Текст книги "Мемуары гея"

Автор книги: Максимилиан Уваров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

Нашего Саньку понесло к самому большому столу, где командовал Дракула. Он громко призывал всех вспоминать стихи-страшилки. В награду за это была обещана огромная шоколадка. У нас с Санькой загорелись глаза, когда мы ее увидели.

– Ну, так что? Кто из вас, мальчики, рискнет принять участие в нашем конкурсе? – спросил у нас с Санькой Дракула, крутя перед моим носом шоколадкой.

– Ма-а-акс!!! Даже не думай! – потянул меня за рукав Женька, поглядывая на собравшийся вокруг нас народ.

– Зень! Сакаладку хосю! – заныл Санька.

– Хорошо! – смирился Женька. Видимо, страшнее моих косяков были все-таки Санькины слезы.

– Так! Про колбасу было? – спросил я у Дракулы по-деловому.

– Не надо про колбасу! – застонал Женька.

– Сакаладку! – хныкнул Санька.

– Давай нейтральное и детское, – подсказал Славка, – например, про хомячка.

– Детское говоришь? – усмехнулся я. – Есть!

Ежик по травке бежит и хохочет.

Ежику травка пипиську щекочет.

Травка закончился, гравий пошел.

Ежик домой без пиписьки пришел, – закончил я в полной тишине.

– Ой, ёпт! – выдает Женька, и затыкает себе рот рукой, чтобы не заржать.

– Ха-ха-ха! – разражается смехом Санька и падает на пол.

Толпа, пришедшая в себя, тоже начинает угорать, и мы получаем шоколадищу.

Уже поздно ночью, отправив всех гостей по домам, лежим на кровати и Женька выдает:

– А расскажи еще раз про ежика!

Долго просить меня не нужно. Я громко и с выражение читаю стишок про ежика-бедолагу, и последние слова стишка тонут в Женькином поцелуе.

– Ты, мой ежик! – шепчет он мне в губы.

Вот так… из хомячка за один день я стал ежиком, минуя собачку. А вообще… Мне все равно, как меня называет мой Женька. Ведь это всегда звучит одинаково: нежно и ласково. Всем бобра!

========== Пи... и Новый год 1 часть ==========

Говорят, что ожидание праздника всегда приятнее, чем сам праздник. Я пока этого не прочувствовал. Вот уже второй день мы с Женькой пидарасим квартиру и готовим. Вернее, убирается он, а готовлю… ну, в основном готовит тоже он. Я ему больше морально помогаю: кости от холодца грызу и тырю с разделочной доски колбасу и овощи.

Хотя, нет! Я же тортик испек, шоколадный-прешоколадный. Пока я его делал, Женька оттирал плинтуса, чем периодически отвлекал меня от работы. Ну, как чем? Он стоял на карачках, откинув вверх попку, и иногда постанывал. М-м-м… так эротично…

Говорят, что талантливый человек талантлив во всем. Это не правда. Кулинар из меня реально фиговый. Пока я готовил крем, я умудрился разлить на стол часть растопленного шоколада, который решил слизнуть языком. В результате я обжегся и перепачкался шоколадом.

Я стоял у стола на кухне весь в шоколаде и наблюдал, как по абсолютно ровной столешнице катится абсолютно круглое яйцо. Вот оно подползло к самому краю и с громким плюхом упало на пол.

– Малыш, что ты там делаешь? – я почувствовал, как Женькины теплые руки обнимают меня сзади.

– Я эксперимент ставлю. Вот смотри. Я кладу яйцо на ровную поверхность, – я демонстрирую все это Женьке, – а оно скатывается. Хопа! Видишь? Это уже третье. Я не понимаю, как так-то? – и с этими словами я поворачиваю к нему свое удивленное лицо.

– Ой, ё-о-о… Кто это тебя так? – делает круглые глаза Женька. – Только не говори, что на тебя яйца напали за незаконные эксперименты.

– Не, Жень. Это кетчуп.

– Напал? А почему он так прицельно в нос бил?

На самом деле ничего интересного. Честно. Все равно рассказать? Ладно… Я полез в холодильник за яйцами и увидел, что Женька купил какую-то новую бутылочку с кетчупом. Я ее открыл и решил понюхать. Чтобы лучше почувствовать запах, я чуть нажал на пластиковую упаковку. Так как до этого кетчуп стоял перевернутый вверх дном, порция соуса влетела в мой нос вместе с запахом. Руки у меня были в шоколаде, поэтому вытираться я не стал, а просто высморкал томат из носа.

Женька долго смеялся над моим рассказом и вытирал мой нос влажной салфеткой. Вот знаете, за что я люблю этого парня? За его заливистый смех, за его хитрющую улыбку и еще за это…

– А кто у нас тут такой сладкий? Ты мой шоколадный заяц… – и такой долгий и сладкий поцелуй… М-м-м…

Утром к нам привезли Саньку. Он чинно вошел в коридор, а за ним припыхтел Моисеич, как верблюд, увешанный сумками. Мне сразу не понравился патриотический взгляд мелкого. Я не знаю, что они там дома смотрят с дедом, но в прошлый раз я был пленным фашистом, и меня пытали, пихая мне в нос мой собственный тапок. Я полчаса наблюдал, как Санька – советский разведчик Штирлиц – кормит Женьку – боевого коня – яблоком. Потом Штирлиц решил немного прокатиться на лошади перед моим расстрелом. Потом меня застрелили тюбиком с зубной пастой, и я замертво упал на кровать и случайно заснул.

Я ползу по-пластунски по снегу через непроходимый лес. За моей спиной вещь-мешок с кучей шпионской техники. В нем старый фотоаппарат, ложка для обуви, сломанный степлер и журнал модных причесок. В кармане у меня граната, Женькин очечник, и обрез – половник. У меня на голове чалма из полотенца, а сам я одет в банный халат. Видимо, я арабский шпион. Над головой свистят пых-пыхи, вылетающие из вантуза, но я утыкаюсь лицом в паркет и прикрываю голову руками.

Вы подумаете, что это мой очередной сон? Вовсе нет. Это мы с Санькой играем в пограничника. Не зря мне не понравился патриотический настрой мелкого. Санька сегодня – доблестный советский пограничник. На нем моя демисезонная парка, подпоясанная широким ремнем, шапка ушанка из Женькиных армейских запасов, а на ногах – валенки Женькиной мамы. Валенки заканчиваются примерно там же, где и Санькины ноги, поэтому в движении мелкий больше похож на летчика Маресьева на протезах. В руках у Санька пулемет-вантуз, а на шее – два валика от туалетной бумаги, скрепленных вместе. Как сделать в домашних условиях бинокль, я подсмотрел в интернете.

Боевой конь, Женька, не смог сегодня защищать границы нашей родины, так как был занят приготовлением праздничных салатов, поэтому у доблестного пограничника Саньки сегодня только верный пограничный пес Химка, обмотанный поперек тела бинтом.

– Ну, сто, спион? Попася? Ласкази дикакасию войск, гад! – орал на меня Санька.

– Сань, какая дислокация? Я не фашист пленный, а шпион. Ты должен не дать мне перейти границу.

– Ты не педидешь ганису, гад! – орал Санька, стукая меня по голове вантузом.

В тот момент, когда резиновая часть вантуза опустилась на мою голову в пятый раз, раздался звонок в дверь.

– Сань, погоди! Санька, стой, – я попытался ухватить мелкого за ноги, но не успел. Санька вылетел в коридор и уже открывал входную дверь. Я догнал его в как раз тот момент, когда дверь открылась.

На пороге стоял Дед Мороз. Видимо, он не ожидал увидеть перед собой доблестного советского разведчика с вантузом наперевес и арабского шпиона в тюрбане из полотенца и в махровом халате. Несколько секунд охреневший дед тупо смотрел на нас, потом, наконец придя в себя, сказал:

– Здравствуйте, дети!

Вот тут я на него обиделся. Я вообще-то не ребенок, а взрослый и самодостаточный мужчина в самом расцвете сил. Ну, вы меня понимаете…

– Я пришел к вам из леса, чтобы поздра-а-а…

В этот момент Санька сорвался с места и побежал в комнату, скидывая по дороге валенки, по-кошачьи тряся ногами. В это время ничего не подозревающий Женька громко грянул на кухне:

– С чего-о-о начинается Родина-а-а… С картинки в твоем букваре-е-е…

Дед Мороз явно пребывал в растерянности. Видимо, ему не внушал доверия мой вид и громкое Женькино пение из кухни.

– Дедуска-а-а Маос! А де гузовик с Колой? – заорал из комнаты Санька.

– Так это Санта Клаус Колу рекламирует. Я на санях приехал.

– А олени де? – спросил выходящий в коридор Санька.

– Там знак стоит: «Парковка оленей запрещена», – нашелся дед.

– Чё, реально такой знак стоит? – не выдержал я. – Какого ж хрена тогда этот олень на Хонде всегда на моем месте паркуется?

– А давайте детишки мою внучку Снегурочку позовем, – предложил Дед. – Она отстала, как бы не заблудилась у вас тут.

– Это она оленей-то паркует? Как я ее понимаю. Я сам по полчаса паркуюсь, – вырвалось из меня. Дед Мороз посмотрел на меня так, будто я действительно был арабским шпионом.

– Давайте все вместе ее позовем. Три-четыре: «Сне-гу-роч-ка! Сне-гу-роч-ка! Сне-гу-роч-ка!»

Мы с Санькой по-честному три раза позвали дедову внучку, но на наш зов вышел из кухни Женька, вытирая руки об передник, и спросил:

– Чего, малыш? Курить? – увидев «гостя», он не растерялся. Покраснев, как рак, Женька снял с Саньки ушанку, потрепал его по голове и со словами: – А не рано тебе курить, малыш? – удалился обратно в кухню.

– Мда, – вздохнул Дед Мороз и спросил у меня: – А нормальные в этом доме вообще есть?

– Ты звал меня, дедушка? – из-за двери появилась очень милая Снегурочка с белой длинной косой и в голубом пальтишке.

– О, какая… – протянул Санька, увидев девушку.

– Мне тоже нравится, – поддержал его я, улыбаясь девушке. – Сань, только уговор: тебе Деда Мороза вызвали, а Снегурочку мне, понял?

– Так ты и есть Саша? – улыбнулась Снегурочка. – А ну-ка, Саша, беги в комнату, переоденься и готовься принимать нас с дедушкой.

Санька быстро мотанул в комнату, а «дед» вполне будничным голосом сказал мне:

– Значит так. Я сейчас буду ребенка развлекать, но мне помощь от тебя нужна. Когда я скажу: «Раз, два, три. Елочка гори!» – ты включишь гирлянду на елке. Справишься?

– Я чего, по-твоему, совсем дебил? – обиделся я, поправляя на голове полотенце и крутя в руке вантуз, отобранный у Саньки.

– Ну, я уже ничему не удивлюсь. Да и, кстати, Снегурочка моя жена. Это я так, на всякий случай говорю.

Я по-быстрому влетел в ванну, снял полотенце и халат, поставил под раковину вантуз и тоже пошел за дедом. Санька в костюме медведя стоял возле единственной тумбочки, на которой возвышалась кривая елка, посреди абсолютно пустой комнаты.

– Мда, – тихо вздохнул Дед, – бедновато живете.

– Мы только что ремонт сделали и мебель еще не купили, – шепотом ответил я и встал рядом с елкой, за спиной у Саньки. Я взял в руки вилку от гирлянды и, приняв позу хоккейного вратаря, стал ждать дедовой команды.

Со стороны Деда и внучки пошли новогодние стишки с прибаутками и тупые детские песенки под небольшой бумбокс, принесенной Снегурочкой. Санька молча наблюдал за их действиями, изредка ковыряя в носу. Наконец, Дед, рассказав очередной стишок, сказал заветное:

– Раз, два, три. Елочка гори! – и три раза хлопнул в ладоши.

Я очнулся и попытался попасть вилкой в розетку. Оказалось, что не все так просто. Во-первых, в комнате был полумрак, и розетка находилась в районе моих коленей, поэтому с первого раза попасть в дырки у меня не получилось. Потом выяснилось, что розетка с защитой от детей, и, чтобы воткнуть в нее что-нибудь, нужно поддеть специальные заслонки. Я долго сопел под ненавидящим взглядом Деда и сдавленным смехом его жены Снегурочки, силясь зажечь лампочки. Потом меня легко долбанула током китайская гирлянда, и, наконец, под мое тихое: «Бля-а-а!» – елка заиграла разноцветными огнями.

Для хоровода под известную «Елочку», которая росла в лесу, из кухни вышел Женька. Но хоровода не получилось. Тумба, на которой стояла наша елка, не захотела двигаться на середину комнаты.

– Тада буим тансевать парами, – сказал Санька, – Дедуська Маоз тансует с Сегулоськой, я с Химом, Зеня с Масей.

– Кто такой Хим? – поинтересовалась Снегурочка. Вот зря она спросила. Когда она увидела в моих руках обмотанного бинтами Хима, она громко взвизгнула, так, что крыс выронил из лап огурец, с которым я его принес с кухни.

– И Маша кто? – грозно глянул на меня Дед, успокаивая жену.

– Ну-у-у… в общем-то, это он, – ткнул в меня пальцем Женька.

– Только не Маша, а Мася. Это уменьшительно-ласкательное от Максимилиана, – объяснил я.

– А Зеня – это уменьшительно-ласкательное от чего? – заинтересовалась Снегурка.

– От Жаргала.

– А Жаргал – это кто?

– Я, – ответил Женька, – мы танцевать будем? А-то мне скоро яйца нужно майонезом обмазать.

– ??? – просто не знаю, как передать выражение лиц Снегурки и Деда Мороза. Женьке пришлось выдать им секрет приготовления фаршированных яиц.

– А теперь, Саша, ты должен нам рассказать стишок. И тогда дедушка подарит тебе подарок, – сказала Снегурочка.

Санька встал посреди комнаты, и мы все дружно ему захлопали.

– Какой ласказивать? Мозно любимый? Тока он ни новогодний, – спросил Санька.

– Ну, можно любимый, – согласился Дед Мороз. А зря…

– Език по тлавке безит и хохотет… – начал Санька.

– О, Боже-е-е… – взвыл Женька и ушел на кухню.

Снегурочка, беззвучно трясясь от смеха, медленно сползала по стене, а Дед мороз, пытаясь подавить хохот, уткнулся красным носом в варежку. Я с гордостью смотрел на Санька. Ну, чего говорить: весь в меня парень!

Наверное, со стороны мы действительно смотримся ненормальными, но знаете… мне нравится, как мы живем. Пусть у нас не стандартная семья, и дружим мы с трехлетним Санькой и шестидесятилетним Моисеичем. И пусть мы нянчимся, как с ребенком, с крысой по имени Хим, и у нас подолгу зависает в гостях Славка руки-щупальца. Пусть…

Мне хорошо в нашем сумасшедшем доме, наверно потому что я сам немного сумасшедший, и мой Женька тоже. И я первый раз как ребенок жду этот праздник, потому что это наш с Женькой первый Новый Год.

========== Пи... и Новый год 2 часть ==========

Я еду на крыше старого и ржавого паровоза по бескрайней прерии. Вокруг мелькают причудливые силуэты кактусов, а мое лицо нещадно палят лучи желтого солнца. Приложив ко лбу ладошку, я вглядываюсь в красноватую даль. Осталось всего несколько километров, и я пересеку границу. Я ложусь пузом на горячее железо крыши и пытаюсь стать невидимым для шеренги бравых советских пограничников, которые все как один похожи на человека с плаката «Пьянству – бой!»

Я слышу, как они требуют у водителя паровоза паспорт и просят отдать им оружие, наркотики и валюту. Тот что-то сказал им по-казахски, и я понял, что этот гад меня сдал со всеми потрохами. Я на всякий случай сжимаю вантуз в руке покрепче и подползаю к самому краю крыши.

– Сне-гу-роч-ка! Сне-гу-роч-ка! Сне-гу-роч-ка! – скандируют пограничники и смотрят на крышу поезда.

Мне ничего не остается, как встать в полный рост, гордо вскинуть голову, поправить длинную белую косу, подтянуть спустившиеся чулки и лезть вниз. И вот когда моя нога уже нащупала какую-то железную дугу, предательский каблук подворачивается, и я срываюсь вниз и лечу в крепкие, мускулистые руки советский пограничников…

– А-а-а, – просыпаюсь я от собственного крика, – что за фигня-то, Сань? – спрашиваю я у мелкого, мирно играющего с машинкой на кровати рядом со мной, и вынимаю из своих ушей и носа вату.

– Ты хапел. Я тибе в носик ватку полозил.

– А в уши зачем?

– Ты гомко хапел. Стобы ты сибя не ласбудил, – пояснил мне Санька.

– Мальчики! – это в дверь комнаты просовывается Женькина голова. – Быстро ужинать и собирать стол.

– Жень, у меня нет инженерного образования. Я стол не соберу.

– Зато у Славки есть. Будешь ему помогать.

Оказывается, пока я укладывал спать Саньку и, как всегда, вырубился первым, приехал Славка. Он уже успел собрать три стула и теперь ждал, когда я проснусь и помогу ему со столом. Мы полчаса просидели с ним на полу, пытаясь понять, как собирать эту хреновину. Вроде смотришь на схему, и все понятно, а как только берешь в руки деталь, у тебя сразу ступор, потому что все детали между собой похожи, а суки-шурупы разные. Еще через полчаса к нам присоединился Моисеич со своими двумя инженерными образованиями и Ида с перекисью водорода и бинтами на всякий случай.

– Я предлагаю немного для разминки, – шепотом сказал нам Моисеич, когда Ида ушла помогать Женьке на кухне, и как фокусник достал из кармана пиджака фляжку.

Самое смешное, после третьего глотка коньяка работа заметно сдвинулась. Стол был собран за полчаса, а в Моисеичевой фляжке еще булькал коньяк.

– Надо б Женьку позвать. А то как-то нехорошо. Мы тут уже празднуем, а он готовит. А ну-ка, Макс, поди выуди его с кухни под каким-нибудь предлогом и веди в ванну.

Я реально почувствовал себя шпионом, которому дали серьезное партийное задание – спасти из плена своего друга. Я сунул нос в дверь кухни и тихо прошептал:

– Пс-с-с… Женька. Же-е-ень… поди.

– Куда ты его зовешь? Что-то мне подсказывает, что мой Борис не с пустыми руками пришел.

– Ну не, теть Ид. Мы там стол собрали, скатерть уже постелили. Сейчас сервировать будем, а без Женьки не знаем, какой сервиз ставить, – и я сделал, как мне показалось, умильное лицо.

– Ида Израильна, я скоро, – сказал Женька, снял передник и, схватив меня за руку, потащил… в ванну.

– Мой мальчик! Я тоже по тебе соскучился, – шептал мне на ухо Женька, задирая руками мою футболку и целуя во все, во что попадал в темноте губами.

– Жень. Жень, не… блин, да погоди ты. Да, бля, Жень… Же… – пытался я отбиться от Женькины губ и рук. В этот момент в ванной щелкнула зажигалка, и Славка и Моисеич недружно прошептали: «Сюрпрайз!»

– Ой, ё-о-о… – протянул Женька. Даже в полумраке ванной я увидел, как он покраснел, – ребят… Я это… Ну, мы с Максом… Мы вместе живем, и вот иногда… Бывают такие вот моменты, что…

– Так, Жень! – хлопнул его по плечу пришедший в себя Моисеич. – Я и Слава знаем, кто вы с Максом. И даже догадываемся, чем вы иногда занимаетесь. Просто постарайтесь в следующий раз заниматься «этим», убедившись, что вы одни.

– Моисеич. Давай уже по глоточку, – не выдержал я.

Мне показалась, что фляжка у Бориса просто бездонная. Ее содержимого нам хватило как раз до одиннадцати вечера. Мы дружно накрывали на стол, в то время как Санька преспокойно сидел напротив елки и гипнотизировал ее взглядом. Проводить старый год решили коньяком, чтобы не намешать, поэтому до двенадцати часов улетела бутылка «Метаксы».

Вот объясните мне, зачем перед боем курантов выступает Путин? Его же все равно никто не слушает. В тот момент, когда президент говорит свою речь, все судорожно вспоминают список желаний, чтобы в последний момент ничего не забыть.

– …с Новым Годом! – сказал с экрана лоснящийся свежей подтяжкой Путин, и мы дружно встали и протянули к Женьке бокалы.

Холодное шампанское категорически не хотело открываться. Женька крутил в кулаке пробку, а я перечислял в голове все свои желания.

– …и молодого красивого азиата, – случайно вылетело из меня.

– Чего? – удивился Женька, зажав бутылку между ног. И в этот момент – Ба-бах! – пробка от бутылки отлетела в мою ляжку. Я с тихим стоном присел на корточки, а Женька, наливая в мой поднятый над столом бокал вино, злорадно прошипел:

– Бог не мякишко! Это тебе за молодого азиата!

После шампанского мы накатили вискарика, потом дружно пили текилу, облизывая и соля руки. Потом было караоке с детскими песнями. Моисеич надел на голову шаль Иды, и они с Женькой исполнили: «Расскажи снегурочка, где была…» Ида спела песенку водяного, а я – песню Черного кота из «Голубого щенка». Славка сначала отказывался петь, но был вынужден спеть дуэтом с Идой частушки Бабок Ежек. Потом Санька отвлекся от подаренной ему Дедом морозом железной дороги, и мы с ним спели «Ели мясо мужики», чем порадовали Моисеича и немного напугали Иду.

Угадайте, кого первым вырубило в салате? А вот и не угадали. Это был Санька. Он уснул, уткнувшись мордочкой в Женькину тарелку с недоеденным оливье. Ида уложила его спать в маленькой комнате, расцеловала нас всех по очереди и уехала домой, потому, что ей предстояло первоянварское дежурство в поликлинике. Мы танцевали и снова пели, потом пили, потом опять танцевали и пили или пели, этот момент я уже помню плохо…

Очнулся я ранним утром на кровати в маленькой комнате. У меня на животе сидел Санька, а во рту у меня был шарик-ситечко с чаем.

– Сань… ты это… Поспи еще, часов пять, ладно? – сказал я отплевываясь от чая.

– Я хасу сяю и гулять, – нахмурил брови Санька.

– Сань, еще пять часов, и будет все, обещаю. Море чая будет и гулять… тоже… бу… – я снова провалился в глубокий пьяный сон, но меня разбудило странное ощущение. По моему животу и груди растеклось что-то теплое и мокрое. – Сань, это чего сейчас было?

– Я писить хотел. Давно хотел. Просто я тибя бузу, бузу… а ты спис и спис.

– Сань, это ты меня сейчас чего? Обос… писал, что ли?

– Ага. Я обоссался, – радостно засмеялся мой мучитель.

Я снял с себя этого зассанца, с трудом оторвал от подушки голову, скинул ноги с кровати, нащупал ими на полу Санькины тапки, сунул в них большой и указательный пальцы ног и потопал в другую комнату, придерживаясь руками за стенку.

– Моисеич… Эй… Моисеич. У тебя там внук хочет гулять, – тряс я за плечо Бориса, который уютно спал, уткнувшись в небритую подмышку Славки.

– А я не хочу гулять, – состроил капризное лицо Борис и демонстративно, как мне показалось, отвернулся к стенке и захрапел.

– Слав. Славка! Вставай. Там Санька хочет гулять, – похлопал я по голой груди друга.

– Это не мой внук, – поднял вверх руку Славка и тоже отвернулся от меня, обняв Моисеича за талию.

– Суки и предатели, – вздохнул я и потянулся к своей последней надежде, – Жень… Женка… Там…

– А кто тут такой тепленький? – Женькины руки взлетели вверх и начали лапать воздух. – Ну-ка, иди ко мне, малыш-ш-ш… Я тебя сейчас ш-ш-ш…

– Не, Жень, я б сейчас с удовольствием «ш-ш-ш», но мы не одни, и там Сашка хочет гулять.

– О! Мой еж-ж-жик… Иди ко мне мой хоро-о-о… – а дальше Женькины руки, как у куклы-марионетки, упали на одеяло, и он захрапел.

– Ладно, я понял. Сань! Давай одеваться. Мы идем гулять.

Знаете, кто самые несчастные люди? Владельцы собак и детей. Я шел по сугробам и волок за собой ледянку с Санькой с полной уверенностью в том, что не хочу иметь ни детей, ни собак. И не потому, что я их не люблю. Вот представьте: первое января, девять часов утра. Ты поспал всего пять часов от силы, а до этого ты всю ночь пел, пил и танцевал. А теперь тебя в приказном порядке «просят» скатиться с горки, а потом побегать вокруг площадки, волоча за собой ледянку с ребенком, крича при этом, как лошадка, «И-го-го!»

Когда этот изверг решил покачаться на качели, я, наконец, смог отдышаться и покурил. Как только я прикурил сигарету и сделал первую затяжку, случилось страшное. Повернув голову в сторону Саньки, я увидел, как тот тянет язык к железной стойке качелей. Я отбросил в сторону сигарету и в красивом прыжке сбил Саньку с ног и повал на снег.

– Сань, никогда, слышишь, никогда не делай так!

– Посиму? – спросил Санька, недовольно кряхтя и вылезая из-под меня.

– Потому, что прилипнешь языком.

– Посему? – Санька заинтересованно посмотрел в сторону качелей и облизнулся.

– Потому, что железка холодная, а язык мокрый и теплый.

– И сто?

– Примерзнешь, говорю.

– Ни пимезу.

– Примерзнешь!

– Не пимезну.

– Вот смотри, – и я в доказательства своих слов высунул язык и легонько дотронулся его кончиком до качелей.

Как вы думаете, что было потом? Конечно, мой язык намертво приклеился к железке.

– Мася, а сево ты делаешь? – заглянула мне в лицо любопытная Санькина мордаха. – Вкусно? Мася-а-а… посли узе с голки катася. Ну, посли! – Санька дергал меня за плечо, а я с ужасом пытался удержать равновесие, сидя на корточках. – Масима, я писить хосю, – объявил мне о молниеносных изменениях в жизни Санька, – Масима-а-а… а-а-а… писи-и-ить… – выл мне на ухо Санька. А что я? Я только тихо мычал и покачивался возле качелей.

– Господи! Зачем ты это сделал? – присела рядом со мной молодая мамочка, – девочки, давайте поможем папочке от качельки отклеиться.

Меня обступила толпа мамочек и бабушек. Каждый советовал свое: кто дышать, кто нагреть железку с помощью зажигалки, кто говорил, что надо облить мой язык водой. Рядом пританцовывал на снегу Санька и громко орал. Мне в этот момент показалось, что я в аду.

Сначала мне было жалко себя и Саньку. Потом я начал злится на себя, на Саньку, на железку, на этих милейших созданий, обступивших меня, и на мирно спящих дома мужиков. Мои колени уже просто ныли от неудобной позы. Но тут Санька как-то резко перестал орать и, как ни в чем не бывало, взял лопатку и стал насыпать снег в ледянку. Я сразу понял масштаб трагедии: колготки, комбинезон и, возможно, носки с валенками. Понимая, что гулять с мокрым ребенком на морозе нельзя, я принял единственно правильное решение. Я закрыл глаза, сжал кулаки и дернул голову назад.

Не скажу, что было больно, скорее, неприятно. Мой рот сразу заполнила соленая кровь, но я, не обращая на это внимание, кинулся к Саньку, схватил его за руку и молча повел домой.

Я сидел на углу мягкого матраса, и смотрел на спящих ребят. Женька лежал с самого краешка, свернувшись калачиком и обнимая край подушки. Дальше лежал Славка на могучей спине Моисеича, а у стены спал Санька, раскинувшись на пол матраса, в обнимку с вагончиком от железной дороги.

Мне хотелось обнять всю это храпящую, свистящую и сопящую компанию, смять в руках, прижать к себе и задушить в своих объятьях. Но, конечно, я не стал этого делать. Сладко потянувшись и зевнув, я пошел в соседнюю комнату досматривать сон, как крепкие руки советских пограничников ловят меня и…

========== Пи... и разлука ==========

Приве-е-еты!!! Что, не ждали? Ну и зря. Я все еще с вами. Я пропал? Я никуда не пропал, просто мое новое увлечение занимает у меня слишком много времени. Наша с Женькой квартира теперь похожа на жилище маньяка-убийцы. По подоконникам разложены руки, ноги и головы. В ванной сохнут ступни и кисти рук.

– МА-А-АКС!!! Твою ж мать…

О! Это Женька с кухни орет. Вот приспичило ему попить минералки ночью.

– Жень, ты чего разорался-то? – вот почему, когда он добрый, то я «малыш», а когда злится, то я «Макс»? Сейчас он явно злится.

– Что это за череп белый на столе?

– Это Харумка. И он не череп, а вполне такой японец.

– Он смотрит на меня. И у него глаза пустые. А вчера я вытирал лицо полотенцем в ванной, а меня по голове руки гладили.

– Жень, ну мне нужно где-то сушить детали.

– А я из-за этого свое нижнее белье сушу периодически, – и уже совсем тихо и явно не мне, – не надо на меня так смотреть и ванной своими руками лапать.

Да уж… Как Женька меня все еще терпит, не знаю. Я то рисую, то пишу, то вот теперь кукол делаю. Женьку они пугают, друга Валерку веселят, а девочек моих умиляют. А еще Женька меня стал называть богом хаоса, потому что наша кухня теперь вечно в глиняной пыли, мазках краски и клоках волос.

Что еще нового? Приезжали мои девочки с тетей в гости. Целых две недели я жил в маленькой аду. Я ежесекундно получал кучу ненужной информации, мне в уши втыкали наушники, причем из разных телефонов. Я слушал Леди Гагу и «30 секунд до Марса» одновременно!!! Я посмотрел все серии «Сумерек» и «Властелина колец»!!! Но когда они уехали, мне стало грустно. За полгода я отвык от них, а за две недели привык к их присутствию.

Еще мы остались с Женькой одни. Нет, не потому, что девочки уехали. У нас больше нет Химки. Он умер вдруг. Всего три дня назад этот маленький теплый комок лез мне в нос своими усами, и вот такая вот фигня…

Но не будем о грустном. Что-то я совсем вас, смотрю, расстроил. Эй! Ну-ка, втянули сопли и веселимся! Тем более у меня сейчас период полной свободы. Почему? Женька уехал в командировку на целый месяц, и вот теперь я дома полноправный хозяин, а на фирме – босс!

– Лен… Ленка!!! Кофе мне сделай? – ору я секретарше, гордо восседая в Женькином кожаном кресле в нашем офисе.

– Чё орешь? – шипит на меня в открытую дверь Ленка. – Я тебе что, жена? Может, тебе еще массаж сделать? Или…

– Лен… я просто хотел кофе…

– А как мне ставить опоздание на десять минут? А с какой рожей ты меня на час раньше отпустил?

– Лен…

– Вот пиз… иди сам за кофе!

Не… я не обиделся. Все правильно сказала. Когда Женька первый раз уехал, я дорвался до власти и мне корона явна давила на мозг. Зато по приезде Женька был очень доволен неожиданно наступившим в нашем офисе тишиной и дисциплиной. Проще говоря, все приходили на работу вовремя и тихо материли меня.

Да, и еще одна новость: Славка работает у нас. Теперь я действительно правая рука Женьки (сейчас явно услышал Валеркин ржач), а Славка занял мою должность. Теперь он… а фиг его знает, кто он теперь.

– Лен! Меня полчаса не беспокоить. Не… час. У меня видеоконференция с шефом.

– Да иди ты, – машет мне рукой Ленка. – Ты сейчас просто закроешься в кабинете и будешь слюнями стол мазать и храпеть!

– Ленка, ты это… – грожу пальцем, – не того. Ой! – от моих телодвижений кофе в стаканчике выплескивается на мою рубашку.

– Эх ты, чудик! – улыбается мне Ленка и промокает влажной салфеткой с рубашки кофейные капли. – Иди поспи. Опять, наверное, полночи не спал. Вон синяки какие под глазами.

Вот видите! Меня тут все уважают и любят. Ну да я не про это… У меня реально намечается видеосвязь с Женькой. Ну и, как вы понимаете, говорить мы собираемся совсем не о работе. Думаете, секс по сайту – это романтично? Тогда вот вам страшная правда жизни:

– Жень, давай только не отвлекаться. А то времени мало!

– Малыш, Путин меня не особо возбуждает!

– Какой Пу… А. Ну, да! Сейчас я чуть ниже камеру сделаю, – над начальственном креслом Женьки висит портрет нашего сенсея великого Пу, и не спрашивайте почему.

– Малыш, что ты сегодня ел?

– Жень, мы сейчас про жрачку будем говорить или трахаться?

– Конечно, тра… Так! Ты там совсем, что ли, одичал? Какой трахаться? И почему рубашка в кетчупе? Опять ел гамбургеры?

– Жень, это пятно от кофе. И вообще, все… давай настраивайся! Цигель, цигель!

– Ай лю-лю, – радостно продолжает Женька. Ненадолго его лицо на мониторе зависает, и я вижу самую милую и родную улыбку на свете.

– Жень… Женька… я так скучаю, – вырывается из меня с придыханием. И тут… телефон на моем столе начинает язвительно названивать. – Вот Ленка, сучка! – ворчу я, старательно делая вид, что не слышу звонка.

– Возьми трубку. Тебе звонят, – оживает Женькино лицо.

– Звонят тебе, а не мне. И вообще! Не отвлекайся!

И вот, наконец, процесс пошел, я набираю нужный темп, и… интернет зависает, и Женька замирает на экране с уморительно-кривым лицом. Естественно, я начинаю давиться от смеха, чем вызываю бурю негодования на том конце, а зараза-интернет на секунду отвисает, и Женька замирает с еще более забавной рожицей. Вот вам и секс по интернету!

– Малыш! Не забудь пнуть нашу доблестную бухгалтерию и напомнить им про ФСС. Что там с отчетом по банку?

– Все нормально прошло, – говорю я, застегивая штаны. – Жень… Я скучаю, – плаксивым голосом говорю я и смотрю на монитор.

– Я тоже, малыш! Потерпи несколько дней. Скоро увидимся. Ты купил билеты?

– Еще вчера купил.

– Тогда до пятницы, – машет мне рукой Женька.