прошелся глазами по тексту, еле заметно, горько улыбнулся и промолвил, безысходно:

– Пусть принесут чернила. Я подпишу это.

– Коэл! – негодующе воскликнул Нарим и, сорвав голос, зашелся сухим, до боли в горле, кашлем.

– Что, Нарим? – Коэла оставался спокоен. – Что мы теряем? Чем нам поможет гордость? А Фелидии? Да, ничем. Вот, что я скажу тебе – я уважал Совет. Я преданно служил ему много лет, но иногда, признаю, меня возмущали его решения. Совет слишком цеплялся за свою гордость, и вот итог. Если я не подпишу, от меня просто избавятся, а будет так, как решит Маниус. Это слишком очевидно. А так, как минимум одной смертью будет меньше. И тебя, Нарим, я прошу, забудь ты о своем величии, стань простым человеком, с простой жизнью и доживи свой век спокойно. Подпиши.

Нарим посерел, сжался, как печеное яблоко, губы его нервно затряслись, пальцы сжались. Маниус пару раз громко хлопнул в ладоши, одновременно вызывая слугу, и выражая свой безграничный восторг.

– Браво, Коэл! Недаром я считал тебя самым благоразумным. А теперь, когда между вами вопрос решен, будьте так любезны, скажите мне, где оставшиеся трое. Где этот бык Таарон? А змей Шародай?

– Таарон ушел, – гневно ответил Нарим, – защищать город вместе с его стражами. Не думаю, что он вернется. А Шародай сбежал. Как только дворец начали забрасывать, его и след постыл.

– Куда это? – Маниус недоверчиво повел бровью.

– А кто его знает, – пожал огромными плечами Коэл, – когда все побежали укрываться от ваших снарядов, он и потерялся. Решили бы, что погиб, да видели его где-то внизу, у подземелий. Туда, наверное, и юркнул.

– Что ж, этот может. Ну, ничего, не долго ему бегать, коли живой. А где тогда наш Временный Глава? Вот уж с кем я бы подольше поговорил.

Оба советника потупились, подбирали слова. Маниус был готов подождать, ему даже стало любопытно, что же такое случилось с Кайзалом, что советники не торопятся с объяснениями. Неужели погиб?

– Я думаю, – промолвил, наконец, с неохотой Коэл, – ты можешь увидеть его в соседней комнате.

– Что же вы разделились?

– Так уж вышло. Где там твои перо и чернила?! – нервно прохрипел Нарим и, словно услышав его недовольство, в комнату вошел воин пехоты и без лишних слов поставил на стол склянку с иссиня-черной жидкостью и положил белоснежное, подточенное перо.

Первым поставил свою корявую подпись Коэл. Толстые пальцы не слушались, норовили то и дело выронить перо, но он справился. Нарим же долго скреб пером, то и дело отрывался и окатывал Маниуса презрительным взглядом, после чего продолжал выводить свое имя под позорящим его текстом.

Маниус ждал, и как только дело было выполнено, выхватил бумагу, восторженно взглянул на подписи и самодовольно улыбнулся.

– Отлично, глубокоуважаемые члены бывшего Совета Семерых. Ваше благоразумие не забудется. Пока новая власть находится в новорожденном состоянии, вы будете находиться под охраной, а потом, вот вам мое слово, вас отпустят на все четыре стороны.

– Изумительная щедрость, – пробормотал Нарим, – и как же ты будешь править, король? И не рано ли ты нацепил на себя этот титул? Быть может, народ выберет другого?

– Не тебя, кровопийца, уж точно. Сейчас вас проводят в уцелевшие покои дворца, где вы будете находиться вплоть до моего решения, куда вас отправить. Всего вам доброго.

Маниус поднялся, развернулся и быстро вышел, приказав на ходу воинам взять под стражу Нарима и Коэла.

Сам же он направился, как и было указано, в соседнюю комнату, толкнул незапертую дверь и, с ядовитым приветствием на устах переступил через порог. Но так ничего и не сказал, кроме сдавленного, грубого:

– Вот зараза!

Кайзал не стал дожидаться позора. Когда сомнений в поражении не осталось, Временный Глава Совета закрыл глаза, затянул на шее тугую петлю и толкнул сам себе стул из-под ног. Теперь его страшное, посиневшее лицо, с неплотно прикрытыми мертвыми глазами безразлично смотрело на Маниуса и показывало, словно издеваясь, кончик языка.

– Нашел, как счеты с жизнью сводить, – брезгливо пробормотал Маниус, осматривая повисший над полом труп, – отравился бы, что ли… Ладно. Снимите его!

Маниус, бесчувственно взглянул в последний раз на тело своего недавнего противника. Радости победы он не ощутил. Ничего, кроме омерзения, которое вызывает вид повешенного. Но тут расценил, что и в смерти есть преимущества – мертвые не высказывают мнений, не ставят подписи. Их больше нет… А значит и нет их прав.

Маниус подошел к окну, в которое когда-то Кайзал любовался Аборном, и сам взглянул на лежащий в руинах город. Ни капли сожаления не вызвал в нем удручающий вид разгромленной столицы. Он знал, и даже рассчитывал, что так будет. А Аборн… Маниус передернул плечами. Аборн никогда ему не нравился как город, а уж, из каких расчетов его давным-давно сделали столицей, и вовсе недоумевал. У его Фелидии будет новая столица, богаче, щедрее, ярче продажного, скупого Аборна. В его родных землях, в Балии.

– Какие будут приказания? – голос начальника охраны раздался неожиданно, из-за спины.

Маниус обернулся. Тело Кайзала сняли, и теперь оно лежало в углу комнаты, завернутое в найденную где-то простыню. Воины стояли в дверях. Смиренно ожидая распоряжений.

– Разберитесь с оставшимися защитниками, что еще осмеливаются скалиться, – приказал Маниус,? потом отпирайте подземелья и выпускайте людей. Надо начинать разбор мертвецов. Выкладывайте их на Дворцовой и Храмовой площадях для опознания и последующего погребения. Все понятно?

– Да, Глава Маниус.

– Тогда можете идти и выполнять.

Начальник охраны поклонился и вышел. У дверей комнаты остались только личные воины Маниуса, неустанно следившие за его безопасностью.

– Глава…,? рассмеялся Маниус, кивнув им, – скоро никаких Глав не останется. Все! Иное время, другая эпоха!

И с этими громкими словами закрыла глаза и забылась вечным сном уставшая, измученная войнами и распрями Старая Фелидия, уступив свое место пока еще несмышленому, неумелому, но упрямому и своенравному, младенцу. Новой Фелидии.

ЧАСТЬ 6

Эпизод I

Солнечный свет проник в подземелья, как магическое сияние неизвестного мира. Вдруг грохнули замки и засовы, отворились тяжело и лениво двери. Люди вскинули взгляды, и в их, уже привыкшие к плотному сумраку, глаза брызнули разъедающие ярко-белые лучи. Защищаясь, пленники подземелий подносили к лицам ладони и в дверных проемах силились разглядеть хоть что-то. Врагов? Друзей? Послов добрых или страшных вестей? Но не было ни тех, ни других. И тогда самые отчаянные, переборов сомнения, решились подняться в город. Как робкие кролики, они вылезали из нор, озирались, ждали нападения, но никто их не трогал.

Аборн кишел воинами. Теперь они ходили по улицам, без интереса поглядывая на выходивших из-под земли. Война закончилась, и теперь никто никого не собирался убивать.

Люди потихоньку выбирались, растерянно озирались, пытаясь осознать, что все же произошло. Они оставляли крепкий, красивый город, а вернулись в нагромождение развалин. Половина домов Аборна лишилось стен и крыш, осталась непригодной для жилья. Горожане сиротливо садились у порогов, радуясь тому, что выжили, но мучаясь в размышлениях, где им теперь устроится хотя бы на ночлег и взять еды. Как наладить сломанную в один день жизнь.

Но, если дома со временем можно было восстановить или отстроить новые, то мертвые воскреснуть не могли. А их оказалось много. Ровными рядами тела погибших выкладывали на городских площадях, оставляя между ними проходы для живых. Аборнцы, в основном женщины, бледные, в полуобморочном состоянии бежали на Храмовую площадь и, перебарывая себя, заглядывали в изуродованные смертью и оружием лица покойников, выискивая родных и знакомых. И тут же к небу взвивался скорбный рев. Из защитников города выжила только четверть. Опознанные трупы тотчас же забирали, отвозили на кладбище, где уже пылали ненасытные погребальные костры, а могильщики, чье число значительно увеличивалось за счет обещанной доплаты, неистово подбрасывали в огонь ветки и рыли могилы.

Не наплакаться над мертвыми, не простится чуть дольше отведенного не позволялось. В разлагающихся телах могла завестись зараза, которой равно боялись и простые, и воины, и правители.

Семья Кары выжила, муж и сыновья нашли ее еще в подземельях, и долго-долго обнимали и целовали, не веря, что все закончилось. А вот пекарне их не повезло. Одно из каменных ядер угодило ровно в центр дома, пробило крышу и снесло две стены. О жизни в таких условиях не могло идти и речи, однако не успели они предаться панике, как Азея пригласила их расположиться вместе с ней. Это было самой малой благодарностью, которой она могла отплатить этим людям, пришедшим на помощь, в трудный час.

От их с Линвардом дома остались только камни да обугленное ломаное дерево. Зато жилище Эльды. Азее очень не хотелось возвращаться, ее душили страшные воспоминания, однако выбора ей не осталось. Либо еле-еле сводить концы с концами под открытым небом, либо смирить чувства.

Гаспер после всего пережитого молчал задохнувшейся рыбкой. Не спрашивал, не отвечал, только смотрел блуждающим взглядом в упор, оставаясь безучастным. После пробуждения он сидел в одиночестве, растворившись в каком-то своем, непонятном никому другому, мире. А потом, долго стоял над корзиной брата, задумчиво разглядывая его. Азея, заметив это странное поведение, испугалась. Слишком отчетливо ей запомнилось безумное лицо Аллера, спасшего их от неминуемой гибели. Гаспер словно стал маленьким отражением своего отца, только безумие мальчика было безобидным, растерянным, в отличие от жестокого Аллера.

Азея трясла Гаспера, умоляла очнуться, проявить хоть какую эмоцию, слово проронить. Но он продолжал молчать, будто не понимая, чего хочет эта странная женщина. Азея сама уже была готова расплакаться, но Кара сурово объяснила:

– Мальчик слишком многого насмотрелся, ему нужно время, чтобы принять то, что произошло. Не стоит его лечить, Азея, ему намного тяжелее, чем нам. Главное, не забывай напоминать, что его любят.

Рид чувствовал себя, как нормальный новорожденный. Много ел и спал. Слишком маленький, чтобы соображать, в какие страшные дни он решил появиться на этот свет.

Так и разместились. Уже через несколько часов после выхода на свет, в доме затеплился очаг, и Кара вместе с дочерью принялись собирать из уцелевших запасов на стол. Ее супруг и сыновья отправились разбирать завалы дома, надеясь найти что-нибудь уцелевшее, из чего бы еще вышел толк. Гаспер сидел в углу, уставившись на дверь, за которой еще совсем недавно мучилась в родовых муках его мать. Он словно ждал, что Эльда во-вот выйдет, а заглянуть не решался. Боялся ничего не увидеть.

Азея знала, что теперь там никого и ничего нет. Еще в тот момент, когда они вошли в дом, она бросилась в комнату, но нашла только залитые кровью простыни. Спешно собрала и спрятала, стараясь не задумываться над очевидным. Трупы, видимо, успели убрать к приходу хозяев, оставив только алые следы страшных событий. А может, чудо все-таки произошло? Азея была слишком слаба, чтобы верить. Она сидела за столом, страдальчески подперев рукой голову и раздумывая над тем, как должна поступить дальше. Ее путь лежал на площади, в залежи мертвых. Она должна была идти и искать тех, кого боялась найти. Вера живет, пока не знаешь всего, она и поддерживает. Но нельзя же бесконечно убегать от неотвратимого. А еще ей завещали быть сильной…