Текст книги "Московское боярство (СИ)"

Автор книги: Максим Макеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 29 страниц)

   – Да вы знаете кто я!? Да вы знаете кто мой отец!? Да я вас, пыль дорожна, в порубе сгною! Кровью харкать будете! Девок ваших воям своим на потеху отдам да на полдень продам!... – я как не попадал в девятый век, прямо, не меняются дурные дети властных родителей.

   – Пиши, – Влас в полголоса диктует парню, определённому писарем, – Статья 265, угроза насилия, статья 267, угроза изнасилования, статья по торговле людьми...

   Парень пишет, "мажор" себе уже чуть не на вышку наговорил. Я тихо хренею с добросовестности, с которой подошёл к порученному делу Влас.

   – Мы вам символ сделаем. Щит и меч, защита государства, – в перерыве между допросами сказал я Власу, – да форму специальную. И всем – значок памятный, теперь у нас 2 октября – День работника государственной безопасности.

   – Да ладно, наше дело скромное, – писарь отложил перьевую ручку, – закон и порядок поддерживать.

   – Ага, ваша служба и опасна и трудна, и на первый взгляд как будто не видна... – почти пропел я.

   – А вот это мы запишем, – парень достал блокнот, – как там дальше?

   Молодцы всё-таки ребята, хороших подручных себе Влас нашёл. Гимн теперь у них есть, а ещё надо будет бюджет выделить под спецсредства, кабинеты сделать, архив свой, секретку, первый отдел и прочее. Расписывал свои предложения по развитию службы, ребята вносили свои, и очень даже грамотные. Особенно про внутренние войска, для подавления таких вот событий, как сегодня. Ну, если масштаб будет больше. Про спецсредства отдельно проговорили, рассказал им про отпечатки, замеры разные, по которым людей определить можно, все рассказал, что в фильмах видел да книжках читал, своего опыта такого характера нет. Влас обещал ещё подумать. Мы, собственно, ждали на допрос корабелов, допрос конников, что в лагере, завтра проведём.

   Но работяг из Гребцов не дождались, пришла Смеяна, мрачнее ночи. Уселась по-свойски на табурет, сказала что сегодня мы никого не увидим – они лежат у неё в лазарете, и она их не отпустит. Посбивали мужики ноги сильно да побои получили. Плёткой "мажор" одному даже руку то ли сломал, то ли трещину оставил, раны у всех и синяки. Влас оставил дежурного охранять пленников и пошёл с писарем опрашивать, какой уж тут допрос, корабелов. Теперь он их рассматривал как потерпевших и свидетелей, а не как соучастников.

   Мужики лежали прямо в фельдшерской, на принесённых кроватях. Из отмыли, забинтовали, накормили. Все пятеро – не ходячие, вместо ног "валенки" из бинтов, да ещё по всему телу повязки. Роза за ними ухаживает, мужиков из крепостных напрягает насчёт ведра для туалета да подушек с постелями. У нас такого очень давно не было, народ прямо жалостью проникся. А корабелы те тоже, сидят, чуть не плачут, от отношения человеческого да жалуются на жизнь. Где их били, как их унижали, инструмент потерянный жалеют да лошадку в телеге, что из сил выбилась, пока барахло этого хмыря везла. Тут уже я отправил людей за конём, пусть в нашей конюшне побудет, там лучше, покормить животину надо да посмотреть, может, тоже раны какие есть. Влас начал опрос, говорил не так официально, как со связанными, а уже больше с участием, молодец парень.

   – ...Если все подсчитать, включая траты гранат и отвлечение людей от работы, то ущерб своим появлением этот... Венцеслав, – имя "мажора" Влас почти выплюнул с брезгливостью, мы проводили совещание по поводу будущего суда, – нанёс Государству на сумму от двенадцати до двадцати тысяч рублей.

   – А чего такой разброс? – Лис задумчиво рисовал на листочке.

   – Я могу по-разному посчитать, от глубины зависит, включать или нет штрафы потерпевшим, и прочее, – Влас разъяснил позицию следственных органов.

   – Влас, ты считай всё. Вот просто всё. Закон должен работать чётко, без всяких там толкований. Если его можно по-разному толковать, это не правило уже, а лазейка для всяких бандитов получается, – это я встрял.

   – Тогда двадцать одна тысяча двести сорок рублей, наших, – уточнил Влас, – имущество этого хмыря, как ты его называешь, мы оценили в пять тысяч почти, с конем и шатром. Срок ему светит, по совокупности, до пятнадцать лет строго режима, и то, если адвокат хорошо отработает. Подельники – там по три с половиной тысячи с каждого, имущество как раз покрывает. Как подельники, могут пойти на срок до трёх лет. Правда, возможно условное наказание, но как им условный срок давать, они же к себе уйдут...

   – Прокурор и суд дело принимают? – я посмотрел на деда, тот кивнул, – тогда самый главный вопрос – кто будет адвокатом?

   Народ посмотрел друг на друга, добровольцев нет. Ладимир пообщался с корабелами, сидел мрачный:

   – Я бы ему ещё накинул, какая уж тут защита...

   – Ага, а я бы притопил – и поминай как звали, – Святослав тоже злой сидит.

   – Проблемы у нас будут, – вступил Кукша, – если мы его сейчас осудим, с подельниками, то отец его с дружиной придёт...

   Мысль эта приходила в голову многим. Не то, что страшно, но нарываться на неприятности не очень хочется.

   – Рюрик ещё может дружину дать, его боярин, его обида, – Вольга подал голос, он присутствует на совещании представителем арестованных и представителем государства, княжества, к которым арестованные относятся, – побьёте дружину Рюрика – кровь прольётся, потом можем и не договориться...

   Я встал и подошёл к окну. За стеклом в проёме наши мужики суетились в старой домне. Трактор поехал к ним с углём, вон на стене часовой ходит. Из второй крепости идёт толпа школьников, на ремесленную практику...

   – Может, штраф взять да отпустить, – осторожно произнёс Лис.

   – Этого отпустим – другие придут, – тихо начал я, народ замолчал и прислушался, – потом ещё, и ещё. И что НАШИ люди скажут? Что если сила есть и власть – значит можно Закон обойти? Одного отпустим, мотивируя государственными интересами, побоимся битвы, он придёт с ещё большей толпой, почувствует безнаказанность. И ещё раз отпустим. Потом они тут поселятся, девок наших по постелям таскать начнут да мужиков бить плёткой – это тоже спустим? А потом, как корабелы те, под кнутом ходить начнём да поклоны бить? И мы, и москвичи наши? Отпустим – значит защитить не можем людей своих. Простим – и подумают они, а зачем им слушать нас да работать, если любой придурок с десятком всадников тут по-своему всё сделать может? Знаете почему они сейчас с нами все?

   Я посмотрел на мужиков, те внимательно слушали.

   – Они с нами потому, что государь их со старостой ведра выносят с парашей, если закон нарушили, – было дело, Ладимир чуть схитрил, я его прикрыл, Леда несостыковку выявила, и мы на пять дней загремели по "административке", – все знают, что Закон их защищает, и государь, и все мы их защищаем. А если мы свой же порядок нарушим – что тогда? Доверие потеряем. А после этого никто с нами дел иметь не будет. Разбегутся, благо есть куда, да и забудут про нас. И все из-за одного придурка и страха последствий за действия по Закону.

   – Сейчас испугаемся – потом жизни не дадут, – добавил Торир.

   – А Рюрик? Если его дружина придёт... – начал было Святослав.

   – Если придёт хмыря этого защищать, просто потому что он тут типа "знатный" – вся и поляжет. Мы с Олегом договор заключали? Да. Вольга говорил, что Рюрик договор тот поддержал на тех условиях, да добро дал на остальное, – Вольга кивнул в подтверждение, – А значит, не имел права этот хмырь так себя тут вести.

   – Да и пора бы уже и зубы показать, – начал Кукша, привлекая всеобщее внимание, – если мы с каждым договариваться начнём, силы за нами не будут чувствовать, такие вот хмыри со всех щелей полезут. Придут с войной – надо их тут и положить да всем о том дать знать. Тогда и силу за нами признают, и хмырей больше не пошлют...

   – Верно, – поддержал я пасынка, – силу показать надо, не без того. Тогда делаем так. Зоряна! Ты ему адвокатам будешь! Не кривись, надо все правильно сделать. Буревой! Ты судьёй. Прокурор я, суд будет открытый, все пусть видят. Ладимр! Место подготовь и людям нашим сообщи. Суд будет через неделю, пусть адвокат подготовится.

   – А лодки как? – уныло произнёс Вольга, чувствую угрозу нашим договорённостям с Олегом.

   – А их делать будем, мы своё слово держим. Этому придурку какое задание дали? Проверить исполнение договора. Он что тут устроил? Людей оскорбил, угрозами сыпать начал да плёткой махать. Каждый за себя отвечает у нас в Государстве, вот и он ответит, по Закону. Лодки корабелам твоим и тебе сдавать будем, с бумагами, на двух языках. Все свободны, военных и госбезопасность собираю у себя, позже, под вечер.

   Народ начал расходиться. С Буревоем вышли вместе, шли молча до водокачки.

   – Опасно, Серега, опасно. Ты не боишься с Рюриком-то враждовать?

   – Не с Рюриком, а с дебилом залётным. Нет, не боюсь. Хочу я, Буревой, чтобы порядок наш остался, да никто со своим уставом не лез. Хочу, я, брат мой названный, чтобы дети мои и внуки, и их дети и внуки, жили в таком обществе, где каждый Законом справедливым защищён, работать может спокойно, не опасаясь врагов и власти, да детей растить. Чтобы каждый гордый был, и шапку с головым снимал только из уважения, личного, а не перед каждым уродом, который силу в себе чувствует. Чтобы каждый делом мог любимым заниматься и пользу приносить, зная что по трудам его воздастся, а не за положение родителей и родственников. Вот так как-то...

   – И то верно. В "Трактат" такое внести надо... Доживём вот только мы до такого порядка?

   – А на то богов воля есть. И от труда нашего многое зависит. Да и сейчас вон, посмотри вокруг... – мы шли мимо бараков с квартирами.

   Кипела жизнь. Народ сновал с тракторами, тележками, по своим делам. Шли мы, я, государь, да Буревой, помощник мой первый во всём, а народ с нами здоровается только тот, что не видел ещё с утра. Шапки не ломят, головы не склоняют, кивнули или руку подали и пошли дальше. Работать надо, а не на коленях стоять.

   – Государь! Поберегись! Пришибём, мать .... ... ... ... так! – чуть под трактор не попали, пока смотрели, – Хреналь вы тут стоите? Вон, тротуар же есть!

   Тракторист удалился, ругаясь попутно, тащит иголки в ткацкий барак.

   – Вот посмели бы так с тем хмырём говорить? – я улыбнулся, – Небось, плёткой бы уже зашиб, уважения требуя. А мне такое вот отношение, когда на мои ошибки каждый указать может, да не бояться того, вот – самое главное уважение! Нас сейчас мало, но каждый, – повторяю, – каждый у нас на вес золота, со своими мыслями, навыками, умениями. И хочу я чтобы Вовка мой жил также, чтобы люди сначала, а все остальное – потом.

   – Ага, но и у нас тоже порядок наводить надо, – дед делано возмутился, – ишь чего удумали! На государя лаяться! Плетьми их да в поруб! А то чести попрание случится!

   Дед встал в горделивую позу, дурачась, да шапку на манер короны натянул поглубже. Я заржал, потом – мужики и бабами вокруг нас, потом и дед прыснул. Нормально, так и надо, чтобы без пафоса лишнего.

   – Всех сгною! Мужикам – постель мне греть! Бабам... Ой! Перепутал! – дед надрывался дурным голосом, пародируя хмыря, народ покатывается со смеху, – Воинов запрячь! Коней – напоить! Опять не то!

   Так, со смехом и дошли до водокачки. Спустились, там чесночный дух стоит и половина ГБ собралась.

   – Чего случилось?

   – Да эти, – парень-писарь ткнул в клетку, снимая противогаз – мы их развязать хотели, а они давай кидаться, чуть решётку не выломали. Ну мы их того, гранатой успокоили.

   В камере выли пленные, она у нас одна, те лежат в ней по углам, плачут да лаются. Слёзы пускают, уроды, не от осознания вины, а от чеснока. А ругаются так, что сейчас ещё на пару лет себе наговорят.

   – Слушай меня, Венцеслав Болеславович, – я подошёл к клетке, хмырь посмотрел на меня зло и с выражением победы в красных от чеснока глазах.

   Думает, я его по отчеству зову, ибо осознал какая важная птица передо мной, сейчас шапку сниму да на коленях умолять буду. Щаз!

   – Ты и подельники твои предстанете перед судом. Через седмицу. Поручение князя своего ты не выполнил, да срок его выполнения сорвал, действиями своими. О том князю будет отдельно написано. Суд пройдёт – по его результатам срок получишь и штраф заплатишь. Отсидишь – потом домой уйдёшь. Я всё сказал.

   – Да ты... Ты!!! Ты знаешь на кого... – ну и так далее, как есть придурок.

   – Отмойте их через неделю, пусть не воняют, – попросил я ребят из ГБ, те только ухмыльнулись, мол, не учи ученных.

   – Парашу, дурни, опрокинули, вот и сидят... в своём, – сказал писарь, – несите шланг, сейчас мы хоть пол помоем...

   Совещание с военными провели у меня дома. Собрались все, кто имел отношение к производству оружия, обучению, госбезопасности. Все были в курсе дела, но я обрисовал наше положение. Вероятность того, что к нам придут отбивать потенциальных осуждённых, весьма велика, да и Рюрик может включиться в процесс. Вдруг не внемлет нашим документам и доказательствам? К этому надо подготовиться. Срок у нас – до зимы, я именно тогда ждал гостей. Пока мы тут лодки Вольге, к которым ещё не приступили, покажем, пока он до Свири доберётся, пока там решат, что с нами делать – озёрный путь будет закрыт. Значит, останется "гостям" при любом раскладе идти по устоявшемуся снегу. А это – середина декабря. Итого, у нас чуть больше месяца на подготовку, выделку боеприпасов, дополнительные тренировки.

   Суд состоялся вне крепости, на плацу нашем бывшем. Лавки принесли, клетку деревянную для подсудимых сделали. Народ собрался, включая прибывших всадников, занял свои места. Под конвоем вывели связанных пленников, Буревой в громкоговоритель объявил о начале процесса. До темна засиделись. Народ сначала молчал, потом, после моего выступления с описанием всех "подвигов" пришлых, начал роптать. Когда зачитывали свидетельские показания, от корабелов и Вольги, анонимно, чтобы не подставить их, народ уже в голос возмущался. Колоколом только часовой их смог успокоить. Народ требовал смерти! Вроде не кровожадные люди – но и их пробрало такое отношение к братьям-работягам и к себе. Зоряна, к чести, билась за подсудимых до последнего. Те только портили все ей, выкрикивая из клетки про родовитость, про то, как они всех тут по миру пустят да огню предадут, про приход войска несметного, которое нас всех убьёт. Это толпу только распалило – полетели всякие предметы в клетку. Влас вывел особо раздухарившихся людей, чтобы не портили процесс, да ещё и по "административке" впаял им по трое суток, за неуважение к суду. Народ теперь слушал, периодически кричал, но бросаться прекратил, да и орали не так громко. Вечером Буревой выдал вердикт – пятнадцать лет хмырю, по пять – его подручным, это при условии компенсации ущерба. Их имущество посчитали, учли, если остальное не компенсируют – будут сидеть до потери пульса. Есть, правда, другой вариант. Мы можем экстрадировать хмыря с подельниками в Новгород, при условии полного возмещения материальных убытков Москве и штрафов. Но для этого нужно подписать с Новгородом отдельный договор. При этом дополнительно в материалы дело было внесено то, что своими действиями хмырь поставил под угрозу выполнение контракта на поставку лодок. Специально так сделали, если Рюрик правителем хочет быть – за такое карать надо жестоко.

   Народ расходился, судача о процессе. Приговор всех в принципе устроил, со смертной казнью – это они сгоряча, сами потом сказали. Конвой отвёл пленных в новые камеры под водокачкой. Не пленные, заключённые уже, орали да грозились карами всякими, но на них только что не плевали, следствие хорошо вскрыло всю их сущность. Перед водокачкой их сфотографировали, добавили новые материалы в дела уголовные и в архив. Там уже были фотографии – мы побои корабелов зафиксировали, не пожалели ресурсов. Все четыре дела были объединены в одно производство, том был чуть не на триста листов. Теперь задача – перевести на словенскую письменность и дать Вольге, чтобы тот передал всё Рюрику.

   С осуждёнными сплошная морока. На работы им "невместно", парашу за собой выносить– "невместно", прямо принцессы собрались. Вывели их под конвоем на отработку пайки – пришлось опять применять спецсредства. А как тогда штрафы они платить будут да на хлеб себе зарабатывать? Никак. Вот и сидят, долг растёт, хмырь орет, получает штрафы за нарушение режима да урезание стола. Ещё и новые долги делает. Нары сломал – в счёт включили, парашу разбил – туда же, из ведра того конвоира окатил – плюс моральный и материальный ущерб в сумму долга. Мыли их шлангом, не шли они на сотрудничество, трудозатраты на это тоже аккуратно вписывали в ущерб Москве. Попытка объяснить их положение не увенчалась успехом – слушать не хотят, про честь задетую всё орут. Я-то человек мягкий, даже добрый. А вот местные – не очень. Когда окончательно достали они наше ГБ, Влас собрал своих бойцов, нарядился в доспехи специально под них сделанные, и после очередного "косяка" устроил им "шмон". После гранаты чесночной побили палками гибкими, связали, да отправили в штрафной изолятор. Помещение без окон, вместо решётки – дверь железная, пайка – хлеб да вода, вместо постели на нарах – доски, там они неделю провели. После чего их вывели, помыли из шланга, врачи дали заключение о здоровье, перевязали раны да гнойники, что появились в ШИЗО, да и отправили обратно в камеру. Услуги врача, отмывку камеры, постели перестилку – все в долг включили, ибо нечего сидеть на шее у трудового народа. Притихли чуть, сидят, зыркают, злобу копят. Мне это до звезды – сами идиоты.

   С корабелами и Вольгой с остатками всадников дело иметь было куда приятней. Правда, работяги долго входили в ритм, так сказать. Их никто особо не удерживал в лазарете, начали чуть выходить на ногах своих пораненных. Одного встретил, когда тот в одних бинтах и тапках на ногах, в рубахе больничной, отбивая поклоны, чуть не каждому трактористу, пытался что-то узнать у людей. Ему показали на меня, мужик весь съёжился, шапку в руках мнёт, приблизился, чуть на колени не упал:

   – Позволь надёжа князь, горемычному слуге твому, обратиться. Не гневись тока, не за ради... – блин, вот до чего общение с упырями людей довести может!

   – Ты, мужик, того, с земли-то встань, чай не лето, да и вообще – чего бухаешься? Коленки тоже не казённые. Да и чувствую я, не пойдёт у нас разговор, – я показал рукой в разъярённую Смеяну, выбежавшую из лазарета.

   – Больной! Больной! Леший тебя задери! Куда!? В тапках! По грязи! Полы у меня мыть до скончания века будешь! – мелкая не на шутку раздухарилась.

   – Нам бы лапти, а то обувку сносили, – больной быстро заговорил, не забывая отбивать поклоны, – а мы тебе отработаем...

   – Ты давай иди лечись, я чуть позже подойду, разберёмся с обувкой и прочим, – под белые руки Смеяна, ругаясь на чем свет стоит, потащила мужика обратно, – как зовут-то тебя?

   – Силантием! – только и успел крикнуть мужик, скрываясь в двери.

   Втроём, я, Кнут и Лис пошли к корабелам. Там разборки – за нарушение правил распорядка Смеяна грозится многолитровыми питательными клизмами, мужики под одеялами прячутся от малолетней фурии, только глаза печальные наружу торчат. Начали говорить с работягами о княжеском заказе. Их послали опробовать лодки и дать своё заключение об их качестве. Гребцов сказали с собой взять, но хмырь этот аспект проигнорировал, мол, на месте пусть выделят, в Москве. Идиот – где я ему возьму у нас людей на вёсла? С экспертной оценкой лодок проблемы, точнее – проблемы с экспертами. Они в рванине, босые, сносили всё да хмырь ещё помог, кнутом. Оформили их как представителей Заказчика, выписали им одежду, обувь, мужики клянутся отработать, иначе княжеское поручение не исполнить. Успокоили, всё на хмыря и его подельников в качестве долга висит. По словам врачей, им дня три ещё надо полежать, потом можно браться за работу.

   Пришлось внутрь крепости пустить Вольгу. С корабелами они наблюдали за процессом заполнения канала. Ребята в лёгкой панике – цеха у нас крытые железной крышей, с окнами большими, длинные. Вся верфь состоит из нескольких участков, соединённых короткими рельсами. На них, на специальном постаменте передвижном, на первом участке крепят киль, балки к нему, потом передвигают и обшивают досками, смолят, потом – установка мачты и прочего внутреннего оборудования, затем – спуск на воду, и краном догружают остальное. Вдоль верфи, отдельным помещением с рельсами сделаны все производственные мощности. Распилка, сушка, металлообработка, канатный цех, парусный, весельный. Получается нечто вроде конвейера – одновременно собирать можно четыре лодки сразу, последовательно. Таких верфей тут не делали. Все под крышей, все оснащено пневмоинструментом, окна и большие скипидарные светильники позволяют чуть не до ночи работать. Цеха литые, из нашего бетона, с отоплением.

   Мужики стоят, охреневают, один даже крестится! Опа! Ещё один христианин! Одна у нас есть, из воспитанниц, мы ей малую часовенку сделали на Перуновом поле, как и мини-синагогу, для другой девицы. Трактор с насосом подъехал к перегородке, коробу из брёвен, отделяющим канал от озера, и начал работу откачивать воду. Наблюдая за реакцией представителей заказчика, решил их сводить на Перуново поле, пусть помолятся. А то опять нас за колдунов принимают, я по глазам вижу.

   Трактор насосом убирал воду до уровня встроенных в короб труб. Потом открыли их – потекла в канал вода. Она заполняла канал, дошла до трёх метров, перегородка стала всплывать, вода пошла снизу. Канал заполнили за три часа, после чего притопленная перегородка чуть не уплыла в озеро, хорошо, что привязана была. Вечером отметили заполнение канал салютом, чем тоже немало удивили прибывших, и праздничным ужином. Вольга и корабелы с нами, оставшиеся всадники – у себя в лагере, им тоже вынесли праздничной еды.

   Работяги со Свири потерялись. Кому в этой толпе кланяться? Перед кем шапку снимать? Все нарядные, наши артели постарались, один государь в камуфляже типовом гарцует. А тут ещё Держислав с хором своих девок, с хитом этого дня "Я пью до дна, за тех кто в море", единственная песня про моряков, что я вспомнил. Ходят кучкой корабелы, потерянные, в такой же как у меня камуфляж наряжены, только нашивка на груди – "Представитель Заказчика". Вольга тот посвободнее себя чувствует, рыжую нашу воспитанницу всё обхаживает. У той не инструкция, а так, пожелание, от меня и Власа. Если понравиться парень – рассказать про жизнь нашу с самой приятной стороны, да про выгоды сотрудничества. Воспитанницы у нас теперь гордые, деловые, к ним на хромой козе не подъедешь. Очухались девки, привыкли к дисциплине, да и Лада им про гордость гражданина России на мозг капает. Корабелы сначала к Вольге, прильнули, тот их отправил, и пошёл за рыжей ухлёстывать. Те ко мне, опять шапки ломят. Да что ты будешь делать!

   – Так, хватит тут причёски проветривать! У нас шапку ломят, когда в помещение заходят. Ну или когда за девушкой ухаживают. Я что – баба вам, что ли?

   Мужики замялись, чуть не прошения просят.

   – Вы сегодня просто посмотрите по сторонам, вот вам Влас, он вам все покажет, со своими людьми, – зря я это сказал, Власа корабелы опасались, – не бойтесь, пока Закон не нарушите – ничего он вам не сделает. Влас, проводи людей, пусть поедят да чуть освоятся.

   Пасынок познакомился с корабелами, поговорил, те вроде расслабились чуть. Провёл их к столу, а то всё стеснялись, потом к Кнуту, потом к другим мужикам, уже нашим будущим судостроителям. Работяги попали в знакомую более-менее среду, начали живее общаться, спрашивать, интересоваться. И то хлеб.

   На утро опять мужиков удивили. Заставили каски строительные одеть и весь мозг вынесли техникой безопасности. Кнут за них отвечает, он их и застращал. После кар обещанных, если они за линии, нарисованные на полу зайдут, пошли на открытие завода судостроительного. Небольшой митинг, деловой, потом перспективы, потом – опять хор Держислава с девками, потом ленточку перерезали, паровой двигатель, один из тех, что были на производстве, дал гудок, и первая смена наших корабелов пошла делать свой первый корабль.

   Представители заказчика внутри потерялись ещё больше. Там и краны, и станки, и прочее, все гудит, парит, свистит, вращается. Линиями на полу отмечены места проноса и провоза грузов, там нельзя ходить, мужики столпились возле Кнута и ни на шаг не отходят.

   На тележку подали киль, брус, высушенный и на пару согнутый. Краном начали подавать поперечные балки, мужики с пневмоинструментом начали собирать на большущих деревянных болтах, каркас первого судна. Треть балок – в брак, не соблюдены размеры. От такого корабелы ещё больше охренели. Дельную древесину – в отходы?! Как так? Подали ещё, часть опять отбросили, чуть больше половины поставили. Лодка получается очень маленькая, Вольга недоволен, но виду не подал.

   – Это буксир, на озеро судно выводить, – я тоже в процессе принимал участие, Вольгу сопровождал.

   – А весла где? А как выводить? – посыпались вопросы.

   – Сегодня, – я посмотрел на кучу бракованных изделий, – или через пару дней сам всё увидишь.

   Будущий буксир уже на облицовке, в поданных досках брака меньше, опять деревянные болты, за пару часов толпа народу нарастила борт. В строительстве буксира участвовали все строители крепости – потом будут решать, кто останется на заводе, а кто дальше по строительной части пойдёт. Откатили дальше – самая сложная операция, двигатель. Два длинных, от "Бычка", агрегата на буксир пойдёт, поочереди их ставят, под недоуменные взгляды корабелов. Мол, зачем столько железа на лодку. Потом – винты, тоже достаточно большие, затем дальше. Группа механиков ставит и проверяет контрольное оборудование, трансмиссию, ругается на криворуких сборщиков. Увели пока гостей, пусть очухаются, да и нечего пялиться на секретное производство.

   Отправили их на Перуново поле. Мужики увидели знакомое, заулыбались. Мы с ними требы принесли богам, христианин-корабел в часовенку маленькую, два на два метра, зашёл, удивился, кстати, её наличию, но расстроился из-за отсутствия необходимой атрибутики. Ну, мы люди в этом плане тёмные, нам простительно, со слов тринадцателетней девочки, всё-таки строили, плюс мои воспоминания из будущего. После проведения обрядов, опять на завод пошли.

   Буксир за неделю только закончили. Уже и Вольга переживает, боится назад не успеть до морозов. Намучились со сборкой, бракованными изделиями, технологией производства. Но это было ожидаемо, тем более что буксир наш на паровом ходу, с очень маленьким запасом хода – ему только тут крутиться да на лесоповал за брёвнами иногда ходить придётся. Постепенно и состав рабочих на заводе устаканился, кто-то сам понял, что явно не его дело, кто-то наоборот – проникся, другие пока думали. Мы на часть работ, особенно по разметке досок другим лёгким операциям привлекли барышень, часть – отдали в артели малолетние, они нам теперь ещё и мелкий крепёж деревянный делают. Брака много, но ситуация выправляется. Особенно когда Леда, помимо прочего, встала на контроль изделий с группой девушек, там чуть до слез народ не доводили, но брак не пропускали.

   Лодка первая для Рюрика пошла быстрее. Там только дерево, учитывая количество оборудования, кранов, технологических операций, новое изделие вышло опять же за неделю. Пришлось даже по часом работать, что Обеслав делал ради развлечения. Ими засекали узкие места в производстве да усиливали их, перегоняя рабочих на разные участки. Через пять дней лодка с мачтой и парусом вышла в сухой док. Его наполнили водой – и укомплектовывали уже на плаву, балансировали, устраняли недостатки. После этого вывели лодку на ходовые испытания, пока не сильно холодно. Собрали всех, кто когда-либо на вёслах сидел, включая корабелов, и вышли в неспокойно озеро. Там день махали вёслами, испытывали, потом – буксиром к заводу, устранить мелкие недочёты. Потом процесс, который представителей заказчика ввёл в ступор. Назывался он Приёмка изделия и ЗИПа.

   Когда Кнут спроектировал лодку, мы, как ребята ответственные, первым делом задались вопросом. А как её использовать будут? Как менять деревянные и металлические элементы? Ремонт осуществлять? Обслуживание? Это ведь только кажется, что просто большая лодка, а на самом деле – высокотехнологическое изделие. Одни болты деревянные, кольца на брезенте, уключины хитрые чего стоят. По результату в лодку загрузили кучу всякой мелочёвки, инструмент для обслуживания, запасные паруса, из конопли, тяжёлые, зараза, канаты и прочее. Вишенка на торте – ящик с документацией. Причём первым томом идёт "Азбука" – документация на русском, букварь наш – на словенском и русском, чтобы разобраться можно было.

   Корабелы от таких инноваций охренели. Приехали мужики на лодку глянуть, крепкая ли, и не течёт ли. А по итогу – пересчитывают крепёж запасной, весла, инструмент, паруса перемеряют да канаты. Робко только поинтересовались – это только одна такая будет или все? Кнут улыбнулся – не надейтесь, ребята, все такими будут. Мужики вздохнули. По договору с Олегом им принять надо пять лодок, это ж сколько работы и сколько ждать! Сели осваивать "Азбуку", прямо в цехах, чтобы и процесс своими глазами видеть, и документы понять. Народ тут пуганый – вдруг мы их обмануть пытаемся? Вот и пыхтят корабелы, а наши рабочие в обеденный перерыв, также не мало удививший пришлых работяг, помогают им с буквами по мере сил.

   Поставили вторую лодку. Корабелы проявили интерес, смотрели за сборкой киля и балок. Наши справились быстро – опыт сказался. Перевезли дальше по цехам лодку – и поставили ещё одну собираться! Вот тут опять у наших гостей лица-то и перекосило. Нашёлся один умный, прикинул, что если мы так все участки сборки займём, то пять лодок будет чуть больше чем через неделю. Мужики повеселели – куковать половину зимы в незнакомом, да ещё и таком странном месте, им не хотелось. Но их ожидания не оправдались.

   Сначала лёгкое волнение на озере переросло в настоящий шторм. Такие тут были, и не редко. Потом – ударил мороз, тонкой коркой льда покрыв канал и прибрежные воды. Потом – оттепель, и зарядил ливень со снегом. Готовых лодки было две, остальные, ещё четыре, стояли на сборочных площадках. Нам просто тупо некуда было их сгружать, на озере бы их разметало. Причём мои крепостные ухитрились лодки собрать почти полностью, все равно делать нечего. Процесс конвейерной сборки судов остановился из-за погоды.

   Дурацкая ситуация, о которой мы даже не предполагали в силу недостатка опыта. Надеялись, что Олег с большей дружиной придёт, и можно будет лодки отправлять в путь прямо со стапели. Собрали совещание с представителями Заказчика.