Текст книги "Падший ангел (Женщина для офицеров) "

Автор книги: Марго Арнольд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 25 страниц)

– Что ж, теперь мне есть, чего ждать от жизни, не так ли? – улыбнулась я сквозь слезы.

До его отъезда оставались считанные минуты, и оба мы почти лишились дара речи. Дэвид крепко сжал меня в объятиях и зарылся лицом в мои волосы.

– Я не буду писать тебе, – отрывисто произнес он наконец. – Рука моя неспособна передать бумаге то, что я чувствую при одной мысли о тебе. Письма доставляют больше мучений, чем радости, когда наконец приходят из такой дали, а тем более, когда не доходят. Но после возвращения я непременно разыщу тебя, где бы ты ни была. Жди меня, любимая. Обязательно жди.

Подарив мне прощальный поцелуй, исполненный боли, он уехал.

До сих пор не знаю, как мне удалось пережить следующие несколько дней. Наверное, только вера в странный дар, которым была наделена Марта, поддержала во мне силы.

– Правда ли, что он вернется? – спросила я ее, выплакав все слезы.

– Вернется, если вы постараетесь, – ответила она, как всегда, туманно. – Так должно быть вопреки смерти.

Больше я не вытянула из нее ни слова.

Наступило время ожиданий и тревожных раздумий о том, как же быть со Спейхаузом. Тревоги эти разрешились непредвиденным путем. Дэвид, наверное, как раз высаживался с корабля где-нибудь в Вест-Индии, когда до меня дошло известие о том, что в начале мая Эдгар заболел малярией и вскоре после этого скончался. Таким образом, его прекрасным пожеланиям не дано было свершиться и Спейхауз отходил к дальнему родственнику. Теперь было впору задуматься, что в скором времени произойдет со мной и действительно ли обеспечено будущее Артура, как мне казалось до недавней поры.

Я неспособна была скорбеть по Спейхаузу – настолько невыразительной была его личность. Этот человек и при жизни не вызывал у меня особых эмоций, а потому смерть его оставила меня равнодушной. Что же касается обмана, которым я затуманила ему голову, то в данном случае мое поведение казалось мне вполне оправданным. Будучи обманут, он получил счастья и радости больше, чем во всей своей прежней жизни. Наверное, судьба была благосклонна к нему, поскольку уберегла его от крушения надежд на брак со мной, а возможно, и от еще больших разочарований, связанных с Артуром или, хуже того, отцом Артура.

В конце концов, как ни печально это признавать, смерть Эдгара явилась для всех нас благом. Мне лишь оставалось от всей души надеяться, что малярия не слишком заразна, поскольку мой любимый находился сейчас в тех же гиблых местах, что и Спейхауз.

Адвокаты Спейхауза не замедлили явиться к нам, и с помощью Джереми, который присутствовал при сем в качестве переводчика с юридического жаргона, я выяснила, что за будущее моего сына можно не беспокоиться. Все личное состояние Эдгара переходило к Артуру и помещалось под опеку, которая должна была продолжаться до достижения им двадцатипятилетнего возраста. Опекунами назначались адвокаты, кузен Эдгара, который одновременно выступал в роли наследника родового поместья, и я. После умершего оставались еще три фермы в окрестностях Спейхауза и особняк Доуэр-хауз, который примыкал к поместью, но не считался родовым имуществом.

Ожидая скорого заключения брака со мной, Эдгар, конечно же, ни словом не упомянул в своем завещании обо мне. Адвокаты, однако, пришли к единодушному мнению, что я, будучи матерью и юридическим опекуном ребенка, должна получать ежегодно 1600 фунтов из доходов от имения на содержание сына и его жилища. Со временем из тех же доходов должны были оплачиваться издержки на его образование и врачебную помощь.

Адвокаты также сошлись во мнении о том, что, пока ребенок находится в младенческом возрасте, я могу жить, где пожелаю. Вместе с тем они настоятельно рекомендовали мне перевезти сына, как только он достигнет сознательного возраста, в Доуэр-хауз, чтобы воспитывать его в обстановке дома, хозяином которого ему со временем предстояло стать. Я не возражала против этого, однако, давая согласие перебраться в особняк, еще не могла предвидеть, какие причудливые повороты судьбы ожидают меня там.

Они ушли, оставив меня с ребенком, у которого, как предполагалось, больше не было отца. Я вошла в детскую, чтобы взглянуть, как чувствует себя молодой наследник. Лежа с довольным видом, он сосал кулачок, глядя на меня глазами Дэвида и не подозревая в своей невинности, какая ноша ложится на его крохотные плечики. С тяжелым сердцем я повернула к себе портрет Спейхауза, висевший до сих пор лицом к стене, как оставил его, уезжая, Дэвид. Мне вдруг стало ясно, что, как бы то ни было, Артуру придется признать отцом этого высокого бледного человека, который и после смерти во все глаза продолжал смотреть на него с полотна. Тому же, кто был его подлинным отцом, никогда не суждено будет открыто требовать от своего ребенка сыновних чувств. И сейчас, много лет спустя, я не вполне уверена, что приняла в тот день верное решение.

Но такой уж я была тогда – двадцатисемилетняя, не ведающая материальных забот, живущая в прекрасном доме с прекрасными слугами, мать богатого и красивого сына. Для полного счастья мне не хватало только Дэвида, но здесь оставалось лишь набраться терпения и ждать. И я начала искать способы хоть как-то скрасить это ожидание.

В ту осень разыгралась битва при Трафальгаре. Великий человек погиб, оставив любимую женщину на милость равнодушной нации.[28]28
  Имеется в виду морское сражение при испанском мысе Трафальгар 21 октября 1805 года, стоившее жизни британскому адмиралу Горацио Нельсону, но принесшее победу флоту Англии над французским.


[Закрыть] Однако в результате сражения Англия осталась хозяйкой на море, и артиллеристам больше не приходилось тревожно вглядываться в морскую даль со своих батарей вдоль южного побережья страны: «Армия Англии», не в силах преодолеть узкую полоску воды, отступила от берегов, чтобы слить свою железную силу с другими войсками.

Над континентом вновь заговорили пушки, и Наполеон повел свои армии триумфальным маршем по столицам Европы. Упоенный победами завоеватель провозгласил: «Сверните карту Европы – в предстоящие десять лет она не понадобится». Призрак смерти стоял за его плечом, оскалившись в улыбке. Страдали народы, гибли люди. Наших мужчин убивали на всех широтах земного шара. А я убивала время, пытаясь заглушить мучительную тревогу в сердце за того единственного, кто значил для меня все. Я молила Бога, чтобы он вернул его мне живым.

После некоторых раздумий я решила принять давнее предложение Джереми и отправиться в путешествие. Мрачное величие Шотландии, нежные красоты Уэльса – вся английская история, изучению которой я посвятила столько времени в Маунт-Меноне, теперь разворачивалась перед моими глазами. Я готовилась к визитам в различные части страны столь же тщательно, как и королева Англии, которая носила то же имя, что и я.[29]29
  Елизавета I Тюдор – английская королева с 1558 по 1603 г.


[Закрыть] Отправляясь на юг, я решила не заезжать в Кент и Суссекс, поскольку в этих графствах многие места будили во мне волнующие воспоминания, одновременно сладостные и горькие. Более привлекательным мне показался путь на юго-запад. Там я увидела поместье с воротами, на столбах которых был начертан тот же девиз, что и на кольце, бережно хранившемся в моей коробке с драгоценностями. Тогда мне захотелось, чтобы Дэвид был старшим в линии наследования, но потом я обрадовалась, что это не так, поскольку иначе он никогда не связал бы своей судьбы с девчонкой с Рыбной улицы. Я отправилась в Лайм-Реджис, где его отец практиковал право. Дэвид провел там детство, и я попыталась представить его маленьким мальчиком, но у меня ничего не получилось. Мне пришло в голову, что я не знаю даже, какого цвета у него были в детстве волосы, хотя, судя по его реакции на светлые волосики Артура, он был брюнетом с ранних лет.

Устав в конце концов от того, что мне не с кем было поделиться переполнявшими меня впечатлениями – Белль, как и многие другие коренные лондонцы, мало интересовалась Англией за пределами столицы, – я возвратилась домой, где нашла всех в добром здравии. Артур уже ходил, а вернее, неловко переваливался с ножки на ножку. Что же касается Джереми, то таким целеустремленным и дружелюбным я его уже давно не видела.

Не успела я вернуться, как он, наспех поздоровавшись, с ходу предложил:

– Мне хотелось бы, Элизабет, чтобы ты совершила еще одно путешествие – на сей раз со мной.

– Куда же это? – изумилась я, поскольку легче было вызвать землетрясение, чем вытащить Джереми из Лондона.

– В Вустершир, где ты еще не успела побывать, – ответил он.

– И зачем же это, интересно, тебе понадобилось в Вустершир, тем более в такое время года? – В мою душу закралось жуткое подозрение, поскольку было уже начало октября. – Надеюсь, речь не идет о каком-нибудь твоем новом «дельце»?

На сей раз он уклонился от ответа.

– Человек, которого я намереваюсь посетить, – сын одного из моих старинных друзей, еще со школьных лет. – Мысль о том, что Джереми когда-то был школьником, показалась мне настолько забавной, что я на несколько секунд упустила нить разговора. – Более трех лет назад Ричард потерял жену, оставшись с единственным ребенком. Он дал ей обещание не жениться в течение пяти лет или до тех пор, пока не найдет женщину, которая беззаветно полюбит их ребенка. Будучи человеком слова, он соблюдает свое обещание, однако я очень обеспокоен, видя, чего это ему стоит. Ричард – мужчина на зависть всем, но ему нужна женщина. Причем я говорю не о чисто физической потребности, хотя, Бог весть, может быть, и это тоже имеет немалое значение. В общем, это типичный хлопотун – лучшего слова мне просто не приходит на ум. Ему нужно постоянно с кем-то делиться, заботиться о ком-то и самому испытывать заботу со стороны близкого человека. А сейчас он живет в бедламе, где нет никого, кроме ребенка, слуг и чудаковатого священника, который, кажется, весьма неблагоприятно на него влияет. Он целыми днями торчит дома и много пьет. Если дело пойдет так и дальше, он попросту угробит себя. Но это слишком хороший человек, чтобы я мог просто наблюдать со стороны, не пытаясь чем-то помочь ему.

– До чего же ты умен, дорогой мой Джереми, – промурлыкала я. – Так что же меня ожидает? Похоже, мне суждено стать его экономкой, гладить его по хмельной головушке и прыгать в кровать по его первому знаку, так что ли? Что ж, спасибо тебе, – тут я уж не могла сдержаться, – но меня подобные предложения не интересуют!

– Ну и каковы же твои планы? – Джереми внезапно сменил направление разговора.

– Никаких планов у меня нет, – ответила я холодно. – Просто живу и жду.

– Не иначе, Прескотта. И сколько же, по-твоему, тебе его ждать? – Он говорил точно тем же холодным и суровым тоном, что и я.

– Столько, сколько понадобится, – парировала я.

– Если быть честным до конца, Элизабет, я ни капли тебе не верю. – Джереми бросил на меня быстрый взгляд из-под насупленных бровей. – Чтобы ты сидела в своей лондонской раковине Бог знает сколько лет подобно раку-отшельнику, ожидая, когда к тебе вернется Прескотт, если вернется вообще… Я не верю, что ты способна на это. Если Ричард – мужчина, которому позарез нужна женщина, то ты, черт возьми, – женщина, которая не может жить без мужчины.

– Благодарю тебя, но смею надеяться, что я сама прекрасно разберусь во всем. – Меня понемногу начала разбирать злость. – Мне уже надоело отдаваться каждому встречному Тому, Дику и Гарри лишь потому, что ему нужна баба, тем более по твоей рекомендации.

– Отдаваться! – иронично буркнул Джереми. – Да ты ни одному мужчине, за исключением Прескотта, не отдала ничего, не вытребовав себе взамен вчетверо больше. Кстати, и насчет Прескотта я очень сомневаюсь.

– Да как ты смеешь! – вскричала я в порыве ярости. – Разве можешь ты назвать хоть что-нибудь, что я получила от мужчины незаслуженно?

– Что ж, если ты до сих пор не знаешь, то позволь просветить тебя, – ехидно произнес Джереми. – У Картера ты научилась нежной страсти – нет уж, не отрицай этого! – и цивилизованному поведению. Сэр Генри наполнил твой ненасытный ум всяческими полезными познаниями, а Чартерис и Спейхауз, между прочим, обеспечили в финансовом отношении тебя и твоего ребенка. Возможно, ты думаешь, что отдала им слишком многое. Однако на деле ты взяла у них гораздо больше. Этот мир устроен так, что в нем нельзя бесконечно брать и купаться в счастье, не давая ничего взамен. Прескотт – тот не лучше тебя. Он отдает себя только тебе и никому больше. Думаю, он вообще никому ничего не дал в своей жизни. Когда вы остаетесь вдвоем, то изо всех сил пытаетесь отгородиться от внешнего мира – он, видите ли, вам не нужен. Однако тебе следует усвоить раз и навсегда: ты живешь в этом мире и не можешь от него спрятаться, в особенности когда рядом с тобой нет возлюбленного. Ты в целом неплохой человек, Элизабет, тебя нельзя назвать хапугой, но ты эгоистка и с возрастом становишься все черствее и эгоистичнее.

– Я согласен, – продолжал он, – что до сих пор тебе приходилось бороться за хлеб насущный, но теперь нет нужды вести такую жизнь – твоему положению позавидовала бы любая женщина в Англии. Если ты не научишься делиться с другими – по собственной воле, не оговаривая для себя никаких особых условий, – то упустишь время, а его у тебя осталось не так уж много. И тогда ты обречена быть несчастной.

– Итак, чтобы уберечься от жизненных несчастий, мне надлежит залезть в кровать к совершенно незнакомому человеку – исключительно в виде одолжения старому другу, только и всего? – огрызнулась я.

Джереми стоило немалых сил сдержаться. От напряжения он покраснел как рак.

– Ты все время уводишь разговор в сторону, твердя одно и то же. А мне и рта не даешь раскрыть, чтобы выслушать, что предлагаю я. Не будет никакого «дельца», никакого соглашения, никакого предложения. Я хочу познакомить тебя с Ричардом Денмэном – вот и все. Мы просто погостим в Солуорп-корте, причем задержимся там ровно на столько, на сколько тебе захочется. Ричард – чуткий, разумный, добрый человек, и если вы понравитесь друг другу, то не вижу причины, почему бы тебе не остаться в Солуорпе, окруженной заботой и вниманием, в которых ты испытываешь такую потребность. К тому же у твоего сына появится товарищ для игр. Он попадет просто в идеальные условия. Да и ты ничем не рискуешь.

– А тебе не приходило в голову, что у твоего Ричарда Денмэна может быть свой взгляд на вторжение в его дом отставной шлюхи ради того, чтобы убить время, пока с полей сражений не вернется ее любовник? – вновь вспылила я.

Джереми даже поперхнулся от ярости.

– Ты отправишься туда в качестве вдовы полковника Спейхауза – да-да, того самого, чье имя носит твой ребенок. В конце концов, в качестве леди, которой ты – видит Бог! – только кажешься. И с тобой там будут обращаться как с леди – до тех пор, пока тебе не вздумается показать себя с другой стороны. Если мы поедем туда и ты увидишь хотя бы малейший повод там задержаться, то в любой момент можно будет сказать, что лондонские туманы вредны для твоего здоровья и тебе нужен свежий деревенский воздух.

Выслушав эту тираду, я, несмотря на всю накопившуюся во мне злость, была вынуждена расхохотаться. Тогда мое здоровье было крепче, чем у лошади, а дымный воздух Лондона с самого рождения был для меня подлинным дуновением жизни.

– Господи, Джереми, что за вздор ты несешь! Стало быть, мне придется сказать, что и вся моя свита на грани смерти? Конечно, я неисправимая эгоистка, но даже мне кажется довольно жестоким отрывать Марту от привычной обстановки и хоронить заживо в какой-то Богом забытой деревне, о которой она, должно быть, и слыхом не слыхивала. Ведь у нее, знаешь ли, тоже есть семья, а Вустершир при всем желании не назовешь столь же удобным для жизни, как Суссекс.

Во взгляде Джереми читалось поистине ослиное упрямство.

– Я просто тронут твоей заботой о Марте. В таком случае почему бы нам не позвать ее и не спросить, что предпочитает она сама?

Реакция Марты была совсем не такой, как я ожидала. Выслушав с хмурым видом Джереми, который, расписав все достоинства предстоящего путешествия, спросил в конце концов о ее мнении на этот счет, она коротко ответила:

– Никаких возражений.

Потом взгляд ее темных глаз переместился на меня.

– Но как же твоя семья, Марта?! – запротестовала я. – Ведь тебе не так-то просто будет видеться с родными, если ты окажешься вместе с нами в этой глуши.

– Коли я им нужна, сами разыщут, – сурово произнесла Марта. – Здесь меня ничто не держит… К тому же, – добавила она веско, – Артуру будет с кем поиграть. Да и вообще, с какой стати нам бояться этих Денмэнов?

Тут я поняла, что два старых мерзавца уже все обговорили за моей спиной. Я имела дело с мощной коалицией.

– Хорошо же! – выкрикнула я напоследок, устав от споров. – Я поеду с тобой, Джереми, но запомни: не может быть и речи ни о каких обязательствах с моей стороны.

– А тебя никто и не просит брать на себя обязательства, – отрезал Джереми, поднявшись с кресла, чтобы отправиться восвояси. – Итак, я принимаюсь за приготовления. Как только завершу дела, дам тебе знать, когда выезжаем.

Он тяжелой поступью вышел из комнаты, явно довольный собой.

После его ухода я напустилась на Марту, призвав на помощь всю свою язвительность:

– А я и не знала, что ты так устала от Лондона. Стоило тебе только сказать мне, и мы уехали бы в Суссекс.

Во взгляде ее не было и тени беспокойства.

– Так будет лучше, – просто сказала она. – Вам же все равно ждать, так не все ли равно где? В конце концов не будет никакой разницы.

И Марта своей мягкой походкой выплыла за дверь.

Так среди ярких красок осени я вновь отправилась в путешествие – на сей раз в сопровождении целой свиты слуг, колясок, детей – совсем маленьких и старых, потому что в дороге Джереми был хуже ребенка. «В самом деле, какая разница, где ждать? – размышляла я, расположившись в тряском экипаже. – Все равно мне суждено ждать Дэвида, и если Ричард Денмэн скрасит мое ожидание, тем лучше. Но я буду, буду ждать!»

16

Ми прибыли в Солуорп-корт через пять дней после того, как выехали из Лондона. От вида буковых рощ, стоявших в осеннем великолепии, захватывало дыхание. Под их сенью прятался длинный приземистый дом в духе эпохи Тюдоров.[30]30
  Королевская династия Англии, правившая с конца XV до начала XVII столетия.


[Закрыть] Это было строгое здание в черно-белых тонах. Свинцовые стекла – стекла продолговатых окон с основательными вертикальными стояками отражали полуденное солнце. Блики сияли, как миллион крохотных огоньков, зажженных в нашу честь. Такая картина приветствовала нас, когда мы подкатили к крыльцу, выехав наконец из старинного парка. Между деревьями мелькнула серая стена крепкой церкви в норманнском стиле. Выйдя из экипажа у мощной дубовой двери особняка, вдобавок обитой гвоздями, мы расслышали далекое приятное журчание ручья.

Дверь отворилась, и на пороге нас встретил сквайр Денмэн, человек лет тридцати восьми, среднего роста и плотного телосложения. Голову его венчала густая копна курчавых каштановых волос, в которых при свете солнца вспыхивали рыжие искорки. Красноватое, обветренное лицо говорило, что Ричард Денмэн не слишком любит сидеть взаперти. Полные, но вместе с тем твердые губы растянулись в веселой улыбке. Лицо его казалось квадратным. Это впечатление усиливали густые темно-рыжие брови, которые, вытянувшись в прямую линию, почти срослись на широкой переносице. Глаза, задорно глядевшие с красного лица, были светло-карими и отливали скорее не зеленью, а янтарем. От всего его облика веяло честностью и основательностью.

Хозяин радушно приветствовал нас и с предупредительностью, которая сразу же показалась мне весьма характерной для него, в первую очередь позаботился о том, чтобы обустроить Марту с ее подопечным в детском крыле дома, где проживал и наследник Денмэна. Пока он хлопотал в детской, я успела осмотреться.

За массивной входной дверью сразу же начинался обширный квадратный зал, пол которого был выстлан темной плиткой. Прямо из зала наверх вела основная лестница с низкими широкими ступеньками, которая на первой же площадке до середины высоты стены раздваивалась, уводя в противоположные крылья здания. Стены до середины были задрапированы прекраснейшей из всех тканей, какие мне приходилось видеть в своей жизни. В каждом углу красовалось тиснение в виде двойной розы – эмблемы Тюдоров. Выше на кремовой штукатурке были развешаны оружие и знамена Денмэнов, давно ушедших в мир иной. Все это впечатляло и вместе с тем располагало к спокойной, комфортабельной жизни. Обстановка, если не считать какого-нибудь старинного сундука или шкафа, была выдержана в солидном, пышном стиле первых Георгов. Вместе с тем многое указывало на то, что этому обширному жилищу не хватает заботливой женской руки: вещи валялись в беспорядке, на всем лежала печать неопрятности, нигде не было ни единого цветочка, ни одного хотя бы самого простого украшения. Мужчина не придал бы этому значения, однако от женского внимания подобные вещи не ускользают.

Джереми погрузился в кресло напротив огромного камина, в котором пылали дрова, а вернее, деревья средних размеров, и занялся большой порцией глинтвейна, которую принес ему слуга, появившийся словно из-под земли. Впрочем, можно было спиной почувствовать, что он исподтишка следит, как я брожу по залу, разминая ноги после пятидневного путешествия. Меня разбирало любопытство, о чем думает этот старый лис. Однако мы не обменялись ни единым словом, пока к нам вновь не вышел наш любезный и несколько беспокойный хозяин.

– Вас не слишком утомило путешествие, мадам? – вежливо осведомился Ричард Денмэн. – Если позволите, моя домоправительница покажет вам ваши комнаты, где вы сможете отдохнуть до ужина. Или, может быть, вы желали бы взглянуть на условия, в которые помещен ваш сын? Боюсь, я не слишком искушен в создании обстановки, нужной в подобных случаях, и если вас что-то не устраивает, то прошу, не стесняйтесь, измените все так, как сочтете нужным.

Я улыбнулась в ответ.

– Вы очень добры, господин Денмэн, но я вовсе не устала. Мне даже доставляет удовольствие побродить немножко, чтобы осмотреть ваш прелестный дом. Что же касается моего сына, то Марта лучше меня знает о его потребностях, а поскольку она не отличается излишней застенчивостью, то, должно быть, уже объявила обо всем, что ей нужно, если ей действительно что-то потребовалось.

Денмэн, видимо, успокоился, и лицо его озарила широкая улыбка.

– Может быть, вы и в самом деле осмотрите дом? – с готовностью предложил он. – Боюсь, на улице уже довольно темно, и вы вряд ли хорошо разглядите его снаружи. Но для меня будет большой честью показать вам внутреннее убранство.

– Что ж, было бы просто великолепно, – проворковала я, и мы отправились на осмотр. Могу поклясться, что в этот момент у нас за спиной раздалось приглушенное хихиканье Джереми.

Пока мы шли по анфиладе комнат, обшитых темными панелями, Ричард Денмэн рассказал мне кое-что из истории особняка. Некоторые части этого здания были очень старыми. Согласно преданию, именно здесь родился Уорик Делатель Королей.[31]31
  Английский граф, один из организаторов переворота в 1461 году, низложившего короля Генриха VI Ланкастера и передавшего власть Эдуарду IV Йорку.


[Закрыть] Среди сокровищ Денмэна были даже доспехи, которые, говорят, принадлежали этой исторической личности. Все комнаты внизу отличались той же изысканной отделкой, что и в зале. Некоторые помещения поменьше были задрапированы до самого потолка, это наверняка сделало бы дом очень мрачным внутри, если бы каждую комнату не украшали огромные окна, как того требовали каноны архитектуры в духе Тюдоров.

Во многих комнатах на первом этаже, в том числе библиотеке и гостиной, пахло нежилым духом. Денмэн признался, что в последнее время туда никто не заглядывал, поскольку они с преподобным Джоном Принсом проводят время главным образом в зале, куда мы зашли сразу по приезде, кабинете и комнате с охотничьими ружьями.

– С тех пор как скончалась моя жена, – произнес он с грустной отрешенностью, – у меня мало поводов для развлечений, да и особой охоты развлекаться нет.

Я пробормотала слова соболезнования, дав одновременно понять, что все подробности постигшей его утраты уже известны мне от Джереми. Ему, кажется, стало легче, и к тому времени, когда мы добрались до комнаты с ружьями, он заметно повеселел. Судя по пропитавшим ее запахам ружейного масла, псины и табака, это было его любимым местом. Потом мы в очередной раз прошли через зал, где Джереми уже сладко похрапывал в уютном кресле, и поднялись вверх по лестнице с великолепными перилами.

Спальни отличались огромными размерами и какой-то мрачной торжественностью. В большинстве из них стояли старинные широкие кровати под балдахином, занимавшие основную часть помещения. Денмэн почему-то стеснялся их, что со стороны выглядело весьма забавно. Он робко ступал по краешку комнаты, опасаясь приближаться к кровати, будто она могла внезапно подскочить и укусить его. Наконец мы дошли до крыла дома, которое отвели детям. Артур, утомленный долгим путешествием, спал беспробудным сном. Его спальня находилась рядом с комнатой юного Денмэна.

Маленький Дик Денмэн тоже спал, но и во сне выглядел весьма солидно – уменьшенная копия человека, стоявшего рядом со мной. Я поделилась своим наблюдением с Ричардом, чем он, как мне показалось, был безмерно польщен, хотя в моих словах не было ни капли лести – просто констатация очевидного. Когда мы спускались вниз по лестнице, он торжественно сообщил мне, что вот уже примерно сто лет, как всем Денмэнам при крещении дают имя Ричард, но, чтобы не было путаницы, в жизни этим именем называют не всех подряд, а через одного. Каждый второй зовется уменьшительно – Дик. Вот и получается, что его самого зовут Ричардом, а его сына – Диком. Я пробормотала что-то о том, как умно это придумано, хотя про себя подумала, что при подобной системе легче свихнуться, чем разобраться, как кого правильно называть.

Подошло время ужина. Я облачилась в зеленое бархатное платье, надев в тон к нему ожерелье и серьги с изумрудами и бриллиантами, которые достались мне от сэра Генри. Мне почему-то подумалось, что в таком доме, как Солуорп-корт, одеваться следует торжественно и нарядно.

Снизойдя с небес – только так можно было назвать шествие вниз по великолепной лестнице, – я заметила еще одного человека в маленькой компании, сидевшей в зале. Этот человек был на полголовы выше Денмэна. Что касается крохотного Джереми, тот едва достигал груди незнакомца. Я приблизилась к собравшимся, человек обернулся. В меня вонзился взгляд двух черных сверкающих глаз, едва не заставивший меня отпрянуть. Глаза горели на чистом, смуглом лице с высокими и широкими скулами и хорошо очерченным ртом. В дрожащем, неверном свете свечей и отблесках пламени от камина, тогда, при первой встрече, он показался мне наполовину святым – наполовину дьяволом.

– Разрешите представить, мадам, – зазвучал приятный голос Ричарда Денмэна, – преподобный Джон Принс. Госпожа Эдгар Спейхауз.

Призрак поклонился. Сходство этого человека с привидением усиливалось тем, что вся его фигура от шеи до пят была скрыта черной сутаной, очень походившей на одеяние римского священника. У меня сразу возник вопрос, не относится ли и он к служителям римско-католической церкви, однако Джереми ни словом не обмолвился о том, что Денмэн был католиком, а потому я осталась в некотором недоумении.

Без лишних слов мы приступили к ужину. Я сидела за столом по правую руку от Денмэна, Джереми – на дальнем краю. Джон Принс оказался как раз напротив меня. Всю трапезу я провела в светской беседе с Джереми и Денмэном, однако то и дело ловила себя на том, что помимо своей воли внимательно смотрю на этого человека, изучая отчетливые, чистые черты его лица, длинные темно-каштановые волосы, плотно, как шапка, прилегающие к смуглому лбу. Его можно было принять за испанца или итальянца, однако позже я выяснила, что в жилах его течет очень древняя британская кровь, еще сохранившаяся в людях, обитающих на холмах Уэльса. Сам он говорил мало, но, когда его вызывали на разговор, было странно и приятно слышать его глубокий, музыкальный и вместе с тем резкий голос. И всякий раз его высказывания звучали решительно и веско.

Иногда наши взгляды пересекались, и глаза его жгли меня, как расплавленный свинец, заставляя внутренне содрогаться. Его странный облик с непреодолимой силой одинаково привлекал и отталкивал меня.

Я уж было собиралась выйти из-за стола, чтобы позволить джентльменам насладиться в своем мужском кругу портвейном и трубкой с добрым табаком, когда Денмэн поднял бокал со словами:

– Предлагаю тост за наших гостей. Позвольте мне выразить надежду, кстати, весьма своекорыстную, что их пребывание здесь будет долгим и приятным. И еще мне хотелось бы сказать, что я безмерно польщен честью находиться в присутствии столь прекрасной и любезной леди.

Эти слова сопровождались красноречивым взглядом, исполненным неподдельной теплоты. Я с улыбкой поблагодарила его за галантность, не смея в то же время взглянуть на Джереми и опасаясь, что мы оба не удержимся и прыснем со смеху.

В ту ночь я ложилась в постель, испытывая смятение чувств. Хотелось надеяться, что это состояние – всего лишь следствие утомительного путешествия, и все же у меня было предчувствие, что, прибыв в Солуорп-корт, я нашла нечто большее, чем искала.

На следующий день сквайр Денмэн, еще более румяный от утренней свежести, выразил горячее желание показать мне свое имение. Я вежливо согласилась, и мы отправились в путь. Как я уже говорила, дом был обращен фасадом к обширному парку, который тянулся до самой дороги, а вдоль нее расположилась роща, надежно защищавшая поместье от любопытных взоров. За домом начинались леса. С одной стороны был разбит небольшой сад в итальянском стиле и совсем маленький розарий.

Мы брели по лесу, пронизанному лучами осеннего солнца, направляясь к церкви. Мое первоначальное предположение подтвердилось: это была норманнская церковь, однако ее интерьер был сильно перестроен одним из предков Денмэна еще в эпоху двух Карлов.[32]32
  Имеются в виду английские короли Карл I и Карл II – отец и сын, чье время правления охватывает значительную часть XVII столетия.


[Закрыть]

Церковь относилась к поместью, и хозяином в ней был, конечно же, Джон Принс. С моей стороны не потребовалось особых усилий, чтобы поподробнее узнать о Принсе. Повествование Денмэна было почти лиричным.

Блестяще окончив Оксфорд, Принс принял священнический сан в очень юном возрасте. Казалось, перед ним открывается заманчивая церковная карьера, однако мятежный дух вверг его в неприятности. Он без устали обличал равнодушие, взяточничество и продажность англиканской церкви. Более того, из его уст сыпались суровые упреки в адрес иерархов, которых церковные привилегии сделали слишком высокомерными. Будучи в душе приверженцем католической обрядности, он тем не менее выступал за смягчение гонений на церкви, проявляющие инакомыслие, да к тому же ставил их деятельность в пример англиканской церкви, утверждая, что именно с такой ревностной верой и нужно нести пастве слово Божие. Подобные взгляды снискали ему немало влиятельных врагов. Дело едва не дошло до лишения его сана. Вероятно, именно этим и закончилась бы церковная карьера Принса и даже личное благочестие не спасло бы его от подобной судьбы, если бы не заступничество отца Денмэна, который предложил молодому священнику поселиться в Солуорпе, хотя, прежде чем это стало возможным, потребовалось оказать немалое давление на епископа Вустерского.