Текст книги "Плутовка Ниниана ; Сила любви ; Роковые мечты (сборник)"
Автор книги: Мари Кордоньер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 32 страниц)
Эта страстная, горькая, агрессивная речь вернула Рене де Параду к действительности. Он никак не ожидал столь фанатичного взрыва чувств женщины, которая, забыв обо всем на свете, клянется жестоко отомстить обидчице!
– О, как же ты его любишь… – хрипло прошептал он.
– Больше жизни! – подтвердила Флёр сиплым голосом. – Но она потеряла для меня всякий смысл, раз его нет в живых!
– Нет, он жив! – Отказавшись от всяких дипломатических маневров, ее отец наконец-то прекратил злые шутки. – Боже правый, ты не так меня поняла, дитя мое! Я имел в виду твою честь, которая так много для тебя значит, а не жизнь этого честолюбивого графа. Его судьба в твоих руках. Король Генрих проявил милость, поскольку у него просто не было другого выхода после представленных ему доказательств. Его единственное условие – сохранить репутацию герцогини перед лицом непосвященных. Но это равносильно предстоящему удалению графа и тебя от королевского двора.
– Я… Мне кажется, я не понимаю…
Переброшенная в мгновение ока из глубочайшего отчаяния в реальную надежду, Флёр с трудом постигала смысл слов отца.
– То письмо, которое ты якобы написала, разоблачено как фальшивка. У тебя есть при дворе могущественные и умные друзья, добывшие соответствующие доказательства и сделавшие возможным твое освобождение.
– А мой муж?
– Он еще ничего не знает. Он проявил великое благородство, стремясь отмести от тебя всякую вину. Но тот факт, что он признается в вещах, которых вовсе не было, значительно затрудняет завершение его дела. Добавлю к этому, что король Франции выделил большие средства на строительные работы, проводимые в Ане, где герцогиня де Валентинуа обновляет свой замок. Поэтому он ощущает некоторый дефицит в деньгах. Крупномасштабный кредит, предоставленный королю торговым домом Торнабуони, немало способствовал ускорению разбора дела графа и графини Шартьер.
– Ане! Означает ли это, что фаворитка украшает замок своего покойного супруга произведениями искусства, приобретенными по существу на наши деньги? – попыталась Флёр истолковать происходящее.
– Кредиты банка Торнабуони предоставляются без учета личных мотивов, дитя мое, и ты это знаешь! Финансовые трудности короны стали хроническими с тех пор, как отец правящего ныне короля просто-напросто разграбил государственную казну своими строительными предприятиями и военными походами. Это не в последнюю очередь явилось причиной того, что король Франциск много лет тому назад отнесся к браку своего сына с юной наследницей дома Медичи, как к дару небес.
– Деньги и власть! Всегда все сводится к двум этим вещам… – задумчиво пробормотала Флёр, и безумное напряжение, которое до этого момента удерживало ее на ногах, уступило место пустоте и отреченности. – Жизнь при дворе – это не что иное, как постоянная борьба за Золотого Тельца. Каждый придворный боготворит блеск и власть, а между тем ни то ни другое не стоят даже одного-единственного дня любви!
Ее отец сокрушенно покачал головой.
– Разве не ты хотела любой ценой войти в круг тех, кто видит смысл жизни в захватывающих придворных развлечениях? Разве не ты отказывалась признать верными мои доводы против этой жизни и добилась с помощью королевы удовлетворения своих желанных устремлений?
Слабая улыбка блуждала по красиво очерченным бледным губам Флёр.
– Глупая ошибка моего ребячества. Поверите ли вы мне, если я скажу, что с тех пор поумнела?
Отец смотрел на нее, сморщив лоб. Флёр, признающая свою ошибку, имела такой трогательный и непривычный вид, и вообще его ли это Флёр стоит перед ним и смотрит затуманившимся взглядом вдаль, механически вращая вокруг пальца тяжелый перстень, кажущийся явно слишком большим для ее руки? Его ли это дочь, потерявшая прелесть детской наивности и превратившаяся в очень красивую взрослую женщину?
– Что это за перстень у тебя на пальце?
– Ты его не узнаешь? Он принадлежал бабушке, которая и подарила его мне незадолго до смерти. Это все, что осталось у меня из моих драгоценностей. Наверное, сейчас Диана де Пуатье носит те нитки жемчуга, которые ты мне подарил к моему пятнадцатилетию.
– Ты получишь все обратно. Но этот перстень лучше припрятать. Это не простое украшение, которое можно выставлять на всеобщее обозрение.
Нечто подобное говорил ей и муж. Флёр невольно прикрыла перстень рукой, как бы защищая эту драгоценность. В прикосновении к нему она нашла для себя какую-то силу и утешение, и именно в этом она нуждалась сейчас особенно сильно. Ибо внутренний голос шептал ей, что еще не все миновало!
Глава 19
Флёр де Сен-Тессе, графиня де Шартьер, пыталась скрыть свое нетерпение. Вернувшись в Фонтенбло под надежным присмотром своего отца, она, однако, до сих пор еще не получила возможности упасть в объятия своего супруга. Строгая изолированность от двора создавала впечатление, что власти поставили перед собой задачу исключить любые контакты Флёр со всеми прочими придворными. Даже Виола де Монтень не получила разрешения встретиться с ней.
– Как ни жаль, но придется тебе подчиниться официальному приказу о твоем удалении от двора, – спокойно заявил отец. – Тебе велено упаковать личное имущество, а затем, после прощальной аудиенции у королевы, вам с графом надлежит немедленно покинуть замок и отправиться в то место, в которое будет велено. Таково распоряжение короля, и ты не можешь ничего изменить.
– Зачем такие сложности? – запротестовала Флёр. – Почему бы мужу и мне просто не сесть в карету и не отправиться в путь?
– Потому что твое официальное подчинение этим санкциям является желанием Его Величества короля Генриха. Неужели твоя упрямая головка не в состоянии этого усвоить?
Флёр подчинилась выраженному этими словами призыву отца к повиновению. Никто не смел противоречить Рене де Параду, когда в его тоне слышался некий исключающий непослушание оттенок. Для Флёр время томительного бездействия завершилось, когда наконец пришел приказ явиться в рабочий кабинет королевы.
Флёр готова была покинуть роскошные апартаменты королевского замка без всяких сожалений. Эти покои видели слишком много ее слез, чтобы оставить о себе сколько-нибудь приятные воспоминания. Даже пережитые здесь часы любви ничего не меняли в ее отношении к замку. Ведь это была лишь насильственная, полная трагизма страсть, не имевшая ничего общего с теми интимными нежностями, которые она испытала в объятиях Ива лишь в ночь, проведенную в застенках тюрьмы.
Флёр хотела поскорее покинуть этот роскошный дворец, что и нашло отражение в тех стремительных шагах, которыми она, перегоняя отца, отправилась навстречу своему будущему, а также и в том своенравном движении, которым она высоко вскинула голову, словно желая одной только силой воли устранить наконец все препятствия на пути к отъезду.
Но все же ее шаги замедлились, а затем она и вовсе замерла, словно на полном ходу налетела на стену, как только вошла в украшенные роскошными коврами покои, где в большом мраморном камине плясали языки пламени. Катарина Медичи ненавидела осеннюю стужу в Фонтенбло, и в ее покоях всегда царило тепло, создававшее несравненно более уютную атмосферу, нежели во всех остальных помещениях замка.
Ив де Сен-Тессе стоял около камина с бокалом вина в руке и в столь небрежной позе, в какой она никогда еще его не видела. Их взгляды встретились, и они забыли обо всем на свете. Они видели только друг друга. Застыв в неподвижности, не переводя дыхания, углубленные лишь во взаимное созерцание, они наслаждались внезапно свалившимся на них счастьем. Эта сцена тронула сердце королевы, которая тоже на миг застыла, любуясь на них, пока наконец Рене де Параду, спешивший за своей дочерью, достиг цели и, немного задыхаясь, опираясь на свою трость, переступил порог рабочего кабинета Катарины Медичи.
– Вы?! – поразился граф и сделал шаг вперед. Лишь тихий смех королевы довел до его сознания, что это движение можно истолковать как намерение схватить незнакомца обеими руками за горло.
Располневшая флорентийка поднялась со стула за широким письменным столом и милостиво протянула руку Рене де Параду для почтительного поцелуя. На графа Шартьера она бросила насмешливый взгляд.
– Вижу, что с отцом вашей супруги вы уже знакомы. – Затем повернулась с легкой улыбкой к старому господину. – Добро пожаловать, сеньор де Параду, и простите вашей правительнице чрезмерное вмешательство в судьбу вашей красивой дочери. Как видите, причины для этого были серьезные!
Румянец, окрасивший щеки Флёр после этого замечания, вспыхнул и на лице ее мужа, вспомнившего, с каким страстным пылом он рассказывал этому господину про Флёр. С любовью, но и с наигранным пренебрежением к ее уму. Эта игра была неизбежна, ибо граф понимал, что ничего не понимающей в дипломатических интригах хорошенькой молоденькой графине подарят свободу скорее, чем умной шпионке, способной разбираться во всех деталях.
Теперь граф уловил также, в чем выражались следы того удивительного скрытого сходства между отцом и дочерью, которые так его озадачивали. Хотя по внешности Флёр едва ли чем-то напоминала отца, все же они удивительным образом имели между собой много общего. Это выражалось в какой-то особенной, таящейся во взгляде улыбке, в манере насмешливо приподнимать брови и выставлять вперед подбородок, как только приходилось защищать свою точку зрения в каком-то споре.
Ради всех святых! Выходит, это и есть тот человек, которого он, не зная, мысленно назвал торговцем, обвиняя в тщеславии; о котором думал, как о ловкаче, пославшем свою дочь ко двору искать подходящего мужа, способного придать дому Параду аристократический блеск. Этого человека он принимал за обычного, усердного в деловых операциях и жадного до наживы купца. Именно его, который, даже будучи одетым в простой бархатный костюм, выделялся среди присутствующих своим благородством и какой-то скрытой силой, исходящей от него. Сеньора, чье слово уважал сам верховный полководец Его Величества! И как же могло прийти ему в голову, что такое создание, как Флёр, происходит от вполне заурядных, обычных родителей? Разве есть при дворе другая женщина, которая сочетала бы в себе столь совершенным образом глубокий интеллект, прекрасную внешность, грацию и аристократизм?
Ив де Сен-Тессе нашел выход в глубоком, почтительном поклоне. Подняв голову, он ощутил нежный аромат цветов, исходивший от одеяния Флёр, и понял, что она встала рядом с ним, сделав это как нечто само собой разумеющееся. Как же красива она, несмотря на тени под глазами, свидетельствующие о напряженном состоянии, несмотря на пульсирующую жилку на гордой шее.
Граф де Шартьер протянул руки ей навстречу, и она вложила в них свои. Флёр с трудом сдерживала пронизывавшую ее дрожь. Крепкое пожатие его руки напомнило ей тот леденящий ужас, который охватил ее при расставании с ним в темной камере, но одновременно и придал ей силы бороться с обстоятельствами.
– Супруг мой! – прошептала она почти беззвучно.
– Mon Amour! [14]
Как же она мечтала услышать эти слова и самый звук его голоса!
Если Рене де Параду еще требовались какие-то доказательства искренности признаний дочери или его надменного зятя, то теперь он их получил сполна. Какой бы нелепой ни была прихоть судьбы, принесшая Флёр этот брак, не могло быть сомнений, что она любит своего мужа столь же страстно, как и он ее.
Флёр вся светилась изнутри, а лицо Шартьера, выражавшее полное поклонение божеству, вызвало в памяти старого сеньора образ отчима. Поистине, сходство его дочери с бабушкой зашло дальше, чем он предполагал. Видимо, и Флёр была способна полностью покорить мужчину.
– Вам придется уехать, – прервала королева резковатым тоном их немое созерцание друг друга.
Флёр интуитивно почувствовала всю неэтичность их поведения: выставленная напоказ горячая любовь лишний раз напоминает королеве о собственном безрадостном браке. Молодая женщина заставила себя оторвать взгляд от графа и обратить все внимание на Катарину Медичи.
– Как мне ни жаль отказываться от ваших услуг, – продолжала королева, – но, учитывая создавшееся положение, другого выхода нет. Речь идет о приказе короля, которого все случившееся заставило принять немедленное решение о вашем удалении от двора. Он не желает никаких новых осложнений. Но мне все же не хочется бросать вас в омут неопределенного будущего. Посмотрите сюда…
Она повернулась к письменному столу и взяла свернутые в трубку листы, которые передала Иву де Сен-Тессе, а потом продолжила:
– Здесь грамоты на владение графством Фижак! Оно находится, как вы, вероятно, знаете, в Оверни и, следовательно, в той провинции, которую мне завещала моя мать Мадлен де ла Тур д’Оверни. Вы будете там в полной безопасности, а мне ваше присутствие там будет приятно. Ведь в имении Шартьер вас бы ожидали лишь развалины. Начните в Оверни все сначала и, заверяю вас, не пожалеете…
Великодушный жест королевы, известной своей экономностью, лишил Флёр дара речи, и она могла лишь наблюдать, как ее супруг с почтительным поклоном принял неожиданный подарок. Когда он собрался выразить свою благодарность и уже открыл было рот, Катарина Медичи резким взмахом руки показала, что это ни к чему.
– Нет, нечего меня благодарить. Сам король должен был компенсировать вам потери, которые вы понесли, служа ему. Но я хочу лишь оценить то, на что вы пошли ради спасения одной из моих самых любимых фрейлин. Симпатия, которую я питаю к вашей отважной супруге, очень глубока, и я знаю, что она отвечает мне тем же. Не забывайте меня, малышка моя, и возвращайтесь ко двору, как только повеет более благоприятным для нас ветром!
И тут Флёр оказалась в пахнущих пряными восточными травами объятиях и ощутила на своей щеке поцелуй.
– Надеюсь, дорогая моя, в вашем замке Фижак вы найдете возможность усовершенствовать свое швейное мастерство. Ибо следует признать, что в этой области вы, по сравнению с другими областями, выглядите не лучшим образом, – добавила королева в тоне материнского назидания.
Разрываемая между чувством благодарности и смехом, Флёр от души тоже обняла королеву и нашла в себе мужество заметить:
– Ваше Величество будет единственным человеком при дворе, разлука с которым доставит мне боль!
– Ну, ну, это такая чепуха, что дальше ехать некуда. Придется мне утаить эти слова от вашего спасителя, господина Пьеро Строцци. Уж он-то не заслужил подобного пренебрежения. Именно он освободил вас из темницы и разыскал в Париже того фальсификатора, который выполнил поручение герцогини де Валентинуа. Признание этого человека в исполнении подделки и описание внешности его заказчицы оказались теми фактами, которые убедили короля передать дело в мои руки, чтобы распутать его до конца, не нарушая приличий.
Перед мысленным взором Флёр возникла смешная маленькая фигурка на непомерно высоких каблуках, голову которой всегда покрывали самые немыслимые, украшенные разноцветными перьями шляпы. Королева права. Конечно же, отточенных острот и забавно-колких замечаний господина Пьеро ей будет очень недоставать, как и его преданной, ненавязчивой дружбы. Как это могла она забыть о нем?
– Я прошу Ваше Величество передать господину Строцци мою искреннюю благодарность и мое глубочайшее чувство дружбы, – попросила она.
– Я сделаю это с радостью, дорогая моя! Да, кстати, граф…
Королева, которая, казалось, была готова на этом завершить аудиенцию, протянула руку в направлении задней стены помещения. По довольному поблескиванию ее глаз Флёр почувствовала, что королева припасла напоследок нечто совершенно необычайное.
– У меня есть еще личный подарок для вас и вашей будущей семьи, граф Шартьер. Не желаете ли взглянуть?
Флёр тоже в некоторой растерянности посмотрела на указываемый королевой стул. Какая-то прямоугольная, не очень большая деревянная доска опиралась на его спинку. Видимо, какая-то картина. Многие итальянские художники, работавшие во Франции, предпочитали писать картины на дереве.
Граф подошел к изображению и повернул его лицевой стороной к зрителям, чтобы все могли увидеть его. Реакция каждого из присутствующих оказалась совершенно различной.
Королева улыбалась, ее выражение лица напоминало торжествующую кошку, держащую в своих когтях трепещущую мышь. Рене де Параду побледнел, сделав шаг вперед, и крепче ухватился за свою трость. Флёр в растерянности вскинула руку ко рту, а Ив де Сен-Тессе, казалось, не верил собственным глазам.
Перед ними был мастерски выполненный портрет молодой женщины, сидящей на резном деревянном стуле. Ее изумрудно-зеленое платье с острым вырезом на груди было сшито по моде прошлых лет, узкие, нежные руки лежали на коленях, держа серебряную розу, а волосы мерцали под тонкой вуалью, прикрепленной к надетому на лоб обручу. Но светло-серебристое сияние ее локонов прорывалось через тонкую материю, напоминая отражение луны в зеркале спокойной воды. Мечтательный взгляд женщины был обращен вдаль.
Флёр знала, что никто никогда не писал такого ее портрета, и все же испытала странное ощущение, будто она смотрит в волшебное зеркало, в котором видит себя через годы. Что это значит? Флёр в полной растерянности посмотрела сначала на отца, потом на королеву.
– Ради всего святого! Кто… Кто это? – прервал наконец молчание Ив де Сен-Тессе. – В том, что это не Флёр, я уверен!
– Это – Изабель д’Анжу, младшая дочь Рене д’Анжу, в первом замужестве мадам де Параду, а во втором – супруга Фабио Торнабуони, ближайшего друга и кровного родственника Лоренцо Великолепного, моего деда. Изабель – бабка вашей супруги, сеньор, – дама, сын которой мог бы справедливо претендовать на корону Франции. Однако Изабель много лет тому назад дала святую клятву отказаться от всех претензий, чтобы репутация короны не страдала из-за раздоров.
Слова королевы падали, словно звенящие, сияющие жемчужины к ногам графа и складывались в его уме в образ перстня, на котором была изображена роза из герба династии Анжу. Королевский перстень на шелковистой коже цвета алебастра, «…подарок моей бабушки…».
– Я не знал, что существует такой портрет! – Рене де Параду, единственный здесь свидетель невероятного сходства своей дочери с ее бабушкой в молодые годы, снова сделал шаг вперед, словно захваченный волшебными чарами. Непроизвольно он коснулся простой рамы, как бы желая убедиться, что все это – явь, а не сон.
– Заказ на этот портрет сделал король Рене, – пояснила Катарина Медичи. – А его вдова Жанна де Лаваль отослала портрет Шарлю дю Мен, единственному королевскому наследнику мужского пола. Можно предполагать, что она имела в виду устроить брак Шарля, наследника французского трона, с Изабель, представительницей рода Анжу. Это послужило бы консолидации власти французской династии на юге страны. Но дю Мен умер, и ваша матушка выпала из игры, ставкой в которой было владычество над Французским королевством.
– Но… Прошу прощения, как этот портрет попал к вам? Лично я вообще не знал о его существовании.
Катарина Медичи только и ждала этого вопроса от сеньора Параду. Ей явно доставляло удовольствие дать на него ответ.
– Отец моего супруга обнаружил портрет в замке Анжер и попытался напасть на след изображенной на нем дамы. Вы ведь знаете, он питал слабость к красивым женщинам. Однако Фабио Торнабуони в свойственной ему неподражаемой манере сорвал всякие попытки поисков, так что у короля только и остался этот портрет, на который он иногда поглядывал с оттенком грусти. Лично я не придавала ему особого значения до тех пор, пока мне не была представлена ваша дочь. Предполагаю, что и супруг мой смутно помнит, об этом портрете, а потому и расположился к Флёр с особой симпатией. Полагаю, что в дальнейшем этому портрету лучше всего будет в доме графа де Шартьера…
Флёр к этому моменту преодолела первую волну охватившего ее изумления и смотрела на королеву с завистью. То, что Катарина знала о необыкновенной судьбе Изабель больше, чем сама Флёр, вызвало у нее на миг жгучую ревность. Однако затем она осознала, что должно последовать за полученными сведениями.
Флёр поняла, что Катарина Медичи намеренно раскрыла перед графом благородное происхождение его жены. Оказалось, что в жилах презренной купеческой дочки течет королевская кровь.
– Второй муж мадам Изабель, Фабио Торнабуони, как я уже сказала, был кровным родственником моего деда Лоренцо Медичи, которого называют Великолепным, – продолжала Катарина. – Лоренцо заставил своих детей и внуков принести клятву верности дому Торнабуони и оказывать ему покровительство. Как видите, я еще и поэтому была обязана позаботиться о том, чтобы с вами не приключилось ничего дурного, дорогая моя. Но хватит разговоров о том, что было когда-то. Не теряйте времени. Я приказала приготовить для вас эскорт в составе двух дюжин солдат, которые будут вас сопровождать в ваше новое графство. Мы живем в смутное время, так что оружие эскорта может оказаться не лишним.
Еще один реверанс, последнее объятие, и вот уже посетители могут удалиться. Краешком глаза Флёр видела, как ее муж осторожно поднял портрет и завернул его в льняное полотно, специально для этого приготовленное. Хотя Флёр еще окончательно не свыклась с мыслью, что изображение, так похожее на ее собственное зеркальное отражение, и есть портрет любимой бабушки в молодости, она почувствовала себя счастливой, увидев, как осторожно и бережно обращается с ним граф.
Выйдя из покоев королевы, Флёр поняла, что ее отец предусмотрел все дальнейшие действия. У выхода их ожидал лакей с плащами, а другой выслушивал четкие приказания сеньора де Параду. Мужчины заторопились через коридоры к выходу, а Флёр, не желая слишком уж спешить, проявляя присущее ей упрямство, решила, что она, конечно, последует за отцом и мужем, но не устраивая никакой спешки. Ведь не посягнули же они на какие-то сокровища в покоях королевы, поэтому чего же нестись сломя голову?
В результате ее спутники ушли немного вперед, когда герцогиня де Валентинуа вышла из зала аудиенций. Двустворчатая дверь открылась как раз около Флёр. Какой-то миг обе женщины, словно окаменев, ошарашенно смотрели друг на друга. За спиной Флёр располагался ряд широких окон, поэтому резкий свет удивительно яркого осеннего солнца со всей силой упал на мраморно-бледные черты лица фаворитки, которая с трудом приходила в себя от неожиданности.
Да, этот свет был жесток, он безжалостно выставил напоказ слой белой рисовой пудры, которой стремилась законсервировать свою красоту старшая из двух случайно столкнувшихся в этом коридоре женщин. Тонкие морщинки залегли в уголках глаз и рта, а в черных глазах, обычно столь ярко сияющих, нельзя было не заметить усталости. Герцогиня боролась с возрастом и временем, ведь оба эти фактора подкапывались под ее красоту, когда-то столь неотразимую.
– Ваша Светлость!
Флёр спаслась от растерянности в реверансе, подлежащем исполнению при встрече с герцогиней в соответствии с ее титулом. И одной только грации движения молодой женщины оказалось достаточно, чтобы старшая зло сжала тонкие губы.
– Я вижу, что вы готовы тронуться в путь, графиня… – колко сказала она, с силой теребя кончики красивой шали, накинутой на окантованное черной каймой белое парчовое платье, словно именно эта накидка виновата в ее плохом настроении.
Целый ряд едких и злорадных ответов просился на язык Флёр, но вслух она не высказала ни одного из них. Не отрывая взгляда от крошками спадающего с лица ее противницы макияжа, Флёр вместо ненависти неожиданно ощутила лишь жалость, чем и сама была совершенно ошарашена.
Как же это, наверное, ужасно – ежедневно всматриваться в свое изображение в зеркале и признаваться себе самой, что та власть, которой ты обладаешь, покоится лишь на твоей исчезающей красоте. Что любвеобильный король в любой момент может перевести взгляд своих глубоко посаженных глаз на более молодую, более достойную обожания особу, а это ведь положит конец всему могуществу герцогини.
Как жить, если приходится опасаться каждой улыбки, а любое новое личико при дворе невольно сравнивать со своим и гадать, есть ли шанс выдержать конкуренцию. Ведь после Флёр явятся и другие, столь же прелестные молодые дамы, которые еще не отдали своего сердца избраннику и желали бы понравиться королю.
– Мы уезжаем, – подтвердила Флёр с подчеркнутой мягкостью. – Я счастлива, что это так. Для жизни при дворе я не гожусь.
– До чего же верно сказано! – зло ответила герцогиня. – Но у меня есть к вам один вопрос. Откуда взялась власть, которой вы обладаете, заставившая короля лично вмешаться в события, чтобы спасти вас? Еще никогда не было такого случая, чтобы он отменял мои приказы! Может быть, за этим стоит ваша госпожа, то есть та самая итальянка, которая вмешивается во все дела?
– Не в моей компетенции толковать решения короля, Ваша Светлость! – учтиво ответила графиня Шартьер. – Полагаю, вы сможете найти ответ на ваш вопрос лично у Его Величества. А теперь прошу прощения, муж ожидает меня у выхода. Или, быть может, вы желаете попрощаться также и с ним?
Диана де Пуатье бросила на свою соперницу убийственный взгляд и зашелестела прочь. Рослая, элегантная фигура, богиня, чуть ли не памятник себе самой, который, кажется, может быть свергнут с пьедестала только в результате вселенской катастрофы. Но кто способен предсказать, какие гримасы собирается строить жизнь?
– Флёр! Ради всех святых, когда же вы прекратите меня пугать?! – Граф Шартьер подбежал и схватил супругу за локоть. – Я было подумал, что у вас опять какие-то проблемы! Неужели вы не можете уехать, не прощаясь с этой опасной дамой?
Флёр ощущала его крепкую руку и слышала беспокойство в голосе. Она ответила улыбкой, сразу же смягчившей выражение строгости на его лице и уменьшившей беспокойство в его темных глазах. Но все же у него еще оставался оттенок неуверенности.
– Вы не будете сожалеть о том, что далеки от всей этой придворной сутолоки? – осведомился он.
– Нет, – просто ответила она. – А вы?
– Нет. Боюсь, что нам не хватит с вами ни дней, ни ночей…
Немного растерявшись, Флёр наморщила лоб. Что он имеет в виду? Ее вопрошающий взгляд вызвал у него такую улыбку, что ее сердце екнуло.
– Что я имею в виду? Что ж, любовь моя, мы с тобой теперь являемся владельцами подаренного нам королевой графства, а, значит, надо срочно позаботиться о наследнике дома Шартьер. К тому же я каждым вздохом хочу доказывать, что ты – властительница моей души!
Флёр судорожно сглотнула слюну, его страстные слова прокатились горячей волной по всему ее телу. На момент веки ее опустились, а, поднявшись вновь, открыли зеленое сияние глаз.
– Чего же мы еще ждем, любимейший мой господин? Вам не кажется, что время отъезда настало?
– Да, пойдем! Новый дом ждет нас!
