Текст книги "Поцелуй победителя (ЛП)"
Автор книги: Мари Руткоски
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)
– Думаю, последовать твоему совету, – сказал Рошар. – Мы разделимся. Большая часть армии двинется на запад. Оставшаяся – на юг. На что ставишь, Арин? Это твоя страна. Где развернется бой?
Арин всмотрелся в карту, прикусив нижнюю губу.
«Мм-м, – подала голос смерть. – Вон те поместья такие аппетитные».
Неподалеку от них стояло несколько неогороженных поместий. Они находились достаточно близко к югу, чтобы стать перевалочным пунктом для поставок генерала с Итрии на материк.
– Вот здесь, – сказал Арин. Дождь стекал по его губам, создавая ложное впечатление, будто он плевался. – Если генерал сумеет там обосноваться, то в итоге сможет укрепить свои позиции, взяв почти всё, что требуется из близлежащих усадеб, кроме чёрного пороха. У него появится возможность незаметно подобраться и рассредоточиться, встав как на востоке, так и на западе. Он возьмет нас в тиски и вытеснит в город.
Рошар свернул и убрал карту. Арин опустил одеяло, которое промокло насквозь. Ему предстояла та ещё ночка.
Рошар посмотрел вверх и моргнул.
– Прямо как дома. – Он прищурившись посмотрел на Арина. – Хочешь с Хашем на пляж?
Арин покачал головой.
– Я так и подумал.
Армия разделилась. Арин отправился с Рошаром на юг.
* * *
К сумеркам дождь прекратился, но он шёл так долго, что Арину казалось, будто вода все ещё льется, мешая ему ясно видеть.
Уменьшенная армия разбила лагерь на ночь, кляня грязь на чём свет стоит. Настроение у всех было скверное. Палатка Арина почти не вымокла, благодаря брезентовому мешку. Сменная одежда, лежавшая на дне седельной сумки, тоже не пострадала. Остальное промокло насквозь. Арин расстегнул кожаные доспехи, набухшие от воды и пахнувшие шкурой мокрой коровы, и стянул их с туники. Арин не нашел ничего лучше низко растущих ветвей соседнего дерева, чтобы повесть их сушиться. Но легкий ветерок сдул бисеринки дождя с листьев и Арин осознал тщетность своих усилий.
Всем хотелось огня, но деревья вдоль дороги вымокли. Жечь было нечего. Арин смирился с влажностью. Он раскинул палатку, счистил толстую кору с дерева (ее внутренняя сторона осталась сухой) и уселся на нее, чтобы вытереть сухой рубахой весь металл, что взял с собой, дабы уберечь меч, кинжал, щит и прочие металлические пряжки и хомуты от ржавчины.
Лета не чувствовалось вовсе. Арин продрог, кожа на спине неприятно стянулась. Прядь мокрых волос шлепнула по щеке и прилипла к ней. Он вздрогнул, смахнул её и продолжил протирать рубахой пряжки на уздечке и подпруге. От этих движений он немного согрелся.
– Ну и ну, посмотрите-ка вы на него. – Прямо перед ним стоял Рошар, уперев руки в бёдра. Он расстегнул доспехи, но не снял. – Какое трудолюбие. Готов поклясться, что и у тебя зуб на зуб не попадает.
Арин проигнорировал его.
– Раз уж ты занялся этим, – продолжил говорить Рошар, – может, и мои вещи высушишь?
Арин остановился, посмотрел вверх, и сделал жест, которому обучился на востоке.
Рошар расхохотался, а потом развернулся и пошлепал к своему шатру-палатке. Арин услышал, как он подозвал кого-то из рядовых. А потом он перестал обращать внимание на то, что происходило вокруг.
Однако некоторое время спустя, у него по шее побежали мурашки. Сначала Арин подумал, что всему виною холод. Но он ещё не закончил с поставленной перед собой задачей, поэтому не мог натянуть всё ещё преимущественно сухую рубаху, хотя ему уже очень давно хотелось это сделать. Он сосредоточился на своем занятии.
Мало-помалу он начал осознавать, что в лагере удивительно тихо. Он расслышал стук приближающихся копыт. А потом какой-то дакранец сказал:
– Стой, где стоишь! – Арин услышал щелчок арбалета.
Он поднял взгляд и увидел остановившегося всадника.
На жеребце, промокшая до нитки, с выражением мрачной решимости на лице восседала Кестрел.
Глава 20
Он подошёл к девушке, по дороге сняв мокрую тунику с дерева и надев её на себя.
Руки Кестрел сжимали поводья, тело одеревенело. Она долго ехала без остановок. У неё был ошеломленный взгляд, который очень напоминал тот, что он видел в тундре. Всё в ней было жестким и неправильным.
Арин обнял её за талию и спустил вниз. Не скрывая смятения и беспокойства, он произнес:
– Что ты здесь делаешь?
– Прости, я не сдержала обещания.
– Это неважно.
– Я дала слово. Для валорианцев – это дело чести. – Кестрел слегка покачнулась.
Арин открыл седельную сумку Джавелина. Никакой еды. И одежды. Ни спичек, ни ветоши для растопки. Даже фляги с водой не взяла. Только давно потухшая лампа.
– Кестрел, ты меня пугаешь.
– Прости.
Он повел её к своей палатке, не обращая внимания на любопытные взгляды, и был благодарен (не совсем понимая почему), что Рошара нигде не было видно. Арин подобрал с земли свою сухую рубаху в том месте, где её бросил и вытащил из сумки чистые брюки. Флягу. И немного вымокших сухарей.
– Вот. – Он вложил все это ей в руки. – Переоденься, поешь. Я подожду снаружи.
Кестрел кивнула. Арин вздохнул почти с облегчением, получив простой и обыденный ответ. Потом она исчезла в его палатке, а он вновь пришёл в беспокойство.
Потекли мгновения. Из палатки доносились шорохи. Потом и они затихли. Арин спросил, все ли у неё в порядке. Ответа не последовало. В итоге он слишком сильно разволновался, чтобы оставаться снаружи.
Кестрел сидела, уткнувшись в колени и держа в руке всё ещё закрытую флягу. Девушка переоделась в его рубаху, а потом, казалось, она исчерпала себя. На ней до сих пор были собственные мокрые штаны, сапоги для верховой езды и кинжал. Сухари лежали в стороне нетронутые.
Арин опустился на колени и взял её за ледяные руки.
– Прошу тебя, расскажи мне, что случилось.
Она открыла было рот, но подавилась словами. Кестрел выглядела такой хрупкой, что Арин почувствовал, что становится таким же. Он попытался задать другой вопрос:
– Откуда ты узнала, где мы будем?
– Догадалась.
Арин непонимающе уставился на девушку.
– Я подумала... может, Лерален... но отец, он... Я знаю его. Поэтому я решила... – Она умолкла. Ему не понравилось, как её голос надломился, когда она упомянула генерала. – Усадьба Эрилит. Домашний скот, луга, деревья. Вода. В этом был смысл. Для него. Я заволновалась, а вдруг ты не подумаешь об Эрилит. Или подумаешь, но проигнорируешь. Но я надеялась.
Он ощутил вспышку неистового страха. Отправиться по наитию на юг... без припасов, в одиночку, практически невооруженной... рискнуть. Чистая авантюра. Это потрясло его.
– У тебя даже не было карты. – Он постарался не сказать ничего лишнего. Он побоялся, что она поймет, как остро он воспринял её появление, и её это отпугнет.
– Я видела карты прежде. Я вспомнила. Я... – Её лицо скривилось.
– Ты не должна объяснять.
– Позволь всё-таки. Мне хочется. Я отправилась на виллу. В мой дом. После того, как ушла от тебя. Я не собиралась так долго там задерживаться. Мне жаль.
– Тебе не за что извиняться.
– Есть за что. Я была такой категоричной. Там, в тундре, я обвинила тебя. Я считала тебя виноватым, и это жгло меня изнутри. Но когда я вернулась к себе домой, то вспомнила. Я попала в тюрьму не по твоей вине. Это была моя вина. И его.
Арина пробил озноб. Его подозрения приняли конкретные очертания.
– Твоего отца.
– Да.
– Отец предал тебя.
– Будучи в столице, я написала тебе письмо. Какая глупость, описать содеянное мной на бумаге. Информацию, которую я передавала Тенсену. Мою работу против империи. Я написала о своих чувствах. А мой отец прочёл это. Он передал письмо императору. – Кестрел всхлипнула. – И я знаю, знаю, как это ранило его. И в нём сломалось что-то, и я была тому виной. Может, я больше не была для него той дочерью. Ты понимаешь? Его дочерью. Он больше не знал меня. Я для него стала незнакомкой, лгуньей. И все же, как он мог? Почему он не смог любить меня больше? Или достаточно. Почему он не смог любить меня достаточно, чтобы выбрать меня, а не свои принципы?
Арин притянул её к себе и усадил на колени. Он обнял дрожащее тело, уткнувшись лицом в холодную шею девушки, которая, не переставая, всхлипывала. Он прошептал, что не существует слов, чтобы описать, как он её любит, и пообещал, что всегда будет выбирать только её.
* * *
Она была истощена, поэтому быстро уснула. Арин ещё какое-то время просидел возле неё. Его сердце жаждало убийства.
Но генерал пока находился вне поля досягаемости. А вот кое-кто был неподалеку.
Он вышел из палатки. Идти было близко. Рошар уже поджидал его.
– Я слышал, к нам нагрянул нежданный гость, – сказал принц.
Арин сжал руку на его плече и подтолкнул мужчину в сторону деревьев.
Рошар, как ни странно, не издал ни звука, пока они не отошли на достаточно большое расстояние от армии. Когда их уже никто не смог бы подслушать, он осторожно спросил:
– Арин, почему ты решил... избить меня?
– Ты знал.
– А можно поконкретнее?
– В то утро, когда мы уехали, ты знал, что её коня не было в стойле. Вот почему ты оседлал другого коня и привел его мне, чтобы я не заметил её отсутствия. Ты солгал мне.
– Это не ложь.
Молчание.
– Арин, ты меня убиваешь. Хорошо, да, ладно. Возможно, я чуть схитрил, но я сделал это во имя твоего счастья. И разве это ложь? А если и так, она же совсем крошечная. – Он поднял руку и продемонстрировал указательным и большим пальцами ничтожность лжи.
– Ты не знаешь, что может сделать меня счастливым.
– Я знаю, что ты сам этого не знаешь. Я знаю, что тебя совершенно не волнует, что ей нужно. Может, я и правда заметил, что Джавелина не было в стойле тем утром. Может, я знал, как все будет разворачиваться дальше: стоило бы тебе только заметить, что конь отсутствует, как ты бы ринулся, сломя голову, за ней, и моя сестра непременно бы обо всем догадалась. Что бы подумали мои солдаты, если бы я остался тебя ждать? Или если бы мы ушли на юг без тебя? Все наши усилия пошли бы прахом. Так что, да, я соврал. И если нужно, сделаю это снова. Неужели ты думал, что я бы просто стоял и смотрел, как ты бросаешь все ради женщины, которая тебя даже не любит.
Арин отпустил его. Он почувствовал себя совершенно опустошенным.
– Ты хотел правды, – сказал принц.
Арин подумал о Плуте, Тенсене, Кестрел. Какая же часть его была так податлива лжи, гадал он. Почему его всегда так легко обмануть?
– Ох, Арин. И не надо на меня так смотреть. Прошу покорнейше простить меня.
Он смотрел во все глаза на своего друга, который всё ещё был ему другом. Его осенило, что Рошар так спокойно отправился с ним в лес, потому что, в противном случае, его армия просто убила бы Арина.
Арин тоже извинился, а потом сказал:
– Я не на тебя злюсь.
– Да неужели?
– Ты просто подвернулся под руку.
– Я польщен.
– Кестрел отправил в тюрьму собственный отец. Ему в руки попало доказательство её шпионской деятельности в пользу Герана, и он передал эти сведения императору.
Рошар с мгновение обдумал сказанное.
– Новое воспоминание? – спросил он сдержанно.
– Да.
– Что ещё она помнит про генерала?
– Точно не знаю.
– Нужно спросить.
– Нет.
– Арин, это не праздное любопытство. Это обыденная процедура сбора информации, потенциально имеющей отношение к нашей текущей операции. Я с удовольствием поговорю с ней сам, раз ты отказываешься.
– Оставь её в покое.
– Ты недооцениваешь силу моего обаяния. Согласен, один раз у нас случилось недопонимание, и она приставила кинжал к моему горлу, но мы оставили это в прошлом. Я ей нравлюсь. Что естественно, я же безумно симпатичный.
Арину не хотелось ему рассказывать о её выплаканных глазах или надломленном голосе. Как она рыдала до полного изнеможения. И насколько она казалась одинокой, какие бы слова он ни говорил ей.
– Она не в состоянии разговаривать с тобой, – вымолвил он наконец. – Она ехала верхом два дня и ночь без еды и питья, питаясь только тем, что ей могло попасться по дороге... если вообще питалась. Она даже не знала наверняка, сумеет ли найти нас. У неё была лишь догадка.
Принц приподнял брови.
– Впечатляет.
Его тон заставил Арина насторожиться.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Она умеет выживать.
Арина вдруг осенило, что Рошар ради получения информации мог надавить на Кестрел ещё там, в городе, и если этого не сделал, то вовсе не из-за плохого самочувствия девушки, или потому, что воспоминания Кестрел были так скудны. Рошар просто не верил её словам... тогда. И поверить теперь он решил ей только из-за того, что их враг – это её враг. Который замотивировал её (Арин заметил, как загорелись глаза Рошара) стать полезной в их деле.
– Мне не нравится ход твоих мыслей, – сказал Арин.
– Она может быть полезной.
– Ты не будешь её использовать.
– Дочь генерала? Да мы будем дураками, если не сделаем этого. Ты говоришь о ней так, словно она сделана из тонкого стекла. Хочешь знать, что вижу я? Сталь.
– Ты не заставишь её стать частью войны. Я отвезу её обратно в город.
– Нет, – раздался голос Кестрел у него за спиной. – Не отвезешь.
Арин развернулся.
И увидел её. Кестрел произвела впечатление своим появлением. Она не то чтобы выглядела потерянной в его слишком большой рубахе, благодаря ещё и синякам под уставшими глазами. Дело было во вздернутом подбородке. Он уже видел это. Уже не один корабль разбился об утёс её решительности. Кестрел сломает и себя, если придется, чтобы получить вожделенное.
«Заприте этого раба». Её слова, произнесенные в день дуэли, на которой она дралась ради него, все еще отдавались болью в сердце. Потом его тисками сдавило ощущение полной беспомощности. Он был превзойден численностью частной охраной её отца. Первый удар – она даже не оглянулась, прежде чем позволить дверям захлопнуться у неё за спиной. Унижение. Своего рода страх и трепет. Признательность, когда он увидел её прихрамывающую, шагающую по газону виллы. Он у неё в долгу.
Это изменило его. Открыло что-то, заструившееся золотом по его венам. Мало-помалу появилось притяжение. Оно возрастало, несмотря ни на что. Ему хотелось заботиться о ней... и даже больше.
Тот инцидент прошлой осени, когда она обманула его и посадила под замок, а сама отправилась на дуэль, по-прежнему был жив в его сознании, словно маленький рассказ, не переставая напоминавший о том, что она пострадала, а он остался в целости и сохранности, и как его это сломало.
И вот она смотрела на него. Арин посмотрел на её, в сумерках непонятного цвета, косу, перекинутую через плечо. Он вспомнил тело валорианки, повисшее на его клинке. Свою сестру, которую увели в гардеробную.
– Ты не можешь остаться, – сказал он.
– Это не тебе решать.
– Это небезопасно.
– Неважно.
– Я не позволю.
– Не ты командуешь этой армией.
Рошар расплылся в улыбке.
– Нет, – согласился Арин. – Не я.
– Что вы предлагаете, миледи?
– Мой принц, я хочу записаться в армию. Я клянусь служить и громить вашего врага, омыть свой клинок его кровью.
– Какие вы, валорианцы, жестокие. Это традиционная воинская присяга? Мне нравится. Я принимаю её.
Кестрел слегка кивнула и бросила на Арина непроницаемый взгляд: что-то вроде сожаления, хотя сложно было сказать, что именно повлияло на неё. Может быть, его выражение лица, а, возможно, воспоминания, незримой дымкой проплывающие в летнем вечернем воздухе, которые видела только она.
Она оставила их.
– Если ты отправишь Кестрел в бой, – сказал Арин Рошару, – то её смоет первой же волной.
– С чего ты это взял? Только потому, что она в два раза меньше тебя? Держу пари, она прошла подготовку не хуже среднего пехотинца.
– У неё нет таланта для этого, и весьма скудный опыт.
– Арин, она сама этого хочет. И я не могу винить её за это желание, и, откровенно говоря, думаю, что её помощь может иметь решающее значение.
– Её совет. Пусть тогда она дает советы. Завербуй её, дай звание, если это необходимо. Но не давай участвовать в сражении.
– Хорошо, – сказал Рошар. – Ради тебя.
Арин развернулся, чтобы уйти. Он был на пределе. Голова гудела, а сердце болело.
Рошар удивительно нежно коснулся его плеча.
– Я знаю, что ты хочешь навечно уберечь её от опасностей, но это просто не тот мир.
* * *
Арин уговорил пару геранских офицеров переночевать в одной палатке. Он нашел женщину примерно такого же роста, как Кестрел, и выменял маленький нож, помещающийся в сапоге, на приличный комплект одежды. Он перебрал припасы в телегах и уже уставшим взором просмотрел все доспехи. Слишком большие. Мечи – слишком тяжёлые. Он обдумывал и вариант с огнестрельным оружием, припрятанным в двойном дне под тюками корма для лошадей. Он даже не помнил, убрал ли на место оружие. Наконец, ему попался восточный арбалет. Даже если Рошар сдержит слово и попытается удержать Кестрел подальше от настоящих военных действий, всегда существует вероятность внезапного нападения.
Арин принёс все вещи Кестрел. Стояла глубокая ночь. Свет от костра мерцал на лице девушки. Он старался не смотреть на неё. Арин нагнулся и начал собирать каркас палатки. Он вогнал колышек в землю. Теперь сухую.
После того, как он вбил первый колышек, Арин остановился. Выпрямился.
– Я подумала... – Голос Кестрел затих в темноте. Она не сказала, о чём подумала. Девушка коснулась его запястья. Легко, как мотылек.
Арин дёрнулся. Он не хотел. Ему очень хотелось бы отменить этот жест, но в памяти один за другим замелькали изображения маскировочной моли, то, как Кестрел подписывала тот злосчастный договор, валорианка, которую он убил на море. Окровавленные тёмные волосы его матери.
Кестрел вернулась. Казалось, он почувствовал её эхо от его же боли.
– У меня получится. – Она взяла камень у него из рук. – Отец научил меня, как разбивать палатку. Я помню.
«Что ещё ты помнишь?» – хотелось спросить ему. Но он остановил себя. Арин понимал, что обилие воспоминаний может навредить ей. Он не думал, что можно ненавидеть генерала еще больше, чем сейчас: ненависть жгла его изнутри.
– Я не пощажу твоего отца, – сказал он.
Между ними пролегла чёрная тень. Он не мог прочесть выражение её лица.
– Я и не хочу обратного, – ответила она.
Глава 21
Они продолжали двигаться на юг. Арин держался от Кестрел на расстоянии. Один или два раза её Джавелин оказывался бок о бок с его конём. Это было ужасно. Он не знал, как прийти в себя. Как принять случившееся.
В первый раз, когда их кони поравнялись, он выпалил:
– Да богов ради, у тебя даже нет доспехов.
– Я знаю, что ты переживаешь, – тихо произнесла она.
– Твой отец хотел призвать тебя на военную службу. Но ты всячески сопротивлялась. Музыка. Ты больше любила музыку. Однажды ты сказала мне, что не желаешь идти на войну, потому что не хочешь убивать.
– Это важно для меня.
– Ты никогда этого не делала.
– Я знаю. Я изменилась.
Он знал правду, просто она не была озвучена. Кестрел не раз говорила, даже настаивала: женщина, которую он любил, исчезла. Он вновь услышал свое обещание, данное ей в палатке. Арин остро почувствовал её отсутствие.
И всё же это было неправильным, чувствовать боль перед лицом её огромной беды, и эта неправильность заставляла его чувствовать себя ребёнком. Он посмотрел на солнце в её волосах, увидел, с какой лёгкостью она держалась в седле. Вокруг неё: кавалерия, вымпелы востока, развевающиеся на ветру синими и зелёными полотнищами. Его душил страх. Ему было трудно расслышать, что она сказала дальше. Обещание быть осторожной, не рисковать. Совершенно невозможное и абсурдное обещание во время войны, на которое просто нечего ответить.
В конце концов, она погрузилась в молчание.
В следующий раз, так же на дороге, Арин заметил, как её Джавелин пробирается через ряды вояк по направлению к нему. Он дернул своего коня влево и нашёл повод быть где-то ещё. Ближе к ночи он дождался, когда она поставит свою палатку, чтобы его ни в коем случае не оказалось рядом.
* * *
Кестрел продолжала мелькать на краю его видения. Когда на рассвете разбили лагерь, Арин краем глаза заметил её светлые волосы и обратил внимание, как она непринужденно разговаривала с геранцем и попыталась выучить несколько слов на дакранском у восточных жителей. Он наблюдал за тем, как настороженность солдат отступила. Они начали улыбаться ей, она нравилась им, несмотря на внешность и принадлежность к иному народу: образ настоящей девушки – валорианской воительницы.
Она придерживалась компании Рошара. Арин видел издалека, как принц дразнил её. Слышал её смех. И всё внутри у него сжималось. К сумеркам эти двое сели играть в карты. Когда Рошар проиграл, то разразился тирадой восточных проклятий.
* * *
Вечером, когда они уже были примерно в десяти лигах от усадьбы Эрилит, Арин зашёл в шатёр к Рошару, который был достаточно большим, чтобы вместить стол, несколько стульев и складную кровать, как у кочевников с восточных равнин, у которых перины были набиты перьями, а не соломой. Стол ломился от жареного мяса, красных ягод и пиал восточного риса, сдобренного оранжевой приправой, которую Арину уже довелось пробовать. Она была острой, сладкой и горьковатой на вкус. На столе также лежал бурдюк вина, а рядом стояли два кубка. И две тарелки.
– И вот, – сказал Рошар, который сидел, развалившись в кресле из тика, обитого зелёной тканью. – Дожди низверглись, и незнакомец перестал быть оным.
Арин посмотрел на него.
– Поэзия, – объяснил Рошар, – хотя на твоем языке она звучит не так хорошо.
– Ты кого-то ждёшь.
– Возможно. Но и ты сгодишься пока. Посиди со мной.
– Кестрел?
– Пардон?
– Ты ждёшь Кестрел. – Вопрос превратился в утверждение.
Рошар закашлялся.
– Не-е-ет, – протяжно сказал он, и Арину не понравилась весёлость его голоса. Но он всё равно присел и смотрел, как Рошар готовит для него тарелку, чего в принципе нельзя было ожидать от восточного принца по отношению к его гостю, но Рошар любил то играть в принца, то нет.
– Кестрел подняла вопрос о валорианских разведчиках. Глупо думать, что наше приближение по главной южной дороге останется незамеченным.
– Но пока на нас никто не напал. – Что было бы естественным, подумал Арин, узнай валорианцы об их приближении.
– Она бьётся об заклад, что генерал заметил сосредоточение наших сил на пляже Лерален. И потом неважно, знает он о той армии или нет, он может воздержаться от нападения на нас, потому что не хочет собирать силы на севере поместья Эрилит, когда его линия снабжения пролегает к югу от нее. Или возможно, он думает, что мы примем решение защищать не то поместье, и тогда он возьмёт свой трофей. Зачем тогда тратить на нас силы и проливать кровь, если мы попусту тратим энергию, когда можно просто взять то, что он хочет? Разумеется, Эрилит может оказаться не тем поместьем.
– Если Кестрел так считает, то небезосновательно.
– Согласен. – Рошар отпил вина.
Арин попытался поесть.
– Ты когда-нибудь выигрывал у неё в карты? А в «Пограничные Земли»? Хоть раз? Она убивает меня, – пожаловался Рошар.
– Ты проводишь с ней слишком много времени.
Бокал Рошара застыл в воздухе.
– Арин.
Укол ревности. Тиски чувства обиды.
– Меня... скажем так... не интересует Кестрел. – Выражение лица принца незначительно изменилось, и во время наступившей паузы, последовавшей за признанием Рошара, до Арина медленно дошло, что есть иное объяснение, почему солдаты ничего не сделали Арину, когда тот повел принца в тёмный лес. – Меня вообще не интересуют женщины, – сказал Рошар.
Похоже, Арин уже давно понял это, но неосознанно. Он заметил выражение лица Рошара, которое, не знавший принца человек, принял бы за робость, но лучше всего его можно было бы описать словом «любопытство». Его тёмные глаза были спокойны. Арин почувствовал, что узор их отношений стал ещё больше витиеват.
– Я знаю, – ответил Арин.
– Да неужели? – Опасная усмешка. – Хочешь убедиться наверняка?
Арин покраснел.
– Рошар... – Он судорожно подбирал слова.
Принц рассмеялся. Он наполнил кубок Арина.
– Пей быстро, геранец. Как ты правильно подметил, ко мне скоро наведается гость, и хотя я всегда рад твоей компании, его компанией я хочу насладиться в одиночку.
* * *
Кестрел поджидала Арина возле своей палатки. Стояла одна из тех одурманивающих ночей, когда было слишком тепло для костра. Лагерь представлял собой поле темноты. Он смог разглядеть лишь очертания фигуры девушки.
– Я принесла тебе кое-что. – Она подняла руку и бросила в него чем-то круглым.
Арин мгновенно понял что это. Он провел пальцами по его твёрдой, слегка шершавой поверхности.
– Апельсин.
– Я нашла дерево недалеко от лагеря и взяла столько, сколько смогла унести. Большую часть я раздала. Но решила, что этот мы разделим с тобой.
Арин перекидывал апельсин из руки в руку, разглядывая его.
– Я не знала, любишь ли ты их, – сказала она.
– Люблю.
– А ты говорил мне об этом? Может, я забыла?
– Вообще-то, я никогда тебе об этом не говорил... – Он покатал апельсин на ладони. – Я их обожаю.
Он был готов поклясться, что она улыбнулась.
– Тогда чего ты ждешь?
Арин погрузился большим пальцем в кожуру и содрал её. Апельсиновый аромат брызгами распространился по воздуху. Юноша разделил цитрус напополам и протянул Кестрел её часть.
Они сидели на траве перед его палаткой. Их отряд расположился на поляне неподалеку от дороги. Арин коснулся шелковой травы. Он наслаждался фруктом, его ярким вкусом. Как давно он ел нечто подобное.
– Спасибо.
Ему показалось, что он увидел изгиб её губ. Его нервозность как рукой сняло. Он выплюнул на ладонь косточку, гадая, а какие семена уже лежат в земле этой поляны. А потом приказал себе перестать думать. Апельсин. Редкое наслаждение. Просто ешь и радуйся.
Спустя мгновение он спросил:
– Как ты?
– Лучше. Прежде... я как будто пыталась сориентироваться в новой стране, где нет такого понятия, как земля. По крайней мере, теперь я знаю, на чём стою. – Он услышал, как она отряхивает руки. Потом послышался отзвук невысказанных вещей, взвешенных слов и ожидания. Печаль, что она излучала. Её тихая пульсация.
– Тебе правда лучше? – с нежностью переспросил Арин.
Он услышал, как она задержала дыхание.
– Ты не обязана чувствовать себя лучше.
Тишина разрасталась в своих размерах.
– Я бы не хотел так, – сказал он.
– А как бы ты хотел? – её голос был тоньше ниточки.
Арин думал о неправильности потерь, о том, как в детстве ему хотелось шагнуть навстречу им и рухнуть с головой, чтобы после винить себя не только за то, что он не смог сделать, когда солдаты вторглись к ним в дом, но и за свое бездонное горе. Он должен видеть зияние дыр в своей жизни. Чтобы избегать их. Ступай осторожно, Арин, почему у тебя не получается быть аккуратным? Мама, папа, сестра. Что можно сказать о том, кто ежедневно погружается в своё горе и живёт на самом его дне и не хочет выходить на свет?
Он вспомнил, как начал ненавидеть себя. Формирование своего гнева. Арин думал о том, что определенные слова могут одновременно иметь значение собственное и противоположное. Торопиться не спеша, громкая тишина. Он думал о том, как печаль находит места, где ты всё ещё един. Твоё прошлое и настоящее. Любовь и ненависть. Она вставляет в трещину долото и с любопытством ждёт, что будет дальше. Ему хотелось высказаться, но он не решался. Он боялся сказать что-то не так. Он боялся, что его гнев к её отцу сможет исказить то, что он хотел выразить. И к тому же, ни с того ни с сего, он больше не был уверен, стоит ли отвечать на её вопрос... а вдруг он своим ответом, навеянным потерями, толкнет девушку к воспоминаниям о ее собственных потерях, и она станет похожей на него.
Арин уставился на тёмный контур её лица. Вопрос Кестрел завладел всем его существом.
И не отпускал, пока он не смог видеть в темноте. Или ему так показалось. Он знал, почему она сжимает челюсти, почему впивается ногтями в ладони. Арин знал её.
– Мне кажется, ты отчаянно стараешься быть сильной. Но ты не обязана.
– Он бы хотел, чтобы я была сильной.
Её слова так разозлили Арина, что ему пришлось прикусить язык из опасения наговорить лишнего.
– Я пытаюсь сказать тебе кое-что, с тех самых пор, как догнала вас, – сказала Кестрел.
А он избегал её, давая всевозможными способами понять, что ей нужно уехать. Ему стало стыдно. Апельсиновые корки выпали у него из рук в грязь.
– Мне очень жаль. Я был невыносим.
– Всего лишь напуган. И это без участия пауков.
Это было так похоже на неё: привнести лёгкость, даже когда невыносимо тяжело.
– Пожалуйста, расскажи мне, – попросил он.
– Я помню гораздо больше о последнем дне в императорском дворце, чем озвучила ранее, когда присоединилась к твоей армии. Мне казалось, что расскажи я больше, это ранило бы тебя.
– Всё равно расскажи.
– Ты пришёл ко мне в музыкальную комнату.
– Да. – Он помнил: как его ладонь легла на дверь музыкальной комнаты. Дверь открылась, она увидела его, и вся побелела.
– Отец слышал весь наш разговор. Он подслушивал из тайной комнаты, специально построенной для шпионажа. Она скрыта за полками.
До него начало доходить. Перед его мысленным взором пронеслись события того дня. Ему стало дурно. Жест её тонкой руки, дрожь тела, настоятельная просьба держаться от неё подальше, когда он появился на пороге музыкальной комнаты. Но он бросился сломя голову вперед. А она просила его уйти. Но он лишь подходил ближе.
– Я пыталась предупредить тебя, сказать, что он там, – сказала Кестрел, – но ничего не вышло.
Она потянулась за ручкой и бумагой. Записка... теперь он понял. Она хотела написать то, что не могла сказать вслух. Он вырвал перо из её рук и бросил на пол.
«Так вот, значит, как себя чувствуют те, кому живот вспарывают ножом», – подумал он.
Кестрел заговорила быстрее, голос её дрожал.
– Он не собирался за мной шпионить, только хотел послушать, как я играю. Нам было сложно разговаривать друг с другом. Нам проще было разделить секрет. Он приходил и слушал, притворяясь, что его на самом деле там нет. Но я была счастлива, что он меня слышит. А потом дверь открылась. Я почувствовала... Я помню, что почувствовала. Я не имела в виду того, что наговорила тебе. Я обидела тебя. Прости.
– Не говори так. Не извиняйся. Это я тебя подвел.
– Я никогда не доверяла тебе настолько, чтобы предоставить тебе возможность подвести меня или наоборот. Прости меня. Я была жестокой. Не только, чтобы защитить тебя от моего отца. Я хотела защитить и себя. Мне невыносима была мысль, что он всё узнает. Но, что было бы, расскажи я обо всем откровенно, попытайся признаться, что он скрывается в потайной комнате? Я могла бы просто рассказать тебе. Я бы призналась в содеянном и позволила ему об этом услышать. Да, я согласилась выйти замуж за принца, чтобы ты получил независимость. Да, я шпионила для Тенсена. Да, я любила тебя. – Наступила тишина. В отдалении мельтешили светлячки. – Почему я не призналась тогда? Как бы всё сложилось, если бы я всё рассказала?
«А сейчас? – сгорал от желания спросить он. – Сейчас ты любишь меня?» Он почувствовал её неуверенность. Арин почувствовал разрушительную силу вопроса, словно он уже задал его и получил ответ.
