Текст книги "Твоя случайная измена (СИ)"

Автор книги: Мари Соль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Глава 35

Утром Илья уезжает с проверкой. Должно быть, ремонт уже на стадии завершения. И скоро он съедет! А я останусь расхлёбывать горькую правду, кормить ею с ложечки наших детей. Смотреть, чтобы не отравились…

Деня спускается позже отца. Помятый и заспанный. Наверно, снова полночи монтировал видео? Садится за стол. Я пожарили блинчиков. Намазала сливочным маслом, посыпала сахаром. Всё, как он любит! Стараюсь авансом задобрить его.

– Куда он поехал? – интересуется сын.

Иногда он безумно похож на отца. Просто копия! И я понимаю, что теперь каждый раз будет больно смотреть на него. Но всё равно подхожу, поправляю его хохолок.

Денис раздражается:

– Ма, – и снова ставит торчком.

– На работу, куда же ещё? – отвечаю с улыбкой.

Денис как-то странно глядит на меня:

– А чё без костюма?

– А… да… так у них сегодня свободный дресс-код, – бросаю я первый попавшийся аргумент.

– В среду? – удивляется Деня и ест. Суёт целый блин к себе в рот.

Да, точно! Обычно у них на работе свободная форма одежды по пятницам. А Самойлов? Тоже, хорош! Напялил джинсы. Мог бы подумать своей головой. Ему-то, понятно, без разницы! А мне – объясняйся с детьми…

– Ма, – начинает Денис, вытирает ладонями губы, – Чё у вас тут случилось?

Я пугаюсь, роняю приборы из рук.

– А… что? – лепечу, поменявшись ролями.

– Да, я ж не маленький, вижу, – произносит Денис.

Я, затаившись, молчу. Выжидаю, что скажет.

– Чё, вы поссорились? – продолжает спокойно, как будто ссоры для нас – это ритм.

– С чего ты взял? – говорю и пытаюсь придать лицу нужное выражение.

В груди всё клокочет!

– А чё чемодан в коридоре стоит?

– Так это… я к тёть Маше хотела на пару деньков! Она уезжает, собак не с кем оставить, – на ходу сочиняю легенду.

– А у папы чё на лице? – уточняет Денис.

И я вспоминаю отметины. Так привыкла к ним, что перестала уже замечать! Маленький шрам на брови, и остаточный след над губою.

– Так это… он об дверцу машины… у-ударился, – отвечаю. И сама с трудом верю в свои «красноречия».

– Мм, – отзывается Деня и пачкает пальцы.

– Хочешь, мёдом намажь, – подвигаю креманку.

Но сынуля упорствует:

– Так вы поссорились что ли?

– Неужто, заметно? – сдаюсь наконец. Надоело играть!

– Ну, тип того, – бросает Денис, не вдаваясь в подробности.

Я вспоминаю моменты вчерашнего ужина. Что конкретно его насторожило? Тон, или взгляд?

Деня вздыхает, пьёт чай, смотрит в сторону:

– Саня мне всё рассказал.

– Саня? – хватаюсь за горло, – О чём?

Не хватало узнать, что Самойлова видели с этой… Снежаной, друзья.

– У него родители два года назад разбежались, – продолжает сынуля, – Сначала тоже делали вид, что всё норм. Потом устали, наверное. Стали ругаться, кричать. Они приезжали за ним в больницу.

Денис ставит чашку и смотрит мне прямо в глаза:

– Так орали, что мне было стыдно. Реально! Обвиняли друг друга…

Я молчу, приближаясь к разгадке. Ведь он намекает на… нас?

– Санёк говорит, они раньше любили друг друга, – усмехается сын, – Как так?

«Как так?», – эхом звучит у меня в голове. Я кусаю губу. И не могу найти слов, чтобы ответить. Я и сама до сих пор не могу осознать, как же так…

– Мам, он другую нашёл, да? – выдыхает со злостью Денис. И мне кажется, будь тут Самойлов, он бы врезал ему по-мужски.

Я так не хочу, чтобы он ненавидел его! Почему-то совсем не хочу… И, поддавшись порыву сберечь остатки отцовского авторитета, возражаю:

– Нет, нет!

Но Денис понимает по-своему. Повернувшись, он смотрит в упор. Хмурит брови. А губы дрожат.

– Значит… ты? – слышу его удивлённый вопрос.

– Ч-то? Нет! – выдыхаю, хватаюсь за стол.

Хочу упрекнуть его в том, что он даже подумать такое посмел про меня. Хотя… Ведь я же спала с незнакомым мужчиной. Так чем же я лучше отца?

– Тогда что? – пожимает плечами.

Я понимаю, что сама загнала себя в этот тупик. Ну, давай! Расскажи ему всё! Про измену, вторую семью…

Не могу. Просто слов не хватает. Боюсь, что начав, разревусь! Боюсь спровоцировать злобу в его неокрепшей душе. На отца, на себя. И на всю эту жизнь, что так больно ударила в спину.

– Родной, – я тяну к нему руку, – Мы с папой любим тебя и Диану…

Но Денис прерывает меня:

– Мам, я не маленький! Хватит. Просто скажи, почему?

Я смотрю себе под ноги, не решаюсь взглянуть на Дениса. Его взгляд, как стрела. Норовит отыскать, куда впиться своим остро заточенным жалом. Ему больно сейчас! Я готова принять его боль на себя. Но боюсь, что не выдержит сердце…

– Так бывает, – говорю еле слышно. Понимая, что объяснение так себе.

Денис солидарен со мной:

– Вот и Санькины родители тоже так говорили.

Он рывком поднимается на ноги. Я, встрепенувшись, смотрю на него снизу вверх.

– Я пойду прогуляюсь, – бросает Денис каким-то совсем незнакомым мне голосом. Что-то отцовское видится мне в этой позе.

– А…, – открываю я рот, но сказать ничего не могу. И сижу, как рыбёшка, хватая ртом воздух.

– Спасибо за блинчики. Вкусно, – слышу из коридора.

Переодевшись, накинув ветровку и взяв свой испытанный дрон, Денис покидает меня. Он уходит, а я до сих пор не могу отыскать нужных слов! Он взрослее, умнее меня в свои годы. Это я… Это я – бесконечно глупа. Вот и всё! Самый страшный момент позади. Мне отчаянно хочется этому верить.

Глава 36

Я лежу, уставившись в стену. Но стена далеко. А мимо меня мельтешит белый халат медсестры. Она настойчиво требует лечь чуть повыше. Мне стыдно! Лежать с голой грудью перед чужими людьми. Но мой «лечащий доктор» сказал, что так надо. Мысленно я далеко, и мне практически всё равно, что сейчас происходит вокруг…

Возвращаюсь назад, к минувшему утру. Утру, когда всё закончилось. Когда Илья наконец-то ушёл. Навсегда.

– С сыном объяснись, – процедила сквозь зубы.

Два дня, что тянулись как целая вечность, Денис не по-детски молчал. Приходил, ел за общим столом, вместе с нами. Не смотрел, ни единого слова не бросил. Только: «Спасибо».

Самойлов тянул до последнего! Я пару раз заставала его у двери детской спальни. Он стоял, прислонившись к стене. А теперь он стоял, упакованный. Без вины виноватый! Смотрел, ожидая. Чего?

– Он, наверное, спит ещё, – придумал отмазку.

– Так разбуди, – ответила вкрадчиво.

Самойлов кивнул. Сделал вдох, как будто ему предстояло нырнуть в неизвестность. Поплёлся наверх. Я отложила готовку, убавила газ. И на носочках пошла вслед за ним. На ступенях услышала, как он стучит.

– Денис, ты спишь?

Сын долго ворочался в недрах своей подростковой берлоги. А после открыл ему дверь.

Тихо крадучись, я миновала ступени. Проскользнула по стеночке вверх. В безмолвии утра, наш дом ещё спал. И поэтому звук голосов доносился отчётливо, хотя и слегка приглушённо.

– Я так и знал, что это ты виноват! Мама… она не могла! – взорвался Денис. И я отступила на шаг. Боясь, что сейчас дверь откроется.

– Да, это я, – отозвался Самойлов, – Можешь меня ненавидеть за это.

– А тебе не по фиг? – яростно выдавил сын. Он очень редко грубил! Был деликатно воспитан.

И в этот момент я себе представляла его, сидящим на постели. Спросонья, до конца не осознавшим ещё, что отец навсегда уезжает. Я могла лишь гадать, рассказал ли он про ребёнка, или решил умолчать.

– Я буду по выходным приезжать, – отчитался Самойлов, – К тебе и к Диане.

– К Диане! Ко мне не нужно! – взвился Денис. Очевидно, его раздражение подводило черту в их последней беседе с отцом.

Самойлов ему не ответил. Он взялся за ручку двери. Я попятилась. Но дверь не открылась, лишь только слегка…

– Я люблю тебя, День, – прозвучал в тишине его голос.

Денис промолчал. Я нырнула в уборную. Слыша, как вышел Самойлов. Как хлопнула дверь. Как рычит его джип, отъезжая от дома…

Взглянув на себя, обнаружила в зеркале нечто. Запавшие щёки, растерянный взгляд. Кажется, я похудела, сдала за короткое время! Немудрено, что такую меня тяжело полюбить…

– Мам? – постучался Денис.

Я открыла.

Он стоял в коридоре, босой, полуголый. Плечи уже развернулись, на груди – волоски. Мой маленький мальчик. Мужчина!

– Почему не сказала вчера? – с раздражением выдохнул он.

Я пожала плечами:

– Не знаю.

Слёзы опять затуманили взгляд. Я казалась себе унизительно жалкой, никчёмной, ненужной. Даже сын стал свидетелем этого! Его отец меня бросил, ушёл. Предпочёл мне другую.

– Мам, – сын робко тронул меня за плечо.

Не помню, видел ли он меня плачущей. Разве что только от счастья! Когда он в свои десять, сиял на почётной доске с гордым званием «Наши спортсмены».

Я прислонилась к нему. Ещё тёплому после недавнего сна. И решила – зачем мне мужчина? Ведь он у меня уже есть…

– Не шевелитесь, – ругает меня медсестра.

И я, зажмурившись, жду, пока боль хоть немного спадёт. Врач заверил, что шрамов не будет. Правда, он уверял, что и боли не будет. Но я чувствую боль! Это сейчас даже радует. На мгновение телесная боль затмевает душевную. И мне будто легче…

– Вот так не больно? – вопрошает меня специалист.

Я ощущаю касание геля. Наконечник сползает по левой груди. Закрываю глаза и пытаюсь расслабиться.

– Нет, – отвечаю врачу. Пусть меня изучает. Пусть пронзает иголками. Видит и трогает. Мне всё равно!

Михал Дмитрич, он же Балык, убедил меня в том, что к онкологу ходят совсем не затем, чтобы услышать смертельный диагноз. А чтобы его опровергнуть! Только вот он не сказал мне, что будет так больно и страшно…

Ощущаю, как будто внутри, в моей левой груди, шевелится кто-то живой. Пробирается глубже и глубже. Упирается, давит…

– Мммм, – я мычу, машинально пытаясь избавить себя от него.

– Тише, тише, – шепчет голос. И ласковый лик медсестры возникает по правую руку.

– Неприятно, я знаю, – лепечет она, – Но сейчас всё пройдёт. Потерпите немного, – и гладит, так нежно, меня по руке.

Я роняю слезу. Но совсем не от боли. Пройдёт, как же! Быльём порастёт.

Процедура кончается быстро. Гель с груди вытирают. Накрывают холодным компрессом, и велят полежать. Врач предлагал «отдохнуть» в стационаре. Но я отказалась! Какой стационар? А кто будет Дениса кормить?

Вчера за едой он озвучил идею:

– Ма, хочешь я сам всё Дианке скажу?

Я улыбнулась:

– И что ты ей скажешь?

Сынуля уставился в чашку, по щекам поползли желваки.

– Скажу правду, – с жаром выдохнул он и проткнул вилкой ломтик свинины.

– Давай, лучше я? – попросила со вздохом.

Денис посмотрел на меня. Во взгляде читался упрёк. Он боялся, что я не сумею! Придумаю новое алиби папе. Он хотел, чтоб сестра поддержала его неприязнь. Но я знала заранее, что Диана простит. Она всё прощала отцу. Называла папуся. А теперь вот… папуся оставил её.

Лежу на кушетке и с ужасом думаю. Но не о диагнозе, нет! А о том, что случится в сердечке моей младшей дочери, если родится сестра? Если Самойлов полюбит ребёнка, постепенно забудет о нас. Визиты его станут менее частыми. А после совсем прекратятся…

– Результаты биопсии будут через неделю, – сообщает доктор.

Он чем-то похож на большого сома. Усы так забавно шевелятся! И это меня отвлекает от тягостных дум.

– Повязку можно снять через пару часов, – говорит он и пишет в моей медицинской карте.

Надо же! Раньше и карты-то не было. А теперь вот, альбом! Сбоку торчат результаты анализов. А сверху написано имя: «Самойлова А.В.».

Я хотела исправить, но по паспорту так. Когда ж нас уже разведут? И тогда на моём невысоком надгробии напишут нормальное имя: «Кучинская Анастасия». Родилась с этим именем, с ним и помру!

Кстати, да! Я составила завещание. Ведь я же теперь при деньгах. А богатые люди так делают. Деньги, дом, да и всё, что имею, оставила сыну и дочке. Машину – Манюне, пускай щеголяет. А, может, продаст? А маме оставила только сапфиры и счёт, куда уже сбросила несколько сотен «на старость».

Самойлову я написала письмо. И стало чуть легче! Будто груз упал с плеч. Давно нужно было так сделать. Помню, как в детстве вела дневники. Откровения сыпались буквами. Только и успевай их ловить…

«Привет, Илья! Если ты читаешь это письмо, значит, меня уже нет», – на этом моменте всплакнула, представив, как он начинает читать, – «Надеюсь, ты счастлив и рад, что ушёл. Иначе, зачем было делать всё это? Ну, да ладно! Кто старое вспомнит… Я прощаю тебя. Решила простить. Просто, чтобы ты жил дальше с чистой совестью. Хотя, твоя совесть чиста, ведь так?», – эту строку я решила изъять. Обойтись без иронии, даже в прощальном письме, было трудно.

«Всё-таки, что-то хорошее было у нас. Я любила тебя! До безумия сильно. Я была самой счастливой на свете невестой. Любимой женой, пускай и недолгое время. Благодаря тебе я стала матерью дважды. И дети у нас получились красивые! Надеюсь, и умные тоже, в меня», – зачеркнула последнее слово. Пусть думает, я ему льщу.

«Ты сделал мне очень больно! Но я всё равно не могу ненавидеть тебя. Надеюсь, ты отыщешь в новой семье и в новой женщине то, чего во мне не сумел. Надеюсь, ты будешь меня вспоминать иногда добрым словом. Надеюсь, твои дети смогут также простить и понять, как сумела и я. Надеюсь, что жизнь твоя будет долгой и очень спокойной. И если когда-нибудь ты почувствуешь себя одиноким, просто знай, что я ожидаю тебя наверху. Ведь хорошие девочки попадают в Рай, правда? А я всю свою жизнь стремилась быть хорошей».

Я поставила точку и прикусила губу. Слёз не было, будто какая-то сила вырвала их из груди и разлила по бумаге чернилами. Илья говорил, что на небе нет звёзд. Это души умерших людей наблюдают за нами! И я тоже буду за ним наблюдать…

Я долго думала, как подписать своё письмо.

«Твоя Настя», – было сразу отвергнуто мною. Я уже не его! Я – ничейная.

Просто «Настя», – смотрелось безлико.

И вместо имени, я подписалась рисунком. Изобразила себя, как смогла! Получился забавный зверёк, с длинным хвостом и большими ушами. Мышка. Самойлов поймёт. И, возможно, заплачет? Проронит скупую мужскую слезу. И отправится в лоно семьи, к своей новой любимой супруге.

Глава 37

Свершилось! Мой отдел наконец переехал. Теперь это место пустует. Самойлов не понял мой шаг. Опять обвинил во всех смертных! Сказал, что я подвела его, выставила дураком перед знакомыми. А мне наплевать! Чуть дурнее, подумаешь. Тоже мне, новость…

Стою и смотрю на яркое слово «Аренда», что написано на отдельных листках А4. Будто в «Поле чудес»! Все буквы разгаданы, победителю достается автомобиль. Стою, ощущая спиной прохладу перил. Здесь, сверху, как с обзорной площадки, видно весь продуктовый ТЦ.

Помню, когда я работала здесь продавцом, а поначалу так было, мы с девчонками из близлежащих отделов выходили наружу. Часами стояли, болтая, глядя вниз, на людей. На вереницу кассирш и содержимое продуктовых тележек.

Манекенов я тоже с собой увезла. Моё достижение! Купленный в Турции яркий образчик, Николь, был настолько живым, настоящим, что однажды какая-то женщина к ней обратилась: «Вы не могли бы помочь?».

Воспоминания яркими вспышками проносятся перед глазами. Теперь уже нет тех отделов вокруг. Всё изменилось! Изменилась и я. Какую-то лёгкость в себе ощущаю. Несмотря на боязнь. Результаты анализов будут не скоро. Пока ещё можно потешить себя перспективами. Мечтать! Строить планы на будущий год. А там, неизвестно, как сложится.

Я боюсь, что умру! И Самойлов присвоит детей. Он, как единственный опекун, заберёт их. И они будут жить вместе с ним и с его новой пассией? От мыслей об этом меня бросает в жар. Хотя, я уже представляю себе, какая весёлая жизнь ожидает его! И от этого злоба проходит…

Смотрю вниз и не верю. Стоило вспомнить, и вот он! Стоит, выбирает спиртное. Ну, не подлец? Празднует, видимо, свой долгожданный отъезд. Свободу! От прошлого и от меня. Я тоже отпраздную. Только закончу с делами…

Какая-то тень возникает по правую руку. Он, повернувшись, склоняется к ней. Девушка! Женщина? Нет! Именно девушка. Юная, светловолосая. В сарафане, который слегка облегает приподнятый кверху живот. Он настолько большой, что даже просторная ткань не скрывает его. Светлые волосы льются по голым плечам. Бретелька упала, и она поправляет её мимолётным, кокетливым жестом.

Я стою, как прибитая к полу. Смотрю сверху вниз. Пора бы прервать созерцание этого действа! Этот бессмысленный мазохизм. Но я не могу! Не могу оторвать взгляд от той, кто так льнёт к моему почти бывшему мужу. Так любовно снимает пылинки с его рукава.

Он не видит меня. И не чувствует тяжесть нависшего взгляда. Он слишком занят! Улыбка блуждает на чуть загорелом лице. Он демонстрирует ей раздобытый бутыль и смеётся. Она в ответ гладит живот. Видно, сетует, что выпить нельзя? Он склоняется к ней и… целует.

Я, сглотнув, продолжаю смотреть. Не потому, что мне так интересно. Просто хочу это видеть. Впитать! Осознать наконец, что она не иллюзия. Она – абсолютно реальна. Жива! И беременна. Месяц этак шестой. Меня раздирает потребность сбежать по ступеням, одёрнуть его, прокричать:

– Это и есть та Снежана? Ради которой ты бросил семью?

Даже отсюда, с балкона, мне видно, насколько она неприметна, проста. Юная, может быть! Да и только. Но, разве в юности суть? Верно заметил Олежка: встретишь на улице, мимо пройдёшь. Так что же подвигло его не пройти? Этот взгляд с обожанием? Эта улыбка, что не сходит с лица?

Сжимаю перила так сильно, что пальцы вросли в потеплевший металл. Мне больно и горько! И в мыслях я делаю крюк. Подбегаю к беременной сучке. Хватаю за волосы, дёргаю! Та, опрокинувшись на пол, кричит. Извивается. Стонет от боли. Просит её пощадить. Прикрывает живот…

– Настя, привет! – слышу голос. Знакомый и радостный.

Обернувшись, роняю:

– Привет.

Это – Нина, хозяйка отдела белья. Не постельного, нижнего! Сама пару раз покупала комплекты, красивые, но дорогие. Наши мужья, было время, общались. И мы с ней, на почве соседства, сошлись.

– А где твой отдел? Мне девчонки сказали, что ты теперь съехала? – беспокоится Нина.

Она чуть постарше меня. Но достойно скрывает свой возраст. Носит яркое мини. Сегодня на ней леопард! Девчонки судачат, что Нина крутит шашни с охранником нашего центра. А муж с наслаждением шпилит её продавщиц.

– Да, пришлось, – я вздыхаю.

– А чего? По деньгам? – вопрошает она, – Если так, то пообщалась бы с Никифоровым. Он, признаться, совсем обнаглел! Аренду задрал так, что исподнее видно.

Я смеюсь её аналогиям. Вечно она измеряет эмоции нижним бельём.

– Да нет, тут другое, – мгновение я размышляю, сказать, или нет. Пойдут слухи! Узнают знакомые. Рано? А может… пора, – Мы с Ильёй разбежались. Развод оформляем сейчас.

Нина ахает, на лице застывает гримаса отчаяния. Будто это она сообщила мне страшную весть! Мне же, на фоне другой страшной новости, что маячит на горизонте, эта кажется сущей издёвкой.

– Боже мой, Настя! – вздыхает «товарка», – Подумать только! Ведь вы же такая пара были? Я всегда вас в пример приводила.

Я киваю:

– Да, с виду оно, знаешь, как яблоко. Румяное, спелое. А внутри оказалось червивым! Так и у нас.

Нина не может прийти в себя. Ладошка её, миниатюрная, с ногтями пунцового цвета, жмётся к груди.

– Ой, ой, ой, – качает она головой, – А чего случилось-то?

Я усмехаюсь:

– Илья отыскал мне замену.

– Изменял? – сокрушённо вздыхает она.

Киваю. А Нина берёт себя в руки. Лицо возвращает былую румяность:

– Мой мне всю жизнь изменяет, так и я не в долгу!

– Намекаешь, что это совсем не причина? – смеюсь я расслабленно. И будто уже забываю о том, что была влюблена.

Нина, однако, оставив вопрос риторическим, становится рядом со мной. Прислоняется хрупким плечом.

– А ты-то замену нашла? – вопрошает с прищуром.

Я улыбаюсь. Припомнив всех сразу. Эльдара, который сейчас на морях. Поддался, собака, моим уговорам! Уехал. Небось, зажигает сейчас? Мутит с тайкой…

Витю, что ждал. И буквально бомбил смсками! Я горделиво молчала, считая его запасным. А, может быть, зря?

– Думаю, да, – улыбаюсь, краснею.

– Ммм, – шепчет Нина, и тут же бросает, – Не бойся, я никому не скажу твой секрет.

– Да какой там секрет? – отмахнувшись, бросаю задумчивый взгляд за плечо. Туда, где в порыве взаимной любви недавно стоял мой почти уже бывший супруг.

Их там нет. И другая влюблённая парочка выбирает, какое вино предпочесть.

– Ой, знаешь, – делится Нина, – Я и сама часто думаю, развестись может? Да деньги-то все у него! И отдел, и счета.

Она машет, прикрыв выступающий край декольте.

– Подожди, вы женаты давно? Это ж в браке всё нажито, нет? – уточняю, припомнив супруга. Такой, неказистый. Не то, что она!

Нина кивает:

– В браке, как же? Он договор мне подсунул, когда мы женились. А я подписала его.

– Какой договор? – говорю настороженно.

– Брачный, какой же ещё? – усмехается Нина, – А там написано, что при разводе, всё, в том числе и отдел, остаётся ему.

– Ого, – удивляюсь я коротко.

– Ого, не то слово, – соглашается Нина, – Да я не в обиде! Он рублём не попрекает. Измены прощает. Хотя и сам изменяет направо-налево.

И, наклонившись ко мне, уточняет:

– Я сама выбираю ему претенденток.

– В смысле? – ошарашенно фыркаю я.

– Ну, среди своих, проверенных, – хмыкает Нина, – А то будет гулять абы с кем! Мужик, он, знаешь, как кот шелудивый. Принесёт в дом заразу какую, потом прививай.

Я смеюсь, запрокинув голову. Смеюсь в полный голос! Смеюсь от души. Так, как давно уже не смеялась. В груди распускается что-то. И мне даже хочется сделать шажок…

Когда Нина уходит, вынимаю смартфон.

«Ты занят сегодня?», – пишу. Отправляю.

Ответ приходит незамедлительно. Без эмоций. Скупое:

«А что?».

Я кусаю губу. И печатаю:

«Кажется, масло пора заменить».

Он молчит, и меня раздирают сомнения. Может быть, зря написала?

«Вези сюда свою маслёнку», – приходит от Виктора.

Я прикрываю ладонью глаза. Маслёнка! Прежде, чем везти, стоит побрить её и подготовить.

Из торгового центра я выхожу в настроении. Сегодня меня ожидает сюрприз. Бесстыдный, развратный, пускай! Но я заслужила его. Заслужила!