Текст книги "Сквозь строй"

Автор книги: Маргарет Петерсон Хэддикс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

Глава 3

Эми выстроила на столе мини-инсталляцию из подслушивающих устройств. Наконец-то они вспомнили правило номер один и сделали то, что предписано делать с самого начала, то есть обыскать номер на наличие микрофонов. И обнаружили еще три «жучка». Первый, превосходнейший образец последних шпионских изобретений, был найден в лампе. Второй был элегантно встроен в картинную раму и выдавал себя за элемент позолоченной резьбы. Третий был найден под кроватью, имел незамысловатый вид и валялся там так, будто его только что отфутболила чья-то неуклюжая нога.

– Клан Екатерины, – сказала Эми, глядя на первую.

– Янусы, – сказал Дэн, рассматривая позолоченную виньетку.

– Томасы, – вздохнула Нелли, брезгливо кивнув в сторону допотопного микрофона.

– А микрофон Кабра – это Люциане. Круг замкнулся, все в сборе, – заключила Эми.

Кланы Екатерины, Януса, Томаса и Люциан были четырьмя ветвями рода Кэхиллов, которые сражались между собой за тридцать девять ключей. Екатерина, Джейн, Томас, Лукас – четыре враждующих друг с другом отпрыска Оливии и Гидеона Кэхилл. И только Мадригалы, в том числе Эми с Дэном, знали одну тайну. У Оливии и Гидеона был еще один ребенок – пятый. Девочка, которая родилась на свет после того, как ее старшие братья и сестры перессорились и покинули отчий дом. Девочка, которую назвали Мадлен.

«Моя прабабушка», – думала про себя Эми.

От них так долго скрывали тайну их клана, что теперь они были счастливы узнать правду о своей семье и своих предках. Это было здорово – знать про свой род. А ведь с тех пор, как они начали охоту за ключами, они до совсем недавнего времени ничего о себе не знали, только чувствовали, что от них все время скрывают правду.

«Но имею ли я право считаться настоящим Мадригалом, если я даже не пытаюсь выполнить их условия и соответствовать им?» – думала Эми.

Дэн расположил в центре стола всех трех «жучков», занес кулак над головой и приготовился уничтожить их одним ударом.

– Три, два, один… – торжественно считал он.

И в ту самую секунду, когда его рука была готова совершить сокрушительный удар, Эми схватила его за запястье.

– Что ты делаешь? – закричал он, вырывая руку. – Ты совсем спятила?

– Я хочу кое-что сказать тебе, – ответила она и махнула свободной рукой в сторону ванной комнаты.

Дэн недовольно нахмурился, но все-таки последовал за ней. Нелли показала на себя пальцем и вопросительно вскинула брови, словно спрашивая: «Мне тоже идти?»

Эми молча кивнула.

Она на полную мощь включила все краны, и ванная наполнилась шумом воды. Шум был таким громким, что Дэн с Нелли едва слышали ее голос, но зато если в номере и оставались микрофоны, то за таким шумом никто не разберет ни слова.

– Слушайте, если наша основная цель в том, чтобы победа не досталась Кабра, то почему бы нам не протянуть руку помощи всем остальным кланам?

И пусть они узнают про наш ключ – как вы думаете? – спросила она. – И… потом… разве это не соответствовало бы духу Мадригалов? Что скажете?

– Ты издеваешься? – набросился на нее Дэн. – Ты хочешь просто так отдать им все наши достижения? Все, чего мы добились таким трудом?

– Кроме того, – перебила его Нелли, – ты представляешь, что будет, если миром вдруг станут править эти ужасные Холты?

Холты. Представители клана Томаса. Эйзенхауэр Холт, его супруга Мэри-Тодд и дети – Гамильтон, Рейган и Мэдисон.

– Гамильтон не такой уж и ужасный, – ответил Дэн.

– Хорошо. А Эйзенхауэр? – не сдавалась Нелли.

Эйзенхауэр Холт. Твердолобый увалень и солдафон. Человек, полностью лишенный воображения, идущий напролом и не утруждающий себя мыслительным процессом.

«И еще он был там, когда погибли мама с папой», – подумала Эми. Она отчаянно сжала кулаки, словно желая распотрошить этот гадкий микрофон, так бездарно и грубо сделанный Холтами.

– А вот дядя Алистер, по-моему, нас не предавал… во всяком случае, в последнее время. Так что ему, наверное, можно доверять, – сказал Дэн.

Алистер Оу, член клана Екатерины. Представитель своего рода до мозга костей. Он не раз за время борьбы сотрудничал с ними и не раз обводил вокруг пальца с ловкостью профессионала. Но в то же время, когда в Индонезии начался пожар, он не оставил их одних, пока не убедился, что смертельная угроза миновала. Им даже показалось, что он был готов прибежать к ним на помощь и рисковать собственной жизнью. Но значит ли это, что он полностью себя реабилитировал и ему можно доверять?

«Все правильно, – рассуждала Эмми. – Но потом он обманул нас в Китае. И был у нас дома, когда погибли мама с папой. Нет, это не он устроил пожар, и не он виноват… Но… Он мог их тогда спасти – и не спас. Никто даже пальцем не пошевелил и не вытащил их из огня».

– А ты уверена, что это жучок Алистера? А вдруг его подбросил Бэй Оу? – не унималась Нелли.

Бэй Оу. Дядя Алистера Оу и пренеприятнейшая личность. Если бы не Нелли, то он убил бы их еще в Египте.

Эми сильнее сжала кулаки. Значит, жучок клана Екатерины тоже будет уничтожен.

– Так что же? Остается Янус? – спросила Нелли. – Хотите оставить подсказки для Йоны Уизарда? Чтобы у него вдобавок ко всем остальным титулам появилось еще одно – Король мира?

Йона Уизард. Хип-хоп звезда мирового масштаба. А также автор популярных книг и прообраз и производитель всевозможных героев в виде пластмассовых кукол и футлярчиков для драже и леденцов на палочке имени самого себя и в виде самого себя. По масштабам с его невообразимой славой было сравнимо лишь его собственное эго.

Эми настроилась в пух и прах разбить аргументы Дэна, если тот начнет защищать Йону. Дело в том, что несколько недель назад у Дэна возникло с ним что-то наподобие дружбы. Но он только удивленно посмотрел на сестру.

– Что? – спросил он. – А ты уверена? Разве он все еще участвует в гонке? Ты помнишь, когда мы видели его в последний раз?

– Его не было ни на Тибете, ни на Багамских островах, ни на Ямайке, – перечисляла Нелли страны, в которых они успели побывать за последнее время. – Неужели наш великий Йона сошел с дистанции?

– Посмотрите на этот «жучок». Да одного взгляда достаточно, чтобы понять, что это Янусы, – ответила Эми.

– А может быть, это Кора Уизард? Вдруг она теперь вместо Йоны? – предположила Нелли.

Кора Уизард. Мать Йоны. Эми ее почти не помнила, да и вряд ли когда-либо видела. Хотя нет. Подождите.

«И снова эта ночь, – подумала она. – И Кора была там, когда мама и папа умерли».

Лицо Эми стало белее снега, и чтобы не упасть, она крепко взялась за раковину.

– Нет, только не Кора Уизард. Она ни в коем случае не должна победить.

Нелли с Дэном поняли ее без слов.

– Таким образом. Верить нельзя никому. Ни одной команде, – подвела итог Нелли. – Это показывает практика и длительный опыт. Ни всем вместе, ни каждому по отдельности.

– Офигеть, – вздохнул Дэн. – Можно подумать, что раньше мы этого не знали.

Эми почему-то быстро-быстро захлопала ресницами. Что это, слезы? Нет, нельзя показывать свою слабость. Пусть они думают, что это просто брызги воды.

– Ну а как же Мадригалы? Как они могли подумать, что мы сможем… – начала она.

– Властью, – перебил ее Дэн. – И только властью. Главное – это победа. А уж потом мы переделаем их.

Эми с Нелли открыли рты от удивления. Дэн был похож на маленького Наполеона, в уме которого на их глазах рождался план завоевания мира. Но прошла секунда, другая – и перед ними снова был прежний Дэн, такой же, как всегда, который с по бедным кличем выбежал из ванной и торжествующе воскликнул:

– За мной! Раздавим «жучков»! Каждый берет по одному! Я первый!

Эми с Нелли озадаченно переглянулись и неуверенно пожали плечами. После чего бросились за ним. Они смахнули «жучков» на пол и начали давить их и прыгать по ним, словно желая растереть их в порошок, так чтобы от них и мокрого места не осталось.

* * *

В темной комнате сидели двое. Один был похож на старого ворона с длинным клювом и унылым взглядом. Другой был одет во все серое, и на голове у него были наушники. Первый, Уильям Макентайер, напряженно смотрел на второго и уже двадцатый раз повторял:

– Ты что-нибудь слышишь? Их слышно? А теперь как?

Человек в сером устало снял с головы наушники и произнес:

– Они расшифровали подсказку. Они продолжают гонку. Но… они уничтожили все микрофоны.

– Кроме нашего, – догадался Макентайер.

– Свой мы спрятали наилучшим образом – в стене, – ответил Фиске, скривив лицо, словно от зубной боли. – Они остановились в номере Мадригалов. В том, который мы для них подготовили.

– Я знаю, тебе не нравится все это – подслушивать и следить за ними, – сказал Макентайер.

– Мне вообще многое не нравится в гонке за ключами, – ответил Фиске. – Мы ставим на кон жизни этих детей. Подвергаем их опасности.

– А разве не каждое поколение ставит на кон жизнь следующего? – возразил ему Макентайер.

Фиске только горько усмехнулся в ответ.

– Это говорит человек, который поклялся никогда не иметь детей. А впрочем… Я тоже сделал выбор, – сказал он и пустым взглядом уставился в стену. – Но зачем? Чтобы иметь то, о чем потом придется жалеть?

Мистер Макентайер хотел было дружески похлопать его по плечу, но передумал, решив, что это чересчур сентиментально. Не в его правилах было показывать свои чувства. Рука его так и застыла в воздухе.

– Интересно, а я-то думал, что ты стал оптимистичнее смотреть на жизнь, – сказал он. – Ты, кажется, снял траур и сменил черный цвет на серый.

– На темно-серый, – поправил его Фиске. – Надежда все-таки есть, но очень слабая. Да-да… – Он постучал пальцами по столу. – Хотел бы я знать, что они сами думают. Почему они уничтожили «жучков»? Почему продолжают гонку? Что это значит? Ведь они явно обдумали свое решение, прежде чем сломать их. Наверняка они и сейчас что-то обсуждают, думают, что делать дальше.

Фиске тут же представил себе, как они передают друг другу записки… Или шепчутся под звуки льющейся воды. О! Он слишком хорошо их знает! Они наверняка в восторге от своей новой роли! Тайные агенты! А вот его уже ничего не радует в этом мире.

– Во всяком случае, теперь они точно знают, что судьба мира зависит от того, удастся ли им снова объединить всех Кэхиллов, – продолжал мистер Макентайер.

– И это все? – спросил Фиске. – Все, что они знают? Вам не кажется, что этого недостаточно? Может, следовало бы дать им больше информации?

Да просто нарисовать план действий и разработать стратегию, объяснить, к какому результату приведет тот или иной шаг. Почему нельзя объяснить им?

Мистер Макентайер откинулся на спинку стула.

– А ты уверен, что ребенок способен вынести весь этот груз? Тебе не кажется, что его психика просто отказалась бы принимать столько информации? – В комнате повисла мрачная тишина. – Ты мог бы сам спросить, что именно они чувствуют и что собираются делать дальше, если уж так хочешь. И потом, главное сделано – мы с ними обменялись ключами – они нам рассказали о своих, а мы им дали свои. Разве этого мало? И теперь они – и это самое главное – знают, что мы на их стороне!

– Все это так, но… Разве вы не видите, что сделала с ними эта гонка за ключами? Они научились лгать. И теперь сами никому не верят, ни одному человеку в мире, – сказал Фиске. – Они стали недоверчивыми, хитрыми и подозрительными.

– Но они знают, что мы на их стороне. Что мы одна команда, – хмуро произнес Макентайер.

– И поэтому мы с вами сидим в тишине и безопасности, а они вот-вот с головой бросятся в пекло? – спросил Фиске. – И по нашей милости жизнь этих детей будет под угрозой?

* * *

– Таким образом, – торжественно провозгласила Эми, – в ответе мы получаем: Уильям Шекспир!

Дэн захлопал глазами, недоуменно глядя на сестру.

– Все хорошо, Эми. Успокойся. Не надо так горячиться! Я прекрасно знаю, что ты прочитала все книги на свете и знаешь о писателях все. Но объясни мне одно – при чем тут Уильям Шекспир? И что у него общего с «растает в воздухе», «сердце сердца», «грянет судный день» и прочей дребеденью, которая подчеркнута в этом письме?

– Как что общего? Это же он придумал эти словосочетания, – сказала она, садясь перед компьютером и отшвыривая ногой то, что осталось от «жучков». Она ввела пароль и снова зашла на тот самый сайт, который она изучала до того, как началась борьба с «жучками». – Смотри, этот сайт посвящен всем словам и словосочетаниям, который придумал Уильям Шекспир – «растаял в воздухе», «грянул судный день», «сердце сердца», «очи души», «колесо судьбы свершило свой оборот» – все фразы, под которыми и в этом письме стоит черта, есть на этом сайте.

Эми прокрутила несколько страниц списка, в котором, как показалось Дэну, было по крайней мере не меньше нескольких сотен слов.

– Ого! – воскликнула Нелли. – А что же, до Шекспира английского языка вообще не было? Смотрите, тут и «затаив дыхание», и «молва», и «чехарда», и «мим»…

– Да ладно, так уже давно не говорят, – сказал Дэн. – Кто из вас последний раз где-нибудь слышал «пером не описать»?

– Правильно, многие его слова устарели и теперь кажутся странными, – согласилась Эми. – Но вот слово, которое ты просто обожаешь и вставляешь его на каждом шагу.

Она перевела курсор и остановилась на слове «пукать».

– Это придумал Шекспир? – спросил Дэн.

– Ага.

– Надеюсь, он знал, что делает…

Ему вообще-то очень нравилось это слово. Так нравилось, что оно казалось ему просто совершенным. Оно даже по звучанию было похоже на то, что оно означает. Просто замечательное слово.

– А как тебе это? – сказала Эми.

Но Дэн был вовсе не готов к уроку английского. И вообще, интереснее, когда ключи не у поэтов, а у самураев или мастеров кунг-фу. Вот это другое дело.

– Ну хорошо, хорошо, я тебе верю. Что бы там ни было, – добавил он и тут же пожалел об этом. А вдруг это шекспировское слово? – Просто ответь мне, что мы теперь будем делать? Когда знаем, что следующий ключ связан с Уильямом Шекспиром?

И только он закончил предложение, как в комнате зазвонил телефон. Он зазвонил так неожиданно, что все трое даже подпрыгнули на месте. Нелли взяла трубку и через несколько секунд закрыла ее ладонью и обратилась к детям.

– Это консьерж, – сказала она. – Он интересуется, не желаем ли мы заказать билеты на представление или, – и она многозначительно вскинула брови, – в театр.

В ответ Эми счастливо улыбнулась.

– Нет! Нет! – закричал Дэн. – Нет!

– Спроси их, что сегодня в «Глобусе», – с энтузиазмом воскликнула она.

– Я не собираюсь ни в какой театр, тем более на Шекспира! – протестовал Дэн.

Нелли, казалось, не слышала его.

– Да, будьте любезны, три билета, – сказала она в трубку.

Она закончила разговор и оглядела комнату мечтательным взором.

– Мы идем на «Ромео и Джульетту», – проворковала она. – Представь себе, «Ромео и Джульетта», здесь, в Лондоне, в городе, в котором была написана эта великая трагедия и где она впервые была показана на сцене «Глобуса». И теперь мы увидим ее собственными глазами в том же самом театре, где она была поставлена несколько столетий назад.

Эми слушала ее, затаив дыхание.

– Потрясающе, – с придыханием прошептала она, тоже мечтательно глядя куда-то в стену.

– Пытка, – сквозь зубы промычал Дэн. – Жестокая и изощренная пытка. Уж лучше ядовитые змеи и пауки в Австралии. Уж лучше под пластмассовый пресс и стать Дэном-леденцом на палочке в Китае! Но Шекспир! Такого кошмара в моей жизни еще не было!

Но его никто не слушал.

Насколько ему было известно.

Глава 4

Иан Кабра на цыпочках прошел по холодному мраморному полу. В его крови текла кровь почти всех самых знаменитых шпионов и тайных агентов за последние пятьсот лет. Его с рождения учили всем уловкам шпионского ремесла. Но такое с ним было впервые. Раньше он и подумать не мог, что уроки воровства пригодятся ему в таком неожиданном месте – в собственном доме.

Вдруг где-то наверху – то ли на четвертом, то ли на пятом этаже огромного дома Кабра – скрипнула половица. Иан замер.

«Это старинный дом, – тихо сказал он. – Он все время издает звуки, ведь так?»

Он даже не замечал, что у них в доме так скрипят половицы. Но раньше ему и в голову не приходило тайком проникать во флигель, куда вход ему и Натали был строго-настрого запрещен. Потому как там хранились все тайны семьи Кабра.

Он огляделся по сторонам. Не проникает ли откуда свет, нет ли там кого? Он был готов к встрече с родителями и придумал, что сказать, если его спросят, как он посмел туда войти.

«Ну что вы, мам, пап, как вы могли такое подумать? Я? Вынюхиваю и делаю что-то за вашей спиной?! Ну что вы! Я просто… хотел попить. Да. Вот и все. Меня мучила жажда, и я решил, что здесь вода лучше, чем наверху, из-под крана. Разве я не имею права? Вы же сами говорите, что я заслуживаю лучшего. И как вы могли подумать, что я спустился сюда, потому что… Потому что я больше не могу вам верить!!»

Но света нигде не было. Ни света, ни родителей, ни упреков, ни подозрительных слуг, никого. Он набрал в грудь больше воздуха и стал босиком осторожно, дюйм за дюймом, пробираться вперед. Но половицы предательски скрипели.

«Что будет, если они поймают меня? Может, я зря рискую?»

– Просто я хочу знать правду, – прошептал он.

Он спохватился, услышав свой собственный шепот, и снова замер. Все тихо. Вокруг никого.

Правду…

Ему с детства внушали, что правда – это понятие растяжимое. Его мать, например, могла с очаровательной улыбкой обратиться к другой женщине со словами: «Душенька, это платье вам так к лицу. Где вы его взяли?» А потом за ее спиной часами рассуждать о том, где эта старая кляча умудрилась найти такое мерзкое платье? И неужели нельзя было выбрать что-нибудь более приличное? Или он не раз слышал, как его родители говорили по телефону своим партнерам по работе: «Ну что вы. Разумеется, ваши интересы для нас превыше всего…» А потом, положив трубку, они звали к себе ассистента и отдавали приказ: «Закройте этот завод. Он совершенно бесполезный». Или: «Продавайте все акции. Все до последней».

«Но так они относятся к неудачникам, к чужим людям, – думал Иан. – К тем, кто не принадлежит к нашему клану, к Люцианам».

Он вспомнил, как его мать относилась к Ирине Спасской, которая служила ей верой и правдой до последнего дня своей жизни и была Люцианкой.

«Но она не была Кабра. А у родителей свой собственный кодекс правил, который гласит: в мире есть только Кабра. Все остальное не имеет значения. Просто они такие. Они жестокие не только с чужими, но и со своими. Исключительно во благо семьи, во благо меня самого и Натали».

Так, значит, поэтому она его сегодня ударила? Что с ней? Почему она их больше не любит? Почему с тех пор как она решила во что бы то ни стало завоевать победу в гонке за ключами, она больше ни в грош не ставит их жизни и ей абсолютно все равно, есть у нее дети или нет? Почему она стала так относиться к своей дочери, что та последнее время постоянно плачет? Раньше Иана раздражала его младшая сестра, но теперь он не мог без жалости смотреть на ее заплаканные глаза и видеть, как она из кожи вон лезет, лишь бы угодить матери. А угодить ей стало совершенно невозможно.

«Что происходит? – думал Иан. – Почему? Означает ли это, что мы… проигрываем?»

Иан подошел к двери. Пытаясь успокоить дрожь, он вытащил из кармана старинный дверной ключ и вставил его в замочную скважину. Его дорогие родители научили его технике взлома любых, даже самых хитроумных замков, чтобы он мог получить беспрепятственный доступ к необходимой информации – о деловых партнерах, семейных врагах, иностранных шпионах. Но он даже не предполагал, что в один прекрасный день ему придется решать задачу, которая была бы ему не под силу, и ответить себе на вопрос: кто на самом деле его враг?

«Пришло время это выяснить», – решил он.

Замок еле слышно щелкнул, ручка повернулась, и дверь открылась.

Быстро обернувшись и убедившись, что никого вокруг по-прежнему нет, Иан зашел в секретный флигель и закрыл за собой дверь.

* * *

Йона Уизард в последний раз махнул рукой своим фанатам, обступившим автомобиль, и сел в машину. Водитель закрыл дверцу и, расталкивая толпу поклонниц, обошел машину, чтобы занять водительское место.

– Ты крутой, Йона! – закричала ему вслед какая-то девчонка и на бегу поцеловала стекло удаляющегося автомобиля. На стекле остался яркий след помады.

Йона пустым взглядом смотрел на этот отпечаток. Он в последний момент попросил своего отца назначить концерт в Лондоне. Шоу длилось три часа и вытянуло из него все силы, но зато он вложил в него все, отдав свое сердце на растерзание поклонникам. Он пел и танцевал три часа без перерыва, а в конце даже устроил небольшой сюрприз и спел еще несколько песен на бис. И он получил то, что ему было нужно больше всего на свете – восторг, крики, приветствия и восхищение поклонников. Он получил доказательство того, как сильно его любят, как он нужен им. Доказательство того, что он достоин этой награды и по праву заслуживает их любви.

Тогда почему он не может отвести глаз от этой алой помады на оконном стекле? Такой алой, что она больше похожа на кровь.

«Погоня за ключами – вот в чем дело, – думал он. – Если мои поклонники узнают, что я собирался сделать… Если они только узнают, чего добивалась моя мать… И если бы я послушался ее и сделал это…»

Эти многоточия в его мыслях появились с тех пор, как он побывал в Китае. Он не мог поставить точку, потому что поставить точку означало бы принять окончательное, но невыполнимое решение. Необратимое решение, и с этим ему пришлось бы жить всю оставшуюся жизнь.

– Хороший был концерт, – услышал он голос своего отца с соседнего сиденья. Бродерик, как обычно, стучал по клавишам своего вечного смартфона «Блэкберри». – Девяносто тысяч человек. По семьдесят пять фунтов с каждого. Минус накладные… Это Йона буквально выбил у него из рук телефон.

– Деньги, деньги, – сказал он охрипшим голосом. Но надо взять себя в руки и не давать волю чувствам. – Йоу, попе, ты вообще думаешь когда-нибудь о чем-то, кроме бенджаминов?

– Думаю, конечно. О елизаветах, если уж на то пошло, – ответил Бродерик.

Йона смотрел на отца, не зная, что ему возразить.

– Королева Елизавета. Знаешь? На британских фунтовых купюрах.

– А! – сказал Йона. – Ну да. Конечно. Как же я забыл… Но…

И снова многоточие.

«Интересно, а что бы мне посоветовал Дэн? И вообще, что ему известно? – размышлял Йона. – Что бы он пожелал мне? Еще денег? Или…»

Нет. Так дальше нельзя…

Как же легко и безмятежно он жил раньше. И как же легко ему давалось все, за что бы он ни брался. Сначала он взял в руки детскую гитару – первый музыкальный инструмент в его жизни – и тут же на слух сыграл «Сверкай, сверкай, звездочка». (Позже из этих воспоминаний у него родилась книга под названием «Сверкай, сверкай, гангсточка».) Даже в погоне за тридцатью девятью ключами все у него было «по моему хотению, по моему велению». Он – Янус. И этим все сказано. Талант ему дан от рождения – песни, гастроли, студии, блог, твиттер, реклама и ключи по ходу дела. Для него эта гонка за ключами не представляла никаких трудностей. Это было скорее дополнением к основной работе, так, мелкая безделица, халтурка на стороне. Можно и так выразиться. Ну да, пришлось пару раз прыгнуть выше своей головы и выкинуть пару фортелей. Но ничего. Немного тренировки, небольшая растяжка перед стартом, и все тип-топ. Он и так уже стоял во главе музыкального мира. И вполне естественно, что на следующем этапе он встанет во главе всего мира и победит в гонке за ключами. Так было всегда.

Пока они не приехали в Китай.

В Китае Йоне пришлось лицом к лицу столкнуться со злом.

Со злом внутри самого себя.

Надо было только пожертвовать Дэном Кэхиллом и взять ключ. И он это почти сделал. Он оставил его погибать. Но потом не выдержал и вернулся, чтобы спасти Дэна. После этого его стал преследовать страх. Такой страх, что он решил выйти из игры. Он помнил, как все вдруг сделалось легко и просто, когда он сообщил матери, что больше не участвует в гонке за ключами. Что больше не хочет быть ни для кого угрозой, не хочет вредить своим близким, не хочет лгать и жить в окружении чужих тайн и секретов. В ту минуту жизнь представлялась ему как один прекрасный концерт, как череда потрясающих и незабываемых шоу. Только успех и слава. Слава и удача. И все. Больше никаких осложнений и вариаций.

Но мать сказала «нет». Он не может выйти. Она сказала, что…

Мысли его были прерваны сигналом «Блэкберри», который равнодушно и монотонно извещал о входящем сообщении. Бродерик, не говоря ни слова, передал трубку Йоне.

– Это от матери. Инструкции на завтрашний день, – сказал отец.

Йона откинулся на спинку кресла и сжал веки.

Он уже несколько дней не выходил с ней на связь и не читал ее сообщений. Пусть думает что хочет. Так, значит, вот он – настал тот момент, когда надо принимать решение и делать выбор?

Он столько вкалывал, только чтобы заставить мать гордиться им. Он – Йона Уизард – Супер Стар. А завтра она захочет сделать из него Йону Уизарда – Убийцу?

* * *

– Настал наш час, сынок! Только для нас с тобой! – набрав воздух в легкие, взревел Эйзенхауэр Холт и пихнул кулаком сына в живот.

Любой другой здоровый мужчина упал бы в нокаут, но Гамильтон с двух лет рос в режиме олимпийских тренировок. Он только улыбнулся и с теплотой посмотрел на отца.

Эйзенхауэр счастливо озирался по сторонам и во все глаза смотрел на зрелище, которое разворачивалось перед ними. Там, на огромном поле, игроки в бело-красной форме преследовали на зеленом поле мяч, который катился со скоростью света. Вокруг них тысячи и тысячи людей дружно вставали, радостно кричали и раскачивались из стороны в сторону.

– Бриты! – завопил Эйзенхауэр. – Лучшие болельщики в мире соккера! Лучшие болельщики во всей Вселенной!!!

– У нас это называется футбол, бозо, – услышали они за спиной.

Гамильтон и Эйзенхауэр повернулись назад. Несмотря на то, что оба Холта были ростом почти под потолок, этот красавчик возвышался над ними, словно человек-гора. И лицо его, и голый торс были разукрашены красной и белой краской, под которой ходуном ходили круглые и твердые, как булыжники, мышцы.

Эйзенхауэр обрадовался ему, словно старому приятелю.

– Не вопрос! – ответил он и дружески пихнул его плечом в грудь, что со стороны выглядело, как столкновение двух бульдозеров. – Вперед, Манчестер Юнайтед!

Прошла целая минута – ведь не так легко сдвинуть такую махину – и наконец человек-гора тоже улыбнулся.

«В этом весь мой папа, – гордо подумал Гамильтон. – Он умеет найти подход к каждому человеку в мире спорта».

Они вернулись на свои места и стали болеть дальше.

– Папа? – нерешительно начал Гамильтон спустя несколько минут. – Ты ведь не очень расстроен, что мы… что мы вроде как сбились со следа? Я имею в виду гонку за ключами.

– А мы выйдем на след, даю тебе слово, сынок. Мы, Холты, всегда так – выходим на финиш из последних рядов. И побеждаем.

Гамильтон кивнул. Этим движением он всегда отвечал на папину мудрость, которой гордилась вся их семья. Даже если ему не верилось.

Хотя в последнее время ему не верилось в папину мудрость все чаще и чаще.

– Твоя мать хотела купить девочкам новые спортивные костюмы. Так что мне пришлось отпустить их. Наши девочки скоро перерастут нас с тобой, сынок! – гордо заулыбался Эйзенхауэр при мысли о Рейган и Мэдисон. – И вообще, как я мог побывать в Англии и пропустить такое? Как я мог пропустить соккер – простите, футбол – и не поболеть в компании своего сына?

– Не мог, – согласился Гамильтон.

Они прекратили разговор, наблюдая за игрой и восхищаясь невероятной техникой футболистов. Раньше, до начала гонки за ключами, Гамильтон отдал бы все на свете, чтобы вот так, вдвоем с папой, сходить на матч. Но сегодня какое-то странное беспокойство не давало ему расслабиться и наслаждаться игрой.

«Это все из-за ключей, – думал он. – Нет, я, конечно, тоже хочу победить в этой гонке, как и папа. Но только не такой ценой…»

Начиная с ЮАР, ему не давала покоя одна мысль. Каждый раз, когда он закрывал глаза, перед ним возникала это страшная сцена. Человек в шляпе-котелке, этот Алистер Оу. По его лицу градом стекает пот. Ему страшно. Страшно оттого, что папа собирается убить его.

Иногда в своем воображении он представлял, как он сам становится между отцом и Алистером и кричит: «Нет, папа! Ты не можешь убить его!»

Иногда он видел перед мысленным взором, как Алистер умирает.

В действительности Гамильтон тогда незаметно от отца с помощью Дэна Кэхилла спас Алистера Оу. Но отец об этом ничего не знал.

«А как еще я мог поступить! У меня не было другого выхода! Но я не предавал свою семью, Рейган с мамой тоже не хотели убивать Алистера!»

Гамильтон не первый раз шел против воли отца и помогал Дэну и Эми, вместо того, чтобы помогать своей семье.

«Значит, я предатель? – с горечью думал он. – Или просто… просто я делаю что-то правильное?»

Раньше, до этой гонки, в его жизни все было просто, и он никогда не задумывался над тем, где правда, а где ложь. Все было ясно. Правда – это делать так, как говорит отец. А ложь – это все остальное. С моральной точки зрения никаких сомнений не было – это не футбол, где все просто не бывает.

Но что, если… Начиная с этой гонки… Что, если отец ошибался с самого начала?

Гамильтон украдкой взглянул на отца.

– Пап, – начал он, – а ты никогда не думал, что…

– Никогда, – быстро ответил Эйзенхауэр, – я стараюсь это делать как можно реже. Это препятствует мышечному развитию, – сказал он и весело засмеялся.

– А если серьезно? – повторил попытку Гамильтон.

– Серьезно? – Эйзенхауэр понизил голос и огляделся по сторонам, чтобы его никто не слышал. – А если серьезно, то я скажу тебе одну вещь, которую никто обо мне не знает. Я не очень хорошо умею думать. Ни раньше, ни теперь. Но я желаю лучшего тебе и девочкам. Поэтому для меня это так важно – выиграть в этой гонке.

Услышав этот незамысловатый ответ, Гамильтон поежился. Как он теперь скажет ему то, что давно собирался сказать?

Но тут у Эйзенхауэра зазвонил телефон, и задушевный разговор был прерван.

– Привет, пончики! Холт на связи.

Несколько человек одновременно повернули к ним головы, крутя у виска и хихикая. Но Гамильтон одним взглядом пресек эти насмешки. Он не видел ничего плохого в том, что родители называют друг друга пончиками и зайчиками. Ровным счетом ничего плохого.

Смешки прекратились.

– Правда? – говорил Эйзенхауэр. – Ого! – Он закрыл телефон ладонью и обратился к Гамильтону: – Ну что я говорил? Холты снова в игре! Мать с девочками вышли на след!

Эйзенхауэр был так счастлив, что прямо на месте затанцевал от радости. Мэри-Тодд продолжала что-то говорить на другом конце линии.

– Ладно, ладно, я слушаю. Значит, тебе кто-то позвонил и… – И на этом Эйзенхауэр чуть не выронил трубку. – Куда-куда мы идем?!