Текст книги "Плутовка Ниниана ; Сила любви ; Роковые мечты (сборник)"
Автор книги: Мари Кордоньер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 32 страниц)
Ниниана прикусила нижнюю губу. Одно дело – носить одежду юнца и играть соответствующую роль, и совсем другое дело – заниматься, как настоящий мужчина, фехтованием. Хотя в детстве она и сражалась, играя, на шпагах с Люсьеном, опытный учитель фехтования сразу распознает в ней женщину. Поэтому предложение она отклонила.
– Спасибо, но в уроках нет необходимости. Мне бы вполне хватило возможности любоваться в столице не одними высокими стенами вашего дворца. Так плохо терять свободу!
Исчерпав свое не слишком большое терпение и почувствовав раздражение от непонятного отказа, барон де Мариво ответил резче, чем намеревался:
– Такой возможности не будет. Или вы желаете оказаться в Бастилии? Пока живете в моем доме, извольте выполнять мои требования. Понятно?
Ниниана, ответив мысленно «нет», молча удалилась.
Барон хмуро посмотрел вслед своему гостю. Сколько в этом юнце вызывающей гордости и неукрощенного огня! Нужна твердая рука отца или заботливого друга, чтобы оградить его от неприятностей. Мариво не жаждал стать таким другом. И все же… Стоит уделить ему побольше внимания. В Норберте де Камара было нечто особенное, вызывавшее у барона, вопреки его собственной воле, чувство симпатии.
Глава 3
Покорно вздохнув, Ниниана сказала:
– Тебе не угодишь, Паулина. Когда я оделась мужчиной, ты была недовольна. Теперь я снова стала девушкой, а ты опять ворчишь. Что же мне делать? Превратиться в русалку, живущую на болотах? Как поведал мне один из конюхов, здесь не так давно вся местность была заболоченной. Генрих Наваррский, отец нынешнего короля, приказал ее осушить, чтобы построить новый городской район. Ты не знала этого?
– Я знаю только, что должна тебе помогать в совершении очередной глупости, – сердито возразила старая нянька, распрямляясь. Она укладывала новую одежду и материалы, купленные для Дианы, в резной сундук.
Девушка ласково обняла преданную служанку.
– Паулина! Если я и дальше буду безвылазно прозябать во дворце, мы не получим известий о Люсьене. Возможно, он арестован и нуждается в поддержке. Ты же не хочешь, чтобы он ждал напрасно? Мне надо выяснить, где он. Его имя в тайные списки не попало. Я больше не выдержу неизвестности.
– Так попроси барона де Мариво навести справки о Люсьене.
Ниниана презрительно откинула голову назад. От резкого движения из-под ленты выбился упрямый локон.
– Фи, барон! Он, вероятно, вовремя перебежал к победителям и стал активным сторонником кардинала. Оглянись! Враги Ришелье живут теперь по-другому. Как, по-твоему, он поступит, случайно обнаружив убежище мятежника? Поможет ему? Ты ведь и сама в такое не померишь!
– Но Люсьен де Камара – его будущий шурин.
– Подумаешь! Людовик и Гастон Орлеанский – братья! Кровное родство и родственные отношения скорее помеха в таком деле. Нет, у меня только один шанс – сам кардинал Ришелье. Говорят, он весьма восприимчив к женской красоте. Возможно, я смогу добиться его сочувствия.
– Не греши, дитя мое! Ты говоришь о служителе церкви.
Ниниана презрительно скривила рот.
– О том, которому удалось завоевать благосклонность вдовствующей королевы. Который, как полагают, разгневался на герцога Бэкингемского из-за вполне земного чувства ревности. Он является поклонником королевы и был взбешен, посчитав, что она позволяла герцогу то, в чем упорно отказывала ему, кардиналу. Я воспользуюсь его слабостью, Паулина. Помоги мне пленить его своей внешностью. Впервые я завидую красоте Дианы. Было бы лучше послать к его Высокопреосвященству мою сестру, но, увы…
Паулина сердито прервала Ниниану:
– Лучше? Да бедняжка убежит от нас прочь со страху или затопит нас обеих слезами. Я люблю ее, как собственную дочь, но было бы преувеличением считать ее разумнее красивой бабочки.
Ниниана улыбнулась. Одержав победу, она взяла Диану под свою защиту.
– Помолчи, Паулина. Зато она вполне подходит для барона. Красива, послушна. Он без труда сумеет командовать ею. Не сможешь ли ты подогнать для меня одно из ее платьев?
– Я рискнула отложить для тебя два. Диана подобрала цвета, а я подогнала их по твоей фигуре и удлинила подолы.
Паулина гордилась своей предусмотрительностью. Из сундука она вынула полотняный сверток и развязала его. Ниниана и в костюме пажа оставалась женщиной. Увидев роскошное светло-зеленое платье, она вскрикнула от восторга. Шелк с матовым блеском ниспадал на пол. Узкий лиф с неглубоким вырезом украшали жемчужины кремового цвета. Жесткий стоячий воротник доходил до затылка, а длинные рукава заканчивались кружевными манжетами. Платье дополнял серебристо-зеленый шарф, который завязывался вокруг талии.
Ниниана не припоминала, чтобы ей когда-нибудь приходилось так красиво и модно одеваться. И в благополучные дни ее семья мало чем владела, кроме благородной фамилии. Одни такие жемчужины стоили бы Людовику де Камара годового дохода.
– Чудесно! Эта одежда даже меня превратит в привлекательную для его Высокопреосвященства особу, – прошептала Ниниана благоговейно.
Паулина наморщила лоб.
– Не спеши съесть компот прежде супа, барышня! Как сумеешь ты попасть на прием к кардиналу? Как выйдешь за ворота дворца, чтобы об этом не узнал барон?
Ниниана махнула рукой.
– Нет ничего легче. Во время прогулок по саду я увидела за конюшней калитку, ведущую в небольшой переулок. Там даже задвижки нет. Видимо, этим выходом пользуются конюхи, когда вечером идут в кабак. Через него я смогу незаметно покинуть дворец и вернуться в него. Если вдруг барон спросит, где я, скажи, что у меня разболелся живот и я лежу в постели.
– Когда ты думаешь предпринять это путешествие? – спросила Паулина.
План у Нинианы был готов.
– Завтра в полдень, когда барон, как обычно, уедет в город, а слуги будут обедать.
Старая служанка выразила свои опасения:
– Это безумие. Кардинал прикажет тебя арестовать.
Ниниана хотела казаться спокойной, хотя уверенности в успехе у нее вовсе не было.
– Ерунда! Разумеется, я не стану говорить ему, что я Камара. Можешь не сомневаться в моей способности сочинить трогательные истории. Например, о бедной, покинутой невесте, разыскивающей своего любимого.
– Не слишком надейся, что его Высокопреосвященство потеряет от твоих речей голову, как сейчас старая женщина из-за большой любви не способная тебя бранить.
Ниниана быстро поцеловала Паулину в щеку.
– Главное – не бояться! Но помни: Диане ни слова. Где, кстати, она сейчас?
– В садовом павильоне со своим женихом. Ты можешь их увидеть вон из того окна.
Ниниана поддалась искушению. Сцена внутри небольшого сооружения, построенного в виде древнегреческого храма, походила на нарисованную картину. На фоне темно-зеленой стены сверкали ослепительно белые мраморные колонны. Диана сидела на узкой скамье в новом ромовом платье. Ее непокрытые волосы удерживала розовая лента. Сложив на коленях руки и склонив набок голову, внимала она словам мужчины. Он сидел очень близко к ней, и было видно, что старался ей понравиться.
– Любит ли он ее? – невольно спросила себя Ниниана. Однако ответ Паулины показал, что вопрос прозвучал достаточно громко.
– Барон не похож на человека, готового разделить с юной девицей ее романтические грезы. Но он, несомненно, оценил ее красоту и жаждет обладать ею. Я надеюсь на его благородство, которое не позволит ему еще до свадьбы взять желаемое. Помешать ему в этом мы не в состоянии…
Ниниана прищурила глаза и вгляделась внимательнее в происходящее. Сестре было явно не по себе. Она хорошо знала Диану и сразу заметила напряжение и нервозность, с которой та теребила пальцы на правой руке. Жаль, не слышала она слов барона, обращенных к Диане. Уж она бы постаралась… Постаралась – из-за чего? Чем не понравилась ей эта полная идиллии картинка? Почему она с трудом подавила в себе желание ворваться в павильон и помешать им? Ведь все шло по плану. Барон испытывал достаточное влечение к сестре, чтобы поторопиться со свадьбой. Ничего другого Ниниана не добилась бы. Или?..
– Ты не должна позволять ей слишком долго находиться с ним наедине. Трудно, сидя у воды, не напиться, – пробормотала она задумчиво.
Паулина шумно вздохнула. Постоянная забота о двух таких разных сестрах требовала терпения святой и изощренного ума ученого. Ни тем, ни другим горничная из Лангедока не обладала.
Четыре свечи, горевшие в светильнике, распространяли вокруг нежный аромат и мягкий золотистый свет. Тихое потрескивание пламени в камине создавало вместе со свечами тот уют, который, окутав Ниниану, усыпил ее бдительность.
– Ваш ход, юный друг, – напомнил барон де Мариво и поудобнее поставил правую ногу на каминную решетку. На нем были надеты лишь рейтузы и белая шелковая рубашка с кружевным воротником и кружевными манжетами. Свободно завязанные ленты позволяли Ниниане, помимо загорелого лица, увидеть и такую же загорелую мускулистую грудь. Дружеская атмосфера наряду с его домашней одеждой полностью покорили ее. Все сложнее становилось ей скрывать свою неуверенность, но Ниниана заставила себя целиком сосредоточиться на шахматных фигурах из слоновой кости, стоявших на маленьком столике. Предложение сыграть в шахматы было столь дружеским, что она не нашла повода для отказа.
– Так как вас пугает сражение на шпагах, может быть, королевская игра придется вам больше по вкусу? – спросил барон.
Будучи вынужденной сыграть роль труса, Ниниана не пожелала сыграть еще и роль тупицы. Она согласилась, хотя разум предупреждал ее о глупости такого согласия.
Мариво играл с ней в кошки-мышки. Хотя Ниниана неплохо разбиралась в шахматах, ей мешали ее темперамент и склонность к спонтанным, необдуманным решениям. Холодная логика, с которой партнер передвигал фигуры, вызывала у нее восхищение, но сама она так действовать не могла.
Вздохнув, увела она ферзя из опасной зоны, тут же честно заметив:
– Вообще-то, все напрасно. Вы придумаете новую уловку, чтобы рано или поздно у меня выиграть.
Черные зрачки партнера засветились от удовольствия.
– Вы всегда так быстро сдаетесь, Норберт?
Ниниана наморщила лоб. Почему у нее возникло впечатление, что вопрос имел двойной смысл? Она постарались произнести слова на еще более низких нотах.
– Я всегда борюсь до конца, если есть надежда. Однако считаю разумным сдаться, вместо бессмысленной погони за недостижимой целью.
Барон передвинул фигуру, взял графин с вином и сказал многозначительно:
– Такой молодой и такой рассудительный. Можно вам тоже налить? Это вино из Луары, оно хранится в погребах моего имения…
Ниниана изумленно заморгала. Представить себе нужного аристократа виноделом было еще трудней, чем ласковым супругом. Что побудило отца выбрать барона в супруги Диане, кроме его богатства? Он не был сторонником герцога Монморанси и не принадлежал к числу друзей семейства Камара. Тех-то Ниниана отлично знала. Причины выбора, видимо, навсегда останутся тайной, унесенной отцом в могилу.
Она взяла точеный бокал и послушно пригубила прохладную жидкость. Мариво внимательно наблюдал за ней.
– В некоторых случаях, Норберт, вы ведете себя как барышня. Разве можно оценить вино, прикасаясь к нему как невинная девица к запретному плоду?
Под его сердитым взглядом Ниниана надеялась, по крайней мере, не покраснеть. Ей почему-то ни на миг не удавалось в его присутствии забыть, что она – женщина. Как долго при таких обстоятельствах она сможет морочить ему голову?
– Вы смеетесь надо мной, – возразила Ниниана и наклонилась над шахматной доской, скрывая лицо. – А своего короля защищайте впредь лучше, господин! Шах!
Раздраженному Мариво пришлось вдруг признать свое поражение. Он совсем забыл об осторожности, разгадывая загадки, которые все чаще задавал ему гость.
Что творилось в душе этого совсем юного, чрезвычайно гордого мальчишки, не желавшего принимать никаких услуг, кроме регулярно подаваемой еды и крыши над головой?
Сочетание благосклонности и раздражения, появлявшееся в присутствии гостя, было для барона непривычным и озадачивающим. Кое-что в движениях и жестах Норберта, отдельные нотки в его голосе и взгляды из глубины зеленых глаз иногда настолько захватывали Мариво, что вызывали у него сомнения в собственном здравомыслии.
Влечение к юноше казалось ему настолько непонятным и противоестественным, что он невольно переносил на того часть своего раздражения, хотя хорошо понимал неправоту и нетактичность такого поведения. Ему пришлось признаться самому себе в чувствах, которые он, со своим холодным рассудком, раньше считал невозможными.
– Поздравляю! Я недооценил вас, юноша, – сказал он, нарушая длительное молчание.
Ниниана упорно глядела на доску.
– Не в том дело. Вы допустили ошибку из-за сильного раздражения. Сожалею, если в том есть моя вина. Мы искренне благодарны вам за приют. Не хотелось бы мне стать причиной вашего сожаления об оказанном нам гостеприимстве. Вы уже просили о разрешении на бракосочетание с моей сестрой… двоюродной?
В самый последний момент Ниниана заметила свою оплошность и попыталась исправить ее, надеясь на невнимательность Мариво.
Мариво же вновь стали обуревать противоречивые чувства. С одной стороны, он был поражен способностью юнца угадывать его намерения. С другой стороны, ему было неприятно именно от Норберта услышать напоминание о помолвке. Как бы ни привлекала его красота Дианы, способная примирить с мыслью о женитьбе, он не желал становиться объектом уговоров, тем более со стороны такого парнишки. Поэтому его ответ прозвучал с долей цинизма.
– Терпение, кажется, не относится к вашим достоинствам. В данный момент вероятнее получить от его Высокопреосвященства приказ о казни, а не разрешение на брак. Вам не известно, что даже месье Шатонёф, хранитель большой печати, был недавно арестован и посажен в тюрьму? Король сам подписал приказ об аресте.
– А его Высокопреосвященство в кардинальской сутане тайно держал в своих руках все нити. Неужели мир наступит только тогда, когда казнят всех ему неугодных? – резко добавила Ниниана.
– Мир наступит тогда, когда он будет гарантирован для всего королевства. Вы проезжали по улицам столицы и видели, что таких кварталов, как наш, немного. Париж, как и другие города, нуждается в более прочном мире для улучшения своего облика. Только мир позволяет строить дороги, мосты, дома, собирать богатые урожаи.
– Урожаи винограда, – попробовала пошутить Ниниана, но перед ее глазами возникли руины родительского дома. Возможно ли добиться примирения на развалинах?
Мариво сухо подтвердил:
– И винограда тоже. Но чтобы этого достичь, нужно сосредоточить всю власть в руках, которые не будут ею злоупотреблять. В руках короля! Недопустимо вмешательство в его дела матери, супруги, тем более ее подруг. Ведь королевство не курятник, где правят петухи с наиболее ярким оперением и наиболее громким голосом.
Его четкая позиция увеличила удивление Нинианы. Как мог отец обручить Диану с таким явным сторонником того человека, которого они с герцогом Монморанси собирались лишить трона?
– Вы даже не скрываете своих взглядов. Не потому ли вы боитесь сообщить о своей помолвке с членом семейства Камара? – удивленно заметила она.
– О Боже! Непонятно, как вы дожили до своего возраста, Норберт. Неужели ни у кого не возникало желании укоротить ваш дерзкий язык?
Возмущение барона так сильно напомнило Ниниане гневные тирады отца, что она, утратив осторожность, улыбнулась. Улыбка ее отражала сочувствие, мягкий юмор и стремление к взаимопониманию. Ведь она привыкла выслушивать брань в ответ на свои резкие замечания. Она даже представить себе не могла, насколько ее улыбка получилась очаровательной и женственной.
Барон де Мариво с такой силой поставил бокал на стол, что у него отломилась ножка, а его верхняя часть покатилась по столешнице и, упав вниз, разбилась о камни перед камином. Теряя самообладание, хозяин поднялся с кресла.
– Уже поздно, молодой человек. Давайте завершим на этом. Благодарю вас за компанию. Передайте мои наилучшие пожелания кузине!
Прежде чем Ниниана успела ответить, он стремглав вышел. Только глухой звук, с которым захлопнулась дверь, позволял предположить… Предположить – что?
Девушка в костюме пажа восприняла это как бегство. Но по какой причине? Почему барон де Мариво должен бежать от нее?
Глава 4
Хотя роскошный дворец на улице Сант-Онор, сооружавшийся для Армана Жана дю Плесси, герцога Ришелье, кардинала и первого министра Его Величества, короля Людовика XIII, еще не был достроен, на Ниниану, стоявшую в солнечный мартовский день 1633 года перед главным порталом, он произвел огромное впечатление.
Парадный двор с колоннадой уже приобрел основные очертания. Каменотесы трудились над завершением аллегорических фигур, предназначенных для его украшения. Кроме работников, Ниниана различала гвардейцев, монахов, чиновников. Попались ей на глаза даже несколько прикрытых вуалями дам.
Она плотнее закуталась в накидку и убедилась, что капюшон полностью закрыл волосы, стянутые Паулиной на затылке. Затем решительно смешалась с толпой, надеясь найти приемную, в которой можно будет попросить аудиенции у его Высокопреосвященства.
Долгий путь от Королевской площади вдоль Сены помог ей вновь уверенно почувствовать себя в женском платье. Но дамские туфли, вместо удобных мужских сапог, стали причиной мучительной боли в ступнях. Аккуратно очистив от грязи подолы накидки и платья, она, однако, ничего не смогла сделать с мокрой кожаной обувью, натиравшей натруженные пятки.
Расчет ее оказался верным. Посетители шли к широкой мраморной лестнице, которая вела в просторный холл. Там уже собралось немало народу, и это с самого начала ее обнадежило. Появление двух секретарей быстро навело в холле порядок. Они подходили к каждому посетителю и записывали фамилию и суть прошения.
– Вам придется запастись терпением, мадемуазель Совар. Его Высокопреосвященство старается выслушать каждого, но я не могу обещать вам, что он найдет для вас время именно сегодня, – услышала Ниниана.
Она попыталась скрыть свое разочарование, улыбнувшись особенно приветливо. Если секретарю известны пристрастия кардинала, еще не все потеряно. Темно-зеленый капюшон бархатной накидки, принадлежавшей Диане, выгодно подчеркивал белизну ее кожи, а слегка подкрашенные губы приобрели цвет спелой вишни. Ниниана не могла сказать, помогло ли все это ей сократить ожидание. Однако не успела она второй раз обойти громадную приемную своим нервным шагом, как перед ней почтительно склонился секретарь.
– Его Высокопреосвященство ожидает вас, мадемуазель Совар!
Только в последний момент вспомнила она названную ею в приемной фамилию. Фамилию своей подруги, с которой обучалась в монастыре сестер милосердия в Тулузе чтению, письму и прочим навыкам, необходимым, по мнению матери, благородной даме. Элен де Совар. Сколько времени минуло с тех пор, когда монастырский колокол определял распорядок ее дня! Какой простой и беззаботной была тогда жизнь!
Воспоминания об Элен де Совар помогли ей расправить плечи, перед тем как присесть в подобающем реверансе перед грозной фигурой в красной сутане. Ей понадобилось собрать все силы, чтобы скрыть вспыхнувшую ненависть и поцеловать рубин на протянутой ей узкой бледной руке.
– Встаньте, мадемуазель! Чем могу вам помочь? – услышала она негромкий, но властный, сухой голос.
Моментальный переход к делу помог Ниниане сосредоточиться, преодолев свою скованность. Не опуская ресниц, встретила она пронзительный взгляд церковного владыки. Каким болезненным он выглядел! Каким худым, изможденным и старым! Поджарая фигура в блестящей сутане с кружевным воротником, казавшимся таким же белым, как кожа лица. Темная холеная бородка и сверкавшие глаза напоминали рисунок тушью на белом пергаменте. Ненависть ее куда-то исчезла и уступила место смешанному чувству настороженности и жалости.
И Ниниана заговорила напрямую:
– Простите, ваше Высокопреосвященство, что обременяю вас своими проблемами. Но какова бы ни была грозящая мне опасность, я должна выяснить все относительно судьбы Люсьена де Камара.
Ни единый мускул не дрогнул на утомленном лице кардинала.
– А чем этот молодой человек заслужил такой живой интерес? – спросил он, медленно опускаясь в кресло! и жестом предлагая Ниниане тоже сесть.
– Он… он мой возлюбленный.
Ответ Нинианы содержал давно заготовленную ложь.
Влюбленной девице безжалостный и властолюбивый человек, вероятно, простит сумасбродный поступок, приведший ее в логово льва, и хотя у нее не было собственного опыта, она все равно понимала, что влюбленным свойственно делать глупости, и ловко пользовалась этим в своих целях.
Подобие улыбки появилось скорее во взгляде, чем в уголках губ Ришелье.
– Его возлюбленная… Гм… Как удивительно…
Ниниана продолжила сочиненную сказку:
– Тайная возлюбленная. Отец запретил мне общение с ним, потому что Люсьен примкнул к мятежникам. Но… пожалуйста, можете вы мне сказать, жив ли он? Где он? Что я могла бы для него сделать? Чем помочь?
Отчаяние в ее вопросах было искренним, а едва сдерживаемые слезы придавали взгляду оттенок трагичности. Стиснутые пальцы и дрожащие губы свидетельствовали о старании овладеть собой.
– Успокойтесь, дитя мое, – пробормотал первый министр. – Было бы разумнее использовать красноречие, чтобы отговорить вашего легкомысленного друга от участия в событиях, способных навлечь на него несчастье.
Ниниана вдруг забыла об этикете и собственной гордости.
– Значит, вы знаете, где он? Он жив? Скажите мне, ваше Высокопреосвященство, ради Христа, умоляю вас…
Она упала перед владыкой на колени.
– Поднимитесь, мадемуазель!
Приказ был таким резким, что девушка невольно повиновалась.
– Вы считаете меня всемогущим, но всемогущ только Господь Бог. И готовность прощать своих врагов свойственна скорее Богу, чем людям. А вы тоже из тех предателей, которые ради власти ввергли мирное королевство в ужасный мятеж?
Ниниана испуганно отпрянула назад. Накидка распахнулась, и капюшон соскользнул с головы. Взгляд ее упал на закрытую дверь, но она сразу отвергла мысль о бегстве. Трусливый выход из положения ее не устраивал. Она расправила плечи и подняла подбородок с таким неподражаемым величием, что в глазах кардинала мелькнула искорка интереса. Свое признание она произнесли с достоинством, в голосе чувствовалось скрытое возмущение.
– Я искренне предана Люсьену и его семье. Однако ним, паше Высокопреосвященство, должно быть известно, что мужчины из благородных семейств принимают решения, не советуясь с женами, матерями, сестрами и невестами. На долю женщин выпадают обычно лишь печальные последствия мужской отваги, хотят они того или нет!
Ниниана ожидала чего угодно, но не сдавленного смеха в ответ. Прошло какое-то время, прежде чем первый министр, овладев собой, смог снова заговорить.
– Вы и в самом деле мятежница. Я ничего не знаю о нашем возлюбленном, дитя мое, однако попытаюсь узнать что-либо о его судьбе. Мне представляется особо тонкой местью подсадить в семейное гнездо участника мятежа мятежницу жену. Куда я мог бы послать сообщение о его местопребывании?
Такую сложность Ниниана не предусмотрела. Сказать кардиналу про дворец Мариво – означало подвергнуть опасности Диану и ее будущего супруга. Это исключалось. Она попробовала собрать всю силу убеждения для вежливого отказа.
– Благодарю, ваше Высокопреосвященство, за подобное предложение. Но я сама приду сюда снова за новостями. Вам нет необходимости беспокоиться об их пересылке…
Хотя она втайне молилась о том, чтобы кардинал с ней согласился, ее потрясла его моментальная готовность принять любой ее вариант. Прежде чем Ниниана успела все осмыслить, ей пришлось попрощаться и выйти через боковой выход. Дверь за ней бесшумно закрылась, и она оказалась в незнакомом коридоре.
Ниниана не подозревала, что кардинал сразу же отдал несколько связанных с ней конкретных распоряжений. Она просто испытала наконец необыкновенное облегчение. Во-первых, потому, что, по ее мнению, благополучно выпуталась из опасной авантюры, несмотря на орлиный взор первого министра, а во-вторых, потому, что достигла нужного результата. Двойной успех! Ведь если бы Люсьен был казнен, Ришелье наверняка сообщил бы ей об этом сухими, не вызывающими сомнений словами.
Ведь ее покойная мать приходилась родственницей казненному герцогу Монморанси, а этого было вполне достаточно для того, чтобы о казни ее сына Люсьена де Камара узнал самый могущественный человек в государстве. Итак, Люсьен жив. Но где он? В Бастилии? На мгновение Ниниана приложила ледяные руки к сильно, бьющемуся сердцу. Как освободить брата из страшной тюрьмы? «Подожди, – произнес внутренний голос, призывая к терпению и осторожности. – Не надо ничего планировать, не зная положения вещей!»
Заставляя себя успокоиться, она огляделась. После роскошного кабинета кардинала коридор казался холодным и пустым. Узкий проход из черных и белых плит, уложенных в шахматном порядке. Путь в неизвестность?
Дрожа от холода, запахнула она накидку и натянула на голову капюшон. Затем стала искать выход. Ряд равномерно расположенных высоких окон пропускал приглушенный свет, поскольку день уже переходил в сумерки. Едва ли ей удастся попасть на Королевскую площадь до темноты. Тем лучше, можно вернуться во дворец под покровом ночи.
Через приоткрытую дверь Ниниана снова вошла в зал ожидания, по-прежнему полный людей. Как ей показалось, никто не обратил на нее внимания. Одернув юбки, она быстро направилась к главной лестнице, не заметив при этом высокой фигуры, следующей туда же. Возле верхней ступеньки они столкнулись.
В течение ужасного, нескончаемого мгновения Ниниана ощущала себя между небом и землей. Ей казалось, что в следующую минуту она упадет на каменные ступени и разобьется. Затем кошмар закончился, и Ниниана оказалась в крепких объятиях, прижатая к мягкой поверхности из сатина и кружев. Ее чувствительный нос уловил знакомый аромат травяных настоев и кожи. Дрожащей от слабости девушке было боязно открыть глаза, освободиться от надежных объятий и взглянуть на своего спасителя. Прошло некоторое время, прежде чем она на это решилась. К счастью, имя, готовое сорваться у нее с языка, превратилось лишь в слабый вздох. Ниниана увидела выразительное лицо с хорошо знакомыми ястребиными чертами и черными глазами, в которых зрачок сливался с радужной оболочкой. Ее собственное отражение, казалось, утонуло в их темной глубине. Она зашаталась и упала бы, не подхвати он ее снова.
Барон де Мариво в свою очередь с любопытством посмотрел на мадемуазель, вызвавшую особое недоверие у его Высокопреосвященства. Он специально устроил столкновение, а роль спасителя облегчала знакомство, которого в обычных условиях не просто было бы добиться. Барон увидел лицо с правильными, но довольно обычными чертами. Тонкий нос с четким контуром, недостаточно, однако, маленький и изящный, чтобы соответствовать канонам женской красоты. Несколько локонов, выбившихся из-под капюшона, напоминали по цвету осенние листья. Когда наконец приподнялись веки, он увидел большие ярко-зеленые глаза. Глубокие и прозрачные, как лесное озеро.
– Слава Богу, что я вовремя оказался рядом и смог удержать вас от падения. Разрешите куда-нибудь вас посадить. Вам нужно успокоиться и собраться с силами, – сказал он ей с улыбкой.
Ниниана смущенно кивнула. Ее молчание он объяснил пережитым испугом. Исполняя роль кавалера, барон повел девушку, осторожно поддерживая ее под локоть.
Хотя Ниниана слышала от него, как активно выступал он на стороне короля, она никак не предполагала, что столкнется с ним во дворце кардинала.
