Текст книги "Беличий Песок (СИ)"
Автор книги: Марамак Квотчер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)
– АА, щучья печень, твою голову!! – дико заорал грызь, имитируя резкое срывание с места в бег.
Как и требовалось, рвача купилась, и задала быстрого стрекача как раз в нужную сторону; как рассчитывал Хем, именно там всё ещё околачивались давешние тыси. Впрочем, пока чёрная туша просто скрылась с глаз долой, оставив грызуна отдохнуть и приступать к завязыванию узлов. Несмотря на двойную дозу, рвача уже начинала приходить в себя, и упускать этого случая Хем был не намерен, быстро закрепив намордник, лапные петли и ошейник, вывернутый шипами внутрь; теперь животное могло еле-еле перемещаться, но не кусать или царапаться. Для того чтобы как-то волочь его, имелись два верёвочных конца, один из которых тянул за ошейник, второй же стягивал при надобности петли на лапах, совершенно сковывая жертву. Оглядываясь вокруг, дабы не прозевать внезапное возращение оставшегося целым зверя, Хем посмотрел что с готовыми тушами. Как он и рассчитывал, туши были совершенно готовые – одному дротик попал в башку, другого же истыкало всего, так что торчали четыре кола. А непуха, сказал рвачам грызь.
– А непуха, – повторил он вслух, – Откусывать что ни попадя...
С готовыми можно было поговорить попозже, пока же Хем усиленно соображал, что делать с увязкой, как называли обработанного пойманного зверька. Само собой, вычёсывать рваче бока никому в голову не придёт – на самом деле, не придёт даже отпустить живьём, слишком уж безбашенные они. Однако и просто так проломить голову увязанной рваче – расточительство. Ввиду этого Хем подождал пока жертва более-менее очухается, а это занимало около килоцока; затем наступил долгий этап постепенного притаскивания, с постоянным затягиванием петель и дёрганием за ошейник. Грызь определённо опасался, что его снаряжение, заточенное в основном на волков, может не выдержать такого напора – судя по силе взрывания лапами снега, рвача рвалась с силой медведя или около того. Лишь постепенно, выбивая из зверюги силы, Хем добился того чтобы рвача не крутилась, пытаясь вырваться из пут, а просто стояла на лапах. На эти упражнения ушёл почти целый килоцок, в ходе коего рвача непрерывно выдавала большую, мягко цокнуть, механическую мощность. Далее, пользуясь всё той же двухверёвочной привязью, грызь стал потихоньку заставлять увязку двигаться в нужную сторону...
Хруст наста заставил его приобернуться, и сразу же Хем увидел рвачу, подошедшую почти строго сзади; уж чего-чего, а этого он не ожидал. Почти инстинктивно Хем повернулся к опасности боком, что его практически спасло: рвача бросилась на то что было больше, а именно – огромный и пушной беличий хвостище. Это позволило Хему избежать полного удара, хотя тяжеленная лапа всё же приласкала его по ноге. Несмотря на это, грызь не мог себе позволить терять времени и прыгнул прямо на увязку – сначала он хотел перепрыгнуть, но это было выше его сил. Оказавшись вплотную к увязке, Хем перевалился через неё, дабы оставить между собой и рвачей. Огромная оскаленная пасть клацнула над спиной увязки, разбрызгивая слюну; грызь же, вжавшись в снег под боком увязки, выхватил маленький топорик, закреплённый снизу на лапе. Теперь, когда рвача сунулась сбоку, он порядочно полоснул по оскаленной морде острым камнем топора, так что раздался визг и брызнула кровь. Пользуясь небольшим замешательством, Хем бросился назад, к большому топору – не просто побежал, а виляя и размахивая хвостом против попыток вцепиться сзади, так что рвача хоть и догнала его, снова не смогла нанести удара. Вдобавок рядом оказались ёлки, и грызь вовсю использовал свою возможность оббегать их, держась лапой за ветки; пару раз рвача догоняла, вырывая куски пуха с хвоста, но не более. Хем упал, потому как подбитая дважды лапа отказывалась держать; откатился в сторону, и снова вскочил на ноги, используя ветки как опору. Чёрная туша прыгнула сбоку, и от сильнейшего удара Хем отлетел на землю. Через цок он увидел разевающуюся над ним пасть с кривыми зубищами, и успел сунуть лапу, сжатую в кулак, прямо туда. Когти рвачи впились в плечо, и кажется грызь даже услышал хруст собственных костей. Зверюга сделала попытку вцепится в лапу, но рвотный рефлекс не позволял ей сомкнуть челюсти; на Хема плеснуло вонючей слюной, смешанной с кровью. Трудно цокнуть что пришло ему в голову, но грызь извернулся, не вынимая лапы из пасти, и вцепился в лапу рвачи резцами, начав быстро, насколько хватало сил, вырывать куски мяса. Делать это было чрезвычайно неудобно, толстая жёсткая шерсть забивала рот... Хем почувствовал, что задыхается...
Неожиданно рвача сдала назад, так что дала возможность подтянуть ноги и сбросить тушу; грызь увидел, что в заднюю лапу рвачи вцепился крупный чёрный волк с ошейником на шее, видимо шировский. Так как ничто не мешало волку основательно вгрызться в коленный сустав, рвача враз забыла про грызуна, оглушительно взвыв и бросившись на волка – тот однако был резв и успел отскочить. Хем почувствовал под лапой топорик, и тут же применил его по второй коленке рвачи, удачно подставленной; теперь туша почти лишилась задних лап и двигалась урывками, но не менее бодро чем раньше. Волк не будь дураком отскочил на безопасное расстояние и наблюдал за развитием обстановки оттуда, чем сильно бесил рвачу; воспользовавшись этим, Хем кое-как поднялся на ноги и пробежав последние двадцать шагов, схватил топор: тяжёлое оружие, вместо того чтобы отяжелить, словно придало сил. Вернувшись обратно, грызь зашёл с противоположной от волка стороны, держа топор на плече; почуяв жаренное, рвача вертелась, но волк не давал ей держаться мордой к Хему, прикусывая за заднюю часть туши. Выбрав момент, сквир сделал шедрый замах и опустил топор на спину чёрного, явно переломив позвоночник ближе к заду. На этом он сам свалился с лап, да и сил практически не осталось, только отползти в сторону от издыхающей скотины. Лишь отдышавшись, Хем сгрёбся и нанёс ещё один удар, на этот раз по башке, превратив её в кучу мяса и переломаных костей.
– Эээй грызть наискось!! – проорало откуда-то сбоку.
Как оказалось, это был Кудус, возвращавшийся за остатками мяса вместе с волком. Что заставило волка побежать вперёд своего ведущего грызуна – одному болоту известно, но именно это спасло Хема от гибели. Прекрасно понимая это, грызь много раз сказал хруродарствие Огарку, как погоняли волка, и оставил ему большое количество первосортного мяса. Пока же Хем почувствовал себя не лучшим, мягко цокая, образом: помимо покоцаной ноги, ему очень заметно повредило левое плечо и ободрало бок справа, так что Кудус помогал ему добраться до грызницы. Свалившись на широкую скамью, Хем чуть не потерял сознание.
– Бх! – фыркнул Кудус, – Сильно покусала, зараза. Лучше тебя в гнездо тёплое, отлежаться надо.
– А пустите? – осведомился Хем.
– Извёл семь рвачей, и спрашивает! – цокнул Кудус, – Сделаем всё опушненчик, Фира у нас такую ерунду хорошо лечит, будешь как новый.
Несмотря на сильное искушение отключиться, Хем не забыл про увязку и уговорил Кудуса оттащить её к грызнице, сам при этом только цокая, что делать. Рвачу умотали дополнительными верёвками и привязали к толстенным столбам навеса, так что освободиться ей не светило.
– На кой пух оно нужно, это недоживотное? – фыркал Ширый.
– А, – пояснял Хем, – Смотри, сколько времени оно кочевряжилось, не желая увязываться. Силищи в нём много, вот что.
– А толку?
– Сейчас цокну. У тебя сани есть же... Возьмёшь два бревна, привяжешь с двух сторон, а посередине прочно примотаешь эту скотину... Ну я покажу потом точно, как это сделать. Будешь подпаливать ей хвост, и никуда не денется, повезёт тебя до самого Глыбного.
– Я до Глыбного и сам дойду, – цокнул Кудус, – А вот ты нет.
– Хм. Умно, – согласился Хем, – Давай пока дадим ей на съедение одну тушу, всё равно девать некуда.
Через пару килошагов, за выступом леса, как раз и находилось одно из гнёзд, в котором обитали Ширые, а конкретно сам Кудус. Набросав в печку дров, грызь пошёл за своей согрызуньей Фирой, оставив Хема зализывать раны и раздумывать над тем, что он сделал не так. С одной стороны конечно вроде жаловаться не на что, семь рвачей готовы, а он не готов; с другой, спасла его только случайность, и грызь это понимал. Также он не мог не понимать, что рвача при всей её силе – добыча довольно простая, так как никогда не убегает от опасности, а стало быть нельзя признавать такой результат опушненским. Хем немного подумал и на тему того, как это – оказаться готовым; голова однако соображала туго, так что он забросил эти исследования до лучших времён.
Фира оказалась весьма симпатичной грызуньей, с ровным цветом пушистой шёрстки, мягкими лапками и длинными изящными ушками; одно её присутствие действовало на Хема лучшим образом. Впрочем белка действительно была знатоком по лечебным травам, так что уже на следующий день боль на опухших местах сошла на нет, да и голова соображала. Благодаря этому Ширые гораздо быстрее справились с разделкой оставшихся от рвачей туш, нежели сделали бы это без указаний Хема. Поскольку грызи были чрезвычайно благосклонны к нему, Хем решил вернуться к вопросу, который некоторым мог бы показаться нескромным.
– Слушай, Фира-пуш, – цокнул он, наматывая нить ворса на коготь, – Я как-то прознал, что у вас есть молоденькая белочка...
– Да, есть, – улыбнулась Фира, – Лайса.
– Со мной ещё Мер приходил, из наших, Брусовых, хотел с ней познакомиться.
– Да, я знаю. Правда он её до сих пор не нашёл, – хихикнула белка, – Лайсочка грызунья дикая, и уж если не захочет чтобы кто-то с ней знакомился, поверь мне, найти очень сложно. А ты интересуешься с целью?
– С целью поинтересоваться, – точно ответил грызь, – Мне-то сейчас явно не до белочек.
– Почему же, – улыбнулась Фира, – Грызун который извёл семь рвачей это хрурненько!
– Нет, грызун который извёл семь рвачей это всего лишь грызун который извёл семь рвачей, – цокнул Хем, – Не цокая уж о том что можно было бы извести их, не будучи покусанным.
– Сложно мыслишь... цокнем так, ты сам по себе пуховой грызь, вдобавок семь рвачей. Так сойдёт?
– Вполне. Я бы даже был бы непротив, если бы ты расцокала Лайсе про меня.
Фира сдвинула вверх уши, призадумываясь, и почесала за ними лапкой.
– Хорошо, Хем-пуш. Если бы ты был просто какой-то грызь, я бы сказала пойди мол сам расцокай. Но за такие дела я уж постараюсь.
– Хруродарствую, белко.
Через два дня Хем почувствовал что пришёл в себя; конечно, повреждениям заживать ещё не меньше месяца, и хромоты никто у него не отнимет, но в остальном он чувствовал себя бодренько, так что приступил к использованию добытой увязки по назначению. По его цокам Кудус подготовил сани, сделав нечто вроде упряжи для рвачи; тушу просто примотали к этим брёвнышкам, так что она могла только сдвигаться взад-вперёд и толкаться лапами от снега. На сани нагрузили много всего: несколько мешков овса, каковой Ширые поставляли на цоковище, шкуры рвачей, сушёные грибы и так далее. Хем совершенно не шутил насчёт подпаливания хвоста, сев на сани спереди, он зажёг факел на длинной ручке и прижёг рваче хвост; грызь не останавливал пытку до тех пор, пока рвача не начала тянуть сани вперёд, и возвращался к ней, если останавливалась. Рулёжку осуществляли тормозными колодками, имевшимися на каждом полозе отдельно.
– Уй, жестоко, – поморщился Кудус.
– А как жрать что ни попадя, не жестоко? – риторически цокнул Хем, – Но, пошла!!
С постоянными воплями и рывками, но всё же сани двигались в нужном направлении, притом с порядочной скоростью – не прошло и полудня, как транспортное средство оказалось на Брусничных полянках. Дальше Хем отправил Кудуса в Глыбное в одну пушу, так как ему ещё предстояло долго отлёживаться.
– Ну, услышал, зачем недоживотное?
– Да, но мы всей семьёй его не прокормим, – заметил Кудус.
– Да незачем его прокармливать.
– Так оно же тогда сдохнет?
– Ещё как. Только сдохнет после того, как утащит тяжеленные сани. А ты предлагал сразу кокнуть.
Эта схема была признана удачной, и Кудус убыл на санях на цоковище. Хем же радостно прицокнул и с несказанным удовольствием залез в моховое гнездо – свой лес таки ближе к пуше. Майра, увидев бельчонка в покусанном состоянии, конечно взволновалась, но зазря не кудахтала, перерыв запас лечебных трав и притащив всё что нужно к хемовскому гнезду. Пока невольно приходилось находиться в разжиженном состоянии, грызь решил таки сделать метательное орудие, как его называли крестолук. Благо, теперь у него в довольном количестве имелись жилы, срезанные с туш рвачей. Сырыми зимними днями, когда снег уже набухал и задумывался о таянии, Хем сидел в грызнице, удобно устроившись в моховом ящике, сделанном как кресло, и строгал дерево. Поскольку так вот долго возиться на одном месте он не очень привык, то часто начинал вопить вопли, слышанные на цокалище либо придуманные за пару цоков до воспроизведения:
– Гузло-гузло-гузлище, целая тыща! Гузло-гузло к ужину, целая дюжина! Гузло-гузло в траве, целых двадцать две!...
"По гузлу" часто учили считать, так что этот фольклор Хем помнил отлично. Вот как делать крестолук, он помнил куда хуже. У Курдюка был отличный крестолук, который за сорок шагов выбрасывал сетку и окучивал птицу; а уж стрелу из него можно было запустить на все сто с пухом шагов, да так что и волку не поздоровится. Промучавшись некоторое время, Хем задумался: наверняка ведь Курдюк не сам знал, как делать оружие – как помнилось, по части что-то сделать он вообще был небольшой специалист, он больше наловчился ломать. Следовательно, он или выменял крестолук у кого-то кто умел делать, или научился опять же у того кто умел. Вкупе с результатами взаимной охоты на рвачей это заставляло задуматься, а где бы сгрызть орех науки по этому поводу. Как обычно, подобные вопросы, требовавшие какого-то коллективного действия, обцокивали на цоковище, так что Хем решил в следующий раз прошвырнуться туда с таким зацоком.
Однако каша сама искала нужный хвост, и в один из ветренных дней, когда грызь беспробудно дрых в гнезде, его разбудил стрёкот сороки; это была одна из его прилапнённых сорок, которые жили рядом и в основном были полезны именно тем, что никто не мог остаться незамеченным. Высунувшись, Хем обнаружил незнакомого грызуна, причём сильно незнакомого: в лапах тот держал какое-то длинное оружие типа копья с наконечником из странного материала, да и надеты на него были странные штуки, типа скреплённых пластинок, закрывавших тушку словно панцирь. С грызуном был барс, очень крупный, с шипованным ошейником и налапниками; как удалось прилапнить такую кошатину, Хем не представлял.
– Грызть вдоль! – мотнул ухом белко, – Это твоё Хем?
– Уге, – кивнул тот, прикидывая расклады.
Появление вооружённого грызя в такой экипировке было подозрительным, но Хем мало опасался и его, и даже барса, потому как был у себя в гнезде. И это было мягко цокая не только чувство родных стен, но и приспособления, на которые он затратил не один день. Например, прямо перед входом в гнездо была яма глубиной три шага, абсолютно не видная сверху, и достаточно вынуть крепления её крышки, как любой незванный гость окажется в незавидном положении. Впрочем, это была лишь перестраховка, на самом же деле грызи доверяли друг другу... доверяли, но с ямой спокойнее!
– Моё Раждак, – цокнул грызь, – Из Пропушилово.
– Согласен, твоё Раждак из Пропушилово, – кивнул Хем, – А что тебя сюда привело?
– Ноги, – хмыкнул Раждак, – Есть кое-что к обцокиванию, Хем-пуш.
Фраза насчёт ног показала Хему, что скорее всего грызь вдрызг свой, хотя и нагружен непонятным и невиданным для сдешних мест снаряжением. Исходя из этого, он предложил гостю сесть ( правда, на ту самую крышку ) и заварил чаю. Как выяснилось, Раждак совершал весьма длительный поход, и если учесть что вышел он осенью, то длительность измерялась месяцами; за это время он прошагал тысячи килошагов, двигаясь с юго-востока вглубь Кишиммары. Раждак показал карту, начерченную когтем по бересте:
– Сдесь Пропушилово, великое цокалище южных лесов... по крайней мере так цокают, – уточнил он, – Моё поднималось по большой реке, которую местные называют Большая... Да, с названиями у них туговато, это точно.
– Зачем же ты пёрся в такенную даль? – удивился Хем.
– Чтобы знать, что находится в этих лесах. Если повезёт, я верну эти карты в цокалище, и все тоже будут знать. А это жутко полезно, согласись.
– Пожалуй, – кивнул Хем, – Но всё же, ты пришёл именно ко мне, откуда ты меня знаешь?
– В Глыбном много цокают про тебя, пропушиловец. Семь рвачей это не орешек на резец!
– Но, – показал перевязки Хем, – И спасла меня сущая глупость, иначе я бы тут не цокал.
– Всё равно, – мотнул ухом Раждак, – Дело в том что в одном месте, ближе к Пропушилово, есть цокалище Клычино, там собираются пропушиловцы и охотники со многих и многих окрестных земель. Моё подумало что твоему будет полезно побывать там...
– Хм, а крестолуки там делают? – спросил Хем.
– Да, и не только. Твоё сможет там научиться и научить других тому, что ты умеешь.
– Дельное предложение, – цокнул Хем, и поглядел на карту, – А вот эта река, куда течёт, в какую сторону – к нам или к вам?
– К вам. Реки всегда текут к морю, Хем-пуш.
– Серьёзно? А поч?
– Потому что река несёт очень много воды. Куда она её несёт, там и море, – цокнул Раждак.
– Ясно. Впрочем, и хорошо что к нам. Возвращаться будет удобно.
– Ты уже решил идти в Клычино? – повёл ухом Раждак.
– Пока да, решил, – надул щёки Хем, – А может и передумаю.
– Кстати об орехах насущных, – цокнул Раждак, доставая из сумки что-то, – Моему нужно мясо для барса, думаю теперь-то у тебя есть. Это железный нож, Хем-пуш.
Хем с искренним удивлением обнюхал странный ножик – в деревянную ручку было вставлено лезвие, очень узкое и острое, из блестящего холодного материала. Грызь попробовал его на резец и убедился, что материал очень прочный.
– Вот это шелуха! – цокнул он, – Где ты это взял?
– На западе горы, там знающие грызи выкапывают из недр камни и плавят из них железо. Только если твоё не против, моё дало бы твоему только лезвие, ручку уж сам сделаешь.
Хем был готов вцепиться в грызя и трепать его на предмет информации ещё пол-года, но тот был намерен накормить барса, отдохнуть и продолжать путь, так что через день уже покинул Брусничные Полянки. Глядя на закат, Хем раздумывал о том, что видимо лес не везде одинаков, если где-то есть железные камни, каких никто не видал в окрестностях Глыбного. Горы, что это такое? По цокам Раждака выходило, что это огромнейшие кучи камней, так что залезть на них нужен не один день. Предствить себе это было очень сложно, и Хем почувствовал что очень хочет увидеть это своими ушами. Правда, куда больше чем отвлечённые горы, его заинтересовали расцоки об оружии, каковое делали в Клычино. Лапный крестолук, которым можно с сотни шагов уложить рвачу! Травы, которые вызывают отключку даже если намазать раствором иглу дротика! И прочие воистину волшебные вещи.
Хему довольно-таки повезло, так как он окончательно залечивал лапу и прочие раны во время весеннего половодья, когда походы были мягко цокая не самым лучшим занятием. Тающие снега, а зимы в Кишиммаре как правило снежные, давали столько воды, что все низины затоплялись, а по возвышенностям просто текло. Ходить по пояс в ледяной воде не мог позволить себе ни один сдешний зверь, хотя...
– Вода, это ценность! – цокал Мер, – Если что-то положить в воду, оно двигается гораздо проще, чем если лежит на земле, правильно?
Майра столкнула в лужу полено и повозила его туда-сюда.
– Да, так оно и есть.
– Вот. Обычно по лесу приходится таскать, а когда в нём вода, можно плавать!
– Плыви, – рассмеялся Хем, – Ну, покатаешься на плоту, и что?
– Хм. На плот можно и груза взгромоздить, – цокнула Майра, – Допуха причём.
– Вот! – поднял уши Мер, – А если сделать...
Как это с ним бывало зачастую, Мер много цокал, как сделать, но чаще всего делал то что и обычно, запасал корм и убирал гнездо. Хем же цокал редко, но уж если что-то задумывал, не забывал, так что готовился к походу в Клычино. Ему предстояло привести в порядок большую дорожную сумку, два маленьких кармана, подвешиваемые на пояс, а также смастырить для топора другую ручку, полегче; немало помучили его штаны, сшитые из кусков шкур невероятной давности, так как расходились по швам, а готовых ниток не имелось, приходилось заодно вить их из трофейной шерсти и собственного пуха. Майра, заходившая посидеть в хемовскую грызницу, тоже подвычёсывала пух со своего хвоста и добавляла к пряже. Хем почувствовал такое острое чувство благодарности к своей маме, что просто сгрёб её в объятья, не находя цоков.
– Я научусь всё делать, как настоящие пропушиловцы, – сказал он, – Наберу гору шерсти! Чтобы всегда можно было поменять её на корм. Чтобы у тебя всегда были орехи...
– У меня и так всегда есть орехи, – улыбнулась грызунья, – Хруродарствую, бельчонок. Я всегда рада когда ты обо мне заботишься... но пусть это тебя не задерживает.
– Но ты самое дорогое что у меня есть, – ласково цокнул Хем.
– Верю, – смущённо повела ушками Майра, – Но я здоровая белка, Хем, так что сама могу добыть себе орехов. Может быть когда я буду старой и дряхлой, мне действительно понадобится твоя помощь.
– Ты самая лучшая белка-мама, – потёрся носом о пушнину грызь.
– Я самая обычная белка-мама, – хихикнула белка-мама.
Когда большая вода более-менее спала, а на отдельных побегах деревьев появились жирные почки, вот-вот грозящие развернуться листочками, Хем окончательно собрался, и налопавшись на дорожку едой, вышел в направлении, указанным Раждаком. Впереди его ждали сотни и сотни килошагов по берегам рек, холмам и лесам Кишиммары.
...
Пропушилово находилось на одной из речек, впадавших в Большую, текущую на север. Вокруг на тысячи килошагов раскинулись светлые пихтовые, лиственничные и еловые леса, на юге переходящие в степи, а на севере в более тёмную тайгу. Как-то сложилось, что это цоковище, появившееся как и все остальные, разрослось до весьма больших размеров и теперь было центром общественной жизни. Соразмерно общебеличьей привычке обитать в лесу, а не в муравейнике, сдесь не селились ремесленники – они лишь сбегались сюда обменяться товарами и знаниями. Поэтому хотя жили постоянно в Пропушилово только немногие грызи, в основном старики да больные, пушей там обычно толклось достаточно. Цокалище имело широкие дорожки, прокатанные тележками, и по сторонам от них находились огороженные кустами участки с гнёздами, грызницами и хранилищами добра; участки стояли отнюдь не вплотную, а через обширные куски леса или поля, так что всё Пропушилово занимало довольно большую местность. Сдесь в частности были места сбора древообработчиков, каменьщиков, грибников, и так далее. Благодаря тому что довольно давно какому-то грызю пришло под уши записывать цоки на бересте, теперь каждое такое собрание могло сохранять ценные сведения и надёжно передавать их из поколения в поколение. Как правило свитки хранились в незатапливаемых погребах, обложенные мхом, и сохранялись весьма длительное время. Особо ценные данные записывали на каменных пластинках – в округе попадался слойчатый камень, который легко расколоть на почти ровные пластинки; эти, если не разбить, сохранятся необозримо долго.
Как раз такие записи изучала грызунья Хвойка, ибо на следующий год ей предстояло много поработать головой, так как её выбрали ответственными ушами по цокалищу; хорошо еще что не лично-ответственными. Резиденция отушей ( ответственных ушей ) находилась на ничем не примечательном участке, довольно близко к окраине Пропушилово; сдесь хранили записи, соразмерно которым можно было узнать, сколько пушей обитает в области, сколько собрается грибов, зерна и так далее. Всё сдесь было пропитано духом напряжения мозгов, ибо даже столбы были исчерчены схемами, когда кто-то что-то кому-то доказывал в очередной раз.
– Погрызище какое! – громко цокнула Хвойка, – Из этого околотка поставляли воистину ценные вещи.
– Хвойка-пуш, – повёл ухом старый грызь, – Это нам ценные вещи, а им пожить ещё охота.
– О, великий огород, обезы! – закатила глаза белка, – Какой кошмарище-то!
– Ты их видела?
– Нет вообще-то, – задумалась Хвойка, – Но Раж-пуш, это всего лишь животные.
– Мы с тобой тоже всего лишь животные, – заметил грызь, – Обезы бывают разные. В джунглях их полно разных видов, у нас даже есть их описания и рисунки. Большинство вполне спокойные зверьки, но чёрные с короткой шерстью – это очень опасные твари. Они собираются устойчивыми стаями и действуют на редкость разумно... Кстати об этом. Это очень хорошо, что грызи решили уйти из Лигачного.
– Поч? – прицокнула белка.
– Потому что если обезы будут постоянно наблюдать, как работают топором, и красть топоры, то рано или поздно они сами научатся ими пользоваться. Ты знаешь что они кидаются камнями и используют дубины, когда охотятся? Думаю, они могут научиться и использовать огонь.
– Тебе же обратным концом твоей ботвы, – улыбнулась белка, – Мы с тобой используем огонь, бывает что и охотимся, однако от нас никто не убегает.
– Потому что мы не нападаем первыми, Хвойка-пуш. Обезы же нападают просто так. Не как волки и не как тигры. Вероятно, им просто нравится драка.
– Значит их нужно прилапнить, – вздохнула Хвойка, – Если стая настолько злая, придётся тупо убить их, а молодняк попытаться воспитать другим образом.
– Моё цокало что убить их не так-то просто.
– А моё цокает что если никого не найдётся, моё пойдёт туда лично. Правда моё рассчитывает всё же что найдётся, – уточнила белка.
Так как она недавно перецокивала с отушами Клычного, сборного места пропушиловцев, рассчитывать у неё причины были. При помощи новых хитрых приспособлений и обмена опытом, пропушиловцы уже извели в области не только всех рвачей, но и совершенно прилапнили волков, которые теперь не только питались овцами, но и работали вместо них, подставляя бока под вычёсывание. Немудрено, что сложная задача, каковая вставала в полный рост в связи с наличием обезов, должна была заинтересовать этих специалистов. Так что Хвойка потёрла лапы, глядя на карту, принесённую одним из разведчиков – цокалище Лигачное находилось далеко на юге, в тропических лесах, за степями и пустыней; однако добраться туда было не так то сложно, если ветер способствует.
– Я потираю лапы, – пробормотала себе под нос белка, и безудержно расхохоталась.
Вторая лопата.
Идти вдоль рек было весьма удобно в плане выдерживания направления, однако то и дело Хем сталкивался с понятной проблемой, уперевшись в очередную развилку рек. А это были реки не те что Текущая, которую перепрыгнуть можно, а широкие, шагов по двадцать. Судя по карте, которую грызь срисовал с раждаковской, предстояло перейти ещё четыре притока Большой, и это было наибольшим препядствием. Леса не изобиловали буреломом, кроме того, окрестные грызи стаскивали весь валежник к воде, дабы на нём сплавляться по течению; кусты могли задержать, но несильно и обычно росли неширокими полосами. В связи с тем что наступила весна, снега более не ожидалось, зато начинали накрапывать дожди. От воды сверху у Хема, как и и у практически любого грызуна, был плащ, сделанный из просмолённой ткани. Штука это была довольно тяжёлая, зато отлично защищала от дождя и идти в ней можно было, совершенно наплевав на осадки, она же отлично шла против ветра. Благодаря тому что в Глыбном у Хема теперь имелось очень много неиспользованного добра, как за шерсть, так и за рвачей, он вдоволь запасся на дорогу сушёным кормом, который был питателен и не утягивал. Помимо незаменимых сушёных грибов, в сумке тусовалась сушёная рыба, вяленое мясо и не менее сушёные ломтики топа; чисто для разнообразия это было присыпано орехами.
Само собой, от местных грызунов, чьи околотки он проходил, Хем не получил никаких проблем, а только помощь, в частности подсказки, как лучше пройти дальше; он и сам так делал, если вдруг видел путника у себя возле гнезда. Единственное, что его удивило, так это то что воспользоваться мостами оказалось не так просто. Первый встреченный мостяра был куда больше, чем ранее виденные, стоял на мощных деревянных опорах из осины и по длине его хватило бы штук на пять мостов через Текущую. В небольшой грызнице возле моста сидел бельчонок, расцокавший местные порядки.
– Чтобы пройти через мост, грызо, тебе надо притащить бревно.
– Поч? – цокнул Хем.
– Потому что мы не можем сами поддерживать мост, грызо. А если каждый проходящий притащит по бревну, всё будет опушненчик.
– Ну цок, – согласился Хем.
Найти в ближайшем лесу осину, раздолбанную дятлами, было недолго, как и отчекрыжить бревно при помощи всё того же топорика. Оттащив кусок дерева к куче таких же, Хем аж несколько раз прошёлся туда-сюда по мосту, так как раньше никогда не видел таких сооружений. Надо зацокнуть что на этом всё только начиналось, так как после моста грызь обнаружил широкую, хорошо протоптанную тропинку, местами даже уложенную обтёсанными брёвнами. Как выяснилось впоследствии, это была Пропушиловская Северо-западная дорога, проложенная как следовало из названия от самого Пропушилово через несколько цокалищ; до Глыбного она не доходила почти двести килошагов. Прокладка дороги заключалась в том, что во-первых её всегда было видно, следовательно идущий не сбивался с курса; в низинах лежали брёвна со стёсанным верхом, позволявшие не черпать грязь. Кроме того, с дороги убирались упавшие ветки и деревья, а через реки ставились мосты. В основном на своём протяжении дорога представляла из себя тропинку, правда достаточно широкую, чтобы катить по ней лапную тележку. Довольно скоро Хем догнал двух грызей, белкача и белку, которые как раз тащили каждый по тяжело нагруженной тележке. Так как ему настоятельно хотелось узнать побольше, Хем предложил помочь с транспортировкой, ибо самому тащить рюкзак уже порядочно надоело, а положенный на тележку, он ничего не весил.
– А что это вы прёте, пуши? – кивнул на тележки Хем.
– Смолу, Хем-пуш, – цокнула Айна, – В Щучьем околотке из неё делают что-то вроде твоего плаща, от дождя и тому подобной погрызени.
– Я думал вы в Пропушилово тащите, на обмен.
– Да, раньше таскали, но теперь прямиком в Щучье.
– А Клычино знаете?
– Частично, – повёл ушами Раждак, – Это цокалище охотников, кажется?
– Уге, – цокнул Хем, – Туда-то мне и надо.
Помимо этого, Хем узнал ещё весьма много всего о том, что делается в местном околотке, а также расцокал о происшествиях в районе Глыбного; о семи рвачах он предпочёл умолчать. В частности потому, что не хотелось вспоминать о тягловой силе этого животного, таща тележки влапную. Вот шелуха, подумал грызь, так теперь всё время и погоняться, Хем-семь-рвачей?
