Текст книги "Сказания Фелидии. Воины павшего феникса (СИ)"

Автор книги: Марина Маркелова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

– Азея, что это?! – разбуженный и перепуганный грохотом Гаспер подбежал и потянул женщину за юбку.

Она не ответила, да и не смогла бы – над головой, опасно низко промчался еще один снаряд, начертил дугу и рухнул где-то ближе к центру города.

Гаспер закричал, Азея схватила его и затолкала обратно в дом. На пути зацепила корзину, в которой ничего не понимающий младенец разлепил щелочки глаз и разразился скрипучим плачем.

Эльда по-прежнему оставалась без сознания. От разрывающих воздух страшных звуков, она вздрагивала, постанывала, но сознание к ней не возвращалось.

«Надо спрятаться, – пришла Азее заблудившаяся мысль, – если мы не можем покинуть дом, надо укрыться где-нибудь. Уйти в подпол… Наверное, это самое надежное место. Лишь бы туда не сунулись. А камни… Боги, пока мы еще живы, пусть они перестанут лететь».

Но катапульты упрямо продолжали засыпать город смертоносными снарядами. Они падали рядом, крушили и ломали. Где-то из не потушенного очага вылез огонь, попробовал развалины на вкус и жадно принялся пожирать и оборачивать в пепел все, что попадало на его красно-рыжие языки. Заполыхал пожар. Остановить его было некому, потому беспрепятственно он отправился в путешествие по городу – от дома к дому, с дерева на дерево.

Черный, дым пожарищ пробрался к Азее, защекотал в носу. Она вскинула голову, и уже не страх, а ужас, издеваясь, затеребил ее нутро. Огонь нельзя было умолить.

В какую-то секунду Азее показалось, что все они просто умерли, но не поняли этого, потому что ни Нура, ни какое-либо другое божество не пришло, чтобы сопроводить их в загробный мир. И она, и Эльда, и даже ни в чем не повинные дети вдруг оказались в мрачном царстве мертвых, где без суда их приговорили к вечным, самым страшным мучениям.

Эта мысль проглотила Азею, окончательно лишила ее сил и стремления бороться. Она ждала уже самого ужасного, когда выбитая входная дверь отлетела к стене, и в дом ввалилось лохматое, грязное, забрызганное и пропитавшееся насквозь ни то своей, ни то чужой кровью существо, отдаленно напоминающее человека. Покачиваясь, придерживаясь рукой за стену, оно сделало несколько шагов к Азее. Волосатая рука с закатанным рукавом потянулась к женщине, другая сжимала рукоять оголенного меча, что скреб острием по полу.

Азея вскрикнула. От ужаса, от радости, от неожиданности, не веря собственным глазам. Припасенный для защиты кухонный нож со звоном упал и отскочил под кровать.

– Линвард, – прошептала она, едва не теряя сознания от бьющего в голову внезапного счастья, – Линвард, ты пришел.

ЭПИЗОД VI

Живая…

Осознание пришло к Линварду не сразу. Он прижимал к избитой груди Азею, а сам, словно спросонья, не понимал этого. После прорыва штурмующих войск он жил в запоздавшем настоящем, не смея ни оглянуться в прошлое, ни заглянуть в будущее.

– Азея, – наконец понял он.

– Ты жив, – прошептала она. – Линвард, ты вернулся. Слава Богам, ты жив. Я так ждала…

– Что вы здесь делаете? Вы должны были уйти…

– Линвард, мы бы так и сделали, если бы смогли! Но…

Ее рассказ был недолгим. Путая слова, но, не отдаляясь от истины, Азея спешно рассказала мужу все: о родах, о немощи Эльды, о страшных камнях, падающих с неба. Линвард слушал ее, понимая через силу. Больная голова отчаянно сопротивлялась, но память постепенно возвращалась. Он вспоминал, как закоулками, выбирая короткую дорогу, бежал от стен города к дому, уничтожая на пути всех, кто только мог бы ему помешать. Он видел, с каким зверством расправлялись с защитниками Аборна озлобившиеся сопротивлением воины.

Линвард смог пробиться, но оставаться в доме дольше было нельзя. Линвард схватил Азею в охапку, прижал к груди, едва не задушив. Он не мог позволить ей погибнуть. Кто угодно, хоть весь Аборн, но его Азея должна была выжить. Он всегда думал, что бессмысленно повторять то, что очевидно, что о том, что любишь надо не говорить, а показывать, но сейчас затараторил, боясь не успеть высказать всего:

– Азея, какая же ты у меня замечательная. Самая лучшая, единственная, дорогая. За что мне было дано такое счастье – быть твоим мужем? Не знаю, но ты одна, никто больше мне не нужен. Азея, люблю тебя, любил и буду любить. Ты должна уйти… Сейчас же немедленно…

– Я? Я должна уйти? Я никуда не пойду без тебя, без Эльды.

Она попятилась, отказываясь верить смыслу сказанных Линвардом слов, покачала ошарашенно головой.

– Я не хочу, – воскликнула она, – я устала, Линвард! Когда, наконец, это безумие закончится?!

– Азея, дорогая моя, – принялся требовать, Линвард, – ты должна уйти, должна спастись. Не думай обо мне, знай только – что бы ни произошло, я всегда буду тебя любить. Одну… Никакая женщина тебя мне не заменит.

– Линвард, я не могу тебя потерять. Ты все, что у меня осталось. Пожалуйста, Линвард…

– Я не хочу тебе врать, – резко ответил он. – . Будь это не единственным выходом, я бы не говорил такого. Забирай детей и уходи. Беги переулками – воины идут сначала по большим улицам. Избегай любых встреч. Со всех ног, Азея…

Линвард сжал ее плечи и затряс. Хотел достучаться. Азея покорилась… Это единственное, что ей осталось.

– Ты выживешь, – сглотнула страх Азея,? ты должен, Линвард. Я уйду сейчас, но ты должен выжить…

И поперхнулась эмоциями. Линвард крепко поцеловал ее, в последний раз. Выживет? Кто знает. Но точно сделает все возможное.

– Гаспер! – позвал он, отпустив Азею. – Гаспер, быстро, иди сюда!

Мальчик, боязливо выглянул из-за угла, подозрительно оглядел странного человека, в котором с трудом угадывался друг семьи, и, признав, осторожно приблизился. Линвард присел рядом, заглянул мальчику в лицо и строго, беспрекословно заговорил:

– Гаспер, ты мужчина. Я хочу, чтобы ты сейчас взял брата и Азею и ушел с ними из дома. Ты должен постоять за них, Гаспер. Забудь о страхах, забудь обо всем. Вы должны добраться до храма и укрыться в его подземельях. Ты понял меня? Пришло время доказать, что ты – сын воина. Вот, возьми, – Линвард вытащил из-за пояса длинный кинжал в ножнах и вложил его в детские руки. – Он принадлежал твоему отцу. Теперь он твой. Бей врагов, Гаспер. Не сомневаясь. Помни, от твоей смелости зависит многое. Жизни, Гаспер. Понял меня?

Гаспер не смог возразить решительному тону взрослого мужчины, как бы ни был страшен смысл его слов. Он покорно сжал в руках кинжал Аллера, а Линвард, между тем, взял корзину с угомонившимся младенцем, сунул ее в руки Азеи, взглянул на жену в последний раз.

– Довольно прощаний, – сказал он последнее, – уходите через задний двор и бегите. Азея… помни, ничего не забывай.

И не дожидаясь очередных слов, больно хватавших за душу, бесцеремонно вытолкнул из комнаты жену и ребенка, захлопнул за ними дверь и, оказавшись в тишине, подошел к постели Эльды.

– Эльда! – позвал тихонько, не надеясь, что она услышит, но женщина приоткрыла глаза и попыталась улыбнуться.

– Линвард. Ты вернулся. Это хорошо. Азея тебя так ждала.

– Я знаю. Ты только не волнуйся.

– Где она? – от Эльды, даже нездоровой, ничего не могло укрыться. – Она ушла?

– Да, Азея ушла, – Линвард потерялся в мыслях, но Эльда сама вывела его на дальнейший разговор.

– Мои дети у нее?

– Да, они вместе. Все вместе. Они спрячутся, а потом, когда все закончится, вы снова увидитесь.

– Не обманывай, Линвард, – Эльда печально вздохнула, – ведь это – конец? Я рада, что мои дети с Азеей. Она защитит их. Я спокойна. Прошу тебя, иди тоже. Мне уже не помочь. Я освобождаю тебя от клятвы, иди.

– Нет, подруга, ты явно не в себе, – раздраженно воскликнул Линвард,? знаешь что, ты давай, расслабься, попробуй снова уснуть. Сон – первый лекарь! А я послежу, чтобы тебе никто не мешал.

– Жаль, – веки Эльды снова сомкнулись, а голова отклонилась в сторону, – жаль, что нет Аллера. Хотелось бы, чтобы Рида… он увидел.

И замолчала, провалившись в очередное беспамятство. Линвард поправил ей одеяло, поднялся и вышел на улицу, сел у порога прямо на землю. Совсем близко раздавались крики наступающих противников, и они усиливались. Линвард усмехнулся, покачал головой, умиляясь чему-то, не знаю чему.

– Ладно, пора, – приказал он сам себе, поднялся, размял плечи, бодрясь.

Рука снова почувствовала меч. Тяжелый, но послушный, преданный своему хозяину. Отступать некуда… Линвард, готовясь, приложил клинок ко лбу, закрыл глаза, сосредотачиваясь. Снова подумал об Азее, как она бежит сейчас, прижимая к сердцу чужого ребенка, а второго тащит за собой. Холодная сталь обожгла разгоряченную кожу. Время пришло. За родных и любимых… До последнего вздоха.

На Линварда, сминая розовые кусты, вышли трое воинов в зеленых плащах, остановились, косясь на застывшего на месте стража города. Соперникам не нужны были слова. Воины бросились в атаку, Линвард поднял меч. Защита, выпад, уворот, удар. Пригнуться, но не отступать, бить и не сдаваться. Любовь придавала сил. Он бил и рубил снова и снова, не задумываясь о жалости или сочувствии. Троих он одолел, но за ними пришли другие, окружили, набросились разом. Линварда хватало только на то, чтобы обороняться, беспощадные удары сыпались со всех сторон. Чем дольше он держался, тем сильнее ожесточались враги, тем тяжелее было стоять. Все ниже гнулась спина, все реже поднималась рука. Внезапная резкая боль в подрубленной ноге заставило его упасть на одно колено. Терпя и крепясь, Линвард успел отразить нацеленный в шею смертельный удар, но пропустил другой.

Вражеское лезвие распороло бок. Линвард закричал, но подняться уже не смог. Сильнее раны болело сердце, которое понимало, насколько беспомощен он теперь. Завершительный удар сапогом по голове опрокинул Линварда навзничь. Он увидел голубое небо, которое медленно заволакивал мрак – мир растворялся перед блекнувшим взглядом. Линвард с трудом, зажимая рукой страшную кровоточащую рану, жмурясь от нестерпимой боли, перевернулся, увидел порог дома, через который уже переступали сапоги пехотинцев. Услышал, как с треском ломаются и погибают столь любимые Эльдой розы. И закричал, заревел от отчаяния, уронив голову на руки.

Эльда очнулась в тот момент, когда тень приблизившегося воина упала ей на лицо. Внешности она не разобрала, отчетливыми оставались только бездушные горящие глаза, плотно сжатые губы и длинные мечи в руках. И улыбнулась, смерти в глаза, думая о детях, что живы, и о тех, кто о них позаботится.

– Давайте уже,? так громко, как только смогла, с вызовом бросила Эльда,? выполняйте свой… ПРИКАЗ!

ЭПИЗОД VII

В город, через брешь в стене, штурмующие войска хлынули потоком. Крик неминуемой победы, все больше одна гласная, агрессивно растянутая тысячей глоток, заглушил остальные звуки: звон металла, отчаяние проигрывающих, карканье прожорливого воронья, предчувствующего скорое пиршество.

Катапульты остановились, позволяя людям завершить падение Аборна. Конница же волновалась: нетерпеливо топтались кони, недоумевая, зачем их оседлали и вывели в поле, если не позволяют скакать во весь опор. Всадники сдерживали поводья, ожидая комманды. Издали, с гладких, похожих на зеленые лысины, холмов, Аборн виделся им разбитым, изуродованным, зверем. Из развороченного чрева его к небу поднимались черные кудри дыма. Велисская башня, лишенная макушки, растерянно взирала черными щелями глубоких бойниц на своих убийц.

Когда Глава Конных Воинов поднял к небу серебристый клинок меча и призвал спустить узду, всадники дали коням и жестокости своих сердец свободу. Пехотинцы были потоком. Конница обернулась волной. Ворота открылись, чтобы пропустить ее на улицы, часть ударила в них, часть направилась к разлому. На полном ходу бесстрашные кони перепрыгивали выбитые каменные глыбы, поджимая тонкие, но крепкие копыта к брюху. Всадники подгоняли. Они даже не скакали… Летели, словно приподнятые над землей невидимыми крыльями.

Среди них был Аллер… Он понял, как окончательно запутался, когда перед войсками с пламенной речью выступал Маниус. Будь он таким же, как большинство его собратьев? воинов, не принадлежащим Аборну, происходящее не виделось ему безумием. Некстати вспомнился разговор с Юнисом, когда пришли первые вести о разладе в Совете Семерых. И вот он стоял перед выбором, возможность которого никогда не допускал.

Голова закипала, казалось еще немного и взорвется. В свалке размышлений снова, как в назидание забилось: «Клянусь… Клянусь». А когда в Аборн полетели камни, когда в неравной схватке сцепилась пехота и защитники города, ритмично повторяющуюся клятву Аллер слышал уже наяву. В ту минуту он потерял здравомыслие, ошарашенно смотрел, как корчится в агонии родной город, и слышал как отовсюду: сверху – с бескрайних просторов неба, снизу – из недр земли, с боков, из-за спины и с ветром в лицо – отчетливо повторяется проклятое слово. Громкое, грубое, с укором. Оно требовало решения, только какое Аллер бы ни выбрал, он совершил бы ошибку.

Иногда, на фоне рушащегося, забрасываемого ядрами Аборна возникала Эльда. Она выходила из того сна, что так долго являлся Аллеру, грустно смотрела на мужа, умоляла о помощи, а потом отворачивалась и растворялась призрачным видением. Тогда хотелось, вопреки молчанию Глав, пришпорить коня и со всех копыт послать его в город. Исполнить то, о чем она просила и снова ощутить покой.

Когда, наконец, прозвучал вожделенный приказ, Аллер сам не понял, как стеганул с размаху Кайза, склонился к его уху и шепнул из забытья: «Домой!».

Конь понес его вперед, сначала в общей массе, затем, оказавшись в городе, сам по себе. Другие всадники бросались преследовать недобитых, Аллер же, не замечая ни своих, ни чужих гнал коня по узким переулкам, кратчайшей дорогой. Огромный Кайз с трудом, на полном скаку, вписывался в повороты, пару раз, загребая копытами, чуть не валился на бок, но выстаивал и продолжал свой путь. И все равно не добрался до дома.

Невесть откуда выпущенная стрела вонзилась ему ровно в глаз. Верный конь не успел даже заржать в последний раз, по инерции пронесся еще несколько метров, после чего передние копыта подломились, и Кайз грудью полетел вперед.

Аллера спасло только закаленное испытаниями тело и сознание воина. Когда Кайз завалился, всадник выпустил ноги из стремян, оттолкнулся, кувыркнулся через опущенную морду Кайза, лишь незначительно опережая догоняющий, взмывший в воздух круп животного. Уже не земле уклонился в сторону. Мертвая туша Кайза со всей своей более чем пятьсот-килограммовой тяжестью рухнула возле, едва его не задев.

Аллер не сразу опомнился, лежа на животе еще несколько секунд, дышал, забивая легкие пылью столичных улиц, пока не зашелся сухим воздушным кашлем. Медленно отжался от земли на руках, помотал головой, приходя в чувство. Стрелок, сразивший Кайза, стрел больше не пускал, скрылся, очевидно, полагая, что от такого падения всадник погиб вместе с конем.

Аллер развернулся, как не небылицу посмотрел на бездыханное туловище Кайза. Животное не шевелилось. Из черепа оперенным концом торчала стрела. Аллер подполз на коленях, все еще находясь в замешательстве оглядел труп коня. Бережно и любя провел ладонью по лоснящейся шкуре, прощаясь с верным другом. Почувствовал, как подступают слезы, но сейчас не время было скорбеть. В последний раз Аллер прошелся ладонью по короткой шерсти коня, похлопал по шее и поднялся. Поднял меч и зашагал прочь в том направлении, куда так рьяно рвался Кайз.

Аллер шел, не оглядываясь, не озираясь. По дороге попадались избитые, изрезанные трупы защитников города и горожан. Живых здесь не осталось, все, кто мог, отступали либо к дворцу, сбиваясь в последний рубеж обороны, либо уходили вглубь города, то ли пытаясь спастись, то ли заманивая нападающих в ловушки. Это была улица мертвых, но Аллер шел, видя перед собой только цель – маленький дом за живой изгородью, в окна которого заглядывают любопытные розы, а рамы обвивает крепкий плющ.

Когда то появился перед глазами, чувства вернулись. Аллер несколько секунд просто не мог шевельнуться, сделать шага, потому что с ним приблизился бы к самому страшному, что только мог предположить. К тому, с чем не знал, как жить дальше.

Он видел свой дом: распахнутую настежь дверью, черную глотку комнаты и внутренности перевернутой мебели. Но это было еще далеко. Перед порогом лежало несколько тел. Кажется, шесть, но Аллер не утруждал себя подсчетами. Стояла тишина. Мертвая, парализующая. Хуже, чем на кладбище. Вдруг вернулось обоняние, и Аллеру показалось, что он улавливает какой-то спертый, зловонный запах. Может, мираж. Но пахло тленом.

Он все же переборол исступление, медленно, через боязнь, приблизился к телам. В глаза ударил цвет тины и ила. Такими стали зеленые плащи пехотинцев, когда их насквозь пропитала кровь. Но их было пятеро, шестой воин, лежавший на животе, был одет в серое.

Пугающая догадка сдавила, и Аллер наклонился, вцепился в плечи павшего, наклонился низко, к самой голове. И, как мимолетное дуновение счастья ощутил слабое, с перерывами дыхание. Страж города был еще жив. Аллер перевернул тело и, хоть и был готов, не смог не ощутить страшного удара потери, обрушившегося на него всей своей мощью.

– Линвард! – самостоятельный шепот просочился сквозь зубы.

И раненый вздрогнул. Слабые веки приоткрылись, в мутных глазах мелькнула слабая тень сознания. Линвард узнал, хрипло из-за забитого мокротой и спекшейся кровью горла, промолвил кратко:

– Прости… Подвел.

И снова голова безвольно откинулась на бок. Мысли Аллера были тяжелее стали, он не хотел думать об очевидном, не хотел знать, того, что открывалось перед глазами. Но это было: умирающий у него на руках друг, пронзенный стрелой верный Кайз. Эта война безжалостно забирала самое дорогое.

На Аллера снова набросился жар безумия. Он положил тело друга обратно на землю, поднялся, сделал шаг к порогу, когда за углом дома кто-то неосторожно зашевелился.

Быстрее охотящейся дикой кошки Аллер метнулся к нежданному гостю. Меч он оставил возле Линварда, но это ему не могло помешать.

Девушка взвизгнула, но убежать не успела. Сильная, рука воина сжала до боли ее худенькое, костлявое плечико, а над головой ее, маленькой, мышиной, завис тяжелый, как кувалда кулак. Закрывая в ожидании страшного, уничтожающего ее лицо и голову удара, пойманная успела взмолиться:

– Пожалуйста, умоляю вас, не надо. Я не причиню вреда. Я…я просто хочу помочь раненным!

Что-то все же удержало. Может, жалость? Маленькая, ниже плеча Аллера, хрупкая, немощная. Кому она могла помочь? Да, какого демона, она вообще делает в городе?

Аллер сам не понял, что прорычал ей в лицо.

– Я ученица…! – ответила, дрожа, девчонка. – Воспитанница Лаиры. Мы остались в городе, чтобы помогать раненным! Прошу вас, отпустите.

Он должен был убить. «Убивать всех горожан, кто не скрылся в подземелье!» Чем она исключение?

Кулак дрогнул, девушка пронзительно закричала, втянула голову в плечи. Но Аллер не ударил. Вместо этого за шкирку, бесцеремонно потащил девушку к порогу своего дома и как безвольную куклу швырнул ее на почти безжизненное тело Линварда.

– Так помогай! Иначе, я тебя убью!

Девушка, почувствовав, что тело, на которое она упала, еще не умерло, бросилась его осматривать. Аллер этого уже не видел. Он подобрал свой меч и широко перешагнул порог.

Дом встретил его густым скорбным сумраком. Аллер двигался среди перевернутой мебели, разбитой посуды, как во сне. Дверь в спальню была прикрыта, на косяке, зацепившись дужкой за металлическую петлю, повис замок. Рука нехотя толкнула дверь. Та отворилась скрепя, предупреждая, что ничего хорошего Аллера в спальне не ждет. Он увидел кровать. Их с Эльдой семейное ложе. Только сейчас белоснежное белье почему-то пестрело красными разводами.

Аллер отказывался принимать, почему. Он не хотел верить в то, что безжизненное хрупкое тело на постели, это его Эльда. Он не хотел подходить, но шел. Ватные ноги сами принесли его к постели.

– Эльда…

Она не отвечала. Бледное с оттенком синевы лицо оставалось спокойно. Эльда словно спала и видела серьезный сон, хмурилась на то, что вернувшийся муж пытался ее разбудить и отвлечь. Ничтожное здравомыслие, что еще билось в Аллере, заставило его опустить голову и увидеть пронзенное несколько раз мечом стройное тело. Багрово-красная, мокрая и липкая, ночная рубашка была еще теплой…

Осознание собственной чудовищной ошибки оказалось последней каплей. Аллер сел на край постели, провел пальцами по остывающей щеке жены. Затем вдруг схватил бездыханное тело, сжал в крепких, горячих объятиях, неистово требуя, повторяя:

– Очнись… Очнись! ОЧНИСЬ!

Скупые мужские слезы покатились по щекам. Аллер зажмурился, сердце скукожилось, отказываясь биться. Не выпуская мертвую жену из рук, подчиняясь порыву, вдруг вскинул голову к потолку и закричал, заревел во все горло, вместе со звуком отпуская нестерпимое горе. Снова и снова, пока в припадке не сполз на пол. Тогда стиснул кулаки и, продолжая реветь, принялся долбить себя по голове. Так прошло несколько минут, пока мышца не свело, а голос не осип. Аллер уронив руки на пол, низко опустив голову, сидел возле той, что уже никогда не поднимется.

А потом вдруг, ярче солнца, вспыхнула злоба. На всех. На целый мир. Слезы высохли. Аллер поднялся, одернул плащ, крепче обычного сжал рукоять меча. В его мыслях не осталось ничего, кроме уверенности: он должен выполнять приказ. Он клялся подчиняться Главам? Подчиниться. Он клялся защищать мирных жителей. Защитит.

Аллера больше не было. Осталась только воин. Он вышел из дома. Не оглядываясь, оставив за спиной всю свою прошлую жизнь. Без возврата. Потому что там ничего не осталось. Ни любви, ни чести, ни справедливости, ни правды. Ничего, за что он когда-то сражался.

Аллер шел вперед, не ставя целей, не разбирая дороги, не сводя взгляда с одной незначительной точки. Когда рядом раздалась дробь копыт, он не обратил внимания, даже не остановился.

– Аллер! Ты живой! Вот это да!

Аллер обернулся, но лицо осталось маской из воска. Прямо к нему бежал Юнис.

– Я видел Кайза! – кричал молодой воин на бегу. – И уже не думал найти тебя живым, а…

Юнис поперхнулся кровью. Глаза, которые медленно оставляла жизнь, переползли с лица Аллера на собственную грудь. Пронзенную почти насквозь мечом того, кого он считал товарищем.

Аллер, все так же невозмутимо, дернул рукоять на себя. Под омерзительные чавкающие звуки, лезвие вылезло из рассеченной плоти. Юнис покачнулся, упал, так и не спросив своего убийцу: «За что?» Если бы Аллер мог ответить, то сказал бы: «Так надо».

Перешагнув через мертво тело, он пошел дальше. Юнис был первым, но отнюдь не последним. Аллер рубил всякого, кто оказывался на пути. Воинов – потому что они убивали горожан, горожан – потому что ему так приказали. Снова и снова, не подводя итогов, помня только то, чему научился за годы военной службы, он пробивался вперед, сам не зная куда, не понимая зачем.

ЭПИЗОД VIII

Если путались в платье ноги – не замечала. Если болела затекшая, донельзя напряженная рука – не чувствовала. Азея не могла отвлекаться на ощущения. Когда она пришла в себя после того, как Линвард вытолкнул ее на улицу, то бросилась к храму, подгоняемая слепой надеждой. О муже Азея старалась не думать. От этого мутился рассудок, и появлялось только одно, предательское желание – остановится.

Гаспер послушно торопился следом, даже не пытаясь вырвать ладошку из крепко сжатой руки Азеи. Он не спрашивал, ни куда они бегут, ни почему оставили его мать одну. Казалось, дай только шанс, и он завалится на бочок, сомкнет глазки и на несколько часов забудется долгим, спокойным сном без сновидений, чтобы проснувшись засыпать взрослых вопросами.

Никогда раньше дорога от дома до храма не казалась Азее такой долгой. Она петляла по закоулкам, вздрагивая и прячась при малейшем шорохе или движении. Однажды эта осмотрительность спасла им жизнь. Двое пехотинцев, устрашающе громыхая тяжелым оружием, прошли мимо, лишь скользнув взглядом по каменной плите, завалившейся на соседний дом. Они хохотали во все горло над чем-то неизвестным, и не заметили женщины, успевшей укрыться в щели между плитой и стеной. Азея дрожала, одной рукой закрывала рот Гасперу, другой прижимала к груди корзину с младенцем и будто это могло помочь, молилась об одном: «Только не заплачь».

Младенец покорно молчал. Мелькнула мысль, живой ли он вообще, но проверять Азея не стала. Когда пехотинцы скрылись, она вывернулась из щели и, утаскивая за собой детей, побежала дальше.

Азея и не заметила, когда слабость иссохла, а израненная страхами душа затвердела. Когда она почувствовала в сердце невыносимое отвращение к миру, злобу и даже ярость.

Азея бежала к храму, надеясь найти там укрытие, защиту. Вековые своды помогали страждущим всегда и даже теперь, когда весь город дышал пылью руин, чем ближе она подбиралась к храму, тем меньше попадалось разрушений. Ядра катапульт сюда долетали лишь случайно, словно от любопытства заглядывая в самый дальний от дворца район. Азея пряталась в тени домов, выглядывала из-за углов, передвигалась короткими перебежками и старалась не обращать внимания на массовые расправы над защитниками города, свидетельницей которых приходилось невольно становится. Она устала бояться и наконец-то не чувствовала ничего, кроме стремления оказаться в безопасности в глубоких подземельях храма. Даже участь оказаться перед запертыми дверьми не могла сбить ее с дороги. И если хоть кто-нибудь посмел бы ей помешать, Азея не знала, что бы она сделала со смельчаком.

Когда до храма оставалось всего несколько переулков, а высоко впереди, над крышами оставленных домов, уже виделись гигантские статуи Великих Богинь, на беглецов все-таки напали. Огромный, как гора воин пехотинец вывернул из-за угла как раз к ним на встречу. Азея едва успела остановиться и не налететь на него. Пехотинец, по привычке, схватился за меч, но не поспешил вырвать его из ножен, когда заметил, кого послала ему судьба в противники. Он только злорадно усмехнулся, оглядывая женщину и не обращая особого внимания на двух ее малолетних спутников.

– Что это ты тут делаешь, красавица? – его голос был низким, с хрипотцой, вроде бы обыкновенный мужской бас, но Азее он показался самым противным, что ей когда-либо приходилось слышать.

Она не ответила, попятилась, но наткнулась спиной на холодную стену. и вдруг ясно представила себе картину своего ближайшего будущего: грубое, жестокое насилие, возможно с побоями на глазах у Гаспера. А потом… А вот что потом, лучше не представлять.

– Оставьте нас, – она и не предполагала, что может говорить так сурово.

– С чего бы это? – мужчину ее тон ничем не смутил, он лишь остановился, а на лице расползлась мерзкая улыбка.

– Уходи!

Улыбка не посмела задержаться надолго на мощной, заросшей короткой щетиной физиономии пехотинца. Она уступила место глубокому удивлению с примесью страха. Воин никогда не видел таких глаз. Бесконечно глубокий взгляд пробивал не хуже меча и видел все, даже самое сокровенное. Так, по крайней мере, казалось. Только это смотрел ребенок – мальчик лет шести, что выглядывал из-за спины женщины.

– Ах ты, гаденыш, – прошипел воин сквозь зубы, снова схватился за меч, но опять не успел его вытащить.

Потому что, пока смотрел в глаза ребенка, не заметил, как Азея опустила на землю корзину с младенцем, вместо нее подцепила тяжелый, подвернувшийся под руку, острый камень и со всей силы ударила им точно в висок своему противнику.

Пехотинец упал мгновенно, кровь залила его лицо. Азея, не ожидая от себя подобного, уставилась на тело. Но жалости не испытывала. Скорее удовлетворение и гордость победителя.

Она взглянула на Гаспера и если бы могла, то непременно бы ужаснулась. Азея увидела демоненка. Гаспер злорадно ухмылялся, разглядывая мертвое тело, а в одной руке, висевшей вдоль тела, сжимал оголенный отцовский кинжал. Если бы не Азея, то он ударил бы он. Теперь шестилетний мальчик сам был готов убивать.

– Идем! – позвала Азея.

Она забрала у Гаспера кинжал, а в освободившиеся руки ребенка вложила корзину, в которой все-таки недовольно заворочался маленький Рид.

– Держи крепко, – наставила она, – как самое дорогое, что у тебя есть.

До храма оставалось совсем немного… Совсем чуть-чуть.

Площадь, на счастье оказалась пуста. Азея выискала взглядом в фасаде храма одинокую, крепкую на вид дверь – один из известных входов в подземелье Аборна и приготовилась уже бежать, как со спины кто-то приблизился бесшумно, крепко, до боли, словно когтями схватил за плечо. Азея даже вскрикнуть не успела, как неизвестный сильно прижал ее к стене, вдавил в твердый камень, не позволяя даже шевельнуться. Тогда снова закричал Гаспер, пронзительно и почему-то радостно, а Азея не поверила своим ушам:

– Папа!

Она открыла глаза. Прямо над ней нависло знакомое, но пугающее мужское лицо, а прямо возле горла блестело серебристое лезвие меча. Одно движение, и Азея отправилась бы в загробный мир, пополняя число погибших за эти страшные двое суток.

Аллер… Конечно, это был он. Но в человеке, что приставил нож к ее горлу, Азея больше не видела своего старого, доброго друга. Аллер не узнавал ее, глаза, темные как ночь, были пусты. Ни любви, ни ненависти, одно лишь пугающее безразличие.

– Аллер, – прошептала Азея, боясь пошевельнуться,? Аллер, это я, Азея.

Он мог убить. Он обязан был убить, но стоял, застыв в иступлении.

– Папа, пожалуйста! – снова закричал Гаспер, и только тогда, еле заметно в черных зрачках воина мелькнула тень рассудка.

– Азея? – голос был тихим, но твердым.

Рука с мечом опустилась, рассеянный взгляд метнулся с женщины на ребенка с корзиной в руках.

– Гаспер, – Аллер все же произнес имя сына и опустился перед ним на одно колено, отрешенно заглянул в детское лицо.

И тогда, после долгого молчаливого терпения разразился плачем младенец. Громко, надрывно, призывая взглянуть на себя. Оба мужчины: один маленький, другой взрослый – опустили в корзину такие разные взгляды. Гаспер смотрел с нежным сомнением, эмоции Аллера различить по-прежнему оставалось не возможно.

– Как его зовут? – спросил он отстраненно.

– Рид, – ответил робко Гаспер.

– Рид, – эхом повторил Аллер, разглядывая корчащегося в плаче малыша.

– Береги брата, Гаспер. Заботься о нем всю жизнь.

И поднявшись, обернулся к Азее.

– А ты, спаси моих детей,? добавил негромко, – замени им мать.

Все еще не зная, чего ожидать, Азея пугливо попятилась, когда он шагнул ей навстречу. Аллер не придал этому значения, сознание снова угасло в его больной голове. Он поднял меч и, пройдя мимо женщины, уверенно направился к двери в подземелья.

Азея поманила Гаспера и настороженно, сжав посильнее кинжал, пошла следом. Очень хотелось верить, что Аллер не поднимет на нее больше меча, шея и так помнила губительный холод металла.