Текст книги "В этом мире еще можно удивляться (СИ)"

Автор книги: МаККайла Лейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц)

Я смотрю на него. А чувак, оказывается, пережил трагедию. Тоже потерял лучшего друга. Вот только включился синдром вины.

– А сколько было другу-то?

– Тринадцать. Как и мне, – Терри улыбается невесело, даже дико. – А это имеет какое-то значение?

– Никакого, кроме того, что ты зациклился на своей вине. Ее нет.

– Ага, как же! Я мог спасти его, если бы…

– Если бы что? Поборол свою фобию и сиганул в воду? И что дальше? Думаешь, научился бы плавать? А что там за водоворот? – спрашиваю я. Мне становится интересно, ибо озера, походу, существа странные. Одно Тихое чего стоит.

– Ну… На том озере иногда возникал водоворот. В разных местах, но иногда только. Внезапно. Люди не часто там тонули, всего раза два. Правда, тела так и не находили, – признается Терри.

– То есть твой друг полез туда, зная о том, что может сдохнуть? – киваю я. – Чувак, ты не виноват в том, что у одного придурка отказали мозги. Я понимаю, что он твой лучший друг и все такое, но не все сумасбродные идеи надо поддерживать. Особенно, если он понимал, на что шел, и знал, что ты не сможешь помочь. У меня фобий не наблюдалось, но я догадываюсь, что за хрень ты испытываешь.

– Может, ты и прав, но я обязан был помочь.

– Обязан, но не смог. Чувак, полез бы ты в воду, и что дальше? Так же бы сдох. Когда друг оказался в том водовороте, ты вряд ли бы уже успел ему помочь. Серьезно. Не кори себя. Это глупо. Надо жить дальше. У меня тоже лучший друг сдох, тяжело, да, но все же я как-то живу.

– Ты так говоришь, будто тебе все равно. По-моему, ты вообще не достоин был друга при таких словах. Если бы я такое услышал с неба о себе, то… Задумался бы, а тому ли человеку доверял. Удивлюсь, если с таким отношением у тебя еще появятся друзья, – замечает Терри. Он пытается сыпать соль на раны, но они уже затянуты. Боль есть, я ощущаю, но не реву и не убиваюсь. Я просто помню и скучаю.

– Думай, как хочешь, – пожимаю плечами. – Мне срать.

– Неужели тебе совсем все равно? – он боится. Я чувствую, что он боится образа, который уже снова успел составить в своей голове. Да, определенно. Он набросал там у себя каких-то качеств, подставив мою рожу, и влюбился в продукт собственного производства.

– Нет, просто если смеешься, воспринимать легче.

– Не понимаю… – Терри хмурится. Он теребит свои лохмы все сильнее и прячет свои глаза. Да подними уже взгляд, чувак.

– А тут нечего понимать. Когда стебешь, смотришь на вещи адекватнее и реалистичнее. Кажется, что это не с тобой случилось, а с кем-то другим. Помогает. Отвечаю.

– Т-т-то есть… То есть ты прячешь боль за таким цинизмом? Но зачем? – ахает он, пораженный до глубины всей своей недалекой души. – Люди тебя слушают и думают, то ты эгоист, тебе не бывает больно и все равно абсолютно на все вещи. Так нельзя… Ты… Это же не так. Зачем ты закрываешься от всех панцирем? Это отталкивает людей, – замечает Терри. Он говорит языком всех и те фразы, которые я слышал по миллиону раз. Люди, кричащие о своей индивидуальности, так похожи друг на друга в такие моменты.

– Их проблемы.

Когда понадобится, я смогу и поддержать, и выслушать. Я умею. Но не всех. А кому действительно нужна помощь. Дальше мы с Терри говорим на отвлеченные темы, а небо потихоньку краснеет.

***

Я просыпаюсь в три часа ночи от резкого звонка. Потирая сонные веки, раздраженно ищу свободной рукой телефон. Смотрю на имя входящего. Муза. Так, надо ответить. Поднимаю трубку и сразу слышу не то рыдания, не то всхлипы.

– Ты не занят? – похоже, у Музы там хорошая такая истерика. Хмурюсь. Что за нахрен творится?

– Что случилось? Почему плачешь?

– Это… Это бред, но…

– Сможешь переместиться ко мне? – знаю, девушки сейчас наверняка закричат о том, что это я должен бросить посреди ночи к Музе. Но одно дело, что я припилю через полчаса, а то я смогу оказать реальную помощь уже через секунду. Ну не виноват я, что не имею пару блестящих за спиной.

– Да…

– Тогда дуй ко мне! Живо.

– Х-х-хорошо.

Она отключается. Разминаю пальцы, врубаю настольную лампу, и тут же закрываю глаза от яркого света. Никогда не привыкну к этим внезапным телепортациям. Адски режут по глазам. Муза в костюме Блумикса замирает передо мной. Уложенные волосы, целомудренный костюм и заплаканные глаза. Она трясется, словно от страха. Крылья тут же исчезают, и она предстает в реальном виде: растрепанные волосы, короткая пижама и еще сильнее трясущееся тело.

– Я просто больше так не могу, – говорит она.

Без слов тянусь и обнимаю ее, а она рыдает мне в плечо. Похоже, такое творится не в первый раз, что там за хрень творится? Так и ставлю вопрос, но в ответ получаю женское типичное:

– Это бред, и ты не поверишь.

– Давай ты сначала расскажешь, а потом я уже решу, бред это или не бред, окей?

– С чего бы тебе мне верить? – усмехается она сквозь слезы.

– Действительно, с чего бы! – мой голос в этот момент полон такого сарказма, что она не удерживается и испускает легкий смешок. А затем даже будто успокаивается. Но тело ее все равно трясет.

– Т-т-только не смотри на меня, как на сумасшедшую, – просит она. Я закатываю глаза, но она продолжает. – Я… Что-то творится. И мне страшно. Ты слышал о призрачной козе?

О, об этом я слышал не раз. Периодически в Магиксе происходят загадочные самоубийства. Друзья, родственники жертв утверждают, что перед суицидом самоубийца говорил о некой призрачной козе, которая ему снилась. Все, как один, рассказывали о ее лице, волнистых рогах и блуждающем взгляде. Один глаз вертелся в одну сторону, другой – в другую. А потом наоборот. Коза не делала ничего: только смотрела и изредка пережевывала невидимую траву. Она являлась в первых числах месяца, а потом жертв находили с веревкой на шее, с бритвой или пузырьком таблеток в руке. Почему они вдруг так стремились сдохнуть, непонятно.

– Ты что, ее увидела во сне? – напрягаюсь. Нет, я совсем не горю желанием, чтобы Муза отбывала на тот свет. Набу вполне хватит.

– Нет. Я проснулась, и увидела, как он проходит по воздуху за окном. Рив, это была она, – голос у Музы такой подавленный, что я даже удивляюсь:

– В этом и заключается трагедия?

– Нет. Я словно гребаный параноик. Мне все время кажется, что… – она замолкает.

– Что?

– Рив, ты бы послушал, что говорят люди. Они видят духов. Но не просто духов. Я слушала разговоры учениц, случайных прохожих, просто… Это чувствуется в воздухе. Они везде. Просто везде. То лимонные пони скачут по классам, то какой-то безумных старик кукарекает, то призрачная коза. Некоторые видели в лесу Эйей-палочниц. Это такие тонкие… Подобия жуков-палочников с юбками из опавших листьев. Рост примерно около метра. И появляются они обычно близь лесных ручьев. Я… Я штудировала библиотеку, Рив. Не одну книгу. Все эти духи, они относятся к особой касте среди своих. Их не совсем признают, считают не от мира сего. Их не особо жалуют в своем мире, поэтому они скитаются по материальному миру. Показываются людям, когда того пожелают. Но приходят редко, очень редко. А когда их появление приобретает вот такой массовый характер, это означает, что между мирами что-то не в порядке.

– Стоп.

– Нет, не стоп! – перебивает меня Муза. – Границы материального и духовных миров шатаются. Уже давно. Сущности из того мира свободно проникают в наш. Это ненормально. И боюсь, такое нарушение… Допустили мы.

– А не Селина с ее Легендариумом?

– Нет. Этих существ вызвала не она. Они предвещают перемены и падение граней. Мы начали это, сами того не осознавая, когда открыли проход в Бескрайний Океан. Когда получили Сиреникс! – она кричит почти, и в ее голосе слышится такое отчаяние, что я не смею даже перебивать. – Мы пошатнули границы миров! Мир и антимир соединяются. Все свободно проходит туда и обратно. Но это не самое главное… Я не поэтому нервничаю. Рив, пожалуйста, поверь мне. Просто поверь.

– Муза, – я беру ее лицо в свои руки и смотрю ей в глаза, – я верю.

– Кто-то из нас не отсюда. Кто-то из нас не тот, за кого себя выдает. Я чувствую постоянно рядом незнакомую энергию. Ни позитивную, ни негативную. Она выводит из себя раздражает. Я уже давно избавилась от Сиреникса, но слышу отголоски шепота морских глубин. Блумикс… Он больше не пускает их сюда, но они просто в воздухе. Везде. Когда мы все вместе. И приветствуют меня. Я схожу с ума? Рив, скажи, я схожу с ума? – она просто потерялась. Муза, похоже, слишком нервничает. И ведь самое удивительное, что…

– Хочешь сказать, что кто-то из нас, из нашей компании и сеет эту неразбериху?

– Да, дисбаланс. Что-то вроде того. Я не знаю, кто, но оно противоестественно. Это не ты, не я, но кто, я не могу понять. Я сошла с ума? Скажи правду, пожалуйста, – умоляет Муза.

– Ну… С ума ты точно не сходила. Здесь и вправду творится хрен знает что. Меня тоже не покидает такое ощущение, честно говоря. Так что ты не одна в любом случае.

***

Я выхожу на круговой балкон, что окружает каждый этаж, держусь за металлические поручни и вдыхаю ночной воздух. Муза драпанула в Алфею около получаса назад. Мне удалось ее успокоить, не знаю, надолго ли. Были и поцелуи, и все, но в конце концов она решила отчалить в свою комнату, а я лишь пожал плечами. Может, с Текной по этому поводу они еще сладят. Но никогда не забуду:

– Спасибо, что понимаешь, а не говоришь, что все это бред.

Я поделился с ней почти всеми своими сомнениями. Кроме одного. Так сказать, главного подозреваемого. Торен. Не то чтобы он особо подозрительный, но всегда становится не по себе, когда он смотрит или молчит. Нет, он и геройствует тоже, но я чувствую, что это притворно. Может, конечно, я тоже стал параноиком, но вижу, что это наигранно, будто бы скучно чуваку, прикалывается. А его спокойствие… Я видел людей, кому до лампочки на окружающий мир, этих монахов, пророков и йогов, видел просто спокойных и душевных людей, но спокойствие Торена не походило ни на одно из них. Он не был уставшим, добродушным или просто миролюбивым, не был пофигистом. Такое спокойствие бывает у тех, кто не является человеком. Будто ему не понять этих проблем, он считает их пустой тратой времени. Каждый вдох, каждый выдох человечества.

А глаза… Слишком медленно моргает. И есть что-то еще, чего я не могу понять.

– Не спится? – я вздрагиваю, когда вижу предмет своих мыслей. Торен в бледно-желтых шортах и белой футболке тоже облокотился об перила и смотрел на звездное небо. Ну да, ничего не менятся. То же спокойствие, внешняя миролюбивость, взгляд непроницаемых бирюзовых глаз. У Текны тоже примерно такого цвета, но… Здесь они ярче. Гораздо ярче.

– Вроде того. А ты что тут…

– Смотрю на звезды. Успокаивают, – улыбается Торен. И смотрит на меня. Меня это напрягает, но взгляда не отвожу, хотя очень хочется. Я знаю, как смотрю на людей: резко, изучающе, неторопливо. Холодно-стальным взглядом. А у Торена он вечный. Я смотрю в бирюзовые радужки и вижу там море. Нет, Океан. В глазах у Торена переливаются блики и плещутся волны.

– Твою ж… – бормочу и растерянно моргаю. Неужели показалось? Или я тоже свихнулся на всем этом? Походу, да, ибо взгляд у Торена самый обыкновенный. Взгляд человека.

– Что-то случилось? – интересуется Торен, подходя ко мне.

– Да так, показалось… – напряженно отвечаю я, следя за его взглядом. Потрясающая игра глаз, если смотреть со стороны, наверное, получается.

– Тебя что-то тревожит? Расскажи, – взгляд бирюзовых глаз так и впивается в самую душу. Дыхание внезапно перехватывает, а сердце до коликов леденеет. Немного отодвигаюсь от Торена и сосредотачиваюсь на холоде металла. Над нами – звездное небо, под нами – лес и километры тишины, покоя и одиночества, а где-то там Магикс грохочет и живет ночной жизнью. Но именно в этом и кроется первобытный страх, зарождающийся на потемках сознания. Страх перед нечеловеческим и непознанным.

– Ты не слышал все эти рассказы о призрачной козе, Эйах-палочницах и всякой прочей дряни? Якобы духи переходят границы между мирами, а люди все больше их видят?

– Слышал, – кивает Торен. И чудится в его речи что-то нездешнее, напевное, древнее. Дело не в постановке слов, дело в мельчайших оттенках. Я не лирик и не могу описать эту хрень, но его голос звучит подобно музыкальному инструменту. Короче, Музе еще пахать и пахать до такого. – Но не видел. А ты встречался с чем-то подобным?

– Нет, но Муза… Муза бьется в истерике по этому поводу, – я решаюсь выложить правду, чтобы проследить за его реакцией. Нет удивления, лишь полнейшее равнодушие и спокойствие. Холодная вежливость и отрешенность, нет человеческой живости. – Торен, а тебе не кажется порой, что один из нас не совсем… Человек?

– О чем ты, Ривен? – уголки губ паладина чуть приподнимаются.

– Мне не совсем уютно становится порой, когда мы собираемся все вместе, – я утрирую, говорю от лица Музы, но хочу просто добиться эффекта. Кажется, что никто не замечает, все смеются, улыбаются, особенно Дафна. Так и светится, но меня не покидает странное чувство, что Торен – не совсем человек. – Торен, а можно такой идиотский вопрос? Почему ты так редко моргаешь?

– А это точно твои эмоции? – улыбается парень. – В прочем, неважно. Не знаю, не замечал. Ты не первый, кто задает подобный вопрос. Врожденное. Меня удивляет, что люди так часто моргают, а их удивляю и даже пугаю я. Не знаю, в чем причина, но это напрягает? – и снова бирюзовые глаза поднимаются на меня. Я вижу в них не участие, а интерес. Холодный, язвительный, рассчетливый интерес. Или мне так только кажется в этой гребаной ночи?

Помассировав виски, я продолжаю играть в “гляделки”, не опуская взгляда. Не надейся, чувак. Я выдержу, прости.

Мы ведем себя так, словно это нормально. Молчим, не смеемся, а как бы измеряем, кто сильнее. Я периодически смаргиваю, он тоже это делает, но, скорее, по необходимости, чтобы не выдавать себя. Теперь я вижу и не сомневаюсь: человеческое поведение не является его обыденностью. А в глазах снова на секунду плещется Океан.

– Захрена…

– Ты довольно устойчив, тот-что-тоскует-о-близком-друге, – звучит напевное, и, вашу мать, я понимаю, что хочу выдернуть себе белки. Очень. Расковырять и просунуть в пустые глазницы грязные холодные пальцы. Какого хрена?

– Зачем, змей? – хриплю я, не отводя взгляда. Пусть у меня вытекут глаза, но хрен я сейчас дам слабину. – Вот захрена? Захрена ты приперся в наш мир? И Торен… Он вообще существовал?

– Как знать… Вполне возможно. Не буду испытывать тебя боле, человек, – Сиреникс отводит глаза и устремляет их на небо. – Я шел за человеческой женщиной.

– Дафна, что ли? – догадываюсь я. – Ты что, воспылал к ней пламенной любовью?

– А фея привыкнет. Ее душа более подвержена контактам с духами, она более тонка и чувственна, нежели у остальных фей, – продолжает… Мать вашу, называем вещи своими именами: превращение, – ее душа – тонкий хрусталь там, где души ее подруг – толстый гранит. Шепот ее узнает и тянется. Она откликается. Отсюда и раздражение. Она будет покойна в скором времени. Адаптация завершится, и она ничего не будет чувствовать. Переход начали они, но готовилось все много раньше.

– Ты про Музу? Черт, ладно, чувак. Ты… Ты и дальше собираешься скрываться ото всех?

– Считаешь, стоит открыться?

– Лучше уж не стоит, – замечаю я. – Серьезно. Догадываюсь о реакции остальных. Мне срать, кто ты там, меня волнует, что Муза похожа на живой труп. С этим надо кончать. Может, ты там как-нибудь приглушишь свою ауру?

– Ты забавный, тот-что-тоскует-о-близком-друге. Обычно они боялись, – шипит змей в обличии Торена, но с глазами морского гада.

– Мне же срать, – мне чертовски, чертовски не нравится, как он зовет. Чертов гад шестью словами описал меня лучше, чем все те, кто читал мне нотации. Я не ошибся, походу. Тварь читает душу.

– Я могу осуществить твое желание. Такая привязанность достойна награды.

– Какое? – легкий ветер треплет мои волосы и его кудри. Торен-Сиреникс смотрит вдаль, облокачиваясь на металлические поручни. Кажется, мы одни в целом мире. Он говорит на странном языке, который хрен поймешь, а я ловлю себя на мысли, что в этом мире еще можно удивляться. Ну вот когда вы в последний раз говорили с живым превращением?

– Я могу позволить тебе в последний раз увидеть его, – эти слова застывают во времени. Я поворачиваюсь резко, слишком резко и впиваюсь прямо змею в глаза. Мой взгляд – легкий укол для него. Его же – надежда на то, что я успел надежно похоронить.

– Веди.

========== Ривен. Кольца или встреча с близким другом ==========

Для Bambi Bo.

Ты хотела – ты заслужила.

То, что мои слова служат для Сиреникса-Торена сигналом, я начинаю осознавать по ухмылке… Язык не поворачивается назвать парнем. Да передо мной змей во плоти, нацепивший человеческую шкуру!

Ну да, давай, поздравляй себя с тем, что только что согласился на предложение морского гада. Может, включишь мозги и вспомнишь Музу на том берегу. Под водой всегда скрыто больше. Я не могу утверждать, что после встречи с Набу, меня, скажем, не оставят вечным рабом в Океане.

Сиреникс словно ловит мои подозрения и улыбается.

– Ты не будешь платить, человек. Змей приглашает – змей гостеприимен. Змей не топит своих гостей.

– Ну почему сразу топить, – хмыкаю я, чуть отступая. Да еще и сердце непонятно почему громко стучит, словно я только что пробежал кросс. – Яйца отрежешь, например.

– Зачем мне твой член? Редким рыбам он приходится по вкусу. Чаще выплевывают, как кость, – Сиреникс всему находит практическое применение.

– А был опыт? – приподнимаю бровь. Догадаться несложно, каков будет ответ.

– Я даю слово, что тебе не нужно ничем платить. Это подарок, – шипит Сиреникс. Реально шипит, и я вновь отмечаю, что в его голосе слышны оттенки, которых нет в нашем мире. Охренеть, конечно, музыкальный слух.

– А тебе можно верить? – спрашиваю я без всякой иронии.

– Тебе решать.

Колебаний нет. Набу стучит в сердце и где-то на заднем фоне мыслей. Каждый день. Может, увидев его, смогу избавиться от призраков прошлого? И спросить совета. Если змей и обманет, хоть сдохну интересно. Не смертью героя, но среди всякой мифической хрени. Хоть на красоты полюбуюсь перед тем, как мне вырвут кишки.

– Ладно, к черту. Пошли, – помирать, так весело.

Сиреникс кивает, будто такого ответа и ждал. Тореном его больше называть не хочется, да и смысла нет. Парень подходит к металлическому поручню, легко усаживаясь на него, и плавно перетекает в обличье… Да мать вашу, это не то змей, не то морской василиск. Плавно обвивая поручень голубыми кольцами, он смотрит на меня изучающим взглядом.

Минуту-две я терплю. Через пять минут начинаю нервничать. Через семь – раздражаться.

– Чувак, харе уже пялиться на меня. Ну чего ты там увидел? Да, я Ривен, специалист и несостоявшийся засранец. Если это твоя фирменная фишка, то ее не оценят.

– Ты странный, тот-что-тоскует-о-близком-друге, – смеется Сиреникс.

Не сдерживаюсь и со всего размаху хлопаю себя по лбу. Да что ж такое, в самом-то деле?! Уж если змей считает меня ненормальным, то я сдаюсь. Пас.

– Ну прости, не оценил твоего могущества, – внезапно мое тело перестает слушаться и поднимается над полом. – Эй, ты что творишь? Твою мать! – нет, ну я, конечно, высоты уже не боюсь, но слишком все это… Быстро. – Слушай, это вообще законно? Я на тебя не претендовал и тебя не получал. Фак, ты что… – вздрагиваю, потому что Сиреникс притягивает меня к себе и плотно обвивает своими кольцами. Настолько крепко, что я на минуту забываю как дышать. Потом понемногу втягиваю воздух и слегка расслабляюсь, насколько это вообще возможно в моем положении. Крепко зажат в тугих тисках, без малейшей возможности пошевелиться. Вот так и висим прямо в воздухе.

– Ты не обладаешь мной. У тебя нет особых сил, – терпеливо объясняет Сиреникс. – Если ты войдешь в Бескрайний Океан, то твое тело сразу же разорвется на атомы и от тебя ничего не останется.

– Ну охренеть теперь! – я бы хлопнул в ладоши, если бы мог. – Подвох обязан был быть.

– Однако я могу позволить тебе находиться в моем мире столько, сколько того пожелаю. Я – проводник для всех живых существ, – усмехается змей.

Я сглатываю. Окей. Впрочем, знал же, на что соглашался.

А затем мы медленно растворяемся в воздухе. И я узнаю, как трансформации падают между мирами.

Когда мы входим в небо Бескрайнего Океана, мои органы пакуют чемоданы и рвутся вон из тела, которое выворачивает наизнанку. Змей еще туже сжимает кольца. Теперь мне нечем дышать, и кажется, что легкие пробиты сломанными ребрами. Чуть погодя все становится на свои места, и я начинаю догадываться, что кислорода тут вроде не наблюдается. Я дышу, но как-то неправильно, неестественно. Стоит ли говорить, что здесь вообще все было другим?

Если в антимире существуют понятия дня и ночи, то сейчас здесь преобладает последнее. Звезд на небе нет, сомневаюсь, что они вообще тут есть. Абсолютная темнота, лишь внизу различима темная гладь воды. Воды, воды и воды. Для аквафоба-самоубийцы это место – истинный рай. Мы висим в небе, и я начинаю думать, что змей вроде как умеет летать.

Сиреникс, плотно сжимая меня в ледяных кольцах, холод которых ощущается даже через футболку и джинсы, плавно скользит над волнами, спускаясь все ниже и ниже. Он дрейфует птицей без крыльев, стремясь к родному дому и месту, что сможет его защитить.

И тут я делаю странное открытие: Океан-то, черт бы его побрал, светится. Светится изнутри красивейшими оттенками, названия которых никак не удается подобрать. Красный, зеленый, розовый, фиолетовый, – все тона приглушенные, мерцающие, пронизывают воду от дна до поверхности и идут из самых глубин. И твари. Огромные, хищные твари. Я сглатываю, когда под нами проплывает Красный Фонтан. У чудовища, что светится фиолетовым, гибкий хвост, медленно извивающийся, и быстро гребущие лапы.

– Слушай, я ничего не хочу сказать, но, может, мы не будем спускаться в Океан? – Сиреникс скользит возле самой поверхности воды, и мне в лицо то и дело летят соленые брызги. – Меня напрягают твои друзья. Вернее, то, что они могут найти меня…

– …слишком костлявым и пресным. Тебя предпочтут донные рыбы и планктон. Спокойно, тот-что-тоскует-о-близком-друге. Океан не является нашей целью. Подводные глубины я покажу тебе в следующий раз.

Что, простите? В следующий…

Внезапно перед нами из воды взметается огромная голова с раскрытой пастью, отдающей зловоньем тухлой рыбы и непереваренного мяса, застрявшего в щелях между зубами, и блестящими красными глазами. Тварь с интересом прохаживается по мне, и я мысленно начинаю молиться Дракону. Сиреникс шипит – тварь склоняет голову и ныряет обратно.

Итак, мне только что сломали шаблон. Просто… Ладно, скажу прямо: стоит пообщаться с Сирениксом хотя бы одну минуту, как-то сразу понимаешь, что каждое слово – это своего рода истина, в которой сомневаться не приходится.

– Ага, донные. Чувак, твоя информация несколько устарела. Итак, эта тварь хотела меня сожрать. Кто еще? Может, тебе и доставляет, а мне вот как-то не очень, – я морщусь, когда лицо на секунду касается воды. В ноздри заливается лед, который проникает в легкие, но боли нет. Я не захожусь в приступах кашля, мой организм не отторгает воду. Стоп. Не отторгает воду. – Эй, чувак, притормози! Какого хрена я дышу водой?! Ты меня во что превратил, змея подколодная?

– Ты забавен, тот-что-тоскует-о-близком-друге. Забавен больше, чем думаешь. Ты нравишься мне, – смеется Сиреникс. Хохочет по-змеиному и устремляется в небо. – Обычно я плыву под водой, но для тебя в виде исключения – по воздуху.

Он типа только что сделал мне комплимент?

– Я вроде как не просил о таких жервах, но все равно, эм… Спасибо, – молчание.

Мы движемся дальше, и я понимаю: Сиреникс действительно плывет, а не летит. Воздух – те же самые потоки и течения. И в этом небе много воды, только нет облаков. Сиреникс ловит воду и чувствует в ней себя как дома. А во мне постоянно скручивается тугой узел напряженных нервов и непонятная тревога. Страх. Да, это место пугает. Погружает в мрачные мысли и делает тем еще параноиком.

Муза, прости, что не мог сказать этого раньше, но теперь я отлично понимаю тебя.

Там, на пляже, я видел, насколько ей плохо. Она тянулась и просила помощи. И ведь я даже… Не смог ее бросить ее тогда. Потому что снова увидел в ней человека, которого когда-то… любил? Что-то чувствовал, определенно, но любил ли? В любом случае, она медленно, постепенно, но возвращается.

Человек никогда не поймет другого, если не почувствует то же самое на своей шкуре. Представляю, как змей насиловал Музу, как она дрожала и молила о помощи. Кричала. Но ее никто абсолютно не слышал. И содрогаюсь. Сердце сжимается и скручивается в тугой комок.

Какого ж черта он это творит? Неужели в этом реально есть кайф?

– Они сами выбрали свой путь, – замечает Сиреникс. Мысли, походу, читает. – Их никто не приглашал. Они прошли квест и стали моими. Плата за проход в Бескрайний Океан.

– Однако они не знали всех тонкостей! Знаешь, как-то на каждом углу не кричат о том, что трансформации – живые существа. Я хоть и не фея, но превращения воспринимаю как очередную ступень развития. За которую есть определенная плата, но не такая же!

– Незнание не освобождает от ответственности.

– Откуда они могли это узнать? – в ушах свистит ветер и одновременно звенит стеклянная тишина. Я делаю невозможное: пытаюсь понять Сиреникса. Ответ очевиден – не пойму никогда.

– Узнали, если бы захотели, – Сиреникс спокоен и равнодушен. Садист, психопат и гад.

– Слушай, но это жестоко. И как-то… Я, конечно, не против насилия в определенных случаях, но это уж слишком не по-человечески. Никто не застрахован от ошибок, – я пытаюсь пробудить в Сирениксе то, что в нем отсутствует изначально, – совесть. – Хочешь сказать, что из-за своего промаха они должны были страдать? Да, сейчас все от тебя избавлены, но… Я уверен, что только не одной Музе досталось. Ты травил их душу, ты измывался над ними и издевался как только мог. Зачем? Только потому, что это так называемая “плата”? Только потому, что они якобы на это “согласились”?

– Да. Они виноваты сами, – кивает Сиреникс. Он словно не слышит или просто не хочет понимать. – Я знаю, что ты пытаешься до меня донести. Ты считаешь это жестоким. Я считаю это нормальным. Ты человек, я – нет. И никогда не пытался им быть. Только ради одной женщины я стараюсь, но ровно настолько, насколько это необходимо. В твоих глазах я садист и психопат. Да, это так, – в его голосе нет ни капли смущения или вины. – Я не щажу их тела и души. Они выбрали – они согласились. Знали или нет – это их вина. Я делаю все это потому, что такой есть. Ты не поймешь ни разу, ибо не Древний. Я не могу и никогда не объясню тебе.

Я захлопываю рот.

В душе остается мрачный осадок и осознание того, что лечу в кольцах чудовища, равнодушно смотрящего на мир. По-настоящему равнодушно, и это пугает.

– И все равно это жестоко, – говорю с сомнением в голосе.

– Для тебя.

Он не человек. И вот это действительно страшно. Не битвы добра и зла, а факт того, что существуют такие твари. Есть психопаты-люди. Те, кто ничего не чувствуют и не ощущают страха. Они психически больны. Но этот… Этот страшен своим “нечеловечием”. Страшен даже мне, и это настораживает. Потому что я достаточно лоялен ко всяким причудам.

– Ты не судья, чтобы судить их за их ошибки.

– А кто? Дракон? – Сиреникс выплевывает имя Создателя, словно скверну, и я догадываюсь, что змей не слишком хорошего о нем мнения.

– Да, Он, – киваю я.

– Пусть будет так, тот-что-тоскует-о-близком-друге, – улыбается Сиреникс, и мне кажется, что я упускаю что-то важное. – Мы почти прибыли. Скоро ты увидишь тень того, о ком грезишь.

Набу. К горлу подступает комок. Единственный человек, которому я верил. И доверял. Рассказывал все, что тревожило душу. Именно этот человек меня понял. Муза тоже меня понимала, но не так, не до конца. Она вообще всегда удивительно легко меня переносила, хотя и срались мы часто. Но все же она не была Набу. Он вообще казался мне чем-то несуществующим. Тем, чего я никогда не заслуживал.

И как только мне начинает казаться, что все-таки заслуживаю, – он подыхает. Глупо, по-геройски и так, как мог погибнуть только он. Ушел, оставив меня и Лейлу. Меня, которого раскрыл и дал надежду, и Лейлу, которую лишил взаимной любви. Я знаю, что Набу не виноват, но все равно виню.

Потому что ты меня оставил, лучший друг. Я бы вырвал тебе все кишки, если бы только мог.

Ты научил меня доверять, но только тебе. Про других, к сожалению, не рассказал. Я раскрылся и схлопнулся снова. Больше, надежнее, глубже. И потерял его навсегда.

– Я потерял его. Его нет. Его просто нет, – меня трясет. Хочется кричать, свернуться где-то в сером углу и закрыть лицо руками. Как баба.

Срань Драконова, соберись уже и не раскисай. Тебе это несвойственно. Или…

– Мы достигли, – объявляет змей. Чего, как, это типа неважно. Он осторожно разжимает кольца и отпускает меня… в воздух. Устало смотрю на него. Парень, ты реально сумасшедший? Я же сейчас свалюсь прямо в пасти к этим, но… Не сваливаюсь. Стою в воздухе. А рядом клубится серый туман. Могильный, холодный и полный отчаяния. По телу бежит дрожь, и я узнаю, как пахнет смерть.

– Это ведь вход в загробный мир, я правильно понимаю? – осторожно интересуюсь.

– Да. Один из. Бескрайний одной стороной переплетается с ним. Иди. Он ждет тебя, – стоп. Идти? Туда? Но я еще хочу жить. – Иди и не бойся, – я чувствую, что мне в задницу движется морда Сиреникса, и уже хочу отпустить пару шуточек, как внезапно ныряю в туман.

Все голоса и звуки сразу теряются. Туман тянется к самому сокровенному, обнажая это. Я снова хожу по раскаленным камням и скучаю по Набу. Адски скучаю. При переходе в антимир у меня выворачивало тело. Теперь же выворачивает душу.

И это хреново, знаете ли. Очень.

Туман жрет все самое хорошее, все мои щиты, заслоны и самоконтроль. Комок эмоций раскручивается, и меня трясет от нахлынувших чувств. Потому что навстречу идет светящаяся фигура. Знакомая фигура, от которой даже в таком промозглом месте веет теплом и надеждой. Фигура, по которой я действительно скучаю.

– Ривен, – Набу приближается внезапно, хотя я и неотрывно смотрю на него, – ты наконец-то добрался до меня, ты…

– Какого черта?! Какого черта ты меня оставил?! Думай, что хочешь, называй меня эгоистом, но я, черт подери, скучаю. Тебя не хватает там. Ни Лейле, ни мне. Зачем, Набу? – я наконец-то высказываю всю ту боль, которая наполняла меня. Я обвиняю, заклинаю, ненавижу и дико скучаю. Лучший друг, мертвый друг.

Набу печально улыбается. В его глазах таится грусть и сожаление.

– Ты знаешь, что иначе нельзя было.