Текст книги "Плутовка Ниниана ; Сила любви ; Роковые мечты (сборник)"
Автор книги: Мари Кордоньер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 32 страниц)
Глава 7
– Теперь я понимаю, почему ваш отец так сомневался, следует ли определять вас ко мне на службу. – В голосе королевы не было свойственных ей дружеских ноток. Он звучал жестко, и итальянский акцент слышался еще сильнее, чем обычно. Флёр, опустив глаза, стояла, устремив взгляд на виньетки дорогого восточного ковра под ногами.
Более суток прошло после скандала, прежде чем Катарина Медичи вызвала ее к себе в рабочий кабинет. Это были бесконечные часы, у Флёр имелось более чем достаточно времени, чтобы пожалеть о своем глупом поступке и разобраться во всех деталях крушения ее положения в обществе.
– Ясно ли вам, что вы вели себя непростительно? Нет никаких оправданий такому нарушению приличий и добропорядочности! Вы меня полностью скомпрометировали как принимающую гостей хозяйку!
Хотя внешне Флёр выслушивала этот выговор с полным смирением, в ней все еще не угасло внутреннее сопротивление. Почему же всю вину за случившееся возлагают только на нее? Почему королева игнорирует то обстоятельство, что Диана де Пуатье сама спровоцировала Флёр и не реагировать на это было невозможно?
Если исходить из того, что об истинной причине скандала не знал никто, кроме могущественной фаворитки и графа, оставался неоспоримым тот факт, что первой бросила перчатку вызова мадам Брезе. Выходит, от Флёр ожидали, что она безответно примет это оскорбление?
– Его Величество мой супруг отдал распоряжение заключить вас в тюрьму, – завершила королева свой строгий выговор.
– О нет! – Флёр подняла голову. Она попыталась скрыть дрожь своих рук, прижав пальцы к груди. Причем в этот момент она не столько боролась за себя, сколько думала о том, как воспримут родители ее позор, когда обо всем узнают. Ведь она, выходит, запятнала старое и честное имя рода Параду. Это она из-за мелочной тяги к мести за оскорбление невинного девичьего сердца лишила чести целую семью.
– А раньше вы не подумали о последствиях вашего поступка? – продолжала королева строгим тоном, не обращая внимания на возглас отчаяния, вырвавшийся у Флёр. – У мадам Брезе был приступ истерики, и даже Его Величество был не в состоянии ее успокоить. Над ней хлопотали все придворные врачи, пришлось трижды прибегнуть к кровопусканию. А это, как вам отлично известно, не очень-то приятная процедура. Кроме того, лейб-медик короля полагает, что застой крови, вредный для ее нервов, лучше всего устранять с помощью регулярных клизменных процедур…
Прошло еще некоторое время, и до сознания Флёр дошло, что тон порицания в высказываниях ее госпожи изменился. Низкий спокойный голос придавал подробному описанию страданий красивой фаворитки какие-то мстительные оттенки. Казалось, что скоро в ее голосе завибрируют нотки удовлетворения и даже удовольствия.
Наконец Флёр решилась осторожно, из-под полуопущенных ресниц взглянуть на королеву. Большие зеленые и маленькие черные глаза встретились. Первые выражали неуверенность, вопрос, растерянность, вторые – явное торжество, даже злорадство. Катарина Медичи наслаждалась каждой деталью этой беседы, в чем не могло быть ни малейшего сомнения.
– Поскольку вы входите в состав моей свиты, я, конечно, тоже направила своих лейб-медиков в покои мадам, – невозмутимо продолжала старшая собеседница. – Нужно было принять все меры, сделать все, что в наших силах, для поправки здоровья оскорбленной дамы. Ну, а теперь мы можем обратиться и к вашей судьбе, моя крайне агрессивная кошечка!
Судорожно сцепленные руки Флёр разжались сами собой. В ее глазах вспыхнул огонек надежды. Правильно ли поняла она завуалированный смысл последних слов королевы? Правда ли, что скандал, который стал в эти дни предметом бесконечных разговоров всего Парижа, воспринимался высокой собеседницей Флёр как изысканное развлечение?
Разумеется, Катарина Медичи никогда даже не намекнула бы на то, что это так и есть, но ее взгляды, тон и скрытая усмешка красноречиво свидетельствовали именно о таком смысле ее слов. Она с величайшим удовольствием желала своей сопернице, чтобы каждая приставленная к ней пиявка делала свое дело, и наслаждалась даже просто описанием неприятностей в жизни Дианы.
– Можете поблагодарить меня за то, что я похлопотала за вас перед моим супругом, – продолжала королева уже в свойственном ей дружественном тоне. – Если бы я его не убедила в том, что любое волнение представляет большую опасность для моей беременности, то пребывания за решеткой или по меньшей мере изгнания из стен дворца вам едва ли удалось бы избежать. Тем не менее вам следует знать, что Его Величество настаивает на применении к вам самых строгих дисциплинарных мер. Больше вы уже не сможете, крошка моя, позволить себе ничего, хотя бы отдаленно напоминающего этот скандал.
– Значит, вы все же отсылаете меня домой? – Флёр не представляла себе, как она предстанет перед родителями. Ведь она самым беспардонным образом обманула доверие отца.
– Нет! Тот факт, что я лично избрала вас в круг моих фрейлин, никогда не позволит мне отослать вас обратно, – покачала головой королева. – Вы уже достаточно взрослая, чтобы ответить за последствия необдуманного поступка, мадемуазель Флёр.
На этот раз королева избрала сугубо официальную форму обращения, и Флёр с трудом подавила в себе внезапно охватившую ее дрожь. Неужели госпожа придумала такое наказание, которое еще хуже, чем перспектива предстать перед строгим, осуждающим взглядом отца?
– Вы уже не девочка, которая могла бы после совершенных глупостей искать защиту под крылом родителей, – продолжала Катарина, словно прочитав ее мысленные опасения. – Мы с королем пришли к единому мнению, что лучшим средством укрощения вашего темперамента явилось бы замужество.
Молодая женщина инстинктивно прижала ладонь к губам, чтобы подавить готовое сорваться с ее губ восклицание протеста.
– Послушайте меня. – Королева повелительным жестом подняла руку, словно Флёр действительно дерзнула непочтительно ее прервать. – Что случилось, то случилось. Но теперь нужно успокоить моего рассерженного супруга такой мерой наказания, которая выглядела бы достаточно серьезно и эффективно. Он не потерпит, чтобы одна из моих фрейлин, которая оскорбила мадам де Брезе столь чувствительно, отделалась бы легким испугом.
Логика этих аргументов не помогла Флёр принять создавшуюся ситуацию. Ради всего святого, что она должна понимать под серьезными санкциями? Напрягая все свои силы, она едва сдерживала охватившее ее чувство страха. Еще никогда повиновение не давалось ей с таким трудом.
– Вы… Вы уже знаете того, кто станет моим мужем? – прошептала она столь тихо, что ее слова были едва различимы.
Кивок королевы подтвердил полное крушение всех надежд Флёр. Итак, все кончается тем, что она утратила не только самоуважение, родительский дом и сердце, но еще и свободу.
– Кто…
Задать этот вопрос до конца она не посмела. Кого избрала для нее Катарина? Одного из своих итальянских друзей или родственников? Может быть, даже Пьеро Строцци, который не сводит глаз с ее декольте при встрече с ней? Образ пусть и симпатичного, но фатоватого маленького человечка, которому она может быть отдана, заставил ее с трудом подавить удушье. Какова мера ее проступка? Чем она за него заплатит?
– Вы будете повенчаны с Ивом де Сен-Тессе, графом Шартьером, дитя мое!
– Нет!
– Этого слова я не желаю слышать. Вы будете следовать моему приказу, непослушное дитя! – Королева нетерпеливо подергала длинную жемчужную цепочку и попыталась строгим взглядом припугнуть свою непокорную фрейлину.
Тем не менее Флёр возразила:
– Ваше Величество! Прошу вас! Кто угодно, только не он!
Темные брови королевы поползли вверх, выражая неприкрытое удивление.
– Как это понять? Я думала, такое известие приведет вас в неописуемый восторг. Что заставило вас лишить его своих симпатий? В Лионе буквально молились на него. Никогда не предполагала, что вы столь переменчивы в своих чувствах!
Флёр заломила руки за голову и невольно отступила на шаг назад, словно это могло укрыть ее от острого взгляда Катарины Медичи. Ее тонкие черты исказились от сильной душевной боли, а зелень светлых глаз потемнела, словно ночной лес.
– Не я виновата… в этой перемене, – хрипло произнесла она, пытаясь себя защитить. – Простите, я не в силах говорить об этом…
Но всем своим видом Флёр выразила больше, чем могли бы это сделать скупые, с трудом выдавленные слова. Это внесло недостающий камешек в ту мозаику, над которой королева размышляла в предшествующие часы. В сочетании с непомерным высокомерием графа, связанным с его родом, корни которого восходили к истокам французской истории, а также с подлыми оскорблениями Дианы де Пуатье, та картина, которую лишь в самых общих чертах набросала мадам де Гонди, обрела вдруг ясные очертания.
Дело в том, что после скандала королева пришла к выводу, что переоценила интеллигентность Флёр. Побежденная ее очарованием и красотой, Катарина приняла к себе на службу бездумную мятежницу, которая вместо ожидаемой от нее пользы устроила бунт. Так казалось королеве до самого последнего момента. Но теперь, в свете новых фактов, картина резко изменилась. Оказывается, Флёр вела себя вовсе не как неразумное дитя. С отчаянием глубоко оскорбленной женщины она нанесла удар там, где с наибольшей вероятностью могла рассчитывать на возмездие своим обидчикам.
И все же в создавшейся ситуации уже не было возможности что-либо изменить: слишком искусно была сплетена та сеть, которую королева сама, желая сделать как лучше, изготовила за прошедшие часы. Разумеется, Катарина прежде всего хотела предотвратить возможный ущерб семье Флёр из-за необдуманных действий их дочери. Существовали причины, по которым королева чувствовала себя обязанной помочь Рене де Параду, но которые должны были оставаться тайной. Кроме того, она не была бы Катариной Медичи, если бы при сложившихся обстоятельствах не нанесла чувствительный удар даме, которая не упускала ни одного случая, чтобы унизить королеву на том основании, что она иностранка и доверия не заслуживает.
Потому-то Катарина и убедила короля в том, что Флёр будет идеальной супругой красивому графу Шартьеру, чьи скандальные выходки неоднократно становились предметом обсуждения при дворе.
Король охотно дал согласие, потому что этот брак, в свою очередь, послужит тому, что вызывающе привлекательный граф не будет постоянно находиться около Дианы де Пуатье, которой лишь с трудом удавалось скрывать ту слабость, которую она питала к очаровательному кавалеру. А ведь эта ее симпатия давно уже была как бельмо на глазу у ревнивого короля.
Словом, брак графа удовлетворял скрытое желание монарха отомстить ему за то, что тот посмел раскидывать свои сети в тех местах, где суверенный правитель полагал свое господство неограниченным. Да и в броне вызывающей гордости Ива де Сен-Тессе будет пробита ощутимая брешь, если приказ короля вынудит его жениться на купеческой дочери. Благодаря тому, что Флёр была достаточно богата, чтобы пополнить истощенное состояние графа, злому умыслу придавался блеск высочайшей королевской милости.
Короче говоря, эта дьявольская идея так понравилась королю, что он тут же отправил графу послание, приглашая его на аудиенцию. Теперь уже никакая человеческая сила не была в состоянии помешать браку, который, как думала Катарина, будет восторженно принят только одной Флёр. То, что девушка резко протестовала против этого замужества, было большой неожиданностью.
– У вас выбора нет, – вынесла королева свой окончательный приговор отчаявшейся фрейлине. – Но если вы не сможете обрести счастье, может быть, этот брак послужит вам орудием мести. А приказ моего супруга обязателен и для вас, и для графа Шартьера.
Флёр в ужасе смотрела на королеву остановившимся взглядом, не произнося ни слова. Всего на два дня раньше подобное известие принесло бы ей упоение счастьем, а сегодня это была полная безысходность. Быть прикованной по воле короля к человеку, который относится к ней с пренебрежением, которого она ненавидит, потому что он ее унизил и использовал, – какая же безутешная жизнь ожидает Флёр! А про что это сейчас сказала Катарина? Возможность отомстить?
По губам королевы скользила легкая улыбка.
– Так вот, малышка моя! Боритесь! Но не забывайте, что и раненое сердце рано или поздно выздоравливает. Не хлопайте слишком громко той дверью, которую, быть может, опять захотите когда-нибудь открыть. Я найду нужные слова, чтобы известить вашего отца об этом браке. А теперь идите паковать вещи. Сегодня двор отбывает в Фонтенбло, и там король объявит о вашей помолвке. Надо полагать, что разговоры об этой новейшей сенсации положат конец сплетням по поводу оскорбления мадам де Брезе!
Если до этой беседы Флёр была охвачена страхом и лишь с трудом могла держать себя в руках, то сейчас она чувствовала, что почва уходит у нее из-под ног. Не было такого места, куда она могла бы пойти за помощью, такого человека, который бы ее поддержал и дал добрый совет. Детское желание броситься под защиту отца было лишь последней попыткой сопротивления силам беспощадной реальности.
Рене де Параду с женой и слугами вернулся в Сан-Тропе. Пока до него дойдет какое-либо послание, пройдет немало дней. Она была одинока, полностью предоставлена самой себе и вынуждена нести полную ответственность за свои легкомысленные поступки.
Неужели это и есть то, о чем она дома столь страстно мечтала? Иметь возможность самостоятельно принимать решения, самостоятельно действовать и бороться? Разве капризная судьба не выполнила все ее глупые, неосторожные желания самым невероятным образом?
Громкий смех убегающей прочь фрейлины королевы, которая приложила к губам тыльную часть руки, стараясь прервать его, звучал столь зловеще, что оба стражника, между которыми она пробежала, посмотрели на нее с тревогой.
Глава 8
Флёр хотела всем своим поведением показать, как мало значит для нее помолвка с графом Шартьером, но, к несчастью, достигла прямо противоположного эффекта. В тот момент, когда она вступила в большую галерею замка Фонтенбло, построенного для отца теперешнего короля зодчим Россо Фиорентино, все взгляды устремились на нее.
Для этого вечера Флёр выбрала простой, без всяких украшений бархат очень темного цвета, напоминающий черновато-зеленый мох. Довольно скромную юбку, лежащую мягкими складками, украшал лишь короткий, но роскошный шлейф. Сужающееся книзу декольте опускалось между полушариями груди, доходя до широкого пояса, красиво подчеркивавшего талию, а узкие рукава закрывали руки вплоть до пальцев.
Такой наряд не обратил бы на себя никакого внимания, если бы в нем не появилась именно Флёр. Темно-зеленый тон платья подчеркивал золотистый цвет ее алебастровой кожи, и, хотя декольте лишь чуточку приоткрывало округлости груди, она казалась провоцирующе обнаженной в этом темном окаймлении, тем более что Флёр, вопреки всем правилам господствующей моды, отказалась от драгоценностей и колье.
Только ее тяжелые волнистые распущенные волосы удерживались по обе стороны головы двумя гребнями из слоновой кости, красивая резьба которых поблескивала при свете свечей. Создавалось впечатление, что хрупкая длинная шея едва выдерживает вес этой шелковистой массы, которая, подобно дорогой мантии, струилась по плечам и спине.
Смелая строгость наряда, облегавшего ее фигуру с большой элегантностью, отсутствие всяких украшений и необыкновенное сочетание великолепных светло-серебристых волос с темно-зеленым цветом глаз складывались в порожденный природой шедевр, способный поспорить по своим достоинствам с любой статуей Челлини. Не произнося ни слова, Флёр сумела произвести при дворе еще один фурор.
Это было сразу видно по тому, как все взгляды, только успев отметить появление Флёр во дворце, обратились в сторону большого бального зала, где выздоровевшая Диана де Пуатье восседала рядом с королем и его супругой, словно никогда и не было того скандального эпизода в Пале Турнель.
Как будет реагировать появившаяся сегодня в белом фаворитка на новую звезду, которая с таким торжеством излучала свое сияние на уже затухающую комету Дианы? Какой невероятной милостью короля пользуется эта купеческая дочь, если, несмотря на грандиозный скандал на вечере королевы, ей сегодня разрешено появиться в Фонтенбло с высоко поднятой головой!
Флёр ощущала шушуканье за своей спиной и любопытные взгляды, как уколы игл, вонзающиеся в кожу. Больше всего на свете ей сейчас хотелось подобрать юбки и убежать отсюда без оглядки, однако время для таких детских выходок ушло безвозвратно. Сегодня ей не оставалось ничего, кроме как сохранять выдержку при любых обстоятельствах. Невольно вспомнилась бабушка, которая воспитала у внучки чувство собственного достоинства еще в раннем детстве. И Флёр дала себе слово ни в коем случае никогда больше не позорить имя мадам Изабель.
– Мадемуазель Флёр де Параду! – объявил официальным тоном королевский герольд у двери большого зала, и Флёр продолжала свой путь, пока не склонилась в глубоком реверансе перед королем, взгляд которого был исполнен серьезности. Он увидел перед собой склоненную золотистую головку на фоне темно-зеленых лепестков. Это зрелище очаровало монарха и придало его строгому голосу мягкость.
– Добро пожаловать в Фонтенбло, мадемуазель де Параду! – приветствовал он ее гораздо любезнее, чем она ожидала. – Мы рады, что вы верно служите моей дорогой супруге. Поднимитесь!
В глубине души Флёр сомневалась как в добром расположении к ней короля, так и в его любви к супруге, но ей ничего не оставалось, кроме как принять королевский комплимент с возможной любезностью. С улыбкой, игравшей на ее губах и не касавшейся глаз, она послушно встала.
– Приношу свою благодарность Вашему Величеству, – пробормотала Флёр, демонстрируя свою воспитанность.
– Нам нравится видеть вас такой послушной, мадемуазель, – продолжал удовлетворенный король. – Мы выражаем надежду, что подобная благовоспитанность будет выказана вами и по отношению к вашему будущему супругу. Скромность, молчаливость и послушание – таковы основные добродетели супруги, которые и вы, надеемся, проявите в замужестве. Сегодня мы объявляем о помолвке графа Шартьера, сеньора Ива де Сен-Тессе, и мадемуазель Флёр де Параду. Дай Бог вам счастья, здоровья и множество деток, дорогая моя!
Во время этой речи король привстал со своего кресла, взял руку Флёр и вложил ее в руку графа Шартьера. Флёр же лишь в самый последний момент ощутила присутствие высокой атлетической фигуры в непосредственной близости от себя. Потребовалась вся выдержка, чтобы совладать с внезапно охватившим ее чувством страха.
Когда его прохладные сильные пальцы сомкнулись вокруг ее руки, она подняла глаза и попыталась понять выражение его застывшего, словно маска, лица. Но то ли из-за ее сильного возбуждения, то ли из-за непроницаемости черт его застывшего лица, она не смогла прочесть на нем решительно ничего.
О чем он думал в этот миг? Страдал ли он, так же как и она, от безысходности этой ситуации, спрашивал себя, чем заслужил это наказание? Восставала ли его гордость против приказа короля? Ведь правитель вынуждал его вступить в брак с женщиной, которую он считал лишь низкородной дочерью торговца, стоявшего во главе дома Торнабуони и заработавшего скромную приставку «де» перед своим именем лишь коммерческими операциями.
– Кардинал Гиз благословит узы вашего брака завтра в придворной часовне! – заключил король Генрих свою речь, и на секунду Флёр ощутила, что Ив де Сен-Тессе как бы окаменел. Однако в его ответе не было заметно и следа той ярости, которую он, несомненно, должен был испытывать в этот момент.
– Моя дама и я благодарим Ваше Величество за великодушие и благие пожелания на будущее. Но на сегодня я прошу разрешения нам обоим удалиться.
– О нет, об этом не может быть и речи, граф! – Король хлопнул в ладоши. – Поскольку на вторую половину завтрашнего дня назначена охота, давайте используем сегодняшний вечер, чтобы достойно отпраздновать такое событие, как заключение брака. Вам предоставляется честь открыть бал!
Хлопнув в ладоши, король тем самым дал сигнал музыкантам, которые, по приказу Генриха, начали вечер с «танца павлинов». Сам король пригласил и вывел на паркет Диану де Пуатье, улыбавшуюся несколько натянуто. Волей-неволей пришлось и Флёр двигаться в этом бесконечном танце рядом с ее молчаливым женихом. Ей с трудом удавалось правильно выполнять предписанные па, особенно когда до ее слуха доносились его предназначенные лишь для нее и произносившиеся сквозь зубы слова:
– Это и есть та месть, которую вы мне пообещали, красавица моя? Примите мои поздравления, я недооценивал ваш ум и влияние. Но вы еще пожалеете, что прибегли к этому средству, чтобы достичь поставленной цели!
– Вот как? Посмотрим… – дерзко прошептала она, между тем как удары сердца доходили буквально до самой шеи, а ноги едва держали ее. – Кстати, вам следовало бы веселее улыбаться, чтобы Его Величество ни в коем случае не пришел к заключению, что вы якобы не в состоянии оценить по достоинству доставшуюся вам честь сочетаться браком с дочерью почтенного коммерсанта, сеньор!
– Неужели можно под личиной ангела скрывать душу ведьмы?
– Предполагаю, что это – изъян, проистекающий из моего низкого происхождения, любезнейший мой господин… – насмешливо парировала она. Если он думает, что король отдал приказ об их браке в результате ее интриг, то ей от этого ни холодно, ни жарко. Даже наоборот, если это приводит его в ярость, то ей на руку такое его отношение.
Однако Флёр углядела в какой-то момент мстительную вспышку в его черных глазах. Но она еще не успела осознать этого, как он уже снова скрылся за завесой равнодушия и наигранной безучастности.
– Значит, вы избираете в отношениях между нами войну, – задумчиво констатировал он, оценивая создавшееся положение.
– Войну выбрали вы, – поправила его Флёр, чопорно поджав губы. – Если вы думаете, что когда-нибудь забуду те слова, которые вы мне преподнесли в Пале Турнель, то заблуждаетесь! А если ваша гордость страдает от этого навязанного приказом короля брака, то просто откажитесь от этих уз – и все.
– Отпрыск рода Шартьер не может не повиноваться своему королю!
На этот раз она ответила лишь легким пожатием плеч, показавшимся ему в равной мере кокетливым и презрительным. Однако это движение плеч привлекло внимание Ива к соблазнительным округлостям ее груди, и капельки пота, выступившие у него на лбу, были вызваны не только жаром бесчисленных свечей, горевших в большом зале.
Флёр казалось, что вечеру не будет конца. Тот факт, что она была вновь милостиво принята при дворе, отделавшись лишь мягким выговором, вдруг придал ей в глазах прочих дам и господ такой вес, который был сравним только с влиянием королевской фаворитки. Правда, дом Торнабуони не может похвастаться дворянским происхождением, но уж, во всяком случае, на нем лежит блеск сказочного богатства. А разве их королева имела дворянский титул до брака с Генрихом Орлеанским?
Однако за всеми этими лестными для нее обстоятельствами молодая женщина ни на минуту не могла забыть об облаченной во все черное фигуре своего будущего мужа.
Сначала она его любила, потом возненавидела, а теперь добавился еще и страх, который внушил ей граф в этот вечер. Кто ее защитит, как только она станет его женой? С браком он обретал право не только распоряжаться ее состоянием, но и личной свободой. Какие последствия будет это иметь для нее?
В Фонтенбло сразу же после приезда Флёр де Параду были предоставлены шикарно обставленные покои, рассчитанные на то, что здесь ей предстоит жить с супругом. Тем не менее в этот последний вечер свободы она бы отдала все на свете, чтобы только оказаться вновь в скромной комнате дворца Пале Турнель, которую она делила с еще двумя фрейлинами.
Вместо этого ей пришлось мириться с тем, что граф отвез ее в новое жилище и, расположившись там, словно желанный гость, начал наливать себе вина из заранее приготовленного графина без тени сомнения в том, что ему все разрешено. Графин стоял на отделанном серебром столике, а чуть запотевшие стенки этого сосуда свидетельствовали о том, что его услужливо охладили.
Камеристка в простой коричневой шерстяной одежде и в белом колпаке стояла в готовности помочь Флёр раздеться. Все это оказалось для Флёр неожиданным, а ее будущий супруг, вполне правильно истолковав ее вопросительный взгляд, поднял свой бокал с вином и пояснил:
– Я позволил себе позаботиться соответствующим образом о вас. Удивляет же меня лишь то, что вы не привезли с собой своих слуг из родительского дома.
Флёр прикусила губу. Она была рада, что такая преданная душа, как Жанна, не слышит этого небрежного тона. Флёр не решилась забрать свою старую няньку из привычной обстановки, интуитивно предчувствуя, что ей не будет хорошо при дворе.
К этому добавлялось еще и то обстоятельство, что лишь совсем немногие из молодых фрейлин королевы имели собственных горничных. Было достаточно и общих служанок, и лишь мадам де Гонди предпочитала услуги собственной камеристки. Граф должен был все это знать, поэтому его замечание носило чисто провокационный характер.
Но Флёр упорно отмалчивалась. Тогда граф поставил свой наполовину наполненный бокал на крышку стола с таким стуком, что вино брызнуло на стол, и смерил Флёр таким мрачным и наглым взглядом, что ее щеки покрылись пылающим румянцем. От возмущения у нее перехватило дыхание, но все же ей удалось справиться со своими эмоциями.
– Примите мою благодарность за все, граф! Я устала и не хотела бы вас больше задерживать.
Пламя в его черных глазах напугало ее больше, чем зловещая улыбка, которой он ответил на ее отказ от дальнейшего пребывания в его обществе.
– Приятного отдыха, красотка моя…
Это звучало как совет насладиться спокойным сном, поскольку вскоре у нее уже такой возможности не будет. Флёр нашла спасение в грациозном книксене и распрямилась только после того, как стук двери возвестил, что ее будущий супруг вышел из комнаты.
После этого она воспользовалась услугами молчаливой камеристки, которая очень хорошо понимала, что ее новой госпоже сейчас не до болтовни. Она освободила Флёр от зеленого бархатного платья и расшнуровала корсет, а потом подала заранее приготовленный, подбитый мехом коричневый домашний халат и, наконец, вытащила из волос гребни.
Флёр смотрела остановившимся взглядом в обрамленное золотом зеркало, но видела не себя, а суровое лицо графа. Поскольку тот не мог выплеснуть свой гнев на самого короля, отдавшего этот приказ, он выбрал себе жертву, которая была отдана ему на растерзание. Уверенный в том, что она покупает себе титул графини за счет своего состояния, он заставит ее оплачивать его бесконечными унижениями.
Как ни горько, но Флёр только теперь вспомнила, что граф даже в самые сладостные минуты их близости никогда не произносил слова «люблю». Быть может, укрывшись броней своей гордости, он вообще утратил всякие человеческие чувства. Она перепутала плотское влечение с нежной любовью, и винить ей было в этом некого, кроме себя самой.
Но ему, этому высокородному могущественному сеньору, еще предстоит встретиться кое с какими сюрпризами. За прошедшие дни Флёр стала уже не той безоглядно влюбленной девчонкой, которая вешалась ему на шею, и победить ее ему будет труднее, чем он себе представляет! В этом она твердо поклялась себе.
Но после всех этих раздумий Флёр трудно было уснуть в эту ночь. Она беспомощно металась на душистых шелковых простынях под сводчатым балдахином постели. А если временами и впадала в тревожную дрему, то ее одолевали тяжелые сны, и она в ужасе просыпалась. Наконец, проснувшись в очередной раз, Флёр больше не смогла заснуть. Опершись одной рукой о постель, она другой убрала со лба мокрые волосы. Огонь в камине погас, и чужие для нее покои были покрыты непроницаемым мраком. От биения сердца в ушах стоял шум, а темнота окутывала ее словно удушливое толстое одеяло. Стояла мрачная, непроглядная ночь.
Флёр опять представила себе три пары черных глаз, следивших за ней весь вечер: тревожные, неотступные взгляды Катарины Медичи, холодные, не предвещающие ничего хорошего глаза Дианы де Пуатье и, наконец, те неподвижные, угрожающие глаза человека, который завел ее в этот хаотический лабиринт любви и ненависти, где она чувствовала себя обреченно-потерянной.
Флёр попыталась молиться, но получился лишь зов о помощи, лепет отчаяния, которого в дневное время она бы просто постыдилась. У Матери Божией были более важные заботы, чем заниматься опрометчивыми поступками молодой женщины, которую собственное легкомыслие и необузданный темперамент поставили в безвыходное положение.
