Текст книги "Падший ангел (Женщина для офицеров) "
Автор книги: Марго Арнольд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 25 страниц)
4
В следующие несколько дней я редко видела Белль, ибо она, похоже, постоянно находилась в водовороте разных дел. Наконец она позвала меня в свой кабинет. Несколько минут мы просто болтали, причем разговор наш в основном крутился вокруг бала, но, неожиданно переменив тему, она спросила:
– Что ты думаешь о Крэне Картере?
Что я думаю о Крэне Картере? Я и понятия не имела! Вопрос немного напугал меня, но в то же время я была заинтригована.
– Я бы сказала, что он выглядит очень мужественно, особенно для человека в его возрасте.
– Он чрезвычайно заинтересовался тобой, ты заметила? – В голосе Белль прозвучали жесткие нотки.
– Да, – неуверенно ответила я. – Мне тоже так показалось. Но то же самое я могу сказать и в отношении Эгертона. – Эгертон был тем самым высоким, стройным и неразговорчивым лейтенантом. Белль только фыркнула, поэтому я продолжала, защищаясь: – Возможно, Эгертон не так умен или мужествен, как полковник Картер, но, видишь ли, он не намного старше меня, поэтому с ним я чувствую себя проще.
Я вопросительно посмотрела на Белль, ожидая ответа. Некоторое время она молчала, в раздумье сплетая и расплетая пальцы, а затем заговорила:
– Видишь ли, Элизабет, на самом деле я не хотела слишком подробно обсуждать с тобой такие вещи – по крайней мере до следующего бала, поскольку пока трудно делать какие-то прогнозы. Тем более с таким человеком, как Крэн Картер: он мог вообще не заметить тебя. Но раз уж он обратил на тебя особое внимание, то, полагаю, сделает предложение.
– Предложение? – ошарашенно повторила я за ней словно эхо. – Ты имеешь в виду предложение выйти за него замуж?
– Боже мой, ну что ты за ребенок! – нетерпеливо вскричала она. – Конечно же, нет! Крэн женат уже тридцать лет, он по-своему очень любит жену и растит четырех дочерей. Видимо, все же придется объяснить тебе все поподробнее.
Через несколько дней я отвезу тебя к Джереми Винтеру – это законник, который обеспечивает юридическую сторону нашего бизнеса, и он объяснит тебе все связанные с этим тонкости. Пока же могу только сказать, что, выражаясь деловым языком, в предложении того или иного джентльмена проявляется интерес определенного рода. Тут необходимо предусмотреть несколько важных финансовых аспектов. Во-первых, аванс наличными – это является залогом его добросовестности и того, что по той или иной причине в конце месяца ты не останешься без гроша. Кроме того, обычно заключается соглашение, предусматривающее ежемесячные выплаты определенного характера: тут оговаривается, возьмет ли он на себя содержание твоих слуг, какие твои счета он готов оплачивать и так далее. Главное различие между мужчинами даже не в том, сколько у них денег, а в том, сколько каждый из них готов за тебя выложить.
В обмен на все это они получают твою персональную благосклонность. Во всех отношениях ты становишься чем-то вроде их жены – на тот срок, пока действует соглашение. Если выясняется, что ты не заслуживаешь доверия или не удовлетворяешь их в ином смысле, соглашение утрачивает силу, но во всех случаях это прекрасно отлаженная и юридически выверенная система взаимных обязательств.
Ты удивлена, почему я фыркнула при упоминании об Эгертоне? Что ж, могу объяснить. Да, он богат, у него обширные связи, и он также вполне может сделать тебе предложение. Но он не годится именно потому, что молод. Молодому повесе ни к чему вторая жена – он хочет резвиться на воле. Ты можешь заинтересовать его в лучшем случае на несколько месяцев. С Крэном совсем другое дело. Если он сделает предложение, для тебя это будет означать как минимум целый год обеспеченной жизни, а возможно, и больше. Принимая во внимание щедрость Крэна, а он щедр до безрассудства, я уверена, что его не остановит даже требование чрезмерного аванса наличными, если, конечно, он решится на это всерьез. Кроме того, Крэн – светский человек, который знает всех, и все знают его. – Белль задумчиво улыбнулась собственным мыслям. – Он побывал везде, и никому не удастся обвести его вокруг пальца. Здесь у меня ты только начала свое обучение, но если ты будешь держать уши и глаза открытыми, то, находясь рядом с Крэном, узнаешь в два раза больше того, что следует знать любой женщине. А окажись ты с Эгертоном, вы двое так и останетесь беспомощными сосунками. От него тебе вряд ли удастся узнать что-либо ценное.
Видишь ли, дорогая, – продолжала она, – мы ведь предоставляем мужчинам не просто возможность периодически получать наслаждение в постели. До тех пор, пока общество остается таким, каково оно сейчас, всегда сохранится и место для нас, и необходимость в нас. Действительно, к нам приходит много мужчин и все они разные, но все они хотят чего-то большего, чем просто постель. Многие из них женились только ради карьеры и денег, поэтому у себя дома они не в состоянии найти любви. Многие уже состарились, и теперь все, что у них осталось, – это морщины и пожилые жены. Они смотрят на нас в надежде, что мы вернем им хоть что-то из утраченного. Многим нужна просто милая и приятная подружка, с которой можно провести досуг после того, как окончены дела. И мы, в свою очередь, если только у нас есть голова на плечах, не должны гоняться за случайными распутниками или юнцами, которым только и нужно, что задирать нам юбки, причем чем чаще, тем лучше. Учитывая все это, вряд ли тебе стоит надеяться, что хоть один из твоих любовников будет слишком молод.
Все, что говорила Белль, оказалось чистой правдой. Я убедилась в этом гораздо позже, когда уже имела возможность подумать о собственном удовольствии, но тогда вдруг поняла, что у меня начисто пропал вкус к неоперившейся юности. Однако в тот момент, слушая пространную речь Белль, я чувствовала, что во мне нарастает какое-то холодное, враждебное чувство. От ее слов веяло жестокостью, они напоминали об аукционах рабов в Древнем Риме, о которых мне приходилось читать. В наше время никто, конечно, не разденет вас и не выставит обнаженной на мостовой, чтобы продать подороже первому попавшемуся покупателю. Теперь все делалось гораздо цивилизованнее: нас наряжали, пудрили и вели на балы, чтобы точно так же продать в рабство.
– Значит, – взорвалась я, – меня продадут тому, кто даст самую высокую цену?
– Как жутко у тебя это звучит! – вздохнула Белль. – Нет, вовсе необязательно. Разумеется, нет смысла засовывать тебя в постель к человеку, который внушает тебе отвращение. Хотя бы потому, что ничего хорошего из этого не выйдет. Но, с другой стороны, если мужчина высоко тебя ценит и имеет соперников, также положивших на тебя глаз, вполне естественно ожидать, что он сделает наиболее выгодное предложение. Кроме того, вряд ли он будет так стараться заполучить тебя, если ты, в свою очередь, не проявишь к нему определенной симпатии. Я надеюсь, ты видишь логику в моих рассуждениях?
Однако я ее уже не слушала. Я понимала только, что должна вырваться отсюда и вернуться домой. Здесь оставаться я больше не могла. Постаравшись, чтобы мой голос звучал как можно жестче, я произнесла:
– Белль, в прошлом году я обещала всего лишь побыть у тебя некоторое время и выучиться всему, чему ты захочешь меня научить. Что ж, этот год прошел, и теперь я намерена ехать домой.
Как ни странно, мое заявление, казалось, вовсе не удивило Белль.
– Конечно, – сказала она, – ты поедешь домой, и я не понимаю, почему ты до сих пор этого не делала.
Это был сильный удар. Действительно, на протяжении последнего года я ни разу не выразила намерения навестить свою семью.
– Я уверена, что твои родные будут счастливы повидаться с тобой, хотя я и рассказывала им о твоих успехах, когда навещала своих. – С этими словами Белль испытующе посмотрела на меня.
– Я имею в виду, – твердо возразила я, – что собираюсь вернуться домой насовсем.
Белль окинула меня ласковым взглядом.
– Я велю запрячь карету. Поезжай домой и обсуди все со своими родными. Если ты не изменишь своего решения, пришли мне весточку, и я велю собрать твои вещи. Я понимаю, каково тебе сейчас.
Белль была спокойной, как всегда, и, как всегда, ей удалось одержать надо мной верх.
Август в том году выдался жарким, поэтому на следующий день в ожидании кареты я надела белое шелковое платье, вышитое незабудками и примулами, а на плечи набросила белую кашемировую шаль. Туалет дополняла итальянская соломенная шляпа с желтыми лентами. Когда я спустилась в зал, из двери напротив появилась Белль.
– Вручи им это, дорогая, – сказала она, вкладывая в мою руку кошелек. – Ты же знаешь, чего они всегда ожидают от нас.
И, засмеявшись, закрыла дверь.
Дорога до Рыбной улицы показалась мне долгой. Карета въехала в Сити, и сразу же дома теснее обступили нас, улочки сузились и превратились в мрачные туннели между закопченными стенами. Карета остановилась, я вышла. Меня немедленно окружила толпа изможденных ребятишек в лохмотьях. Они стояли и молча смотрели на меня, словно чего-то ожидая. В нос ударило отвратительное зловоние. Нет, я не забыла его – наоборот, слишком хорошо помнила. С трудом проложив себе дорогу сквозь толпу маленьких голодранцев, я открыла дверь и очутилась дома.
Прошло, наверное, несколько минут, пока глаза мои привыкли к скудному свету, сочившемуся сквозь крохотные оконца. Когда наконец ко мне вернулась способность видеть, я разглядела трех человек, смотревших на меня с открытыми ртами. На одном конце лавки, что стояла вдоль кухонного стола, сидел мой брат, рядом с ним – светловолосая девушка с невыразительным лицом. Напротив них, на отцовском стуле, сидела моя старшая сестра Нелли и чистила картошку. Младшая сестричка ползала по полу, подбирая упавшие картофельные очистки и вешая их себе на уши. Она была чудовищно грязной.
Первым нарушил молчание брат.
– Боже мой, Лиз! Это же наша Лиз! – и, обернувшись, он толкнул невзрачную девицу. – Полли, это наша Лиз, моя сестренка, о которой я тебе столько рассказывал. Господи, Лиз, а я-то уж думал, что ты про всех нас забыла. Но уж нам-то есть что тебе порассказать, верно, Полли?
– Она, видно, была слишком занята, – огрызнулась моя старшая сестра. Она уже рассмотрела меня с головы до ног и теперь вновь стала со злостью обдирать картофелины. – Ну что, научилась ты шить платья? Уж не сама ли ты сшила то, что на тебе?
Перегнувшись через стол, Джек неловко положил руки мне на плечи и поцеловал меня. Пахло от него застаревшим потом и луком, руки были грязными, ногти нестриженными и с черной каймою.
– Познакомься, это Полли, моя невеста, – гордо произнес он.
– Рада познакомиться, – сказала Полли, протянув мне грязную потную ладонь, а затем вновь погрузилась в молчание, тщательно изучая каждую деталь моего туалета.
С большой осторожностью я уселась на колченогую табуретку, оказавшуюся поблизости. Малышка тем временем подползла к Нелли и стала дергать ее за юбку.
– Тетя, тетя? – лепетала она, вопросительно показывая на меня.
– Сестра это твоя, а не тетя, – грубо отрезала Нелли, отталкивая детскую ручонку. – Теперь она настоящая леди, поди к ней да хорошенько поцелуй, может, она и даст тебе шесть пенсов.
Девочка застенчиво приблизилась и протянула чумазую ручонку к моему подолу. Благословляя Господа за то, что в моем ридикюле оказалось несколько монет, я привлекла сестричку к себе. Она неловко поцеловала меня, и я вложила в ее худенькую ладошку шиллинг. Неверящими глазами девочка посмотрела сначала на монетку, потом на меня, а затем на старшую сестру и наконец, прижав к груди свое сокровище, забралась в самый темный угол комнаты, скорчилась и стала что-то мурлыкать себе под нос. Я почувствовала дурноту.
Мой брат не умолкал, и мне с трудом верилось, что еще совсем недавно я сама говорила так же гнусаво и противно. Неужели это могло быть?! Неужели я сама была такой же?! Я не понимала и половины того, что он болтал.
– …Так что, видишь, Лиз, я уже и бумажками нужными обзавелся, так что, ку-ку! Могу теперь и работенку получить у старого Тэрнера – ну, этот, который пивоварню держит в Уайтчепле. Двадцать пять бобов в неделю да пара комнат над конюшней в придачу. А скоро, когда хоть какие-то палки-доски – ну, мебелишку, в смысле – достанем, так мы с Полли и окрутимся. Как ты насчет того, чтоб теткой стать, а, Лиз? – Он ткнул Полли под ребра, и она захихикала.
Попытавшись по мере сил собрать разбегающиеся мысли, я ответила:
– Как раз поэтому я сюда и приехала, Джек. Помнишь, о чем мы говорили в прошлом году? Мы договорились, что, когда ты закончишь свое обучение, я вернусь домой и мы куда-нибудь уедем, чтобы вместе жить и работать.
Старшая сестра пронзительно засмеялась.
– Семья из двоих – об этом я слыхала, но чтобы трос? Вы что, утки? Ну ты даешь!
Джек слушал меня с полуоткрытым ртом.
– Ну, верно говоришь… Я-то чего? Я-то помню, конечно. Но я ж тогда еще Полли не повстречал… Но мы когда устроимся своим домом – ясное дело, думаю, найдем и для тебя подстилку. Верно, Полли?
Полли промолчала. Было видно, что ее такая перспектива не прельщает.
А Джек с пылом продолжал:
– А ты чего делать-то можешь? Шить, готовить, а? Может, там по соседству кто-то будет, кому служанка нужна? Во, кстати, у старика Тэрнера жена в прошлом году откинула копыта, так, может, ты за ним присматривать станешь? А то еще лучше будет, если ты ему приглянешься, да вы и того… Ну, секешь? Чтобы его окрутить… Во чего я тебе скажу. Я его в понедельник увижу, да и потолкую про все про это.
Милый Джек, он выглядел таким возбужденным! На бледном лице его темные глаза казались кусочками угля. У моего брата было доброе сердце, и по-своему он был ко мне искренне привязан. До сих пор меня утешает мысль, что брат никогда не страдал по моей вине, наоборот, я по мере сил старалась помочь ему. Надеюсь, его сын сейчас преуспевающий лондонский солиситор.[5]5
Солиситор – адвокат, имеющий право выступать только в судах низшей инстанции.
[Закрыть] Я оплатила и его обучение, и практику. Возможно, он предпочел забыть своего отца, я же сохранила память о нем на всю жизнь.
Не знаю, что бы я ответила, но в этот момент распахнулась дверь и вошел мой отец. Я подошла к нему и поцеловала. При виде меня он поначалу остолбенел, но затем положил руки мне на плечи и крепко прижал к себе.
– У тебя все в порядке, Лиз? – хриплым голосом спросил он.
– Ну, конечно! А разве может быть иначе? – Наконец-то мне пригодились уроки театрального мастерства, которые давал нам мистер Артур. – У меня все прекрасно, папа. Просто захотелось навестить вас. Кстати, я привезла немного денег от Белль. Теперь время от времени я, наверно, смогу и сама помогать вам.
Пройдя мимо меня, отец тяжело уселся на свой стул, который сестра нехотя уступила ему.
– В этот год я многое передумал о той сделке, которую мы заключили, и о том, каково было тебе, Лиз. Белль рассказывала нам о тебе много разных замечательных вещей. Да, замечательных вещей… – Отец, похоже, забыл, что собирался сказать. – Так вот, если дела пойдут не так, как бы тебе хотелось, ты всегда должна помнить, что у тебя есть дом, – всегда, в любое время.
С этими словами он бросил вызывающий взгляд на мою старшую сестру и Джека, хотя тот с полным одобрением кивал головой.
«Дом»… Я обвела глазами нашу каморку: объедки, так и оставшиеся валяться на грязной поверхности стола после скудной трапезы, вонючие, давно превратившиеся в лохмотья занавески на окнах, худые, изможденные лица моих родных. Я представила себе еще две тесные комнаты, грубые грязные простыни на старых постелях – обитель отверженных. О Боже, Боже мой!
– Спасибо, отец, я буду помнить об этом. – Мне уже удалось взять себя в руки. – Но сейчас мои дела идут отлично, и будем надеяться, что ничего не изменится.
Я взглянула на отца и впервые подумала о том, как хорош он, видимо, был в молодости: высокий, с золотыми волосами, красивыми и тонкими чертами лица. Внезапно мне вспомнился Эгертон. Как был бы похож на него мой отец, водись у него деньги! Деньги, деньги… Вечно эти проклятые деньги! Вытащив кошелек, полученный от Белль, я бросила его на стол. Моя старшая сестра с нескрываемой жадностью вцепилась в него и высыпала на стол пять золотых соверенов. Отец, глядя перед собой отсутствующим взглядом, кажется, даже не заметил их.
– Белль прислала пять соверенов, отец, целых пять! – вскрикнула сестра.
– Очень мило с ее стороны, – автоматически ответил он. – Когда я увидел карету возле двери, я решил, что приехала именно она. Я даже не думал, что ты вернешься, Лиз. Я боялся, что ты ничего не поняла и не простила…
– Если ты не шибко торопишься, Лиз, – вмешалась моя сестра, – я сейчас возьму один из этих соверенов, сбегаю в лавку и куплю нам чего-нибудь на ужин.
Деньги, видимо, неудержимо притягивали ее. Но я была настолько тронута последними словами отца, что уже не слушала ее. Приехав сюда, я по глупости отпустила кучера, сказав ему, что остаюсь здесь. Теперь больше всего на свете меня волновал вопрос, как мне удастся выбраться с Рыбной улицы до наступления темноты. Потому что мне стало ясно: ни за какие сокровища мира я не смогу провести еще одну ночь в окружении своих близких. И вдруг, словно по волшебству, отворилась дверь и в проеме показалась голова кучера, осведомившегося, точно ли я собираюсь остаться. Тогда я торопливо произнесла:
– Спасибо тебе, Нелл, но мне нужно возвращаться. Сегодня вечером я зачем-то понадобилась Белль. Жаль, что мне не удалось погостить у вас подольше, но, надеюсь, в будущем я смогу бывать здесь чаще.
Вряд ли я сама верила своим словам, поскольку сердце мое никогда не было таким добрым и щедрым, как у Белль, а в следующие несколько месяцев ему предстояло еще более ожесточиться против них, почти превратившись в кремень. Впрочем, всю мою жизнь от этого больше всего страдала именно я, так что, думаю, все мы наказаны в достаточной мере.
Единственное, чего мне теперь хотелось, – это поскорее убраться отсюда. На прощанье я поцеловала свою маленькую сестричку, которая наконец вылезла из угла, все еще сжимая в руке свой шиллинг.
– Прощай, отец, – сказала я, видя, что он поднялся с места. На сей раз, когда он целовал меня, я почувствовала, что его бьет дрожь.
– Я говорил всерьез, Лиз, – прошептал он. – Верь каждому моему слову.
– Конечно, отец, я запомню все, что ты сказал мне, – ответила я и выскочила из дома.
Кучер распахнул передо мной дверцу кареты, вокруг которой по-прежнему толпились зеваки. Усевшись внутрь, я холодно сказала ему:
– По-моему, я велела тебе не ждать меня.
Кучер ответил мне ничего не выражающим взглядом хорошо вышколенного слуги.
– У меня было несколько поручений миссис Дэвис, которые я должен был выполнить по соседству, вот я и решил оставить карету возле вашего дома.
И с этими словами он захлопнул дверцу.
На обратном пути мне хотелось заплакать, но я с удивлением почувствовала, что не могу. Мои глаза оставались сухими и тогда, когда в вестибюле я увидела поджидавшую меня Белль.
– Ведь ты знала, что я вернусь, не так ли? – спросила я сквозь зубы. В ответ на это она утвердительно кивнула. – И это ты велела кучеру дожидаться, разве нет?
Она кивнула опять и обняла меня за плечи.
– Вспомни, Элизабет, перед твоим отъездом я сказала, что понимаю, каково тебе сейчас. Я понимаю и твое теперешнее состояние, но, поверь, нет смысла мучить себя. Пойдем, я велела накрыть в кабинете небольшой ужин. Мы перекусим, а затем ты отправишься прямиком в постель. Завтра бал, и мне хочется, чтобы на нем ты была свеженькой, как маргаритка.
Я поступила так, как мне было велено, и, раздеваясь, заметила, что подол моего платья облеплен грязью с Рыбной улицы, а на тех местах, до которых дотрагивались руки моего отца, брата и сестрички, остались грязные следы. Честные бедняки – живущие в грязи и убожестве, но все же честные бедняки! Измученная, я рухнула в постель и с грустью призналась себе, что сама уже не принадлежу к их числу.
5
И вот вновь наступил день бала. Нам опять пришлось пройти через ритуал послеобеденного сна, ужина и одевания. Теперь я уже не волновалась так, как в первый раз. Я знала, что в голубом шелковом наряде буду чувствовать себя гораздо увереннее, нежели в своем белом платье маленькой девочки. И вероятно, меня ждет больший успех. На сей раз я решила продемонстрировать хоть какие-то признаки собственного ума и постараться быть более интересной. По крайней мере я уже не переживала по поводу того, что оплошаю во время танцев: на прошлом балу я убедилась, что двигаюсь по паркету с гораздо большей легкостью, чем многие другие дамы. Теперь Белль убрала мне волосы вверх, сделав прическу в греческом стиле, перевязала ее филигранной золотой цепочкой с вплетенными белыми розами. Настал черед Люсинды оставить волосы распущенными. Ее голову украшала золотая шапочка Джульетты, поэтому в своем желтом шелковом платье она была похожа на одну из женщин с полотен Тициана.
Закончив процедуру одевания, я обернулась к зеркалу посмотреть на результат и с недоумением увидела, что выгляжу гораздо моложе, чем когда бы то ни было. Белль была в бледно-лиловом шифоновом платье, которое прекрасно гармонировало с моим нарядом, но, честно говоря, мне показалось, что золотое шло Белль больше, поскольку оно скрывало блеклый цвет ее лица.
На сей раз все было проще. В доме, где в этот вечер устраивался бал, танцевальный зал находился наверху, а не внизу, что значительно облегчало наше появление. Для женщины гораздо проще грациозно пройти вверх по лестнице, нежели спуститься, к тому же в этом случае удается избежать перекрестного огня десятков любопытных глаз.
Тем не менее, когда вслед за Белль я поднималась по ступеням, нервы мои были напряжены. Что если никого из тех, кто ухаживал за мной на прошлом балу, здесь не окажется? Что если полковник Крэн Картер не заметит меня? Что если… И тут на вершине лестницы я увидела Эгертона. Он ждал, он явно ждал кого-то. Я догадывалась кого, потому что при виде нас на губах его заиграла радостная улыбка.
К великому неудовольствию Белль, он бегом спустился к ней, полыхая девичьим румянцем, и галантно провел ее по нескольким ступенькам, которые нам оставались. Затем, обернувшись ко мне, он взял мою программку танцев и начал что-то лихорадочно писать в ней.
– Минуточку, молодой человек, – вмешалась Белль, несколько ошарашенная таким неудержимым напором, – не больше трех танцев. Я не могу допустить, чтобы кто-то предъявлял особые права на Элизабет.
Окинув Белль нахальным взглядом, юноша ответил:
– Что вы, мэм, я не могу воздать должное богине весны менее чем за четыре танца, а с вами мы увидимся за ужином.
С этими словами он вернул мне программку и, поклонившись, исчез прежде, чем Белль успела придумать достойный ответ.
В глубине души я была довольна. Во-первых, потому что он был мне симпатичен: он казался таким дружелюбным и безобидным, во-вторых, подчеркнутые знаки внимания, которые он мне оказывал, не остались незамеченными. Несколько еще незнакомых мне офицеров уже со всех ног спешили к Белль, пожирая меня голодными глазами, – им не терпелось быть представленными. Программка моя быстро стала заполняться. «Кому нужен этот Крэн Картер!» – подумала я про себя, и в этот момент протянувшаяся сзади рука схватила мою программку и глубокий голос произнес:
– Осталось ли тут хоть что-нибудь для того, кто опоздал на этот праздник?
Возле меня возник Крэн Картер. Тяжелым взглядом он смотрел на Белль.
– С вашей стороны, Белль, было бы очень мило подумать о старом друге. Вы же сказали мне, что появитесь тут не раньше половины одиннадцатого, вот я вас и не искал.
Белль беспомощно пожала плечами, показывая, что в этой ситуации она была бессильна. Тогда полковник обратил свой сердитый взгляд на меня.
– Или, возможно, сама Прозерпина не захотела со мной танцевать?
Я была так напугана, что стала судорожно подыскивать слова, способные смягчить разгневанного Крэна.
– Наоборот, полковник, я с нетерпением ожидала этого еще с предыдущего бала. Не увидев вас, я пришла в отчаяние, но, надеясь, что вы все-таки появитесь, оставила свободными два своих самых любимых танца. – Я нервно улыбнулась ему и, взглянув на программку, увидела, что ничьих фамилий не стоит только напротив менуэта, который мне действительно нравился, и полонеза. – Взгляните, – сказала я, дотронувшись до его руки и указывая на пустые места в программке.
Он немедленно накрыл мою ладонь своею и, запрокинув голову назад, разразился смехом.
– Умный ответ усмиряет гнев, не так ли, богиня? Вот так всегда Марс оказывался побежден Венерой. Что же, я буду с нетерпением ждать… – он заглянул в программку, – нашего менуэта и… гм… полонеза.
С этими словами он отошел в сторону, прищелкивая языком.
И вот первый партнер повел меня на танец. Когда я проходила мимо Белль, она одобрительно подмигнула мне. Она понимала, что ее птенчик уже оперился и ему не терпится опробовать свои крылышки.
Этот бал был похож на все остальные, на которых мне довелось побывать с тех пор. Я наслаждалась им так же, как и многими другими, которые, впрочем, ничем мне не запомнились. А вот в тот вечер произошел один весьма неприятный случай, который, возможно, наложил отпечаток на всю мою дальнейшую жизнь. Так причудливо сплетаются иногда нити судьбы.
Бал уже подходил к концу, и я пошла в дамскую комнату. Традиции того времени требовали, чтобы молодые девушки ни на одну минуту не оставались без сопровождения, поэтому Эгертон, последний, с кем я танцевала, проводил меня до двери и остался стоять возле нее, чтобы затем отвести обратно в бальный зал. Не знаю, что случилось: то ли он неправильно рассчитал время, необходимое женщине для посещения подобного места, то ли сам почувствовал настойчивый зов природы, – как бы то ни было, когда я вышла, его возле дверей не оказалось. Мне бы следовало снова зайти в ту самую комнату и дождаться его возвращения, но я по своей глупости отправилась в зал одна. Передо мной тянулся длинный коридор, который вел в верхние помещения, а уже оттуда – в танцевальный зал. И вот, когда я приближалась к верхним комнатам, двойные двери с шумом распахнулись и из них вывалились трое юнцов. Все они были молодыми лейтенантами линейного полка и все вдребезги пьяны.
– Ой-ой-ой, какую маленькую симпатичную штучку я нашел! – стал сюсюкать один из них. – И что же мы станем делать с этой чудесной штучкой?
Второй нагло уставился мне в лицо, а потом протянул:
– Да это же одна из девок, которых водит на поводке Белль. Не та, что похожа на кошку, а другая. Простите, дорогуша, я спустил все свое жалованье, но, может, вы не против поцеловаться и пообжиматься в кредит?
Я отшатнулась и попыталась было повернуть назад, но третий из молодых людей встал за моей спиной и перекрыл путь к отступлению. Я была страшно напугана, хотя теперь понимаю, что они не смогли бы сделать мне ничего дурного.
– Пустите меня! – взмолилась я.
– Ну-у, птичка, маленькая симпатичная птичка, что же ты такая неприветливая… Подари же поцелуй красавцу солдату. – Нагнувшись, он попытался обнять меня за талию. Мне удалось оттолкнуть его, и я закричала, но в этот момент другой, заломив мне руки за спину, схватил за волосы и стал загибать мою голову назад, пытаясь добраться до губ. И вдруг все разом закончилось. На нас словно обрушился какой-то бешеный шквал. В лучших традициях гвардейцев на помощь мне пришел полковник Крэн Картер.
Все случилось так внезапно, что я даже толком не поняла, что же именно произошло. Только что я находилась в опасности: в лучшем случае мне угрожало оскорбление, в худшем – насилие, но вот прошла секунда, и трое юнцов уже, скорчившись, летели в разные стороны. Один из них врезался головой в дверь и, рухнув, так и остался лежать. В двух других проснулся боевой дух, и они попытались атаковать Крэна, в то время как я в полуобморочном состоянии бессильно прислонилась к стене. Отступив на шаг назад, чтобы размахнуться, Крэн сжал кулак и влепил одному из нападавших боковой удар в челюсть, да так сильно, что голова у того откинулась, и я подумала, что у него сломана шея. Затем полковник левой рукой схватил того офицера, который распускал руки, за украшенный тесьмой мундир, буквально поднял в воздух и правым кулаком нанес ему страшный удар в живот. Рухнув на пол, тот стал корчиться и задыхаться, словно в агонии. Тогда-то я и поняла, что Крэн Картер – не тот человек, с которым можно шутить.
Повернувшись, он приобнял меня за плечи и сказал:
– Пойдемте, Элизабет, вам не следует здесь оставаться.
С этими словами он бережно повел меня, прокладывая путь сквозь толпу любопытных, собравшихся возле дверей в столовую, чтобы поглазеть на происходящее. Мы отыскали Белль, и тут же торопливо подошел смущенный Эгертон.
– Вы сопровождали эту даму, – ледяным тоном обратился к нему Крэн, – или я ошибаюсь?
«Значит, он наблюдал за нами», – отметила я про себя.
– Ну да, я… Я отошел буквально на секунду, думая, что она… э-э-э… занята, – бормотал Эгертон с багровым лицом.
– Полагаю, вам следует вернуться к юбке вашей мамочки и, прежде чем вновь появиться в свете, хорошенько запомнить, что джентльмен, сопровождающий даму на балу, несет определенные обязательства, – резко выговаривал Крэн.
Эгертон покраснел еще больше и, судя по всему, хотел ответить дерзостью, но Белль успокаивающе положила руку на его плечо и указала на меня, поскольку я все еще была бледна, как призрак.
– Прошу вас, достаточно с нее потрясений на сегодняшний вечер. Пожалуйста, уходите.
Эгертон неловко поклонился, повернулся на каблуках и ушел. Белль и Крэн провели меня в небольшой альков, где не было народу, и я без сил рухнула на стоявшую там кушетку.
– Что произошло? – обратилась Белль к Крэну.
– Три молодых болвана пристали к ней в коридоре, – скупо пояснил он.
– Что они вам сделали? – в свою очередь, обратился он ко мне.
– Они были очень пьяны, – слабо ответила я. – Они только хотели поцеловать меня и говорили всякие глупости.
– Что они говорили? – резко спросила Белль. Я ответила.
– Мерзкие щенки! – взорвался Крэн. – Завтра я пошлю им вызов и прикончу по одному.
– Нет, не нужно! – Я уже начинала верить каждому его слову. – Они были очень пьяны, я уверена, в иных обстоятельствах они не сказали бы ничего подобного.
«Они бы это только подумали», – с горечью закончила я про себя.
– Остынь, Крэн, – раздалась вдруг медлительная речь. – Похоже, ты и без того вывел их из обращения: у одного сломана челюсть, у второго отбиты внутренности. А третий до сих пор не очухался.
Это был Морисон, еще один гвардейский офицер и, как мне предстояло узнать, один из ближайших друзей Крэна.
– Тоже неплохо, – продолжал кипеть Крэн, – но я предпочел бы переломать челюсти им всем. Проклятые недоноски! – Затем, обратившись к Белль, он добавил: – Мне придется тут немного задержаться. Я провожу вас до кареты, и не беспокойтесь: я сделаю все, чтобы не было никакого шума.
