Текст книги "Поцелуй победителя (ЛП)"

Автор книги: Мари Руткоски

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 24 страниц)

– Я так старалась жить в твоём мире, теперь пришел твой черед жить в моём.

Глава 42

Арин должен был ожидать этого, но почему-то не ожидал.

Столько цветов. Наверное, срезали все летние бутоны, раздев все сады города. Когда армия вошла в ворота, поднялся такой оглушительный приветственный гул, что задрожали каменные стены, и Арин вздрогнул от неожиданности, на долю секунды натянув поводья и инстинктивно решив, что звук означает опасность. А потом он увидел радостные лица людей и подумал: «А, это просто счастье». И это делало его счастливым, а когда Кестрел, которая ехала рядом на Джавелине, улыбнулась ему, к его щеке прилип розовый лепесток, и ему пришло в голову, что он мог бы к этому привыкнуть, потому что на этот раз счастье не повернется к нему спиной.

А потом голова Кестрел повернулась, и он увидел, как она изучающе рассматривает дакранско-геранскую армию, рассыпавшуюся за ними по главной улице Лахирин. Ее губы были сжаты в напряженную линию.

– Не думаю, что это мудро, привести всех солдат в город, – сказала она.

– Это общая победа. Всех нужно чествовать.

– Я знаю.

– Но?

– Наши восточные союзники превосходят нас числом.

Он знал, к чему она клонила.

– Так было всегда.

– Если они захотят взять себе эту страну, то для них это не составит труда... особенно, если учесть, что вся их армия уже внутри городских стен.

Арин бросил взгляд на Рошара, который ехал впереди, чтобы первым встретиться с королевой.

– Я ему доверяю.

– Да, я знаю.

Арин остановил лошадь, Джавелин тоже встал. Вокруг них всюду были цветы.

– Мне больно подозревать его, – сказал он.

– Вот поэтому я подозреваю его вместо тебя.

Из окна одного из узких высоких домов, расположенных рядом с рынком, ему на голову свалилась ткань. Переполошившийся из-за резкой потери обзора, Арин стащил её с лица, лошадь под ним тоже испугалась.

Это был старый геранский флаг с вышитым гербом.

– Но королевской династии больше нет, – сказал Арин.

– Они придумают, как тебя называть, – сказала Кестрел, понукая Джавелина идти вперёд.

– Только не это. Это неправильно.

– Не волнуйся. Они найдут нужные слова, чтобы описать тебя.

– И тебя.

– О, это просто.

– Разве? – Ему казалось невозможным подобрать столько слов, чтобы описать всё, что она значит для него.

Выражение лица Кестрел излучало серьёзность и свет. Ему нравилось, когда она была такой.

– Они скажут, что я всецело твоя, – сказала она ему, – как и ты мой.

* * *

Когда Сарсин увидела Кестрел, её глаза сузились до крошечных щёлочек, и девушка внезапно очень ясно осознала, что кузина Арина была очень высокой.

– Для того, кто слывёт очень умным, – сказала Сарсин, – ты ведешь себя так, будто у тебя в голове гуляет ветер. Тебе вообще не приходило в голову, что я волнуюсь за тебя? Уехала из города и даже слова не сказала.

– Я вообще-то не собиралась вот так уезжать.

– О, оно само просто так вышло.

– Да.

– Боги заставили тебя.

Кестрел рассмеялась.

– Может, и они, – а потом серьёзно добавила, – прости меня, Сарсин.

Сарсин скрестила руки на груди.

– Тогда мирись со мной.

– Каким образом?

Выражение лица Сарсин смягчилось. Теперь её глаза блестели от любопытства.

– Начни с той ночи, когда ты уехала. И закончи данным мгновением. Расскажи всё, до мелочей.

И Кестрел приступила к рассказу.

* * *

Вот-вот должно было состояться празднование победы, одержанной армией, – банкет в губернаторском дворце, где будет председательствовать королева Инишанавэй. Повара в доме Арина работали на износ, обезглавив всех цыплят в хозяйстве, очистив и измельчив все спелые фрукты эрасти и исколотив комки теста об столы, посыпанные мукой.

Сам Арин, находясь в кладовой, пытался успокоить женщину, которая причитала, что потратила столько усилий на консервирование джемов, и неужели теперь, все до единого, они должны быть пущены на блюда для банкета? Ей и в голову не могло прийти, что дакранцы по достоинству оценят вкус плода илея. Зачем подавать то, что они не оценят? В отличие от геранцев. Будет лучше, без сомнения, оставить этот джем на зиму.

В попытках объяснить политику такого необычайного расточительства, Арин только запутался в дебрях предложений, потому что тоже не видел смысла съедать за один вечер всё, что имелось в стране из съестного.

А потом он услышал характерный акцент Рошара, доносившийся из кухни.

– ... ты не понимаешь. Мясо должно быть нежнейшим, вырезанным из филея, приправлено вот этой специей, а не этой...

Извинившись, Арин сказал женщине, что обсудит проблему джемов позже, и пошёл на голос принца.

– ... и мясо должно быть хорошо обжарено снаружи, почти обгорелое, но сыроватое внутри. Ярко-розовое. Слышите. Это очень важно. В противном случае, если что-то пойдет не так, банкет будет испорчен.

Арин вошёл на главную кухню, где и обнаружил принца, отчитывающего шеф-повара, который с недоверием уставился на Арина.

– Вот ты где. – Рошар сиял от счастья. – Мне нужна твоя помощь, Арин.

– Для приготовления мяса?

– Это очень важно. Ты должен внушить своему повару всю важность надлежащей готовки. Судьба политических отношений между нашими странами висит на волоске.

– Из-за мяса?

– Это для его тигра, – сказал повар.

Арин зажмурился и закрыл лицо ладонью.

– Твоего тигра?

– Он особенный, – сказал Рошар.

– Нельзя приводить тигра на банкет.

– Малыш Арин очень соскучился по тебе. Я не буду его держать вдали от тебя.

– А ты не хочешь подумать над тем, чтобы сменить ему имя?

– Нет.

– А если я тебя поуговариваю?

– Без шансов.

– Рошар, тигр вырос.

– И продолжает оставаться милым парнем.

– Ты не можешь привести его в обеденный зал, заполненный сотней людей.

– Он будет прекрасно себя вести. У него манеры и воспитание принца.

– О, прямо как у тебя?

– Что за тон? Я негодую.

– Не уверен, что ты сможешь его контролировать.

– А разве он не был все это время паинькой? Милейшим созданием? Неужели ты откажешь своему тёзке в возможности стать свидетелем твоего триумфа? Ну и разумеется, полюбоваться на вашу пару: ты и Кестрел, бок о бок, геранец и валорианка, любовь до гроба. Арин, да про вашу любовь будут слагать песни! Как вы поженитесь, у вас появятся детки...

– О, боги, Рошар, заткнись.

* * *

Даже если бы Арин не знал, насколько Кестрел была ненавистна мысль о необходимости личного присутствия во дворце, выстроенном специально для валорианского губернатора, то он бы понял это по напряженности её плеч, по тому, как она коснулась кинжала на бедре и как она чуть ли не зарычала на Рошара, когда принц предложил отказаться от оружия на этот вечер, считая варварством открытое ношение оружия.

Арин бросил на друга предостерегающий взгляд. Принц притворился самой невинностью, изобразив замешательство, а потом пожал плечами и пошёл впереди, с почти выросшим тигром рядом. Тигр был устрашающе послушен, даже для животного, выращенного людьми. Он тыкался головой в ладонь Рошара, как домашняя кошка. Арин видел силу зверя, как она гуляла между его лопатками, вздымающимися и опускающимися под шерстью. Арин чувствовал, но не мог дать название происхождению того, что заставляло людей (и животных, по-видимому, тоже) следовать за принцем столько времени. Он подозревал (от чего неприятно кололо сердце), что спроси он Рошара прямо и тот соизволил бы дать прямой ответ, принц сказал бы, что все так и есть, и Арин тоже обладает подобной харизмой.

Странное чувство: как будто от тела Арина тянулись нити. Тысячи лесок, создающих препятствия вниманию. Тут и там. Небольшие буксиры. Люди, оказавшиеся на пути. Иногда они не могли смотреть ему в глаза, а когда все же отваживались, то становились рыбой, которая пыталась глотнуть воздуха.

Как бы ему хотелось, чтобы все было не так.

Он знал, что это будет необходимо.

Рошар вместе с тигром исчезли внутри, оставив Кестрел и Арина в одиночестве.

Кестрел выглядела суровой. Её изящные туфельки твердо встали на гравийной дорожке. Она приподняла подол насыщенно-зелёной юбки, как присуще даме, но он видел, как ткань собралась в кулаки.

– Мне жаль, – сказал он, догадываясь о том, что её беспокоило: воспоминание о Первозимнем восстании. Мёртвые друзья, обман Арина, как залы дворца задыхались от трупов.

Она бросила на него косой взгляд.

– Часть тебя не сожалеет.

Он не мог этого отрицать.

Но смягчившись, девушка добавила:

– Я тоже не невинна. И мне тоже жаль и не жаль из-за всего, что я натворила. – Она отпустила подол платья и коснулась тремя пальцами его руки.

Арин забыл на мгновение, где он был, и что они обсуждали. Чудо, что такое лёгкое прикосновение способно передать ласку, от которой тело может так легко зажечься.

Сейчас она выглядела удивленной.

– Давай уйдем. – Он просунул руку под её распущенные волосы и коснулся ямки на шее, чувствуя порхание девичьего пульса. Выражение лица Кестрел изменилось, радостное удивление медленно переплавилось в удовольствие. Он сказал: – Давай не будем входить.

– Арин. – Кестрел вздохнула. – Мы обязаны пойти. – Она приоткрыла рот, а потом вновь сжала губы в тонкую линию.

– Что тебя беспокоит?

– Королева и словом с тобой не обмолвилась.

– Похоже на то, – пробормотал Арин, чувствуя себя неуютно, думая о различных причинах молчания Иниши.

– Все дакранцы слишком тихо себя ведут.

– Только не Рошар.

– И он тоже. Он болтает без умолку только о всякой ерунде, не о важном.

Арин замер, а потом сказал:

– Я верю в наш союз.

– Я тоже хочу в него верить.

Он предложил ей руку.

Они вошли внутрь.

* * *

Все расселись за столом, поставленным на помост в обеденном зале, все четверо в ряд, Арин с королевой по центру, Кестрел и Рошар по сторонам от них соответственно, порядок, который был целиком и полностью на совести Рошара, совершенно не обращавшего внимания на сотни уже рассевшихся и наблюдавших за его манипуциями людей.

Королева только раз искоса взглянула на Арина. Чернота её глаз была непроницаема. Она так ничего и не сказала, и больше не смотрела в его сторону.

Тигр свернулся у ног Рошара, который едва притронулся к пище, как только были поданы первые блюда, но с удовольствием налегал на дакранский зелёный ликер. Арин видел за фигурой королевы, как Рошар поднимал и осушал бокал. Пальцы принца ходили ходуном.

– Брат. – Королева обратилась к нему так, будто подталкивала к чему-то.

– Оставь меня в покое. – Он подлил себе ликёра.

Когда собравшиеся приступили к основному блюду (включая Арина, который, оценив сомнительную шутку, заметил у себя на блюде приготовленную специально для тигра корейку), Рошар поднялся. Его слегка покачивало. В зале повисла тишина. Он оглядел лица дакранцев и геранцев.

– Народ из сотни, – произнес он к немалому удивлению Арина, не предполагавшего, что принц знаком с древним геранским призывом, – кто ведёт вас?

И множество голосов громогласно произнесли имя Арина, которое больше не было похоже на имя.

– Доверите ли вы свою страну ему?

– Да.

– Говорите, что Геран его?

– Да.

Позвоночник Арина закололо недоверие.

Рошар поднял руку, чтобы успокоить ревущую толпу, и этот жест напомнил Арину Плута, упивающегося своей ролью организатора торгов. У него в горле будто камень застрял. Рука Кестрел крепко сжимала его руку, но у Арина возникло такое чувство, будто часть его уже не здесь.

– Довольно, – сказала королева... Это был не столько выговор, сколько намёк на то, что он встал на тонкий лёд.

– Я сражался за Арина, проливал за него кровь. Он навсегда поселился в моём сердце. Я даже тигра назвал в честь него – немалая честь. И всё же у нас есть проблема. Арин из Герана не всегда был моим другом, и как-то раз он совершил преступление против меня, вот почему моя королева наградила меня всем, чем он владеет: жизнью, имуществом и, раз уж вы так единогласно считаете, страной. Мне было сказано, чтобы я взял с Арина причитающееся. Было сказано, что это моё по закону. Так должен ли я забрать своё по праву? Да. Поддержит ли мой народ мои притязания, а если потребуется, то и силой? Безусловно. Будет ли моя королева восхищаться мной? О, ещё как. И потому – это мой долг.

– Нет, Арин. Сядь. В другой раз будешь корчить из себя придурка, а сегодня это моя роль. Я вижу порцию моего тигра. У тебя, вон там. Да, у тебя. На тарелке. Ну-ка, подать её сюда.

Кестрел рассмеялась. А Арин скорее почувствовал, нежели увидел, что она расслабилась рядом с ним, засветилась радостью. Он откинулся на спинку своего стула, потому что теперь тоже понял суть игры Рошара. Ему хотелось петь от облегчения и одновременно с этим придушить принца.

И поблагодарить его.

– Вот. – Рошар всем продемонстрировал блюдо. – Еда тигра Арина. Мне было приказано забрать у Арина всё, что принадлежит Арину. Я так и поступлю. – Рошар возвратился на своё место с блюдом в руке и принялся нарезать мясо. Он попробовал кусочек. – Ммм. Оно великолепно. Прекрасно приготовлено. Теперь, что касается того, что принадлежит человеку Арину, я отказываюсь от любых претензий. Ничто из когда-либо принадлежавшего ему не было моим и никогда не будет. Я поддерживаю его право хранить и оберегать то, что принадлежит ему, из моей любви к нему, а его ко мне. – Он посмотрел на королеву, когда дожевал. – Это восхитительно. Все именно так, как мне хотелось.

Королева заставил себя улыбнуться.

– О, а кто принесёт ещё кусок корейки? Сырой, пожалуйста. Мой тигр голоден.

Глава 43

– Я не хочу, чтобы ты уплывал. – Волны качались и разбивались о пирс. Солнце слепило. Обтёсанные ветром доски скрипели под ногами Арина.

– Только потому, что тебе в радость славный задира. Кто-то же должен был заставить тебя вести себя как должно...

– Нет, Рошар.

– Ты прекрасно знаешь, что делать дальше. С тобой всё будет в порядке.

– Не поэтому.

– И с чего бы это тебе скучать по мне? Допускаю, что грядущее отсутствие моего тонкого остроумия любого повергнет в уныние.

– Дело не в этом.

– Теперь мне становится грустно, стоит только подумать о том, что кому-то придётся расстаться с моей милейшей персоной. Мне повезло: я-то у себя буду всегда.

– Сказанное тобой на банкете правда?

– Я всегда говорю только правду.

– Что я люблю тебя.

Ни один мускул на лице Рошара не дрогнул.

– Я так сказал?

– Тебе прекрасно известно, что именно так ты и сказал.

– Это чтобы придать моменту больше драматизма.

– Лжец.

– Разве? – медленно проговорил Рошар. – Еще какой, Арин. – Его голос внезапно огрубел: – Еще увидимся.

– Уже скоро, – ответил ему Арин и обнял. Потом они разомкнули объятия, и вполне можно было бы подумать, что солнце светило немного жёстче обычного, чтобы под его слепящим напором не было места уверткам, а выражения их лиц были ясны и понятны, и явили все, что нужно было явить. Арин подумал, что это была доброта. Ему хотелось быть зеркалом, отражавшим то, чем был для него Рошар.

На волнах поджидал баркас. Арин пожелал ему сопутствующих приливов. Он смотрел, пока лодка Рошара не пристала к кораблю, а потом смотрел, пока судно и весь прочий дакранский флот не покинули залив его города.

* * *

Арин увидел Сарсин, когда шёл по городу. Кузина несла корзину – она повесила её на согнутую руку и даже издалека было понятно, что корзина тяжелая. Её немного затравленное выражения лица смягчилось при виде брата.

Арин забрал у Сарсин корзину.

– Пришла или уходишь?

– Я здесь по делам и меня не будет дома до позднего вечера.

– Дай угадаю, что привело тебя в город?

– Попробуй.

Он заглянул в корзину. Хлеб, еще тёплый, недавно из духовки. Бутылка спирта. Длинные, плоские дощечки. Рулоны марли.

– Пикник... с раненым солдатом? Сарсин, – поддразнил он ее, – это настоящая любовь? А для чего деревяшки? Подожди, не говори мне. Кажется, я не хочу этого знать.

Она ударила его.

– Старшая дочь каретника сломала руку.

На дно его желудка упал кусок льда. Он вспомнил изувеченные тела, которые повидал, включая те, что были на его совести. Он понял, что почему-то ожидал, что ему больше никогда не придется думать о том, как люди вредят другим людям.

Ночь вторжения. Возвращение Кестрел. Его собственное. Исполосованное шрамами лицо Рошара. Его собственное. То, как могло выглядеть тело, словно оно никогда не принадлежала человеку, и это было именно то, что Арин хотел сделать с отцом Кестрел, жившим в этом городе, его городе, в тюрьме со всеми удобствами. Но ничто не могло вернуть мужчине руку, ни одно удобство и никакие стены не могли заточить понимание Арина о том, что он сделал и хотел сделать, и чтобы потом ни о чём не сожалеть.

И всё же он сожалел.

Он не смог.

Не смог.

– Арин, ты в порядке?

– Как? – выдавил он. – Каким образом она сломала руку?

– Упала со стремянки.

Должно быть, он не смог скрыть облегчения, потому что его кузина приподняла брови и была готова стукнуть его еще раз.

– Я представил себе кое-что похуже, – попытался оправдаться он.

Она вроде бы поняла его облегчение от того, что боль, если должна была прийти, пришла, но на этот раз не кусалась. Всего лишь травма прошлого. Никем конкретно не нанесенная. Порой всего лишь ирония везения. Сильный оползень, который заканчивается тем, что вы остаетесь ни с чем, и кто-то пользуется этим.

* * *

Это была долгая дорога домой. Но неожиданно вызвавшая давно забытое удовольствие, воспоминание о возвращении домой, когда Арин был ребёнком, знающим, что найдет там всё, что любил, целым и невредимым. Его уверенность была настолько абсолютной, что он даже не подозревал о ней.

Город сменился кипарисами. Его ноги были в пыли. Солнце усилило запахи: его разгоряченной кожи, раскаленной дорожки, ветра, дышащего лавандой, цветущей где-то вне его поля зрения.

Бог смерти безмолвствовал. Не оставил его. Он по-прежнему обитал где-то там, на задворках сознания Арина, но не мешал. Он как бы сроднился с ним. Арин давно уже водил дружбу со смертью, но жил он не только ею.

Девушкой в сердце. Живущей в его доме.

Ждущей его.

Осталось пройти по щербатым каменным ступенькам последнего холма. Арин ускорил шаг.

* * *

И вот уже перед ним вырос дом, искрящийся открытыми окнами. На стриженом лугу пасся боевой конь.

Хоть Арин и всем сердцем хотел видеть Кестрел, но ему пришлось подождать. Ещё издалека он уловил пыльцу музыки. Когда Арин пересёк луг, мелодия стала громче. И это открыло в его душе дверцу счастья, которое увеличилось и мерцало... глянцево и весомо, как вода на солнце.

Им овладела приятная усталость. Арин лёг на траву и прислушался. Он думал о том, как Кестрел спала на лугу дворца и грезила о нём. Когда она рассказала об этом, ему безумно захотелось, чтобы это произошло в жизни. Он пытался представить себе, как это  – грезить, и через некоторое время сам не заметил, как задремал. Все в его дрёме было значимым, но он ощущал скудость этого совершенного сна. Свод босых ног Кестрел. Старая сказка о боге смерти и швее. Арин не вспомнил об этом после пробуждения, утратил понимание, почему касание Кестрел пробудило в памяти историю, о которой он давно не вспоминал.

Он спал и ему снилось: чулок, зажатый в кулаке, и шальной вопрос о том, как он был создан, кто его сшил? Он видел свои руки (хотя они не были похожи на его руки), отмеряющие и раскраивающие ткань, шьющие невидимыми стежками. Из комнаты вывалился темноволосый мальчик с божьей меткой на лбу. Когда гость вошёл и сказал: «Сотки мне ткань из себя», Арин подумал, что этот мальчик всё сразу: опасный гость, дитя и швея. И она произнесла: «Мне будет тебя не хватать, когда ты проснешься».

«Не просыпайся», – попросил он.

Но проснулся.

Кестрел рядом с ним на траве, произнесла:

– Разбудила? Я не хотела.

Ему потребовалось некоторое бархатистое мгновение, чтобы понять, что это было по-настоящему. Воздух был тих. Насекомые стрекотали крыльями. Она откинула волосы с его лба. Теперь он окончательно проснулся.

– Ты так сладко спал, – сказала Кестрел.

– Грезил. – Он коснулся ее нежных губ.

– О чём?

– Подвинься ближе, и я скажу.

Но он забыл. Он поцеловал её и потерялся в восхитительном ощущении, которое становилось слишком острым для его тела. И Арин нашептал ей: секрет, желание, обещание. Сказку в своей интерпретации.

Она запуталась пальцами в зелёной траве.

Глава 44

Свежесть ночи предсказывала конец лета. Размеренный жаркий день принёс бриз, холодный, как выстиранные простыни.

Кестрел в конюшне кормила морковкой Джавелина. Она обещала ему яблоки.

– Скоро, – сказала она, гадая о том, замечали ли кони смену времен года. Обращали ли они внимание на то, как зреют яблоки на деревьях? Замечали ли они особые признаки хода времени, или для них всегда было сейчас и никаких после? Может, «скоро» для её коня было просто бессмыслицей.

Кестрел хотела навестить отца. Она хотела расспросить его о своём детстве. У нее в памяти порой всё ещё возникали провалы, а Арин не мог рассказать то, чего сам не знал. Она хотела спросить отца о том, как он подарил ей Джавелина? Каким было первое слово дочери? Хранил ли он её молочные зубы, или няня посадила их в землю, как это делают геранцы? «Какой я была и каким ты был со мной и с мамой?»

Она не знала бы ответы на некоторые вопросы, даже если бы её память не пострадала. У всех стирается из памяти часть прошлого. Но потом ей пришло в голову, что отец может не знать, а даже если и знает, может и не рассказать. Или он знает и попытается вклинить свои воспоминания, используя ее кинжал. Мужество покинуло Кестрел. Она не пошла в тюрьму.

– Пойдёшь, когда сможешь, – ответил Арин, когда она сообщила ему о своём решении.

– Я должна была уже быть готовой.

– Это не просто рана. Никто не знает, сколько потребуется времени для полного выздоровления.

Затем она заметила, что ногти Арина почернели, и то, как он держал руку в кармане, как будто хотел удостовериться, что там что-то было.

Она говорила себе: не гадай. Но не смогла удержаться. Улыбка согрела её лицо.

Он закрыл глаза в притворной досаде.

– Боги, мне когда-нибудь удастся хоть что-то от тебя скрыть?

– Я не это имела в виду.

– Какое коварство. Тогда ты ничего от меня не получишь. До Нинаррита.

Время странно течёт – казалось, оно уже было на её мизинце, и выглядело таким беззащитным.

– Оно простое, – спешно сказал он.

– Мне понравится.

– Будешь его носить?

– Да.

– Всегда?

– Да, – ответила она, – если ты мне покажешь, как сделать кольцо для тебя.

Кестрел закончила со своим конем. Стояла глубокая ночь. Она покинула конюшню. Чёрный газон испещрили светлячки.

Девушке вспомнилось выражение лица Арина, когда она попросила научить её выковать кольцо для него, и как весь разговор светился в ней, подобно одному из этих светлячков. Наблюдая за ними, можно было почти подумать, что светлячки подмигивают, оживая, а потом растворяются в небытие, и всё это повторяется снова и снова. И что, когда они не светятся, их не существует.

Но они там были.

* * *

Ночной ветерок трепал занавески. Девушка неожиданно для себя поняла (но это был приятный, ненавязчивый сюрприз), что спальня Арина стала и ей родной. Он лениво вычерчивал пальцами круги по её животу. Это гипнотизировало Кестрел, и она впадала в редкое и чистое состояние легкомысленности.

Арин привстал на локте в кровати.

– Мне пришло в голову, что есть кое-что, чем мы никогда не занимались.

Она подумала, но не нашла ответа. Девушка вопросительно приподняла бровь.

Он склонился и прошептал ей на ухо.

– Да, – она рассмеялась. – Давай.

– Сейчас?

– Сейчас.

Поэтому они накинули на себя халаты и взяли прикроватную лампу, босиком, бесшумно ступая, прошли по покоям Арина, а потом пересекли и безмолвствующий дом, подавляя глупое хихиканье. Они не могли смотреть друг другу в лицо, боясь, что если они это сделают, на свободу вырвется безудержная радость. Они поспешили вниз по лестнице в гостиную.

Они прикрыли за собой дверь, и всё же...

– Мы перебудим весь дом, – сказала Кестрел.

– Тогда как нам быть?

Она подвела его к пианино.

– Просто.

Он положил ладонь на инструмент, как будто уже чувствовал его вибрацию. Арин откашлялся.

– Теперь, когда я думаю об этом, то немного нервничаю.

– Ты ведь уже пел для меня.

– Не так.

– Арин, я столько об этом мечтала.

Её слова заставили его умолкнуть, немного успокоив.

Предвкушение зародилось у Кестрел в душе и загустело, как запах сада под дождём. Она села за фортепиано, коснулась клавиш и спросила:

– Готов?

Он улыбнулся.

– Играй.