Текст книги "Старый, но крепкий 8 (СИ)"

Автор книги: Макс Крынов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

Глава 25

Я в очередной раз вышел на плац и пошагал к Сяо Фэн. Наставница стояла боком ко мне и не спешила поворачиваться – похоже, злится.

Когда между нами остается два метра, останавливаюсь.

– Госпожа. Приношу свои извинения за пропущенные занятия.

В очередной раз понимаю, что мир вокруг стал куда объемнее, чем раньше, и ощущаю я все гораздо ярче. Пусть наставница посмотрела на меня спокойным взглядом, она явно раздражена – пальцы сжимают рукоять деревянного меча с такой силой, что еще немного и дерево начнет проминаться, как кусок сыра.

– Ты пропустил четыре дня тренировок, пацан, – спокойным тоном сказала Сяо Фэн. – Если хочешь до конца дней быть в отстающих, то ты все делаешь правильно. Если не хочешь, то зачем пропускать?

– Четыре дня назад я пробудил осязание и перешел на новую ступень боевого искусства. В оставшиеся три дня я пытался освоиться с новыми возможностями.

И довольно успешно – у меня получилось раздвинуть свою новую способность до трех метров. Достаточно, чтобы спокойно применять ее в бою.

– Знаешь, как бы осваивалась с новыми возможностями я?

– На плацу?

– Верно, пацан, – качнула головой мечница. – Если кому-то нужно освоить медитацию, он медитирует. Если ему хочется научиться жонглировать, он подбирает камни и пытается. Не знаю, как ты там осваивался со своими возможностями, но вряд ли это было результативнее старой-доброй тренировки.

Я слегка поклонился.

– Я попытаюсь показать, чего достиг за эти четыре дня, госпожа. Возможно, это вас удивит.

– Конечно, – насмешливо улыбается наставница. – Удиви меня.

Возвращаюсь к стойке и сразу тяну один из самых прочных и крепких шестов, что здесь есть. В половине есть расщепы, трещины и другие дефекты, надо бы сказать оружейнику заменить инвентарь.

Я встал напротив мечницы, крутанул в руках шест, наслаждаясь ощущением вспарываемого воздуха.

– Готов?

– Да.

В следующую секунду наставница молнией рванулась ко мне, занося меч для удара. Я продолжал стоять с шестом наперевес – пока наставница добежит, она может раза три сменить хват меча и направление удара.

Когда между мной и Сяо Фэн оказалось три метра, я почувствовал каждое ее движение, каждый градус, на который смещался меч, каждую напряженную мышцу. Деревянный шест в моих руках ожил и змеей рванулся вперед, отбивая размашистый удар. Наставница хмыкнула, напитала свой меч Ци и атаковала снова: молниеносный укол в грудь. Раньше я увидел бы лишь размытую тень и получил бы тычок, сломавший мне пару ребер. Теперь же я чувствовал, как ее вес сместился на переднюю ногу, как напряглись мышцы руки, готовясь отправить меч вперед. Если я подниму шест для защиты, она с легкостью может разорвать дистанцию, или ударить в любое другое место. Поэтому я сделал крохотный шажок назад и слегка опустил шест, будто готовясь защищать ноги. Наставнице пришлось чуть увеличить последний шаг, зато она теперь не сомневалась и ударила по «открывшемуся» корпусу. Именно туда, куда мне и нужно.

Я повернулся в последний момент, и ее деревянный меч прошел вскользь по моей груди. Шест уже летел по низкой траектории, целясь по колену.

Сяо Фэн отпрянула, но я будто прилип – метнулся следом, обозначая удар по кисти, от которого она с легкостью ушла.

Ее физическое превосходство все еще оставалось пугающим, она была быстрее и сильнее, но сила не помогает, когда противник успевает увернуться от удара, а скорости не хватало, чтобы изменить траекторию удара и сохранить его силу – я по-прежнему получал болезненные тычки, но до переломов не доходило и не дойдет.

Раньше невозможно было сократить расстояние между нашими навыками. Наставница была куда быстрее, куда сильнее. Сейчас же в пределах трех метров от меня я чувствовал все. И тех долей секунды, когда оружие наставницы появлялось в пределах этой сферы и летело в меня, хватало, чтобы чуть сдвинуться и увернуться, либо ударить ровно так, чтобы отклонить чужое оружие. Либо – оттолкнуться от этого оружия, когда наставница напитывала меч невероятным количеством энергии, и сдвинуть я его не мог.

В нашем поединке вел я. Я знал, что если открою правый бок, когда она держит меч максимально удобным для тычка хватом, то атакует она именно туда. Я бился в максимально быстром для себя темпе, и пусть преподаватель была еще быстрее, реагировала она привычными шаблонами, вбитыми на подкорку – ей не хватало времени, чтобы выработать другую тактику. Она, конечно, пыталась, но я тут же отслеживал изменения в ее поведении. Как только ее оружие устремлялось в предсказанную точку, мой шест уже ждал его там, чтобы оттолкнуть ее оружие, либо использовать его импульс, чтобы отскочить, развернуться, заставить сделать лишний шаг, потратить силы на восстановление баланса.

Я заставлял ее бить по пустоте. Деревянный меч не раз рвал мои одежды, но постоянно проходил в сантиметрах от тела.

Не скажу, что мне было легко. Спустя десять минут безостановочного боя пот заливал глаза, а мой мир сузился до сферы восприятия.

Каждая мышца горела. Я хрипло дышал и не мог отдышаться. Навык анализа работал постоянно, просчитывая и запоминая движения наставницы.

Я выжимал себя досуха, но и наставница уставала. На ее идеально гладком, сосредоточенном лице проступили крохотные бисеринки пота. Дыхание стало чуть более частым.

Я не выдержу в долгом противостоянии – наставница выиграет за счет чудовищной выносливости. Пусть она уже начала уставать, я свалюсь первым.

Увы, терпение наставницы закончилось куда раньше, чем силы. Она отпрыгнула метров на пять, и я почувствовал, как Ци вокруг начала стекаться к Сяо Фэн, напитывая и усиливая ее.

А потом женщина оттолкнулась от плаца, прыгая в мою сторону. Камни вздыбились, парочку вывернуло из мостовой. Женщина летела ко мне, словно пушечное ядро, оставляя за собой вихрь пыли, а деревянный меч с жутким гулом рассекал воздух. Это уже перестало быть тренировкой, женщина не пыталась больше финтить и играть в наставницу. Я знал, что такой удар нельзя парировать, от него нельзя увернуться, можно только выставить перед собой шест, в попытке смягчить чудовищный прием.

Мозг работал на пределе. Анализ выдавал десятки вариантов, и все они заканчивались синяками и переломами. Но среди них был и другой вариант, самый рисковый. Если не получится – я не успею защититься, и меня будут откачивать целители.

Я не стал уворачиваться. Вместо этого я сделал шаг навстречу удару, напитывая оружие оставшейся Ци, вкладывая в удар все силы до последней капли.

Мой шест не пошел наперерез ее мечу. Он прошел в десятке сантиметров от деревянного клинка и ударил в правую ключицу. Одновременно с этим я упер другой край шеста в каменную мостовую.

Мечница так и не дотянулась до меня клинком. Благодаря шесту, в который она врезалась, женщину швырнуло в сторону, будто жестокий ребенок откинул тряпичную куклу. Сяо Фэн тяжело рухнула на плац и несколько раз перекувыркнулась, встретившись лицом с камнями.

Воцарилась оглушительная тишина, нарушаемая только моим хриплым, прерывистым дыханием.

Сяо Фэн лежала на спине. Один рукав ее одежды был разорван, волосы растрепаны. И из ее носа тонкой струйкой стекала кровь. Проходящий мимо нас слуга с метлой застыл и смотрел на отброшенную наставницу с каким-то священным ужасом. Даже я дернулся было к ней, хотя и видел, что она не потеряла сознание.

Сяо Фэн со стоном перевернулась, неспешно села на плоский булыжник, вывороченный из плаца в пылу схватки и утерла бегущую из носа кровь.

– Ты победил, – неверяще сказала мечница. И спустя несколько секунд повторила непривычные для себя слова. – Ты меня победил.

Был ли я рад?

Разумеется! Это достижение можно поставить в ряд с изготовлением самых лучших эликсиров. Самая величайшая моя победа – практик ВТОРОГО РАНГА победил практика ЧЕТВЕРТОГО!

Но я не прыгал до неба, не лыбился и не хохотал, как безумец. К этому успеху я упорно шел долгое время и предвкушал и проигрывал его в голове настолько часто, что уже перегорел. Вместо ощущения триумфа – только слабая улыбка и понимание, ты – молодец.

Сяо Фэн поднялась медленно, без привычной резкой грации.

– Запомни этот день, – устало произнесла женщина. – Запомни то, что сделал. Сегодня ты показал, что можешь гораздо больше, чем думают окружающие. Мне будет интересно следить за тобой и твоими новыми достижениями.

– Благодарю вас, госпожа. Ваши уроки были тем горнилом, которое меня закалило.

Женщина поморщилась и отмахнулась.

– Я не дала тебе ничего исключительного. Все дело в табличке, которой ты когда-то коснулся. Она создала твой талант.

Меня это покоробило, но в чем-то она была права. Если бы не система, я таких результатов не добился бы. Впрочем, если бы не мои принципы, я мог бы добиться и не таких результатов, давно вырвав из памяти наставницы опыт оружейного боя.

– Ты точно не под эликсирами? Двигался, будто акробат.

– Всего лишь улучшенное осязание, – пожимаю плечами. – Теперь я ощущаю абсолютно все в радиусе двух с лишним метров от себя.

– Ненавижу, когда мне врут, Бронсон, – помрачнела мечница и тут же пояснила. – Не хочешь говорить, хотя бы выдумай достаточно правдоподобную причину. Улучшенное осязание работает не так.

Я озадаченно хмыкнул. Похоже, мой опыт с поглощением чрезмерного количества Ци дал мне куда больше, чем я думал.

Наставница не стала ждать ответа – развернулась и потопала прочь. Да и я не стал задерживаться: повернулся и пошагал в свою комнату.

Победа не далась мне легко: каждая мышца ныла, кости гудели, в ушах глухо шумело. Уже в комнате я сбросил потную, пропылённую тренировочную одежду и отправился в душ. Ледяная вода обожгла кожу, смывая пот, кровь с уже подживших ран. Остатки адреналина будто тоже смывались и уносились в сток вместе с грязью. Я стоял, подставив под упругие струи лицо.

Победил… В самом деле победил. Только что потом делать, неясно: сейчас я выиграл схватку на пределе сил, но еще несколько занятий, и побеждать станет куда легче. И с кем потом сражаться, чтобы прогрессировать? Прокачивать Сяо Фэн дальше, создавая себе противника для тренировок, искать нового мастера?

Открыв дверь в комнату, вижу, что на моей кровати, уткнувшись лицом в одеяло, лежит Фаэлина, одетая в свободное платье. Длинные волосы девушки растрепаны, выбились из привычной причёски. Она не пошевелилась, услышав, как я вошёл.

– Фэй? Все нормально?

– М-м… – простонала она, оторвав голову от подушки. – Это кошмар! Наставники совсем озверели! Мэй Лань сегодня устроила нам ад.

Фаэлина перевернулась на спину и уставилась в потолок взглядом, полным безысходности.

– Представляешь? Решила проверить знания по самым первым печатям, тем, что мы учили сто лет назад! Я кое-что подзабыла, признаю, но не одна! А она… – девушка скривилась и махнула рукой. – Словно в нее екай вселился. Устроила допрос каждому, а когда выяснила, что «не все знают идеально», заставила нас переписывать и зарисовывать эти чёртовы руны четыре часа подряд без перерыва. Четыре часа! У меня теперь в глазах рябит, и рука отваливается.

Она закрыла глаза, и на её лице застыла гримаса искреннего страдания.

– Я еле переоделась и доползла сюда. Умру тут, можно?

Я вздохнул, а потом предложил:

– Хочешь массаж?

Куда только делась усталость? Фаэлину будто подбросило пружиной – девушка вскочила так, что кровать жалобно заскрипела.

– Да! Конечно да, да! Клянусь, я даже не пыталась его у тебя выпросить, но раз уж ты предложил, отказываться точно не стану!

Я рассмеялся.

– Ладно, я понял. Ложись, я сделаю тебе отличный массаж.

– Отличный? Интересно, что же ты давал мне раньше, – пробормотала девушка, ложась на живот.

С недавних пор в комнате стояли масла и кремы для массажа. Мне было совсем не трудно приготовить крем, помогающий расслабить мышцы. А то, что он получился эпическим, только в плюс.

Если бы Альф или даже Сталевар увидел, какие травы и в каких количествах я использую для изготовления крема, они бы перестали со мной общаться. Но что поделать, с личной (почти) плантацией на острове я не испытываю недостатка в травах и могу себе позволить легкое расточительство.

– Мне нужно расшнуровать твое платье, – предупредил я, и девушка с готовностью дернула головой:

– Конечно.

Шнуровка на платье Фаэлины доходила почти до поясницы. Я потянул за веревочки и за несколько секунд расстегнул платье. Мягкая ткань легла на покрывало.

Делать массаж, стоя у кровати, было неудобно: пришлось бы сгибаться в три погибели, потому я забрался на кровать и сел на бедра Фаэлины. Если бы в этот момент кто-то вошел в комнату, последнее, о чем бы он подумал – что я занимаюсь массажем, но мне, как и Фаэлине, было начхать – мы занимались здесь и таким.

Как только я коснулся ее спины пальцами, девушка уткнулась головой в подушку, наслаждаясь ощущениями.

У Фаэлины не было проблем с энергетикой, но всегда можно сделать лучше, например, проработать напряженные мышцы, разогнать кровь, ускорить движение энергии, направить Ци в определенные точки.

На этот раз я сполна задействовал все свои навыки, стараясь провести массаж на высшем уровне: сделать его максимально расслабляющим. Я не мял ее мышцы с медвежьей силой. Я нежно ласкал ее кожу, малейшими крохами Ци корректируя движение энергий в теле девушки – после повышения ранга я начал чувствовать организм других людей еще лучше и воздействовать еще виртуознее.

Девушка не заснула, как при первых сеансах массажа. Она лежала, наслаждаясь прикосновениями – еще немного, и замурлыкала бы.

– Тебе стоит подумать о том, чтобы предлагать массаж за деньги, – пробормотала в подушку девушка. – Нет, я знаю, что ты это уже делал, и помню, почему именно перестал. Но мне кажется, люди будут идти к тебе, даже если ты попросишь золотой за сеанс. То, что ты делаешь сейчас, в тысячи раз лучше, чем прежде.

– Приятно это слышать, но я все равно не стану массировать тебя каждый день, – напомнил я девушке.

– Да я серьезно! – Фаэлина подняла голову и возмущенно посмотрела на меня. Щеку пересекал след от наволочки.

– Даже если так, я все равно не стану открывать массажный кабинет. Для меня свободное время и отсутствие обязательств куда ценнее золота.

Фаэлина села на кровать, без стеснения потянулась, открывая прекрасный вид на обнаженную грудь.

– Ладно, если не завтра, то когда я могу рассчитывать на массаж в следующий раз?

– Давай послезавтра вечером.

Как раз после массажа можно заняться чем-нибудь не менее приятным.

– Мне кажется, я буду отсчитывать минуты.

Глава 26

Шагаю по вымощенным камнем улицам. Вокруг кипит городская жизнь – кричат разносчики, скрипят повозки, из-за распахнутых окон харчевен доносится смех.

Хороший день. И начался хорошо – с тренировки под руководством Сяо Фэн, где я уже не рвал жилы, да и она не выходила из себя. И продолжился неплохо – у речки, с семьей и стариком-соседом.

Было весело. Племянница бегала по берегу и собирала камушки, Самир поддался рыболовному азарту, старик-сосед вовсе был счастлив. Мама с женой брата расположились на покрывале у берега, разговаривали. Я сидел с удочкой неподалеку от брата и вдыхал запах речной тины. Так ничего и не поймал, но здорово отдохнул.

День хороший, полный неба, воды и тепла. Рыбу половил, теперь вот иду в храм.

Мысли поневоле возвращаются к прошлому разговору с настоятельницей. Я приходил к ней позавчера, просил помочь найти мудрых стариков-ремесленников, у которых молодежь могла бы научиться полезным навыкам. Она выслушала куда внимательнее, чем я ожидал, и обещала помочь. Причем пообещала своеобразно и даже приоткрыла интересные карты на будущее:

– Разумеется, я помогу: соберу как можно больше таких людей. Ты помогал храму, не просил прежде ничего, и храм поможет тебе. Я тебе еще не говорила прежде, сейчас скажу: многие люди благодаря твоим зельям получают новую жизнь. Тем, кто не знает, куда эту жизнь девать, не знает, что сделать своей целью, мы помогаем отправляться на границу с Дикими землями. Они знают, что обязаны своей новой жизнью зельевару из Циншуя. Когда ты будешь готов туда идти, тебя встретят как брата, как друга, как сына.

За пару кварталов от храма замечаю монахинь.

В отличие от первых раз, когда я здесь появлялся, сейчас я точно знаю, куда смотреть. Монахини не так малочисленны, беспомощны и оторваны от народа, как мне тогда казалось, а храм – не только тихая ветшающая гавань для уединенных молитв. Это одно из сердец города, некий социальный узел. Монахини – крошечные, но очень важные шестеренки. Они повсюду. Пока шел сюда, видел одну – с невозмутимым спокойствием разливала по мискам дымящуюся похлебку нуждающимся. Другая – вон, на ступенях храма, склонившись над пожилой женщиной, что-то тихо говорит, и та, вытирая слезы, кивает. Монахини отпевают усопших, чтобы мертвые не восставали, а отправлялись в последний путь с достоинством и миром. Устраивают проповеди, читают молитвы, ухаживают за больными, помогают вести хозяйство тем, кто временно не в силах подняться с кроватей. Сами постоянно работают на храмовом поле рядом с городом, не гнушаясь самого тяжелого труда. А когда на дороге между Вейдаде и Циншуем столкнулись отряды школы и секты, изрядно потрепав друг друга, оказавшиеся поблизости монахини, не выясняя, кто прав, а кто виноват, перевязывали раны и давали разбавленное зелье лечения и тем, и другим.

К храму стекаются все – от бедняка, ищущего кусок хлеба и слово утешения, до богатого купца в шелках, жертвующего на благоустройство. Влияние монахинь огромно, но ненавязчиво и на первый взгляд незаметно. Они не стремятся, чтобы их заметили, они кормят, помогают, выслушивают, защищают.

Я поднялся по прохладным каменным ступеням храма до входа, кивнул юной послушнице и дошел до неприметной двери. Постучался.

– Можно?

Настоятельнице потребовалась пара секунд, чтобы посмотреть и опознать меня.

– Китт! Разумеется, входи.

В кабинете не было ничего лишнего, но вместе с тем он выглядит обжитым. Аскетичный, но уютный.

Настоятельница сидит за письменным столом из темного дерева, затертым до гладкости и блеска. Сегодня на столе находятся не только аккуратные стопки бумаг и склянка с чернилами, но и изящная вазочка с цветами дикой розы. Один бледный лепесток опал и теперь лежит на столе.

За спиной женщины небольшое окно, выходящее на задний двор храма. За стеклом шелестит листьями старый клен, отчего по стенам кабинета перемещаются смутные тени.

Настоятельница поднимается мне навстречу.

– Еще раз благодарю, что согласились помочь, – я склонил голову. Формальная вежливость, но быть вежливым с этой милой женщиной не сложно. Вдобавок сразу обозначил, что хочу перейти к обсуждению цели визита.

– Я всегда рада помочь благому делу, – ответила она спокойно. И уточнила. – Дело ведь будет благим?

– Разумеется.

– Я собрала людей, как и обещала, – сказала она, ее пальцы слегка погладили опавший лепесток. – Рассказала им, кто ты, и за что тебе благодарен храм. Но и обманывать людей не стала – сразу предупредила их, что ты хочешь открыть свой пан… пэнс…

– Пансионат.

– Верно, – кивнула женщина. – И объяснила, что это значит. Старики осторожны ко всему новому, так что людей придет меньше, чем могло бы. Но те, кто придут, будут слушать тебя.

Она не спрашивала подробностей: зачем мне инструктора и что я намерен делать. Она хотела узнать это и в прошлый раз даже задавала наводящие вопросы, но я сделал вид, что не заметил их.

В принципе, с настоятельницей можно было поговорить начистоту про обучение профессиям всех желающих. Я получил бы куда больше содействия, если бы она знала всю подоплеку. Однако женщина и так сильно помогает и городу, и нуждающимся, и навешивать на нее еще и пансионат… Нет, пусть идет, как идет. Придет время – узнает сама.

– Спасибо, – запоздало киваю женщине. Та выходит из-за стола, кивает:

– Следуй за мной.

Настоятельница молча повела меня по узким коридорам и остановилась перед более массивной дверью, за которой я прежде не был.

– Прошу.

Я потянул ручку двери. Настоятельница шагнула первой и остановилась у порога, сложив руки в рукава. Ее лицо было равнодушной маской, внешне не выражающей ни единой эмоции, но в глазах плясало любопытство.

Стоило мне переступить порог, как все люди в зале замолкли, и на меня обрушилась тишина.

На деревянных лавках сидели человек сорок, и все как один сейчас оборачивались и смотрели на меня. Старики, старушки. Морщинистые лица, седые бороды, натруженные руки, сложенные на коленях. Кто-то смотрел на меня с напряженным недоверием, кто-то излучал откровенный скепсис, ленивое равнодушие. Были и редкие искорки любопытства.

Люди молча ждали, что скажет юны практик, пригласивший их сюда.

Я, как ни в чем не бывало, прошел между рядами лавок к небольшому возвышению, с которого обычно говорили проповеди. Обернулся. Поклонился:

– Здравствуйте, уважаемые жители Циншуя. Меня зовут Китт Бронсон. Я практик и зельевар секты Тьмы.

Голос прозвучал ровно и уважительно, без тени высокомерия или подобострастия – как я и хотел. Еще раз обозначил поклон.

– Не буду ходить вокруг да около. Вас пригласили сюда выслушать мои предложения, и первое озвучу сразу. Я открываю место вроде школы, чтобы обучать там группами, как в школах, только учиться эти группы будут не счету, а профессиям, – тут старики загомонили, зашептались, переглядываясь. А я продолжил. – Мне нужны наставники для молодежи, готовые поделиться своим опытом, научить людей полезному: кузнечному делу, ткачеству, травничеству – всему, что они готовы дать. Если кто-то из вас готов, он сможет передавать свои знания, жить в достойных условиях в отдельной комнате и получать хорошее жалованье в золоте. Ваш опыт не канет в… реку, – быстро исправил я окончание фразы – тут не было ни Леты, ни старика Харона.

Люди в зале зашевелились еще активнее. Качались седые и поседевшие головы, доносились обрывки возмущенных фраз: «…да как можно?..», «…это же неправильно!..».

Один из стариков медленно встал. Крепкий, лет шестьдесят на вид, не меньше, но мышцы еще в форме, вон как выпирают под одеждой. Лицо – старая, выжженная солнцем кожа, натянутая на резкие, твердые скулы. Глаза – темные, цепкие.

– Практик Бронсон. – Заговорил старик рублеными, короткими фразами. – Говоришь красиво. Золото, жилье. Хочется верить. Но не глупость ли говоришь? У каждого мастера. Свой взгляд. Как можно научить. Охотиться. Или находить в лесу травы. Толпу?

– Ученик должен смотреть в глаза учителю, – поддакнул некто, – а учитель – видеть каждую ошибку ученика! У тебя же не учеба получится, а базар. Базар!

В зале раздались гулкие одобрительные возгласы.

Я ожидал меньшего сопротивления, недооценил их закостенелые догмы. Впрочем, и они кое в чем правы.

– Ваша правда, уважаемый мастер. Лучшие навыки родятся в мастерских, где один человек будет учить другого, передавать знания со всем пылом и страстью, – я сделал паузу, давая словам осесть, и обвел взглядом всех собравшихся. – Но ответьте мне, скольких учеников вы обучили за свою жизнь? Пятерых? Десятерых? А скольких хотели бы обучить, за сколькими видели талант, но не могли, потому что не было средств содержать еще один рот, или не было времени объяснять двум ученикам разное, потому что один уже знает что-то, а второй – нет? Было такое? Ведь наверняка было же!

Некоторые старики опустили глаза.

– Я предлагаю не заменить глубину образования количеством учеников. Я предлагаю на равных обучать тех, кто будет желать этого и обладать талантом! – мой голос зазвучал тверже. – Пусть двадцать парней придут на смотр в кузницу. Кузнец покажет им, как держать молот, как разводить жар, как отличить хорошую сталь от плохой. Двое испугаются жара и уйдут. Двое окажутся слабаками. Еще двое – лентяями. Но остальных можно обучить, если будет место, будут рабочие места и будет время, чтобы учить, а не отвлекаться на поиск материалов для работы, на поиск денег для жизни. Дайте им проявить себя, получить столько знаний, сколько они будут готовы и способны унести. А если кто покажет ту самую искру, ради которой стоит брать их в подмастерья и вести с глазу на глаз, ведите их дальше! Дайте им все, вложите в них душу!

– Тогда мир утонет в кузнецах и охотниках! – проскрипел кто-то.

– Так не принято, Китт Бронсон. Секреты мастерства должны оставаться секретами.

Новая волна недовольства была куда более тихой. Кого-то я своими речами задел.

– Тех, кто считает, что секреты мастерства должны оставаться секретами, я не задерживаю, – говорю твердо и киваю в сторону выхода, где стоит настоятельница. – Вас я убедить ничем не смогу, и пытаться не буду, чтобы ваши принципы не взбунтовались, когда вы станете учить ребят своей профессии. Мне нужны люди, которые испытывают удовольствие, обучая. Которые хотят, чтобы ученики превзошли учителя. Мне нужны люди, которые будут рады тому, что их наследие не умрет с ними.

В воздухе повисло молчание, тяжелое и задумчивое. А затем моим приглашением воспользовались – старики поднимались с мест, кивали мне, некоторые бормотали извинения и уходили. Глядя на уходящих, поднимались и те, кто изначально к двери не собирался.

И вот, когда казалось, что все рухнуло и к выходу пойдет каждый, заговорил скуластый старик.

– А ты, Китт. Не тот ли самый практик. Который зельями. Храм снабжает?

– Верно, – киваю. – Думал, вам сказали.

– Погодите-ка! – воскликнула старушка. – Получается, ты готовил те целебные зелья, что моего сына-калеку, зверем подранным, с койки подняли?

Все взгляды устремились на меня. Я спокойно встретил его взгляд.

– Да. Я их готовил и отдавал в храм.

Тщедушный старик остановился на выходе, опираясь на палку. Глаза его блестели:

– Те зелья меня из могилы выдернули! Легкие гноились, я уже прощался с семьей! Я жизнью обязан!

Атмосфера в зале менялась. Недоверие стало смешиваться с уважением, скепсис – с интересом. Послышались одобрительные возгласы, кивки. Кто-то уже смотрел на предложение благосклоннее.

– Я согласен обучать, – снова крепкий старик. – Могу инструктором быть. Могу дисциплине обучить. Строевой подготовке. Основам рукопашного боя, стрельбе. – Каждая фраза стучала молотом по наковальне. – Был командиром стражи. Тренировал новобранцев. Я практик девятой ступени. Закалки. Сам достаточно пожил. Хочу передавать опыт.

Следом за первым ко мне обратились еще трое из оставшихся. Коренастый мужчина с руками, покрытыми старыми ожогами – кузнец. Худая женщина с длинными тонкими пальцами – травница. И молчаливый, угрюмый детина с чуть поседевшими волосами, плотник.

Четыре человека, не слишком много. Но и не мало! Да, я мог бы завербовать куда больше инструкторов, если бы рассказал про омолаживающие зелья, но решил этого не делать. Как только пансион заработает, а старики помолодеют, в специалистах недостатка не будет.

Договорившись с четырьмя специалистами, я сообщил им, куда и когда зайти, чтобы устроиться на работу (дальше Самир справится) и попрощался. В зале осталось двадцать три человека, ожидающие второго предложения. С ними я был еще лаконичнее.

– Второй путь быстрее и принесет вам куда больше денег. С помощью особой техники я могу менее чем за час извлечь ваши знания, ваш опыт в ремесле и передать другому, кто сможет ими воспользоваться. За это вы получите единовременную выплату в пятнадцать золотых.

Меня прервал глухой ропот, разросшийся до взволнованного гула. Лица исказились недоумением, страхом, недоверием.

– Извлечь? Как это – извлечь? – крикнул кто-то с задних рядов.

– Это ведь разум пострадает! А как же память? – испуганно спросила пожилая женщина, сжимая в руках платок.

– А это не опасно? Не умрешь ли после этого?

Один из стариков, чье лицо было похоже на высохшую грушу, угрюмо сжал губы.

– Золото, – проговорил он тихо, но так, что все услышали, – Это все для молодых, у которых жизнь впереди. А мы живем прошлым. Воспоминания – едва ли не единственное, что у нас осталось, а ты их собираешься извлечь… Нет!

Его слова холодным душем окатили тех, кто уже начал мечтать о золоте. Они снова посмотрели на меня, друг на друга. В глазах прибавилось сомнений.

Следующие полчаса я потратил на убеждение. Пытался успокоить тех, кто боялся техник, преодолевал коллективное недоверие и убеждал, что ничего плохого с остальной их памятью не будет. Всех не убедил, но выложенные на трибуну золотые сработали. Трое стариков согласились на мое предложение.

– Мы свое уже пожили… Детям деньги оставить надо, – качнул дряблой шеей один.

– Знания мои все равно мне уже не нужны, пусть кому-то помогут, а я хоть на старости лет в достатке поживу, – другой.

Три человека. Мало ли?

Думаю, для первого раза пойдет. В голове пока только общие черты по грандиозной работе – по извлечению не обычного чувства или эмоции, а целого навыка.

Насколько знаю, никто прежде не варил зелье понимания боя или зелье, влияющее на мышечную память, я же хотел шагнуть дальше. Мышечную память и заученные движения можно передать и обычной тренировкой. Но мне нужно было нечто большее. Интуитивное понимание расстояния в бою, мгновенное вычисление угла атаки и прочее, прочее, что приходит и разрастается после пережитых схваток на смерть. Аж руки чешутся – хочется сварить очередные эликсиры, которых мир еще не видел.

Я попрощался со стариками, договорившись о встрече позже и выдав авансом по несколько серебряных монет.

Теперь надо думать и рассчитывать пропорции.