Текст книги "Плутовка Ниниана ; Сила любви ; Роковые мечты (сборник)"
Автор книги: Мари Кордоньер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 32 страниц)
Он был чуть выше среднего роста, держался прямо, почти незаметно опираясь на серебристую трость снабалдашником из слоновой кости. Белые, как лунь, волосы и брови выдавали его возраст, хотя проницательный взгляд светло-голубых глаз нисколько не утратил огня и уверенности прошлых лет.
Теперь этот задумчивый взгляд был обращен на румяные щеки дочери, которая полагала, что возглас отца осуждает не содержание ее высказывания, а лишь ту непочтительность, которую она допустила в разговоре с матерью. У Флёр оставалась только одна возможность исправить положение.
– Простите, мама, – пробормотала она, глядя на Эме. – Я сделаю все от меня зависящее, чтобы не опозорить вас своим поведением.
Это дипломатически преподнесенное извинение смягчило мадам, а Жанна облегченно вздохнула.
Рене де Параду сдержал ухмылку и решил на этом прекратить все дебаты. Тема о тщеславной королевской фаворитке была поистине слишком деликатной, чтобы обсуждать ее в присутствии невинной дочери и любопытных слуг.
– Пора нам занять отведенные места на трибуне, – напомнил глава семьи своим дамам. – Первые герольды уже возвестили о появлении короля перед городскими воротами. Вы что же, хотите пропустить момент въезда процессии в город?
– Быстренько, Жанна, давай сюда сетку для волос!
Флёр постаралась упрятать неуемную лавину своих локонов под золотистую сетку, в которой каждый узелок был украшен мерцающей матовым светом жемчужиной. Под взглядом отца, свидетельствовавшим о том, что вся эта сцена его позабавила, она заправила в сетку свои локоны и наконец схватила белоснежную, окаймленную кружевом косынку, которая являлась криком моды, как и маленькое, украшенное драгоценными камнями зеркальце, прикрепленное к золотистому поясу платья. В вихре закружившихся вокруг ее ног юбок Флёр присела перед отцом в реверансе и одарила его неотразимой улыбкой из-под опущенных ресниц.
– Я готова, отец!
– Молодец, – кивнул тот и предложил руку супруге, чтобы она могла на нее опереться. – Мне даже в голову не приходит, чем еще можно было бы украсить такую внешность.
Щеки Флёр снова вспыхнули, она очень хорошо поняла не высказанное прямо замечание отца. Да, внешность, может быть, и безупречна, но вот манеры меньше заслуживают такого определения. Однако зачем портить себе настроение в такой день из-за родительских порицаний? Флёр подобрала несгибающиеся юбки и сделала несколько предписываемых модой изящных шагов.
Господин Телье, член магистрата города Лиона, стоявший в окружении своей супруги, зятя и дочери, уже нетерпеливо поджидал семью Параду. Флёр, последней вышедшая на улицу, которая вела к большой площади перед ратушей, поняла причину его волнения. Слугам едва удавалось прокладывать им путь через плотную толпу людей, и, если бы не столь известное в городе лицо, каким был господин Телье, перед которым толпа расступалась, Флёр и ее родители едва ли смогли бы попасть на почетную трибуну.
Когда они устроились на ней, началось бесконечное ожидание. Впрочем, Флёр не скучала. Уже много дней все художники и ремесленники Лиона соревновались в устройстве самых невероятных декораций для предстоящего торжества. Результатом же был целый лес вымпелов, знамен, стенных транспарантов, ковров, обелисков и триумфальных арок, покрывавших и без того великолепные улицы города. Цветы, гирлянды, стяги и полотна соперничали между собой яркими красками и восхитительным убранством.
Девушка не могла насмотреться на эти чудеса. Оглушительный шум множества голосов, калейдоскоп фантастических рисунков и украшений, масса запахов, исходивших от одежды и корзин уличных торговцев, скопом налетели на нее. Никогда еще не приходилось Флёр видеть такой массы людей, столпившихся сразу на одной площади.
Даже погода подчинилась планам богатого торгового города. На безоблачном небе сияло яркое солнце, а легкий бриз нежно колыхал перья, украшавшие береты и шляпки, ленты дамских шляп и знамена на древках.
Флёр, зажатой между Эме де Параду и коренастой мадам Телье, казалось, что и сама она – часть великолепного убранства города, некая искусно выполненная фигура, творение ловких рук мастера, темно-фиолетовая точка среди сияющей золотом парчи и зеленого, как трава, бархата.
Девушка попыталась найти глазами отца, который отделился от семьи, поскольку был удостоен чести входить в состав официального городского комитета, учрежденного специально для того, чтобы приветствовать короля. Лион сознавал, что обязан немалой частью своих городских богатств деятельности торгового дома Торнабуони, хотя сам покойный родоначальник этого дома лишь изредка удостаивал город на Роне своими визитами, предпочитая теплый воздух юга, где он и устроил свою резиденцию.
Оглушительный рев фанфар и далеко разносившийся стук барабанного боя довели всеобщее радостное возбуждение до почти истерического ликования. Король едет! Королевская процессия достигла города, и первые солдаты Его Величества прошествовали маршем в образцовом порядке сквозь нагромождение ковров и цветов.
Флёр невольно затаила дыхание, когда процессия приблизилась к площади. Правую руку, на которой висела красивая накидка, она в волнении прижала к корсету, словно пытаясь успокоить разбушевавшееся сердце. Картина въезда процессии в город настолько ее заворожила, что даже заглушила весь неистовый шум, стоящий вокруг, и Флёр, словно сидя в каком-то стеклянном колпаке, особенно четко воспринимала все детали.
Высокая фигура короля выделялась среди окружающих его людей, и мадемуазель де Параду решила, что Его Величество очень элегантен, хотя и несколько полноват. Темные глаза на продолговатом лице с длинным, узким носом были прикрыты тяжелыми веками, а полные губы прятались за прядями черной бороды, окаймлявшей нижнюю часть лица. Облачение сияло золотыми и жемчужными украшениями, а на краю надетого наискось берета покачивалось белоснежное перо цапли.
Его Величество был, кажется, явно очарован изумительно красивой девицей, которая, отделившись от группы членов городского муниципалитета, приблизилась к нему, чтобы зачитать текст официального приветствия. На ней было белое платье из волнистого шелка, подпоясанное под грудью, а светлые развевающиеся волосы отливали золотом на ярком солнце. Было видно, что она что-то произносит, но звук ее нежного голоса не достигал того места, где стояла Флёр.
Флёр с удовольствием прослушала бы текст приветствия, но и шум толпы, и басистое рычание огромного дрессированного льва, которого девица вела за собой на черно-белом поводке, исключали всякую возможность уловить хотя бы пару слов. Впрочем, Флёр была достаточно умна, чтобы, и не слыша строк приветствия, понять намек на богиню охоты Диану из арсенала классической мифологии. Да и радостное выражение на лице короля тоже доказывало, что он оценил изящную двусмыслицу приветствия.
Каждому наблюдателю предоставлялось самому решать, мыслится ли царь зверей, ведомый на поводке красивой дамой, как символ королевского могущества, или это всего лишь эмблема города на Роне, названного на рассвете истории Лионом, то есть Львом.
Флёр де Параду не пришлось долго гадать, кто та исключительно элегантная, ослепительно красивая женщина в белом платье с черными кантами, которая сидела верхом на породистой кобыле справа от короля, натянув поводья, и держала себя столь естественно, словно ей и действительно принадлежала корона Франции.
Законная же супруга Генриха II оставалась пока что за стенами Лиона. Быть может, она хотела, чтобы ее на следующий день почтили отдельным великолепным приемом, но не исключено и то, что ей было просто не по душе делить с фавориткой торжество встречи. Что могла она ощущать в эти часы? Что могла думать, когда ее столь беззастенчиво унижали?
– Даже не верится, что наша великая сенешалька [2]уже миновала пятидесятый день своего рождения, – вполголоса произнесла мадам Телье, адресуя эти слова Эме де Параду, между тем как Флёр стояла зажатая между обеими дамами. – Говорят, она заполучила у одного арабского целителя эликсир вечной молодости…
Флёр, напротив, находила мало признаков молодости на красивом, как маска, лице фаворитки. Ее фигура и поведение были безупречны, но мраморно-бледное лицо, темные брови и вишнево-красные губы были, несомненно, обязаны своим совершенством тем таинственным снадобьям, которые продавались аптекарями Лиона за сумасшедшие деньги дамам, ощущавшим, что блеск их молодости уже позади.
Чем дольше и внимательнее Флёр рассматривала Диану де Пуатье, тем больше ее охватывали какое-то непонятное содрогание, инстинктивное предчувствие опасности и явное ощущение того, что лучше не попадаться под руку «божественной» повелительнице. «Господи, что за глупости приходят мне в голову», – подумала она.
Заставив себя прогнать прочь дурацкие мысли, Флёр переключила свое внимание на прочих придворных, окружавших короля и фаворитку.
Но при этом она наткнулась как бы на невидимое препятствие в тот момент, когда ее взгляд скользнул на всадника, который укрощал своего стоявшего около лошади королевской фаворитки горячего вороного коня и при этом продолжал сидеть в седле со спокойной элегантностью, создававшей впечатление, что он действует как бы играючи. Флёр следила за ним с ощущением, близким к внезапному приступу головокружения.
Одетый во все черное, он напоминал сказочного кентавра, а тем, кто смотрел на него с трибуны, казалось, что его тело сливается с поверхностью коня. Лишь тогда, когда солнце бросало блики на его короткую, доходившую только до бедер куртку или когда какое-то движение позволяло различить очертания его фигуры, было видно, что это человек высокого роста и атлетического сложения.
Ни кружева, ни мех, ни тесьма не украшали его куртку и простой плащ. И все же он производил впечатление элегантности и благородства. Флёр даже пришло в голову, что этой нарочитой простотой он как бы выражает насмешливое отношение к тем франтам, которые своими кричаще-пестрыми куртками выставляют напоказ свою особую, отличающую придворного любовь к многоцветным нарядам.
К тому же этот человек не носил никакого головного убора, поэтому его коротко остриженные, темные, как ночь, волосы блестели на солнце. Но больше всего приковывала внимание девушки едва уловимая мимика жестких черт его лица. Из-под чуть выгнутых черных бровей его глаза явно насмешливо оглядывали толпу, а большой рот с полными, чувственными губами составлял яркий контраст с типично мужской угловатой формой головы. Нельзя было назвать его красивым в общепринятом значении этого слова, но вся его внешность обладала какой-то удивительной магической силой, а сам молодой человек был настолько привлекателен, что это вызывало чувство тревоги.
В какой-то кратчайший миг, заполненный всего одним ударом сердца, Флёр подумалось, что он ответит на ее проникновенный взгляд, а его дьявольские глаза заглянут в самую глубину ее души и позовут к себе. Может, это сон? Конечно, ведь вся она пребывает в каком-то крайне странном состоянии: кончики пальцев пронизывает такой холод, что они просто леденеют, а в то же время на лбу выступает лихорадочная краснота.
Сама не понимая, что с ней, Флёр сделала какое-то механическое движение и, поддаваясь таинственным импульсам, поднялась с места. Словно загипнотизированная, она пришла в себя лишь после того, как энергичная рука усадила ее обратно на скамью, а знакомый голос тихо прошипел слова порицания:
– Тебя, кажется, покинули все добрые духи, детка?! Куда это тебя тянет? – проронила мать негодующим тоном. Но потом увидела странное, растерянное выражение глаз дочери. – Что с тобой, Флёр? Тебе дурно? Ну, отвечай же!
– Я… Я не знаю. – Флёр в растерянности коснулась своего взмокшего лба кончиками пальцев, между тем как внизу, на площади, кавалькада придворных, сопровождавшая короля, вновь пришла в движение.
– Слишком тесно она зашнурована в этот корсет, – констатировала мадам Телье с беспощадной откровенностью и пощупала холодные как лед руки Флёр. – Как будто вам, молоденьким, не хватает красоты и без этой дряни! Надо бы вам, Эме, сказать пару слов горничной этой юной дамы! Что за омерзительная тупость моды – эти испанские корсеты!
– Ой, Боже правый! Прошу тебя, детка, соберись с силами. Нельзя же допустить, чтобы ты именно сейчас упала в обморок! – Эме де Параду, кажется, была близка к панике.
– Возьмите мой флакончик с нюхательной солью…
Весь этот разговор скользил мимо сознания Флёр. Ее ищущий взгляд был обращен на головы людей, двигавшихся внизу. Контуры всадников исчезли из поля зрения, а в нос ударил острый запах камфары и лечебных трав. Флёр чихнула, а мадам Телье удовлетворенно кивнула головой.
– Вот видите! Так-то лучше. Я никогда не выхожу из дому без этого флакончика.
Флёр отодвинула от себя пронизавшее все ее существо домашнее средство, но слезы на глазах не имели ничего общего с действием едких испарений лечебных снадобий. Боль внезапной утраты подействовала на нее, как гром среди ясного неба. Она пошатнулась и едва не соскользнула со скамьи, чему помешала лишь тучная фигура пригласившей их сюда дамы.
Растревоженная и как-то необычно смущенная, Флёр рассеянно досмотрела оставшиеся церемонии встречи, пропуская их мимо сознания, так как позднее не могла припомнить никаких деталей.
Глава 2
– Ты говоришь, что мы должны явиться на приватную аудиенцию к Ее Величеству королеве? Да что же это такое? Готова биться об заклад, это означает, что мы пропустим официальный придворный бал. Я этого допускать не собираюсь! И уже на сей раз не отступлю ни на шаг от своего решения. Я настаиваю на том, чтобы Флёр была официально представлена при дворе. И не позволю вам, сударь, отнять у нее уникальную возможность найти себе выгодную партию!
Флёр не помнила, чтобы ее мать когда-нибудь разговаривала со своим мужем в столь агрессивном тоне. С того момента, как вчера вечером, после триумфальной встречи Его Величества, в доме Телье доложили о приходе курьера, который передал послание королевы сеньору де Параду, споры не затихали.
За закрытыми дверями, в отсутствие дочери, было еще немало говорено на эту тему между супругами, но суть была Флёр известна. Она проникла в нее, хотя ей пришлось приложить много усилий к тому, чтобы изгнать из своих мыслей лицо того незнакомца.
Отец был лоялен по отношению к правящей династии, но питал отвращение к той недостойной игре, которую вели влюбленный король и его жадная до власти фаворитка за счет Катарины Медичи. Не потому ли избегал Рене появляться при дворе, что обстоятельства могли вынудить его в любой момент высказаться со всей решительностью в присутствии придворных? Впрочем, определенно утверждать, что это так, Флёр не могла.
И что это за аудиенция, на которую пригласила их королева? Почему их провожали к ней, соблюдая полную таинственность, через заднюю дверь роскошного бюргерского дома, того самого, в котором поселили королевскую семью после приема в городском магистрате?
Как бы то ни было, их уже ждали, ибо в тех покоях, в которые они теперь вошли, им поклонился миниатюрный гном в униформе, отделанной золотой каймой. Позднее Флёр довелось узнать, что Катарина Медичи питает страсть к карликам и экзотическим животным; но в тот момент она смотрела на диковинное миниатюрное существо с таким интересом, что готова была обвинить саму себя в неуемном любопытстве.
– Вас и ваших близких уже ожидают, сударь! – произнес маленький человек по-итальянски, очевидно не сомневаясь в том, что приглашенные этим языком владеют.
Что касается Флёр и ее отца, то так оно и было. Однако девушка заметила, что губы матери недовольно сжались… Итальянские связи семьи никогда не нравились Эме, и она не испытывала желания изучать язык, которым иногда пользовались ее свекровь, муж, а также и могучий старик, считавшийся ее свекром и главой семьи.
Грозная внешность этого старика, которого звали Фабио Торнабуони, вызывала у окружающих робость. Темноволосый и крупный, он славился своим умом, тонким юмором. Эме его боялась, хотя он всегда вел себя по отношению к ней приветливо. Она помнила то чувство облегчения, которое испытала, осознав, что ее муж гораздо мягче и любезнее, чем его отчим.
Эме де Параду не могла предполагать, что Катарина Медичи будет искать в образе Рене де Параду черты сходства с Фабио Торнабуони, с которым Катарина еще молодой девушкой познакомилась во Флоренции. Теперь же королева поняла, что бьющая ключом энергия, тяга к приключениям и обладание тонким юмором, характерные для Фабио, унаследованы в наибольшей мере очаровательно красивой девушкой, которой лишь с трудом удается сдерживать свое неуемное любопытство к происходящему. Отец же ее казался слишком спокойным и уравновешенным, чтобы можно было найти в нем черты сходства с почти уже забытым образом Фабио.
Королева очень приветливо сказала Рене:
– Добро пожаловать, сеньор! – и милостиво протянула ему руку для поцелуя. – Мне доставляет особую радость, – продолжала она, – принимать человека, который столь тесно связан с домом моего отца. Имя Торнабуони в моем понятии является воплощением чести. И как же любезна ваша супруга и очаровательна ваша дочь!
Королева сказала это по-французски, но Флёр услышала в ее речи явный итальянский акцент, а также сердечные нотки, придававшие этому приветствию искренность и дружеский оттенок. Из-под полуопущенных ресниц девушка пыталась получше рассмотреть внешность флорентийки, но при этом в ее сознание невольно вклинивалась фигура Дианы де Пуатье.
Маленькая, приземистая, темноволосая, с желтоватым цветом лица и довольно толстыми губами, Катарина была полной противоположностью помпезной, мраморно-красивой Диане. Не спасало положения и изысканное, украшенное драгоценностями облачение королевы из флорентийского бархата. К несчастью, супруга короля действительно выглядела как дочь обычного лавочника. Только очень внимательному взгляду открывались проницательные темные глаза, в которых светился недюжинный ум. А тихий смех королевы действовал на собеседника чарующе, и Флёр не могла, да и не хотела уклоняться от его магического действия. Быть может, эта женщина и не отвечала представлениям ее августейшего супруга об идеале красоты, но уж шармом и притягательной силой она обладала определенно.
Увлеченная этими очень личными мыслями о королеве, Флёр пропустила детали разговора ее отца и Катарины, и лишь возглас последней, выражавший крайнее удивление, вернул девушку к действительности.
– Правильно ли я вас поняла? Вам не нужна моя протекция при дворе? Вы довольствуетесь тем, что служите мне тайно? Как прикажете это понимать?
– Я слишком стар, Ваше Величество, чтобы находить удовольствие в придворной жизни, и жена моя тоже придерживается такого же мнения, – попытался оправдаться Рене де Параду. Но королева прекрасно видела, что его дочь старается не выдать своего разочарования, да и жена лишь с трудом сдерживается. Какие бы причины ни побуждали его к отказу, ясно, что обе дамы его мнения не разделяют.
– У меня есть все основания исполнить ваше желание, друг мой, – мягко произнесла королева. – Но позвольте мне хотя бы ввести вашу дочь в круг моих фрейлин. Она будет украшением двора и, несомненно, моей верной спутницей. Не следует вам прятать в укромных уголках такое сокровище молодости и красоты…
Но Рене де Параду упорствовал в своем нежелании потакать стремлениям жены и дочери, прекрасно зная, в чем они заключаются. У него были свои основания возражать королеве.
– Вы делаете нам слишком много чести, Ваше Величество. Флёр еще слишком молода, и…
– Слишком молода? Боже правый! Что вы говорите, сеньор? – Довольствоваться подобными аргументами королева не собиралась. – Мне было четырнадцать, когда мы с мужем обвенчались. Сейчас самое время выпустить этого маленького, красивого мотылька из деревенского садика! У меня создалось впечатление, что сам-то мотылек только и мечтает о том, чтобы помахать своими крылышками под блеском двора. Или я ошибаюсь в определении ваших желаний, мадемуазель де Параду?
Было заметно, что Флёр разрывается между желанием согласиться с королевой и нежной любовью к родителю. Конечно же, она ни о чем не мечтала так страстно, как о том самом положении, которое предлагает ей занять королева, но не хотелось обижать отца, честно признаваясь в этом стремлении.
Рене де Параду понял это и тихонько вздохнул. Он сделал все возможное, чтобы оградить Флёр от превратностей жизни при дворе, но не в его силах было возражать королеве. Он положил конец мучительной ситуации, хотя и опасался, что тем самым толкает свою малышку Флёр на очень рискованную авантюру.
– Моя дочь с радостью поступит к вам в услужение, Ваше Величество!
Последовавший за этими словами обмен взглядами между Рене де Параду и королевой имел, очевидно, какое-то определенное значение, но разгадать его Флёр не смогла. Она лишь услышала успокаивающий ответ правительницы:
– С вашей дочерью не случится ничего плохого, сеньор! Я ручаюсь за ее благополучие. Доверьте ее мне и не беспокойтесь ни о чем.
Флёр видела, как отец склонился над правой рукой Катарины. Затем ее вместе с матерью проводили из покоев королевы, предложив приступить к переселению на новое место сейчас же, а Рене де Параду и Катарина Медичи остались вдвоем, чтобы еще побеседовать с глазу на глаз.
В обычных условиях Флёр определенно сгорала бы от любопытства, желая разузнать о содержании этого разговора, но при сложившихся обстоятельствах она забыла обо всем на свете. Даже в своих самых смелых мечтах она не рассчитывала на такой исход аудиенции. Можно было надеяться получить приглашение на торжественный бал или какой-то рыцарский турнир, но она никак не ожидала, что станет фрейлиной королевы. Такая честь оказывалась лишь благородным дамам из самых знатных семейств. Флёр, конечно, знала, что род Параду получил дворянский титул благодаря участию его представителей в крестовых походах, но в число первых семей Франции этот род все же не входил!
А впрочем, к чему ломать себе голову над теми соображениями, которыми руководствовалась королева? Она свое слово сказала, а это равносильно приказу! С завтрашнего дня Флёр де Параду войдет в число тех женщин, которым завидуют, которые живут в самом центре власти, влияния на окружающий мир и моды. И если ее молитвы, обращенные к Святой Деве Марии, будут услышаны, то она вновь увидит того незнакомого дворянина, который однажды явился ее взору среди других королевских придворных.
Мог ли только этим обстоятельством объясняться бешеный стук ее сердца?
– И не забудьте, что даже самая последняя придворная дама из числа приближенных Ее Величества постоянно находится под наблюдением всего двора. Ваша небрежность в одежде, поведении или речи немедленно отразится на королеве. А она может быть и весьма немилостивой, если вызвать ее гнев!
Мадам де Гонди, супруга королевского банкира Гонди и ближайшее доверенное лицо королевы Катарины, сочла своим долгом дать понять молодой придворной даме, что при всем почтении к королеве она, Гонди, не испытывает большого удовольствия от того, что приходится принимать под свою опеку неопытную девчонку. Мадам де Гонди интуитивно предчувствовала, что сильные восторги Флёр от ее нового положения в сочетании с полной наивностью просто неизбежно создадут какие-нибудь проблемы.
Конечно, Флёр де Параду обучена математике, географии и истории, прошла курс греческого и латыни, подкована в поэзии и живописи, а также в астрономии и физике. Но светская жизнь бездельников при дворе была для нее книгой за семью печатями.
Мадам де Гонди постаралась ввести Флёр в домашний быт королевы, заботы о котором, как казалось на первый взгляд, были поручены в основном итальянцам. Создалась как бы своеобразная маленькая Флоренция внутри французского королевского двора, которая сначала показалась Флёр очень трогательной, но потом разочаровала ее. Значило ли это, что ей вообще не придется соприкасаться с придворными короля? Что королева ведет жизнь, оторванную от двора? Раньше Флёр представляла себе все это иначе!
– Ой, да вы же заговорите этого ангела до смерти, любезная моя! Разрешите мне освободить вас от этой повинности, красавица! Меня зовут Пьеро Строцци, и я ваш покорнейший слуга! – представился девушке человек, произнесший эти слова.
Флёр присела в почтительном книксене, ибо названное имя принадлежало одному из двоюродных братьев королевы, который был родом из Флоренции. Козимо Медичи, великий герцог Флоренции, получивший этот титул от императора Карла [3], отнял у Пьеро Строцци его состояние и банкирский дом, а тот, обиженный, теперь рассчитывал отомстить захватчику с помощью французского короля.
Сделав грациозный реверанс, Флёр увидела перед собой удивительно маленького человечка, едва ли большего роста, чем один из карликов Катарины. Высокие до абсурда каблуки, по-флибустьерски изогнутая шляпа с дорогим украшением из перьев и туго накрахмаленные панталоны дополняли портрет существа, место которому было скорее уж на ярмарке, чем при королевском дворе.
Но как ни быстро уловила Флёр странности облачения Пьеро, она тут же отметила дерзость сверкающего взгляда и ум, светящийся в темных насмешливых глазах. Пусть этот человек напоминает Арлекина, но было бы явной ошибкой судить о нем только по внешности.
– Сеньор изволит заблуждаться, – ответила она поэтому на чистом флорентийском диалекте, ничем не уступавшем языку королевы. – Я благодарна сеньоре де Гонди, что она приняла на себя заботу растолковать мне мои новые обязанности. Поскольку она еще не закончила своих разъяснений, с моей стороны было бы крайне невежливо просто сбежать от нее в вашем сопровождении. Я уверена, что сеньор проявит понимание ситуации.
Отказ Флёр обескуражил обоих ее собеседников. Мадам де Гонди обнаружила вдруг, что в этой красивой головке больше ума, чем она предполагала, а Пьеро Строцци констатировал, что улыбка новой придворной дамы способна смягчить даже гранит. Оба тут же решили независимо друг от друга проявлять к Флёр больше внимания.
– Тогда разрешите мне хотя бы сегодня вечером составить вам компанию в танце! – настаивал Пьеро, продолжая начатый флирт.
– Для меня будет большим удовольствием, если Ее Величество даст мне разрешение принять участие в хороводе.
Благородный рыцарь, присев в глубоком поклоне и подметая пол перьями своей шляпы, удалился, а мадам де Гонди удовлетворенно заметила:
– Это вам хорошо удалось. Кажется, у вас нет недостатка ни в шарме, ни в уме. Чтобы существовать при дворе, вам понадобится много и того и другого.
Флёр очень хотелось состроить гримасу, но она сдержалась. Кем считает ее эта женщина? Деревенщиной, не умеющей ни читать, ни писать? Но ведь Флёр получила образование и воспитание под внимательным наблюдением своей удивительной бабушки, занимаясь со многими знаменитыми профессорами. Воспитана она и матерью, придающей очень большое значение этикету и безупречным формам поведения.
Впервые это ее обрадовало, между тем как долгие годы Флёр только и делала, что стонала от большого количества занятий.
– Про бал при дворе я ничего не знала, – пробормотала она с подчеркнутой скромностью, надеясь, что старшая дама не обратит внимания на оттенок волнения в ее словах, заглушить который ей полностью не удалось.
– Город Лион приглашает Их Величеств на бал, – уронила мадам де Гонди как бы мимоходом, относя эмоции девушки на счет ее неопытности. – Я все же надеюсь, что в ваше личное имущество входит и соответствующий гардероб для таких случаев! Если нет, то придется мне попросить одну из наших дам выручить вас.
– Мой отец владеет монополией на восточные шелковые ткани и венецианскую парчу, – с высокомерием ответила Флёр. Сдержаться на этот раз ей не удалось.
Мадам де Гонди сразу же неодобрительно сморщила лоб, а вслух поучительно сказала:
– Для вашего отца это, видимо, прекрасно, мадемуазель, но при дворе было бы разумнее не упоминать, что своим преуспеванием вы обязаны изначально торговой империи рода Торнабуони!
Флёр мысленно обругала себя, поняв, что допустила глупость. «Наверное, – подумала она тут же, – из всех глупостей, которые мне еще предстоит совершить, эта будет самая большая, этакий faux pas [4], который может отразиться и на королеве. Скажут: вот, пожалуйста, дочь лавочника окружает себя другими представительницами того же сословия. Это же просто находка для злобных сплетников из круга Дианы де Пуатье. Наверное, отец при прощании потому и предупреждал меня столь настойчиво, чтобы ни слова не проронила о семье».
Вынужденная выбирать между собственной гордостью и желанием уладить возникшую ситуацию, Флёр ограничилась покорным кивком головы.
– А теперь следуйте за мной! Королева приказала перетряхнуть бельевые корзины! У нее создалось впечатление, что дорожная пыль проникла во все льняные вещи.
Флёр поспешила за мадам Гонди. Придворная дама! Да… Флёр явно заблуждалась относительно своего положения при дворе. Ах, Боже правый, ведь дома льняными вещами занималась Жанна со слугами. А то, что забота о белье королевы является высокой честью, было для Флёр новостью. Но все же на горизонте появился и луч света – бал!
