Текст книги "Твоя случайная измена (СИ)"
Автор книги: Мари Соль
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)
Глава 23
По дороге обратно я тщетно пытаюсь унять свою совесть. Что это было? Тело ещё хранит ощущения близости с ним. Кажется, даже запах его передался. Я чувствую руки в тех важных местах, которых никто не касался. Никто! Кроме мужа. А что бы случилось, приди я в юбке? Он бы залез и туда?
А я какова? Просто сидела, скуля: «Отпустите, не надо». Точно, как девочка-целочка! Нет бы дать ему в глаз, или лучше – коленом по яйцам. Хотя… В моей позе это было весьма затруднительно. Нет, пожелай он меня изнасиловать, я не смогла бы спастись. Разве что только кричать: «Помогите! Спасите!». Мужики приберут и… помогут.
Выдыхаю, шепчу еле слышно:
– Успокойся, всё позади.
Но сердце стучит как мотор у «букашки». Стоит признаться, машина скользит как по маслу. Хоть что-то хорошее в этой постыдной истории.
Пытаюсь припомнить, слова, что он мне говорил: «Мечтал о тебе… Не могу позабыть». Какая пошлость, ей Богу! Я – взрослая женщина. А он не дорос до таких! Ему обольщать малолеток, навроде Снежаны. Да только мал кошелёк!
В какой-то момент я хочу развернуться, поехать обратно. Ворваться к нему и отхлестать по лицу. Но риск, что он снова начнёт меня лапать велик. А я не остыла ещё от его приставаний…
Вспоминаю ладонь на груди. Как он трогал её сквозь одежду. Хорошо, что бюстгальтер на мне с поролоном. А ведь хотела надеть кружевной! В этот раз он до губ не добрался. Не успел! А иначе бы я укусила его. Хотя… В моём состоянии полного ступора. Я вряд ли бы даже смогла оттолкнуть…
Впереди вижу пост ДПС. Сбавляю скорость. Ишь, разогналась! Будто Виктор устроил погоню. На всякий пожарный смотрю в зеркало заднего вида. Но, толку? Я же не знаю, на каком он авто. Может, вот этот, на джипе? Нет, у него что-то проще! Седан?
«Успокойся, Самойлова», – шепчет мне разум. Я его поправляю, что я не Самойлова. И в этот момент постовой поднимает свой жезл. Тот полосатый, как зебра. Как моя бестолковая жизнь! Сейчас, вероятно, все чёрные полосы слиплись в одну. И никак не закончатся. Ведь жезл полицейского выбрал меня.
«Господи», – думаю я. Только не это! Ведь я отдала всю наличку маньяку. Теперь бы не встрять! Лихорадочно думаю, какое из правил нарушила? Сплошную не трогала, скорость не превышала.
Паркуюсь к обочине. Сердце галопом стучит. Вот-вот разорвётся…
– Старший сержант Денискин, добрый день, – представляется мент. И склоняется ниже.
– Д-добрый, – пытаюсь я улыбнуться ему.
Сейчас он попросит меня показать документы. Потом арестует. Потом…
«Настя, возьми себя в руки», – думаю я, но тревога в груди нарастает.
– У вас всё в порядке? – интересуется он, и придирчиво смотрит в лицо.
Пытаюсь придать выражение лёгкости.
– Да, спасибо! – вышло как-то уж слишком оптимистично.
Оглядев зорким глазом салон, он бросает:
– Хорошо. Поворотничек выключите.
И только теперь замечаю, что всё это время «моргала» налево. Теперь поняла, почему все авто сторонились и боялись меня обгонять!
– Ой! Спасибо! Как я могла не заметить? – у него на глазах выключаю.
– Бывает, – улыбается он, – Всего доброго!
Не веря своему счастью, опять завожусь и выезжаю на главную. Это ещё не урок, а разминка. Будь осторожнее, Настя! Ты за рулём.
Телефон начинает звонить. Я, не глядя, его вынимаю. Включаю на громкую связь.
– Настя! – слышу встревоженный мамин фальцет.
– Я за рулём, мам! Что-то срочное? – раздражённо бросаю в ответ.
Мама на том конце провода думает. Вероятно, решая, насколько срочным можно считать её повод.
– У Диночки…, – наконец произносит она.
И замолкает, вынуждая меня напрягаться.
– Что, мам? Говори!
Но мама кряхтит и вздыхает.
«Заболела», – понимаю с тревогой.
– Что? Жар? Понос? Отравление?
– Да Бог с тобой! – фыркает мама, – Чем тут травиться? Всё ж с грядки, своё! Я даже деревья от жука не опрыскиваю. Яблоки можно немытыми есть.
Вздыхаю, подавляю желание высказать маме про то, что не время сейчас рассуждать о деревьях.
– Мам! Так с Диной-то что?
– А! – оживляется мама, – У неё…
И опять не находит слова. Не знаю, что там у Динки, а у меня уже паника! Хочется взять телефон, прокричать, наругаться. Но руки лежат на руле. И глаза продолжают следить за дорогой.
– Мам! Ты измучила! Что у неё? Говори! Чирий? Крапивница? Клещ укусил?
Мама вздыхает, как будто проблема гораздо серьёзнее. Терпение быстро кончается! Но, перед тем, как я вновь выхожу из себя, она произносит:
– У неё менструация.
– Что? – ошарашенно фыркаю. Будто речь не о Динке, а о Давиде. Будто такого вообще быть не может. Ведь Динка ещё так мала! Хотя… Ей тринадцатый год. Почему бы и нет?
Но ведь это не значит, что теперь моя дочь станет женщиной? Что её организм подаёт недвусмысленный знак. Мол, пора!
Прогоняю тревожные мысли. Говорю:
– Настоящая?
– Ну, а какая? – удивляется мама.
– И… как она там? – бросаю с тревогой.
– Да, рыдает лежит в своей комнате! Даже меня не пускает к себе, – делится мама. И я, испытав прилив нежности к дочери, думаю: «Моя милая девочка, какая ты взрослая стала».
А вслух говорю беспокойно:
– Рыдает чего?
Мама в ответ сокрушённо бросает:
– Да джинсы любимые перепачкала! Да ещё при парнях, при соседских. Теперь, говорит, ни за что не пойду никуда. Буду сидеть взаперти до конца лета.
Улыбаюсь. Проблему нашла! Да я бы этих парней так послала. Далеко и надолго!
– Скажи, что будет у неё Ipad. Пусть не плачет! Я перед сном наберу, – отвечаю я маме.
– Айпат? – опять вопрошает она.
– Ты просто скажи, она знает, – вздыхаю.
Прощаемся. Я улыбаюсь, тревожусь и очень горжусь. Помню себя в этом возрасте. Тоже пришли неожиданно! В школе, за партой, во время контрольных скрутило живот. Побежала в туалет, а там… жуткое дело. Сидела потом в этом самом туалете до вечера. Стирала штаны…
Эта новость меня отвлекла от своих угрызений. Я решила, что факт домогательства будет учтён! По-хорошему, я бы могла заявить на него. Но не стану. А деньги верну! Не хочу быть должницей этого мерзкого типа. И больше к нему ни ногой.
Самойлов сидит с ноутбуком в гостиной. Теперь он работает дома. Ещё бы! С такой физиономией. Стыдно, видать?
– Привет, – говорю, заглянув.
– Привет, – отзывается, даже не глядя.
Он с тех пор не сказал ничего. Только хмурится, курит. И кофе пьёт вёдрами. Будто зреет какая-то мысль у него в голове. И мне страшно становится! Что за игру он затеял?
На кухне темно. Включив свет, с удивлением вижу тарелки. Помытые, в ряд на столе. А рядом… Та самая папочка синего цвета. Внутри документы. Отвергнутый им договор о разводе. Соглашения о правах на детей и разделе имущества.
Выдыхаю, боюсь приоткрыть. Помню точно, что папка лежала не здесь, а в гостиной. Я специально её положила на самое видное место. Чтобы мозолить глаза! И с тех пор он не трогал её. А теперь? С чего вдруг оставил на кухне?
Решившись туда заглянуть, оседаю на стул. Бумага поверх остальных повествует: «Заявление о признании иска ответчиком».
Читаю её, не дыша:
«Третьего августа такого-то года между мной и истицей был заключён брак…».
Дальше идут только голые факты. Когда и зачем, сколько общих детей. На бумаге чуть ниже написаны их имена.
«Двадцатого июня такого-то года истицей подано исковое заявление о разводе, в связи с тем, что в наших отношениях отсутствует чувство любви и взаимопонимания…», – эта фраза царапает сердце, хотя я сама написала о разнице взглядов на жизнь. Но слово «любовь» не звучало! Это он написал, что любви больше нет…
«С исковым требованием Самойловой А.В., согласен. Примирение между истицей, а также наша дальнейшая совместная жизнь и сохранение семьи невозможны».
Я кладу документы на стол, и долго сижу без движения. Отчего мне так больно? Ведь я же сама захотела… Сама попросила развод.
«Отсутствует чувство любви», – звучит у меня в голове, его голосом, фраза. И больно вдвойне! Будто этой бумагой, у всех на виду, он признался, что больше не любит…
Заставляю себя подняться со стула. Иду, минуя гостиную, сразу наверх. Возможно, он ждёт, что я проявлю благодарность? Но я не могу. Не сейчас! У меня в голове то и дело всплывает сердечко. И хочется плакать! Вернуться туда и забрать. Будто именно эта эта вещица была тем последним, что держало Самойлова рядом со мной.
Глава 24
День пасмурный. Небо в густых облаках. Самое то для пробежки! Лес шелестит. Где-то в кроне кукует та самая птица. Которая снится к разлуке. Но мне не до птиц! Машка трещит, как кузнечик. Задаёт вопросы и сама отвечает на них. Мне остаётся поддакивать.
– Стопудово, это Эльдар ему что-то сказал. Не мог же он сам передумать? С чего это вдруг?
– Ой, Маш, не знаю, – я тяжко вздыхаю, – Мне вообще уже кажется, что я не знаю его! Что у него на уме?
– Понятно, что! – пренебрежительно фыркает Машка. Имея ввиду адюльтер.
Мы трусцой пробегаем по скверу. Кроссовки шуршат об асфальт. Сегодня на мне облегающий топ и лосины с завышенной талией. Должна же я быть элегантной! Вдруг какой-то бегун заприметит?
Но мимо бегут только странные типы. В лосинах, как у меня. В их ориентации я сомневаюсь. А вот пенсионер, что в спортивных штанах, явно имеет в них что-то мужское. И взгляд его липкий, скользит по нам с Машкой на каждом витке траектории.
Но подруга не видит. Она пытает меня, почему мой «почти бывший муж» не съезжает из его «почти бывшего дома»?
– Он попросился пожить у меня, – отвечаю с обидой.
Вспоминаю, как утром Самойлов спросил:
– Насть, я там ремонт в квартире затеял. Можно чуток поживу здесь?
Он выглядел так виновато. С фингалом, который ещё не прошёл. Ну, я сдалась! Ведь не изверг же? Но Машка взрывается в тот же момент:
– Ты квартиру ему отдала?!
Я ухожу от ответа, увидев на дереве рыжую белку. Кричу от восторга. Зверёк мельтешит по стволу. И, спрятав что-то в расщелине дуба, спешит по делам.
– Здорово! Жалко, орехов с собой не взяла, – восторгаюсь.
Но Машка немедленно портит восторг.
– Насть, какие орехи? Ты что, отдала ему хату? За какие заслуги? – вид у неё до того оскорблённый, как будто квартира её.
Я, отмахнувшись, бегу:
– Я сказала уже, мне эта хата его не нужна! Пускай забирает.
– Чего это она его? – возмущается Машка.
Я молчу. Ведь Самойлов когда-то её покупал «для детей». Но я как подумаю, что он там делал! Сколько он раз ночевал в той квартире? И, скорее всего, не один.
Но для Машки это не фактор. Её надежда «раздеть Илью до трусов» рушится в ту же минуту.
– Ну, ты и тетеря! – осуждает она.
Но я пропускаю её оскорбления мимо ушей.
Мы уже закругляемся. И опять нам навстречу бежит старичок. Он улыбается мне, а глаза источают нектар. Вид у него худощавый, но бодрый! Наверное, челюсть вставная. Но инстинкт половой на лицо…
Ну, а с Эльдаром чего? – интересуется Машка.
Я говорю:
– Ничего.
– Вы так и не трахались что ли? – умильно бросает она.
И смотрит как опытный врач. Будто секс мигом решит все проблемы.
– Ему не до этого, Маш, – отвечаю, – Самойлов же зуб ему выбил. Теперь вот вставляет.
– Пипец! Настя! – в который раз восклицает подруга.
Она уже обозвала Самойлова всеми словами. И «мудак» из них – самое нежное.
– А, может, и не Самойлов, – я вздыхаю, – Устала гадать!
– Так ты у него напрямую спроси, – предлагает она.
– У кого? У Эльдара?
– Да нет! У Ильи!
Киваю: «Ага». Это Машка не знает про его агрессивность со мной. Да я лучше палец себе отгрызу! Безымянный. На правой руке. Чем спрошу у него: «Это ты выбил зуб моему кавалеру?».
К тому же, в последние несколько дней Илья стал как шёлковый. Посуду сам моет! Молчит. Даже продукты купил. Говорит: «Угощайся». Но я не беру.
– Ну, я же надеюсь, ты скажешь, когда у вас всё состоится? – ухмыляется Машка. Не «если». Когда! Типа она так уверена в этом.
– Конечно! – спешу я заверить.
Сама же молчу про другой инцидент. Про слесаря Витю. И его «соловьиные трели». Узнай Машка об этом, и шуму не оберёшься! Пошлёт меня в зад. Точнее… обратно, к нему. На сеанс «исцеляющей близости».
– Ну, а детям ещё не сказала? – касается Машка той темы, которую я старательно избегаю.
– Пусть отдыхают. Потом, – отвечаю.
Грустнею. Подруга берётся меня утешать:
– Да ладно, Настюх! Обойдётся! Андрей, вон, два года с отцом не общался, а потом ничего, отошёл.
Я усмехаюсь. И это притом, что Машка сама ушла «в новую жизнь». Но сын был уверен, что это отец её выгнал пинками. Про измену она умолчала, конечно! Также Илья умолит. До поры. А Денис обвинит меня в том, что прогнала отца…
– Смотри, снова бежит этот старый трясун, – шепчет Машка. И тащит вниз бегунок на застёжке. Ткань разъезжается в стороны, демонстрируя грудь. И Машка вприпрыжку бежит, чтобы грудь тоже прыгала.
Дед в восторге! Аж челюсть отвисла. Того и гляди, упадёт.
– Это сколько ему? Лет под семьдесят что ли? – смеясь, уточняю, когда мы минуем его.
– Ага, извращенец-старпёр! – ставит Машка «диагноз».
– Неужто, стоИт? – удивляюсь. Гляжу ему вслед.
– А то как же? Небось, на виагре, – констатирует Машка.
И вдруг добавляет, подумав:
– Прикинь, вот также и Самойлов будет «трясти стариной» мимо всяких молодок. Когда ему козочка рожки наставит!
Я считаю в уме. Это, если Самойлову будет лет семьдесят, то Снежане всего пятьдесят. А когда ей исполнится сорок, как мне, то любимому мужу-дедуле пора будет челюсть вставлять?
Злорадствую! Думая, как Илюша останется с носом. Когда снежная девица отыщет другого снеговика. Трудно её упрекать! Если старый растаял…
Возвращаюсь домой уже к вечеру. С ног сбивает заманчивый запах еды. Узнаю аромат. Неужели?
На кухне Самойлов, колдует с лопаткой в руке. Футболка в жиру! А на лице предвкушение трапезы. Сегодня он жарит картошку. Румяные ломтики жмутся друг к другу на моей, между прочим, сковороде.
Сглотнув, говорю ему:
– Помыть не забудь!
Илья, повернувшись, бросает:
– Помою.
А потом, пока я вынимаю «любимый» кефир, предлагает:
– Садись! Я на двоих рассчитал.
Вы подумайте! Он рассчитал. Ведь знает, что я на диете.
– Нет, спасибо. Я такое не ем, – отвечаю и беру с верхней полочки персик.
Ухожу в свою спальню. Раздеваюсь, ложусь. Раньше я не позволяла себе есть в кровати. Но подобные слабости делают жизнь хоть немножечко проще. Приятнее! И я позволяю себе разместиться, включить свой любимый сериал. И уже предвкушаю, как стану смотреть допоздна. А после усну, под бубнёж телевизора. Но счастье моё длится очень недолго!
В соседней комнате хлопает дверь. Самойлов, видимо, тоже, решил потрапезничать прямо в постели? Слышу возню за стеной. И скрежет приборов. Вскоре мой шаткий баланс нарушает вторжение звуков. Опять что-то смотрит! Скорее всего, боевик. Так как звук телевизора, то уменьшается, то взрывает мой слух жутким воем.
Беру себя в руки. Нет, так не пойдёт! У меня в этом доме права, между прочим. И это я, к слову, пошла на уступки. Пустила его здесь пожить. Так пускай соблюдает негласные правила.
Выхожу и стучусь к нему. Громко, сурово. Самойлов выходит в трусах. Гляжу на него снизу вверх. Порываюсь сбежать! Последствия драки видны на лице. Тёмный след добавляет ему сходства с киношным героем. Ну, просто Ван Дамм! Сейчас размахнётся и врежет…
– Сделай потише, – прошу по-соседски.
Илья ухмыляется:
– Щас, досмотрю.
Запах картошки доносится из гостевой. Смотрю ему за спину. Вижу тарелку с едой. Он придвинул к дивану большой табурет и кайфует. Пьёт пиво и смотрит какую-то муть!
– И долго ещё? – уточняю, подняв вопросительно бровь.
Он пожимает плечами:
– Может час, или больше.
Издевается, что ли?
– Я вообще-то спала! – повышаю я голос.
– Ну, так спи, – он пожимает плечами. Вроде как сам ни при чём.
А в глазах, я же вижу, ухмылка!
– Да что ты? – бросаю язвительно, – Как, по-твоему, можно уснуть под такое?
Как раз в этот момент на экране творится какое-то действо. И гостевая взрывается звуками. Самойлов с досадой мычит. Пропустил!
– Насть, одень беруши, – говорит раздражённо.
Вот же гад! Я вдыхаю поглубже, чтобы себя успокоить. Хочет вывести меня из себя? Не дождётся!
– У тебя тугоухость, Самойлов? – говорю я с тревогой.
Он щурит глаза.
– У меня боевик, – добавляет бесстрастно.
Стоит полуголый, одной рукой опираясь на дверь. Как у себя дома! И я начинаю жалеть, что дала слабину.
– Это возрастное, – вздыхаю, – То ли ещё будет!
– Насть, не язви, – кривится он. Но тут же мутнеет от боли. Видно, щека не даёт ему делать гримасы.
Я про себя усмехаюсь. И долго он будет так прятаться? Снежане своей не показывал рожу? Не говорил, откуда на ней синяки?
– Я не язвлю, я тебя предупреждаю, что нарушение правил совместного проживания влечёт за собой переезд, – говорю деловито, скрестив руки на груди.
На мне надета ночнушка, а сверху – халат. Прошли времена, когда он мог смотреть на меня без одежды!
– И что же включают в себя эти правила? – вздыхает Самойлов.
Я хмыкаю. Тут же решив «узаконить» их перечень в письменной форме.
– Не шуметь после одиннадцати, – начинаю загибать пальцы, – Мыть за собой посуду. Вытирать ободок унитаза.
Он хмурится:
– В смысле? Зачем?
Я удручённо вздыхаю. Конечно! Ведь прежде за ним подтирала жена. А теперь мне противно!
– Затем! – говорю поучительно, – Если ты ссышь, то будь добр вытереть брызги.
Самойлов мучительно стонет. Щёки его раздуваются, взгляд блуждает. Как у подростка, которому нужно дослушать родительский «спич».
– Не закатывай глаза, – говорю я ему, – Я тебе не уборщица, милый! Пока ты живёшь здесь, будь добр, убирай за собой.
– Окей, – цокает он, – Что ещё?
– В постели не есть! – добавляю сурово. Хотя у самой на постели кефир и сухарики.
– Почему это? – хмурится он.
– Потому, – отвечаю, – Для этого есть кухня!
– Слушай, – бросает Илья, – А давай типа я здесь живу, как в отеле. Делаю, что захочу. Сколько стоит мой номер?
Он обводит комнату взглядом. Я же от этакой наглости просто теряю дар речи.
– В отеле? Самойлов! Ты вообще уже стыд потерял?
– Ну, а что? – усмехается он, – Между прочим, в отелях приносят еду прямо в номер. И уборка там каждый день.
– Вот и делай себе каждый день уборку, – отвечаю ему.
– Это горничные делают, – язвит он и нагло смеётся, – Давай я буду тебе чаевые платить?
Я хочу ему врезать! Взять его вещи и выбросить прямо сейчас, из окна. Пусть катится! Хоть в отель, хоть в Торжок, к своей фифе.
– Знаешь что, – отвечаю с достоинством будущей домовладелицы, – Я беру свои слова назад. Съезжай прямо завтра! Мне неважно, куда.
Лицо его тут же серьёзнеет:
– Насть, это пока ещё мой дом, не забыла?
Я и правда, пока не вступила в права. Но, как только свидетельство будет получено…
– И я могу здесь жить до тех пор, без твоего разрешения, – добавляет Самойлов.
Я сверлю его взглядом. Цежу:
– Тогда твоя жизнь будет не слишком комфортной.
– Это угроза? – притворно пугается он.
– Это предупреждение, – отвечаю. И, выдавив едкий смешок, ухожу.
В спальне я просто пылаю от гнева. И лежу ещё пару часов, слушая долбанный фильм. Сна ни в одном глазу! Я бы могла включить музыку, вставить наушники, или беруши. Но сердце стучит как секундная стрелка, если ускорить её раза в три.
«Ну, ладно», – думаю яростно. Строю план мести! Самойлов – любитель поспать до полудня. Но завтра его ожидает подъём в пять утра. Точнее, сегодня. Уже половина второго.
Вздыхаю, откинувшись на спину. Накрываю ладонью лицо. Помню, раньше, когда мы любили друг друга, Илья удивлял меня. В хорошем смысле этого слова! Он не мастер готовить. Но уж если возьмётся… То всегда получался шедевр. Его коронные блюда – исконно мужские. Картошка, прожарена так, что хрустит. Макароны по-флотски всегда получаются «скользкие». А плов и шашлык просто таят во рту.
Я обожала за ним наблюдать. Когда он стоял у плиты и орудовал, словно шеф-повар. Иногда он готовил в одном моём фартуке. Тот был ему мал! Оттого и смотрелся комично. И я так смеялась, глотая слюну. Предвкушая, как буду хвалить его после. Как давно это было! В какой-то другой, прошлой жизни…
«Неужели, обиделся», – думаю я про картошку. Оттого, что не стала с ним есть? Или просто желает позлить меня. Ладно! На завтра отвечу взаимностью.
Ставлю будильник на пять и включаю один из любимейших сборников. Он называется «Музыка для спокойного сна». Вставать нужно рано! А так, хоть немного посплю.
Глава 25
В пять утра я уже на ногах. Желаю исполнить «супружеский долг». Ведь мы пока что супруги! Достаю пылесос. Надеваю рабочий халат. И включаю «жужжащего зверя». Прохожусь взад-вперёд по ковру, что лежит в коридоре. Не проходит и пары минут, как в дверях гостевой появляется сонное тело.
– Насть, ты что обалдела? – бормочет Самойлов. Подушкой себе отдавил половину лица. Другая его половина «в цвету».
– Уборка номера! – кричу, толкая вперёд пылесос.
Илья отступает:
– Какая уборка? Сколько времени хоть?
– Уборка должна быть по расписанию! – отзываюсь сквозь шум.
Он закрывает ладонью глаза. Кровать разворочена. Спит он всегда беспокойно. И бывало в супружеском ложе, я находила себя на краю.
– Насть, уймись! – стонет Самойлов.
Но я продолжаю возюкать ковёр. Намеренно тщательно! Замечая попутно, какой беспорядок вокруг. Он курит? Опять? Запах дыма витает по комнате. На окне вижу чашку, в которой ютятся бычки. Про себя возмущаюсь, но виду не подаю. Я решила быть сдержанной!
И за завтраком, видя, как он ковыряет кривой бутерброд, сообщаю ему с умным видом:
– Я обдумала твоё предложение.
– Какое? – отзывается он недовольно.
– Ты предлагал сделать вид, что это отель, – напоминаю ему и сажусь за обеденный стол. На завтрак я сделала сендвич с тунцом и салатом. Куда аккуратнее, чем у него!
Самойлов вздыхает:
– И что?
От его настроения волны по телу. Так приятно, помимо фингала, узреть у него на лице недосып! Я и сама встала рано. Но чувствую бодрость! Наверно, идея дала дополнительных сил…
– Я согласна, и готова обсудить цену и перечень услуг, – говорю, прожевав.
Он закатывает глаза, выдыхает устало:
– И что там за перечень?
Извлекаю листок из кармана. Развернув, начинаю читать:
– Наш отель предлагает уборку, жилплощадь, санузел, вайфай.
Самойлов хмыкает, роняет на стол колбасу. Я между тем продолжаю:
– За дополнительную плату вы можете получить завтрак, а также стирку одежды, в зависимости от степени загрязнения.
– Обалдеть, – цедит он «восхищённо».
Но идея задела его! Ведь он сам предложил? И теперь отказаться, значит, пойти на попятную. И потому он внимательно слушает, что я ещё ему выдам.
– Теперь о цене, – приступаю я к главному. И вижу, как брови его уползают на лоб, – Стандартный номер в нашей гостинице стоит тридцать тысяч рублей в сутки.
– Сколько?! – он давится.
– Тридцать тысяч, – продолжаю с серьёзнейшим видом.
Илья впечатлён! А я восторгаюсь своей прозорливостью. Ну, давай же, торгуйся. Если смелости хватит?
Покачав головой, он мычит:
– Это дорого.
Пожимаю плечами:
– Наш отель оснащён собственной кухней, а также террасой, где вы можете принять солнечные ванны.
Хмыкнув, он потирает глаза пальцами правой руки. И я опять замечаю кровавые ссадины. Они стали меньше, но не прошли до конца…
– Значит, завтрак включён? – произносит Самойлов.
Я вспоминаю:
– Номер с завтраком будет стоить на три тысячи больше.
– На три? – ужасается он, – Что ж за завтрак такой за три тысячи?
Пожимаю плечами:
– На выбор: яичница с сыром и колбасой, блинчики с мёдом, и кофе.
– Обойдусь, – выдыхает с досадой.
– Ваше право, – говорю церемонно, – Желание клиента – закон.
Он снова качает головой, смотрит с ухмылкой. И в глазах удивление. Не ожидал!
– Так что? Будете брать? – вопрошаю я, сделав глоток.
– Торг уместен? – вздыхает Илья.
Я, подумав, роняю:
– Вполне.
– Десять, – начинает с низов.
Усмехаюсь:
– Вы шутите?
– Но скидка должна быть? – уточняет он с явным желанием сделать акцент на последнем, – Как постоянному клиенту?
– Что ж, – говорю я задумчиво, – Скидка пять тысяч.
– Мало, – бросает Самойлов.
Но тут же, поймав мой решительный взгляд, добавляет:
– Пятнадцать! Пятнадцать тысяч, середина.
Я изучаю свой маникюр. Новый цвет лака мне нравится больше. Он ни к чему не обязывает. Просто меня украшает.
Тру ноготки…
– Семь, итого двадцать три тысячи, – отвечаю спокойно.
Илья удивлённо кусает губу. Я никогда не была меркантильна. Но раз уж такое дело, почему бы не сделать шажок?
– Семнадцать, – убеждает Илья, – Ни мне, ни тебе.
Я пару минут размышляю. И киваю в ответ:
– По рукам.
– Таким образом, я получаю проживание, завтрак, уборку и право вести себя так, как хочу?
Достаю припасённый листок, и булавку. На нём от руки написала свод правил отеля «Anastasia Resort». Курить запрещается в пределах отеля. Можно только на улице! Нельзя распивать спиртные напитки. В том числе пиво, на всей территории. Соблюдать тишину после одиннадцати вечера. Соблюдать чистоту в местах общего пользования. Не грубить персоналу.
Самойлов читает внимательно, хмурится. Снова читает, пыхтит.
– Я требую скидку, – заключает в итоге.
– За что? – с недоумением фыркаю я.
Он тыкает пальцем в листок.
– Нельзя пить пиво? Серьёзно?
– Да, – я киваю.
Илья переводит взгляд на свой бар. Где за стеклом стоит, в том числе и бутылка початого виски.
– А это? Моё!
Кладу руки на стол, опираюсь, и говорю по слогам:
– За нарушение правил полагается штраф.
– И какого размера?
– Семь тысяч, – озвучив, смотрю на Илью. Тот, поражённо глядит на меня, а затем на свой бутерброд.
Колбаса выпирает, хлеб порезан вкривь вкось. Лист салата, висящий подобно фате, завершает сию композицию.
– Вообще-то в отелях обычно завтрак включён, – произносит с напором.
Я, прикинув в уме, отвечаю:
– Хорошо, только деньги вперёд.
Самойлов уходит наверх, в кабинет. И возвращается с пачкой «зелёных». Я знаю, он прячет там сейф! В том числе от меня. Хотя я никогда не пыталась проникнуть в его материальный запас. Так повелось, что деньгами всегда ведал он. А то, что я получала с отдела, было только моим. Правда, обычно я тратила деньги на них. На семью! На себя – очень редко.
– Могу я заплатить вам валютой? – уточняет Самойлов.
Он стоит с голым торсом и в брюках. Ткань на коленях растянута.
Я киваю в ответ. И, оглядев его вид, говорю:
– Также прошу соблюдать правила приличия. Никакой обнажёнки в отеле!
Он смотрит на свой голый пресс. На рельефные кубики в гуще тёмных густых волосков.
– Без проблем, – соглашается, бросив на стол пачку денег.
Я считаю. Здесь без малого, две тысячи долларов! Это значит, примерно дней десять-двенадцать? Что ж, потерплю! Киваю, сложив их в надёжное место. И уже размышляя над тем, что куплю…
После обеда звонок от Эльдара меня отвлекает от дел. Уборку я всё же закончила. Захотелось пожить в чистоте. Раз уж теперь мой труд щедро оплачен.
– Привет! – отвечаю я радостно.
И, оставив ведро, становлюсь у окна.
– Как ты? – бросает Эльдар.
– Нормально, – улыбаюсь в ответ.
– Я слышу по голосу. Твой муж уже съехал?
Заминка, которую слышит Эльдар, выводит на чистую воду. Мне даже не нужно ему говорить. Но я убеждаю:
– Вот-вот.
Он вздыхает на том конце провода:
– Каждый миг вспоминаю тебя и волнуюсь.
Мне приятно! И я тороплюсь ему высказать это:
– У тебя нет причин для волнения, правда! Я уже большая девочка, справлюсь.
– Большая, – согласен Эльдар, – Но всё-таки девочка.
Я усмехаюсь, краснею. Кусаю губу.
– Как твой зуб? Уже починили? – говорю я в ответ.
Легкомысленно не получается. Слишком тонкая тема. Болит! И в прямом, и в переносном смысле.
– Уже лучше, ещё пару визитов к зубному, и буду как новенький, – уверяет Эльдар.
Я представляю себе, что ему пришлось пережить. Какой дискомфорт! И сержусь на Илью. Тот хотя бы остался с зубами.
– Какие планы на вечер? – слышу я в трубке его интригующий тон.
Улыбаюсь:
– Пока никаких.
– Как насчёт ужина? – уточняет Эльдар.
Я невольно думаю, что теперь ему будет, не так уж удобно есть мясо. И предпочитаю не выяснять, какое меню. Всё равно! Я пойду и буду есть вместе с ним даже тефтелю.
– Хочу угостить тебя рыбой. Озёрной. Но очень вкусной, – как будто прочтя мои мысли, добавляет Эльдар.
– Ого! Неожиданно. Слюнки текут! – восклицаю.
– Тогда заберу тебя в семь, – говорит он, и тут же бросает, – Я ведь могу забрать тебя?
«Если сам не боишься», – думаю я про себя. А вслух говорю:
– На твоё усмотрение, я могу и сама.
– Нет уж, – смеётся Эльдар, – Позволь мне.
Его деликатность приятным теплом отзывается в сердце. Особенно, после того инцидента. Да, после всего! Хочу отдохнуть и развеяться. И потому соглашаюсь пойти.
Уже отключившись, кладу телефон и хватаюсь за тряпку. Нужно закончить уборку. Домыть липкий кухонный пол. Как я запустила жилище! И всё из-за этого дурня. «Постояльца», который теперь здесь в гостях.
Минуя зал, вижу Самойлова. Удивляюсь ему! Полагала, что он в кабинете. Сидит на диване, с включённым торшером. И… шьёт свой носок! Чертыхаясь, вдевает иголку. На этом этапе шитьё началось и закончилось.
Кусаю губу и хочу предложить ему помощь. Точнее, услугу. Естественно, не за бесплатно! Но решаю, что времени нет. И двигаюсь дальше, по плану.
Уже в туалете, в процессе замены воды, я неожиданно думаю, слышал ли он разговор? И догадался ли, кто собеседник? Хотя… Какая мне разница? Теперь – никакой! Я – свободная женщина. Скоро стану такой.
