Текст книги "Твоя случайная измена (СИ)"

Автор книги: Мари Соль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

Глава 6

Ножницы в моих руках движутся очень проворно. Стараюсь! Ведь дело серьёзное. Почти ювелирное. Благо, что в юности я мечтала быть дизайнером женской одежды. И орудовать ножницами научилась быстрее, чем держать в руках половник. И, к слову, мать была против такой перспективы! Будучи завучем, она, по своим персональным каналам, устроила дочь в большой ВУЗ.

Хотела увидеть, как я пойду по её стопам. А я возьми, да и найди себе парня с замашками хулигана. Мама Илью не любила. Терпеть не могла! До той поры, пока он был «простым человеком». Но, когда муж пошёл в гору, тёща тут же сменила гнев на милость. Ошиблась! Думала, он – обалдуй. А он оказался смышлёным.

Интересно, что бы она сказала, если бы знала, что он изменил? Ну, уж нет! Мама – последняя, кому я открою эту страшную тайну. Она овдовела под сорок. В моём, кстати, возрасте! И с тех пор презирала мужчин. Отец для неё был эталоном во всех смыслах этого слова. И остаётся таким, по сей день.

Я размышляю сейчас. А что страшнее? Остаться вдовой, считая мужа своим идеалом. Или остаться обманутой им. Одинокой, при живом-то супруге! Вздыхаю. Вот, дура! Даже думать об этом боюсь. Хотя ещё накануне я желала ему скорой смерти…

Поворачиваю свою «заготовку». Смотрю. Получается очень красиво. Собираюсь добавить «резьбы» и склоняюсь пониже к столу. На носу восседают очки для шитья, а в ушах – гарнитура. Она не даёт мне скучать! Некто, Галушкина, психолог со стажем, щедро делится опытом, как вести себя, если муж изменил.

– Дайте себе время свыкнуться с этой мыслью, – увещевает она, – И помните, что самое страшное уже произошло.

«Как бы ни так», – думаю я. Самое страшное ещё не случилось! Оно случится спустя… Который там срок у этой шалавы? Илья утаил. Вот тогда будет жесть! Мой муж станет трижды отцом. И, хоть это грешно, я продолжаю мечтать о нечаянном выкидыше. Хотя… В этом случае чувство вины обяжет его утешать эту дуру. Нет! Как ни крути, а всё плохо.

– Поплачьте вдоволь, – советует чудо-психолог.

Серьёзно? И это – всё, что ты можешь сказать? Да я не могу больше плакать! Сегодняшней ночью я плакала столько, что мой организм обезвожен вконец.

– Решите, чего вы действительно желаете, – продолжает учить «мозгоправ», – Простить и сохранить семью, или же изгнать изменщика из своей жизни?

Я замираю. Вот с этим труднее всего. Чего я хочу? Конечно, отмщения! Чтобы, как в фильме, ворваться, застать их в постели и выстрелить прямо в упор. Готова ли я отпустить? Зачеркнуть всё, что было. Принять, что он будет с другой. Счастливым отцом и супругом. А я? Я буду счастлива? Объясняя соседям, друзьям и родным, как так вышло. Ощущая их жалость и стыд! Будто я виновата в разводе.

А дети? Представить себе не могу, что скажет Денис. Он стал таким резким, порывистым. Делает вид, что всё знает. Но тем уязвимее кажется мне. Совсем ещё мальчик! Дитя. А Диана? Она ведь так любит отца…

Закрываю глаза. Выдыхаю. Мне было бы проще, если б Илья всё решил. Поставил меня перед фактом. Мол, так и так. Всё проходит. И наша любовь в том числе. А там у меня новый старт, и новый ребёнок. Я бы плакала, да! И страдала. Но он бы ушёл, а не мучил меня…

Подумав, с удвоенной силой принимаюсь кромсать. Представляю сейчас, что сжимаю в руках его сердце. На тебе! Так! По делом!

Выдыхаю. Ну, вот, всё испортила. Ничего! У меня ещё много идей. И много основы для их воплощения…

Голос в ушах между тем продолжает:

– Справиться со стрессом вам помогут медитации.

Здрасте! А я что, по-твоему, делаю? Помогает. Психолог права. Ещё как!

Заострённым концом добавляю резьбы. Красота!

– Хорошо, если рядом есть близкие люди, – заключает она.

Ближе Машки, пожалуй, и нет. Только ей я готова всё выложить! И услышать жестокую правду. Подруга меня не щадит. Но она понимает меня, как никто. Видно, поэтому муж ревновал меня к ней? Раньше. Сейчас не ревнует. Теперь ему пофиг на нас. На меня. На детей.

«Бла, бла, бла», – раздражаюсь пустой болтовне. И, открыв на смартфоне подкаст, нахожу любопытный фрагмент:

«Причины мужских измен». Ну-ка, ну-ка…

Среди первых причин многоопытный автор озвучивает ту, самую вескую. Я и сама её знаю.

– Сексуальная неудовлетворённость нередко становится поводом…

Я вспоминаю, когда был наш секс. Полгода прошло, или нет?

Когда-то давно, на заре отношений, мы были порывисты и горячи. Илья добивался меня очень долго. А, получив, ликовал! Сперва мы трахались без перерыва. Всюду, всегда, в любой позе, он готов был меня отлюбить. Но потом, чуть пресытившись, понял, что дело совсем не в количестве.

Я помню, как он волновался, что я не кончаю. А я была с ним честна! Говорила, что это – нормально. Мол, я прочитала, что это не сразу бывает. Женское тело сложнее мужского. А он бросил вызов себе самому! И сказал, что добьётся оргазма. Запретил притворяться. И чутко следил! Ощущал мои вздохи и стоны. Открывал моё тело с другой стороны.

Я помню свой первый оргазм. Точно взрыв! Мне казалось, что я умираю. Я лежала потом у него на груди. Тихо плакала. А Илья… Боже, как он гордился! И спешил повторить…

Это было давно. А теперь наш супружеский долг стал и вправду супружеским долгом. Илья отдаёт его мне регулярно, по праздникам. Без повода редко. По факту он просто ложится поверх, раздвигает меня и вставляет. Быстро, в несколько резких толчков, завершает процесс. А после – касается губ.

Я думала, он устаёт. Не решалась его напрягать. Я привыкла! А он? Просто трахался на стороне.

– Мужчинам свойственна потребность в самоутверждении. Иногда их животный инстинкт возникает внезапно, – утверждает психолог. Ну-ну!

О животной природе мужчин я могу рассуждать бесконечно. Пусть так! Он – самец. Он – охотник. Он – зверь! А я в таком случае – самка. И могу выбирать, с кем мне спариться.

Однажды читала, что медведицы именно так и делают. Дабы никто не обидел их деток, они совершенно бесстыдно дают всем самцам. И каждый самец абсолютно уверен, что дети – его…

– Часто причиной измен становится монотонность взаимоотношений. Партнёры привыкают друг к другу, им хочется новизны, – звучит ещё один повод «задуматься».

Заскучал, значит, мой благоверный? И что же мне делать? Встречать его с табором? Устраивать ежевечерний стриптиз? А, может быть, стоило разнообразить наш секс скромным свингом? Переспать, например, с его другом, Олежкой! Тот давно уже хочет меня.

– Фу! – от мысли об этом мой лоб покрывает испарина.

Представляю себя на Олеге, его на себе. Нет! Как ни крути, это – гадко…

Наверху слышу топот и шум. Это не утро, которое алым рассветом случится в окно. Это – муж мой, Илюша, проснулся. И бегает в поисках нужных вещей.

Я выключаю подкаст. И вздыхаю. Надо же! Целую ночь я трудилась. Как Золушка, блин! Наверняка, он оценит мой подвиг. И вот…

Мой супруг возникает на кухне. Взбешённый, растрёпанный, с ворохом скомканных тряпок в руках.

– Настя, что это?! – слышу «восторженный» голос.

И, отложив «инструмент», удивлённо смотрю на него.

Илья выпускает одежду, и она снежным комом ложится на кухонный пол. В руках остаётся одна из рубашек. Любимых. В которой он был в ресторане, на празднике директоров. Шикарный смесовый сатин, с яркой строчкой по шву. Теперь в нём зияет дыра, на спине, посередине. И физиономия мужа в ней выглядит очень забавно. Ну, просто портрет!

Не могу сдержать смех. Изо всех сил подавляю его. Стараюсь казаться серьёзной.

– Настя! Я спрашиваю, что это такое? – говорит он сквозь эту дыру.

Комедия! Ракурс для селфи. Этот кадр я запомню на всю свою жизнь.

Беру со стола одно из творений. Кругляш застывает в руках. Я любуюсь. И вправду, красиво! Из бумаги, конечно, во много раз проще творить. Но ведь ткань долговечнее.

– Это снежинка, – говорю, развернув.

Он стоит, точно статуя. Смотрит, как будто тот самый баран на ворота. Ну, давай же! Скажи что-нибудь.

– Я думала, сделать коллаж прямо здесь, на стене, – предлагаю я, глядя на целую стопку снежинок.

Сперва я хотела использовать белую ткань. Но после решила, что снег в моём мире может быть разным. Синим, красным и серым, полосатым и даже в гавайский цветок.

– Тебе не нравится? – поджимаю я губки.

– Ты… Настя! Ты…, – он кипит, будто чайник. Того и гляди, из ушей пар пойдёт!

– Что ты сделала?! – яростно бросив на пол, он пинает ненужную кучку одежды, – У меня через час очень важная встреча! В чём я должен идти?!

Я пожимаю плечами. Заботливо глажу одну из снежинок. Ту, что вышла красивее всех.

– Не вещи красят человека, – говорю, устремляя задумчивый взгляд в потолок.

Самойлов рычит, собирается что-то сказать. Трясёт указательным пальцем. Смотрю на его голый торс. На трусы… Размышляю, что в следующий раз я займусь его нижним бельём.

– Аааарррр! – бросает он резко, и мчится наверх. Вероятно, искать себе новый образ.

Глава 7

Бегу изо всех сил. Хотя силы уже на исходе. Машкины пятки сверкают подошвами модных кроссовок. Ей-то легко! Она это делает почти ежедневно. А я, со своей подготовкой. Зачем подписалась на это?

Подруга сбавляет темп. И, поравнявшись со мной, восклицает:

– Самойлова, не отставай!

– Я – Кучинская, – шепчу, задыхаясь.

Лесопарк вокруг нас кишит жизнью. Птички поют так заливисто в кронах деревьев. Хорошо им! Они там сидят, наверху. И смеются над тем, как я дико потею. Бегу следом за этой «косулей» в лосинах и майке в обтяг.

– Я рассказала о тебе своему адвокату, – делится Машка, – Он обещал позвонить. Жди звонка!

– Адвокату? – я хмурюсь и нехотя ускоряю темп.

– Ну, да! – задорно отвечает подруга. Хвостик из светлых волос совершает прыжки на макушке.

Она даже не запыхалась! Вот, что значит, спортивный дух. Мне стыдно. И за уровень физподготовки. И за потные подмышки. Додумалась тоже, в футболке прийти!

– Хороший мужик, Пал Аркадич. Он трижды меня разводил, – говорит Машка и добавляет с азартом, – Мы оставим его без штанов!

– Кого? Пал Аркадича? – дёргаюсь я.

– Илюху! – восклицает подруга.

Я представляю Самойлова без штанов. Стоит он у всех на виду, и прячет в ладони «причинное место». Оно и вправду причинное! Именно из-за него разгорелся весь этот сыр-бор.

– Не надо усердствовать, Маш, – осаждаю её.

Она на моей стороне. Осуждает изменщика! Представляю, что бы случилось, расскажи я о том, что Самойлов ударил меня по лицу. Тогда б ему точно не жить!

– Он отсудил у Славки квартиру, – продолжает она козырять, – А Артём мне до сих пор отступные не выплатил. Каждый месяц с него получаю, прикинь? И это притом, что Андрей уже вырос.

Андрей – это сын от первого брака. Красавчик, каких поискать! Уже «упорхнул» из-под крылышка матери. И водит невест. Причём, каждый год – новых. Жениться не хочет, а хочет гулять. Может, так даже лучше? Пускай сейчас нагуляется, чтобы потом не размахивать членом «направо – налево».

– Мне хватит и дома, – отвечаю расплывчато, – А квартира его! Пусть живёт.

– Ага! – оживляется Машка, – Будет там пёхать свою проститутку? Пусть всё отдаёт! У тебя ещё дети растут, им останется.

Представляю себе это место. Наверняка, он туда привозил своих баб? Становится тошно! Да лучше я влезу в долги и куплю детям новую. И вообще… Стоит мне это представить. Всю эту грязь! И развод, и раздел «честно нажитых». И на что ты меня обрекаешь, Самойлов?

Видно, гамма эмоций отражается на лице. Так как Машка командует:

– Переходим на медленный бег! – хотя мой бег и так нельзя назвать быстрым.

– Он не хочет развода, – говорю я, пытхя.

– Оно и понятно, – отзывается Машка, на ходу поправляя свой бюст, – Это ж, прикинь, на работе его зачмырят?

– Да уж, – вздыхаю.

Вспоминаю их общество директоров. Где каждый – порядочный семьянин. А за кадром, наверное, каждый имеет штук десять любовниц.

– Опять же, – фыркает Машка, – Что скажет его пресвятое семейство?

Так она называет родню. Во главе с моим свёкром. «Махровый грузин», тот не одобрил отъезд одного из своих сыновей. Всего их трое. Старший остался с отцом, в связи с чем унаследует бизнес. Средний свинтил в Аргентину, чем очень расстроил отца.

Ну а младший, Илья, уехал учиться в Россию. Стрела его, видимо, угодила сюда! Да так и остался. Но это – полдела. Какой была «радость» папы, когда он взял фамилию матери? И отцовскому Гелашвили предпочёл среднерусский вариант. Мол, так проще в России.

Отец долго дулся! И оттаял, лишь только узнав, что Илья назвал своего первенца в его честь. Давидом. Очень весомое имя! Красивое. Но… Какой он Давид? Он же Денечка! Так мы и стали его называть. Знал бы дед…

– Пресвятое семейство будет в шоке, – говорю я. И знаю заранее, что его родня примет мою сторону. Но от этого не легче.

Развод представляется мне крайней мерой. Которую, видимо, стоит принять…

– Переходим на быстрый шаг! – командует Машка.

Я с облегчением замедляюсь.

– На быстрый, Настя! А не на черепаший, – тут же пихает она меня в бок.

Дышу полной грудью. С двух сторон нас шатром обступают деревья. Нежные стволики диких берёзок ютятся под пологом сильных дубов. Осины стоят, расправляя пушистые ветви. А красиво здесь, всё-таки! Немудрено, что подруга предпочитает спортклубу этот старенький сквер.

Фитнес-центр «Атмосфера» открыл её бывший. И опрометчиво ей подарил! Теперь этот «плод их совместной любви» под Машкиным зорким уходом расцвёл и обрёл ещё множество курсов. Среди прочих имеется йога и стрип-пластика. Думаю, кстати, сходить…

«АтмосфЭра» – зовёт его Машка, намеренно громко произнося букву «э».

– Закупили новые фЭны для атмосфЭры, – говорит она, хвастая.

С Рубенчиком, кстати, у них всё срослось. Ну, это тот самый, из бара. Машка уже сообщила мне, как он горяч! В мужья не годится, конечно. И не в плане физическом. Внешне Рубенчик даст фору всем её бывшим мужьям. Но у него «дела нет»! Шаурма на углу не считается. Вот если бы был ресторан… На меньшее Машка, увы, не согласна.

Но для постельных утех он годится. И его «шаурма», если её полить кетчупом, идёт на ура. Я снова и снова прошу избавить меня от подробностей. Подсознательно чувствуя, что шаурма – это только предлог.

Машка тускнеет. Дёргает хвост. Хотя он и так идеален!

– Настюх, тут такое дело, – начинает загадочно. И я узнаю этот тон.

– Ммм? – мычу, делая вид, что разминаю суставы.

Наверное, опять записала меня на «улиточный пилинг»?

– Обещай, что не будешь ругаться, – говорит виновато. И я понимаю – причины для ругани есть.

Она, усмехнувшись, бросает:

– Я, короче, дала твой номер Эльдару.

Я выпрямляюсь:

– Кому?

– Ну, тому, из клуба. На которого муж твой наехал ещё! – слышу.

Я в шоке.

– Маш, ты вообще офигела? – смотрю на неё с удивлением.

– Ну, а что? – обижается Машка.

– А вдруг он позвонит? – я ужасаюсь, только представив подобное.

– Конечно, позвонит! – убеждает подруга, – Он так о тебе у Рубена выспрашивал, просто измучил его. Кто такая? Кто та…

– Маш! Ну кто тебя просил? – я хватаюсь за голову.

Теперь придётся выдумывать отговорку. Блокировать, ставить его в чёрный список…

– Ой, Самойлова! Ну, ты дикая просто! – фыркает Машка, – Никто не заставляет тебя с ним спать. Просто пообщайся.

– Я – Кучинская, – говорю машинально.

– Тем более! – подхватывает подруга.

Я хмурюсь, пытаясь припомнить, как выглядел этот субъект. Помню, что пах он приятно…

– Я даже не помню его, – резюмирую Машке.

Но для неё это не аргумент.

– Главное, что он тебя помнит, – добавляет она, и шаги опять превращаются в бег.

– Маш! – кричу я ей вслед.

Мне охота присесть на скамейку. Любую! Хоть самую задрапезную лавочку. Но я догоняю подругу. Хочется дёрнуть за хвост!

– Ты вообще-то могла бы спросить у меня, для начала, – говорю между вздохами.

Машка дышит ритмично и ровно.

– Пожалуйста, – бросает обиженно. Теперь я ещё виновата!

Мы бежим в тишине. Только звук трения наших кроссовок. Я дышу полной грудью, и волнение первых минут отпускает. Ну, позвонит он. Пускай! Я могу сослаться на дела, или просто не взять трубку…

– Он, кстати, нормальный такой мужик, – произносит подруга, – У него своя турбаза за городом. Эти, как их… Ну, Соловки!

– Соловушки, чукча, – поправляю её.

– Ну, Соловушки, один хрен! Они с Рубенчиком, короче, партнёры по бизнесу.

Я представляю себе это партнёрство. Один жарит шашлыки, а другой их ест.

– Ага, – бросаю снисходительно, – И что дальше?

– А дальше, – меняет Машка свой тон, – Он позвонит тебе, а ты возьмёшь трубочку.

– И? – призываю её продолжать.

– И поздороваешься. Это нетрудно.

Её тон меня бесит. Я ж не умалишённая!

– Не буду я с ним встречаться! Я даже в глаза ему не смогу посмотреть. Позор! Я ж вообще никакая была.

– Ой, – усмехается Машка, – Он тоже был не особенно трезвый. Уж поверь мне!

Воспоминания проступают урывками. Помню, что он так меня и не коснулся. Или коснулся? Но я бы запомнила!

«Я – замужняя женщина. Я не такая», – хочется мне прокричать. Но теперь просто: «Я не такая». И от этого как-то обидно…

– Я всё узнала, он тоже в разводе, – подливает Машка масла в огонь.

И я опять ощущаю, как больно. Я буду в разводе? Разведёнкой. С двумя детьми. Какой ужас!

– У него сын, но он взрослый. Ему 51, – хитро улыбается Машка.

– Кому? Сыну? – бросаю рассеянно.

– Настя! Ну, ты вообще что ли? – серьёзнеет она, – Ему самому!

– А мне тридцать девять, – вспоминаю я с грустью.

– Тебе скоро сорок! – поправляет она.

– Ну, спасибо, – я замедляюсь, – Маш, не могу больше!

Останавливаюсь, перевожу дух. В боку с непривычки покалывает. Не хватало ещё кони двинуть, прямо здесь. Вот Самойлов, наверно, обрадуется. Свобода и новая жизнь! Интересно, он в этом случае сразу познакомит детей с новой мамой? Или повременит, для создания траура?

– Вот! А по уровню физподготовки ты сойдёшь за ровесницу.

Милосердно, мой «тренер» прерывает забег. И позволяет мне сесть на скамейку. Только присев, я понимаю, что больше не встану. Тут и останусь! Птички поют для меня. Солнышко светит. Если б ещё не Машка, со своей болтовнёй…

– Ну, и он в курсе…, – слышу я фразу.

Перевожу взгляд на Машку:

– В курсе чего?

– Ну, – она мешкает, меряет пульс, – Что ты тоже разводишься.

– Маш! – мой ритм моментально подскакивает.

– Ну, а что? Значит, честный. С замужней мутить не готов.

– Я не буду мутить с ним! – возражаю я резко.

«Я ж не ты», – добавляю, уже про себя.

Мимо нас пробегает мужчина. В лосинах! О, Боже… Я отвожу глаза. У него задница крепче моей! Но подняться я смогу теперь только с одной целью. Доползти до машины и сесть. Нет, сперва переодеться! Не разъезжать же по городу с потными пятнами на футболке…

Мы расстаёмся на радостной ноте. Машку я уверяю, что не обиделась. А про себя уже строю планы на вечер.

В магазине по пути домой покупаю продукты. Только здоровую пищу! Теперь я не ему колбасу и мучное. Дома провожу тщательную ревизию холодильника. И к приходу Илья у меня всё готово.

Он, облачившись в домашнее, возникает на кухне.

– Привет, – бросает через плечо. Открывает заветную дверцу.

Какое-то время стоит, молча глядя внутрь. А затем закрывает. Я, как ни в чём не бывало, продолжаю листать каталог.

Самойлов, открыв дверцу снова, громко хмыкает:

– Ну, и что это? – говорит, обернувшись ко мне.

Средняя полка пустует. За исключением остатков колбасной нарезки и ломтика сыра. Которые я, от своей щедрости, пожертвовала ему, на первое время. Всё остальное ютится на третьей. Там же висит, прикреплённая скотчем записка: «Настя». А на двух верхних – «Илья».

– Это – новая система координат, – произношу, удостоив его коротким взглядом, – Будем жить как в общежитии, помнишь?

Он проводит языком по нижней губе. И, втянув её, думает.

– Ты серьёзно? – говорит, наконец.

Я спешу убедить его:

– Да! Теперь у каждого из нас есть своя полочка в холодильнике и своя комната. Кстати! – восклицаю, отвлекшись от шопинга, – Забери свои вещи из спальни. Я буду там жить.

– Может, ещё и щеколду поставишь? – произносит с издёвкой.

– Может быть, и поставлю, – говорю я серьёзно.

– Насть…, – начинает Илья.

И я понимаю. Если сейчас он опять скажет мне: «Не дури», то я овдовею. Убью его чем-нибудь! Мы же на кухне…

Но Самойлов, вздохнув, изрекает:

– Цирк какой-то, – и хлопает дверцей холодильника.

Я молчу. Наблюдаю, как он делает чай. Только себе одному. Смотрит на булочки в хлебнице.

– Это тебе, – говорю снисходительно.

– Спасибо, – смягчается он.

Хочу сказать ему, что это вовсе не жест доброй воли. А необходимость! Я бы с радостью съела их сама, но мне нельзя. Однако же он улыбается. Так, будто всё это – розыгрыш. Типа, я пошутила? Ага…

– Мой адвокат подготовит бумаги о разводе, тебе останется только подписать их, – говорю ему, чтобы обидеть. Чтобы сбить эту улыбку с его лица! Получается…

– У тебя есть свой адвокат? – Самойлов выглядит удивлённым. Он кусает. И пол «язычка» остаётся во рту, – Не знал.

– У меня есть, – соглашаюсь я коротко.

Он хмыкает, жуёт. Бросает в рот оставшуюся часть. Чайник уже закипел, но он не спешит выключать его.

– Я же сказал тебе, нет, – говорит равнодушно. Как будто идёт разговор о покупке дивана.

– Скажешь об этом в суде, – говорю я финальную фразу. Хотя, нет! Это ещё не финальная.

Илья вздыхает. Выключает свисток. У нас старомодная кухня. Мне это ближе, чем всякий хайтек.

– Хорошо, если тебе полегчает, – произносит с издёвкой.

Заварив свой напиток, берёт из пакетика «язычок». Я представляю нас в зале суда. Судью с молоточком в руке…

Вот это – взаправдашний цирк! Мы просто подпишем бумаги. И семьи, как не бывало. Хотя, её, наверное, нет уже несколько лет. Сколько длится «случайная связь»? Вот столько лет и отсутствует связь между нами.

– И учти, что продукты на своей полочке я пересчитала, – бросаю я в спину. И морщусь от этого. Гадко!

– Всё понятно, – кивает Илья.

Когда он уходит, я беру из пакетика «язычок». Всего лишь один. Чтобы просто понюхать. Жор нападает всегда в моменты стресса. А сейчас у меня такой стресс! И я понимаю, что могу съесть весь пакет, целиком. Затягиваю узел покрепче. Залпом допиваю оставшийся кофе, и отправляюсь наверх.

Спустя полчаса, в спальню стучится Илья. Правила понял! Уже хорошо.

– Я за вещами, – бросает с порога. Звучит так, будто он собирается съехать. Но только в соседнюю комнату. Гостевую.

Пускай! А детям скажу, если что, что папа храпит. Или, что портит мне воздух. Жизнь портит. Вот!

– Бери, – говорю, поливая цветы.

С маминой лёгкой подачи у меня появилась китайская роза, и фикус. Правда, он сдох! Но маме я говорю, что регулярно его поливаю. Она редко ездит к нам.

Самойлов шуршит пакетами в шкафу. Выгружает его содержимое. Но не в чемодан, а в корзину с бельём. Как будто собрался стирать.

– Где мои запонки? – вопрошает он, хмурясь.

Я вспоминаю подарок его, от коллег. Там ещё что-то написано.

– Зачем они тебе? Ты их не носишь.

– Я просто хочу узнать, где, – говорит он, беря свой будильник. Он умный, и будит его в правильной фазе сна. А я просыпаюсь в «неправильной».

– Где-то лежат, – говорю равнодушно, – Найду, отошлю бандеролью.

Спальня гостей через стенку. Напротив супружеской – сдельный санузел. А дальше – «хоромы» детей. У Дины большой «взрослый» шкаф, настенное зеркало, заяц, размером с неё и стол для уроков. А у сына бардак! Как зайдёшь, непонятно, где шкаф, а где стол…

– Под дверью оставь, – отвечает супруг.

Я киваю. Он взял только самое главное. Остальное не стал. Тапки его, мой подарок, жмутся друг к другу в шкафу. Рубашки, из тех, что ещё уцелели.

Он уходит, я слышу возню за стеной. И смотрю на совместное фото. Где-то, помню, прочла, что ставить его нужно в «зоне любви». Ну, я и поставила! Вот только это не помогло. Беру его в руки, в скромной серебряной рамочке. Самойлов на нём ещё юный, с копной жёстких и тёмных волос. Ещё не видно его седины, а седеть он стал рано.

Чубатый! Я помню, всегда удивлялась, как легко его волосы принимают нужную форму. Смеялась и мазала чуб своим муссом для укладки. Мои волосы были волнистыми. И торчали Бог знает, куда! И как я их только не мазала. Это сейчас я уже стала делать себе выпрямление, ламинировать их, маскировать седину…

Смотрю на фотографию, и вдруг понимаю, что не так. Я прячусь за спину Ильи! Я на ней без лица. Его видно чуть-чуть. Я как будто стесняюсь. Он тоже отвёрнут. И гладко побрит. Кажется, это зима. Накануне какого-то нового года.

Вслед за кольцом, снимок тоже отправляется в ящик. Не могу больше видеть его! Раздражает. Понимаю, что всё здесь: и запах и каждая вещь теперь станут меня раздражать, провоцировать слёзы. Лучше бы я заняла гостевую.

Но менять нас местами уже не хочу. Слишком много удобства! Кровать здесь побольше, да и матрац дорогой. К тому же, любимое зеркало! Где стоят пузырьки и палетки с тенями…

Это он может жить налегке. Сегодня в одной постели спать, а завтра – в другой. Я не умею так. Не приучена!