Текст книги "Марина Цветаева. Письма. 1928-1932"
Автор книги: Марина Цветаева
Жанр:
Эпистолярная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 40 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]
– Er war Dichter und hasste das Ungefähre [979] – (можно еще и Ungefährliche [980]: от Gefahr, т. е. безответственное) – так и я в своих лабиринтах.
Простите за такое долгое лирическое отступление, но иначе Вам меня не понять.
Мне бесконечно жалко, что у меня нет на руках своих вещей – иных уже не достанешь – насколько легче было бы беседовать через океан. Ведь всякое письмо – черновик, не доведенный до беловика, отсылая – страдаю. А времени проработать письмо – нет. Всякое письмо сопровождается угрызением моей словесной совести (совести пишущего, а м<ожет> б<ыть> и са́мого слова во мне). Эта своеобразная и трагическая этика была дана мне – если не взамен, то в ущерб другой. Трагическая потому что ей ни в сем мире ни в том – что награды! ответа – нет. Так например я могла бы быть первым поэтом своего времени, знаю это, ибо у меня есть всё, все данные, но – своего времени я не люблю, не признаю его своим.
…Ибо мимо родилась
Времени. Вотще и всуе
Ратуешь! Калиф на час:
Время! Я тебя миную. [981]
Еще – меньше, но метче: могла бы просто быть богатым и признанным поэтом – либо там, либо здесь, даже не кривя душой, просто зарядившись другим: чужим. Попутным, не-насущным своим. (Чужого нет!) И – настолько не могу, настолько отродясь ne daigne [982], что никогда, ни одной минуты серьезно не задумалась: а что если бы? – так заведомо решен во мне этот вопрос, так никогда не был, не мог быть – вопросом.
И вот – пишу Перекоп (к<оторо>го никто не берет и не возьмет п<отому> ч<то> для монархистов непонятен словесно, а для эсеров неприемлем внутренно) – и Конец Семьи (Семи – т. е. Царской Семьи, семеро было) [983], а завтра еще подыму на себя какую-нибудь гору.
Но одно: если существует Страшный Суд Слова – я на нем буду оправдана [984].
«Богатым и признанным» – нет, лучше бедным и призванным. Достойнее. Спокойнее. Вещи за себя мстят: я никогда не любила внешнего, это у меня от матери и от отца. Презрение к вещам. – Странная игра случая. Мать умирала в 1905 г., мы с сестрой были маленькие дети, но из молодых да ранних, особенно я, старшая, – и вот страх: а вдруг, когда вырастут, «пойдут в партию» и всё отдадут на разрушение страны. Деньги кладутся с условием: неприкосновенны до 40-летия наследниц. Начинается другая революция (наша) мне 22 года [985], – порядочно до сорока? Коммунисты (знакомые) мне предлагали: дайте расписки, мы вам деньги достанем, и «до сорока лет». Особые условия. Невозможно. Так пропали у меня 100 тысяч, к<отор>ых я никогда не только в глаза не видала, но и не ощутила своими (сорок лет!), не считая еще 100 тысяч или больше – наследство бабушки, к<отор>ая умерла в революцию [986], не считая двух домов – одного в Москве, другого бабушкиного, в хлыстовском гнезде Тарусе Калужской губ<ернии> – не имение, старый дом в екатерининском саду: чистая лирика, не считая потом всего золота, всех камней всех драгоценностей и мехов, к<отор>ые я сдавала для продажи на руки знакомым – казалось, друзьям – и которые – и те и другие – пропадали безвозвратно. Le hasard c’est moi [987].
И кормила меня, выручала меня, в конце концов, только моя работа, единственное что я в жизни, кроме детей и нескольких человеческих душ – любила.
Так было, так будет.
_____
От Бориса давно ничего. Он пишет припадками. Как бы я его хотела за границу! Продышаться. Тоже «игра судьбы» ему расплачиваться за Россию, когда он весь под знаком готической стрелы [988]. Тоже неравный брак. Ему платить по счетам современности, когда:
Какое, милые, у нас
Тысячелетье на дворе? [989]
Если у меня совесть слова, то у него совесть – сроков.
_____
А чек поехал обратно на три недели. Так мне сказали, п<отому> ч<то> нет compte courant [990] (courant – куда? Как реки в море?) Была в страшном банке на страшном ездовом узле Concorde [991]. (Хорошо «Согласие», – всё врозь!)
Англичанин, прямо глядя в глаза: – «Qui êtes-Vous, Madame» [992]. Я, подумав: «Une réfugiée russe, Monsieur» [993]. Вот и поехал чек, опять через море.
Скоро Пасха, приедет на три дня муж из санатории, скоро мой вечер [994], м<ожет> б<ыть> потом удастся уехать в горы. Рядом с Château [995], где санатория, крохотный домик, к<отор>ый С<ергей> Я<ковлевич> облюбовывает для нас. С двумя козами.
Целую Вас. Простите за бессловность моей благодарности
МЦ.
<Приписка на полях:>
Недавно видела Вашу Пасадену [996] в кинематографе. – Красавица. – Пишите про природу и про погоду.
Впервые – Минувшее. С. 226–229. СС-7. С. 319–321. Печ. по СС-7.
13-30. С.Н. Андрониковой-Гальперн
Meudon (S. et О.)
2, Av
6-го апреля 1930 г.
Дорогая Саломея!
Но Вы уже поняли, в чем дело: вот они – 10 счетом [997] – но на этот раз по 50-ти, потому что всякой твари по паре, а есть и единственные.
Вечер мой, все это мои бескорыстные участники, но продавать можете как Вам удобнее.
Милая Саломея, я Вас еще не поблагодарила за прошлое иждивение, очень замоталась с вечером.
Хочу повидаться и рассказать Вам про Тэффи.
Целую Вас.
МЦ.
Впервые – СС-7. С. 128. Печ. по СС-7.
14-30. В.Н. Буниной
Meudon (S. et О.)
2, Avenue Jeanne d’Arc
10-го апреля 1930 г.
Дорогая Вера Николаевна,
Чувствую и сознаю, что минута неподходящая, но – этот вечер [998] вся моя надежда: у меня очень болен муж (туберкулез легких – три очага + болезнь печени, к<отор>ая очень осложняет лечение из-за диеты). Кр<асный> Крест второй месяц дает по 30 фр<анков> в день, а санатория стоит 50 фр<анков>, мне нужно 600 фр<анков> в месяц доплачивать, кроме того стипендия со дня на́ день может кончиться, гарантии никакой, а болезнь – с гарантией – с нею не кончится.
Билеты продаю по 50 фр<анков> и по 25 фр<анков>. Просьба, если за 50 фр<анков> дело не выйдет, отчеркните правый угол конверта красным карандашом, это значит, что билет 25 фр<анко>вый. (А то 50-франковые захотят сидеть в первых рядах, – чтобы не было путаницы). Один билет, для образца, отчеркиваю.
Мне очень совестно всегда просить Вас, но мне сейчас труднее чем когда-либо: дочь учится, я одна с мальчиком, хозяйством, вечером, писаньем, заботами о муже, т. е. одна со своими двумя руками.
Вот.
Сердечное пожелание удачи Вам – ва́м – в ва́шем вечере.
М. Цветаева
Впервые – НП. С. 405–406. СС-7. С. 238–239. Печ. по СС-7.
15-30. И.Г. Церетели
Meudon (S. et О.)
2, Avenue Jeanne d’Arc
<Апрель 1930> [999]
Многоуважаемый Ираклий Георгиевич,
Посылаю Вам два билета на Вечер Романтики, – это собственно мой вечер, но я сочла милее для своих участников дать его под этим названием.
Цена билета 50 фр<анков>. Я бы с радостью пригласила Вас просто, но вечер – на лечение мужа, который очень болен (туберкулез), и моя единственная надежда. Честным трудом (т. е. стихами) не заработаешь никогда.
Билеты Вам шлю по совету М<аргариты> Н<иколаевны> Лебедевой.
Простите за неприятное письмо, но мне достаточно неприятно его писать. Кроме того, вечер действительно интересный: от Кн<язя> С<ергея> Волконского (Санкт-Петербург) до Поплавского (Монмартр), а посередке мы с Тэффи, к<отор>ая будет читать не-смешное.
Кроме того – трое петербуржцев – гумилевцев – Адамович, Г<еоргий> Иванов, Оцуп (предреволюционная эстетика) и, наконец, Вадим Андреев, сын Леонида. Услышите целую эпоху [1000].
До свидания, надеюсь 26-го (суббота на Пасхальной неделе).
Всего доброго. На вечере увидите ту Алю, детские писания которой Вам так нравились, – 16 лет, выше меня.
М Цветаева
Впервые – ВРХД. 1995. № 171. С. 173–174 (публ. Е.Н. Лубянниковой и Л.А. Мнухина). СС-7. С. 376. Печ. по СС-7.
16-30. А.А. Тесковой
Медон, 21-го апреля 1930 г.,
второй день Пасхи.
Христос Воскресе, моя дорогая Анна Антоновна!
Сначала были заботы – болезнь С<ергея> Я<ковлевича>, хлопоты, Алино учение, т. е. моя связанность домом, подготовка к вечеру (в субботу, 26-го – Вечер романтики [1001]) – а теперь стряслось горе [1002], – какое пока не спрашивайте – слишком свежо, и называть его – еще и страшно и рано.
Мое единственное утешение, что я его терплю (subis), а не доставляю, что оно – чистое. Но нужно жить, – каждый день и каждую минуту. У Али скоро экзамены – нужно чтобы выдержала. После вечера нужно решить с отъездом: решиться на отъезд, говорят об Эльзасе – будто дешево и хорошая природа, – вроде Шварцвальда. Я трагически-неумела в этих делах и пока никого не вижу кто бы мне в этом помог – поездка в оба конца 150 фр<анков> – ехать в слепую невозможно, особенно с Муром, нужно снять заранее. М<ожет> б<ыть> попытаюсь устроиться с кем-нибудь из знакомых, но увы – одни совсем не могут ехать (служат), другие едут в пансионы, т. е. нам не по дороге, п<отому> ч<то> самый дешевый – даже 25 фр<анков> в день – нам (два с половиной человека) слишком дорого. Нужно искать комнату с кухней, а где их найдешь? Вместе с тем Мура и Алю увезти нужно, Медон (мы прошлым летом никуда не уезжали) летом грязен, пылен, весь город приезжает в лес бить бутылки и бросать сальные бумажки. Какая-то помойка.
На горе у меня сейчас нет времени, – оказывается – тоже роскошь.
– Даст Бог – как-нибудь. —
_____
А в Чехию – кто знает? – м<ожет> б<ыть> все-таки попаду, был здесь эсер Махин [1003], очень милый, сердечный и дельный человек, сам предложил мне будущей зимой поездку в Сербию (вечер), м<ожет> б<ыть> на обратном пути заеду в Прагу, – думаю, что пражский вечер все-таки что-нибудь даст. Проведем с Вами недельку. – Счастлива была бы.
Не сердитесь, дорогая Анна Антоновна, за такое эгоцентрическое письмо, Вам пишет человек – под ударом.
Не знаю, знаете ли, т. е. писала ли – мой Мо́лодец сейчас переводится на английский язык [1004], уже кончен – Гончаровские иллюстрации тоже – все дело за издателем, к<отор>ый по всей вероятности найдется. Тогда все-таки получу авторские, хоть что-нибудь.
Сама перевожу его на франц<узский>, – стихами – сделана половина, авось летом кончу, нужно кончить.
Простите за долгое молчание, люблю и помню Вас всегда.
МЦ.
– Бедный Маяковский! (Ваш «сфинкс».) Чистая смерть. Всё, всё, всё дело – в чистоте [1005].
Аля и Мур Вас целуют.
Впервые – Письма к Анне Тесковой, 1969. С. 83 (с купюрами). СС-6. С. 386. Печ. полностью по кн.: Письма к Анне Тесковой, 2008. С. 129–130.
17-30. В.Б. Сосинскому
Милый Володя!
А Вы сможете быть у меня на вечере распорядителем? А то у меня только одно лицо мужского рода, – маловато. Об этом же прошу и Варшавского [1006]: надпишите пожалуйста закрыточку, не знаю адреса.
Думаю (между нами) что вечер будет постыдноватый: одновременно бал в пользу Триречья [1007] и еще что-то.
– А у меня на вечере новый номер, к<оторо>го не угадать! Сама удивлена выше слов. —
Насчет распорядительства ответьте. (Хотя – может быть – и рассаживать будет некого! Разве что – участников!)
Написали ли заметочку? [1008]
Сердечный привет всем.
МЦ.
Медон, 23-го апр<еля> 1930 г.
Впервые – НП. С. 244–245. СС-7. С. 90. Печ. по СС-7.
18-30. В.Н. Буниной
Meudon (S. et О.)
2, Avenue Jeanne d’Arc
23-го апреля 1930 г.
Христос Воскресе, дорогая Вера Николаевна! И одновременно – Воистину, потому что милое письмо Ваше не могла воспринять иначе как: Христос Воскресе! —
Сердечное спасибо, Вы очень добры, и все это очень растравительно. Трагическая часть вечера – в сочувствии, а не в равнодушии: последнее в бытовом порядке вещей, и во мне ничего не вызывает. Такая же присылка как Ваша – ВСЁ.
Ну вот.
Целую Вас.
МЦ.
… Будет скоро тот мир погублен!
Погляди на него тайком —
Пока тополь еще не срублен
И не продан еще наш дом… [1009]
(16-ти лет, в 1910 г. [1010] – не знала, что сожгут! [1011])
Да! Если устали (а устали наверное!) – на мой вечер не приходите, тем более, что я буду читать последней и немного. Когда-нибудь (– да!) увидимся по-человечески – посидим, поговорим, а это ведь лучше «вечеров»? —
Впервые – НП. С. 406–407. СС-7. С. 239. Печ. по СС-7.
19-30. С.Н. Андрониковой-Гальперн
Милая Саломея!
Если можно – назначьте мне вечерок поскорее. Пока все свободны кроме среды. А то после вечера ряд свиданий, и я боюсь, что опять вся неделя разойдется. Пока не связываюсь ни с кем.
М<ожет> б<ыть> дадите телеграмму? Просто день, я буду знать, что от Вас.
Аля учится, я свободна только вечером.
Целую Вас.
МЦ.
Медон, 2-го мая 1930 г., пятница.
Впервые – СС-7. С. 128. Печ. по СС-7.
20-30. Н. Вундерли-Фолькарт
Meudon (S. et О.)
2, Avenue Jeanne d’Arc
8-го июня 1930 г.
Милостивая государыня,
всего лишь несколько слов, чтобы Вы знали: я получила Ваше славное письмо.
В ближайшие дни я еду в Савойю – там должны мы были встретиться с Р<ильке>. Он спрашивал: «Когда?» [1012] Я сказала: «В комнатах я сидеть не желаю, а на улице зимой холодно, так что…» [1013] Тут он сразу же отозвался, и странно (весь он!) – писал о чем-то другом и внезапно, отрывисто:
Только не надо ждать весны! [1014]
Это было его последнее письмо. Я изумилась тогда: ему-то незачем так спешить, да и ради меня незачем. Что такое? – Это было то самое.
Вот.
Итак, в ближайшие дни уезжаю в Савойю. И, быть может, милая милостивая государыня, Вам однажды захочется навестить меня там. Это деревушка, близко от Шамони. Ведь я сама не могу к Вам приехать, как бы мне ни хотелось. Я – русская, визы мне не дадут, к тому же в Швейцарии все так дорого – душе моей лучше б странствовать в одиночку.
Как это было б чудесно! Вы обрадовались бы мне (я зову Вас, поэтому говорю о Вашей радости). Так Р<ильке> тоже радовался мне, я была наверное его последней радостью как женщина и чужестранка, и к тому же еще – волжский мир [1015].
В Савойе я пробуду три месяца. У мужа больные легкие, с декабря месяца он в санатории, теперь он снял для нас крохотный летний домик неподалеку. Для нас, то есть для меня и детей: девочка шестнадцати лет и пятилетний мальчик. Мне самой – тридцать пять [1016].
Может быть, Вам удастся совершить это небольшое путешествие, иначе мы никогда не встретимся. К сожалению, у нас лишь комнатка с кухней, но в Сен-Лоране [1017] наверняка можно что-нибудь снять, а стол у нас будет общий.
Сен-Лоран называется это место, оно очень красивое.
Не говорите: нет, скажите: да или: пожалуй. Только не говорите: нет. За три месяца многое может измениться.
Вот мое вступление к письмам Рильке [1018]. Я постаралась, как могла, его улучшить, но все равно звучит по-другому. Вся интонация не та. Совсем не-я. Вяло.
_____
Приветствую Вас всем сердцем, полным надежды.
Марина Цветаева
Мой адрес:
Г-же Цветаевой-Эфрон
Замок д’Арсин
Сен-Пьер-Рюмийи
Верхняя Савойя
Это адрес моего мужа, своего я еще точно не знаю [1019]. Он передаст мне Ваше письмо. Замок д’Арсин напоминает замок Райнера: такая же древность, такое же положение. И Сен-Лоран – совсем близко.
– Далеко! Бесконечно далеко!
Что делает мать Р<ильке> на его могиле? Почему ее не было у его постели? Бедная старая женщина! [1020]
Хороша ли (справедлива ли) книга Лу Саломе? Есть ли в ней Он? [1021]
Впервые – Небесная арка. С. 187–188. СС-7. С. 355. Печ. по СС-7.
21-30. Н.П. Гронскому
<9 июня 1930 г.> [1022]
Милый Н<иколай> П<авлович,>
Нынче забыла у Вас ручку – тростниковую [1023], маленькую, рядом с чернильницей.
Ради Бога тотчас же спрячьте и занесите мне ее в пятницу. Поезд в 10 ч<асов> 50 мин<ут> [1024]. Будьте не позже 10 ч<асов> 30 м<инут> у нас. До свидания! Спасибо.
МЦ.
Понедельник.
Впервые – СС-7. С. 214. Печ. по СС-7.
22-30. Н.П. Гронскому
С<ен->Лоран, 18 июня 1930 г.
Милый Н<иколай> П<авлович>. В саду ручей, впрочем не сад, а лес, и не лес, а тайга: непродёрная. Над щетиной елей отвес скал. Все прогулки – вниз, мы последний жилой пункт. Почты нет, пишите на: S
МЦ.
<Приписка на полях:>
МУР – ЧИТАЕТ И ПИШЕТ!!!
Впервые – СС-7. С. 215–216. Печ. с исправлением датировки по кн.: Несколько ударов сердца. С. 173.
23-30. С.Н. Андрониковой-Гальперн
S
Château d’Arcine
19-го июня 1930 г.
Дорогая Саломея! Я конечно не в Château [1027] – я в дивной Alpenhütte [1028], о которой Гёте пишет в Фаусте – настоящая изба с громадным чердаком, каменной кухней и одной комнатой с жилплощадью во всю нашу медонскую квартиру [1029].
Рядом ручей, с неба потоки дождя, водой хоть залейся: по две грозы в день.
Мы последний жилой пункт, выше непродерная щетина елей, за ними – отвес скалы. Почты нет и быть не может. От станции 1½ в<ерсты>, от Сережи – 3 в<ерсты>, деревня возле станции, горстка домов с большой церковью. Я страшно довольна и хочу, как Мур говорит: «сначала жить здесь, а потом – умереть!» (Новооткрытое и уточненное «vivre et mourir»! [1030])
С<ереже> лучше, сильно загорел, немного потолстел, ходит, работает на огороде, но все еще кашляет. Видимся с ним каждый день, Мур дорогу знает.
Мур в полном блаженстве: во дворе молотилка, телега, тут же сеновал, колода от бывш<его> колодца и т. д.
Аля еще в Париже, держит экзамены [1031].
Жду весточки о Вас, здоровье, лете, планах, хорошем, плохом.
Целую Вас, простите, что не написала раньше – обживалась.
С<ергей> Я<ковлевич> очень кланяется.
МЦ.
Впервые – ВРХД. 1983. № 138. С. 175 (публ. Г.П. Струве). СС-7. С. 129. Печ. по СС-7.
24-30. Н.П. Гронскому
<23 июня 1930 г.> [1032]
Милый Н<иколай> П<авлович>. Большая просьба.
28-го июня, т. е. на днях, в нашей квартире будет трубочист, необходимо, чтобы кто-нибудь был в ней с 8 ч<асов> утра. Если можно – переночуйте, чтобы не опоздать. Печка у нас в ужасном виде, прочистить необходимо, а звать отдельно осенью будет дорого, да и не дозовешься. Ключ у Али [1033], т. е. у прислуги Жанны – 18 bis, Rue Denfert-Rochereau, кв<артира> Лебедевых. Можете взять в любое время. Потом оставьте у себя до отъезда, кому передать – извещу.
У нас все грозы, но теперь по ночам, а дни чудные.
Палочку пришлю недели через 2, возьмите в Медоне, адрес сообщу. Выберу покрепче [1034]. Как Ваши экз<амены>? Напишите словечко.
Привет и спасибо заранее за трубочиста: 28-го июня 8 ч<асов> утра.
<Приписка на обороте:>
Числа не знаю, знаю что нынче – понедельник.
Если увидите С<ергея> М<ихайловича> [1035] – горячий от меня привет.
МЦ.
<Приписка на обороте:>
Это – ближайший от меня городок, быв<шая> столица Савойи [1036].
Впервые – СС-7. С. 214–215. Печ. по кн.: Несколько ударов сердца. С. 174–175.
25-30. С.Н. Андрониковой-Гальперн
S
(H
Château d’Arcine [1037]
27-го июня 1930 г.
Дорогая Саломея!
Наши письма встретились.
Сердечное спасибо за память и за иждивение.
Огорчена Вашим Лондоном – он Вам никогда не впрок. И Париж не впрок, Вам бы нужно жить в С<ен->Лоране, непосредственно под скалой.
Завтра жду Алю, которая только что отлично сдала экз<амен> в Ecole du Louvre [1038], я рада: умеет хотеть.
С<ергей> Я<ковлевич> поправляется (тьфу, тьфу), худ, но уже не страшен, и кашель лучше. В замке бываю часто – чудесные хозяева – и остальные пансионеры милые. Замок – баснословный. Но мне лучше в избе. Свойственнее.
Мур здесь совершенно (тьфу, тьфу!) счастлив, в замке барствует, а у меня – дикарствует. Весь день во дворе, в сене, с собакой, палками, досками, строит, роет.
Но – ежедневные дожди и грозы, как-то было три сразу. Нет солнца – сразу осень, и даже поздняя. Но кажется так везде. Стынет – земля!
Целую Вас, куда и когда едете, не забывайте.
МЦ.
<Приписка на полях:>
Сюда в августе собирается Д<митрий> П<етрович> [1039]. Не соберетесь ли и Вы? В замке – чудно. Больных (серьезных) нет.
Впервые – СС-7. С. 129–130. Печ. по СС-7.
26-30. Н. Вундерли-Фолькарт
S
(Haute Savoie)
Château d’Arcine
5-го июля 1930 г.
Милостивая государыня!
Когда я впервые читала Ваше письмо, я не поняла почти ни одного слова – потому что была поглощена буквами, то есть читала глазами. Во второй раз (сегодня) все встало вдруг на свое место. Ваше письмо зазвучало, – сегодня я читала слухом, просто ведомая Вашим голосом. Сегодня Вы говорили со мной.
Правда ли все то, что меж нами, что происходит, приходит и – чуть было не сказала: проходит? Это имеет место. Стало быть, оправданно, правда (как правота ребенка).
Р<ильке> однажды написал мне (его полное имя я пишу неохотно – слишком звучно, растянуто – нет, большое, безмолвное и отвесное Р. как его скала Рарон, как его Рона, падающая со скалы, Р. – имя человека и поэта вместе [1040], Р. просто он [1041]), словом, Р. написал мне однажды: ты не права, ты вправе [1042] (в право-царствии [1043], так скажу я). Иметь право – нечто случайное, частичное и собственническое (иметь!), нет! – быть в праве, в самой сердцевине – всегда. Вот – правда Р. и – моя правда. Когда-то, милая милостивая государыня, – Москва, революция, голод – мне пришлось обучать французскому языку одну богатую и ленивую девочку 12-ти лет. Итак: être-avoir [1044].
Знаете, что открылось мне на первом же уроке? Я поняла сама, что Etre vaux mieux qu ’avoir [1045]. И это было для меня несказанно большей (и дольшей!) радостью, чем пять фунтов картофеля, что дала мне за урок мать девочки, ибо: Etre vaux mieux qu’avoir, a мое открытие и было être.
Я ничего не хочу иметь (не имею детей, я сама – мои дети), лишь быть в вещах, прозревать их (не так, как Гёте, которого люблю, словно светлое неведомое чудо, вроде Богом сотворенного леопарда), не так, как Гёте (глубоким взором!), слышать вещи, как Р. (глубоким слухом – трубой), в них вслушиваться, их слушаться, им принадлежать, быть – вещами.
(Р. был сам Беттиной, поэтому так и не нашел ее [1046].)
Милая милостивая государыня, Вы тоже нужны мне – нужны, чтобы быть. Мне не с кем говорить о Р., то есть продолжать им жить. Многие знали его в Париже [1047], – и все они, когда-либо его видевшие, его чтили, но никто из них не нуждается в Р<ильке> так, как нуждаюсь я, никогда его не видевшая: не слышавшая.
Мне нужны Вы, милая и милостивая, а не я – Вам, я обращаюсь к Вам, а не Вы ко мне. Вся ответственность – моя.
Писать ему письма в тетради? На это у меня никогда не хватит времени, а, сверх того, безмолвная, бессловесная речь, не-речь, ему теперь (как и тогда, именно потому, что он был поэт) куда ближе. И в конце концов я хороню его, закапываю в себе так глубоко, что и сама уже не могу отрыть. Так получается.
Нечто, нет: всё! еще пылает во мне – яркое пламя! – высоко вздымаясь – до его гроба. Его гроба, что высоко в небесах. На гробницу Наполеона смотрят вниз [1048], на гробницу Рильке смотрят ввысь. Как и всё в этой жизни – он существует.
Знаете ли Вы историю 
его завещании? Старуха встречает кого-то из замка Мюзот и просит, чтобы нынешний владелец не тревожил трех усопших: молодую женщину, что выбрала обоих (или никого), умерла молодой и спит меж теми двумя [1049].
Это исходит, собственно (скажите, как правильно пишется это слово), от молодой русской, от переписчицы [1050]. Знакомы ли Вы с ней? – она прислала мне его последний подарок [1051], подарила его фотографию (Мюзот – на балконе) [1052] и много рассказывала мне о нем. Он радовался ее здоровью и всегда держал ее за руку, как ребенок, он чувствовал в ней опору.
Она прочла ему вслух мое последнее письмо (открытка с видом Медонской террасы) из Медон-Валь-Флери [1053]. Три с половиной года я жила в Праге, не подозревая, что это его родной город [1054], и четыре года в его Медоне, не зная, что это был (и есть) его город – Медон его роде-новой юности, – лишь этой весной узнала об этом из его писем [1055].
…Это был лист печатного (на пишущей машине) текста, мне очень хотелось бы его иметь, возможно ли это? (Завещание.)
Дорогая госпожа Нанни, мне хотелось бы прочесть книгу Лу Саломе, но приобрести ее не могу – ибо ничего не имею и живу подаянием – не можете ли прислать мне эту книгу? И его юношеские пражские истории, которые я видела лишь на витрине [1056]. Из его книг у меня есть только «Элегии», «Орфей» и «Сады» – это он подарил мне, все прочие остались в России – со всем прочим. И еще письма, подаренные мне мужем на Пасху [1057]. Вот и все.
Если Вы готовы на такую любезность – большей радости Вы не сможете мне доставить.
Обнимаю Вас и жду Вашего письма.
Марина
Впервые – Небесная арка. С. 189–191. СС-7. С. 356–358. Печ. по СС-7.
27-30. Н.П. Гронскому
S
Château d’Arcine
(а в общем – S
8-го июля 1930 г.
Милый Николай Павлович,
Спасибо за трубочиста.
С экзаменами – удивили, головой бы поручилась, что – выдержите. Но м<ожет> б<ыть> – к лучшему.
Мейерхольда не видела, но отзыв Ваш о нем самый эмигрантский: белградский [1058]. Мейерхольд в истории театра во всяком случае – этап [1059], Ваше отношение не серьезно. То же самое, что ничего не понимая в стихах и, главное, не любя их, ругать Маяковского. Я лично уже слышала о Мейерхольде многократное обратное (галлицизм).
Ирина Карсавина добрая девушка, но резонерша (именно – ша), выйдя замуж – образуется, но замуж хочет только за богатого, чтобы были и выходы и выезды. М<ожет> б<ыть>, любя Вас (?) переменится [1060]. Отцовский склад, без его ума. Марьяша куда лучше, и цельнее, и умнее. Марьяша – в мать, а мать – замечательная [1061]. Во всяком случае (пока сами не влюбитесь в Иришу) пишите мне о Ваших делах, я в этой семье – свой.
Большая просьба, безболезненней (бло́хи!) но сложнее, чем с трубочистом.
Оренбург выпускает книгу «Русские писатели о Франции и Германии» [1062], ему в первую голову нужно мое «О Германии». Он очень занят и в крайнем случае обойдется без меня, поэтому необходимо ему статью – доставить. Для этого пойдите в Дни и отыщите (нужно думать – есть оглавление за́-год) №. Вещь печаталась либо в декабре 1925 г., либо в первых числах (март включая) 1926 г. «О Германии» (выписки из дневника). Можете, если будут трудности (коих не предполагаю) обратиться к А<лександру> Ф<едоровичу> Керенскому от моего имени: «М<арина> И<вановна> Цветаева издает книгу прозы и ей очень нужна вещь О “Германии”, печатавшаяся у Вас (тогда-то). Разрешите поискать». № Газеты (не вырезая) перешлете мне («imprimé recommandé» [1063]), а я, исправив, отошлю Эренбургу. Эренбург очень торопит, поэтому тороплю и я. Книга будет переводиться на все яз<ыки> и пойдет в Сов<етскую> Россию, жаль было бы, если бы мой голос отсутствовал. Очень, очень прошу.
Посылаю Вам 200 фр<анков> на Ундину [1064] (помните, у Арбузова? [1065]) Попытайтесь выторговать за 200 фр<анков> (было 200 с чем-то) не сможете – доплатите остальное из своих. Верну через неделю. Это необходимо сделать мгновенно, боюсь, что книга уже ушла. Если нет, т. е. купить удастся, оберните ее хорошенько и вышлите мне imprimé recommandé, причем я всем буду говорить, что это – Ваш подарок (каковым, в сущности, книга и является). Буду ждать с нетерпением, умоляю не откладывать. Поторгуйтесь, но если не уступит – давайте что просит (225? 250?). Спросите еще Арбузова, нет и у него (не бывает ли) Русских сказок Полевого, издание с раскрашенными картинками, приблиз<ительно> 1850 г. [1066] – там есть Бесы, напр<имер>: дядя на дереве, а внизу, в зеленой гуще – рожи и хвосты. Издание для детей, посвященное дочке Полевого – Лизе. Сразу узна́ете.
Начались грибы. Есть земляника. Чудная погода. После 1-го августа освобождается чудная комната за 200 фр<анков> (дешевле нет), не соблазнились ли бы? Кормились бы у нас. Так что весь расход – билет и комната. Подумайте. Помечтайте. Места – чудные. Комната в нашем же дворе, но у других хозяев. М<ожет> б<ыть> уступят за 150 фр<анков>. Заниматься в ней чудно: три окна, тишина. Отсюда прогулки в Aix, в Annecy (30 кил<ометров>, дивное озеро) в Chamonix (50 кил<ометров>), много-куда [1067]. Палка Вас уже ждет.
Подумайте. Помечтайте. Но если Ва́м не подходит, не сообщайте об этом никому из знакомых, предпочитаю, чтобы хозяин сдал французам: у русских склонность пожирать чужое время и терять своё.
Итак: 1) Дни (о Германии) – 2) Ундина – 3) приезд. С нетерпением жду ответа.
Да! Если Ундина ушла (не дай Бог!) сообщите: хотел Вам подарить Ундину, но, увы – ее уже купили, в этом роде.
Нынче С<ергей>, Аля и Тася [1068] (Вы ее знаете) ушли за 20 верст в горы, в деревню Troulala, я сторожу Мура.
МЦ
Бываете ли у С<ергея> М<ихайловича>? Если да, передайте ему мой самый нежный привет и самую верную память. Так и скажите.
И узнайте у него адрес Елены Николаевны [1069], мне он необходим.
<Приписка на полях:>
Аля меня много снимает. Скоро пришлю карточки.
Если ку́пите Ундину сотрите резинкой цену.
Впервые – Несколько ударов сердца. С. 176–178. Печ. по тексту первой публикации.
28-30. Н.П. Гронскому
С<ен->Лоран, 10-го июля 1930 г.
(1)
Милый Н<иколай> П<авлович>! Посылаю Вам пока 100 фр<анков> – на задаток. (Если книга ушла, верните так же, простым заказным) [1070]. Узнайте, кстати, последнюю цену и сообщите где-нибудь сбоку письма, мелко, просто цифру – пойму. И через неделю дошлю остаток. Перед покупкой проверьте хорошенько книгу, нет ли вырванных листов или гравюр. Поаккуратней заверните.
А это – La Roche-sur-Foren, чудесный городок, куда ездим на рынок, вернее – ходим [1071]. А сегодня за нами увязалась собака (моя, благоприобретенная: chien-berger-quatre-yeux [1072]) и пришлось – так как обратно из-за груза ехали поездом платить за нее 5 фр<анков> 50 коп<еек> [1073], т. е. вчетверо дороже, чем за человека.
Вчера ходили с хозяйкой (пришла из города за земляникой) и набрали – ходили мы с Тасей [1074] – каждая по литру. 2 часа сбору. Места самые змеиные, ноги и руки изодраны в кровь, но ни одного змеиного хвоста не видали.
(2)
Мимо этого замку ходим каждый раз, – не знаю какого века, жил кардинал. (Мур, зараженный древностью: – «Мама! Когда Томми родился?» Томми – лошадь хозяев Сережиного замка, возящая и отвозящая «les hôtes» [1075], к тому же пашущая.)
