Текст книги "Марина Цветаева. Письма. 1928-1932"
Автор книги: Марина Цветаева
Жанр:
Эпистолярная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 40 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]
Та́к – а может быть и что́ – Вам скажу, Вам никто не скажет. Родные не умеют, чужие не смеют. Но не напоминайте: само, в свой час.
Впервые – Мир России. С. 161. СС-7. С. 199 (с неточностями). Печ. по кн.: Несколько ударов сердца. С. 10.
22-28. А.А. Тесковой
Meudon (S. et О.)
2, Avenue Jeanne d’Arc
10-го апреля 1928 г.
Христос Воскресе, дорогая Анна Антоновна!
Окликаю Вас на перегибе вашей и нашей Пасхи, в лучший час дерева, уже не зимы, еще не лета. Ранней весной самый четкий ствол и самый легкий лист. Лето берет количеством.
Как у вас в Праге? В Медоне чудно. Первые зазеленели каштаны, нет – до них какие-то кусты с сережками. Но, нужно сказать, французская весна мне не по темпераменту, – какая-то стоячая, тянущаяся месяцы. В России весна начиналась, т. е. был день, когда всякий знал: «весна!» И воробьи, и собаки, и люди. И, начавшись, безостановочно: «рачьте дале!» [97] как кричат ваши кондуктора. Но худа или хороша – всё же весна, то есть: желание уехать, ехать – не доехать: заехать (Два смысла: 1) завернуть 2) не вернуться. Беру во втором.)
У нас в доме неожиданная удача в виде чужой родственницы [98], временно находящейся у нас. Для дома – порядок, для меня – досуг, – первый за 10 лет. Первое чувство не: «могу писать!», а: «могу ходить!» Во второй же день ее водворения – пешком в Версаль, 15 километров, блаженство. Мой спутник [99] – породистый 18-летний щенок, учит меня всему, чему научился в гимназии (о, многому!) – я его – всему, чему в тетради. (Писанье – ученье, не в жизни же учишься!) Обмениваемся школами. Только я – самоучка. И оба отличные ходоки.
– Сердечное, к большому стыду сильно запозд<алое> спасибо за шоколад. Угощались и угощали.
– Читали ли в Воле России «Попытку комнаты»? Эту вещь осуждает все мое окружение. Что́ скажете? Действительно ли непонятно? [100] Не могу понять.
Как встречали Пасху? Были ли за-городом? Как здоровье – Ваше и Ваших? Что думаете о лете? Как работается? Счастлива буду получить от Вас весточку.
Простите за короткое письмо, оно не в счет, просто хочется окликнуть. Посылаю Вам Мура в Wildleder-Jäger-штанах [101], его любимых. Он «чешское» употребляет как похвалу. – «Хорошая погода: чешская», «красивая машина: чешская». Оттого, что из Чехии для него, пока, одна радость. Снимали его в медонском лесу, в 7 мин<утах> от нашего дома. Нежно Вас целую, отдыхайте, поправляйтесь на Пасху.
Впервые – Письма к Анне Тесковой, 1969. С. 63–64 (с купюрой). СС-6. С. 367–368. Печ. полностью по кн.: Письма к Анне Тесковой, 2008. С. 87–88.
23-28. Н.П. Гронскому
<19 апреля 1928 г.> [102]
Дорогой Николай Павлович,
Жду Вас не в субботу, а в воскресенье (Волконский [103]), к 4 ч<асам>, с тем, чтобы мы, посидев или погуляв с Сергеем Михайловичем и проводив его на вокзал, остаток вечера провели вместе. Словом, субботний вечер переносится на воскресный. (В субботу у меня народ: приезжие – проезжие – из Праги, отменить нельзя.) Захватите тетрадь и готовность говорить и слушать.
Всего доброго.
МЦ.
Медон, четверг.
Впервые – СС-7. С. 199. Печ. по СС-7.
24-28. Р.Н. Ломоносовой
Meudon (S. et О.)
2, Avenue Jeanne d’Arc
20-го апреля 1928 г.
Милая Раиса Николаевна,
Экспресс пришел без меня, я на три дня уезжала загород, за чужой загород, потому что Медон, в котором я живу, тоже загород. Только потому не отозвалась тотчас же.
Сердечное спасибо за Бориса Леонидовича и за себя [104].
Способ пересылки, как видите, очень хорош, но мне очень совестно утруждать Вас.
Два года назад, даже меньше, я была в Лондоне, у меня там был вечер стихов, могли бы встретиться. Но может быть – Вас там не было? [105] (Стихи с предварительным докладом Кн<язя> Святополка-Мирского, из которого я поняла только собственное имя, да и то в английской звуковой транскрипции!)
Еще раз сердечное спасибо.
Марина Цветаева
– Да, Пастернак мой большой друг и в жизни и в работе. И – что самое лучшее – никогда не знаешь, кто в нем больше: поэт или человек? Оба больше!
Редчайший случай с людьми творчества, хотя, по-моему, – законный. Таков был и Гёте – и Пушкин – и, из наших дней, Блок. А Ломоносова забываю, Вашего однофамильца, а может быть – предка? [106]
Впервые – Минувшее. С. 211. СС-7. С. 313. Печ. по СС-7.
25-28. В.Н. Буниной
Meudon (S. et О.) 2,
Avenue Jeanne d’Arc
21-го апреля 1928 г.
Дорогая Вера Николаевна,
Не будет ли с моей стороны нескромным запросить Вас, вышло ли что-нибудь из моей писательской получки [107] – от журналистов через С.В. Познера я уже получила [108].
Может быть еще и собрания не было?
Простите, ради Бога, за хлопоты.
Сердечный привет и благодарность.
М. Цветаева.
Впервые – НП. С. 398. СС-7. С. 234. Печ. по СС-7.
26-28. Н.П. Гронскому
Медон, 22-го апреля 1928 г., понедельник.
Дорогой друг,
Оставьте на всякий случай среду-вечер свободным, может быть и, кажется, наверное – достану 3 билета – Вам, Але и мне – на вечер Ремизова [109], большого писателя и изумительного чтеца [110]. (Не были на прошлом?)
Хочу, или – что́ лучше: жизнь хочет! чтобы Вы после Волконского [111] услышали Ремизова, его полный полюс.
Такие сопоставления полезны, как некое испытание душевной вместимости (подтверждение безмерности последней). Если душа – круг (а так оно и есть), в ней все точки, а в Ремизове Вам дана обратная Волконскому. Так, в искаженном зеркале непонимания, понятию «волхонщина» можно противуставить «ремизовщина». В Ремизове Вам дана органика (рожденность, суть) обратная органике Волконского [112]. Точки (В<олконского> и Р<емизова>) чужды, дело третьего, Вас, круга – в себе – породнить.
Ничего полезнее растяжения душевных жил, – только так душа и растет!
_____
Итак, жду Вас не позже половины восьмого, в среду. Поедем вместе, так как билет, м<ожет> б<ыть> будет общий.
Да! очень важное!
Никогда не буду отрывать Вас от Ваших занятий и обязанностей, но – в данный раз: Ремизов сто́ит лекции, какая бы ни была. Его во второй раз не будет [113].
Любуюсь на Ваши янтари.
МЦ.
Просьба: захватите в среду пленки с Муром, боюсь, что они так и сгинут, хочу отдать проявить, не примите за укор, знаю, что заняты [114].
Впервые – Поэзия. Альм. М.: Молодая гвардия, 1983. № 37. С. 141, неполный текст (публ. Е.Б. Коркиной). СС-7. С. 199–200 (то же). Печ. по кн.: Несколько ударов сердца. С. 11–12.
27-28. Н.П. Гронскому
<29 апреля 1928 г.>
Медом, воскресенье вечером
Дружочек!
Просьба, вроде: поди туда не знаю куда, принеси то не знаю что́ (помните Ваш вопрос, бывший уже ответом? Начинаю думать, учитывая и сопоставляя разное, что из Вас ничего не выйдет, кроме всего, т. е. поэта. Философ есть вопрос человека вещи, поэт есть человеку – вещи – ответ. Или же: вещь спрашивает через философа, и отвечает через поэта.)
Но – отвлекаюсь – (вовлекаюсь) – извлекаюсь!
Голубчик, до среды, т. е. к Вашему приходу, узнайте мне (см. начало) лучшую, полнейшую биографию Ninon de Lenclos [115], мне нужен один эпизод из ее жизни, до зарезу, для вещи, которую, в срочном порядке необходимости, хочу писать, не хочу выдумывать бывшего. Вещь, касающаяся Вас, имеющая Вас коснуться.
Если бы где-нибудь посмотреть в однофамильном – полу-одно, четверть-однофамильном мне словаре (верно ли я считаю? у словаря – две, у меня – две, одна общая, – какова степень родства?) [116] – там всегда есть библиография. Сделайте это для меня, мне кажется, это будет первая живая, насущная вещь за годы.
Приходите не позже, а то и раньше ½ 9-го, у нас с Вами так мало времени на все.
Непременно – стихи, старые и новые.
МЦ.
<Приписка поперек страницы:>
Понедельник. <30 апреля 1928 г.>
Хорошо, что не запечатала (правда, в этом жесте невозвратность, чувство, что все кончено, что не в твоей воле изменить. Заметьте, что не отсылаются только незапечатанные письма. Первая невозвратность: запечатание, вторая – ящик (берите мои слова вне содержания письма, в абсолютности понятия письма!) Собственный язык, зализывающий, и жестяной ящик – формы Рока. Письмо – стрела – книга стихов – три самодержавности = стийности – САМОСТИ. (Как я люблю Ваш слух, как физически ощущаю проникновение в Вас СЛОВА: звука, смысла. Помните Пушкина: в горах – отзы́в? [117] (Есть и в низах – отзы́в: в безднах!) Ведь горе, чтобы отозваться, надо услышать, отдать – ПРИНЯТЬ! – Видите, опять не могу кончить!
За-ночь моя просьба разрослась: узнайте, а может быть уже знаете, одежды того времени (половины XVII в<ека>), мне нужно знать как их одеть, не хочу гадать. Очень хочется до начала вещи поговорить с Вами о ней, услышать Ваше толкование данных, совместно скрепить духовный костяк.
– Привыкаете к почерку? В него нужно вовлечься.
_____
Учитесь, пожалуйста!
Впервые – Несколько ударов сердца. С. 12–13. Печ. по тексту первой публикации.
28-28. А.И. Цветаевой
Триумф<альная> Арка
Медон, 3-го мая 1928 г.
Дорогая Ася, у меня для тебя целая коллекция таких открыток – нумерую. А ты мне сразу ответь – дошли ли, тогда буду посылать.
Видела я Асю О<боленскую> [118], приезжала ко мне в Медон. Вот что от нее узнала о смерти В<али> [119]. С первого дня Пасхи ей стало несравненно лучше, умирая – стала оживать. Доктора дивились, ибо уж с месяц каждые минуты были сочтены. В<аля> за время умирания со смертью свыклась, смирилась, – пришлось заново привыкать жить. Жить ей с 1-го дня Пасхи страстно хотелось, поверила, что будет – и Асю уверила. Ей было настолько – непрерывно – неуклонно – лучше, что Ася уже не стояла над ней, как над умирающим, встречалась с радостью, расставалась без страха. И вот – шел сильный дождь, Ася промокла – «пойду переоденусь и вернусь часа через три». Вернулась – В<али> уже не было. Попросила у сестры бульона, та пошла за ним, В<аля> закашлялась – хлынула кровь – одна из больницы побежала предупредить сестру – та пошла – все было кончено. От кашля до смерти не прошло и двух минут. Можно сказать, что смерть мгновенная.
Напиши про Бориса, про здоровье. Я ему писала, но он не отвечает [120]. Совсем ли поправился? Целую тебя и А<ндрюшу> [121].
М.
Аля твой Зоол<огический> Сад развесила над Муриною кроватью.
Впервые – НП. С. 381–382. СС-6. С. 193–194. Печ. по СС-6.
29-28. В.Н. Буниной
Meudon (S. et О.)
2, Avenue Jeanne d’Arc
4-го мая 1928 г.
Дорогая Вера (можно?)
Дела с билетами хуже нельзя [122]. Все отказываются. Из тех по Вашим адресам продано пока два – по 25 фр<анков>. Вечерами объелись и опились. Последний вечер – ремизовский [123] – окончательно подкосил. Отказы складываю в один конверт, – не деньги, так опыт (бесполезный, ибо знала наперед). Познер, напр<имер>, не ручается ни за один и трогательно просит забрать – «может быть еще как-нибудь пристроите». Таких писем у меня уже 7. Зал будет полный (входные по 5 фр<анков>, дороже нельзя из-за налога), а касса пустая. Я в полном огорчении. У Мура (сына) кашель уже 8-ой месяц, как начал после скарлатины так и не кончил. Его необходимо увезти, ибо наследственность с обеих сторон дурная (у мужа 16-ти лет был процесс, возобновившийся в Галлиполи, а с моей стороны – умерла от легочного туберкулеза мать). Я слишком умна, чтобы ненавидеть буржуазию – она ПРАВА, потому что я в ней – ЧУЖОЙ, куда чужее самого архи-коммуниста. (NB! Обратное буржуа – поэт, а не коммунист, ибо поэт – ПРИРОДА, а не миросозерцание. Поэт: КОНТР-БУРЖУА!
Итак, все правы и всё в порядке, кроме Муркиных бронх, – и это единственное, по существу, до чего мне, кроме стихов, дело.
– Читаю сейчас вересаевскую летопись «Пушкин в жизни» – знаете? (Сплошь свидетельства современников или их близких потомков, одно например такое:) [124]
«Плохие кони у Пушкина были, вовсе плохие! Один был вороной, а другой гнедко – гнедой… Козьяком звали… по мужику, у которого его жеребеночком взяли. (Козьяк, а то Козляк, – тоже болотный гриб такой). Этот самый Козьяк совсем дрянной конь был, а только долго жил. А вороной, тот скоро подох».
Михайловский старик-крестьянин по записи И.Л. Щеглова.
Новое о Пушкине. С. П. Б. 1902, стр. 202.
_____
Спасибо за Надю [125]. О ней, бывшей, речь еще впереди. А знаете полностью тот стих Рильке?
Vergangenheit steht noch bevor.
Und in der Zukunft liegen Leichen… [126]
Не хотелось – Leichen (начертания).
Целую Вас, пишите.
МЦ.
Впервые – НП. С. 400–401. СС-7. С. 235. Печ. по СС-7.
30-28. Н.П. Гронскому
Медон, 4-го мая 1928 г.
Мой родной,
10 – не среда, а четверг – а нынче пятница (до-олго!)
Хотите во вторник на Экипаж (Convention) [127]. Если да, безотлагательно сообщите мне точный поезд с Вашего медонского вокзала (Montparnasse) – поезд, на который не опоздаю – не опоздаете?
Начало в 8½ ч<асов> Convention от Montparnass’a близко.
Если не можете, тоже сообщите.
Пишу Вам, молча проговорив с Вами целый час: ПО-ЗВУ-ЧИЕ, крайний звук которого есть ПРЕДЗВУЧИЕ.
Не бойтесь потерять мундштук [128], у Вас в руках – больше, чем в руках, ближе чем в губах! – несравненно большее.
Если бы Вы знали всю бездну [129] нежности, которую Вы во мне разверзаете. Но есть страх слов.
МЦ.
Все это не в жизни, а в самом сонном сне.
<Приписка на полях:>
Нынче пятница, до вторника долго, учитесь, пожалуйста! Напишите, на когда условились с С<ергеем> М<ихайловичем> [130], чтобы я заранее оставила вечер.
Впервые – Несколько ударов сердца. С. 13–14. Печ. по тексту первой публикации.
31-28. В.Н. Буниной
Meudon (S. et О.)
2, Avenue Jeanne d’Arc
5-го мая 1928 г.
Дорогая Вера Николаевна,
Я все еще под ударом Вашего письма [131]. Дом в Трехпрудном – общая колыбель – глазам не поверила! Первое, что увидела: малиновый бархат, на нем альбом, в альбоме – личико. Голые руки, открытые плечи. Первое, что услышала: «Вера Муромцева» (Раечка Оболенская, Настя Нарышкина, Лидия Эверс [132], никогда не виденные, – лица легенды!) Я росла за границей, Вы бывали в доме без меня, я Вас в нем не помню, но Ваше имя помню. Вы в нем жили как звук.
«Вера Муромцева» – мое раннее детство (Валерия меня старше на 12 лет) [133], «Вера Муромцева», приезды Валерии из института – прерываю! – раз Вы меня видели. Я была в гостях у Валерии (4 года) в приемный день, Валерия меня таскала по всему институту, – все меня целовали и смеялись, что я такая серьезная – помню перегородку, над которой меня подняли. За ней был лазарет, а в лазарете – скарлатина. Поэтому до сего дня «скарлатина» для меня ощущение себя в воздухе, на многих вытянутых руках. (Меня подняли всем классом.)
Валерия нас с Асей (сестрой) любила только в детстве, когда мы выросли – возненавидела нас за сходство с матерью, особенно меня. Впервые после моей свадьбы (<19>12 г.) мы увиделись с ней в 1921 г. – случайно – в кафе, где я читала стихи.
Есть у нас еще родство, о нем в другой раз, – семейная легенда, которую Вы может быть знаете.
– Но [134] – как Вы могли, когда я была у Вас, меня не окликнуть? Ведь «Трехпрудный» – пароль, я бы Вас сразу полюбила, поверх всех евразийств и монархизмов, и старых и новых поэзий, – всей этой вздорной внешней розни. – Уже люблю. —
Целую Вас.
МЦ.
Если Вам любопытна дальнейшая судьба «Лёры» – расскажу Вам, что знаю.
<Приписка на полях:>
«Вера Муромцева». «Жена Бунина». Понимаете, что это два разных человека, друг с другом незнакомых. (Говорю о своем восприятии, до Вашего письма.)
– Пишу «Вере Муромцевой», ДОМОЙ.
Впервые – НП. С. 400–401. СС-7. С. 236. Печ. по СС-7.
32-28. А.В. Бахраху
Meudon (S. et О.)
2, Avenue Jeanne d’Arc
6-го мая 1928 г.
Милый Александр Васильевич,
Обращаюсь к Вам с большой просьбой: помогите мне распространить билеты на мой вечер, имеющий быть 17-го [135]. Посылаю 10, распространите что́ сможете. Цена билета не менее 25 фр<анков>, больше – лучше, (NB! Думаю, что у меня будет полный зал и пустая касса!)
Посылаю книгу [136].
Всего лучшего, простите за просьбу.
МЦветаева.
Впервые – Мосты. Мюнхен. 1961. № 6. С. 341 (с купюрой) (публ. А.В. Бахраха); ЛО. М., 1991. С. 111 (полностью) (публ. Дж. Мальмстада); СС-6. С. 6 М. Печ. по СС-6.
53
Марина Цветаева
33-28. С.Н. Андрониковой-Гальперн
Meudon (S. et О.)
2, Avenue Jeanne d’Arc
10-го мая 1928 г.
Дорогая Саломея,
Почему мы с Вами так долго не видимся? Теряюсь в догадках.
Может быть Вы обиделись на мое внезапное исчезновение из поля Вашего зрения на Евразийцах? [137] Дело было не во мне, С<ергей> Я<ковлевич> внезапно меня увел, – ему нужно было исчезнуть незаметно и безвозвратно. Я не успела опомниться, как уже оказалась на улице.
Можно попросить Вас об очередном иждивении? Когда увидимся? Хочу прочесть Вам Красного бычка [138].
(замогильным, нет – заупокойным голосом:) – Что Путерман?? [139]
Целую Вас.
МЦ.
Впервые – СС– 7. С. 113–114. Печ. по СС-7.
34-28. Н.П. Гронскому
Милый Николай Павлович,
До последней минуты думала, что поеду, но никак невозможно, – у меня на виске была ранка, я заклеила пластырем – загрязнение – зараза поползла дальше. Сижу с компрессом. Если не боитесь видеть меня в таком виде, заходите завтра, когда хотите, сказать о театре с С<ергеем> М<ихайловичем> и рассказать о докладе [140].
Всего лучшего, передайте пожалуйста письмо С<ергею> М<ихайловичу>.
МЦ.
Медон, 10-го мая 1928 г.
– завидую Вам! а Вы – хвали́те за меня!
_____
Принесите мне что-нибудь почитать.
Впервые – СС-7. С. 200. Печ. по СС-7.
35-28. Н.П. Гронскому
Медон, 17-го мая 1928 г.
Ко́люшка, может быть я плохо делаю, что говорю с Вами беспощадно – как с собой.
Например сегодняшнее – о простоте, доброте, чистоте. Кто был со мной – если не проще – то добрее и чище Вас? Мы мне начинаем напоминать такую быль. Кто-то – Италия, Возрождение – приревновал свою жену к какому-то юноше. Мечта «застать с поличным». И застает – сомолящимися [141].
Что мы с Вами – как не вместе молимся? (Каким богам?)
А о простоте – что ж! не дано ни мне ни Вам. То есть – слепости в простоте, как вообще ни одной слепости.
А «зеленью светел Праотец-Змей» [142] – МАГИЧЕСКАЯ строка, вся как драгоценный камень, не «как», а – сам драгоценный камень. Эта строка не аллегорический, а живой изумруд, оборот его в руках.
Никакого дела в Париже не сделала, вошла в тот дом и вышла, вернулась домой и вот, с тоской в сердце (может быть – по СЛЕПОСТИ в простоте!) – пишу Вам.
Спасибо за цветы В<олконскому>, переписку В<олконского>, за тот песочный овраг, за «среду» взамен «завтра».
За вся и за все.
М.
Впервые – Несколько ударов сердца. С. 14–15. Печ. по тексту первой публикации.
36-28. В.Н. Буниной
Meudon (S. et О.)
2, Avenue Jeanne d’Arc
23-го мая 1928 г.
Дорогая Вера Николаевна,
Ваше письмо совершенно изумительно. Вы мне пишете о Наде Иловайской, любовью к которой – нет, просто КОТОРОЙ – я болела – дай-те вспомнить! – год, полтора. Это было мое наваждение. Началось это с ее смерти – я тогда была в Германии, в закрытом учебном заведении, мне было 10 лет. «Умерла Надя Иловайская» (письмо отца). Последнюю Надю я помнила в Нерви – розу на гробах! – (все вокруг умирали, она цвела) – Надю на Карнавале, Надю на bataille de fleurs [143]. Я ей нравилась, она всегда меня защищала от матери, которой я тогда – et pour cause! [144] – не нравилась. Но дружны мы не были – не из-за разницы возраста – это вздор! – а из-за моей робости перед ее красотой, с которой я тогда в стихах не могла справиться (пишу с 6-ти лет, в Нерви мне было 8 л<ет> [145] – проще: дружны мы не были, потому что я ее любила. И вот – неполных 2 года спустя – смерть. Тут я дала себе волю – полную – два года напролет пролюбила, про-видела во сне – и сны помню! – и как тогда не умерла (не сорвалась вслед) – не знаю.
Об этом – о, странность! – я Вам говорю ПЕРВОЙ. Помню голос и похолодание спинного хребта, которым – с которым я спрашивала отца на каком-нибудь Ausflug [146] в Шварцвальде (лето 1904 г.) – «А… Надя Иловайская… когда умирала… очень мучилась?» Эту любовь я протаила в себе до – да до нынешнего часа! и пронесла ее сквозь весь 1905 г. Она затмила мне смерть матери (июль 1906 г. – от того же).
«Надя Иловайская» для меня – вся я 10 лет: БЕЗДНА. С тех пор я – что? научилась писать и разучилась любить. (И первое не совсем, и второе не совсем, – даст Бог на том свете – первому разучусь совсем, второму научусь за́ново!)
– В первый раз «Трехпрудный», во второй раз «Надя Иловайская» – Вы шагаете в меня гигантскими шагами – шагом – души.
_____
А поэтессу, о которой Вы говорите, я знаю, имею даже одно письмо от нее [147] (1925 г., тогда только что приехала в Париж) – по письму и по встрече с ней (одной) не полюбила, может быть из Ваших рук – полюблю, но это будете Вы. Предпочитаю из Ваших – Вас же. Как и Вас (говорю о книге, которая до сих пор не вышла) [148] прошу любить или не любить – но без ПОСРЕДНИКА. Почему Вы думаете, что поэтесса лучше поймет? И может быть мне Ваше непонимание (ОРГАНИЧЕСКОЕ) дороже. И ведь можно – совсем без стихов! Стихи, может быть. – pis aller [149], – а?
Еще одно: не бойтесь моего жара к Вам, переносите его со спокойствием природы – стихов – музыки, знающих род этого жара и его истоки. Вы на меня действуете МАГИЧЕСКИ, «Трехпрудный», «Н<адя> И<ловайская>» – слова заклятья. При чем тут Вы? И при чем тут я?
Этих времен никто не знает, не помнит, Вы мне возвращаете меня тех лет – незапамятных, допотопных, дальше чем ассири<яне?> и вавилоняне. Я там никогда не бываю, живу свой день, в холоде, в заботе, в жесткости – и вдруг «Sesam, thue dich auf!» [150] (моя «контр-революция» распространяется и на немецкое правописание: Thor, That [151] и т. д. Ненавижу ущерб).
Как же горе́, раскрывшейся (проследите сказку с точки зрения горы, а не героя. Совпадение желаний – мало! – необходимость) – как же горе, раскрывшейся, не благодарить, не обнять, не замкнуться на нем? Подумайте об одиночестве Сезама!
_____
О другом. Скоро мой вечер [152], хочу заработать на летний отъезд. Куда ехать на Средиземное море? Пансион не нужен (нас четверо), нужно самое скромное, распроубогое – но – жилище – minimum 2 комн<аты> с кухней, моя максимальная платежеспособность – 350 фр<анков> в месяц. (Хочу на 3 месяца.) В город не хочу ни за что, хочу дыры. Может быть Вы́ знаете? Что-нибудь около 1000 фр<анков> за три месяца, немножко больше. Дико соскучилась по югу, на котором не была – да уже 11 лет! Мой последний юг – октябрь 1917 г., Крым.
Мур (сын) всю зиму напролет прокашлял, Сережа (муж) еле таскает ноги (болезнь печени, а главное – истощение), я вся в нарывах (малокровие), всё это святая правда. Была бы Вам очень благодарна, дорогая Вера Николаевна, за совет. Еще: кто бы мне из Ваших знакомых здесь в Париже помог с билетами (25 фр<анков>), на эти билеты вся надежда, остальные входные по 5 фр<анков> (больше нельзя из-за налога). Вечер 17-го июня, меньше месяца.
А летом Вы бы ко мне приехали в гости, ведь Grasse не так далеко от – предположим Hyères [153] (все говорят об Hyères и его окружении, но ни одной достоверности). Познакомились бы со всеми нами. Аля (14 лет) выше меня ростом, огромная, но девочка будет красивая. Мур уже сейчас красив, но по-своему. Громадный породистый – не то амур, не то кот. А когда серьезен – ангел. Все: «он у Вас с какого-то старинного мастера»… один даже определил месторождение: «с Севера Италии, из Ломбардии».
В следующем письме пришлю его карточку, сегодняшнее бы перетяжелило.
Да! никаких 300 фр<анков> от журналистов, естественно (отнесите последнее не к своей доброй воле, а к моему злосчастию!) не получила. А как были – есть – будут нужны!
Целую Вас нежно. Зовите меня Мариной.
МЦ.
Впервые – НП. С. 402-405. СС-7. С. 236-238. Печ. по СС-7.
37-28. Т.Л. Толстой
Meudon (S. el О.)
2, Avenue Jeanne d’Arc
27-го мая 1928 г.
Дорогая Татьяна Львовна!
Мне очень стыдно, что мое первое письмо к Вам – просьба, а именно: не помогли бы Вы мне распространить билеты на мой вечер стихов – 17-го июня [154]. Цена билета minimum 25 фр<анков>, больше – лучше. Посылаю 5. Шестой – приложение Вам и дочке [155].
Очень хочу побывать у Вас, боюсь помешать. Кроме того, хотелось бы видеть Вас не на людях, а более или менее одну. Возможно ли это? Если да – черкните словечко, приеду, очень хочу.
Целую Вас. Еще раз – простите за просьбу.
М Цветаева.
Впервые – в кн.: Неизвестный Толстой в архивах России и США. Рукописи. Письма. Воспоминания. Наблюдения. Версии. М.: АО-Техна-2, 1994. С. 415 (публ. Н.А. Калининой). СС-7. С. 349. Печ. по СС-7.
38-28. С.Н. Андрониковой-Гальперн
Meudon (S. et О.)
2, Avenue Jeanne d’Arc
27-го мая 1928 г.
Дорогая Саломея,
Разлетелась к Вам и …Madame est partie [156]. Почему не окликнули? Праздный вопрос и еще более праздный укор.
Милая Саломея, быка за рога, посылаю Вам 10 билетов на мой вечер 17-го июня с докладом обо мне [157] (достаточно странно?) – угадайте кого? – похитителя Фернандэза [158]: Слонима. Слоним будет читать, а я буду молчать, потом я буду читать, а Слоним молчать (ему труднее, чем мне!)
Постарайтесь распространить в Лондоне, докажите пострадавшим, что они, в конце концов, в выигрыше: билет есть, а идти не только не надо: НЕВОЗМОЖНО.
За билет берите сколько заблагорассудится, – т. е. не меньше чем дадут. Этот вечер – вся моя надежда на лето. Опишите положение, т. е. ОСВЕЖИТЕ скарлатину (из-за которой мы в прошлом году прогадали море), – кроме того у Мура уже 7 мес<яцев> бронхит, не сдвигающийся с места несмотря на жару, мне необходимо его увезти. С<ергей> Я<ковлевич> недавно был у Алексинского [159]: резать-не резать, но всяческие недуги, режим, а главное – отдых. В Медоне его быть не может.
Настоящее письмо напишу Вам на днях, бумага не терпит иных сожительств.
Целую Вас, буду рада, если напишете.
МЦ.
Впервые – СС-7. С. 114. Печ. по СС-7.
39-28. Р.Н. Ломоносовой
Meudon (S. et О.)
2, Avenue Jeanne d’Arc
29-го мая 1928 г.
Дорогая Раиса Владимировна [160],
Простите великодушно: замоталась с вечером, имеющим быть 17-го июня. Нужно ловить людей, устраивать и развозить билеты, всего этого я не умею, а без вечера мне не уехать [161].
Париж раскаленный, 49° на солнце, 34° в тени. Люблю жару, но речную и морскую. Сущность камня – холод, в пышущем камне нарушена его природа.
Непосредственно после Вашего письма написала Борису [162] – все письмо было о Вас, как жалко, что получил его он, а не Вы!
А перед Вами я осталась невежей. Знаю. Пишу между двумя поездами, т. е. билетными поездками. Моя сущность – [одиночество] [163] сам по себе. Во мне, предлагающей билеты, нарушена моя природа.
Простите за несвязность речи и безобразный почерк. Все хотелось написать Вам по-настоящему – хотя бы про поэтов и соловьев. Не вышло. Вышло – невежа.
Не сердитесь! Сама сержусь.
Сердечный привет и благодарность
М. Цветаева
P.S. Мой поезд конечно ушел.
Впервые – Минувшее. С. 212. СС-7. С. 313. Печ. по СС-7.
40-28. С.Н. Андрониковой-Гальперн
Meudon (S. et О.)
2, Avenue Jeanne d’Arc
7-го июня 1928 г.
Дорогая Саломея, очень обрадовалась Вашему письму, я по Вас соскучилась. Обескураживает отсутствие прямого адреса (Ваша прислуга мне давала, но что-то странное, вроде: Лондон – Саломея!) не верю в достоверность Мирского, на которого пишу, – когда у меня с человеком кончается, кончается человек, следовательно и дом, где он живет, а уж во всяком случае номер, – нет! только номер остается, как в царстве будущего (О или О bis!)
С вечером у меня очень плохо: никто не берет. Цветник отказов, храню. Одни (Т.Л. Сухотина [164], жена Эренбурга [165], значит: одне!) не видаются с русской эмиграцией (чем французы-туземцы хуже? – для вечера! а налетчики-американцы??) другие издержали весь свой запас дружественной действенности на недавний вечер Ремизова [166], – вообще вечеров, Саломея! вот 13-го вечер Рощина (писателя, читали? я нет) и с какой программой: Рощина-Инсарова, Кошиц, Дон-Аминадо, еще кто-то [167] – не то что НАШ тощий Слоним!
Г<оспо>жа Фундаминская (Амалия? какая жуть!) [168] по всем отзывам могущая взять 20 – и по – 100! (ни секунды не верила!) взяла, на всякий случай, 4 по 25. Единственно неунывающие – Прокофьевы, у них, должно быть, какое-нибудь слово [169].
С<ув>чинский, знающий всех музыкантов и не давший мне ни одного!
Друг тот кто делает – согласны? Все иное я называю слизанием сливок (кошки).
И кончится все, согласно прошлогодней поговорке Мура – его первой фразе – «Народу масса, денег мало», – видите, не всегда рифмуют МАССА и КАССА.
– Рада, что рады книжке [170]. Я ее еще не читала, наверное никогда и не прочту в страхе заведомых опечаток.
Милая Саломея, мне билеты важнее чем подписки, с книги я все равно никогда ничего не получу, горестно уверена.
С П<утер>маном мы встретились средне: я ему сказала, что Поволоцкий [171] жулик, а оказался его друг. Сначала мы оба злились и надписывали, нет! он взрезал (страницы, как животы) я же: № 1, № 2, № 3 – Марина Цветаева Марина Цветаева Марина Цветаева [172] – до полного одурения – потом отходили и пили чай. Все это на фоне огромной безмолвной Али, весьма напоминавшей полежаевских «молодцов» [173]. П<уте>рман даже, не без робости: «А дочка у Вас атлетического сложения», на что я: «Да и я ничего». (Тут-то он и дал чаю.)
До свидания, милая Саломея, обрываю из-за билетных дел – опять к кому-то идти, кого-то улещать.
Мне очень жалко, что П<утер>ман Вам послал книжку без надписи, но тогда, у него, я бы двух слов не выжала. Хотите – пусть эта пойдет А<лександру> Я<ковлевичу>, а я Вам дам другую?
МЦ.
Спасибо Мирскому за чек. Пусть, когда поедет (он ведь собирается в Париж?) захватит книгу, я ему надпишу [174]. Деньги пока не высылайте, буду тратить «мирские»[175], а Ваши пойдут на терм (1-го июля).
Впервые – СС-7. С. 114–115. Печ. по СС-7.
41-28. А.И. Цветаевой
Grand Opéra.
<Июнь 1928>
Да! Идиотская публикация А<ста>фьева (мужа и жены) [176]. Такой-то извещает о смерти Валентины Павловны (Валечки) [177] – опять вроде восстановления титула. Добросердечные, но – дураки, а? Впрочем, Бог с ними.
_____
Вышла моя книга. Надписала и отложила тебе нумерованный (на хорошей бумаге) экз<емпляр> [178], – когда получишь? Отзывов еще нет [179]. 17-го мой вечер, билеты («дорогие», т. е. 25 фр<анков>), идут плохо, объелись вечерами. Будет полный зал (входные по 5 фр<анков>) и пустая касса, словами прошлогоднего Мура: «Народу масса, денег мало». Вечер мне нужен для лета: отъезда.
