Текст книги "Поцелуй победителя (ЛП)"
Автор книги: Мари Руткоски
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 24 страниц)
Глава 31
Оставшийся день пути до пляжа Лерален Кестрел была необычайно тиха. Поначалу Арин решил, что в храме между ними зародилось нечто тонкое, нежное. Но после посещения храма она держалась от него на расстоянии, и Арин не мог понять, в чём причина. Он перебирал воспоминания о храме, о ней, горячих от солнца зелёных листьях, гладких плитках, скрытой под растениями мозаике, и как Кестрел тоже захотела её увидеть. Но он не мог найти ничего плохого. Хотя ошибка непременно случилась. Наверняка. И все же, ему хотелось уместить на ладони каждое мгновение каждого воспоминания этого дня, чтобы надежно сохранить их, спрятать. Убрать куда-нибудь подальше в карман. Оставить их только себе.
Его напугал этот порыв. Он подозревал, что его могли подловить на этом как ребёнка, коллекционирующего сокровища, которые на деле оказывались совершенно бесценными: пуговица, речной голыш, кусок лески.
Или жёлтое в крапинку перо. Ему безумно хотелось сберечь его. Ему было интересно, сохранила ли Кестрел это перо. Скорее всего, оно просто выпало из её волос, когда они спускались с холма, чтобы присоединиться к армии.
Степная трава шла рябью от ветра. Воздух запах солью. Они уже почти добрались до моря.
Когда войско остановилось, чтобы напоить лошадей из бочек, что они везли с собой в телегах с провизией (за два дня пути им не встретился ни один источник пресной воды), Арин нашел Кестрел, чистящей своего коня. Она взглянула на него, а потом отвела глаза, её взгляд остановился на чем-то другом. Арину хотелось разобраться – дело было в нём или... тогда в чём? Что привлекло её внимание? Синее небо, разрезанное перистыми облаками? Вон та чайка, летящая наперерез ветру?.. отчего она казалась ещё меньше.
С продвижением на юг волосы девушки порыжели ещё сильнее. Её кожа стала цвета поджаренного хлеба. Длинные пальцы невзначай начали перебирать гриву Джевалина.
Это было не небо. И не чайка.
Арин попытался задать их общению непринужденный тон:
– Итак, стратег, каковы наши шансы? Или же мы идем прямиком к своей смерти?
Уголки рта Кестрел приподнялись – знак признательности его усилиям смягчить ощущение тревоги, а также благодарность за то, что он спросил её об этом, пусть непринужденно, и выглядело это несколько странно. Но сработало. Кестрел уже твёрже стояла на земле. И шелковистость конской гривы успокаивала.
Значит, дело не в битве.
Не в коне, не в тихом похрустывании песка под ногами. Это не касалось ни мест, ни событий.
Только его.
– Существуют три сценария развития событий, – сказала Кестрел. – Мы опоздали, и мой отец уже захватил пляж. Или мы прибыли в качестве подкрепления к битве, которая уже началась. Или мы прибываем до появления моего отца и ждем. – А потом добавила: – Разумеется, существует и четвёртый: что я ошиблась, он вообще не собирается сюда, а мы непоправимо переместили большую часть своих сил туда, куда не следовало.
– Нет четвёртого варианта.
Она покачала головой.
– Я могу ошибаться.
– И это тебя беспокоит?
– Даже если я права, и мы явимся ещё до прибытия валорианцев, это та ещё удача. Его позднее прибытие будет означать, что он пришёл с подкреплением. Усиленный подкреплением. Больше людей и больше пушек занимает больше времени для мобилизации. Но и победить их труднее.
Джавелин ткнулся носом в девичье плечо. Арин заметил, как она улыбнулась. Его охватило смиренное, давно забытое чувство, подобное ощущению при погружении в сон, или чувство облегчения от прощения.
– Я сказала отцу, что люблю его. – Слова Кестрел прозвучали резко. – Это было последнее, что я ему сказала.
Арин не смотрел на неё. Он не хотел видеть её лицо таким.
– Когда мы проезжали пашни, я увидела корзину. Она полностью деформировалась и совершенно пришла в негодность.
– Кестрел, ты не корзина.
– Мне кажется... – она осеклась.
Арин задумался, может ли существовать нечто такое, настолько тяжёлое, чтобы об этом рассказать, что невозможно даже объяснить, насколько это сложно.
– Не можешь сказать, о чём думаешь?
– Нет.
– Почему?
Она прошептала:
– Я в ужасе.
– Из-за сражения.
– Нет.
– Из-за отца?
Её голос прозвучал бесцветно:
– Это ему нужно меня бояться.
Арин не хотел отпускать свою навязчивую потребность в смерти генерала. Она пульсировала в нём. Но что если... Ах, если бы он не совершил ту ошибку с храмом, если бы Арин не сделал того, в чём не было необходимости, и, похоже, тем самым вынудив её стараться не попадаться ему на глаза то ли из-за страха мести Арина, то ли из-за её собственной...
– Кестрел. – Он решил спросить прямо, без обиняков. Ему претило юлить. – Ты хочешь его смерти?
Глаза девушки вспыхнули.
– Я не стану этого делать, – сказал он, – если ты не хочешь.
– Убей его, если сможешь. Мне всё равно. Он послал меня на смерть. И даже хуже.
Ненависть Арина тугим узлом связала его.
– Если я это сделаю, ты простишь меня?
– Ты так говоришь, будто жить ему или умереть зависит только от тебя.
– Так было обещано.
Она прищурилась.
– Твоим богом?
– Слов определенно прозвучало меньше.
Кестрел покачала головой.
– Пожалуйста, ответь на вопрос.
– Может, это будет моя рука, – сказала она, – мой меч.
– Мне нужно знать, каков твой выбор.
– Делай. – У неё на глаза навернулись слёзы. – Поклянись, что сделаешь.
Узел ослаб.
– Да, разумеется.
– Он изменил нас обоих. – Казалось, Кестрел с трудом подбирала слова. – Я задумываюсь о том, какой ты; обо всём, что ты потерял; каким ты был, каким ты был вынужден стать и каким мог быть, и я... я превратилась в такого... такого человека, который не в состоянии...
– Кестрел, – произнёс он нежно, – я люблю этого человека.
Но линия её тонкого рта лишь натянулась ещё сильнее. А лицо вновь излучало ауру страха.
Арин запутался пальцами в гриве Джавелина.
– Это я тебя беспокою.
– Нет, Арин. – Но её ответ прозвучал нерешительно.
Он подумал о том, что это означает: у отца Кестрел была её любовь, а он отверг её. Ему хотелось рассказать о порыве осознания, охватившем его, когда он убрал плющ с лика своего бога, и как это было похоже на то, как Кестрел смотрелась в чёрную воду, служившую ей зеркалом, а потом описала его Арину, когда они оба смотрели на ясное звёздное небо. Ему хотелось описать свою горькую радость, облегчение чувства своей обреченности, и какое значение имел для него бог: он будто вновь почувствовал себя сыном или братом. Он хотел предупредить её, сказать о том, что она ещё не до конца осознавала: каково это, больше не быть чьим-то ребёнком.
Кестрел спросила:
– Тебя страшит битва?
Это, по крайней мере, было сказано непринужденно.
– Нет, – с улыбкой на устах ответил он.
* * *
Пляж безмолвствовал.
Хотя, конечно, это не могло быть правдой, когда целый дакранский полк давно занял свою диспозицию на песках. Но Арина успокаивало отсутствие валорианских кораблей, вставших на якорь, и парусов на горизонте, и, несмотря на предупреждение Кестрел, что это может привести лишь к усилению мощи нападавших, ему было радостно видеть пустой клочок земли, потемневший от дождя, утыканный палатками, наблюдать за приливом и отливом волн, любоваться камнями, поросшими зеленой тиной, смотреть, как чайки дерутся за крабов, которых добыли из морской пучины. На воде стоял штиль. Небо было гладким, без единой облачной морщинки. Шторм случился здесь накануне. Соленый воздух пах сыростью.
Люди Рошара были так рады появлению своего принца, что Арин засомневался в искренности дакранца, позиционирующего себя человеком, лишённым политических амбиций. У королевы была верность народа, а у Рошара – его любовь.
– Это безопасное время дня, – сказала Кестрел, а потом ударила пятками в бока коня и направила его в сторону выгоревшей травы на возвышенности, за которой, как сказали, тек ручей, снабжавший водой людей и лошадей.
Арин последовал за девушкой, понукая свою лошадь, чтобы та ехала вровень с конем Кестрел.
– Да, валорианцы появятся с приливом, – сказал он.
Кестрел выглядела немного ошарашенной, не из-за того, что он сказал, а что он вообще произнёс именно это, поняв, что её слова не были началом разговора, а всего лишь мыслью, которую она ненароком озвучила, глубоко задумавшись. Девушка не стала утруждать себя расспросами о том, как он понял, что именно это имелось в виду, вероятно, от того (предположила она), что преимущества прилива для вторгающейся армии были очевидны.
«Море быстро принесет их к берегу, – пробормотала смерть. – Пена будет белой-белой, она вынесет на берег корабли, чернозубые от бесчисленных пушек».
Арин посмотрел на Кестрел. Этот бой будет сильно отличаться от засады вдоль южной дороги. Безопасных мест нет – только открытая арена пляжа.
«Не смотри на неё, Арин. Смотри на меня. Ты встретишь их. Твоё сердце воспарит, высоко и радостно. Что есть враг? Это выпад, мёртвое тело и следующий взмах твоего меча. Это простая дорога, которую ты прорубишь между собой и своими желаниями. Это путь ко мне».
Над лагерем поднялось облако зловония немытых человеческих тел. Кестрел и Арин отъехали подальше, туда, где был только болотистый отлив, обнаженное подбрюшье моря, которое хорошо пахло.
«Ты можешь думать о ней, сколько тебе заблагорассудится, – прошептала смерть. – Но я единственная, кто с тобой останется».
Кестрел проехала ещё немного вперёд. Она повернулась, ловя взгляд Арина. Ему на щеку упала дождевая капля. Затылок.
«Ты мой. Я твоя. Разве не это правда, Арин?»
На её лице ничего нельзя было прочесть. Арину пришла на ум шкатулка, закрытая настолько плотно, что и шва не было видно.
Это правда.
* * *
Той ночью Арин стоял вместе с Кестрел и Рошаром на утёсах. Лунный свет ласкал море. Вода искрилась чёрным и белым. Луна посеребрила песок.
– Красота, – отпустил комментарий Рошар, – хотя она наводит меня на мысли о яде червей, высохшем до глянцевого блеска. – Он обратился к Кестрел: – Как пойдет бой, есть соображения?
Арин ответил вместо девушки:
– Для обеих сторон это будет бой, в котором генерал расставит своих солдат таким образом, что страх смерти и трудности отступления не оставят им иного выбора – только неистово сражаться.
Рошар хладнокровно приподнял одну бровь. Он был готов сказать, что Арин напрасно драматизирует.
Но Кестрел кивнула.
* * *
Боевая тревога протрубила в полдень. Моросил дождик. Солнце где-то пряталось за облаками. На востоке горизонт заполонила гряда серых туч. А на море появился белесый ряд парусов.
* * *
Пушкари защищали фланг. Дакрано-геранская армия ждала, выстроившись клином, кавалерия стояла во главе обозлённой массы людей.
Выражение лица Кестрел было напряжённым, руки сжали вожжи так сильно, что костяшки пальцев побелели. Джавелин поднял и опустил одно копыто. Раздался приглушенный стук.
Это были плоские открытые валорианские лодки на воде, и счёт им был легион. Под завязку нагруженные лошадьми и пушками. Лодки плыли вперед, снявшись с корабля, ставшего на якорь. Весла поднимались и окунались в дождь.
Арин не мог расслышать валорианских команд, они тонули во всплесках морской воды, но увидел, как солдаты начали заряжать пушки. Он мог практически слышать запах чёрного пороха. Мгновение, и он уже не сидел на коне с мечом наголо, а стоял на качающейся лодке, засыпал порошок и утрамбовывал его в заряде.
Они открыли огонь, ещё не высадившись на берег.
В Арине взросла мольба, натужно вздымаясь, словно явилась нежданно-негаданно, хотя, если бы он был к себе повнимательней раньше, то узнал бы всё, о чём просил в последнее мгновение, несмотря на свое обещание довериться ей.
Арин коснулся плеча Кестерл. Она вздрогнула от неожиданности с тем движением, что так хорошо ему было знакомо.
– Передумай, – попросил он. – Пожалуйста, вернись к утёсам.
– Нет.
Наконец он почувствовал страх, которым уже были заражены все остальные.
– Тогда держись поближе ко мне.
Что бы она ни собиралась ответить, это потонуло в первом же раздавшемся взрыве, разорвавшем мир на части.
Глава 32
Он не видел, куда упал первый снаряд, но услышал жуткий стук, который немедленно отозвался дрожащей землей у него под ногами. Ржание лошадей, крики людей. Где-то внутри левого фланга. Армия Рошара, открывшая ответный огонь, в основном промахивалась, потому что неимоверно сложно поразить движущуюся цель, да ещё и колышущуюся на волнах. Там, где снаряды падали в воду, в небо выстреливали гейзеры. Одно, промчавшееся мимо него ядро, ударило по лодке и разбило её в щепки. В море попадали лошади и люди.
Чёрный дым растекся по пляжу.
Первые валорианские лодки вытолкнули на берег. Солдаты выпрыгнули в море, вода была им по колено. Лошадей повели по пандусу на пляж. Пушки ждали своей очереди.
– Разбить их, – отдал приказ Рошар.
Его пушкари изрешетили первую волну валорианцев. Но на смену ей пришла вторая, а потом и третья, а там уже валорианцы выставили на позиции свои пушки, чтобы превратить вражеских пушкарей в дымящуюся, кричащую от боли груду тел и крови.
Лошадь Арина встала на дыбы. Он заставил её встать на все копыта, навалившись телом ей на спину. Он крепко прижался коленями к её бокам, предпочтя немного побороться и отвлечься от оглушающих звуков вокруг. Но даже после того, как Арин успокоил лошадь, он больше не был уверен, что та будет подчиняться его командам. А потом последовал негромкий звук, который он не должен был бы расслышать, – кто-то сглотнул.
Арин бросил взгляд на Кестрел. Джавелин – великолепный боевой конь, несокрушимый зверь – стоял неподвижно. У него не дрогнул ни один мускул. Но только не у неё. Кожа девушки обтянула скулы. Её глаза были слишком большими и бледными.
«Пожалуйста, – взмолился Арин, – даруй ей свою милость».
Его бог развеселился. «Если она не верит в меня, разве я могу поверить в неё?»
На берег высадился генерал. Арин его видел. Он понял, что и Кестрел его видит. С берега вглубь пляжа ринулось несколько колонн валорианцев.
Рошар приказал своему авангарду наступать.
Смерть вцепилась в шею Арина, как кошка хватает за шкирку котёнка. «Может быть, – промурлыкала смерть, – я явлю ей ту же милость, что и продемонстрирую тебе».
Сердце Арина заколотилось как бешеное, кровь хлынула по венам. Он опустил руку на пульсирующую болью кожу и отдернул, ожидая увидеть кровь.
Ничего.
В спину дул сырой ветер. Лошадь под ним дрожала. Пушки ухнули. Лошадь заржала, снова встала на дыбы. Она бросилась вперед, через ряды авангарда, прямо навстречу валорианцам.
* * *
Кестрел не видела Арина. Она не могла его увидеть, и это было сродни ощущению, словно она вообще ничего не видела.
Пушки затаили дыхание. Две армии схлестнулись. Она увидела, как произошло столкновение между первыми рядами. Брызги крови. Отвратительные маски страха и ненависти. Рука, рубящая с плеча. Тела, соскальзывающие с лошадей на песок им под копыта. И жестокость, которую она не могла видеть.
Где он?
Джавелин не шевелился. Он был камнем и это заставило её осознать, что и она стала камнем, сжимавшим в одной руке меч, словно хотела сжать эфес в ничто. Меч. Она и меч. Она не умела им орудовать.
Внутри неё предательски зашевелился змеей ужас, скользкий, петляющий.
Валорианцы пока не пробили линию фронта. Артиллерия не могла вступить в бой из страха попасть по своим же. Всего несколько мгновений и враг уже добрался до неё.
И тут Кестрел поняла, чего боялась больше всего. Пустых глаз Арина. Увидеть, как он истекает кровью.
Она пришпорила Джавелина, и тот повёз её между рядами.
* * *
Арина едва не сбросили с лошади. В него врезался валорианец. Арин принял удар на грудь, закрытую броней. Резко втянул в себя ртом воздух. Почувствовал ушиб, возможно, перелом. «Крови нет», – подумал он. В течение каких-то мгновений ему было трудно сосредоточиться, даже понять, что делали руки, что он видел или с кем воевал. Он задал своему богу неопределенный вопрос. Если бы он мог облечь его в слова, то попросил бы о божьей милости, которая позволила бы ему жить как можно дольше. Двадцать лет лучше, чем девять. Или божья милость позволяла погибнуть вот так, а не как-нибудь поужаснее? Или чтобы просто вернуться домой, в божью гавань. Мать, отец, сестра. Воды одиночества, тоски, потакания. Да, возможно, так оно и должно было быть, возможно, именно это подразумевал бог. Под милостью. Обещание: что заключительное мгновение, прежде чем один мир сменит другой, будет таким же сладким, как любовь.
Но он не мог думать об этом или понять. Арин просто чувствовал это, этот вопрос, один из многих, сжатых в металлический шарик булавочной головки, крошечную сферу страха, надежды и освобождения.
Его лошадь. Его треклятая лошадь. Животное сопротивлялось воле Арина. Эта чертова животина станет причиной его гибели. Арин попытался нащупать внутри себя беспокойство.
Меч вскрыл чье-то брюхо. Арин даже не понял, как это произошло. Его клинок не должен был проткнуть валорианскую броню. Но из нанесённой раны уже вываливались внутренности. Медленно разворачивались.
Арин завершил начатое.
«Возвращайся домой», – увещевал бог, в чьей власти было вынуть из сердца Арина железный шарик и превратить его в перо, высечь из древка шип за шипом. Бог пробежал пальцем по неестественно широкому опахалу пера. «Значит, ты думал, что я подразумеваю милость? Этого ты хочешь?»
«Как скажешь, Арин».
«Как скажешь».
* * *
Кестрел не понимала, почему на неё никто не нападал. А потом, когда поняла, почувствовала себя глупо и вместе с тем ощутила благодарность. Её броня. Она выглядит как настоящая валорианка. Армия Рошара знала её, знала её коня. Но и для валорианцев она выглядела своей. Выбравшей странную диспозицию, если вдруг они так думали, но всё же своей. Они издавали булькающие звуки, когда их глотки перерезали. Они погружали максимально глубоко клинки в тела, их кулаки исчезали в чужой плоти.
Она вела Джавелина меж ними: валорианцами, дакранцами, геранцами. Привиденьице. Именно так. Её не существовало. Даже если чья-то кровь случайно брызгала ей на щёку, это казалось не по-настоящему. Никто даже пальцем её не тронул.
Пока она не заметила Рошара, который выбил меч из чьих-то рук, врезал противнику по валорианскому носу и полоснул по шее. Принц натянул поводья, чтобы конь не помешал падению тела. Он поворотил животное и увидел Кестрел.
– Где Арин? – выкрикнул он.
Голос не слушался девушку, но она, в конце концов, сумела совладать с собой и хрипло прошептала:
– Не знаю.
Рошар не смог бы услышать её, даже если бы находился рядом, а не на расстоянии в несколько метров.
Но услышал валорианец поблизости. Он перевёл взгляд с неё на принца, услышав, что они говорят по-дакрански. Кавалерийский офицер. Он направил коня прямо к ней, добрался до девушки и схватил её за горло.
– Шпионка? – Его карие глаза были сощурены, зубы оскалены. – В авангарде? Назови свой полк.
У Кестрел перехватило дыхание.
– Предательница. – Он выбил меч из её руки.
– Кестрел!
«Рошар».
Слишком далеко.
Девушка хватала ртом воздух. Она не отводила от него взгляд. Шепча что-то, что, она знала, он не мог услышать, Кестрел смотрела, как он наклоняется вперед. Хватка валорианца слегка ослабла. Кестрел дотянулась до своего кинжала и вогнала его мужчине в подмышку.
Тот захрипел и обмяк. Она выдернула кинжал из его тела и вонзила клинок в горло.
Его тело навалилось на девушку всем весом. Он дышал ей прямо в ухо, предсмертное дыхание было липким и влажным, кровь хлынула на неё, пока она старалась усидеть в седле и оттолкнуть офицера. Но его конь не давал этого сделать. Валорианец вцепился в неё, его карие глаза, жизнь в которых потихоньку угасала, всё ещё горели местью. Мужчина из последних сил потянул девушку вниз. Ему удалось стащить её с коня.
* * *
Лошадь Арина была плоха, но не будь её, было бы хуже. Она вырезала пространство вокруг него. Граница между армиями исчезла. Кестрел должна быть где-то в нескольких отрядах позади него. Валорианцы ещё нескоро до неё доберутся. «Держись рядом», – сказал он ей перед наступлением. Тревога разрослась и ожесточила его. Часть Арина следила за тем, что делали руки и тело, но другая, большая часть, ширилась и брала своё – радость от происходящего. Его радовало убийство, и наряду с этим беспокоила радость от убийств. И красной нитью сквозь все эти чувства шел чистый поток страха. «Держись ближе»...
Он повернул свою лошадь назад.
А что, если он не сможет найти её?
Обратно, назад. Ещё дальше.
Валорианцы уже почти поглотили шеренгу, где были Кестрел и Джавелин.
У него сжались лёгкие. «Где?» – потребовал ответа он.
«Генерал? – игриво спросил его бог. – Позволь указать тебе путь»...
Нервы Арина вопили.
«Распахни глаза», – сказала смерть.
«Посмотри, любовь моя, и узри».
Он прислушался к совету и увидел. Джавелин недалеко, исполин на фоне клокочущей войны. Наездник исчез.
* * *
Кестрел лежала щекой в песке. Её рот был забит им. Она закашлялась и сплюнула, спина и плечи утопали в песке. Девушку придавило мёртвым телом. Она попыталась его скинуть, но силы быстро иссякли. Кестрел уставилась в небо, которое заволокло облаками. Её конь стоял рядом. Она вновь толкнула офицера. Доспехи только утяжеляли его. Девушка оказалась пропитана его кровью. Она все еще слышала её биение, слышала хаос вокруг. Паника сползла по её позвоночнику.
Кестрел толкнула. Тело не сдвинулось с места. Она попробовала сильнее, ощутила, как вес давит ей на грудь. Наконец, она закричала.
* * *
Что-то ударило Арина. Он остался сидеть, повертел головой, чтобы увидеть нападавшего, и заметил валорианский оскал... а потом, слишком поздно, зазубренную сталь по всей длине ступни сапога. Арин заметил его как раз перед тем, как валорианец воспользовался подошвой своего ботинка, как ножом, и полоснул ею по рёбрам лошади Арина.
У юноши заложило уши от пронзительного ржания животного. Он оказался на земле.
* * *
«На войне, – любил порой повторять её отец, – ты можешь выжить, а можешь и умереть. Но если ты поддалась панике, смерть – единственный исход».
Она ненавидела его за это хладнокровие. За правила.
Но.
Тело раздавило её.
Но... песок...
Девушка попыталась сообразить, получится ли у неё перевернуться на живот. Извиваясь, она сместилась под мёртвым телом. Попытавшись перевернуться, она всё ждала, что кто-нибудь её заметит и нападёт. Она ждала, что копыто лошади размозжит ей череп. Но Джавелин остался стоять как вкопанный там, где и стоял с того мгновения, как она упала на землю. Конница маневрировала вокруг безобидной лошади. Никто не смотрел на землю.
Утонув в песке, она разозлилась на себя и начала копать, отбрасывать песок в сторону, будто плыла по-лягушачьи. А потом Кестрел уперлась локтями в жёлоб, который вырыла, и потянула себя наверх.
Ей удалось высвободиться.
* * *
Арин поднялся на ноги. Увернулся – как раз вовремя – от удара зазубренной подошвы сапога в голову. Обеими руками (куда делся его меч?), он схватил валорианца за лодыжку и стащил с коня.
* * *
Кестрел трясущимися руками рылась в песке, чтобы найти свой кинжал. Её кинжал. Она должна его найти. Она не могла его потерять.
Когда она наконец увидела выступающее ребро кинжала под вуалью рыжего песка, глаза девушки ужалили слёзы облегчения. Она схватилась за эфес.
Джавелин стоял на месте, ждал её. Кестрел хотелось прислониться к нему, зарыться лицом в его шкуру. Она хотела превратиться в коня, чтобы выразить свою благодарность, которую он бы понял.
Кестрел хотела оседлать его... а потом увидела поверх седла Арина.
* * *
Арин подобрал с песка меч, взмахнул им – это его?.. неважно – и, что есть силы, опустил, чтобы добраться до шеи поваленного валорианца, успевшего подняться на ноги. Но тот встретил клинок Арина собственным, сумев приставить оба меча к Арину.
Арин ответил, услышал скрежет стали о сталь, почувствовал вибрацию, ощутил давление. Он чувствовал, что давление слабло. Клинок мужчины дрогнул на мгновение.
Но это была уловка. В это мгновение кажущейся слабости, другая рука валорианца потянулась за кинжалом, который он потом воткнул в щель, где соединялась броня Арина.
* * *
Кестрел, спотыкаясь, бросилась вперед по песку, ноги совершенно обессилили; она не могла двигаться достаточно быстро. Валорианец стоял к ней спиной. Она могла видеть лицо Арина, морщинку меж бровей – знак напряжённого раздумья. А потом что-то поменялось: вспышка, узнавание.
Валорианец нанес удар кинжалом. Арин вскрикнул.
* * *
Кинжал впился ему в рёбра. Боль поселилась в боку. Арин нанёс ответный удар, меч, не причинив никакого вреда, протанцевал по валорианской броне, единственное, что удалось Арину, это разрезать шнуровку на правом ботинке мужчины.
– Ты мой, – сообщил валорианец.
Именно эти слова любила повторять смерть. И Арину было удивительно услышать слова бога, раздавшиеся из человеческих уст. Потому он дрогнул. Почувствовал себя странно. Он подумал: «Ой». Он подумал: «Благодать». Арин возрадовался предупреждению бога, осознав, что всегда хотел знать, когда это случится. Ему бы не хотелось слишком скоропостижно оставлять эту жизнь.
Он любил эту жизнь. Любил эту девушку, ставшую частью этой жизни.
Сердце его ударилось о грудную клетку жёстко, возмущенно.
Слишком поздно. Основание валорианского клинка уже приближалось к его голове под углом к шее.
Арин попытался отклониться, но эфес ударил ему в висок.
Тьма смежила веки. Он не чувствовал ног. Арин попытался услышать бога, но взамен откликнулась лишь тишина, а потом он вообще больше ничего не слышал.
