Текст книги "Московское боярство (СИ)"

Автор книги: Максим Макеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 29 страниц)

   Отвалов шлака скопилось много, кучами лежат, расплываются под дождём.

   – Ты отвези это, остатки эти, Буревою, пусть его химики поработают, может, полезное что найдут. Что с кислородной установкой? Холодильником большим тем?

   У Буревоя это направление уже забрали, и мужики на заводе уже который месяц пытаются сварганить большую криогенную газоразделительную установку. Малая на сушке леса трудится, мы ей воздух осушаем, другая углекислоту для пневматики вырабатывает. Но использовать при выплавке кислород также очень хочется.

   – Малую пока только сделали, для конвертера небольшого. Ей железо да сталь получаем, – делился со мной своими успехами Растимир, – но и она постоянно льдом забивается, сложно идёт.

   – Тут уж ничем помочь не могу, – расстроился я.

   – А что с железной дорогой? – с надеждой в голосе спросил Растимир, – плотами да тракторами возить долго получается...

   – Железную дорогу мы пока не тянем. На судостроительном, вон, переделываем все рельсы. Я вот ещё что подумал, вы руду в этом месте брать не пробовали? – я ткнул в то место на карте, где была дорога к корелам.

   – Не, там не брали. А что, добрая руда?

   – Нет, нам просто дорогу бы там сделать, на север, к корелам.

   – А-а-а, разбойникам тем? Ясно. Только почему выбирать руду? Может, осушим путь тот?

   Я уставился в недоумении. Растимир улыбнулся, и повёл меня к торфяникам. Там мужики перерыли все болото, наделали каких-то каналов, отводов.

   – Тут вода скапливается, а потом вон по тому здоровому каналу уходит, там овраг да в ручей здоровый все сливается. Торф тогда суше получается, меньше держать на солнце приходится. Может, и там так сделать? Каналы прорыть, и пусть вода уходит? А между каналами – дорога появится...

   – Да надо попробовать, – я наблюдал за суетящимися торфодобытчиками, – ты посмотри там на то место, в зависимости от того, есть там руда или нет, примем решение.

   – Дядя Сережа, – обратился ко мне по-свойски племянник, – а может сюда мужиков поселим? Ну, тех что на заводе работают? А то туда-сюда таскаться – только трактора портить...

   – Нет, Растимир, мы так делать не станем. Я думал о том уже. Представь, переселишь ты сейчас людей сюда. Ты им такие условия, как в Москве, создать сможешь?

   – Ну-у-у... – задумался Растимир.

   – Ага, вот в том то и дело, что придётся или город ещё один ставить, или в бараках да времянках людей селить, пока до стройки руки не дойдут. Плюс болото близко, плюс дым этот от комбината, думаешь, здоровее люди у тебя тут будут? Нет. Придётся ещё и больницу отдельную открывать, школу, клуб, да много чего ещё...

   – А как же ресурс тракторов? Ты же сам учил считать все?

   – А ты посчитай повнимательней. Сколько надо, чтобы условия жизни человеческие создать да здоровье рабочих сохранить? А дети? А жены? Они чем заниматься тут будут? Я тебе ещё одно скажу, по секрету. В моё время так и делали, городки возле завода создавали. Да потом триста лет прошло, а селища те так в дыму ядовитом вокруг заводов и стоят. Лучше мы с тобой пути сообщения сделаем получше, чтобы быстрее добираться до работы. Да внутри Москвы транспорт пустим, общественный, на нем до дороги добрался, а там – вахтовый трактор. Я на такое даже готов те трактора на манер БТРов делать, не жалко. Но люди пусть живут в нормальных условиях. В идеале, надо чтобы каждой утро их сюда возить можно было, а вечером всех, кроме дежурной смены, забирать.

   – На БТРах разоримся, – предупредил наш главный металлург.

   – Да и хрен бы с ним, люди – все, железо – ничто, – я потрепал парня по голове.

   – Это да, – пацан со смехом убрал мою руку, – пойдём, дальше показывать все буду...

   Порадовал металлургов прибавкой, теперь у них ещё и лаборатория сплавов появиться, медеплавильное производство, выработка других металлов, пока тестовое. Народ реагировал спокойно, надо – значит надо. Тем более что людей больше станет – веселее будет. Все заслужили устную благодарность, денежную сами заработают, и я отправился в Москву.

   Там две новости – плохая и ожидаемая. Плохая – у нас погиб человек. Первая такого рода смерть в Москве, и хуже того – в лазарете. Дядька долго мучался животом, и представился. Отравился? Врачи сказали нет, да и питаются все в столовой, так бы вся Москва бы слегла. Встал вопрос про вскрытие, а то Смеяна сама не своя, не уберегла мужика. Против паталогоанатомического обследования были абсолютно все, даже мои. Чего, мол, над человеком издеваться, хоть и мёртвым. У него жена осталась, и дочка с сыном. Пришлось устроить мне встречу с родственниками погибшего дядьки и целый день объяснять только одно. Не будет вскрытия – как мы поймём причину смерти? А если теперь уже сын его также с животом сляжет? Или жена? Или ещё кто – что делать в этой ситуации, как лечить? Но просто так все равно не дали вскрыть – смерть дело мистическое, поэтому призывали всех богов, с подробными объяснениями для них зачем да почему мы это делаем. Вроде сработало, в максимально закрытом режиме Смеяна сделала вскрытие. Я тоже присутствовал, чуть не стошнило меня, медицина это явно не моё. Разрезали, а что дальше? С чем сравнить? Живых, что ли резать? Где "эталон"? Недолго, правда, мучились, Смеяна начала "разбирать" мужика на орагны, и обнаружила аппендикс вскрывшийся. Вот тебе и причина. Со всеми почестями потом похоронили мужика, прах его развеяли на Перуновом поле. У Смеяны новая напасть – искать способы проведения операций, наркоза, собирать хоть какие-то сведения о хирургии в это время. За всем этим с удивлением наблюдали гости из Новгорода...

   Их присутствие и было второй новостью. В этот раз Олег пришёл сам, за день до появления гонца отправил, с предупреждением. Да и в колонне оружия ни у кого не было, всё на телегах – наученный горьким опытом Хельг дул на воду. Народу пригнали на четыре судна. Дружинники Ярило, которых мы готовили в качестве преподавателей для будущих гребцов, начали учить вояк пользоваться нашими лодками. Народ очень разный, группки скандинавов, словен, каких-то кривичей да вятичей, молодые и седые. Причём последние – чуть не все как один кореша нашего Торира, ну или знают его, по крайней мере. Поэтому и эксцессов не было, наверно, и других проблем.

   С новгородцами пришли новые переселенцы. Это были корабелы, с которыми мы нашли общий язык, и семьи погибших в бою у стен Москвы пехотинцев. Там, на Свири, Олег очень подробно рассказал о том, как боярин, собака, наврал всем с три короба, людей подставил под пули, и что город на севере в произошедшем не виноват от слова "совсем". Народ в Гребцах не стал нас обвинять в смерти родичей и друзей, вина Болеслава была очевидна всем. Мы-то только отбивались от него, по факту, даже Венцеславу крови не пустили ни разу. Выплата доли из конфискованного боярского имущества в пользу пострадавших, потерявших кормильцев, семей окончательно поставила точку в этом вопросе. Долго тянулись пересуды, народ в Гребцах живо интересовался новым городом на севере, расспрашивали корабелов о жизни внутри крепости. Мужиков, что привёл в качестве ополчения под стены Москвы Болеслав, тоже пытали на момент того, что же это за люди такие, которые рать боярскую так быстро разгромили? Кораблелы, собственно, и донесли до вдов погибших людей моё предложение о переселении. Да, на правах крепостных пока что, но полная свобода – это дело наживное. Тем более, что наши люди, в любом статусе, живут чуть не на порядок лучше основной массы населения в этих местах. Бабы подумали и согласились – даже с компенсацией, что им Олег за обиды выдал, жить без мужика было сложно. Ну а корабелы были поражены возможностями, которые открывались перед ними в Москве. Строить лодки по-новому, быстро, легко – работяг зацепил наш подход. Олег же и Добролюб людей удерживать не стали. Это было что-то вроде некой моральной компенсации за неспровоцированное нападения боярина Болеслава. Итого к нам пришли почти два десятка семей – несколько пар молодых да вдов, что уже давно в гребцах волочили довольно жалкое существование, присоединились к корабелам и тем, чьих отцов да мужей мы убили в бою. Почти на сто пятьдесят человек население разом возросло, правда, в основном, это были дети да подростки. С переселенцами всеми процесс стандартный – конфискация в казну имущества, медосмотр, опрос, документы, крепостничество, выдача квартиры в бараке, мебели, прочих нужных в жизни вещей.

   – Государь, Рюрик тебе свой поклон передаёт, и по Болеславу сказал отдельно, правильно ты всё сделал, – мы сидели с Олегом в нашем актовом зале, – теперь боярином, как ты зовёшь, Ладимир стоит, он позже тоже подойдёт, по части расплаты за лодки. Ещё вот что Рюрик тебе передал...

   Олег достал из-за пазухи свёрнутый пергамент. Я уже нормально разбирался в словенских чертах да резах, поэтому чтение не заняло много времени. Больше заняло обдумывание написанного. Рюрик прислал лично-официальное письмо. В нём были здравницы, спорные вопросы, вроде Болеслава, описаны были как решённые к всеобщему удовольствию, а потом были "плюшки". Сперва достаточно расплывчато были изложены предположения о том, что раз я под Яровитом хожу и тем кичусь, знать, воин добрый. Уточнил про новое слово у Олега. Оказалось, это бог такой, грозный и отмороженный на всю голову. Очень уж агрессивный, воинам такое нравиться. При этом – молодой, ранний, за весну отвечает. И с чего Рюрик взял, что я таким богам поклоняюсь? А, вот, дальше всё расписано.

   Коли уж называюсь я "боярином", то есть вот тем самым фанатом Яровита, и страну свою зову "боярством", то есть подвластной этому молодому отморозку, надо бы такому человеку крышу иметь достойную, у более ответственных и старших товарищей. "Ибо Ярый, боярский, город Москва без князя быть не может" – так написано. На эту роль Рюрик предлагал себя. По сути, он описал мне нормальные такие феодальные отношения. Мол, он главный князь, я под ним буду "боярином". Слово, кстати, новое, мною введённое и не раз произнесённое при Олеге, в тексте тоже было. Очень оно легло хорошо на местную почву. Раз есть конунг-князь, то дружинник его доверенный, помоложе который, будет боярин, "ибо ярый", всё верно, подручный по воинскому дело он, получается. Своей волей Рюрик давал мне Новгородское боярство. То есть, предлагал включить Москву в пределы княжества его, а меня оставить наместником тут. Причём хитро так предлагал, зараза, вроде как я ему и не подчиняюсь, дань не плачу, войско не выставляю, не отчитываюсь, но на помощь при угрозе той же Ладоге я обязуюсь прийти "конно-людно-оружно". За это – право торговли по всем новгородским землям без сборов и пошлин, в чём мне дано крепкое княжеское слово. И лукавый такой вопрос, согласен ли я, или помочь надо, решение-то принять?

   – Чего пишет, если не секрет? – прервал мои размышления Олег.

   – Так а ты не читал? Ах да, печать же целая... – я задумался, одному решение принимать не хотелось, – Я со своими посовещаться должен, вечером давай опять встретимся.

   Отправил Олега к его дружинникам и собрал своих подручных.

   – Завёлся у меня друг по переписке, – начал я рассказывать содержание письма собравшимся, Буревою, Ториру, Святославу и Лису, – Рюрик зовут. Пишет, мол, будьте здоровы, проблем меж нами нет... Да-да, по Болеславу тоже всё ровно. И даёт он мне боярство Новгородское на следующих условиях...

   Я пересказал своими словами содержимое письма, бланки о неразглашении все подписали заранее. Реакция была разной. Буревой со словами "Вот и ладушки!" успокоился, Торир прикидывать начал военную помощь Ладоге, Лис – торговые барыши считать. А вот Святослав, как и я, были в настроении достаточно мрачным.

   – Нам предлагают лечь под Новгород, – прямо, без экивоков, заявил я.

   – Как так?.. Вроде же только торговля да помощь военная, – удивились Торир с Буревоем.

   – Только вот о своей помощи нам Рюрик ни словом не обмолвился, – помрачнел Лис, дошло до него.

   – Да и это поначалу так, потом хуже может быть. Воинов разместить попросят, бабу какую под Сергея подложат, для скрепления союза... Ай! – за такие слова Зоряна, наш стенографист, огрела Святослава за такие слова пресс-папье.

   – Вот-вот, бабу под меня подкладывать – себе дороже, – под всеобщий смех сказал я, – могу ни я, ни она до пенсии не дожить. Ладно, чуть расслабились, теперь надо что-то думать. Предлагаю вот что. Отказывать мы не будем, – мои приподнялись над табуретками, – пока. Надо бы переговоры провести, хоть вот так, по переписке. Условия-то княжеские хорошие по местным меркам. Но и не дело будет, если мы своих не выдвинем. Поэтому предлагаю в ответ написать письмо, официальное. В нем опишем наше видение ситуации, наше предложение, наши условия. Ну и спросим, тоже лукаво, согласен ли Рюрик?

   – Только вот что мы ему в ответ на предложение боярства предложим?

   – Орден, знамо дело, – я вспоминал, как в нашей истории раздавали безземельные дворянские звания иностранным королям, – Есть такой способ, дворянство, ну, статус в государстве, дать, без земли, прав, обязанностей, почётный титул. У нас титулов нет, поэтому будем орден давать.

   – А что за орден?

   – Ну тут выбор не велик – "Орден дружбы народов", – улыбнулся я, и сел писать черновик письма.

   "Письмо запорожцев турецкому султану" писали до вечера, шуточки да смехуечки я из него изъял. А то мои мужики что-то развеселились сильно, Олег, вон, от письма того сидит ни жив ни мёртв, боится такое князю своему вести. Получилось в послании следующее. Мы, мол, люди гордые, нам только равноправные договора годятся. Поэтому, если уж помощь военная да торговля – то только взаимно, а за боярство спасибо. Мы же в свою очередь делаем тебя, князь Рюрик, кавалером Ордена Дружбы Народов первой степени. Пойдут тебе такие условия, или тоже помочь с решением надо? Положение об Ордене делали ещё неделю, как и саму "висюльку". Получилась она у нас медная, с напылением золотым, что из шитья барахла боярина Болеслава взяли. Орден был в виде некоего солнышка с кучей лучиков, внутри – маленькие серп и молот со звёздочкой, наш герб, получается. Эмалью залили частично его, на тыльной стороне порядковый номер выбили. Документы к ордену полагаются и статус носителя сей "висюльки" на территории России. По нему Рюрик может за счёт государства столоваться, с семьёй, но без дружины, жилье ему выделим, да право ношения личного оружия дадим. Такой вот пердимонокль, он нам под себя лечь предлагает, мы ему – переехать и работать у нас в Москве на казённых харчах. Надеюсь, шутку он оценит. Олег, например, не оценил, за голову хватается, просит не посылать с ним такое. Ничего, пусть Рюрик подумает, как со своим уставом в чужой монастырь лезть.

   Мужики, что за лодками пришли уже освоились, лихо гоняли на наших судах по озеру, пытались тягать их руками по какому-то ручью, вроде как волок отрабатывали. Мы их за стенами крепости определили. Посуды выдали, палатки, печки-буржуйки, походные комплекты. Такое раньше только для Горшка делали, спальный мешок, котелок двойной, ложка, много других полезных мелочей, вроде скипидарных зажигалок да рюкзаков под это дело. Олег теперь просит всё это барахло воинам новгородским тоже выдать – уж очень понравилось. Оценили, выдали счёт. Если коротко, то ещё пару лет Гребцы будут вместо дани выкупать за животину снаряжение для людей Рюрика. Так и договорились. Тем более, что с переселенцами да дружинниками пришло и первое стадо овец, что вызвало необходимость сооружать новые постройки, временные, уже в каменной крепости. Под снаряжение же пришлось лодки чуть модернизировать, место определить для нового барахла. Вояки окончательно прозрели – по-богатому их отправляли обратно. Оружия, правда, просили нашего, стального. Но на то у нас запрет, мечи да топоры – только друзьям и только в подарок. Пусть думают, ограничение это торговое не секретное, знают о нём все.

   Наконец, заявился Добролюб из Гребцов с небольшой командой.

   – Здорова, купец! Как добрался? – я поздоровался с отцом Ярило.

   – Буреломы да ручьи сплошные, – в ответ отозвался Добролюб, – про дорогу, что ты говорил, всё в силе? А то зад свой старый окончательно разобью на ухабах тех?

   – Про дорогу – все остаётся согласно наших договорённостей, независимо от решения Рюрика. Людей под стройку да припасов нашёл? Как торговать станем?

   – Да есть люди, им бы инструмент, да и наметить, где делать. А то я от сына слышал, у вас с этим строго.

   – Я тебе человека дам, племянник мой. Он у нас дорожный мастер – такую красоту сделал, закачаешься!

   – И где красота та?

   – Да ты располагайся, пока, я тебя потом прокачу.

   Добролюба определили к Ярило, его людей – в палаточный городок под крепостью. Купец привёз нам олова и свинца, мы ему в ответ стали да бумаги чуть не по весу, нормально сторговались. С торговлей все нормально, а вот со взаимоотношениями с семьёй – засада у дядьки. Надо вроде как Ярило уже в Гребцы ехать обратно, а Жуляна ни в какую не хочет, у неё тут "бизнес", а сама она – "бизнес-вумен", я её так обозвал, вот и прижилось. Барышня устроила натуральный скандал свёкру, мол, тебе надо – ты и езжай. И Ярило под раздачу попал, к мне пошёл, мол, успокой бабу, государь, а то опять мозги пилит, возвращаться не хочет в родные пенаты. Я только хмыкнул, похоже, знаю я причину такого поведения. Взял с собой Смеяну, Зоряну, засели на кухне у Ярило, ждали пока девочки в соседней комнате пообщаются. Там была сначала ругань, потом увещевания, потом тишина...

   – Как невестку-то у вас поменяло. Я думал, взбалмошная она, а тут так расцвела, доброй стала. Пока я про Гребцы не заговорил, – выдал мне Добролюб.

   – Да не надо девок в чёрном теле держать и в теремах запирать, – парировал я, – мы ей только возможность для развития дали, дальше она сама.

   – И что за возможность? – заинтересовался Добролюб.

   – А сейчас покажу, – я быстро смотался в "Салон красоты", принёс альбом, – вот, смотри.

   Как только у нас появился этот салон, так и пошло развитие фотодела. Девчёнки полдня причёску делают, платья шьют, на каблуки влазят, макияж – а потом все смывают, и нет больше красоты. Вот и пришла ко мне щебечущая делегация с требованием выделить фоторесурсы на сохранение образа барышень в нарядах на веки вечные. Буревой, которому я это отписал, застонал, но пожелание общественности выполнил. Теперь у нас на коммерческой основе производится фотосъёмка. Накрасятся-нарядятся – и давай по лесу шастать, места красивые искать, на память снимки делать. Сначала мы это скрепя зубами делали, но потом, когда "болезнь по людям пошла", наоборот, сами начали принимать активное участие в процессе подготовки, подсказки фона да формирования композиции. Просто у нас так хорошо и спокойно стало в городе, особенно среди барышень, что такое стоило любых затрат. А по одному снимку с тех "фотосессий" шло в альбом в "Салоне красоты". Вот его Добролюб и рассматривал. Глядел, и как то странно себя вёл.

   – Кхе! Ишь ты, да и впрямь красиво как! И что, у вас тут прям в таком виде девки шастают? – ткнул он пальцем в крупную барышню с глубоким, экспериментальным декольте, – Вот ведь шельмы! Прям как молодой себя почувствовал, а то теперь-то таких девок уже нет, что в молодости были!

   – Ага, по молодости и пиво слаще, и девки краше, – я подколол купца, – а ты никак себе вторую жену завести хочешь?

   – Да какой там вторую, с этой бы совладать, – в шутку развёл руками купец, – она мне тут на днях...

   Двери, наконец, отворились, оттуда вышли наши барышни.

   – Ну что, всё так? – я подмигнул Зоряне, Жуляна стояла красная, как рак.

   – Ага, – кивнула мне супруга.

   – Ну что, Ярило, поздравляю, скоро у тебя пополнение будет, – я начал трясти руку мужику, то лицом полное непонимание изображает, – да и тебе Добролюб скоро не до молодок будет, внуков нянчить...

   – Это ж как! Сколько лет... – всплеснул руками купец, Ярило все ещё в прострации.

   – Супруга твоя непраздна, Ярило, – нормальным языком передала мои поздравления Зоряна, подталкивая красную Жуляну к мужу.

   Тот наконец выпал из ступора, вскочил, не зная куда себя деть, уже я его подтолкнул к жене, тот подхватил её на руки и закружил по комнате.

   – Отстань, дурень, не дави на живот! – та начала шутливо бить его по плечам тоненькими ручками.

   – Ну вот, разобрались, наконец, – я взял свою жену за руку, – теперь, Добролюб, какой тут уж переезд, пусть тут, под наблюдением врачей побудут, пока не разродятся. А тот там такая история была, пойдём, пусть молодые радуются, а я тебе расскажу...

   По дороге к нашему актовому залу рассказал Добролюбу про свинец в белилах, тот проявил живой интерес. Оказалось, в Новгороде какие-то умельцы с юга водопровод свинцовый делают в богатых домах, в том числе у тестя Ярило сейчас такой. Вот и спрашивает, какие последствия будут? Я только в сторону поминального строения на Перуновом поле махнул и вздохнул – отравятся люди. Предложил ему эксперимент наш повторить, с бритыми мышами и белилами, ну или просто подольше поить мышей из трубок свинцовых, посмотреть потом при вскрытии. Даже в фельдшерскую его отвёл, показал заспиртованных мышей, Добролюб только брезгливо морщился. После больницы перешли к вопросам насущным – к дороге. На утро у нас запланирован удар автопробегом по бездорожью. В смысле, "покатушки" на БТРе со снятым верхом по новой дороге к заводу.

   На тот пробег пошли я, Олег, Добролюб, да несколько стрелков. Вольга на Ладоге остался в этот раз, Ярило вокруг беременной супруги суетится. Сели по местам, приготовились, водитель завёл БТР, дождался параметров пара, и рванул. О! Как он рванул, мы специально самого лихого выбрали. Покатались чуть, к заводу самому не поехали, чтобы соблазнов лишних не было.

   – Зачем тут дорогу сделал? – Олег держался за сиденье, все вылететь боялся.

   – Да мы там, далече, железо делаем. Вон, за борт глянь, там как раз арматуру везут с завода, – все приподнялись, и начали разглядывать "Бычка".

   Тот не спеша, степенно, тащил по дороге открытую платформу и несколько тонн арматуры на ней. Канал Болотный не справлялся полностью с доставкой грузов, приходилось периодически трактора привлекать. Суровая неспешность, вкупе с упрямой мощью трактора впечатлила гостей.

   – И много эта штука ваша везёт за раз? – поинтересовался Олег.

   – Ну, у неё там сейчас под семьдесят сил, после модернизации, значит, – я быстро прикидывал, – с такой малой скоростью более двадцать тонн тонн может утянуть.

   Непонимание со стороны гостей.

   – Полторы тысячи пудов, пятнадцать сотен пудов, – перевёл я в наши величины.

   Над лесом, в рев БТРа и неспешный гул трактора вплелись пленительные словенские выражения, показывающие отношения моих гостей к мощи нашей техники.

   – И что, прям столько всегда и возит? И как часто? – пришёл первым в себя Добролюб.

   – Да по-разному бывает. Летом-то основная масса железа по каналу идёт, он дальше. Трактор только изредка привлекаем. А так в день у нас железа на заводе сотен пять-семь пудов получается...

   Лес опять огласился восторженным словенскми матом, распугав немногочисленных птиц.

   – ... И идёт оно на броню, мечи, стрелы да пулемёты, – продолжил меж тем я, – коли кто прийти в мыслями дурными задумает – железо то в него и полетит. Вот так. Олег, вон, видел, как оно бывает, кидался уже на нас со своими конниками.

   После этого мужики ушли в себя, каждый думал о своём. Потом, в городе уже, вечером поговорили про то, что в голову гостям нашим пришло. Собственно, "покатушки" были направлены на одну простую вещь. Я хотел дать понять, что с Москвой дружить хорошо и выгодно, а вот воевать – очень муторно, затратно и опасно. Правда, с торговлей пока у нас тоже проблемы. Тупейшая ситуация – нет товара для того, чтобы везти его к нам от словен. Оружие, железо, медь, олово, свинец, вино, ткани, украшения, доски, смола, кожа, воск, мёд, мех, янтарь, бисер – это то, чем торгует земля Новгородская, сама производит или перекупает. И по всем этим позициям у нас или есть альтернатива, или собственное производство, или вообще потребности нет. Причём более всего мешает торговле наше промышленное производство. Везут купцы сейчас товар компактный и дорогой, такой продать легче, и лодки не надо громадные делать.

   Да, есть некоторые ниши с объёмным грузом, вроде зерна, что Торир возил. Но во-первых он возил пшеницу, что плохо росла в Скандинавии, и была там чем-то вроде деликатеса. Во-вторых, процесс покупки и перевозки Ториром хлеба был очень многоступенчатый и сложный. Вон, чуть не собственные караваны ему при большом урожае формировать приходилось, и грызть ногти всю дорогу – не отберут ли на Варяжском море лихие люди товар? Скот возили тоже, лодками огромными, даже быков с лошадьми так транспортировали. Но это там, на Балтийском, Варяжском, море, там есть где развернуться таким судам. Тут, в Ладожских землях с их речушками и порогами, такое не практикуют. Потому мне, собственно, овец и пригнали своим ходом. Причём скупать их пришлось Добролюбу чуть не по всем окрестностям. Даже из-под Новгорода ему ягнят уже везли. А ещё коровы да козы, что мне Олег обещал. Но наши расчёты показывают, что после выполнения контракта с Новгородом, животноводство так сильно поднимется в Москве, что дальше мы уже выйдем на собственное воспроизводство стад. И чем дальше торговать?

   Олово да свинец с медью – Буревой в лаборатории трудится, скоро на собственную выделку перейдём, пусть и микроскопическую. Мёд и воск – пасеки наши, что несколько лет назад с моей подачи завёл всё тот же дед, активно прирастают ульями. В подмогу им поля цветочные, что девушки наши попросили засадить для получения красок. Ремесленные товары с Ладоги нам без надобности, ткани да железо – своё и гораздо лучшего качества, украшения да прочие предметы роскоши артели делают, и те тоже отличаются в хорошую сторону от предлагаемых словенами. И так со всем. При этом у Москвы Добролюб готов взять абсолютно всё. Трактора, сырье, заготовки, материалы, оружие, бумагу, доски и даже консервы в банках – наши цены и качество приятно радуют глаз, вот только пока вырисовывается только сбыт московской продукции без какого-либо встречного потока товаров. Теоретически, мы можем просто высосать всю валюту, в любом её проявлении, из словенских земель и дальше и чахнуть над этим златом. При этом отобрать что-то у Москвы занятие бесперспективное, об этом Олегу я чуть не прямо сказал. Ведь делают-то всё люди наши, а коли их в процессе битвы убьют, кто тогда мошну княжескую пополнять станет? Пожалуй, единственный "товар", который у нас есть в недостатке – это люди. Но торговля такая не представляется возможной Рюрику. Обезлюдят земли – как дальше жить? Можно, конечно, южнее брать рабов, или в Скандинавии, но с этим тоже проблем много, там князья, чай, не глупее словенских, быстро поймут к чему такая коммерция приведёт. Вот и думали мы толпой над тем, как жить дальше.

   Это сейчас проблема. Сколько лет мы сидели, не высовывались из своей деревни и чувствовали себя спокойно. Теперь же складывалось ощущение, что нас со всех сторон буквально зажимают, сдавливают, как грецкий орех. Я всё списывал на новую волну колонизации, связанную с прошедшим мором. Прыснул народ от путей торговых, в наши места отправился, вот и закончилась жизнь спокойная. Корелы, новгородцы, со Свири люди – все ломятся к Москве. Расплодились, землю новую да ресурсы ищут, торговлю да мену новую. Отвадить всех не получиться, ни военная сила, ни отсылки к богам не подействуют. Армию соберут побольше, волхвов толковых, и вынесут нас вперёд ногами. Торговать за серебро да подкупать всех? Дружины да князей? Тоже надежды мало на такое, таких богатеньких Буратин как мы, нами же купленные наёмники вскорости и подчинят. Дань платить начнём – через пару лет вместо Москвы очередной город словенский, вроде Новгорода, встанет, утратим мы наработки наши, контроль над людьми, процессами.

   Вот и обсуждали мы с Лисом сложившуюся ситуацию, думали, как выходить из ещё не случившегося, но довольно вероятного кризиса. Долго

   – Как то неправильно получается, – после очередной попытки хоть как-то решить зарождающиеся проблемы, заявил мне Лис наедине, – торговля она же на взаимном интересе строится, а какой тут интерес, если мы только продаём? А взаимной выгоды нет – терпеть нас долго тут не станут. Какой смысл город наш под боком иметь, если мы ничего ни продать, ни купить не можем? Проще толпу большую собрать да в осаду взять. Три года на запасах своих посидим, и сдадимся...

   – Вот это и оно, – я продолжал рисовать схемы да графики, пытался сложить пасьянс, – плохо выходит. Нет у нас возможности заинтересовать в мирном сосуществовании наших соседей. Не через год – так через пять будут стены Москвы ломать.

   На моих рисунках овалы, обозначающие торговцев, купцов, Рюрика, Ладогу, скандинавов, Гребцы были пересечены кучей линий с подписями. Взаимные интересы, поставляемые товары, влияние и политика кратко были обозначены.

   – Ладно с Добролюбом мы договорились. После поставок животины он может на товары с юга переключиться. Хлопок перекупать для нас, лимоны да изюм, пряности. А с остальными как? – линия толстая на схеме тянулась от овала с надписью "Добролюб" к квадратику с надписью "Юг", – начнём свой товар продавать если, многие разорятся, надо им кость бросить.

   Опять мы с Лисом задумались. Я натурально нарисовал кость, потом рядом будку с собакой, домик небольшой с окошками, трубу с дымком... Хм, а вот это, кстати, идея. Кажется, я нащупал один момент, который мы упустили. Схема покрылась новыми значками, их было больше. Лис обратил внимание на это, стал живо интересоваться моим творчеством. Пока не стал пояснять ничего, если я прав, то выход из ситуации мы найдём. И будет он связан с особенностями местного хозяйствования и торговли. Через час я прекратил чертить, и взял новый листок:

   – Так, Лис. Давай подумаем, как выглядит торговля в это время, ремесло. Сейчас давай опишем то, что есть, а дальше двигаться станем к Москве и её роли в текущей политической обстановке

   Мы углубились в описание местной экономики. Участников всех процессов не так много. Это князья да конунги, воины, торговцы, крестьяне и ремесленники. Каждая их этих категорий потребляем вполне себе определённые группы товаров. Власть и знать – предметы роскоши и статуса. Дружинники, учитывая что они и есть тут аристократия, к этому добавляют потребность в броне и оружии. Эти вещи, собственно, и тянут купцы со всех концов в Новгород. Плюс местные, словенские, ремесленники добавляют промышленные товары. И зиждется всё это на продуктах, которые поставляют крестьяне. Последние потребляют толику роскоши, оружия, ремесленных вещей. Такие вот расклады выходят. Торговля – роскошь да оружие, в основном. Массовый спрос – продукты да ремесленные изделия. И если с первым всё понятно, Лис на Ладоге торговлей купеческой занимался долго, то со вторым есть некоторые особенности.