Текст книги "В этом мире еще можно удивляться (СИ)"

Автор книги: МаККайла Лейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

– Кто ты? – спрашивает он.

– Твое будущее, мой хороший.

Да, моя прелесть. Твои глаза путешествуют на лоб, а я улыбаюсь, словно счастливый идиот.

– Я не знаю тебя… – растерянно шепчет он.

Еще бы ты меня знал. Я одет в роскошный и дорогой костюм, выгодно подчеркивающий мой пах. Я вообще тащусь по рубашкам, галстукам и прочей такой хрени, я жуткий фетишист!

– И не нужно, любовь моя, – улыбаюсь я, кротко моргая глазами. Ну утони в них, мой родной, пожалуйста.

Конечно же, мой мальчик еще больше удивляется. Даже немного пугается и почему-то пятится сюда. Ну что же ты боишься меня, мой хороший? Мификс не причинит тебе вреда, моя крошка. Впрочем, Скай еще не сможет свыкнуться с тем фактом, что у него появился выбор. Придется немножечко ему помочь. Как в случае со Стеллой. Блин, ее тут быть не должно!

Эти мысли только для нас двоих: меня и Ская!

Я улыбаюсь и скалю белоснежные зубы, потому что моих золотых он пока испугается. Скай от испуга отпускает край полотенца, и оно падает с его бедер, обнажая великолепный стан Аполлона. Какие мышцы, какой пресс! Я всегда знал, что у моего мальчика самая лучшая форма!

Заурчав, я медленно подхожу к нему и провожу бледными пальцами по его кубикам. Скай дрожит, но видно, что ему это приятно.

– Я не сделаю тебе больно, малыш, – шепчу ему в ухо.

Скай соглашается. Слишком быстро. Всего-то немного моих чар и моего адского обаяния. Я избавляюсь от брюк, пиджака, галстука, рубашки, оставаясь перед ним обнаженным. Я знаю, как выгляжу: немного худощав, чуть-чуть смазлив, но у меня есть пресс и великолепный возбужденный член.

Скай восторженно ахает. Я вижу в его голубых глазах желание и таю. Валю любимого на кровать и покрываю его губы тысячами сладчайших поцелув. Его губы такие мягкие, такие нежные, что от них не хочется отрываться. Пища богов покажется куском черствого хлеба по сравнению с этим прикосновением!

Я целую его еще сильнее, а Скай, мой любимый Скай, вдруг подается вперед и смелеет. А потом я отрываюсь от губ и припадаю к шее, оставляя на ней огромный засос.

– Ах! – стонет Скай.

Внутри меня все переворачивается. Ах, мой хороший, ты еще и не такое наслаждение испытаешь.

В порыве первобытной страсти мы падаем на его кровать и сминаем простыни и подушки. Я сверху, Скай – снизу. Мы иступленно целуемся, словно изголодавшиеся путники. Мы нужны друг другу, как небо и земля, и никакая рыжая нам не помешает! Мы отдаемся любви, которую еще никто не испытывал на свете.

Я очень аккуратно кладу Ская под себя и смазываю его девственную попку, такую мягкую, такую сладенькую специальной смазкой. Откуда в моей фантазии взялась смазка? Я только что ее придумал! Ну давай, мой хороший, у тебя будет самый лучший анальный секс. Я любовно смазываю каждый участок, покрывая мою любимую попку сладчайшими поцелуями.

Скай стонет от возбуждения, я чувствую его дрожь. Да, сильнее, мой хороший, сильнее. Потом я аккуратно начинаю поглаживать его попку, чтобы она успокоилась. И вставляю один палец в его заветную дырочку.

Скай тихонько сопит, я понимаю, что ему неприятно.

– Тише, тише, малыш, – шепчу я. – Просто я должен разработать твою попку.

Какое же блаженство – быть с ним, хотеть его, желать его, если бы я был Леонардо да Винчи, я бы нарисовал его портрет, если бы я был каким крутым поэтом типа Пушкина, я бы написал великолепнейшую поэму в его честь, но пока что в моих силах просто дарить ему удовольствие.

Скай – эталон красоты и невинности, который я собираюсь осквернить. И я сделаю это со всей любовью, на которую способен!

Я намыливаю себя, активно дрочу и проматываю момент разрабатывания девственной дырочки, мысленно перемещаясь к тому времени, когда Скай уже возбужден, стонет и умоляет меня войти в него. Я с наслажданием вставляю свой божественный жезл в его сладкую попку и оскверняю ее.

– Миф, Миф! – кричит он, а я исхожусь в сладострастной неге и схожу с ума от нашей любви.

Оскверняю все сильнее, теперь Скай грязен, но разве может быть грязной святая любовь? Я кончаю в него со всей страстью, на которую только способен. Был бы Скай женщиной, то он носил бы моих ребеночков, но он мужчина. Хотя пол и возраст людей не являлись для меня ограничием никогда.

Я, между прочим, бессмертная трансформация, святое дело, на которую все должны молиться! Это я спас мир от Ашерона! Это я охранял Дракошу от всех людишек! Это я провел Винкс в Легендариум! Это я был с ними в горе и радости! А они… Они… Даже моего имени не упомянули. Все себе Селина захапала, стерва!

– Я люблю тебя, моя прелесть, – шепчу я Ская на ушко и нежно целую его в губы.

– Я тоже тебя люблю, мой мальчик, – отвечает мне Скай, и я верую в любовь.

Настоящую любовь, которую стоит ждать веками. Сколько столетий я шел к ней, сколько страдал и испытывал неудач. Но судьба наградила меня этим волшебным чувством, только по ее злобному року я даже не могу дотронуться до объекта моей любви, полагаясь лишь на собственное богатое воображение.

Сладко заорав, я кончаю прямо в ванну и, тряхнув волосами, начинаю густо намыливать свои подмышки и чистить перышки. Разминаю сиськи – они такие красивые, упругие, словно наливные яблоки. Я счастлив. Я только что лишил любимого девственности, пусть и в своих мыслях. В другой жизни мы обязательно будет вместе, я знаю!

Ты дождешься меня Скай, и мы вместе свернем горы и завоюем миры! Я подарю тебе все звезды с неба и нарисую твой портрет своей спермой в главном храме Магикса, чтобы люди знали, на кого им стоит молиться.

Любовь к тебе заставляет меня верить в светлое будущее, окрыляет и дарит смысл жизни. Каждый новый день – самый лучший день моей веселой бессмертной жизни! Я доволен тем, что у меня есть, и не требую большего.

Поэтому я продолжаю дрочить. Был бы здесь Скай, мы бы вместе приняли в ванну. Он сидел бы на мне, а я ему отсосал бы. Прямо под водой. Мне вообще норм делать минет! Я чертовски прекрасен, начитан, нежен, даже научусь готовить и буду стирать носки моего любимого, если бы только мой милый мальчик быть со мной.

О злая судьба, за что ты так со мной?!

Вылезаю из ванны, вытираюсь полотенцем и сажусь на белый бортик, подставляя лицо ветру и представляя, как мчусь по американским дорогам на собственном кадилаке.

– Убирайся вон! – опускаю голову и скашиваю свой взгляд на лестницу у входа в Обитель. Блин. Из ней высыпали эти Хранители – все в длинных одеждах, с бородами. Помню, я еще до своего изгнания заплел из парочки косички, воткнув в них незабудки, а еще пятерым вообще остриг это позорище, раскрывая парикмахерское мастерство. Не оценили, блин! С этого и начали поговаривать, негодяи, о том, чтобы изгнать меня.

Но теперь трепещите!

– У нас все равны! – кричу я. – Вы нарушаете мое право на самовыражение!

– Но не мыться же перед Обителью! – возмущенно орет один старикан.

– Невежество!

– Святотаство!

– Да он одним своим видом оскорбляет священный храм!

Вскакиваю с бортика в ванны и начинаю танцевать и скакать на ступеньках перед этими стариканами, тряся своими прелестями. И ору:

– I am sexy and I know it!

– Великий! – хватается за свою лысую башку один мудрец. – За какие грехи ниспослал ты нам такое наказание?!

– Чува-а-а-ак, мир прогрессирует! Я имею права отстаивать свои интересы! Не дискриминируй меня! – я пою одну из своих самых любимых песен. Зачетный чувак и зачетный клип, а потом они говорят, что Земля – отсталая планета! Готов поспорить. – И вообще! Харе киснуть и переводить эти ваши Откровения. Дракоше начхать, расшифруете ли вы там Его сто двадцать пятое послание.

– Он позволяет себе оскорблять Великого!

– Слышал бы Создатель!

– Какое уродство!

– А еще трансформация!

– Почему Он послал нам этого, а не мудрейшего Энчантикса? – возмущаются и галдят стариканы.

– Он уныл и безнадежен, – отвечаю я. – А я слушаю все музыкальные направления и горю любовью. Нам надо построить еще один притон! И устроить кабаре!

– Избави, Великий, нас от этого дьявола…

Мда. Занудные типцы. Кручу крылом у виска и телепортируюсь в ад, чокнуться парой стаканчиков крови девственниц с Вальтером и Базиликом. Да ладно, шучу, вино обычное. Хотя кровь тоже ничего… И девственниц. Да, я пробовал! И не надо на меня так смотреть!

А потом наведываюсь к Румпелю. Зачетный чувак, один из моих лучших друзей! Я так сильно по нему скучал, что каждый год во время изгнания на Земле выделял один день и заказывал плакальщиц.

Мы с Румпелем братаемся и идем к Бесконечной шкатулке, где сидит “создатель всея Легендариума”.

Я с помощью своих сил проецирую его изображение на нас, и перед нами предстает недовольный, пышащий просто ад-д-дским гневом желтоглазый.

– Хей, Ашеронишка, – я сажусь на неизвестно откуда взявшийся стул, достаю из воздуха чай и изящно, словно английская королева, отпиваю глоток. – Ну как там живется?

– Легендариум не мог так со мной поступить! – в духе типичного зла орется Ашерон. – Я создал его!

– Это не лечится, – цокает Румпель. Ну да, стихами он не всегда говорит.

– Согласен. Чу-у-увак, там есть шлюхи? А бухло? А азартные игры? – на яростное бормотание понимаю, что ничего такого в шкатулке не наблюдается, и сочувственно хлопаю изображение по плечу.

– Вы должны освободить меня, преклонитесь перед создателем Легендариума! – рвет и мечет Ашерон. Я зеваю и подпираю щеку крылом. Румпель тоже зевает и потягивается. – Однажды я освобожусь и вы пожалаете, что издевались надо мной!

– Пафосные злодеи нынче не в моде. Если верить сценаристам, то в седьмом сезоне вообще ожидается какая-то деваха-оборотень и ее – цитата! – “неуклюжий брат”. Ну если эти придурки правильно перевели, – замечаю я.

Я-то все знаю в отличие от них всех! Это вы там сидите и думаете, что мы такие тупые. А я не ведусь на ваши провокации, никогда! Я знаю, что все то, что есть вокруг нас, это мультсериал, который снимает Иджинио Страффи, что Сиреникс продался ему только так, а меня даже в 2D не показали. Бюджет пожалели, сволочи! Зато теперь в комиксы пихают.

А знаете, в чем еще прикол? Эти фанаты кричат, что у Винкс во мне ужасные наряды! Блин! Тоже мне, дизайнеры нашлись. Знали бы они, сколько долго я сидел и придумывал каждое платье и этот яркий макияж. Да они же у меня все красотки вышли.

А еще надо сделать фотку для ИнстаМагиксГрама – это типа вашего земного Инстаграма, только у нас круче и лучше! Да, у меня есть свой Инст, он один из самых популярных в Магиксе! Все гадают, что же это за таинственный ya_dovel_riva.

Раньше меня звали по-другому, но сейчас я реально ржу с этого чувака. Он ведь еще до сих пор шарахается от одной мысли обо мне! Ой, блин, больше не слова, а то автор меня убьет. “Я довел Рива” – а что, просто прекраснейший ник! И вообще, я никогда еще не выкладывал собственной фотографии. Фоткал только других и другое. Надо замутить реально чумовое селфи! Мы с Румпелем обнимаемся и щелкаемся на мой крутой смартфон. Отправляю фотку в Инст и жду лайков, отзывов и прочей милоты. Люблю своих подписчиков!

Потом мы еще базарим с Румпелем, и я улетаю в далекие-далекие дали мечтать о Скае, есть чимичангу и, может быть, немного скучать по Стелле.

Но мириться первым не буду! Пусть сама ищет!

Ya_dovel_riva все сказал!

========== Сиреникс. Древние ==========

– Стоять, или мы убьем тебя.

Сиреникс усмехается, сидя в снегах Омеги. В легких светлых брюках. И обнаженный сверху. Просто сидящий и ловящий ее снег, пробующий на ощупь ее лед, человеческим своим обликом ее ощущающий. Гладящий ледяную поверхность и слушающий ее ответные отклик. Омега раздроблена. Омега слаба. Омега расщеплена на части, но все же даже сейчас его помнит. И откликается. Вот только для того, чтобы услышать ее стон, он спустился сюда, в самый-самый низ.

Сиреникс поднимает голову и встречается глазами с тремя промерзшими насквозь, озлобленными, лишенными почти всяких магических сил, но сумевшими выжить здесь магами. Считывает их души. Тот-что-бежит-быстрее-ветра слаб и едва держится на ногах. Волосы его, некогда сплетенные в хвост, теперь висят безобразными замерзшими паклями. Тот-что-создает-звуковые-удары давно остался без своей шляпы. Тот-кто-владеет-кольцом хмур и больше всех зол. Его взгляд прикован к сидящему на снегу “человеку”, который смеет находиться здесь в таком виде и даже их не бояться.

Сиреникс смотрит своими вечными глазами на трех магов Черного круга, которые вопреки всему выжили, пусть и притерпили существенные изменения. Впрочем, Анаган уже почти подох, настолько истощились его силы. Гантлос и Огрон еще держатся, но конец их близок. Кольцо – основный источник их силы, давно уничтожено. Их самих основательно подбили Винкс. Упали маги, замороженные в глыбах льда, в гигантскую пропасть. Упали, но смогли выбраться, разбить лед. Вот только телепортироваться не смогли. И около года блуждали по подземельям Омеги, недрам ее, поверхности, сражались с местными группировками преступников, которые давно еще после побега Валтора взяли под контроль планету. Магикс с ними не боролся: пусть вершат свои темные дела, все равно им не выбраться отсюда.

Маги выбрались. И выжили. Но доживут ли эту неделю? Вот в чем вопрос.

– Не двигайся, или убьем, – повторяет Огрон.

Сиреникс пожимает плечами.

– Зачем? – только спрашивает.

Маги столбенеют. Человек их не боится. Человек еще смеет смеяться над ними!

– Мы маги Черного круга! – замечает Огрон. На Сиреникса это не производит никакого впечатления. – Ты зря не боишься нас. С нами есть наши магические силы.

– А со мной – планета.

Маги Черного круга столбенеют. Что говорит этот странный? Маг или монах какой? Ведь сидит почти голый на снегу, сидит, скрестив ноги, приложив ладони к снегу, сидит и со странным спокойствием смотрит на них. “А человек ли это?” – спрашивает тихонько Анаган. Гантлос пожимает плечами. Вроде бы человек.

– Не заговаривай нам зубы, юродивый, – отвечает Огрон.

И создает атаку. Его друзья вздыхают: опять в бой лезет без повода, но делать нечего, и потом, что-то напрягает в среброволосом этом, отталкивает. Хочется ударить. Они создают совместную атаку и кидают ее в Сиреникса. Кидают, и ее отражает ледяная стена, и огромный белый хвост взметается вдруг из-под снега, нарушая покой огромной круглой “поляны” в недрах планеты, куда маги заглянули просто так. И где обнаружили среброволосого, сидящего прямо в центре. Белый хвост бьет по земле, и со стен сходит снег, все вокруг сотрясается, и проносится гул. Гул и звучит ледяное шипение. Маги видели белых змей. Видели и слышали их. Но знают: не так змеи шипят. Это во сто раз сильнее, древнее и громче.

А среброволосый поднимается в воздух, создается вокруг него водяная аура, открывает он глаза свои голубые, древние, и тоже начинает шипеть. Два шипения ударяют в головы магов, обезумев, кидаются они прочь и бегут, чтобы прийти в себя на другом конце планеты.

А Сиреникс тихо улыбается и возвращается в прежнюю позицию.

И видит ее глаза.

– Привет.

– Привет.

– Я скучала.

– И я.

– Где ты был?

– В Океане.

– А я ждала тебя.

– И я пришел.

– Но ты теперь не со мной.

– Да.

– И я не злюсь.

– И я знаю.

– Ты любишь ее.

– Больше всего на свете.

– А я люблю тебя.

– И я тебя.

Голубые смотрят в кипеные. Встреча, которая состоялась через тысячелетия. Сиреникс чувствует на своем плече прикосновение руки. Он поворачивается и встречается с янтарными. Дафна присаживается на корточки, одетая в костюм, защищающий от холодов. Самый лучший костюм, который только могли пошить на Домино. Она улыбается, немножко дрожит, но смотрит в глаза Древней. Смотрит в глаза Омеге. Дрожит, но не боится.

И здесь тиха ледяная планета. И здесь качаются змей, змея и человек.

– Я должна была ненавидить тебя по твоим глупым людским законам, – усмехается Омега. Дафна неопределенно качает головой. – Ты действительно любишь его?

– Больше жизни, – кивает нимфа.

– Но не так, как я, – шипит Омега.

– Знаю, – уголки губ Дафны подрагивают в едва заметной усмешке. – Как ты, никто не сможет его полюбить.

Омега, а вернее то, что веками собиралось здесь, выжидало этой встречи, огромная, белая змея, призрак ее, суть ее и остатки разума ее, ощетинивается.

– Он любил меня.

– Знаю.

– И я его.

– И это знаю.

– У нас была такая любовь, которую ты едва ли сможешь испытать.

– И в это охотно верю.

– Ты не Древняя, ты всего лишь человек.

Дафна кивает. Ей ли не знать этого.

– Однако он с тобой.

– Да.

– Дракон так наказал.

– Это верно.

– Ты не жалеешь, что у тебя изначально не было выбора?

– Никогда.

– А теперь послушай меня, – Омега серьезна. – Люби его. Люби его и принадлежи ему. Если что-то однажды изменится и если я узнаю об этом, я приду по твою душу и заморожу тебя.

– Никогда, слышишь, никогда не смей угрожать мне и сомневаться во мне, – Дафна смелая. Дафна чрезвычайно смелая, потому что она пришла сюда с одной целью – показать и доказать Омеге, что она действительно любит. Может, и не по-человечески, не по тому рецепту, который был ей, вообще-то прописан, но нимфа точно знает себя. Их сути соединены. – Я буду настолько лучшей для него, насколько может быть человек.

– Ты говоришь со мной на равных. И ты не боишься, – шипит змея. – Не слишком смело для человека?

Сиреникс тихонько смеется. Он хранит молчание. Потому что Омега и Дафна обе в мыслях приказали заткнуться. Это их разговор.

– Может быть, и смело.

– А может, и безрассудно.

– Скорее, и то, и другое. Но я не боюсь, – Дафна не дрожит больше под взглядом Омеги. Она смотрит на змею и выдерживает взгляд кипеных глаз. Омега удовлетворенно шипит.

– В тебе просыпается Древняя.

Дафна не ведет даже и бровью. Королевская выдержка, вбитая часами и днями трудных уроков и строгих учителей. Зато теперь Дафна отлично себя контролирует. И не боится. Потому что замужем за змеем, как бы странно и абсурдно это не звучало. Да и вообще что-то в ней начало меняться. Когда она пыталась приспособиться к жизни в человеческом теле после долгого пребывания в облике духа, каждый шаг, каждое движение казалось пыткой. Потребовалось время, прежде чем нимфа смогла снова адаптироваться.

Но потом все пошло немного наперекосяк. Сиреникс, антимир, Древние… За этот год она узнала о мире больше, чем за всю свою жизнь. Змей провел ее туда, куда смертные раньше не ступали. С Сирениксом Дафне нравится. Сиреникс – лучший собеседник, друг, любовник, а теперь и муж. С ним всегда интересно и никогда не надоедает.

Могла ли Дафна подумать в те семнадцать лет, что сможет полюбить превращение?

И все же судьба сделала вот такой кубильт. А сейчас они вместе разбираются с тенями и призраками его прошлого. Сиреникс не хотел лететь на Омегу – Дафна уговорила. Знала, что змея где-то еще бродит здесь, среди снежных бурь. Знала, что им необходимо собраться втроем и поговорить.

– Пусть будет так, – отвечает нимфа.

Омега пристально смотрит на нее, а затем просит Сиреникса:

– Оставь нас.

Змей кивает и исчезает. Знает, что если две женщины хотят остаться одни, лучше не вмешиваться. Две сильные женщины.

– Мы были бы вместе, если бы не… – Омега прикрывает кипеные глаза. – Однако судьба повернулась так. Я едва ли сохраняю сознание, мне трудно говорить и молвить каждое слово. Особенно на твоем бедном языке. Дафна, люби его. И не предавай. Никогда. Ему стоило больших усилий полюбить вновь. После любви Древних. Это непросто.

– Даже для людей это непросто, – Дафна садится чуть ближе и теперь может в любой момент дотронуться до огромной змеиной головы.

– Я не хочу быть с тобой врагами, – произносит Омега. – Мы любим одного и того же мужчину, но знай, я никогда не пошла бы против тебя и него. Я желаю ему только счастья, пусть меня и оскобляет то, что с ним ты, а не я.

– Знаю, – отвечает Дафна все также спокойно, а потом решается. – Мне нужна помощь.

Омега закрывает глаза и сканирует всю планету.

– Он не слышит. Я хочу, чтобы ты доверяла мне. Я хочу, чтобы в тех бедах, которые ты не можешь сказать ему или так часто сказать ему, ты шла ко мне. Тебя не поймет никто лучше Древней, любившей змея.

Дафна отчего-то не удивляется такому повороту событий. Когда она шла сюда – она предвидела исход. Полития стала жрицей в храме, но и так было ясно, что их пути расходятся. Да, подруги, но все же… Что-то утекло безвозвратно, дружба осталась, но пути разошлись. Блум… Дафна верила Блум и доверяла Блум, потому что Блум была ее сестрой, но не могла рассказать ей всего.

Ей нужен был кто-то, к кому бы она могла прилетать в тех ситуациях, когда Сиреникс просто в силу того, что он, пусть и бесполый, но все же мужчина, не может ее понять.

Она знала, кто может подойти на эту роль. И Омега знала, что Дафна нуждается в ней.

– Говори, – произносит змея.

– Фарагонда. Она желает меня. Она просила меня вернуться на следующий год, но… Дело даже не в этом. Она действительно желает меня. Касаться, порой незаметно трется рукой о мою или просто старается задержать в объятиях. Я еще с детства этого чувствовала, но сейчас это словно болезнь. Потребность. Я упомянала об этом, и он знает, но Фарагонда никогда не выходила за рамки. Однако… – нимфа задумчиво тянет. – Я тревожусь. Мне кажется, что-то должно случится.

– Что ты чувствуешь? И чего боишься? И чего хочешь знать? – Омега дышит с ней в такт.

– Чувствую, что скоро старушка придет за мной. Боюсь того, что она желает меня. Я не понимаю, кто она. Я знаю, что Фарагонда что-то скрывает. Я знаю, что она не просто человек.

Омега думает. Здесь стоит тишина, ледяная тишина. Редко кто заходит в цитадель планеты. В цитадель Омеги. Дафна терпеливо ждет. Холод пробирал бы до самых костей, но внутри нее пляшет пламя, пусть и не столь божественное, как у сестры, но все же.

– Сегодня ночью она познает холод Омеги, – наконец объявляет змея. – А затем… Жди перемен. Я чувствую, что многое изменится и многое произойдет. Но если старушка снова придет к тебе. Мчись ко мне.

Дафна кивает. Она благодарна Омеге за то, что та не оттолкнула ее. И вот так позволила поговорить. Омега кивает, что все, пора уходить. Дафна тоже чуть-чуть наклоняет голову, встает, а рядом материализуется Сиреникс. Все втроем они слушают тишину вечных льдов.

А потом они прощаются, причем Дафна намеренно отводит взгляд с улыбкой, когда Сиреникс и Омега смотрят друг другу в глаза. Бывшие любовники, друзья, Древние. Теперь их пути разошлись. У каждого своя дорога. Но никто не держит друг на друга обид. Оба счастливы друг за друга и выражают надежду, что однажды еще свидятся.

***

Андрос – планета островов. Самых разных. Здесь есть и огромные архипелаги, на которых расположились жилые и курортные города, причем последних заметно больше. Отдельно известен Королевский остров, на которой высится непристуной и хмурой крепостью королевской дворец. Есть здесь даже и маленькие острова, в чьих дюнах прячутся занесенные песком, ракушками и ветками могилы. Бывает, высадишься отдохнуть, зайдешь подальше и наткнешься на целое кладбище. На таких островах стоит какая-то особенная тишина. Вроде и чайки кричат, и волны бьются, а все равно тишина стоит.

А еще есть небольшие такие острова, что принадлежат крупным предпринимателям. На этих островах, как правило, есть не очень большой дом и полное отсутствие всех людей, только уборщики иногда приезжают на скоростных катерах, делают свое дело и исчезают. А в остальное время на острове стоит тишина.

Сюда отправляются те, у кого есть деньги, кто хочет побыть в тишине и только вдвоем.

В королевской казне Домино вполне хватает средств, чтобы снять один такой остров на медовый месяц для старшей дочери и ее мужа.

Дафна в прозрачно-белом платье гуляет по песку босыми ногами. А Сиреникс сидит в волнах, соединяясь со своей стихией. Не может водная трансформация без Океана. Дафна подходит ближе и обнимает, как бы странно это не звучало, своего мужа. Какая еще девушка вышла бы за трансформацию?

– Подруга твоей сестры, та-что-упала-вниз-и-поднялась, ищет меня в своей голове. Она придет просить, – Сиреникс обычно не заводит издалека, а сразу излагает всю суть. Дафна присаживается рядом, поджимая колени, и смотрит вдаль.

– Муза? – догадывается нимфа. – И что она хочет?

– Она хочет заглушить моральную боль физической, не испытывая ее при этом.

– А это сделать можешь только ты, – понимает Дафна. Ибо секс Сиреникса – секс-боль, секс-голод, секс-потрошение. Когда ты кончаешь от наслаждения и страха за свою жизнь одновременно. Когда твое тело раздирают вклочья. И непонятно, происходит ли это в твоей голове благодаря образам, которые насылает змей и его верные шептуны, или твое тело действительно переживает огромные мучения, которые потом искусно излечиваются глумливым принцем Океана. – Я знаю, что ты уже видишь, что будет. И ты это сделаешь, так? Слушай. Я понимаю, – Дафна смеется. – Может, это странно, но я понимаю. И знаю, что это не измена. Для тебя эти понятия чужды, но…

– Но и для меня частично тоже, – прерывает ее змей. – Когда Древние влюбляются, они забывают обо всем остальном. И для них не существует других в прямом смысле. Когда я был с Омегой – я был с Омегой.

– Но ты и не был трансформацией, – замечает Дафна. – Ей это нужно. Кажется, она сильно страдает, так?

Сиреникс кивает. Дафне по-человечески жаль фею музыки. Она понимает, что чувствует Сиреникс по отношению к ней, понимает, что он не может поступиться заветами Древних и функциями трансформаций.

Она знает, что как Омегу он полюбил ее не сразу. И ровно до того момента, пока он не признал в нимфе равную Древним, в его цепях болтались Блум, Муза, Блумикс даже. Змей рассказал – Дафна знает. И, может быть, опять же странно, ее это не коробит. Но если Древние находят свою истинную любовь, то они не обращают внимания ни на кого другого.

– То будет последний раз, когда я вошел в кого-либо без нашего взаимного согласия, потому что так предначертано временем, – говорит змей, глядя в ближайшее будущее. Он не абстрагируется, он смотрит сквозь время. И Дафна понимает. С Музой – это даже не секс. Это – приведение феи музыки в чувство. Это – стимуляция. Это – отрезвление.

– А Муза… Она… Они еще встретятся? – задает Дафна вполне логичный вопрос.

Сиреникс поднимает на нее свои глаза и долго молчит.

Дафна все понимает. Что-то наверху готово разорваться от безысходности и понимания, что возврата уже не будет. Или… Или?

***

Они пьют розовое вино. Дафну оно расслабляет, пьянит и настраивает, а на Сиреникса – не действует вообще. Он пригубляет напиток просто так, за компанию. Трансформации – бессмертны и вечны, на них не действуют яды, не берут болезни. Их их не пьянит алкоголь. Люди уже попадают в свои миры, а превращения знай себе пригубляют из кубка. Люди уже храпят, а превращения сидят и смотрят на яркие звезды.

Но позволить себе расслабиться так свойственно для человека. И Сиреникс отчасти это уважает.

Дафна хорошеет с каждым днем. Хорошо на нее действует солнце, золотится кожа, крепнет тело, наливается силой. Белокурые волосы отрастают, легкими волнами струясь по спине. Нимфа, королева и просто фея. Женщина в теле девушки.

Дафна поджимает по себя ноги и улыбается, вгрызаясь губами в голубую аэллу, что растет только на Андросе. Голубой сок брызжет в горло, смачивая его. Аэлла считает лучшей закуской.

Сиреникс усмехается, берет Дафну на руки и несет на огромную кровать. Нимфа валится на белые простыни и раздвигает ноги: уже так привычно и так странно, когда твой первый раз прошел в Океане и от хвоста змея. Сиреникс целует ее в самую душу.

Сиреникс – волны, а Дафна – огонь-волны, уже не пламя, но еще не вода. А волны любят гулять друг с другом, в одном направлении. Губы Сиреникса холодные и бескровные, но Дафне все равно. Она знает, что ее целует нечеловек и не может, и не хочет сопротивляться.

Дафна тянется и Дафна нуждается. Каждый поцелуй – это не пытка, но это – самое сладостное и самое прекрасное, что может быть. Волны заходят на другие волны.

Они никуда не торопятся. В них часто бушуют страсти, которые неподвластны человеку. Они часто катаются по кровати, и Дафна кончает тройными оргазмами за раз, ибо Сиреникс умеет и знает, как сделать приятно женщине.

Но иногда им свойствена и размеренность.

Иногда Сиреникс трансформируются не полностью, оставляя змеиный язык, которым ласкает ключицы и плечи, уши и под ними, облизывает шею, задерживаясь над пульсом, но больше всего змею нравится слушать сердце. Стучающее, стремящееся жить и выживать, оно бьется под его языком. Вонзить клыки, прокусить тело и добраться до горячего, вкусного сердца. Но змей смеется и меняет раздвоенный язык на человеческий.

Он уже ниже и там, где девственницам следует краснеть.

Он плетет свой рисунок с особым искусством, включая несуществующие узоры, красит цветами, еще не открытыми. Дафна сходит с ума и отчаянно желает большего, и Сиреникс дает ей это. Она вигабается и стонет, как не одна женщина, нимфа находится на тех заоблачных высотах, куда ступают не все ангелы.

И это ведь только еще разогрев.

Дафна кричит голосом, телом и магией, когда Сиреникс проникает в ее тело, быстро, болезненно и отчаянно. Тело напрягается, нимфа стонет, поскольку змей снова душит ее огонь. Снова раздирает грудную клетку. Снова вырывает позвоночник. Сильны образы, что насылает змей.

Секс-боль, секс-голод.

Дафне тесно, Дафне хочется себе обнажать, потому что Сиреникс движется в ней интенсивнее. А куда обнажать? Она вцепляется в смятые простыни, скребет их длинными ногтями, а вокруг сгущается магия.

Потому что сила Сиреникса подчиняет себе и ее волшебство. Водная стихия ласкает огненную, и этот секс, это единство, это близость тел, душ и магических начал тройным союзом отдается между ними.

Притяжение нарастает, и размеренный секс перерастает в ад, уже никто себя не контролирует.

Сиреникс входит в нее почти до треска, Дафна балансирует в состоянии человека и нимфы. Или… Или уже чего-то большего. Ей хочется превратиться в что-то большее и что-то дикое.

Сиреникс кусает ее шею, и кровь стекает по ней, а раны тут же затягиваются. Огонь борется с водою, и нимфа и змей кружатся в опасно-танцующем, тройственном сексе.

Это не животный секс, это не дикий секс. Природа и буйность – лишь легкая составляющая. Больше нет разницы между телесным, духовным, магическим.

Она – Дафна.

Он – Сиреникс.

Они ревут вместе, и им кажется мало этой кровати. Он входит в нее сзади, и она призывно выгибается. И дрожит, когда он ласкает ее живот.

Дафна и сама проявляет инициативу – встает на колени и с улыбкой делает то, о чем мечтают все земные мужчины. Впервые делает, но хорошо получается. А потом они снова соединяются.

Катаются весь день и всю ночь. Сиреникс через свои каналы качает силы в Дафну, ибо она пока еще человек, но уже переходит в новое состояние. Изредка прерываются, чтобы нимфа смогла поесть. И снова сжигают калории на белых простынях.