Текст книги "Мемуары гея"
Автор книги: Максимилиан Уваров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)
========== Пи... на природе ==========
Лето еще не началось, а жара стоит уже почти под тридцать. Понятное дело, выходные в городе в такую жару – не выходные. Поэтому все стараются выехать на природу. Кто на шашлыки с палатками в ближайший лес, кто с пивом на берег любой приличной лужи, ну а самые удачливые – на дачные участки. Хотя, удачливыми их можно назвать с натягом. Что такое отдых на даче? Это вечная и нескончаемая работа. Рабский труд. Одним словом – фазенда!
Фазенда нашего друга Лехи принимала нас в течение нескольких выходных. Разумеется, вместе с самим Лехой. Пиво, водка, шашлыки, баня, пьяный треп до утра. И главное никакой напряжной работы. Настоящий рай. В середине недели наш друг сообщил, что в выходные уедет к любимой женщине. Да, совсем забыл представить его: Леха – наш сосед, сорок лет, не женат, лысый, толстый, характер нордический. Добрый и хороший мужик, короче. Натурал из натуралов, но не гомофоб. К нам с Женькой относиться по-отечески добро, как к нерадивым детям, с легкой подъебкой.
Мы, конечно, порадовались за него и за мою тетю, его любимую женщину, но поняли, что выходные загораем исключительно на балконе. Утром в пятницу ситуация резко изменилась. В семь часов к нам ворвался все тот же Леха, положил на стол ключи, поддоны с жиденькой рассадой, кулек с семенами и со словами: «Валите на хуй», – показал нам рукой направление. Жизнь как-то сразу закрутилась вокруг нас, и из сонного и ленивого утро превратилось в торопливое и суматошное. Уже к одиннадцати рассада была размещена на заднем сидении, а сумки с вещами и продуктами закинуты в багажник.
Пятница, одиннадцать утра, а пробки уже превратили машины в нервный и гудящий улей. Чтобы дорога не казалась скучной и нудной, мы врубаем «Наше радио». Это реально моя музыка и музыка, которую воспринимает Женька. Моих любимых азиатов он не переносит и просит слушать только в наушниках. Я знаю причину – ревность.
По радио надрывается Ленинград. Эту песню мы знаем и, совсем осатанев от жары и пробок, начинаем подпевать Шнуру «Люди не летают». В тот момент, когда я со всей дури ору: «Водки нажpyсь и моpдою в лyжy, с криком ёб твою ма-а-ать!» – ловлю неодобрительный взгляд тетки из соседней машины. Мне почему-то не стыдно, тем более, что Шнур из нашего приемника спел эту фразу громче и лучше меня.
На дачу приехали почти к обеду. Суп из пакетика, который Женька дома не стал бы есть даже под страхом голодной смерти, на воздухе улетел у нас за милую душу, под пару стопок водки. После обеда я попытался прочитать записку, торжественно врученную нам хозяином дачи. Да уж, Золушка нервно курит в сторонке. Там аж десять пунктов и в конце приписка: «Потом можете нажраться и потрахаться» и смайлик, больше похожий на Фредди Крюгера. Самое смешное, что только последняя фраза более или менее понятна. Почерк у Лехи похлеще, чем у любого из врачей. Понять можно только по смыслу. Пункт первый состоял из двух слов, второе из которых было похоже на слово «рассада».
– Похоронить рассаду, – радостно догадываюсь я.
– Это потом. Сначала пункт три: обкорнать траву.
– Ободрать, – поправляю я Женьку.
– Обглодать.
– Обосс… – Женька начинает ржать, – ну, и почерк!
Мы берем из сарая две самые настоящие косы. Я, конечно, видел в каком-то кино, как мужики в робищах косят траву под нудные песни, но сам этого никогда не делал. Посмотрев на зажатое мной под мышкой древко косы и торчащий из травы острый клинок, Женька со словами: «Ты мне нужен с ногами», – забирает у меня инструмент и напутствует:
– Иди, хорони лучше рассаду! Это безопаснее и для тебя, и для нее.
С тихой грустью ухожу в грядки, а мой Женька начинает косить лужайку напротив меня. Эта работа мне знакома, поэтому рассада вполне прилично помещается в неглубокие лунки. Нежные голоса моих азиатов мурлыкают в наушниках. Я подпеваю им на корейском, как мне кажется, с английским акцентом. Короче, картина просто идеалистическая: я пою корейскую попсню нашим родным огурцам и помидорам.
На секунду поднимаю глаза и зависаю. М-м-м… какие мышцы на плечах. Они играют под смуглой кожей моего парня. Так! Не отвлекаемся! Я опускаю голову и снова закапываю в лунку веточку огурца под мелодичную саранхульку. М-м-м… как напрягается попка и ноги. Эти обтягивающие треники так подчеркивают всю эту красоту. Что, опять? Работать! Опускаю голову ниже и сажаю огурец с практически закрытыми глазами. М-м-м… тонкая ниточка «блядской дорожки» от пупка убегает вниз под спортивные штаны, а там… Все! Хватит! Так я точно долго не протяну. Я поднимаюсь с корточек, обхожу грядку с другой стороны и присаживаюсь над ней, но чувствую, что ноги жутко гудят от неудобной позы. Недолго думая, опускаюсь на колени и продолжаю похороны огурцов уже на карачках. Через минуту, чувствую на своей откляченной заднице жгучий Женькин взгляд. Ха! Теперь ты помучайся!
Ужинаем уже практически в темноте. Готовить ничего особенного неохота. Поэтому решаем перекусить тушенкой из банки.
– Нож на кухне. Сейчас принесу, – говорю я уже от двери.
Возвращаюсь и вижу зеленого Женку, полуоткрытую банку на столе и кухонный нож на полу.
– Чего ты? – удивленно спрашиваю я.
– Я палец обрезал, – глаза у него по-детски испуганные.
– Какой? – спрашиваю я.
– Левый, – отвечает Женка и протягивает мне окровавленную руку.
– Ёпт! – я бросаюсь к открытому ноуту.
– Вот тебе прямо сейчас приспичило, да? – обиженно говорит мне мой парень.
– Я консультируюсь с врачом, между прочим, – говорю я и пишу подруге, по совместительству медсестре: «Что с пальцем делать?» Через секунду получаю соответственный ответ от нее: «С каким?»
После краткого матерного объяснения ситуации, я получаю несколько названий медицинский препаратов, которыми можно обработать рану, и понимаю, что у нас ничего этого, скорее всего, нет. Тогда моя бро советует прибегнуть к традиционной народной медицине.
– Ну, чего там? – спрашивает мой зеленый друг.
– Ты писать хочешь? – спрашиваю я совершенно серьезно.
– Нет, а ты? – растерянно спрашивает Женька.
– И я не хочу, значит, уретротерапия тоже отменяется.
– В машине есть аптечка! – вспоминает он.
Во дебилы! Точно! Перекись, бинты и жгут там должны быть.
Жгут оказался большим, поэтому я логично предлагаю наложить его на шею, чтоб наверняка помогло. Друг не поддержал моего оптимизма, и в результате палец перетягиваем куском ткани и заливаем перекисью под змеиное шипение Женьки.
Из-за этой неприятности в сексе этой ночью мне было категорически отказано.
Утро настало неожиданно рано, в буквальном смысле под пение птиц. Вернее, под дурной ор какой-то птахи у нас под окном.
– Убей тварь, – выстанываю я, пытаясь укрыть ухо одеялом.
– Просыпайся! Кто рано встает… – толкает меня коленом под зад Женька.
– Мог бы поласковее разбудить! – ворчу я.
– Десерт будет вечером, – обещает мне друг, – кстати, завтрак готовишь ты!
Отлично! Проснутся под наглое кудахтанье пернатой твари, получить коленом под зад и еще завтрак готовить!
Полкухни, как палуба затонувшего корабля, кривая и горбатая. Плита стоит под углом тридцать градусов. Как только на раскаленную сковородку попадает струйка подсолнечного масла, она начинает медленно двигаться к краю плиты. Мое тело интуитивно старается ее спасти, не думая о своем хозяине. Рука хватает ручку сковороды, а мои нервные окончания не сразу подают нужный сигнал в мозг.
– Бля-а-а! – громко ору я, хватаюсь зачем-то за ухо и зачем-то прыгая на одной ноге, сотрясая посуду на полках.
– Это новое упражнение такое? Или нет, дай догадаюсь: ты решил помыть куриные яйца и вода случайно попала тебе в ухо? – ржет стоящий в дверях Женька.
– Я руку обжог, – обижаюсь я.
– Ой! Прости, малыш! Тебе больно?
– Нет, приятно! – после ласкового «малыш» я уже не обижаюсь. Ранка оказалась небольшой, но волдырь от ожога лопнул. Даже без консультации моей бро я знаю, что перекись тут не поможет, а только навредит. – Жень, ты писать хочешь? – с тоской в голосе спрашиваю я.
Работу, прописанную Лехой в остальных восьми пунктах, делали: я здоровой левой рукой, Женька – правой.
На вечер решили истопить баню.
– Я дрова колоть, ты носи воду, – командует Женька.
– Ладно, – соглашаюсь я и беру в руки ведро.
Пронося мимо Женьки второе по счету ведро воды, слышу тихий, но забористый мат. Странно, он никогда не пользуется во всем великолепии великим и могучим, а тут такое сложное многословное предложения с междометьями и сложными эпитетами. Я обворачиваюсь, вижу Женьку, стоящего как цапля на одной ноге, и обух топора, лежащий на земле.
– Леха, сука! Предупредить мог бы, что топор барахло, – выдавливает из себя Женька.
– Если что, могу пописать тебе на ногу, – предлагаю я.
– Дурилка, – через силу улыбается друг.
Ушибленная нога помещается нами в ведро с холодной водой, которое я так и не донес до бани.
Дров, нарубленных до распада топора, должно было хватить, поэтому осталось дотаскать воды. Чтобы сделать это быстрее, я стараюсь наливать полные ведра, «с горкой», но вода, естественно, расплескивается по всему пути моего прохождения. В какой-то момент на входе в предбанник мои ноги в резиновых ботах едут впереди меня по мокрому линолеуму. От неожиданности я бросаю ведро и со всего маху падаю на задницу.
– Ёп твою… – вырывается из меня.
Женька, сидящий тут же на диване, дохрамывает до меня и помогает встать.
– Попку мою любимую ушиб! Моя хорошая! – он делает руками массаж моей пятой точки. Через секунду я слышу его тихий смех.
– Ты чего? – удивленно оборачиваюсь я.
– Представил, как я сегодня буду… – он давится смехом, – а она вся синяя.
Моя фантазия тут же рисует мне вид моей синей задницы, и я тоже начинаю ржать.
Баня готова. Мы сделали друг другу перевязку. Понятно, что идти в баню с просто забинтованными руками глупо, мы одеваем на Женькин палец найденный в аптечке резиновый напальчник, на мою руку – гинекологическую перчатку.
– Мда, – вздыхает, глядя на мою руку, Женька, – ну, в принципе, я не против, только обещай, что не будешь играть в проктолога.
– Ты тоже, – киваю я на его резиновый палец, – и учти, что я попу сегодня ушиб.
– А я ногу.
– И что будем делать? – спрашиваю я, боясь очередного облома.
– Разберемся, малыш! Иди ко мне, – он притягивает меня к себе и нежно целует.
Ближе к ночи, нам звонит Леха.
– Надеюсь, дача цела? Не спалили?
– Лех, короче, рассаду похоронили, траву ободрали, кусты обоссали, крапиву срезали и съели, – сообщает ему Женька.
– Лех, с нами тут такое было, – ору я через плечо друга в телефон.
Рассказ о наших злоключениях Леха выслушал внимательно и сделал свое умозаключение:
– Пидоры на природе – это катастрофа!
Вот не соглашусь с ним. Все ведь остались живы! И главное, долгими зимними вечерами мы с Женькой точно будем вспоминать эти выходные.
========== Один день из жизни пи... ==========
Утро началось, как обычно, под мое недовольное ворчание и шутки Женьки. Я вполз на кухню, закашлялся, чихнул и издал еще один неприличный звук.
– И тебе доброе утро, малыш! – хохотнул Женька.
– Ага, смешно, – буркнул я, – между прочим, я еще сплю.
– Поэтому себя не контролируешь? – Женька колдовал у плиты.
– Чем будем завтракать? – я игнорирую вопрос и смотрю на кухонный стол. На столе сидит крыс и самозабвенно хомячит одинокий кусок хлеба. – Дай сюда, – говорю я Химке и пытаюсь отобрать у него еду. Он хватается за кусок зубами и лапками и не выпускает. Я чуть тяну хлеб на себя и везу крыса по столу.
– Вы еще подеритесь, – оборачивается к нам Женька.
– А чего он как этот… – не могу подобрать эпитета к крысе.
– Дай ребенку позавтракать! – говорит Женька, вынимает у меня изо рта кусок и снова отдает его крысу.
Женька прекрасно знает, что, пока я не умоюсь и не выпью кофе с сигаретой, ко мне лучше не лезть. Но каждое утро не может удержаться от того, чтобы не постебаться надо мной.
Я подхожу к кофемашине и через три минуты получаю горячий и ароматный напиток.
– Не обкуривай ребенка, – заявляет мне Женька, и крыса со стола плавно перелетает к нему на плечо.
– Этот «ребенок» вчера мою пачку «Салема» сожрал! – возмущаюсь я.
– Не сожрал, а погрыз, – Женька ласково трепет «ребенка» по ушастой серой головке, – и правильно, Химчик, нехрен курить по пачке в день.
– Тебе жалко, что ли? – вспыхиваю я.
– Мне для тебя ничего не жалко, – улыбается мне Женька, и я таю от этой улыбки, – сейчас будет омлет! – сообщает он мне.
– Ура! По моему рецепту?
– Эм… Вилка, запеченная в омлете, – это твой фирменный рецепт! Я по-своему готовлю. Ладно? – смеется он.
– Опять я что-то не так делаю, – обижаюсь.
– Глупый! Ты стараешься, и я это ценю! – и снова эта улыбка. Ну, как на него можно злиться?
– Какие у нас планы на сегодня? – я обжигаю рот очередной порцией омлета.
– Надо съездить в офис. У меня сегодня встреча. Заодно проверю, как продвигается там ремонт. Потом поедем по магазинам, – Женька дует на кусочек омлета на вилке и протягивает его крысу. Тот хватает его лапками, потом бросает, трясет головой и облизывает лапы, – вот плохой Женька! Дал маленькому горячую еду!
– Хватит баловать его! Жень! Это крыса!
– Это член семьи! – поправляет меня он.
– Да уж, семейка! Два пидора и крыса, – ворчу я.
– Я говорил тебе, что мне не нравится это слово, – серьезно говорит Женька, а крыса вместе с куском омлета залезает к нему на плечо. Я смотрю на их возмущенные физиономии, и мне становится смешно.
– Сговорились, да?
– Нет. Я его подкупил, – шепчет мне Женька, отгородившись от Хима рукой, – омлетом.
Женька моет на кухне посуду, а я вызвался погладить. Свою футболку я погладил быстро и, в принципе, качественно. Почему в принципе? Просто я ее погладил только спереди, логично рассудив, что сзади я себя все равно не увижу.
– Хим! Зараза! – кричу я на крыса, который пытается проскользнуть мимо меня по полу. – Отдай, гад! – я ныряю за ним под кровать и пытаюсь достать его и отнять пачку сигарет. – Сволочь! Сам не курит и другим не дает, – кряхчу я, карячась на полу.
– Ты рубашку мне… А чем это пахнет? – Женька стоит на пороге комнаты и принюхивается.
– Твою мать! – я вскакиваю с пола, больно ударившись плечом о край кровати, и бегу к гладильной доске. – Же-е-ень… – тяну я, – хочу спросить тебя, как художник художника?
– М-м-м? – вопросительно мычит он и хмурится.
– У тебя есть еще белая рубашка? – я поднимаю с гладильной доски его прожженную рубашку и показываю ему.
– О, Господи! – он по театральному прижимает ладонь ко лбу. – Я с тобой с ума сойду!
– Же-е-ень! Ну, прости меня! Я рукожопый!
– Ага! Жопорукий! – ржет он.
Машина мягко тормозит на светофоре. Я громко помогаю петь Горшку, под недовольные взгляды Женьки, который ведет машину.
– Что опять не так? – спокойно спрашиваю я и с досадой пропускаю самое любимое место в песне, не успевая гаркнуть «Хой!»
– Ничего. Просто поешь очень громко.
Я достаю из пачки сигарету и ищу в бардачке зажигалку.
– Не кури в машине, – не отрывая взгляда от дороги, говорит Женька.
– Не пой, не кури, не чавкай, не приставай, – перебираю я все услышанные запреты.
– Не приставай? – удивляется Женька. – Это когда я такое говорил?
– Вчера, – отвечаю я.
– Это было сегодня. В пять утра. И правильно сказал.
– У меня это неконтролируемый процесс, – заявляю уверенно.
– Судя по сегодняшнему утру, у тебя много неконтролируемых процессов в организме, – смеется он.
Я впервые на Женькиной фирме. Машину припарковали за небольшим девятиэтажным домом, обошли его и вошли с парадного подъезда в небольшой холл. На ресепшине нам улыбнулась милая женщина. «Секретарша в возрасте», – заметил я, и мне это понравилось. Но радость была недолгой, потому что секретарем у моего Женьки оказался вполне симпатичный парень.
– Вот иду и думаю, мне уже пора бить тарелки о стену? – тихо шепнул я Женьке.
– Он женат, и у него двое детей, – так же тихо отвечает он мне.
– Это не показатель, – замечаю я громко.
– Не кричи, – Женька легонько толкает меня плечо, – дома я тебе устрою показатели! Здравствуйте, Леночка! – это он не мне, а девушке с жидким «конским хвостом» на голове. Леночка счастливо улыбается и теребит тощей ручкой и без того сальный хвостик. Фу!
Мне нравится наблюдать за Женькой, когда он работает. Этакий серьезный дядька. Солидный такой. Но больше я люблю, когда он смеется и улыбается. Он сразу становится ребенком. Вот как можно быть и ребенком, и вот таким «боссом», не понимаю. Шастая по офису, я словил на себе два взгляда девочек-менеджеров, а на выходе из офиса – сальный взгляд толстого лысого охранника, от которого спрятался за Женьку.
– И кем я тут буду? – спрашиваю я Женьку, садясь в машину.
– А кем хочешь? – он начинает выезжать с парковки.
– Секретарем. Увольняй этого отца-героина и бери меня.
– Почему именно секретарем? – смеется он.
– Вот представь: конец дня, все расходятся по домам, и мы остаемся в офисе одни. М-м-м… – стонаю я и откидываю голову на подголовник сидения.
– Снова неконтролируемый процесс? – смеется мой Женька.
Я с деланной обидой отворачиваюсь и смотрю в окно машины.
Домой добрались часам к пяти вечера. Я разобрал сумки и уже засунул было в рот большой кусок вареной колбасы, как вдруг…
– Э-э-э! – и перед носом оказался качающийся Женькин палец. – Это позже, – колбаса удалилась от моего рта, потянув за собой голодную слюну.
– Не понял?
– Мы идем в клуб, – уверенно заявил он.
– Ура! Там и пожрем, – радуюсь я и мысленно представляю большой гамбургер и картошку фри.
– В фитнес-клуб, – добавляет Женька. Чудесное видение картошки и гамбургера резко исчезает.
Я не люблю спорт в любом его проявлении. Музыка, танцы – это мое. Все свое детство я провел в музыкальной школе и на занятиях танцами. Единственный вид спорта, которым я владею, – это пинг-понг. Ну да. Я не спортивный. И что?
Собираясь в злосчастный фитнес-клуб, я специально забываю положить футболку. Вот и попробуй теперь заставить меня заниматься без нее!
– Возьми мою, – говорит мне Женька в раздевалке и протягивает РОЗОВУЮ футболку.
– Это что? – я в шоке. – Она же РОЗОВАЯ!!!
– Это не розовый, а коралловый, – Женька совершенно спокоен. Черт! Не прокатило.
К нам выходит здоровенный инструктор. Он мне напоминает деревянного солдата из сказки про Элли и Татошку. Мне становится неуютно от строгого взгляда, которым он окинул мое незнающее слова «мышцы» тело.
– Качаем пресс, руки и ноги, – заявляет он, глядя на меня взглядом питбуля перед броском.
– Ноги не трогаем, – вдруг выдает Женька.
– Почему? – удивляется инструктор.
– Ну, они у него больные, – мнется Женька.
– Ага, – меня просто распирает ржач, – о-о-очень больные, временами, – добавляю я.
– Жаль! Над твоими ногами и задом я бы поработал, – добавляет инструктор, совершенно серьезно, – но если брат говорит, что нельзя, значит, не будем.
Вот тут у нас обоих случился ступор. Мы с Женькой одновременно смотрим в большое зеркало: он на мою русскую, народную, блатную, хороводную физиономию, а я на его до предела округленные азиатские глаза. «Точно он из дерева. А вместо мозгов опилки, как у Винни Пуха», – делаю я мысленно вывод.
Мне трудно сконцентрироваться на занятиях. Во-первых: мне они не нравятся, во-вторых – на Женьке такие обтягивающие ведосипедки!!!
– На улице будешь на девушек заглядываться, – говорит мне деревянный солдат и сажает на очередной пыточный аппарат, – опускаем перекладину вниз, с выдохом, расправляем плечи, качаем трицепс.
Я послушно тяну вниз железную палку у себя за спиной. Первый раз пошло неплохо. Даже спина как-то приятно потянулась. Второй раз было тяжелее. На третий у меня что-то хрустнуло в шее.
– Же-е-ень! Посмотри, у меня там кость не очень из шеи торчит? – спрашиваю я, стоящего рядом Женьку.
– Закончили болтать! Работаем! – рявкает инструктор. – Ты же хочешь, чтоб девочки за тобой табунами бегали? – задает он неожиданный вопрос.
– Хочу! – уверенно киваю я и искоса поглядываю на недовольную Женькину мордаху.
– Тогда качаем трицепс и не паясничаем!
Из зала я просто выполз. Почему-то ноги болели больше, чем руки.
– Жень, – вспоминаю вдруг я, – а почему ты сказал, что у меня ноги больные?
– Ну-у-у… – Женька хитро жмурится, – меня просто они устраивают.
– А руки, значит, нет? – возмущенно пискнул я.
– Да все меня устраивает. Просто я хотел, чтобы мы вместе… – он замолкает, потому, что мы входим в очередной зал фитнес-клуба.
– Ёпт… – тихо выдыхаю я. В голове начинает звучать мелодия из фильма «Миссия невыполнима», – это чего?
– Скалодром.
Я с ужасом смотрю на висящих на стене людей. Она невысокая, но при моей акрофобии мне она кажется просто высоченной.
– Же-е-ень! Я не…
В этот момент меня отвлекает подошедший к нам инструктор. Опа! Вот это кадр! А фигура!!! Ар-р-р…
Я дался одеть на себя пояс с какими-то крепежами и веревкой.
– А почему ошейник у меня на поясе? – бросаю я вслед удаляющему парню.
– Я тебя сейчас просто убью, – шипит мне в ухо Женька, – это страховка.
– Я сам сейчас убьюсь, когда залезу на это… – показываю я на стену, – и страховка мне нифига не поможет!
Я вставляю ноги в дырки в полуметре от пола и пытаюсь подтянуться на руках.
– Блин! – земля не хочет меня отпускать. Мое тело тянет назад, и я спрыгиваю на пол.
– Старайся расставить руки и ноги шире. Это не лестница, – объясняет мне Женька сверху. Ничего себе! Вот это вид! Блин! Какие мышцы! Ноги, руки, попа!!! К черту этого инструктора. Я пошел! Напевая себе под нос «Разбежавшись, прыгну со скалы», я смело ринулся на стену.
– Же-е-ень! Я ноготь сломал!
– Ащ-щ-щ… – шипит Женька, озираясь по сторонам, – дома все ногти остригу под корень собственноручно!
Радостный Хим прыгает по кухонному столу, обгрызая по пути все что попадется.
– Сначала под горячий душ! – командует мне Женька.
– Ты ничего не перепутал? Может, под холодный? – уточняю я.
– Когда мышцы напрягаются, то выделяют молочную кислоту, которая потом… – я просто затыкаю своего Знайку поцелуем.
– Может, поможешь смыть мне эту молочную кислоту? – предлагаю я.
– Не смыть, а… К черту! Пошли!
Горячий душ, нежные поцелуи, кафель холодит грудь, руки пахнут абрикосовым гелем. Звуки голоса, приглушенные шумом воды. Я сразу забываю о трудностях дня, о физической боли. Сейчас я думаю только о нем. И если вдруг весь мир перевернется с ног на голову, я этого даже не замечу.
Три часа ночи. Я крадучись захожу в спальню и ставлю ноут на тумбочку возле кровати. На кухне было холодно, я обледенел и покрылся мурашками. Ныряю в кровать, залезаю под теплое одеяло и прижимаюсь к Женьке, чтобы согреться.
– Ты что, из холодильника вылез? – ворчит сонный Женька.
– Же-е-ень… – я обнимаю его за талию и нежно целую его спину.
– Господи! – Женка накрывает голову подушкой, но крепко сжимает мою руку. – Не приставай!
Может, это все и неправильно, но… это мое. Вернее, наше…
========== Пи... и водные процедуры ==========
Привет! Это снова я. Я и мой Женька. Только не обращайте на него внимания. Он сейчас занят. Мы в фитнес-клубе, и он усиленно качает пресс. Хотя, как можно не обращать на него внимания, когда он весь такой мокрый… красный… стонущий… М-м-м… Это я о чем? Ах да! Так вот: он качается, а я сижу в углу на тумбе. Нет! Это не я. Это какая-то девушка с короткой стрижкой. Я в левом углу. Такой весь брутальный в розовой майке. Майка не моя, сразу говорю. Свою я жестоко убил во время обеда сначала супом, потом киселем. А почему я сижу и не занимаюсь, я сейчас расскажу.
Вчера после работы мы отправились с Женькой в бассейн, чтобы снять усталость трудового дня. Если честно, трудился в основном он. Я весь день сидел за компом, писал и слушал музыку. Писал я тихо, а вот музыку слушал громко. Ну, люблю я всем подпевать. Женька пару раз цикнул на меня, но я не обиделся. Я ж нормальный и понимаю, что заказчик, с которым он разговаривал по телефону, может и не быть фанатом Ляписа Трубецкого, и слова: «Хали гали а пара труппер. Нам с тобою было супер!» может не так понять. В общем, устали мы оба.
Вода – это вообще моя стихия, я по гороскопу рыбы. Обожаю воду во всех ее стадиях, включая дождь, поэтому идею о бассейне поддержал сразу и безоговорочно.
– Давай наперегонки! – радостно предложил мне Женька, покачиваясь на воде на соседней дорожке.
– Эм-м-м… я как ба-а-а… – тяну я.
Дело в том, что плаваю я своеобразно. Однажды, когда я еще учился в колледже, наш физрук радостно сообщил нам, что мы идем в бассейн. Ему моей сломанной руки зимой на лыжах, видимо, стало мало, и теперь он решил меня утопить. Но делать нечего, пришлось пойти.
– Кто умеет плавать налево, кто не умеет направо, – рявкнул нам физрук, – Уваров! А ты чего стоишь посередине? Не можешь определиться, как та обезьяна из анекдота?
– Я не обезьяна, – ворчу я, – я просто не знаю, умею я плавать или нет.
– Ты на воде держишься? – спрашивает меня физрук.
– Да! По крайней мере, не тону.
– Ты и не сможешь утонуть, – ржет физрук, – по законам физики, – поправляет он себя, видя, что я злюсь. Я понял, что физику он знает на уровне младших классов, – короче, покажи, что умеешь.
Я ложусь на воду и начинаю грести руками и ногами. Все как обычно: я лежу на воде, гребу, но с места не двигаюсь.
– Эм-м-м… Уваров. Достаточно, – окрикивает меня препод. Я встаю на дно бассейна и смотрю на его удивленную рожу, – ничего не понимаю. Гребешь правильно, на воде держишься, а почему не плывешь, не понимаю.
– Физику надо было учить лучше, – говорю я себе под нос под тихие смешки девчонок.
Так что, зная свой феномен с плаваньем, я был несколько озадачен Женькиным предложением.
– Ну, что? Слабо?
Я смотрю на него, и мне становится смешно. Ему катастрофически не идет эта жуткая розовая резиновая шапочка. Да! И шапка у него тоже розовая. Я не понимаю, как можно было выбрать из такого количества разноцветной резины именно розовую? Я, например, выбрал сиреневую. По-моему, очень мужественно. Правда, Женька сказал, что этот цвет называется персиковым, но мне кажется, что нет.
– Да не проблема! – отвечаю ему я, и мы встаем на исходную позицию.
– На старт! Внимание! Марш! – командует Женька и… мы поплыли.
Знаете, как в фильмах показывают титры: «Прошли годы…» – вот приблизительно так я видел в голове эту нашу гонку. Мне показалось, что я плыл около пятнадцати минут. Когда я, наконец, устал и остановился, то увидел удивленного Женьку, который стоял на соседней дорожке и смотрел на меня.
– А ты чего не плыл со мной? – спрашиваю я, тяжело дыша.
– Э-э-э… Я сплавал до бортика и обратно два раза, – отвечает он, – вот веришь, я очень много знаю. Я знаю физику, химию, заметь, не одну, я даже теорию вероятности знаю. Но вот сейчас я просто в шоке. Я не понимаю: почему? – и он разводит руками.
– Почему, почему! Как всегда. Ты что, не знаешь, что у меня все через жопу, – отвечаю я.
А вот потом со мной случилась реальная неприятность. Причем в ней я совершенно не виноват. Мне просто стало плохо. Я лег на край бортика и понял, что вылезти сам не смогу. Голова закружилась, уши заложило, а в глазах пошли темные круги.
– Малыш, – слышу я через шум, – ты чего?
– Норм, – отвечаю я, но пониманию, что это не так.
Короче, он мне помог вылезти и отвел в раздевалку. Чашка крепкого кофе мне помогла.
Вот почему мне велели отдохнуть и не перетруждаться сегодня. А я, лох, забыл телефон в сумке. А сумка в шкафчике. А шкафчик закрыт. И теперь мне придется ждать, пока Женька отзанимается и даст мне ключ от шкафа.
– Же-е-ень… – громко шепчу я и хватаю его за руку, когда он проходит мимо меня, – дай ключ от шкафа.
– Вот мне интересно, где я могу ключ спрятать? – смеется мокрый и красный Женька.
– Логично, – говорю я. На нем только обтягивающие велосипедки и обтягивающая майка.
– Посмотри в своем кармане, – говорит он и уходит заниматься дальше.
Нет, ну надо ж так! Я иду и достаю телефон. Следующие полчаса я провожу в компании корейских айдолов. Слушать наш рок я не решился, дабы не напугать окружающих пением, а корейского я все равно не знаю.
Я жду, когда Женька выйдет из душа, переглядываясь с симпатичной девушкой.
– Пойдем в туалет сходим, – заявляет он, подходя ко мне.
– Я там уже был. Не хочу, – говорю я, продолжая стрелять глазами в сторону девушки.
– Хочешь, – коротко отвечает мне Женька и тянет за рукав.
Стандартный туалет с тремя кабинками. Я захожу внутрь, нежно подпихиваемый сзади. Он зачем-то впихивает меня в последнюю кабинку, входит туда же и закрывает дверь.
– Ты чего? – удивленно оборачиваюсь я.
– Только потише. Ладно? – шепчет он мне и встает на колени.
– Же-е-ень… ты… блин. Жень! Черт!
Вот так неожиданно прилетело мне счастье и ласково захлопало ушами в районе паха. Мне даже удалось расслабиться. Но ненадолго. Примерно на пятой минуте, когда стало уже совсем хорошо, в туалете открылась дверь и послышались шаги. Этот кто-то засел точно в соседней кабинке, а мой садюга даже темп ускорил. Сосед долго пыхтел и звенел ремнем. Наконец он затих. Вернее, мне бы хотелось, чтобы он сейчас тупо гремел крышкой унитаза. Но нет! Он зашелестел чем-то. С минуту было тихо. Потом начался процесс с достаточно неприятными звуками. Было, конечно, громко, но звуки были не те, что мне хотелось слышать в этот момент. Наконец, шум сливающейся воды оповестил нас об удачном завершении процесса.
– Господи! – тихо провыл я и расслабился, ухватившись рукой за сливной бачок.
– Тебе понравилось? – шепнул мне Женька садясь в машину.
– Ага! Особенно звуковое оформление, – буркнул я недовольно.
– Не знаю. Я ничего не слышал в этот момент, – улыбнулся Женька.
Я прекрасно знаю, что в эти самые моменты он реально глохнет и что мне петь песни в ванной нельзя, а вот ему кричать во время секса там же можно.
В коридоре нас встречает довольный Химка, которого мы утром забыли запихнуть в клетку.
– Надеюсь, он нам подушки и покрывала не порвал? – спрашивает Женька то ли у меня, то ли у крыса. – Давай ужин готовить!
Вот блин! Командир! Я люблю готовить один и под музыку. А он – вдвоем и под диктора телевиденья. Готовить, как вы поняли, я не умею, но картошку почистить вполне способен.
– Твою мать… Ты чего делаешь? – это он не Химке. Хотя, вспомнить крысиную мать есть за что. Хим весело и непринужденно таскает картофельные очистки, упавшие на пол, куда-то в комнату, где у него находятся «закрома родины».
– А чего я? – тут же выпускаю колючки.
– Ты куда чистишь?
– В раковину. А что?
– Бля-а-а… – Женька матом не ругался никогда. Но это было до меня. Почему-то на меня у него такая вот странная реакция. Он матерится часто и по любому поводу. Причем, это не просто мат, а художественный мат. Я таких эпитетов и метафор никогда не слышал, – долбоеб херов! – это точно про меня. Химыч, заслышав Женькин мат, быстро свалил в комнату, типа на инвентаризацию закромов.
