Текст книги "Рожденная заново"
Автор книги: Мари Фишер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)
Мари Луизе Фишер
Рожденная заново
"…То, что могут другие, смогу и я. Мне нужны приключения, иначе я не выдержу.
"Мадам придет сегодня позже", – скажет Лоло моему супругу, когда он появится. Теперь его очередь ждать!
Сегодня я в центре внимания! На улице в мою сторону оборачиваются. И чтобы уж ничего не утаивать: я осушила целую рюмку арманьяка и сняла свое обручальное кольцо с тринадцатью бриллиантами".
1
Проснувшись, она не сразу поняла, день это или ночь. Сон, который так испугал ее, все еще держал в своем плену. Сердце учащенно билось, но все-таки она уже осознала, что это был всего лишь сон.
Сон начинался очень весело. Она была маленькой девочкой, очень красивой, в белом нарядном платьице. Блестящие каштановые локоны падали ей на плечи. Она чувствовала себя принцессой среди других нарядных детей. Был какой-то праздник. Но что праздновалось? Юлия не могла вспомнить. Это происходило где-то на свежем воздухе. В саду? В парке? Во дворике?
А взрослые были при этом? Наверное, нет. Ведь тогда кто-нибудь из взрослых обязательно помог бы ей.
Юлия лежала с закрытыми глазами, напряженно пытаясь прогнать этот сон.
Во сне кто-то завязал ей глаз платком. Сильные маленькие руки толкали ее, поворачивали, кружили так, что ей стало дурно. Сначала все кругом смеялись – ведь это была игра. Она знала, что должна попытаться поймать кого-то из детей. Они были где-то рядом. Ее дергали за нарядное платье, за локоны. Кто-то даже ущипнул за кончик носа. Но ей никого не удалось поймать.
Вдруг все неуловимо изменилось, так что Юлия не сразу поняла, что же произошло. Она продолжала, вытянув руки, вертеться на одном месте, тянулась то в одну, то в другую сторону, пока, наконец, не осознала, что вокруг никого нет. Все исчезли, Юлия осталась одна. Повязка как железный обруч стягивала голову.
Она хотела закричать, но не смогла произнести ни звука. В ужасе она вздрогнула. Ей показалось, что…
Сердцебиение у Юлии проходило. Ведь это был всего лишь глупый сон, который ничего не означал.
Или все-таки? Повязка ведь еще оставалась на глазах. Юлия дотронулась до лба.
– Нет, – услышала она спокойный голос, – госпожа Пальмер, вы не должны этого делать. Ведь господин профессор объяснил вам, не правда ли? – Юлия почувствовала, как кто-то взял ее за запястье и мягко, но энергично отстранил ее руку от лица.
Юлия попыталась открыть глаза, но ей это не удалось. – Я не знаю, где я, – сказала она.
– Вы действительно не помните? – удивленно произнес этот же голос.
– Нет, сестра, я… – Юлия замолчала потому, что что-то в собственных словах показалось ей странным.
– Ну вот видите, вы почти вспомнили, госпожа Пальмер. Правильно, я – сестра, сестра Хайдрун, а вы лежите в хирургической клинике профессора Келлерманна.
– Со мной произошел несчастный случай?
– Ну нет! Вам сделали косметическую операцию.
Постепенно, очень медленно, память возвращалась. – Неужели я действительно решилась на это? – спросила Юлия неуверенно.
– Да, госпожа Пальмер, вы решились.
Итак, она сама добровольно дала себя оперировать. А что, если ее изуродовали? Она читала и слышала о таких случаях. Вдруг ей стало так страшно, что у нее перехватило дыхание.
Ей показалось, что сестра Хайдрун может читать ее мысли, когда та сказала: – Операция прошла хорошо. Профессор очень доволен. А теперь от вас зависит, чтобы все заживало быстрее.
Затем Юлия почувствовала, как к ее губам поднесли соломинку.
– Сделайте глоток, это пойдет вам на пользу. И не беспокойтесь, через пару дней вы сможете опять пить из чашки.
Юлия послушно пила через соломинку и казалась сама себе похожей на маленького ребенка. Она не могла определить, что она пила, но у напитка был восхитительный вкус. Свежевыжатый апельсиновый сок? Возможно.
– Так, достаточно. – Соломинку вынули. – Теперь вы должны немножко поспать.
– Но я совсем не чувствую себя уставшей.
– И все-таки, госпожа Пальмер.
– А сколько сейчас времени?
– Половина второго.
– Меня оперировали сегодня утром?
– Нет. Вчера. Но хватит вопросов. Вам вредно разговаривать. Лучше отдохните.
– Я попытаюсь это сделать, сестра.
– Ну и хорошо. Я посижу около вас.
Вздохнув, Юлия вытянулась. «Итак, я лежу в клинике профессора Келлерманна в Альгаузских Альпах. Я окружена заботой и вниманием. Все хорошо, никаких оснований для паники».
Проходили минуты, часы, дни. Обычно Юлия спала глубоко и крепко, и когда просыпалась, чувствовала себя свежей и отдохнувшей. Но иногда сон был тревожен, в голове начинали вертеться вопросы: что привело ее сюда? Как же она все-таки решилась на эту подтяжку?
Когда приходил профессор Келлерманн, ей меняли повязки, но не разрешали ни смотреть в зеркало, ни даже дотрагиваться до лица.
– Терпение, моя дорогая! – уговаривал ее профессор. – Следуйте моему совету: хотите справиться с жизненными проблемами – наберитесь терпения. Мудрые женщины ничего не делают наспех.
Сестра Хайдрун или кто-нибудь из ее коллег давали Юлии пить уже не через соломинку, а из чашки с носиком. Они водили ее в туалет и мыли.
К ней никто не приходил, никто не звонил ей, ведь она никому не сказала, куда отправляется «на отдых». Ей не хотелось даже слушать радио. Юлии казалось, что оно пищит слишком назойливо. К тому же она физически была не в состоянии настроить радио на определенную радиостанцию и должна была бы довольствоваться только тем, что нравилось дежурному радиоцентра клиники. Поэтому она предпочитала вообще отказаться от радио.
В клинике у Юлии было много свободного времени. Она не могла вспомнить, чтобы у нее когда-нибудь было столько. Ей всегда казалось, что она мчалась по жизни не переводя дух. В последние годы ей удавалась даже такая премудрость, как накраситься, едва глядя на себя в зеркало. Она заранее знала, что ее вид не доставит ей удовольствия и внутренне как бы отрешалась от своего облика.
Когда же это началось? Она была такой красивой девочкой. Нет, нет, в этом она была уверена! Она видела себя той девочкой: длинноногая, с каштановыми волосами, с темно-голубыми глазами, которые Роберт называл «фиалковые глаза». Ах, как давно это было!
А еще раньше, когда она была просто маленькой Юльхен Хайнкес, все ее боготворили: отец, простой человек, ни в чем ей не отказывавший, и мать, часами просиживавшая за швейной машинкой, чтобы сшить для дочери красивые платья, которые они никогда бы не смогли купить в магазине. Юлия всегда была одета как куколка. Даже в джинсах или комбинезоне она выглядела такой модной и очаровательной, как будто ей предстояло идти не на площадку для игр или в школу, а прямо на демонстрационный помост.
Правда, ее сверстники частенько издевались из-за этого над Юлией. Но их насмешки ничего не значили для девочки.
– Вы просто завидуете! – говорила она в ответ на обидные реплики и гордо откидывала головку назад так, что только разлетались ее блестящие локоны.
И это было ее твердое убеждение. Оно-то и делало Юлию совершенно неуязвимой. Она всегда была самая красивая, в каждом классе и в каждой группе. Намного элегантнее, чем кругленькая Аннелорэ – дочь владельца фабрики, которая могла позволить себе все, но всегда одевалась безвкусно.
Но было бы несправедливо утверждать, что вокруг Юлии были только зависть и насмешки. Совсем наоборот! Ее всегда любили. Ведь она собственно никогда никого из себя не корчила. Быть красивой означало для нее нечто само собой разумеющееся, а умение красиво одеваться входило в это понятие. Она никогда не могла понять, как это люди могут не обращать внимания на свою одежду. Платье нужного силуэта, жакет подходящего цвета даже из неприметной девушки могли сделать чудо! Даже при помощи красивого шелкового платка можно было устроить волшебство!
В школе преподаватели относились к ней скептически: их раздражал ее неизменно безупречный вид. Как бы она ни отвечала на уроках, отметки ей всегда ставили хуже, чем она заслуживала. Преподавательский состав был солидарен в одном: нельзя ожидать ничего хорошего от девушки, у которой в голове только туалеты.
Но и это не имело для нее большого значения. Больше всего на свете ей хотелось поскорее закончить школу.
Журналы мод представляли для нее гораздо больший интерес, чем учебник по истории или алгебре.
Еще совсем маленькой девочкой она вырезала тупыми ножницами самые привлекательные модели из журналов, наклеивала их на яркую упаковочную бумагу и разыгрывала целые сцены с ними. Когда Юлия немного подросла, они с матерью подолгу сидели с горящими щеками над журналами мод, возбужденно обсуждая, какое направление моды победит, а какое исчезнет? Но основной проблемой было, как сшить модное платье, не тратя больших денег.
Да, конечно, это ее мать, Йоханна Хайнкес передала по наследству дочери свое ощущение линий, свой вкус и интуицию. Она развила и вкус дочери, поощряла ее интересы.
Еще один вопрос одинаково волновал и мать, и дочь: где и когда Юлия сможет появляться в этом сногсшибательном вечернем или в изысканном коктейльном платье, рискнет ли одеть смелый пляжный костюм? Сшить такой наряд не составляло особого труда для фрау Хайнкес, но вряд ли мог бы появиться случай воспользоваться этими туалетами.
Потом наступило увлечение танцами. Занятия танцами стали для Юлии своеобразной попыткой вырваться из обывательских рамок. Вкус Юлии к этому времени был достаточно развит для того, чтобы она могла понять, что быть слишком хорошо одетой – такая же ошибка, как и быть одетой незаметно. И поэтому ее танцевальные платья были всегда лишь чуть-чуть изысканнее, чем у других. И даже ее вечернее платье для выпускного бала, как бы элегантно оно не было, все-таки было платьем именно для юной девушки. Но в мечтах, которым Юлия предавалась частенько, она совершала «большие выходы». Юлия представляла себя старше на пару лет, не меньше двадцати, одетой то в длинное платье с глубоким вырезом, то в смелое «мини», которое выгодно подчеркивало ее красивые длинные ноги, или же в строгий, почти мужской костюм для верховой езды. Почему одежда для верховой езды? В детстве Юлии так хотелось научиться ездить на лошади, но денег на уроки верховой езды никогда не хватало. Ну, а в своих мечтах она могла ездить верхом так мастерски, как будто всю свою жизнь она только этим и занималась. Она мысленно будто надевала бриджи, кожаные сапоги, под мышкой кнут с серебряным набалдашником и носила все это со свойственной ей грацией и естественностью. Эти фантазии значили для нее гораздо больше, чем если бы она в джинсах и свитере действительно сидела верхом на лошади.
Маленькая Юлия видела, как нравилось матери кроить ткань большими ножницами, строчить на старенькой швейной машинке. Девочка мечтала научиться шить так же как мать и получать от этого такое же удовольствие. Йоханна Хайнкес утвердила Юлию в мысли о том, что швейному делу надо учиться основательно, хотя ей самой в этом смысле не посчастливилось – у Йоханны не было учителей. Всему, что она умела, Йоханна научилась сама.
Но она не любила, когда дочь включалась в работу. Йоханне не нравился ни один стежок, ни один шов, сделанный Юлией. Девочка ужасно огорчалась, когда видела, что все, что она старательно влажными от волнения руками сметала, на следующий же день было распорото. Сначала мать делала это тайно, и Юльхен довольно долго ничего не знала об этом. Когда она поняла, что мать переделывает ее работу, была шумная ссора, обе, и мать и дочь, пролили слезы, но быстро помирились. Но после этого у Юльхен пропал весь интерес к шитью.
– Ничего страшного! – утешала ее мать. – Почему ты уже сейчас должна возиться с этим? Подожди, пока подрастешь и пойдешь учиться!
И все-таки Юлию по-прежнему увлекала перспектива заняться созданием одежды. Во всяком случае, она говорила своим подругам, что ей нравится шить. Однако в своих мечтах она шла гораздо дальше. Она хотела стать дизайнером и самой создавать моду.
Но жизнь многое изменила в жизни девочки: неожиданно умерла мать. Юлия долго не могла прийти в себя после ее смерти. Она возненавидела машинку. Юлия видела, что для матери – а Йоханна шила также и для других людей – это был все-таки подневольный труд. Часами она сидела за швейной машиной, склонившись над шитьем, или орудовала тяжелыми ножницами, раскраивая ткань. Может быть, эта беспрерывная работа днем и ночью и подорвала здоровье матери.
В свои шестнадцать лет Юлия чувствовала себя вполне взрослой. Она трезво оценивала свои возможности. Юлия перебирала разные варианты, она подсчитала, что обучение швейному делу продлилось бы года три, а чтобы сдать на получение звания мастера, ей понадобится еще не менее четырех лет. Семь лет напряженной и, как ей тогда казалось, нелюбимой работы – это было бы слишком. Нужно было найти более быстрый путь в моду.
Юлия нашла этот путь, и помогло ей зеркало. Она была высокого роста, у нее были узкие бедра, тонкая талия и высокая грудь. Все, что носила Юлия, всегда смотрелось на ней эффектно. И Юлия решила стать манекенщицей.
Она выпросила у отца разрешение посещать школу манекенщиц в Дюссельдорфе. Они с отцом жили тогда в Ратингене, и ей нужно было ежедневно ездить на занятия в Дюссельдорф. Уже одно это условие озадачило отца. Отец прекрасно понимал, что она отличается от своих подружек, у которых уже были приятели, а Юлии до сих пор не понравился по-настоящему ни один юноша, она ждала своего принца. В отличие от подруг, Юлия не курила и не пила, а о наркотиках не могло быть и речи. Отец верил в свою дочь и в конце концов согласился.
В школу манекенщиц, куда поступила Юлия, были приняты и совсем юные девочки, и молодые женщины, которые едва ли отвечали условиям выбранной профессии. Но Юлия не задумывалась об этом, дела других ее мало интересовали, она была поглощена своими.
Только директор школы фрау фон Кройт обратила ее внимание на этот факт.
– Милые дамы! Тот, кто поступает учиться в нашу школу, – говорила она, – еще не получает гарантию того, что сделает карьеру в качестве манекенщицы или фотомодели. Было бы безответственно с нашей стороны давать вам такие обещания. Но ни одной женщине не повредит, если она научится показывать себя с наилучшей стороны.
Во всяком случае, все ученицы, худые и полные, высокие и не очень высокие, занимались с большим усердием. Они работали над своей осанкой, тренировали походку, повороты, движения, позы, учились макияжу, парикмахерскому искусству.
Но после окончания школы фрау фон Кройт сделала серьезное деловое предложение лишь одной из них – Юлии: один модельер из Парижа искал «новое лицо» для представления своей новой коллекции.
Юлия навсегда запомнила, какие противоречивые чувства овладели ею в тот момент: безумное счастье от того, что так стремительно приблизилась ее мечта; удивление от того, что это действительно произошло с ней; страх, что отец может не отпустить ее; укоры совести, потому что придется оставить отца одного и неуверенность в себе – ведь она не знала французского языка.
Фрау фон Кройт хорошо понимала, какие чувства овладели девушкой.
– Я, конечно, ничего не могу гарантировать, – сказала она. – Успех в ваших собственных руках – вы должны представить себя там в самом выигрышном свете, ведь пока что рассматривались только ваши документы. Но все же они готовы финансировать вашу поездку, а по опыту я знаю, что это много значит.
– Я не могу принять это предложение, – тихо ответила Юлия. Фрау фон Кройт вопросительно подняла свои красиво изогнутые брови. – Мой отец никогда не разрешит мне.
– А если я с ним поговорю?
– Благодарю вас, фрау фон Кройт, но я и сама не могу сейчас оставить его одного. Ведь не прошло и года, как умерла моя мать.
Было ли правильным тогда ее решение? Кто знает! Если бы Юлия все-таки упросила отца разрешить ей поехать, может быть, ее жизнь пошла бы совсем по-другому. Скорее всего именно так. Но Юлия ни в юности, ни в более зрелые годы не могла и не умела поступать безжалостно по отношению к близким ей людям. Позднее она не раз сожалела, что не поддалась искушению, но прекрасно понимала, что в то время она еще не была готова к полной свободе.
Фрау фон Кройт была, видимо, того же мнения, так как не пыталась оказать на Юлию никакого давления.
– Жаль, – сказала она только, – но я могу вас понять. Если же вы непременно хотите остаться в Ратингене…
Юлия уже готова была сказать, что ей достаточно было бы приезжать домой вечером или, может быть, только на уик-энд. Но она поняла, что будет разумнее не перебивать госпожу фон Кройт и дослушать ее до конца.
– … то должность на фирме «Про Фобис» могла бы подойти вам. Фирма очень молодая, стремится завоевать рынок высококачественными изделиями. Это интересное предложение, на мой взгляд.
Дистанция между модной парижской манекенщицей – а именно ею Юлия уже видела себя – и манекенщицей фирмы в провинции огромна. Горькое разочарование было написано на лице девушки. Она хорошо знала, что такое манекенщица фирмы: девушка, которой целиком распоряжается модельер фирмы, бесконечно примеряя на ней свои новые модели, корректируя их, улучшая и меняя, к тому же она должна заниматься еще и канцелярской работой. Да, ничего общего с блеском помоста для показа французских моделей.
Фрау фон Кройт как будто угадала ее мысли.
– Я знаю, многие молодые девушки боятся работы в фирме, – сказала она с понимающей улыбкой. – Я всегда считала, что это заблуждение или даже нежелание работать всерьез. Именно такая работа помогает получить представление о предприятии изнутри, о механизме закупок, изготовлении и продаже готовой продукции. Разобраться во всем этом со стороны невозможно. Помните, Юлия, что манекенщицей нельзя быть вечно. Поэтому разумнее будет с самого начала совместить в своей работе разные виды деятельности.
Юлия была достаточно здравомыслящим человеком, чтобы понять это. И хотя она не прыгала от радости, когда действительно получила место на фирме «Про Фобис», она была все-таки довольна. Это означало для нее, что она остается с отцом и в привычной обстановке, что она может встречаться со своими подругами и жить на свои собственные, заработанные деньги.
Фрау фон Кройт оказалась права: то, что Юлия смогла познакомиться с созданием женской моды, включая производство готовой продукции, оказалось полезным для всей ее жизни.
2
Когда Юлия проснулась, она даже не поняла, сколько времени она спала? Несколько часов? Или она только вздремнула? Во всяком случае, сквозь тонкий марлевый бинт она все еще ощущала свет, который проникал в палату.
Ей ничего не снилось, по крайней мере, ничего, что осталось бы в памяти. Но она хорошо помнила о том, какие мысли были у нее в голове перед тем, как заснуть, и она снова вернулась к ним.
Она вспомнила свой приход на фирму «Про Фобис», расположенную в городском парке, в величественной старой вилле с высокими потолками, отделанными лепниной. Свое бюро под широкой мраморной лестницей, где раньше, вероятно, была комната для прислуги. Здесь же маленький туалет с раковиной, где она могла повесить пальто и оставить сумку. Зарешеченное окно во двор. Один стул, простой стол, пишущая машинка, картотека – ведь компьютеры в то время еще не были так распространены, полки с делами на стене у лестницы, а на свободной стене яркий плакат. Она так хорошо представляла сейчас все эти предметы.
А ее начальство и коллеги? Она могла точно описать их, как будто это было вчера: Элвира Хаген, шеф всего предприятия, доктор Хаген, ее муж, Роланд Маркуард, главный модельер, Илзе-Лорэ Шнайдер, его помощница, которая постоянно увивалась вокруг него с неизменной подушечкой для булавок в руках, старательная и всегда полная восхищения. Она давно занимала эту должность, и за это время успела стать упорной и самоуверенной женщиной, которая никому бы не позволила перебежать себе дорогу.
Но какими они все были тогда? Тогда – почти двадцать пять лет тому назад. Как бы Юлия не презирала их сейчас, чувствуя себя обманутой, оболганной и униженной, ведь было время, когда она считала их всех очень симпатичными и доверяла им, особенно Элвире Хаген. Иначе Юлия, конечно, не оставалась бы так долго на фирме, и «Про Фобис» не сыграла бы такую большую роль в ее жизни. Уже позднее она успела узнать, что Элвира была абсолютно бесцеремонная особа. Но если бы Юлия понимала это тогда, в самом начале, она быстро бы сменила место работы. Но Юлия осталась верной своей фирме. А Элвира тогда действительно нравилась ей.
Мучительно медленно всплывало перед ее глазами лицо молодой Элвиры Хаген.
Да, Элвира была совсем молодой, когда Юлия начала работать на фирме «Про Фобис». Но Юлия, сама еще наполовину ребенок, видела в Элвире Хаген вполне зрелую и несколько высокомерную женщину. Это была красивая, худая, изящная блондинка. Она была постоянно в движении, похожая на кошку, всегда готовую к прыжку, полная идей, с неспокойными карими глазами.
Ее муж, который хорошо разбирался в финансовых и бухгалтерских делах, казалось, посвятил себя тому, чтобы гасить ее быстро воспламеняющиеся восторги и вообще сдерживать ее стремительный темп. Уже тогда, в молодые годы, он производил впечатление тяжелого на подъем человека с собачьей преданностью в глазах.
С самого начала Юлия почувствовала, что нравится ему, и что он может замолвить за нее словечко, если его жена будет ею недовольна. При этом, разумеется, он вел себя очень осторожно и дипломатично. Когда они были одни, он дружески улыбался, иногда говорил ей что-нибудь подбадривающее и даже позволял себе иногда пошутить, чтобы вызвать ее улыбку. Однако в присутствии жены он не обращал на Юлию никакого внимания. И хотя невозможно было представить себе структуру «Про Фобис» без доктора Хагена, он всегда был под каблуком у Элвиры.
А вот с главным модельером фирмы Роландом Маркуардом Элвире было не так легко. Он был единственным человеком на фирме, который оказывал сопротивление ей. Это был молчаливый, холеный, бледный человек с красивыми руками, привлекающими внимание, который никогда не произносил лишних слов, но мог с исключительным упрямством стоять на своем, когда речь шла о тканях, фактуре, покрое или о линиях и направлениях моды. И хотя последнее слово было всегда за Элвирой Хаген, на самом деле чаще всего побеждал именно он. Если этого не происходило сразу, то, как правило, впоследствии выяснялось, что он был прав. Элвира не признавала этого вслух, а Маркуард никогда не напоминал ей о своей правоте при следующем столкновении.
Илзе-Лорэ, напротив, обожествляла мастера. Каждую его идею и каждое указание она буквально впитывала в себя. Лишь изредка она осмеливалась выдвинуть свое предложение.
Когда Юлия стояла задрапированная в шелковую ткань из рулона, а именно так Маркуард любил оценивать, как будет выглядеть ткань в изделии, то Илзе-Лорэ произносила иногда: «По-моему здесь следует сделать защипы!». Или: «Мне представляется, здесь на талии должна быть легкая сборка!»
Но ни одно из ее предложений никогда не было поддержано мастером, лишь изредка он давал понять, что вообще слышал ее.
Юлия обычно молчала. Она лишь старалась принять изящную позу, лишь слегка поворачивалась, как это было нужно мастеру.
Конечно, у нее были и свои идеи насчет того, что было бы лучше всего сделать из той или другой ткани. Ведь недаром Юлия обсуждала с матерью все, что касалось моды и наблюдала, как та кроит и обрабатывает ткань. Юлия понимала, что здесь, среди специалистов, ее мнение никому не было интересно. Но Юлия всегда чувствовала очарование, которое исходило от новой, еще не раскроенной ткани и наслаждалась запахом и прикосновением прохладной ткани к коже.
Когда же ткань бывала раскроена и собрана в модель, это ощущение проходило. Было довольно трудно стоять неподвижно, как кукла, пока Маркуард наносил метки мелком, распарывал какой-то шов или закалывал что-то булавкой. Она могла видеть все это в зеркале, но ей трудно было понять, какое значение имели эти едва заметные изменения. И она радовалась, когда наконец ее отпускали и она могла вернуться в свое бюро, где всегда ее ждала гора бумаг.
Гораздо интереснее были следующие примерки: когда будущее платье, жакет, брюки или пальто можно было представить с первого взгляда. При таких примерках Юлия могла двигаться, чтобы представить в наиболее выгодном свете красивую вещь, и даже сама могла увидеть, если талия была не на месте, плечи слишком широки или была неправильно выбрана длина. Но она удерживалась от замечаний, если только Маркуард сам не обращался к ней с вопросом.
Однажды он спросил Юлию, распарывая какой-то шов: – Послушайте, почему вы ничего не сказали мне? Ведь пояс явно следовало бы ушить.
– Да, конечно. Но я была уверена, что вы сами заметите это.
Это был один из тех редких моментов, когда Маркуард одобрительно посмотрел на Юлию. – Хорошая девочка, – похвалил он, улыбаясь.
Эта похвала придала ей уверенность в том, что она выбрала правильную линию поведения – сдержанную и уважительную.
Примерки были тягостными, но сознание того, что все модели фирмы «Про Фобис» скроены и сшиты на нее, приносило ей удовлетворение. Но именно это и обязывало Юлию строго следить за своей фигурой. Однажды она, совершенно не задумываясь о последствиях, набросилась на виноград, и пожалуйста, – талия на целых три сантиметра увеличилась.
Это почти привело к нервному срыву у обычно тихого, уравновешенного Маркуарда.
– Что с вами? – кричал он. – Что случилось? Только не говорите мне, что вы ждете ребенка. Вы не имеете права на это! Это было бы катастрофой!
Юлия тогда испугалась его бурной реакции, но в то же время такое внимание к ее фигуре было лестно. Конечно, она понимала, что в случае необходимости найдется другая девушка с хорошей фигурой. И все-таки Юлию согревала мысль, что именно она вдохновляла модельера, и поэтому она была рада успокоить Маркуарда.
Он милостиво принял ее объяснение, но все-таки, когда она извинилась, сердито сказал: – Никогда больше не делайте так, Юлия.
