355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Марго Арнольд » Падший ангел (Женщина для офицеров) » Текст книги (страница 17)
Падший ангел (Женщина для офицеров)
  • Текст добавлен: 12 октября 2016, 02:23

Текст книги "Падший ангел (Женщина для офицеров) "


Автор книги: Марго Арнольд



сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)

Бутылка была выбита из моих рук жестоким ударом, заставившим меня завопить от боли. Кто-то железной рукой вывернул мне кисть. Надо мной темной тенью нависла Марта.

– Нет, – прозвучал ее хриплый голос, – я же говорила вам: даже не думайте помирать.

– Пусти, ты не можешь остановить меня! – Я рванулась, пытаясь освободиться от ее медвежьей хватки. – Я не хочу жить, и ты меня не заставишь. Жизнь не нужна мне. Вот увидишь: я все равно умру, и ты ничего не сможешь сделать.

Она не отпускала меня.

– Так вы хотите, чтобы он вернулся и нашел вас мертвой? Так, что ли?

– Он не вернется никогда. Он ненавидит меня, а я – его. И я никогда не захочу увидеть его вновь! – рыдала я, извиваясь в ее железных объятиях, но не в силах разорвать их.

– Он вернется. В его сердце нет ненависти к вам, там одна лишь любовь, точно так же, как в вашем. И поверьте мне – вы еще будете вместе.

– Ты врешь! – завизжала я ей в лицо. – Я не нужна ему, никому не нужна. Господи, как я хотела бы умереть!

Марта встряхнула меня, как кошка пойманного мышонка.

– Разве я вам когда-нибудь врала? Если я говорю, что вернется, – значит, вернется. Не пройдет и года. Вы очень нужны ему, как и своему сыну, как и мне. Ну уж нет, помереть я вам не позволю.

Ее сила была устрашающей.

– Ты с ума сошла, – прохрипела я, едва держась на ногах. – С какой стати мне слушать твою болтовню?

– Ну, может, и сошла, – откликнулась Марта уже более добродушно. – В жизни всяко бывает. Но вы будете слушаться меня, и чтобы без всяких дурацких выходок. Если вам наплевать на всех нас, подумайте хотя бы о ребеночке. Вам хочется, чтобы его растил Спейхауз? А именно так оно и будет, вздумай вы скончаться. Тогда уж всем нам тут с ним не совладать, и если вы хотя бы на секунду перестанете думать только о себе, то отлично поймете это.

В изнеможении я позволила ей довести себя до постели. Она была совершенно права. Действительно, родив малыша, я вовсе не выполнила своего долга до конца. Но нельзя сказать, что именно эта мысль сохранила мне жизнь. Бессвязные слова Марты вновь зажгли в моей душе огонек надежды. Однажды чудо вернуло мне Дэвида. Кто знает, быть может, это чудо повторится? Отныне я не помышляла о самоубийстве. У меня появилась новая цель – хранить сына и ожидать невозможного. В конце концов я научилась страдать.

15

Никто, кроме Марты, так и не узнал о том, что я пыталась покончить с собой. Таким образом, мое возвращение к жизни прошло незамеченным. Несколько недель она не спускала с меня глаз, но, убедившись, что я теперь всецело посвятила себя заботам о ребенке и доме, понемногу успокоилась.

Однако период спокойствия длился недолго. Это случилось утром, в один из первых дней сентября. Я сидела в кабинете; рядом в колыбельке лежал сын, который непрестанно капризничал, потому что у него резался первый зуб. Вдруг открылась дверь, и к нам вошел Эдгар. Его лицо было белым как полотно. Он подошел к колыбели, встал на колени и отдернул полог, чтобы бросить нежный взгляд на Артура. Я вскочила с места, потому что вид его был ужасен.

– Скажи, ради Бога, что случилось, Эдгар? Он обернулся с несчастным видом.

– Полку дан приказ собираться в поход, Элизабет. В следующем месяце нас отправляют в Вест-Индию.

Мы пробудем там два года, если не дольше. В общем, все будет зависеть от того, какой оборот примет война.

«Вест-Индия? Бессмыслица какая-то, ведь война идет совершенно на другом краю света», – мелькнула у меня мысль.

– Почему в Вест-Индию? – спросила я.

Эдгар неохотно поднялся с колен. Его высокая фигура казалась еще более сутулой.

– В прошлом году Наполеон продал французские территории в Америке. Есть подозрение, что в результате у него теперь достаточно денег и людей для нападений на наши острова в Вест-Индии – Ямайку, Барбадос и все остальные. Потеря любого из них нанесла бы серьезный урон нашей торговле. Вот кое у кого и родилась мысль о том, что, разместив на каждом острове по небольшому артиллерийскому гарнизону, мы сможем сдержать любую французскую угрозу до подхода основных сил нашего флота.

– Туда отправляется весь полк? – спросила я дрогнувшим голосом. Сердце мое похолодело.

– Да, весь, кроме подразделений, расквартированных в Ирландии. Они подтянутся позже.

Мне стало немного легче. Эдгар взял на руки ребенка, который тут же расплакался, и начал с отсутствующим видом качать его.

– Я не хотел ничего говорить, пока не узнаю это наверняка, но теперь, когда подходит время моего отъезда, я обязан сообщить тебе кое-что. Тебе известно, что месяц назад я ездил проведать свою жену?

Я кивнула.

– Так вот, когда я приехал, она была больна. В разговоре со мной она ни словом не обмолвилась о своей болезни, но я беседовал с нашим семейным врачом. Он говорит, что ее медленно убивает растущая внутренняя опухоль. Моя жена не протянет долго, а когда она умрет, больше не будет препятствий для нашего брака и для того, чтобы Артур стал моим законным сыном.

Он говорил с горячностью одержимого, и я на мгновение испытала приступ жалости к женщине, которая была замужем за этим бледным существом с ограниченным умом фанатика.

– Ее состояние, естественно, перейдет ко мне; к тому же я продам эту проклятую литейную мастерскую. Таким образом, ни мне, ни Артуру не придется беспокоиться о финансовом будущем родового поместья Спейхаузов. – Он говорил с таким хладнокровием, будто эта женщина уже ушла в мир иной. – А пока нам придется обходиться доходами от Спейхауза, которые не столь уж велики. Я буду выделять тебе 450 фунтов в год, но, как только подыщу на островах место со здоровым климатом, ты сможешь вместе с ребенком переехать ко мне.

– В Вест-Индию – с ребенком?! – испуганно выдохнула я.

– Конечно, – взглянул на меня Эдгар, подняв свои аристократические брови в надменном удивлении. – Надеюсь, ты не полагаешь, что я пошлю за тобой, не убедившись в том, что наш ребенок будет там в полной безопасности или что он достаточно подрос, чтобы перенести тяготы морского путешествия?

– О да, понимаю, – ответила я, едва удерживаясь от смеха. В том, что Артуру еще долгое время будут противопоказаны дальние плавания, у меня не было никакого сомнения.

Хотя Эдгар устраивал меня во многих отношениях, я не могла воспринять весть о нашей скорой разлуке иначе, как с некоторым облегчением, и определенно не собиралась торопиться к нему на другой конец света.

– Ты, судя по всему, продумал все до последней мелочи, – польстила я ему с притворной серьезностью.

– Н-да, нужно быть готовым к любой неожиданности, – пробормотал он, сокрушенно глядя на малыша, – хотя… я предпочел бы никуда не ехать, тем более сейчас, когда у него режутся зубки.

Услышав эти нелепые слова, я едва не прыснула со смеху. Бедный Эдгар, его трагедия заключалась в том, что он появился на свет мужчиной лишь по ошибке природы. Из него получилась бы великолепная мамаша.

В расстроенных чувствах он отплыл в октябре в дальний путь, оставив на память о себе портрет в полный рост, который, по его настоянию, должен был висеть перед колыбелькой малыша. Помимо этого, Эдгар дал подробнейшие инструкции о том, как воспитывать сына в предстоящие два года. Он чуть ли не на коленях умолял меня вести дневники, которые надлежало отправлять ему как можно чаще. Эдгару просто необходимо было знать о событиях каждой недели. С собой же он увозил два наших миниатюрных портрета, а также несколько белокурых локонов Артура, которые, к счастью, были похожи на его собственные.

Хотя мой прощальный поцелуй сопровождался грустным вздохом, признаюсь, что провожала я его с легким сердцем. Впервые я смогла остаться наедине со своим сыном в тишине и спокойствии, избавленная от назойливой опеки и бесконечных причитаний. Если раньше я не мешала Спейхаузу наслаждаться счастьем общения с малышом, то сейчас он полностью принадлежал мне, и я была рада этому. Поскольку теперь у нас в доме был ребенок, мы решили отметить Рождество на старомодный манер и так повеселились, что даже Джереми, который в последнее время стал несносным брюзгой, радовался как дитя. Впрочем, он недолго пребывал в хорошем расположении духа и, едва завершились праздники, начал воспитывать меня.

– Каковы же теперь твои планы, Элизабет? – допытывался он.

– Пока никаких, – спокойно отвечала я.

– Не хочешь ли ты сказать, что будешь сидеть здесь, как приклеенная, наблюдая, как у ребенка режутся зубки? – спросил Джереми ворчливо.

– А что ты предлагаешь? – разозлилась я. – Очередного любовника? В таком случае тебе следует учесть, что его, вероятно, будет сильно раздражать детский плач.

– Да нет же, нет, и еще раз нет. – Он и сам начал раздражаться. – Ты прекрасно знаешь, что ничего подобного я предлагать тебе не собираюсь. В подобном занятии отныне нет никакой финансовой необходимости. Что же касается твоего выбора мужчин, то не могу без содрогания вспоминать твой недавний опыт. – Это уже был удар ниже пояса, и Джереми прекрасно знал это, а потому поспешил продолжить: – Нет, я просто подумал, что, поскольку обстоятельства стали несколько благоприятнее, тебе, может быть, стоит совершить небольшое путешествие. Ты же всегда мечтала об этом, не так ли? А ведь до сих пор даже Англию не узнала как следует. Сам-то я не любитель путешествовать, поскольку считаю это варварской привычкой, но сейчас речь не обо мне, а о тебе.

Такая забота показалась мне несколько подозрительной.

– Надеюсь, ты не предлагаешь мне отправиться колесить по Англии в зимнюю стужу.

– Сегодня утром ты почему-то особенно бестолкова, Элизабет. Конечно же, не предлагаю. Но как только повеет весной, почему бы тебе вместе с Белль не отправиться в поездку по всей стране? Подумай только: Англия, Шотландия, Уэльс – отличнейшее путешествие! Марта тем временем прекрасно приглядит за ребенком.

– Джереми, – произнесла я тихо, – скажи-ка, когда возвращаются из Ирландии наши артиллеристы?

Вопрос застал его врасплох. Джереми съежился и, казалось, постарел на глазах.

– Откуда мне знать? – огрызнулся он.

– Должно быть, ранней весной, – продолжала я, – иначе ты не стал бы так хлопотать. Скажи, Джереми, отчего ты так боишься Дэвида?

Джереми бросил на меня суровый взгляд.

– Разве мало тебе твоих страданий, Элизабет? – Голос его звучал резко. – Зачем тебе прошлое, зачем мучить себя? Может быть, он вообще не вернется.

Но в глубине души я чувствовала: Джереми заблуждается, а вот Марта, наоборот, говорила правду.

– Возможно, ты и прав, он не вернется, – спокойно сказала я. – Но если вернется, я буду ждать его.

И мое ожидание началось. Я исправно отправляла Эдгару столь нужные ему сводки новостей о ребенке, получая в ответ испещренные восклицательными знаками длинные эпистолы, в которых содержались заверения в вечной любви ко мне и подспудная убежденность в том, что я не сумею как следует воспитать наследника рода Спейхаузов. Я находила их забавными, но послание, пришедшее в конце марта, вряд ли можно было назвать смешным. Жена Эдгара скончалась, и ее гигантское состояние переходило к нему. «Как только подышу здесь подходящий дом, – писал он, – вы должны переехать ко мне». А пока, не откладывая дел в долгий ящик, Эдгар предлагал мне заочно заключить с ним брак. Мне не хотелось заниматься этим вопросом, а потому его письмо лежало на моем секретере без ответа.

Было первое апреля. За окном кабинета легкий ветерок качал ветви с набухшими почками. Я сидела, уставившись на письмо Эдгара, в тысячный раз пытаясь придумать ответ. Дверь тихонько скрипнула, и на пороге появился Дэвид. Он вошел решительным шагом, как на параде. Лицо его было суровым и постаревшим, но глаза лучились голубизной, и я отметила про себя, что это хороший признак.

– Я хочу видеть своего сына, – твердо произнес он.

Я была рада, что встретила его сидя, иначе ноги подкосились бы подо мной. Мои руки тоже тряслись, и я спрятала их в складках платья.

– Он не здесь, – тихо ответила я. Мой ответ поверг его в растерянность.

– Не здесь… А где же?

– Должно быть, в своем полку. А если не там, то скорее всего все еще гостит у матери, – произнесла я ледяным тоном.

Несколько секунд он выглядел обескураженным, потом на смену растерянности пришло раздражение.

– Я имею в виду нашего сына, – недружелюбно отрезал Дэвид.

– Ах, вот как! – сказала я, будто до меня наконец дошло, чего он от меня требует. – Значит, речь о моем сыне? И зачем же это тебе вдруг понадобилось видеть его?

Дэвид словно окаменел. Внезапно я поняла, что нервы его напряжены до предела.

– У меня есть для него кое-что, и я хочу передать ему это, прежде чем отправлюсь в заморские края.

Я медленно склонила голову набок, как бы обдумывая вопрос государственной важности.

– Что ж, коли ты того желаешь… – вымолвила я наконец и позвонила в колокольчик.

Когда на вызов прибежала горничная, я отправила ее к Марте сказать, чтобы та принесла мне сына, поскольку его хочет видеть один посетитель. Дэвид подошел к окну и, отвернувшись, стал смотреть на улицу, а я украдкой любовалась гордой посадкой его серебряной головы и мужественными очертаниями плеч.

Принеся ребенка, Марта едва не выронила его из рук, увидев, что за посетитель к нам пожаловал. Они с Дэвидом обменялись оценивающе-настороженными взглядами, как два бойца на ринге перед началом боя. Для Дэвида предосторожность была вовсе не лишней, поскольку, как мне помнилось, во время их прошлого свидания Марта едва не выцарапала ему глаза.

– Дай ему его сына, – велела я ровным голосом.

Марта с явной неохотой передала Артура в руки Дэвиду и отступила в сторону, по-прежнему готовая при необходимости ринуться в атаку. Отец и сын смотрели друг на друга с нескрываемой подозрительностью.

– А волосы-то у него светлые, – произнес Дэвид прокурорским тоном.

– Он твой, поверь мне на слово. Впрочем, если не хочешь, не верь. – Сейчас мне не хотелось вдаваться в споры. – У моего отца тоже были светлые волосы, – припомнила я через секунду.

– Да нет, что ты… Конечно же, мой.

Впервые Дэвид смотрел прямо на меня, и из глаз его лился небесно-голубой свет.

– Я рада, что мы наконец можем хотя бы о чем-то договориться, – ласково произнесла я.

Дэвид не ответил. Неожиданно умело прижав к себе Артура одной рукой, свободной он порылся за пазухой, вытащил оттуда продолговатый пакет и дал ребенку. Получив новую игрушку, малыш тут же сунул ее в рот и начал пробовать на зуб. Я поднялась с места и выхватила пакет из детской ручонки. Дэвид хотел было запротестовать, но мне так было спокойнее.

Марта подошла ближе, чтобы забрать Артура, однако я жестом отстранила ее.

– Можешь оставить его здесь ненадолго. Я положу его в колыбель.

Она неохотно вышла, и мой тонкий слух подсказал мне, что Марта осталась караулить за дверью.

Открыв пакет, я обнаружила внутри полный набор миниатюрных копий медалей Дэвида, а также выполненные из золота знаки отличия королевского артиллерийского полка. Был там и перстенек с печаткой – точно такой же, какой носил Дэвид. Я едва не лишилась чувств, однако напряжением воли заставила себя держаться. Сейчас я не имела права проявить слабость.

– Очень мило, – произнесла я, изо всех сил стараясь, чтобы голос мой не дрогнул. – Он наверняка оценит эти вещицы, когда подрастет… если, конечно, до тех пор не проглотит. Уследить бы, – добавила я еле слышно.

Осторожно опустившись на стул, Дэвид положил Артура в колыбель и поднял глаза на меня. Некоторое время мы молча смотрели друг на друга, после чего я сказала:

– Боюсь, ему нечего дать тебе взамен. Разве что ты согласишься взять с собой вот это.

Я сняла с шеи и протянула ему его миниатюрный портрет, который постоянно носила с тех пор, как уехал Эдгар.

Разглядев, что я ему протягиваю, Дэвид побелел и закрыл руками лицо.

– Пожалуйста, Элизабет, не надо.

Вновь наступило молчание, и после заговорил уже он:

– Я знаю, что очень дурно поступил с тобой. В Ирландии у меня было достаточно времени, чтобы все обдумать, – все мои мысли были о тебе. Я не хочу сказать, что твой поступок был правилен, – на мгновение в его глазах вновь сверкнул гнев, – но мне не следовало говорить и поступать таким образом. Из двух зол не сотворишь благо, однако я был так взбешен, что даже не подумал выслушать тебя. Это еще одна причина, почему сегодня я здесь. Мне не хотелось уезжать, увозя в памяти ту отвратительную сцену как последнее воспоминание о тебе.

Меня вновь начала бить дрожь, поэтому, быстро подойдя к письменному столу, я села.

– Понимаю, – проговорила я, стараясь выглядеть безразличной. – Ты весьма предусмотрителен: зачем брать в дорогу груз неприятного прошлого?

Однако Дэвид, казалось, более не настроен был продолжать разговор. Вынув мальчика из колыбели, он задумчиво принялся подбрасывать его на колене, делая это грубо, как и все мужчины, но дети почему-то обожают именно такое катание. Затем Дэвид заговорил вновь:

– Пока я здесь, мне нужно признаться тебе еще кое в чем. Отправляясь в Ирландию, я так ненавидел тебя, что едва не лишился рассудка от злобы. Однажды вечером я напился до бесчувствия и пошел в ирландский бордель. Выбрал там девчонку, очень похожую на тебя. У тебя, знаешь ли, ирландские черты лица, – заметил он рассеянно. – Наверное, мне хотелось убедить себя в том, что чувство, которое я испытываю к тебе, – всего лишь похоть, и ее можно удовлетворить с любой женщиной, похожей на тебя. Надо было убедиться, что по-настоящему ты мне не нужна, что все мои переживания – самообман. Я лег с ней в постель, – его голос едва заметно дрогнул, – и, когда наступило время взять ее, у меня ничего не получилось. Между нею и мной все время вставали твое лицо, твое тело, твой голос. Так продолжалось всю ночь. У меня не хватило духу даже пальцем притронуться к ней. – Он выдавил жалкую улыбку. – Когда утром, уходя, я расплачивался с ней, она расхохоталась мне в лицо и сказала, что если все англичане такие, то нечего и удивляться, что ирландцы непобедимы.

– После этого, – продолжал Дэвид, – мне пришлось признать истину: ты всегда была, есть и будешь нужна мне. И как бы я ни старался, что бы ни делала ты, я никогда не смогу перестать любить тебя.

Лишь большим усилием воли мне удалось сдержать порыв и не броситься к нему в объятия. Помня о своих муках, я хотела, чтобы и он испил до дна чашу страданий.

– Что ж, – сказала я, глядя ему прямо в глаза, – наверное, сейчас нам приходится переживать одинаковые сложности.

Он смущенно опустил глаза.

– У тебя все в порядке, Элизабет? Ведь Спейхауз уехал. Как ты со всем справляешься?

– Ал, да, кстати, – я решила ударить его побольнее, – ты, должно быть, не знаешь. Мы с Эдгаром Спейхаузом скоро поженимся.

И я вручила ему письмо, оставленное без ответа. Письмо, которое останется без ответа навсегда. Теперь я знала это наверняка.

Дэвид молча прочитал послание и вернул его мне.

– Что ж, тогда, полагаю, мне не имеет смысла здесь задерживаться, – процедил он сквозь зубы. – Ведь Спейхауз, кажется, уже обо всем позаботился – о моем ребенке, о моей любви, одним словом, обо всем.

Недоумение и беспомощность слышались в его словах.

– Ах, тебе действительно пора? – Я встала с места, словно мне не терпелось выставить его за дверь, но тут же добавила: – Правда, я думала, что, раз уж ты пришел проведать сына, то мог бы немножко и задержаться, чтобы развлечь его мать. Ведь сегодня торжественная дата, которая имеет для нас обоих особое значение.

На его лице отразилось еще большее изумление. Дэвид тщетно пытался вспомнить, какое отношение может иметь к нам этот весенний день.

– А что мы сегодня отмечаем? – в конце концов выдавил он.

– Как что? Неужели ты забыл, дорогой? День дураков – всех дураков без исключения.

Я нежно улыбнулась ему. Его лицо озарилось ответной улыбкой – улыбкой облегчения.

– Ах, Элизабет, драгоценная моя! – прошептал он, шагнув мне навстречу.

Но не успел Дэвид заключить меня в объятия, как до нашего слуха донеслось тоненькое покашливание. Забытый всеми, Артур ухитрился открутить одну из позолоченных пуговиц от мундира отца и запихал ее в горло. Теперь он задыхался – его личико синело на глазах. Заботливые родители чуть ли не пять минут молотили его по спине до отрыжки, пока пуговица не вылетела из глотки. Наш малыш не остался в стороне от празднования дня дураков, на свой манер сыграв с нами первоапрельскую шутку.

Еще не придя в себя от потрясения, мы позвали Марту, которая вплыла в комнату грознее грозовой тучи и унесла ребенка, не забыв на прощание сказать нам пару ласковых слов. Дэвид повернулся ко мне. На его лице вновь играла улыбка, увидеть которую я уже не надеялась.

– На чем же мы остановились? – пробормотал он, нежно притянув меня к себе. – Кажется, мы были где-то здесь…

Его губы жадно впились в мои, и все горести и обиды, разделявшие нас в этот страшный год, утонули в розовом приливе, захлестнувшем обоих.

Когда голова перестала кружиться от сладости поцелуев, я обнаружила, что мы каким-то образом переместились на диван. Дэвид был полностью поглощен сразу двумя занятиями: он то нежно покусывал мое левое ухо, то целовал меня в затылок. Внезапно отстранившись, он произнес странным грубым голосом:

– Довольно.

Вздрогнув от испуга, я открыла глаза. Он склонился надо мной. Его лицо пылало, глаза озорно искрились.

– Элизабет, – произнес Дэвид с притворной жалобой в голосе, – я не лучшим образом действую на диване. Не найдется ли в этом доме кровати?

Я вздохнула с облегчением.

– Как тебе не стыдно, ты едва не напугал меня до смерти, идиот ты эдакий! Кровать тебе нужна… А ты хоть знаешь, который час? К твоему сведению, полдвенадцатого дня.

– Не вижу никакой связи, – ответил он голосом, исполненным мольбы, в то время как в глазах у него прыгали смешинки, – между временем суток и желанием отправиться в кровать.

– Что ж, в таком случае добро пожаловать в постель, – парировала я, – но знай, что в это время суток ты уляжешься в нее один.

Но тут страшная мысль пронзила меня, и я схватила его за руку.

– Дорогой, ведь тебе не сегодня нужно уезжать? Скажи, не сегодня?

Тоже посерьезнев, он отрицательно покачал головой. Его ладони мягко заскользили по моим рукам, пробежали по шее, погладили лицо.

– Нет, не сегодня.

Его голос был одновременно мягок и хрипловат, губы вновь тянулись к моим, но я остановила его на секунду.

– Сколько дней в твоем распоряжении? – спросила я голосом, севшим от волнения.

– Шесть.

– Благодарю тебя за это, Господи! – прошептала я, ослабев от счастья.

Его рот приник к моему, и я почувствовала себя беззащитной под его огненными поцелуями.

– Так как насчет кровати? – вполголоса спросил он во время паузы, которая длилась доли секунды.

– Дэвид, ты просто невыносим, – улыбнулась я. – Ты превратил меня в беспомощную развалину, значит, тебе придется отнести меня туда на руках.

– Отнести вас? – усмехнулся он с напускной надменностью. – Едва войдя в этот дом, я сразу почувствовал слабость в коленях, и эта слабость не проходит с самого утра. Так что мне самому впору ползти на четвереньках. Нет уж, моя прекрасная леди, если вы решили идти, то пойдемте вместе на четвереньках, а если получится, так доковыляем на своих двоих.

– А может быть, изволите отобедать? – решила я ответить уколом на укол. – Время уже почти обеденное. К тому же вы только что прибыли из Ирландии и, должно быть, испытываете чертовский голод.

– Что верно, то верно – голоден, – он вновь принялся целовать меня в порыве ненасытной страсти, – только мне нужна другая пища. Перестань дразнить меня. Отвечай же, пойдешь или мне тащить тебя за твои прекрасные локоны?

– Ну и животное! – томно протянула я, вставая и пытаясь выпрямиться. – Ты совсем запугал меня. Приходится подчиниться. – С этими словами я протянула к нему руки. – Так мы в самом деле идем?

И, как в былые времена, мы пировали, не в силах насытиться, – к смятению всех домашних и собственному нескончаемому наслаждению.

Дэвид заметно изменился, став более сдержанным и уверенным в себе. В то же время в характере его появилась некая бесшабашность, не свойственная ему ранее легкомысленная веселость, как будто для него имел значение лишь сегодняшний день, а до последствий не было дела. В таком лихорадочном веселье и пролетели несколько дней, которые оказались для нас даже счастливее, чем те, что мы провели вместе в прошлом году. Я смеялась так, как не смеялась никогда в жизни, решительно не задумываясь о тех слезах, которые мне предстояло пролить в ближайшем будущем.

Бедный Эдгар, чьи реликвии до сих пор попадались там и сям, как и следовало ожидать, стал для Дэвида объектом насмешек. Впервые войдя в детскую, он отшатнулся в притворном ужасе при виде огромного портрета, мрачно висящего над колыбелью.

– О Боже, я попался! – шутливо вскричал Дэвид, хватаясь за шпагу.

Затем он велел повернуть портрет носом к стене и на обратной стороне холста нарисовал углем чрезвычайно злую карикатуру на Эдгара, употребив все свое незаурядное мастерство. Уж если Артуру суждено расти в постоянном присутствии отсутствующего Эдгара, рассудил он, то пусть ребенок видит подлинные качества этого человека. К своему стыду, я разрешила ему это сделать и, более того, от души позабавилась над его шалостью. Бедный, бедный Эдгар…

Дэвид быстро установил с Артуром сердечные отношения. Он улыбался сыну и быстро получал в ответ широкую улыбку – маленькую копию отцовской.

– Он умеет хоть что-нибудь? – спросил Дэвид, с сомнением разглядывая свое дитя в первый вечер.

– Умеет? Что ты имеешь в виду? Он делает все то же, что и любой другой ребенок в его возрасте.

– Умеет ли он ходить, говорить или еще что-нибудь в этом роде?

– Дорогой мой, ведь ему всего одиннадцать месяцев, – рассмеялась я. – Сейчас он занят лишь тем, что норовит укусить или проглотить любой предмет, который попадет ему в рот.

Дэвид на собственном горьком опыте убедился в правоте моих слов. Попытавшись выяснить, сколько зубов уже выросло у Артура, он полез ему в ротик пальцем, который был тут же почти откушен. Я вошла как раз в тот момент, когда мальчишка лопотал что-то свое, повизгивая от счастья, а Дэвид сжимал укушенный палец, изрыгая немыслимые проклятия.

Увидев, что это происшествие вызвало у меня смех, но никак не сочувствие, он философски произнес:

– Надеюсь, палец распухнет и отвалится, а я буду списан из армии по инвалидности. Боевой растет мальчишка – ничего не скажешь. Должно быть, пойдет по моим стопам.

Однажды вечером мы вместе поехали в «Ранело», где Дэвид быстро и решительно напился в стельку. За ним никогда не водилось особого пристрастия к спиртному. Мне этот случай показался забавным, но и немного встревожил: на память пришло то, каким образом я сама когда-то искала покоя и забвения. Мне удалось вовремя утащить его из питейного заведения, пока он не разнес там все в щепки, устроив грандиозный скандал. По дороге домой Дэвид заснул, положив голову мне на колени и оглашая заливистым храпом проплывавшие за окном экипажа окрестности. Нам с кучером пришлось тащить его до самой постели. А в четыре часа утра он проснулся просветленный, разбудил меня и сообщил, что накануне вечером повстречал одну прекрасную девушку по имени Элизабет. После этого чистосердечного признания мой милый вновь упал на подушку и проспал мертвым сном до полудня. Если бы я не любила его всем сердцем, то наверняка надавала бы ему пощечин. Естественно, проснувшись, он испытал все последствия приятного времяпрепровождения. Умирая с похмелья, он был так жалок и так нуждался в моей помощи, что мне было трудно решить, каким же я люблю его больше – пьяным до бесчувствия или трезвым, но с раскалывающейся головой.

Но как бы мы ни хотели остановить время, оно неумолимо продолжало свой бег. Шесть дней промчались как один, и мне теперь некуда было скрыться от неизбежности расставания. Над нами нависла черная туча, и весь дом готовился пережить вместе с нами надвигающееся тяжкое испытание.

В последний день Дэвид был очень нежен и вместе с тем серьезен.

– Любимая, – спросил он, ласково прижав меня к себе, – как ты поступишь со Спейхаузом?

Мне пришлось без утайки рассказать все, что было между мною и Эдгаром.

В конце концов я должна была признаться, что до сих пор не приняла никакого решения.

– Он предлагает тебе очень многое: брак, состояние, громкое имя. – Взяв меня за плечи, Дэвид отстранился и внимательно посмотрел мне в глаза. – И ты не чувствуешь к нему ни малейшей привязанности?

– Могу ли я испытывать к нему какие-то чувства, – произнесла я дрогнувшим голосом, – когда только ты занимаешь мои мысли, сердце, разум? Речь идет вовсе не о привязанности, а о том, как поступить наилучшим, самым разумным образом ради будущего Артура.

– Если ты не любишь его, – твердо сказал Дэвид, – то и не выходи за него замуж. Я знаю, что не имею права просить тебя об этом, мне нечего предложить тебе взамен и почти нет надежды на то, что мое положение когда-нибудь изменится. Но, пока ты не связана неразрывными узами с другим, у нас остается хотя бы право на любовь друг к другу, сохраняется надежда. Став женой Спейхауза, ты будешь потеряна для меня навсегда, а я не переживу этого. Если бы он мог сделать тебя счастливой, то, ничего не поделаешь, я бы смирился, но все дело в том, что он не принесет тебе счастья, и ты это знаешь. Насколько я могу судить по твоим словам, он интересуется главным образом Артуром. Вряд ли его отношение к ребенку изменится от того, выйдешь ты за него замуж или нет. У него нет возможности отобрать у тебя мальчика. Если такой вопрос когда-нибудь встанет или появятся малейшие признаки того, что он может повредить Артуру, мы просто расскажем ему всю правду.

– Ты должен понять, – постаралась я спокойно растолковать ему, – что если Спейхауз лишит меня поддержки, то мне, возможно, придется взяться за старое или во всяком случае искать какие-то другие средства к существованию.

Это было неправдой, но мне хотелось увидеть его реакцию. Пальцы Дэвида больно впились мне в плечо.

– Мое отношение к другим мужчинам в твоей жизни осталось прежним, Элизабет, но у меня нет иного выбора. Пока ты не связана, у меня есть надежда. Бог знает, когда это случится, но я обязательно вернусь и тогда поставлю на кон свою любовь, чтобы выиграть тебя у любого другого мужчины, потому что я люблю тебя больше, чем он, и нужна ты мне больше, чем ему.

Он вновь притянул меня к себе, и я покорно прильнула к его груди.

– Я не выйду замуж за Спейхауза, – тихо пообещала я, – если ты не хочешь этого.

Он со вздохом облегчения припал к моим губам.

– Не знаю, чем я заслужил у судьбы такое прекрасное создание, как ты, любимая моя. Простила ли ты меня за те страдания, которые я тебе причинил? Сам я никогда не прощу себе этого – Бог тому свидетель! Наступит время, и я попытаюсь заставить тебя забыть о пережитом. Клянусь тебе.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю