Текст книги "Московское боярство (СИ)"

Автор книги: Максим Макеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 29 страниц)

   В основном крестьяне меняют сельхозпродукцию на дельные вещи недалеко от дома. То есть, везут, например, на Ладогу, что в паре-тройке километров от их села, сено, а за вырученные деньги приобретают иголки да ножи. Коли сильно далеко до торга крупного – своими силами обходятся, обеспечивая сбыт местным, деревенским, кузнецам да прочим ремесленникам. Сами обороты такой торговли, в натуральных показателях, микроскопические, в основной массе крестьянское хозяйство само себя обеспечивает одеждой да инструментом. Да и ценники, трудовые и временные затраты, на выделку ремесленных вещей сейчас такие, что немногие себе позволить могут не то что плуг, сошник для него. Дорого все промышленные товары стоят. А транспортное сообщение – слабое. Это приводит к тому, что купцы крестьянами не занимаются от слова совсем. Не выгодно это, тягать в каждую весь на пять дворов лодку с товаром. Потому и торги, вроде Ладожского, богатеют, там всё крутиться, и земледельцы к таким местам сами тянутся.

   Понятно дело, есть некие подобия коробейников, что везут мелочь на продажу даже в самые глухие места. Мелких лавочники в деревнях присутствуют, которые под заказ с торга привозят в свою деревню товары и отвозят туда сельхозпродукцию. Общей картины это не меняет – самый широкий и многочисленный слой населения практически не затронут товарно-денежными отношениями. Для Лиса это естественно, ну а мне непривычно, я-то во времена масс-продукта рос. Резоны местных торговцев понятны, логичны и просты. Экономически они всё верно делают, ища наиболее прибыльные ниши с компактным и дорогим товаром. Однако нас-то другой момент интересует, не столько финансовый, сколько политический! Мы-то хотим обезопасить Москву! Вот в этом ручье и стал я Лису разъяснять свою позицию. Нарисовал пирамидку из нескольких прямоугольников:

   – Смотри. Сверху вниз пойдём. Вот этот самый маленький прямоугольник – это богатеи да люди властные. Чуть больше, под ними – дружинники. Далее торговцы, следом ремесленники идут, ну а самый большой, внизу – это крестьяне. И размер каждой фигуры количество людей соответствующего статуса обозначает. Согласен со мной?

   – Ну да, земледельцев много больше, чем остальных, – согласился Лис.

   – Теперь смотри, я буду потоки товаров рисовать, – всё, что мы проговорили до этого, превратилось на схеме в стрелки с указанием товаров, которые курсируют между слоями населения, – К власти да богатеям идёт от торговцев роскошь. К дружинникам, от них и ремесленников – оружие и чутка дельных вещей. Продовольствие вот тут, оружие. Согласен?

   – Ну та, говорили о том уже. К чему ведёшь? – не понимал Лис.

   – Вот теперь подумай, глядя на эту схему, кто от кого в данной ситуации зависит. Что будет, если из-под купцов, власти да дружины выбить основу – ремесленников да крестьян? Даже так – кузнецов оставляем, земледельцев – убираем. Что произойдёт?

   – Рухнет всё, – догадался Лис, – кормить некому будет остальных.

   – И ладно бы еда! Давай потоки людские нарисуем. Кто в кого превращается в основном? Откуда берутся дружинники да ремесленники? Правильно! Из крестьян выходят в основном! А вот теперь прикинь. Деревню себе представь какую-нибудь, обычную. И вот в неё торговец московский придёт, станет по нашим, низким ценам сбывать иголки да ножи крестьянам, сошники да лопаты. В начале – за излишки продовольствия. А потом и другое брать начнём чего. Вон, поташ тот же. Пущай жгут траву, а мы потом им топор за золу давать станем. Вроде как по нашим заказам трудиться начнут за плату сдельную. Понравиться такое земледельцам?

   – Хм, кому ж такое не по душе будет? И в случае голода тогда топор сменять можно на зерно...

   – Ага, у нас же, у Москвы. И вот на фоне этого приходит клич от князя – идём Москву брать. Найдёт конунг охочих людей под такое?

   – Да те крестьяне сами к нам сбегут, предупредить об опасности! – усмехнулся Лис, – только вот не выгодно так торговать будет, с каждым мелким селищем.

   – Ты прав. Финансово, если только на серебро переводить, может, и в убыток войдём сперва. Но ты другую выгоду посчитай – политическую. Ежели к себе по рекам в землях словенских да корельских деревеньки таким вот образом притянем, любой князь тридцать раз подумает перед тем, как дружину к нам вести. Это раз. Но всё равно может захотеть дружинников под стены Москвы согнать. А мы ему – другую кость кинем. Пусть внешняя торговля московская вещами более дорогими, не крестьянскими, только через князя идёт.

   – Самому торговать невместно будет многим, – предупредил Лис.

   – А и не надо! Назначит доверенных купцов для работы с нами, через них свою долю в торговле иметь будет! Другим-то мы ничего не продадим! И выходит, что наша пирамидка будет снизу, со стороны земледельцев подпирать князя да дружинников с купцами, мол, не хрен в Москву с войной ходить. А сверху – князь свои барыши считает, тоже людей военных останавливает от поступков неправильных. Из его казны, да с прибылью от торговли с Москвой, дружина лучше жить станет, крепче своего конунга держать. Земледельцы прирастут активами – налоги да подати вырастут. Сошник железный получит крестьянин – пашню больше подымет, детишек накормит и князю прибыток будет.

   – Купцы остались да ремесленники – с ними что? – спросил Лис.

   Я усмехнулся:

   – Первым не до нас будет, перед князем выслуживаться начнут за право торговли с Москвой. Вторым свою кость бросим, будем умелых привлекать под контракты на выделку полуфабрикатов да запчастей, добычу сырья и прочие вещи. Свой-то рынок сбыта, крестьянский, они и потерять могут, конкуренции с московским товаром не выдержат. Кто сметливый будет, умный – таких к себе тянуть начнём, образовывать, учить нашим мерам да весам. Остальные пусть как хотят крутятся.

   – А на Ладоге как? – переживал Лис за свою прежнюю вотчину, – Там и ремесленников много, и крепко они друг друга держатся.

   – А никак, – выдал я, – нас деревеньки да села интересуют, их кузнецы да горшечники. А в города соваться мы не станем, крупная торговля через князя пойдёт. Монополия у него будет. Понятно, что не у каждого – тут князей чуть не каждом селища на три двора – пять штук сразу. Выбирать станем для такого только тех, кто реальной силой и властью обладает.

   – Интересно как получается, всё в итоге на Москву завязано, – чуть подумав заявил Лис, – а если кто поймёт, что крестьяне под нами, считай, ходят уже, а не под князем своим?

   – Подати больше, барыши с монопольной торговли княжеской, – парировал я.

   – А коли торговцы взбунтуются?

   – Пусть князь да дружина их успокаивает.

   – А если...

   Ещё долго Лис проверял на прочность предложенную мой схему. Она выходила устойчивой – некую выгоду при наличии ума да сообразительности могли извлечь все. И атаковать Москву им толку в этом случае не было. Однако, ежели найдётся таки смелый кто, стенами да пулемётами отбиваться будем. После бурных дебатов стали думать, к чему такая работа приведёт нас с точки зрения безопасности.

   – Границу нашего влияния расширим. Где торговлей займёмся, там люди будут заинтересованные в нашем существовании. Чем дальше граница будет, тем безопаснее Москве, тем больше времени для реакции на угрозы будет, тем лучше подготовиться сможем, тем проще с другими правителями договариваться, – выдал я первый и самый главный геополитический бонус, – карту тащи, по ней прикинем.

   С картой провозились тоже долго. По всему выходило, что при желании мы можем реками да озёрами чуть не в Персии торговать, да ещё и в Европу экспорт наладить. Урезали осетра – пока нас только словенские земли да корельские волнуют. У последних пока племенные союзы тут только, государств нет, ежели кто князем и числится, так только потому, что срамным местом не сильно отсвечивает, в отличии от других своих подданных. Утрирую, но идея именно такая. И если мы сначала по берегу Ладоги пойдём, потом – по Волхову да Свири, на Онегу выйдем, то последовательно, потихонечку, свяжем все окрестные племена одним только интересом – чтобы Москва жила и торговала с ними. Лис посмотрел на меня с искренним уважением и просветлевшим лицом.

   – Вот это ты придумал! Мы же так... таким вот образом... ух-х-х-х!

   – Ты сильно не распаляйся, первым делом нас попытаются кинуть нагло, – я остудил Лиса, – потом – всякий неликвид впарить, да ещё много способов обхитрить применят. Да и власть в стороне не останется, начнёт с нас пытаться налоги брать, пошлины торговые, да при этом огромные, купцы попытаются под себя торговлю ту подмять, князя подмасливать станут, чтобы им всем разрешил с нами работать. Варяги да викинги грабить деревни, где мы торгуем, станут те уже более богатыми. Да и внутри сёл начнётся всякое наушничество, воровство, грабёж и обмен награбленным. Это если не подключатся всякие религиозные деятели. Задача, на самом деле, сложная, многогранная, долгая...

   – Ну для меня так в самый раз, – Лис подбоченился, – главное – большая и полезная.

   – Глобальными такие называют, – подкинул я новое слово Лису, если хочешь, можем попробовать просчитать такую схему, да определить где и как начнём.

   -А с Добролюбом что?

   – С ним да с Златобором, мытником, мы схему монопольной торговли через князя опробуем. Пусть у Рюрика бумагу официальную берут, с ней только торг вести станем. Да и товары из дальних земель по тем же документам принимать будем. К земледельцам-словенам пока не суёмся, вторую часть схемы на корелах попробуем здесь, на Ладоге. Если всё выгорит, то и дальше продвигаться станем.

   – Ну значит на том и порешим. Пойду с Ледой посовещаюсь, как сделать всё правильнее.

   – Я тоже пойду, завтра работы много, хоть и выходной.

   Дел действительно не в проворот. Пока мы с Лисом решали вопросы международной политики, гребцы Олега уже собрались выступать домой, на Ладожский торг. Хельг отправлялся с ними и партией инструмента для прорубки просеки. Топоры да пилы с ломами передадут новым дружинникам, что должны подойти в Гребцы, те начнут валить лес на пути между поселением на Свири и Москвой. Конным ходом отправляется Добролюб и Доруш. Первый с повозками, нагружёнными бумагой да смолой, второй – с нивелирами и прочими приборами для прокладки пути. По плану, как раз к тому моменту, как готова будет новая партия новгородцев выдвигаться за лодками, маршрут вчерне будет готов, будет чем в пути заняться дружинникам. Про наши идея в части торговли пока никому не говорили, пусть Рюрик сначала с письмом, что у Олега с собой разберётся, подумает крепко, а там и дальше двинемся. Добролюба успокоили тем, что пара-тройка лет у него есть вполне себе выгодное занятие – спекулировать на животине, что он нам тянет в качестве платы за заказ Рюрика. Другая торговля пока у нас закрывается. Ярило с женой и дружинниками остаются в Москве, пусть и дальше гребцов готовят.

   Ну а у нас – праздник, мы заливаем первый фундамент для нового каменного дома. Окольцовывать будущую гавань пристанями да набережными строители уже закончили вчерне, вот и сподобились выделить ресурсы на жильё. Надо дать людям понять, что улучшение жизни не за горами, а то уже ворчать иногда начинают. Параллельно с этим – строительство нового водопровода да канализации. Потом по плану социальные строения, вроде больницы да клуба, затем – для Смольный и Суворовское, рытьё гавани, производственные мощности, и в самую последнюю очередь – всякие бюрократические здания. Управа, государственный дворец, геологическая служба, тюрьма и суд, другие здания. Единственно, что остаётся пока даже не запланированным – это складские территории. Их слишком часто менять приходиться, разрастаются потребности Москвы.

   Торжественную закладку первого дома провели с митингом. Уже три дня выбеленные верёвки натягивали по всей каменной крепости, делали разметку территории первого квартала. Собрались все жители Москвы, развернули флаги, сколотили небольшую трибуну. Я толкнул речь:

   – Товарищи мои! Граждане! Вот и настал тот день, когда мы завершили работы по организации безопасности города, – народ начал рассматривать стены, с колючей проволокой, помостами, башенками, – самое время и для себя постараться!...

   Гул одобрения прокатился по рядам.

   – Сегодня мы закладываем камень в основание первого каменного жилого дома в нашем городе. Дом тот будет у нас тестовый, каждая семья в нём должна пожить, привыкнуть к новому да научиться пользоваться приборами, устройствами... Знаю, что вы тут все у меня грамотные, сплошь профессора да доценты, – всеобщий смех, объяснял я значения тех слов на уроках, – но кидаться на новое – это не наш подход! Учёба, опыт, и ещё раз учёба – вот наш девиз! И с тем девизом мы и построим, как мы в песне поём, "Для счастья своими руками мы строим наш город родной"! Ура, товарищи!

   – Ура! Уррааа! Уррраааа! В атаку стальными рядами... – народ затянул гимн Москвы.

   – Право первого вынутого куска земли я оставляю за собой, – когда все успокоились. я взял лопату.

   Спустился, копнул пару раз под щелчки фотоаппарата. Потом слово взял Святослав:

   – Я вас привёл сюда строить новую жизнь, после страшного мора. Если что не так, простите меня...

   – Да так всё! Спасибо тебе, Святослав! – раздались крики из толпы, под одобрительный гул.

   – Ну раз так, спасибо вам сказать хочу, и до земли поклониться, – не тратя попусту слова, Святослав прогнулся до пола трибуны, – за то что поверили, за то, что терпели, за то что надежду в сердце берегли. Вот теперь, думаю так, положим мы начало нашей новой жизни, счастливой!

   Одобрительные крики слились в один большой гул. Святослав взял мою лопату, и тоже вырыл ямку. Потом я объявил, что теперь слово скажут представители наших южных соседей – Олег и Добролюб. Мы их чуть задержали именно из-за этого события. Мужики потерялись, я их не предупреждал. Добролюб залез первым на трибуну:

   – Люди! Большое дело вы затеяли, доброе. Желаю чтобы боги вам в том деле помогали, да и нас не забывали! – смешки в толпе.

   – Рюрик, князь Новгородский, вам шлёт своё приветствие с надеждой на дружбу долгую! – также коротко высказался Олег, и уже было намеревался потеряться в толпе, но не тут то было!

   – Мы благодарны соседям нашим за слова добрые, и в ответ также хотим, чтобы день этот они запомнили! – я придержал мужиков на трибуне, – Награждает Государство Российское Орденами Дружбы народов второй и третьей степени соответственно Олега, воеводу Ладожского, и Добролюба, боярина Гребцов! Ура!

   Наш детский оркестр изобразил корявый туш, вышел Торир с орденами на подносе и нацепил цацки на удивлённых словен. Вторая и третья степень ордена были сделаны из серебра и меди соответственно, статус мало чем отличался, разве что ограничениями по времени пребывания в Москве "на халяву". Олег молчит, красный, Добролюб удивленно гладит непривычное украшение.

   – Ну, теперь, когда официальная часть закончена... Экскаваторы! Вперёд! – загудели двигатели двух празднично наряженных экскаватора, поднялись ковши, и со скрежетом вонзились в землю...

   Это недолго продолжалось, праздник всё-таки. Поэтому когда митинг разошёлся, к людям и экскаваторщики присоединились. Веселье по всей Москве, люди ходят в новых нарядах "от Жуляны", гости никак не могут отойти от награждения. И вот посреди этой радости – колокол! Наш сигнальный, тревожный колокол! Да что же за напасть такая!

   – Лодка идёт! По озеру, большая! – доложился дежурный.

   – Вот так всегда, как ни праздник, так гости незваные, – беззлобно матерясь Святослав в снаряжении двигался со мной на рубеж обороны, что был определён вдоль озера.

   Лодка замерла напротив крепости, а потом потихоньку двинулась в нашу сторону. Метрах в двухста остановилась, с неё замахали и закричали. Присмотрелись в подзорные трубы... Ба! Инспектор! Ну, Златобор, в смысле.

   – Инспектор! Ты меня до инфаркта доведёшь! Это же надо было так припереться, прямо с корабля на бал! – мы поздоровались с прибывшим и засмущавшимся парнишкой.

   – А я вот... Отец послал... А тут – крепость такая! Я же не думал, что она так стоять будет! Прости, если что не так, – и поклоны ломит.

   – Спину то не порть, нормально все, только напугал ты нас сильно, – я улыбнулся, – пойдём, тут и Олег, и другие приехали, из Гребцов...

   – Кто такие? – забеспокоился купеческий сын, – Тоже по торговой части?

   – Ага, но ты не переживай, с тобой мы давние друзья, не обидим. Давай лучше на праздник к нам, – я повёл было мытника на площадь.

   – Не, погоди, Государь, я не один. Супруга со мной, отдариваться приехала, за подарки те, что вы передали, – парень кинулся на лодку. Там в носу непонятная конструкция, вроде домика, из неё вышла девушка.

   Обычная такая девушка, что, однако, не делает её менее привлекательной. Вышла на нашу пристань, что возле судостроительного была, туда лодку их поставили, и давай мне с поклонами какой-то свёрток тянуть. Я его принял, поклонился, спина не переломится, поблагодарил и давай его рассматривать. Ой! Красота-то какая! Она мне плащ вышила, красный, с оторочкой золотой, и грандиозным серпом и молотом во всю спину, застёжка богатая, золотая, прямо – мечта мушкетёра! Не удержался, нацепил на себя. Народ-то как восхищенно охает – яркий, красивый, на солнце переливается, серп и молот так вообще светится как фонарик диодный! Я прям обнял и Златобора и жену его:

   – Блин! Теперь мы с вами не расплатимся! Это ж надо – красотища какая!

   – Да я то что... Вон, жена-мастерица, – смущённо шаркает ножкой наш Инспектор.

   Подлетела, прорвавшись сквозь толпу Жуляна, облапила плащ, восхищённо поцокала языком, и со словами "Пусть мужики тут сами разбираются!", утянула супругу нашего мытника, её Надёжа зовут, за собой. Ну а мы пошли дальше праздновать, параллельно рассказывая Златобору что да почему мы справляем.

   После праздника закипела работа. У строителей – своя, ну а у нас своя. Отправили людей в Гребцы двумя маршрутами, по озеру и по суше. Златобора стали окучивать отдельно. Пришлось отойти от принятого решения, и произвести последнюю мену по-старинке. Мы мытнику в лодку отгрузили бумаги, он нам – олова да свинца. Собственно, пока это будет наша последняя торговая сделка. Дальше без разрешения Рюрика мы менять товары не хотим. Мытник расстроился, очень на открытый им торговый путь рассчитывал. Попытались успокоить тем, что его мы пророчим в качестве доверенного лица князя. Сядет на монополию с Добролюбом, хорошо подняться сможет. Златобор же сильно сомневается в таком развитии событий. Ему вроде как не по чину такими вещами промышлять, не очень богат и знатен род его. В основном, местной, северной торговлей они живут, связей в богатых южных землях не имеют нужных. Тут влез Лис. Мол, раз у тебя контакт налажен, не подсобишь ли нам с торговлей с корелами. Мелкой, да, крестьянской, однако оклад можем московский поставить, тоже неплохо жить станешь. Мытник парень не глупый, сразу соглашаться не стал, надо ему с отцом эту тему проговорить, обмозговать. Пока же слёзно попросил вернуть ему супругу:

   – Бабы ваши как забрали, так только поздно ночью и увидел, а ни свет ни заря, опять к ним побежала, – жаловался наш Инспектор.

   – Что там вообще происходит? – я обратился к Ярило, – Жуляна опять буянит? Вот ведь шило в ... ну , в спине, одним словом.

   – Да ты Златобор не волнуйся, сегодня вечером, на пиру, все увидишь, – хитро улыбается Ярило, и мне подмигивает.

   О! Значит, сейчас в нашем Салоне происходит священнодействие превращения Надёжи в красавицу писаную при помощи магических тряпок и волшебной косметики. Мы успокоили Златобора, мол, вечером пир – вот девчёнки и готовятся. Тот не совсем понял – пир и бабы тут существуют в совершенно разных плоскостях. Объяснили про равноправие – не понял, посчитал блажью.

   И так считал до самого вечера. Посиделки были камерные, в актовом зале, только начальство да гости, считай, собрались. И вот в самом начале праздника ввели пунцовую Надёжу, в модном московском платье, с грамотным макияжем (сколько я вечеров потратил, заставляя снимать "штукатурку" с лиц своих моделей Жуляну!), на каблуках, в прическе а-ля пятидесятые. Ну и на голове нечто, напоминающее помесь ободка и диадемы, нельзя тут с простыми волосами на людях, вот так и выкрутились. Опять сногсшибательный эффект, Златобор натурально упал на задницу, причём прямо на пол. Посмеялись по-доброму, мытник на супругу по-новому посмотрел, да и ушёл на удивление быстро с фуршета. Чувствую, прибавка скоро в семействе у него будет.

   На неделю пришлось мытнику задержаться. Наши "салонные барышни" растормошили до селе скромную супругу мытника, и теперь та каждый вечер упрашивала его побыть ещё чуть-чуть. Инспектор пытался сопротивляться, но получалось плохо – Жуляна увидела в Надёже отличную модель для многих своих идей и чуть не каждый день наряжала её по-новому, ставила эксперименты в области причёсок да макияжа, и таскала по красивым местам, фотографироваться. Поэтому, когда наконец Златобор твердо решил выдвигаться домой, ему принесли, наверно, первый в мире журнал. Правда, без глянца, без текста, в черно-белом цвете, но между тем. Златобор пять изобразил "сногсшибательный эффект", опять на пол упал, так что теперь такая реакция в Москве называется "эффект Златобора". Отправили, наконец-то, мытника домой. Нам от Надёжи достались хитрые способы вышивки, да геморрой Обеславу, который под них пытался создать новую швейную машинку, со сменными режимами работы. А как тут не ваять, если толпа "салонных девочек" смотрит своими милыми глазками, хлопает ресницами, и жалостливо так просит. Может бы парень и "слил" бы заказ, в план поставил на попозже, но во главе тех девочек – супруга его Вера, и деваться, значит, некуда. Вот и тратит все свободное время на механическое творчество и проектирование.

   Отправили по домам всех гостей, вздохнули спокойно, как-то быстро события пошли у нас, тяжко даже мне. Я вечер в поисках тишины полез на стену крепости, сижу, на вечернее небо пялюсь. Вдруг со стороны нашего завода поднимается какой-то огонёк. Поднимается, застыл, и давай мне мигать! Я думал – всё, галлюцинации. А мигает-то огонёк странно, такое ощущение, что повторяются его вспышки по какому-то заданному алгоритму. Длинный, короткий, короткий, длинный, короткий, длинный, опять всё заново... Я рядом Влас пристроился, и что-то в блокноте черкает. Потом на месте огонька вспышка грандиозная, и все сразу пропало.

   – Эх-х-х, опять сгорел, – тяжело вздохнул Влас, – тут это, твой друг-корел опять нарисовался, Федя.

   – Э-э-э-э, – только и смог выдавить я, стою ошалевший, рот беззвучно раскрываю, – что это было!?

   – Да Лавер все фонарики пускает свои, пытается связь наладить напрямую, – пожал плечами Влас, – что тут такого?

   – А "подмигивание" это? – я пока ещё не верил своим глазам.

   – Да мы дымы хотели пускать, на случай серьёзной опасности. Он предложил светом все передавать, а потом уже и за менее серьёзные сообщения взялся, вроде прихода Феди. Долго мучался, выдумывал свои "короткие-длинные", я ему таблицу выдал, по которой мы в типографии дырки пробиваем в лентах. Вот теперь по ней он и "подмигивает"...

   Я изобразил "эффет Златобора" – натурально присел на задницу. Ну ничего себе, какой ГэБэшник индустриально подкованный попался! Прям Лаврентий Павлович, тот тоже помимо "врагов народа" на себе ещё и космос с ядерным проектом тянул.

   – А этот твой Лавреннтий Павлович... тьфу, Лавер, он каким Макаром так высоко поднимает фонарик-то?

   – Да я его на башню отправил ближнюю, он рапорт сам написал, мол, дело полезное, хочу попробовать. Мы ему под это из нашего бюджета ресурсы выделили, вот и получилось... И неплохо, надо сказать, вышло! А что за Лаврентий Павлович? У Лавера отца вроде по-другому зовут?

   Провёл небольшой экскурс в мою историю, для Власа это, правда, будущее. Парень только одобрительно покивал, мол, хороший ГэБэшник был, годный, надо тоже таким стать. И пошёл паренёк домой. Я же и так сидел офигевший до полной бессознательности. Надо бы мне завтра за Федей самому прокатиться, глянуть, что там за Лавер такой.

   Путь до наблюдательной башни с утра не занял много времени. Вокруг – тишь да благодать, птички поют, лес шумит, колючая проволока на ветру чуть колыхается. Внутри – сплошное нарушение дисциплины. Вся дежурная смена, все три человека, даже тот, который спать должен, занимается аппликациями. Над ними царствует Лавер, бегает, измеряет линейкой что-то. Они склеивают грандиозный фонарик из бумаги. В углу сидит Федя, фингалом отсвечивает да и в целом выглядит сильно побитым. Я было на мужиков кинулся, те руками развели, это точно не их работа.

   – Здорова, Федя! Кто тебя так? – поздоровался я с корелом.

   – Да тут... такое дело... – замялся корел.

   – Ты прямо говори, чай, не чужие люди. А с вами я отдельно поговорю, – я погрозил дежурной смене кулаком, будут знать как дисциплину нарушать, мужики мои только тяжко вздохнули.

   Федя, когда мы остались наедине, поведал причину прибытия. Она оказалась тесно связана с наличием ссадин и "фонаря" под глазом. Если кратко, то разукомплектовали их три села в части нашего инструмента. Изъяли в пользу их головы-старейшины. Тот наконец созрел вступиться за детей своих данников, собрал дружину, припёрся к Фединому селу. По дороге и в других двух побывал, обмозговал увиденное, и сделал вывод, что его тупо хотят "кинуть". Вроде за защитой мужики приходили по зиме, а тут все с прибытком вместо ущерба, новыми железными инструментами машут да копают. Поход голова отменил, инструмент в свою пользу в счёт дани-мыта изъял. Федя было вступился за лопаты-грабли, мол, не просто так дали, почти в аренду, долги чтобы отдать. За это ему и прилетело. Федя, не будь дурак, на болота пошёл, плот из веток-палок смастерил, и двинул к нам. Причём не защиты просить, а рассказать, что долги ещё не скоро отдать получится.

   Если честно, в моё время это называлось одним словом – беспредел. Я сам "лихие 90-е" не застал, но судя по кинематографу, даже бандиты-рекетиры, если уж "вписывались" за коммерсанта, то проблемы его с другим криминальным элементом решали. А этот голова и дело захвате детей спустил на тормозах, и инструмент спёр, да ещё и Феде морду набил. Отморозок, одним словом, даром что на севере живёт. Но тут проблема – Федя обитает вне зоны действия наших законов, фактически, под головой тем ходит. И у меня дилемма – или уподобиться носителям демократии или там социализма из моего времени, и пойти вломить тому старейшине по первое число под пафосными лозунгами, типа "защиты народовластия" или "свержения тирана". Или спустить всё на тормозах и просто дождаться, пока корелы отдадут долги. Ведь даже Федя защиты не просит, понимает, на чьей земле живёт.

   Чисто по-человечески, надо беспредел покарать. Причём жёстко, чтобы не было потом желания нас на прочность проверять да наших должников в свою пользу трясти. Но по местным понятиям, укладу жизни – надо идти с головой разговаривать, пиры там гулять, так вопрос решать. Но и тут старейшина выкрутится – скажет, мол, не я их посылал на БТР кидаться, не мне и расплачиваться. А инструмент железный он как дань взял, со своих налогоплательщиков. Какие тут могут быть претензии?

   – Вот что Федя, сейчас мы ничего решать не будем, твои слова я услышал. Обожди тут...

   – Да мне сеяться надо, – грустно промолвил корел.

   – Ну тогда дуй к себе, мы как придумем что-нибудь, я тебе или человека пошлю, или сам появлюсь. Про долг не сильно переживай, нам не к спеху, детки ваши присмотрены да ухожены. Ты, кстати, как, не хочешь проведать?

   – Да с таким лицом, – Федя потер фингал, – перед сыном появляться не хочу, пусть спокойно у вас живёт.

   – Ну сам смотри. Пока тут перекантуйся тогда, а по утру пойдёшь через болото. А мне ещё Жуковских доморощенных надо проведать.

   Мужики-воздухоплаватели сидели грустные, зыркали периодически недобро на Лаврентия, тьфу, Лавера. Тот тоже с потерянным видом, вроде, старался для всех, а тут претензии от Государя.

   – Здорова ещё раз, аэронавты. Ну, рассказывайте, как вы до жизни такой докатились. Делитесь, так сказать, впечатлениями...

   Всё просто – уж очень восторженно Лавер про фонарики мои рассказывал. Вот и подговорил мужиков ему помочь. Те сначала отнекивались, потом, когда первый фонарик полетел, прониклись, и теперь вот сидят, клеят шары. Ну, не шары – гигантские сосиски какие-то, не удобно иначе запускать их с башни. Мужикам – выговор и штраф за то, что вместо дозора аппликациями занимаются. Потом – премию в два штрафа каждому, но с условием, что в следующий раз такого безобразия не будет. Дозорные повеселели, начали бойко рассказывать про свои успехи с фонариками. Лавер пока молчит, с ним отдельный разговор будет. Его я вывел как Федю, на доверительную беседу.

   – Ты здорово придумал, правда. Только пару моментов не учёл. Первый и самый главный. Ты у нас кто? Госбезопасность. А значит должен был подумать над тем, что сообщения твои, да нашим гражданским кодом, ну, словами из длинных и коротких чёрточек, любой дурак прочитать сможет, если он в Москве учится. К типографии то у нас доступ есть у некоторых, поймут твои сигналы. Это первое. Второе. Почему сам делал? У тебя шар на сколько поднимается?

   – По верёвке – на двадцать два метра, дальше не идёт... – грустно ответил Лавер.

   – Ну вот. А почему знаешь?

   – Тяжёлый очень. А тонкий не держится крепко, толще делать приходится.

   – Потому не из бумаги его сооружать надо, а из ткани специальной, да так, чтобы не сгорало всё. У тебя же одноразовый шар получается? Ну вот, я так и понял, по вспышке пламени на стене Москвы определил. Значит, надо подключать наших девочек, пусть ткань потоньше сделают. Химиков надо, чтобы пропитку негорючую для неё сделали. Да и система твоя сигнальная... Покажи хоть её, чтобы не голословно обсуждать.

   Система была... Интересная, именно то слово. По сути своей она напоминала прожектора, которыми на море в моё время семафорили. Только вот сделано всё малость по-дурацки. Ибо внешне система связи была похожа на часы с кукушкой, где вместо птички выглядывал увеличенный в несколько раз фонарик для винтовки. Учитывая, что вместо горелки у шарика использовался какой-то котелок подвесной, совсем непонятно как оно поднимается. Но поддержать хорошее начинание надо. Своим умом додумался парень, не то что я, подсмотрев в будущем. Потому ругать парня я не стал: