Текст книги "Твоя случайная измена (СИ)"
Автор книги: Мари Соль
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)
Глава 3
– Настя! – его голос звучит как предупреждающий выстрел. Или предупредительный… Короче, стреляет в упор!
Оборачиваюсь медленно, стараясь при этом сохранить на лице невозмутимость.
– Ннн-да, – отвечаю, как консультант в магазине одежды.
Стоит, сунув руки в карманы. Смотрит так грозно. Словно готов меня съесть. Или, может, ударить…
– Почему телефон не берёшь? – цедит сквозь зубы.
«Телефон?», – вспоминаю, что я его не проверяла с тех самых пор, как мы начали пить.
– Занята, – отвечаю ему деловито.
– Илюша, привет! – кричит Машка, – А мы тут сидим!
– Да я вижу, – он адресует ей полный ярости взгляд.
Дружок его рядом кивает. И опускает глаза виновато. Мол, я ни причем. Меня заставили. Ага, как же! Небось прикрывал его задницу всё это время? Мужская солидарность. А у нас, значит, женская!
– Ты сказала, что будешь у Машки. Я приехал, тебя там нет, – говорит мой супруг. С видом таким оскорблённым, как будто его обманули. Обманута я! Только он ведь не знает, что я уже знаю… В общем, не знает! И думает, что это он пострадал.
– А за… зачем т-ты туда приезжал? – говорю, опираясь на стойку.
Он стоит, глаз не сводит. А мне его жаль! Вот, бедняга. Искал меня, значит, у Машки. Наверно, дочурка сболтнула, где мы. А эта клуша ей всё рассказала. Куда мы идём и зачем…
– Настя, ты выпила? – бросает он коротко. Как будто меня упрекает! За что?
– Ну, выпила, да, – говорю, пожимая плечами. Тебе ли меня упрекать?
Он смотрит на стопки, бутылку, уже опустевшую. И виноград, сиротливою кисточкой лежащий на влажной тарелке.
– В честь чего? – вопрошает, а сам еле держит себя. Желваки так и ходят по скулам. Зубы, наверно, скрипят. А я ощущаю себя лучше некуда!
– Просто так, – отвечаю, скрестив ноги под юбкой.
Машка спешит на подмогу:
– Пятница! Разве не повод устроить девичник?
Я киваю, и тут же опять подавляю икоту.
Муж вздыхает. Губы сужаются в тонкую линию. Это значит, он зол.
– Поехали, – резко бросает. Но я не хочу!
– К-куда? – пожимаю плечами.
– Домой, – отзывается он.
И подходит. Хватает за локоть, пытается сдёрнуть со стула. Ага, щас! Я крепко держусь.
– Илья, ну ты чегоооо? – обижается Машка, – Мы так сидим хорошо!
– Да вижу я, как вы сидите, – он мечет молнии взглядом.
Музыка громко звучит, заглушая слова. Но я его слышу. Могу прочитать по губам. Этим ртом он её целовал… Ту, другую! Снежинку. Тупую корову, которой наверное, нет тридцати.
– Я никуда не поеду! – возражаю ему, и стряхиваю руку, которой он цепко держит меня.
В последний раз я пила так давно. И забыла, когда танцевала. Мне и правда так весело. И мужчины вокруг…
– Самойлова, – злится супруг.
– Я Кущ… Куч. щинская! Ик! – я снова икаю.
Он хмурится, силясь понять, что к чему. И держит меня мёртвой хваткой. Сейчас он так сильно похож на отца. Своего. В минуты волнений. Грозный профиль, надбровные дуги тяжёлым ярмом нависают над линией глаз. Его глаза… Они-то меня и пленили! Заставили верить в любовь.
– Настя, ты пьяная! – ставит диагноз Илья.
– Пфр! – издаю странный звук. Он означает: «не лезь в мою личную жизнь».
В этот момент за спиной появляются двое. Тот самый Рубенчик и… Забыла как звать.
– Проблемы? – интересуется мой кавалер.
Илья отступает, но продолжает сжимать мою руку. Кончик его языка пробегает по верхней губе. Он переводит взгляд на соперника. И опять на меня.
– У меня нет проблем. Может, они у тебя? – переходит на «ты».
Мой ухажёр превосходит его лишь по возрасту, но не по силе. Илья мог бы дать ему фору в бою. Вот бы взглянуть, как они будут драться!
Мужчина стоит, принимая «удар» на себя. В его взгляде читается вызов. Он готов защищать мою честь.
– Руки убрал! – голос его, хрипловатый, теперь отзывается трепетом. Но не таким, как минуту назад. Он звучит угрожающе. И я в этот миг понимаю, что стала предметом их спора. Приятно и страшно! Как в юности. Когда Илья мог и правда ударить любого, кто хотел посягнуть на меня.
– А ты кто такой? – отзывается муж. Ладонь на плече сжимает меня всё больнее.
Оппонент отвечает:
– А ты?
Илья дышит яростно. Ноздри его раздуваются, как у быка.
– Я её муж, – говорит он так громко. И я прячу свою опустевшую руку. Чтобы он не увидел, что на ней нет кольца.
Претендент на моё опьяневшее тело с удивлением смотрит мне прямо в глаза. Хотя профиль его расплывается, и я с трудом фокусирую взгляд.
– Ты не сказала, что замужем, – упрекает он дерзко. Подумаешь, личность!
– Т-ты и не спрашивал, – легкомысленно фыркаю я.
Тут в дело вступает мой муж. Его пальцы сжимают предплечье с какой-то неведомой силой. Давно он меня не сжимал…
– Настя, – звучит его тон. Моё имя в его исполнении может быть разным. Нежным. Заботливым. Милым. Но это всё в прошлом! Я привыкла к тому, что в последнее время оно звучит равнодушно. Но сейчас в нём искрится угроза.
– Пусти меня! – дёргаюсь я. Но лишаюсь баланса и чуть ли не падаю. Он, ухватив, как котёнка за шкирку, трясёт и ладонью вцепляется в скулы. Мне больно! Обидно! Как будто я глупая фифа, а он – старший брат.
Мой ухажёр наблюдает за этим недолго.
– То, что ты муж, не даёт тебе права так с ней обращаться, – слышу сквозь мутный туман в голове его сдержанный голос. И мне на секунду становится даже приятно. Что он не ушёл! Не покинул меня. Не оставил безумному мужу.
Илья, обхватив мою талию, грубо бросает ему:
– Отвали!
Я отбиваюсь, пытаюсь его оторвать. Но он точно прирос ко мне намертво.
– Настя, если он вас обижает…, – слышу я.
Но его прерывает раскатистый голос Ильи:
– Как, ты ещё здесь? – удивляется он.
И, держа меня, делает выпад. Я смотрю на мужчину, который теперь ещё краше, на фоне попытки меня защитить.
– Я не с тобой говорю, – отзывается он, сохраняя дистанцию.
– А я с тобой! – отвечает Илья, – Тебе что надо от моей жены?
Я, наконец, вырываюсь. И оскорблённая этим позором, поправляю футболку с ярко-розовой надписью «Love».
– Я хочу убедиться, что ей ничего не грозит, – произносит мой рыцарь, с бесстрашием, свойственным юноше.
Илья, услыхав в его голосе явный подтекст, свирепеет. Как глупый юнец, нарываясь на драку.
– Ей ничего, а тебе…, – цедит он, и становится вровень с врагом. Нос к носу, впритык.
– Тихо, мальчики! – просит их Машка. Но подойти не решается, только стоит, глядя на двух озверевших самцов.
Я про себя усмехаюсь: «Тоже мне, альфа!».
– Слышь, отвали по-хорошему? – советует муж.
Но противник не из пугливых:
– Не то что? – усмехается он.
Очевидно, теперь этот спор – дело принципа. Между тем, как предмет их брутального спора стоит позади и не может найти свою сумочку…
– Маш, ты не видела мой телефон? – бормочу я подруге. Но та увлечённо следит за «игрой».
– Хочешь узнать? – продолжает мой муж.
– Ну, допустим! – отвечает его конкурент. Кто бы мог думать, что здесь, в этом приторном клубе, я встречу кого-то постарше себя…
В поле зрения вклинился третий участник «боёв». На нём униформа и рация. Надо же! Как в фильме, ей Богу!
– Проблемы? – интересуется он у сцепившихся взглядами взрослых мужчин.
Они расступаются нехотя. А мне так смешно! И я зажимаю ладонями рот.
– У нас всё нормально, – отвечает супруг. Хотя, нет! Сегодня он мне не супруг. В этот вечер я – абсолютно свободная женщина.
Когда охранник уходит, он снова берёт меня под руку. Я, отыскав наконец свою сумочку, грубо толкаю его.
– Настя, поедем домой, – шепчет он.
– Тебе надо, ты и езжай! – отвечаю с достоинством истинной леди. И пытаюсь опять оседлать барный стул. Это непросто. И, бросив затею, остаюсь элегантно стоять рядом с ним.
– Не вынуждай меня применять силу, – цедит он жестко, и ставит свои две руки с обеих сторон от меня. Словно пытается загородить от того человека, который за ним наблюдает. А он наблюдает! Этот… как его там? Эраст? Или, может быть, Эдик? Как же стыдно, что я не запомнила имени!
– Ссилу, – повторяю я эхом. В этот момент мне и правда становится не по себе. Он намерен устроить «публичную порку»?
– Или ты пойдёшь сама, или я уведу тебя силой, – продолжает Илья, отобрав у меня недопитую стопку.
Опрокинув её себе в рот, он с громким стуком ставит пустую на стол. Берёт кислый фрукт. Заедает.
– Я… Ик!…Икуда ни поеду, – отвечаю с обидой, – И ваааще! Я заночую у Машки! – говорю и кошусь на подругу, которой не до меня. Она увлечённо болтает с Рустамом. Или как там его?
– Настя, ты пьяная! Ты сколько выпила? – говорит он, а сам наливает ещё. Опять выпивает, и дышит мне в ухо. Так яростно. Так горячо.
– Не тваиво ума дело, – говорю я, коверкая фразы. Вспоминаю сейчас его… ту! И «масюличка» в чате, такое противное гадкое слово. Ведь он на него не похож…
– Самойлова…, – предостерегающе шепчет Илья.
– Я Кущ. щинская, – с трудом удаётся мне выразить мысль.
– Ты Самойлова, Настя, – говорит он так, будто метит меня. Будто я – его вещь!
– Эт временно! – бросаю с усмешкой, и отправляю одну виноградину в рот.
– Настя, что происходит? – барабанит он пальцами по столу, подбирается ими ко мне.
– Эт ты мне скжи! – вырывается резко. И я ощущаю, как больно внутри. Он так близко, и так далеко. Ни обнять, ни укрыться от мира в тепле его рук. Теперь он – чужой! Он – предатель. Теперь я одна. Навсегда…
Он смотрит на время наручных часов. Они у него дорогие. И говорит, стукнув ладонью:
– Всё, моё терпение лопнуло.
Я ощущаю, как руки, схватив меня сзади за талию, рывком отнимают от стойки. С трудом удержавшись, кричу, что есть сил! Мгновением после – вишу у него на плече, как безвольная кукла. Какой же он сильный! И даже мои кулаки не вынуждают его отпустить.
– Маааааш! – взываю к подруге.
Та, отвлёкшись от флирта, бежит позади.
– Настюха, держись! – и, поравнявшись с Ильёй, вопрошает, – Куда ты её?
– Домой! Нагулялась, – слышу сквозь собственный стон.
– Гуляют коты и мужья! – возражает подруга.
– Кошки тоже гуляют, – отвечает супруг.
Мне и стыдно и горестно. Раньше бы я никогда… Но теперь! Провожаю мутнеющим взглядом барную стойку. Там, прислонившись, стоит мой случайный знакомый. И смотрит на то, как меня сквозь толпу тянет к выходу собственный муж.
Глава 4
Машину ведёт его друг, вездесущий Олежа. Он увивался за мной, ещё в институтские годы. Но тогда я была очень правильной девочкой, и усиленно грызла «гранит».
Илья откровенно «подпортил» меня, во всех смыслах этого слова. Он стал первым мужчиной, отобрал у подруг, и поставил жирный крест на красном дипломе. Какой там диплом!
Мы только и делали, что целовались по паркам и скверам. Ютились в каких-то квартирах, отирали чужие углы. Илья уверял, что всё будет! И мне не придётся надраивать пол и готовить. А я с упоением драила! Так хотелось уюта, тепла в своём собственном гнёздышке.
Гнездо, а точнее, наш дом, появился не сразу. Сперва мужу дали квартиру. Он был на хорошем счету. Затем, когда кто-то из высших увидел в нём «потенциал», то стремительно двинулся вверх по карьерной лестнице. И очень скоро достиг самой высшей ступени.
В том, что он очень талантлив, я не сомневалась никогда! И поддержала его даже в те времена, когда он допоздна пропадал на работе. Ждала его дома, как верная мать и жена. Тогда у нас рос Дениска.
Но, чем выше взлетал мой супруг, тем острее я ощущала своё одиночество. Как будто бы стала ему не нужна! Хотя он говорил: «Это всё для семьи». Но семья между тем, оказалась за кадром его новой жизни.
Корпоративы, куда иногда он брал и меня. Только там я казалась себя неуместной! Его вечное «после», «потом», «не сейчас», которые уже стали нормой. Командировки. В одной из которых он мне изменил…
Меня болтает, тошнит. Но я стойко терплю. Отодвинувшись дальше, к окну, чтобы только его не касаться. Илья изучает меня. Даже затылком я ощущаю его хмурый взгляд.
Смотрю в телефон. Семь пропущенных. Немудрено, что он злится! Хотя его злость – ерунда, по сравнению с тем, что чувствую я. Ярость рвётся наружу. Но не здесь, не сейчас. Не при нём же!
Олег смотрит в зеркало заднего вида. На меня. На Илью. Но молчит. Чтоб заглушить тишину, включает какую-то музыку. Мне всё равно. В голове ещё шумно и мутно от клубных битов. Но тело уже не проявляет желания двигаться. Теперь ему хочется спать.
Я прислоняюсь щекой, ощущаю прохладу стекла. Вспоминаю, как ехала также, в машине Ильи. Мне было тогда 25. Ту свою первую тачку, он купил у кого-то почти за бесценок. И очень любил. Начищал, красовался. Украсил бампер эмблемой «Porsche». Говорил, что когда-нибудь прокатит меня на взаправдашнем.
А мне было всё равно! Хоть на «Оке», лишь бы с ним. А теперь и на новеньком «Porsche» отсутствует чувство бескрайней свободы. Когда мы его потеряли?
Меня настигает безумная мысль. Что на Порше своём он катал эту шлюху! И открывал для неё люк на крыше. И наблюдал, как она развлекается, высунувшись наружу…
Становится гадко. Не только от мыслей. Но и от чувства тошноты, которое нарастает. Пытаюсь его подавить, закрываю глаза. Так больно сейчас, что под ресницами слёзы. Но я их держу, не даю им прорваться наружу.
Илья отвернулся. Теперь он смотрит в окно. Так далеко, и так близко. Любимый. Желанный. Чужой.
Авто тормозит у ворот нашей общей «халупы». Размером в 300 квадратов, считая подвал и гараж. Не так уж и много! Если учесть, какие дома у коллег. Но Илья, как сторонник теории «малой нужды» довольствуется тем, что имеет. Это касается дома, машины, вещей. Но не женщин! Одной ему мало. Кто знает, вдруг, кроме Снежинки, была ещё целая гроздь всевозможных девиц?
Выходим. Он проявляется галантность. Подаёт мне руку. В другой ситуации я бы отвергла её. Но не сейчас. Боюсь упасть в грязь лицом. В прямом смысле этого слова. В голове неустанно бомбит: «Самойлова! Дура! Ну кто заставлял тебя пить?».
И растревоженный качкой организм исторгает ненужное наземь. Под куст сирени. Сама посадила его в прошлом году. Хорошо, что машина Олега уже далеко. А Илья? Где он? Вот же! Стоит, отвернувшись спиной. Потому, что противно?
Вспоминаю, ни к месту, как он был заботлив, когда я носила Дениску. Меня мучил жуткий токсикоз! И утром он часто входил, приносил мне воды и держал мои волосы. Боже! А я дура, думала, так будет всегда…
Иду, чуть шатаясь к ступеням. Держусь за перила. Он в два счёта меня обгоняет, ковыряет ключом наш замок. Пропускает вперёд. Как любезно с его стороны! Вхожу, разуваюсь с трудом. Ощущаю себя хуже некуда.
Добравшись до кухни, наполняю стакан. Выпиваю его почти залпом. Вода освежает. Но мутный дурман до сих пор дребезжит в голове.
Илья появляется очень внезапно. Пуловер на нём тёмный, во тьме не видать. Вздрогнув, ставлю стакан на столешницу.
– Я жду, – говорит, опираясь ладонями в стол.
– Ч-чего ты ждёшь? – до сих пор заикаюсь. Теперь тет-а-тет, мне труднее себя контролировать. И язык норовит обмануть! Выдать что-нибудь лишнее.
– Объяснений! – добавляет Илья. И смотрит в упор на меня. Как я обычно смотрю на детей. С превосходством родителя. Главного в доме.
– Я не обязана…
– Ты дала ему свой телефон? – обрывает Илья мою гордую речь.
Пожимаю плечами:
– Ну и что, если так?
Он взрывается тут же:
– Какого, мать, хрена? Ты… Настя! – и мечется так, словно бык на корриде. Будто рога уже выросли. Да только не у него! У меня.
– А что, нельзя? – подавляю смешок. Намеренно злю его. Хочу поглядеть, до какой глубины он падёт.
Илья подбегает, оставив меня в западне. Между мойкой и ним всего пару метров. И я… С гордо задранным подбородком.
– Ты совсем охренела? – рычит он, склоняясь ко мне.
Терплю, чтобы не сдаться. Не позволить испугу собой завладеть. Какой же он мощный и жуткий сейчас. И впрямь как чудовище! Готовый меня умертвить. Сперва взглядом, а после…
– А ты? – отвечаю, смотря ему прямо в глаза.
– Что я? – хмурится, будто не может понять. А ведь и вправду не может! Мой козырь готов уже выпасть из рукава. Но я, подхватив на лету, оставляю возможность признаться.
– Ты н-ничего не хочешь мне ррасказать?
Он смотрит в упор. Ну, же! Хмыкает.
– Насть, не дури! – произносит любимую фразу.
Злюсь. Запрещённый приём. Эта фраза обычно звучит в совершенно другие моменты.
«Звучала», – поправляю себя. Привыкая к прошедшему времени. Теперь только так. Всё прошло. И любовь, и доверие. Что осталось? Любимые дети. И этот бессмысленный дом. Который я так старательно украшала, когда мы купили его.
– Это не я дурю! Это ты! – толкаю Илью. Он делает шаг назад, скорее от неожиданности. И я прохожу. Но в последний момент ощущаю жестокую хватку.
Он прижимает к стене, нависает всем телом. Высокий и сильный. И меня на мгновение так неосознанно «прёт». Как раньше! Когда мы любили друг друга везде. В спальне, на кухне. На этом столе, что стоит позади. Но сейчас в его взгляде, увы, не желание. Только злость! Оскорблённого мужа.
– Кто он такой, этот хрен? Ты его знаешь? – вопрошает он грозно.
– А если и знаю, то что? – я почти что смеюсь. Так забавно звучит его фраза на фоне убийственной правды.
Илья, ухватив меня за руку, и не обнаружив кольца, продолжает сжимать.
– Ты спала с ним? – цедит сквозь сжатые зубы.
Эта боль отрезвляет меня. Мне действительно больно! Как будто он жаждет её причинить. И мне тоже хочется сделать ему побольнее…
И я говорю:
– А что, если так?
Боль… другая, пронзает внезапно. Голова, запрокинувшись, бьётся о кафель. Кричу! Щёку словно огнём опалило. Прижимаю ладонью, как будто пытаюсь понять, я жива, или нет?
Он даже не просит прощения. Ему всё равно! Оставив меня, он поспешно уходит. Где-то хлопает дверь. Вероятно, в его кабинете. Сейчас он закроется там. И станет писать той, другой. О любви.
Оседаю так медленно, что волосы липнут к стене. Крови нет. Только шишка. Но я плачу, как будто он только что избил меня до крови. Никогда ещё прежде Илья не поднимал на меня руку. Всё бывает впервые! И измена. И боль от разбитого сердца. Крови нет. Но только снаружи. Внутри у меня всё кровит.
Глава 5
Утро жестоко в своей беспощадности. Кое-как поднимаюсь, несу себя в ванну. В зеркало страшно смотреть! Но я это делаю. Жуткое зрелище. Круги расплылись под глазами, верхние веки припухли от слёз.
Я трогаю щёку. Синяка на ней нет. Но память болезненным эхом стучится в виски. Он ударил меня! В первый раз за всю жизнь. По лицу. Жаль, я вчера мало выпила. Лучше бы память отшибло…
Делаю маску, протираю лицо мицеллярной водой. Потом долго и тщательно чищу зубы. Во рту будто мышь сдохла! Ильи в спальне не было. Кажется, он ночевал на диване. Да хоть бы и вовсе ушёл!
Но надежды мои разрушает знакомый звук кофемашины. Он дома. И, перед тем, как ему показаться, я долго стою, прижимаясь к стене.
Кажется, это – конец. Не могу больше так! Жить в нелюбви надоело. Раньше я верила, что эти отлучки, задержки и вечная занятость – ради семьи. А теперь…
Выхожу. Муж в домашних штанах и футболке сидит за столом. Даже в этой одежде он также хорош, как в костюме. А я? Я сейчас представляю собой нечто среднее между Кикиморой и медузой Горгоной.
– Доброе утро, – бросает, глотнув.
Я только хмыкаю, наполняю стакан до краёв кипячёной водой. Выпиваю его почти залпом.
– Прости, – раздаётся сзади.
Я замираю. «За что?», – хочу уточнить. Но он успевает сказать:
– За вчерашнее.
И только? Вцепляюсь в стакан. То, что осталось, мне хочется выплеснуть мужу в лицо. Но Илья произносит:
– Может, расскажешь мне, что это было?
Ну, хватит загадок! Достаточно мучить меня.
– Я знаю, – бросаю я резко.
– Ты о чём? – отвечает супруг.
Я так зла, что готова кричать от бессилия. Но шепчу, так как боль в голове нарастает.
– Об этой твоей, Снежанке.
Ошибаюсь всего на одну букву. Собираюсь исправиться, но… Обернувшись к нему, замолкаю. Нет, не ранен! Убит. Он сидит и взирает, как загнанный зверь. Угадала! Конечно, Снежана. Её так зовут. Проститутское имя.
– Что ты знаешь? – произносит Илья настороженно.
– Всё, – говорю легкомысленно. Пускай сам гадает, что мне известно!
– Откуда? – продолжает допрос. Хотя это мне в пору спрашивать.
– Не имеет значения, – пусть думает, что мне его друг рассказал. Пусть пытает Олежку!
– Настя, это…, – заводит он голосом, полным раскаяния.
– Это не то, что я думаю, – завершаю его монолог.
– Это случайная связь, – произносит Илья, – Она ничего не значит.
Замираю. Почти не дышу. А я, дура, верила, что всё разрешится иначе. Вдруг это ошибка? Какая-то глупая шутка! Обман…
И только теперь понимаю, что я так хотела услышать иное. Поверить ему! Оправдать. Но… не вышло. И мир надломился. И голова ещё больше болит.
– Значит, ты признаёшься в измене? – говорю, точно в зале суда.
Он, сглотнув, отвечает:
– Нет смысла её отрицать.
Слов не осталось. Осталась надежда, что это и правда случайная связь. И я говорю, отрицая все доводы разума:
– Ты порвал с ней?
Смотрю на него. Он молчит. Подавленный, жалкий. Как будто готовится произнести что-то важное. То, что изменит мой маленький мир. Хотя… он уже изменился.
«Сейчас он скажет, что любит её. И уходит», – думаю я равнодушно. Почти. Восприятию сильно мешает похмельный синдром.
– Она беременна, – слышу я голос Ильи.
И в ответ улыбаюсь. Сейчас он похож на мальчишку. Растерянный, глупый, испуганный сын. Пришёл повиниться родителям в том, что подружка его залетела.
– Ч-то? – говорю я на выдохе.
Во рту пересохло. Я опять наливаю воды.
– Это вышло случайно, – он продолжает нести эту чушь.
И я обрываю:
– Самойлов! Ну, хватит! Случайно? У тебя случайно встал на неё? И ты совершенно случайно забыл про резинку?
Он опускает лицо и грустнеет. Мне даже немножечко жаль его.
– И… что ты намерен делать? – говорю я, желая услышать… Но что?
«Заплачу за аборт»? Но зачем же тогда признавался?
Однако Илья пожимает плечами:
– Ничего. Я стану ей помогать материально. И всё.
Я удивлённо взираю на мужа. Сейчас во мне просыпается язва, каких поискать.
– Ты разве не хочешь быть рядом с… любимой? – последнее слово я выдыхаю намеренно едко.
Но Илья, отмахнувшись, бросает привычное:
– Насть, не дури!
Вздыхаю поглубже. Топлю свою злобу в стакане с водой.
– То есть, где-то там будет расти твой ребёнок, а ты останешься здесь? Непорядок, Самойлов! Как честный человек, ты обязан жениться.
Он кривится, цокает и проводит рукой по лицу:
– Я буду жить, как жил.
Я подтверждаю:
– Конечно! Только командировки станут более частыми, да?
Он морщится, словно от боли. Хотя больно сейчас только мне.
– Насть…, – начинает он вяло.
Но я поднимаю стакан, говорю:
– За любовь! – выпиваю до дна.
– Настя, – вздыхает Илья.
– Не хочу ничего слышать, – шепчу я в ответ.
Ухожу. Мне действительно плохо! И больно. И гадко! И… Боже, не могу это всё описать.
В спальне, как будто в клетке, мечусь от кровати до шкафа. Хочу разбить что-нибудь. Да хотя бы вот эту семейную вазочку. Которую нам подарили на свадьбу. Что там ещё? Есть сервиз и бокалы. Но они ни при чём! Если только разбить их о голову мужа…
Распахнув шкаф с его стороны, принимаюсь бросать на кровать его вещи. Рубашек одних только сотня! Шмоток больше, чем у меня. Ничего, упакуем их в два чемодана.
Достаю чемодан, открываю. И не боясь их измять, начинаю складировать внутрь. Трусы и носки отправляются следом. Второй заполняется брюками, джинсами. Добавляю туда свитера. Хотя сейчас лето, но ведь он не вернётся сюда до зимы!
Собираюсь отправиться в ванну. Взять оттуда его принадлежности: щётки и гель для бритья. Но натыкаюсь на мужа. Илья стоит на пороге, преграждая мне путь. И удивлённо взирает на устроенный мной кавардак.
– Это что? – говорит, указав подбородком на гору вещей.
– Чемодан! – отвечаю, скрестив на груди руки, – Остальное потом заберёшь.
Тяжкий вздох предрекает знакомую фразу:
– Насть, не дури! – говорит благоверный. И теперь уже мне так отчаянно хочется влепить ему по лицу.
– Ты переезжаешь в городскую квартиру, – цежу я сквозь зубы, – Я же надеюсь, что ты оставишь нам дом? Мне и детям.
– Оставлю? – вопрошает Илья, – В каком смысле?
– В прямом! – говорю, – При разводе. Квартира и машина твои, а дети будут жить со мной…
– Насть! – обрывает он резко.
Но я не даю ему снова меня пристыдить:
– Я так решила! И суд примет сторону матери.
Илья напрягается, сверлит меня своим пристальным взглядом:
– Насть, я не собираюсь с тобой разводиться.
– А я с тобой собираюсь, – отвечаю, кивая на чемодан.
Он вздыхает:
– Зачем?
Занятный вопрос. Не знаю, какую формулировку предпочесть, чтобы ему объяснить. И говорю всё, что давно накипело внутри:
– Я не хочу жить с тобой! Я не хочу тебя видеть! Это невыносимо!
– Я понимаю. Но это не повод…, – выставив руки вперёд, начинает Илья.
– Не повод? – говорю, ошарашено глядя на мужа, – А что тогда повод, Илья?
Он цепенеет внезапно. Как будто наткнулся на стену и замер. Потом выключается этот режим «я виновен». И Самойлов становится прежним. Уверенным, жёстким, почти деловым.
– Я не дам тебе развод, и никуда съезжать не собираюсь. Это – мой дом. Здесь живут мои дети.
– Мои! Мои дети! – я срываюсь на крик, – Твой ребёнок родится… когда? Пол ещё не известен?
Говорю, а внутри всё кипит. Так и хочется плюнуть в него. Или проще – ударить. Но боюсь расцепить свои руки. Держусь.
– Прекрати, – отзывается он, по лицу пробегает гримаса какой-то немыслимой боли. Будто я причиняю ему эту боль!
– Это я прекрати? Это ты прекрати! Забирай свои шмотки и проваливай к своей шлюхе!
– Она не…, – начинает Илья.
Замолкает. Но я уже поняла, что он хотел возразить. Она не шлюха.
Со всей силы толкаю его прямо в грудь. Он припадает к стене. Минуя его, пробегаю по коридору. И запираюсь в спасительной ванной. Нет сил удержаться от слёз! Шум воды заглушает рыдания. Но он их, конечно, же слышит.
Стучит:
– Насть! Возьми себя в руки! Успокойся!
Но я не могу открыть. Плачу, зажав в зубах край его полотенца. Оно до сих пор пахнет им, его телом. Теплом, что уже не вернётся.
Когда-то давно он сказал, что любовь – это больше, чем чувство. Это смысл его жизни. Семья. Деня, Диночка, я. Только так, только вместе. Теперь же…
От мысли об этом у меня стынет кровь! Где-то будет расти его сын, или дочка. Рождённый другой, его плод однажды изъявит желание познакомиться с братиком и сестричкой. А они? Как воспримут такое знакомство? Новость о том, что отец согрешил.
Илья не знает, но два года назад, когда он ушёл с головой в новый пост. Я залетела. Зареклась не рожать. Мой отдел расширялся. Денис уже вырос, такая огромная разница в возрасте между детьми представлялась проблемой. Хотя Диана просила сестрёнку, но я не решилась. Пошла на аборт. Как будто уже ощущала тогда его отчуждение, холодность. Неужели, «случайная связь», как он назвал её, длится так долго? Два года? А что, если больше?
Наплакавшись вволю, сижу и бессмысленно пялюсь на стену. Считаю квадратики плитку, которую мы выбирали вдвоём. Всё в этом доме буквально кричит о любви, о надеждах. А теперь, когда они рухнули, то причиняет особенно сильную боль…
Его полотенце оставляю лежать на полу. Выхожу. Но Ильи в доме нет. На столе, придавленный чашкой, ожидает листок.
«Я на работу», – написано коротко.
«На работу ли?», – думаю я. Хотя он и раньше частенько отсутствовал дома по выходным. Но сейчас его спешный отъезд явно не связан с делами.
