Текст книги "Король-ворон(ЛП)"

Автор книги: Maggie Stiefvater

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)

– Что еще за штука? Ноа? Ноа никакая не штука!

– Мы встретили птичку в кустарнике, птичку в кустарнике, птичку в кустарнике, – пропела Гвенллиан. Она соскользнула еще ниже, и еще, пока ее сапоги не оказались прямо у Блу перед носом. – И тридцать ее друзей! Ты чувствовал себя довольно-таки живым, не так ли, маленькое мертвое нечто? Давай-ка между нами начистоту. Лилейная Синь – мощное зеркало, и лилейная Гвен – мощное зеркало, а ты между ними, вспоминаешь, что значит жить?

Похоже, Гвенллиан была права, и это раздражало. Этот неупокоенный, совершенно живой Ноа почти стопроцентно проявился в реальности только благодаря медиумам-аккумуляторам, поддерживавшим его с двух сторон. А еще раздражало, что Гвенллиан на корню убила хорошее настроение Черни. Он так низко нагнул голову, что теперь они видели только его макушку.

Блу сверлила ее глазами:

– Ты ужасная.

– Спасибо, – Гвенллиан спрыгнула на землю одним размашистым прыжком и затушила сигарету о ствол дерева. На коре образовалась темная подпалина, которую Блу мгновенно ощутила как ожог в собственной душе. Она бросила на Гвенллиан сердитый взгляд. Блу была низкорослой, а Гвенллиан – высокой, но Блу испытывала непреодолимое желание смотреть на нее со злостью, а Гвенллиан, похоже, именно этого и добивалась, так что у них прекрасно получалось взаимодействовать.

– Что ты хочешь от меня услышать? Что он мертв? Какой смысл подчеркивать это?

Гвенллиан склонилась к ней так близко, что они могли бы потереться друг о друга носами. Ее произнесенные шепотом слова пахли гвоздикой:

– Ты когда-нибудь разгадывала загадку, которую тебе не загадывали?

Калла считала, что Гвенллиан начала петь и говорить загадками после того, как ее похоронили живьем на шестьсот лет. Но, глядя в ее ликующие глаза и вспомнив, что ее похоронили так за попытку заколоть поэта Оуайна Глендауэра, Блу решила, что Гвенллиан, вероятно, всегда была такой.

– Ноа не нужно разгадывать, – ответила она, – ну или, разве что, дать ему… уйти дальше. А он не хочет!

Гвенллиан загоготала:

– Желание и потребность – разные вещи, девочка моя, – она слегка ткнула Ноа в затылок носком сапога. – Покажи ей, что ты прячешь, мертвечина.

– Ноа, ты не обязан ее слушать, – быстро произнесла Блу, уже понимая, что она и верила Гвенллиан, и боялась правды о том, кем он был.

Они все знали, что существование Ноа было нестабильным и зависело от капризов силовой линии и местонахождения его останков. Блу и Гэнси не раз и не два замечали, что их другу становится все труднее и труднее справляться с превратностями смерти. Того, что Блу уже знала о Ноа, было достаточно, чтобы испугаться. Если все было еще хуже, она не была уверена, что хочет знать об этом.

Ноа вздохнул:

– Ты это заслужила. Просто… Прости, Блу.

Каждый нерв в ее теле завибрировал.

– Тебе не за что извиняться.

– Да, – ответил он едва слышно, – вообще-то, есть. Не надо… просто… ладно.

Гвенллиан отступила, освобождая ему место, чтобы он мог встать. Он медленно, неуклюже поднялся на ноги, повернувшись к Блу спиной. Расправил плечи, словно готовился к битве. Она ощутила момент, когда он перестал стягивать с нее энергию. Будто только что сбросила со спины тяжеленный рюкзак.

А затем он повернулся к ней лицом.

Каждое лето в Генриетту приезжал бродячий карнавал. Артисты устраивались на обширном поле за супермаркетом и несколько ночей подряд приминали там траву, угощали гостей домашним пирогом и зажигали огни, конвульсивно пронзавшие темноту. Блу всегда хотела полюбить это действо (ей хотелось, чтобы эти люди ей понравились), но в итоге она осознала, что просто находится в перманентном состоянии ожидания – когда же случится настоящее событие. Она решила, что ей не хватает адреналина, поэтому пошла на аттракцион Drop Tower[7]7
  Аттракцион в виде высокой башни, вокруг которой кольцом размещаются кресла. Кресла с людьми поднимают на самый верх башни, а затем отпускают их в свободное падение до самого низа. – прим. пер.


[Закрыть]. Их с лязганьем подняли на самый верх, а затем – ничего. В механизме что-то сломалось, поэтому их не сбросили вниз, а аккуратно опустили, так же, как и поднимали. И хотя они так и не рухнули с высоты вниз, на мгновение внутри Блу что-то оборвалось, словно ее и впрямь отпустили в свободное падение. Очень странное ощущение, которое было тем более странным, поскольку все прочие части тела остались на месте и никуда не упали.

Сейчас она испытывала то же самое.

– О, – выдохнула она.

Перед ней были мертвые запавшие глазницы, и обнаженные зубы, и душа, нанизанная на голые кости. Это существо было мертво много лет. Невозможно не заметить, насколько разложилась душа, насколько далека она была от всего человеческого, насколько истончилась с тех пор, как в этом теле затих пульс.

Ноа Черни был мертв.

Это все, что осталось.

И это правда.

Блу задрожала всем телом. Она целовала это. Блеклое, холодное воспоминание о человеке.

Поскольку он был всего лишь энергией, то легко прочел ее мысли – так же легко, как услышал бы слова. Она почувствовала, как он мимолетно проник в ее сознание и так же быстро вышел.

– Я же говорил, мне очень жаль, – прошипело оно.

Блу сделала глубокий вдох:

– А я говорила, что тебе не за что извиняться.

Она действительно так считала.

Ей было наплевать, что он – оно – Ноа был странным, разлагающимся и пугающим. Она знала, что он – оно – Ноа был странным, прогнившим насквозь и испуганным, и она знала, что все равно любит его.

Она обняла это. Его. Ноа. Ей было безразлично, что он уже не был человеком. Она все равно будет называть его Ноа, пока он сам хочет так называться. И она была рада, что сейчас он может прочесть ее мысли – ей хотелось, чтобы он знал, насколько сильно она в это верила.

Ее охватил вымораживающий холод, когда она, крепко обнимая Ноа за шею, позволила ему снова взять у нее энергию.

– Не говори остальным, – попросил он. Когда она отстранилась от него, он снова натянул на себя привычный облик обычного мальчишки.

– Тебе нужно уйти? – спросила Блу. Она имела в виду «уйти навсегда», но не могла произнести это вслух.

– Еще нет, – прошептал он.

Блу стерла со щеки слезу; Ноа вытер еще одну с другой ее щеки. Его лицо напряглось, словно он собирался заплакать, но она тронула его за подбородок, и он расслабился.

Они приближались к неминуемому концу чего-то и оба знали это.

– Хорошо, – подытожила Гвенллиан. – Ненавижу лжецов и трусов.

С этими словами она полезла обратно на дерево. Блу снова повернулась к Ноа, но его уже не было. Возможно, он исчез еще до того, как Гвенллиан заговорила; как и в случае его появления, было трудно отметить точный момент его ухода. Мозг Блу уже переписал время его исчезновения.

На фоне этих событий отстранение от уроков казалось неясным сном. А что было реально? Вот это – было.

Окно кухни со скрипом распахнулось, и Джими прокричала:

– Блу! Твои мальчики приехали! И, судя по их виду, они планируют зарывать труп.

Опять? – подумала Блу.

Глава 6

Забравшись в черный «субурбан» Гэнси, Блу обнаружила развалившегося с ногами на заднем сиденье Ронана, демонстрировавшего миру свежевыбритую голову и одежду, вполне годившуюся, чтобы затеять в ней скандал. То, что он сидел на заднем сиденье, а не на своем излюбленном троне рядом с водителем, означало, что у них проблемы. Вместо него впереди сидел Адам в белой футболке и чистом рабочем комбинезоне, приспущенном до пояса. Гэнси, одетый в школьную форму Эгленби, был за рулем. На лице у него было написано возбуждение, что удивило Блу. Его широко распахнутые глаза горели, словно кто-то в его голове зажег спичку. Она уже видела Гэнси таким оживленным раньше, но только когда они были наедине.

– Привет, Джейн, – поздоровался он, и голос его был столь же ярким и насыщенным, как и взгляд. Перед таким Гэнси было трудно устоять; в таком напряжении он излучал могущество и волновал ее.

Прекрати пялиться. Слишком поздно. Адам уже заметил. Она быстро отвела взгляд и принялась подтягивать гетры:

– Привет.

– У тебя есть время, чтобы прокатиться с нами? Тебе надо на работу? Или делать уроки? – спросил Гэнси.

– Никаких уроков. Меня отстранили, – ответила Блу.

– Чтоб я сдох! – восторженно выдохнул Ронан. – Сарджент, ну ты и задница!

Блу помедлила, прежде чем легонько ткнуть кулаком в его протянутый к ней кулак, пока Гэнси многозначительно рассматривал ее в зеркало заднего вида. Адам повернулся на своем сиденье вправо, хотя влево было бы удобнее, и теперь смотрел на нее в узкую щель между стенкой и подголовником на спинке. Из-за этого казалось, что он прячется, но Блу знала, что таким образом он просто поворачивался к ним здоровым правым ухом, так как левым ничего не слышал.

– За что отстранили?

– Я высыпала содержимое рюкзака другого ученика прямо на капот его машины. И я не очень хочу говорить об этом.

– Зато я хочу, – быстро отреагировал Ронан.

– Ну, а я нет. Я этим не горжусь.

Ронан похлопал ее по коленке:

– Я буду гордиться вместо тебя.

Блу одарила его испепеляющим взглядом, но вообще-то впервые за весь день почувствовала себя на своем месте. Заземленной. Не то чтобы женщины в доме на Фокс-уэй не были ее семьей – они были ее корнями, и ничто в мире не могло умалить их значение. Но от ее новой семьи, собравшейся в этой машине, веяло свежестью и силой. Они росли и прорастали друг в друга как деревья, вместе тянувшиеся к солнцу.

– Как у нас дела вообще?

– Ты не поверишь, – ответил Гэнси прохладным, чрезмерно вежливым тоном, означавшим, что он все еще раздражен, – но изначально я планировал поговорить с Артемусом о Глендауэре. А Ронан решил поменять мои планы. У него другие идеи, чем можно сегодня заняться. Он придумал более практичное применение нашему свободному времени.

Ронан наклонился вперед:

– Скажи мне, папуля, ты злишься, потому что я похерил все твои планы, или потому что я прогулял школу?

– Думаю, оба этих события можно охарактеризовать как «полный пиндец», или ты так не считаешь?

– Ой, не начинай, – фыркнул Ронан. – Из твоих уст это звучит вульгарно.

Когда Гэнси резко газанул с места, Адам бросил на Блу понимающий взгляд, говоривший «да, они в таком состоянии уже какое-то время». Как ни странно, Блу была благодарна ему за эту краткую бессловесную реплику. После их вздорного разрыва (а встречались ли они вообще?) она смирилась с тем, что Адаму слишком больно или некомфортно дружить с ней. Но он старался. И она тоже старалась. Кажется, у них получалось.

Если не учитывать, что она была влюблена в его лучшего друга и не сказала ему об этом.

Спокойствие Блу вдруг как в воду кануло, а взамен пришло то же чувство, с которым она вытряхивала рюкзак Хольцклоу на капот его машины. Все эмоции захлестнула белая горячечная волна.

С этим надо как-то справляться.

– МАЛЬЧИК ГЭНСИ!

Они все вздрогнули, услышав этот вопль через открытое окно со стороны водителя. За мгновение до этого их машина остановилась у светофора рядом с главными воротами академии Эгленби; на тротуаре стояла группа учеников с плакатами в руках. Гэнси неохотно поднял три пальца в привычном приветствии, чем вызвал восторженное улюлюканье.

Вид этих мальчишек в форме мгновенно вызвал у Блу неприятное чувство. Оно было давним, многогранным и неоднозначным, родившимся из суждений, опыта и зависти, и ей не хотелось его испытывать. Нет, она отнюдь не считала, что все ее негативные мнения о мальчишках-воронах были неверными. Просто близкое знакомство с Гэнси, Адамом, Ронаном и Ноа очень усложняло ее отношение к таким мнениям. Раньше было гораздо проще – когда она предполагала, что может презирать их всех с практически несуществующей высоты своего морального положения.

Блу вытянула шею, пытаясь разглядеть надписи на плакатах, но ребята явно не слишком старались сделать их заметными для проезжавших мимо машин. Какое-то время она размышляла, как бы повела себя, будь она ученицей Эгленби. Может, тоже стояла бы с плакатом.

– Против чего они протестуют?

– Против жизни, – сухо ответил Адам.

Только сейчас она поняла, что один из парней на тротуаре ей знаком. Его голову венчал незабываемый пучок стильно уложенных черных волос, а на ногах у него были высокие кеды, которые могли бы выглядеть дороже разве что в том случае, если бы их целиком обернули в долларовые купюры.

Генри Ченг.

В прошлый раз, когда она видела его, у нее с Гэнси было тайное свидание. Деталей встречи она не помнила – только то, что его крутой электромобиль сломался у обочины, и как ей было совсем не смешно с его шуточек, и то, что он напомнил ей, насколько Гэнси отличался от нее. Неудачное окончание для свидания.

Генри определенно помнил ее, поскольку широко улыбнулся ей, прежде чем указать двумя пальцами сначала на свои глаза, потом на ее.

Ее и без того смешанные чувства смешались еще больше.

– Как правильно сказать, когда говоришь «вы», имея в виду вообще всех? – спросила Блу, наклоняясь вперед и не сводя с него глаз.

– Все вы, – ответил Гэнси. – Думаю, так.

– Да, – подтвердил Адам.

– Это же надо, какие позеры, – произнес Ронан. Было трудно определить, имел ли он в виду Гэнси и Адама с их обширными познаниями в грамматике или же стоявших на тротуаре учеников с плакатами, нарисованными от руки.

– Еще бы, – холодно и раздраженно осадил его Гэнси. – Не дай Бог молодые люди начнут демонстрировать свои принципы на публичных, хоть и тщетных акциях протеста, вместо того чтобы тупо прогуливать школу и судить других, сидя на заднем сиденье машины.

– Принципы? У Генри Ченга только один принцип – сделать шрифт в школьной газете покрупнее, – парировал Ронан и спародировал голос Генри в несколько оскорбительной манере. – «Шрифт Sans serif? Надо пожирнее, но меньше курсива».

Блу заметила, как ухмыльнулся Адам; он быстро отвернулся к окну, чтобы Гэнси не увидел этого, но было слишком поздно.

– И ты, Брут? – сокрушенно констатировал тот. – Сплошное разочарование.

– Я ничего не говорил, – возразил Адам.

На светофоре зажегся зеленый. «Субурбан» покатил прочь от протестующих.

– Гэнси! Гэнси! Ричардмэн! – донесся до них голос Генри. Даже Блу узнала его. Сзади не было машин, поэтому Гэнси снова притормозил и высунул голову из окна:

– Чем могу служить, мистер Ченг?

– У тебя там… Багажник открыт, кажется, – легкомысленное лицо Генри слегка посерьезнело. Улыбка осталась на месте, но теперь она была вызвана чем-то другим. Блу снова ощутила, как в ней волной поднимается сомнение; она видела, каким был Генри, но не предполагала, каким еще он может быть.

Гэнси просканировал взглядом приборную доску, ища сигнальный индикатор:

– Он не… ой, – теперь его голос точно соответствовал выражению лица Генри. – Ронан.

– Чего? – рявкнул тот. Его ревность к Генри можно было рассмотреть даже из космоса.

– У нас открыт багажник.

Сзади просигналил автомобиль. Гэнси помахал водителю в зеркало заднего вида, отсалютовал Генри и нажал на педаль газа. Блу обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как Генри повернулся к остальным, и его лицо снова расплылось в широкой радушной улыбке.

Интересно.

Ронан тем временем развернулся на сиденье, чтобы заглянуть в багажник через щель в спинке.

– Не высовывайся, – прошипел он.

Он явно обращался не к Блу. Она прищурилась и осторожно поинтересовалась:

– Так что именно мы сегодня делаем?

Гэнси, казалось, был рад ответить:

– Линч в своей бесконечной мудрости решил заняться сновидением вместо того, чтобы идти в школу, и притащил с собой обратно чуть больше, чем планировал.

Встреча с Генри, похоже, слегка охладила пылающую агрессию Ронана.

– Ты мог бы просто попросить меня разобраться с этим самостоятельно, – отрезал он. – Мои сновидения никого не касаются, кроме меня.

– Ну уж нет, Ронан, – вмешался Адам. – Я обычно не встаю ни на чью сторону, но это все чушь собачья.

– Спасибо, – поблагодарил Гэнси.

– Слушай, старик…

– Даже не начинай, – оборвал его Гэнси. – Джесс Диттли мертв по вине людей, интересующихся сновидениями твоей семьи, так что не делай вид, что никто не пострадает, если это перестанет быть секретом. Да, это прежде всего твое дело, но в зоне поражения находимся мы все.

Это заткнуло Ронану рот. Он раздраженно откинулся на спинку сиденья и уставился в окно, покусывая один из кожаных ремешков у себя на запястье.

Блу услышала достаточно. Она оттянула свой ремень безопасности, чтобы легче было повернуться, и опустила подбородок на спинку сиденья, глядя в темное пространство багажника. Поначалу ничего не было видно. Ну, может, и было, но она не хотела признавать это, поскольку, стоило ей разглядеть сновидение Ронана, уже было невозможно представить, как это она не разглядела его сразу.

Она была абсолютно против того, чтобы испытывать шок.

Тем не менее, она его испытала.

– Это что… ребенок? – потрясенно выдавила она.

Рядом со спортивной сумкой Ронана и сумкой Гэнси свернулось клубочком некое маленькое существо. У него были огромные глаза, почти скрытые низко натянутой на лоб шапочкой. Одето оно было в слишком большой для него потрепанный и грязный свитер крупной вязки. Еще у него были либо темно-серые ноги, либо серые леггинсы на ногах. И, кажется, оканчивались эти ноги сапожками или копытами.

В голове у Блу царила полная сумятица.

Голос Ронана был ровным:

– Я называл ее Сироткой.

Глава 7

Адам предложил отправиться в Кэйбсуотер, так что они повезли девочку туда. Он еще не знал, что они станут делать, когда приедут, просто это было первым, что пришло ему в голову. Нет, на самом деле – вторым. Первая мысль была до того постыдной, что он сразу же раскаялся в ней.

Он взглянул на нее лишь раз и сразу подумал, что, будь она очередным ночным ужасом, они могли бы просто убить ее или оставить где-нибудь. Секунду спустя… нет, даже полсекунды… он возненавидел себя за такие мысли. Именно такие мысли могли появиться у сына его отца. "Что, хочешь уйти? Собрался уходить? Это твои вещи? Поверь мне, если бы мне разрешили тебя отпустить, я бы самолично сбросил тебя в какую-нибудь канаву. С тобой одни сплошные проблемы".

Он ненавидел себя и ненавидел своего отца, а затем отдал эту ненависть Кэйбсуотеру в своей голове, и Кэйбсуотер унес ее прочь.

А сейчас они были в самом Кэйбсуотере во плоти, следуя второй мысли Адама, которая, к его большому сожалению, не оказалась первой. Они везли Сиротку к матери Ронана, Авроре. Они стояли на поле, которое ранее приметили с воздуха – поле, где был выложен огромный ворон из ракушек. Гэнси не мог объехать разбросанные там и сям ракушки, но старался не наезжать на само изображение. Адам очень ценил эту часть Гэнси и его бесконечную заботу обо всем, что было отдано на его попечение.

Машина остановилась. Гэнси, Блу и Адам вышли наружу. Ронан и его странная маленькая девочка остались внутри. Похоже, они о чем-то договаривались.

Они ждали.

Снаружи, изорванное вершинами далеких гор серое небо низко нависло над полем и над коричнево-красно-черными деревьями Кэйбсуотера. Стоя здесь, вполне можно было поверить, что перед ними обычный лес на обычной горе в Вирджинии. Но если достаточно долго всматриваться в Кэйбсуотер, всматриваться как полагается, можно было увидеть парившие среди деревьев тайны. Тени рогатых животных, которые никогда не выходили на свет. Мерцающие огоньки светлячков из совсем другого лета. Шелест крыльев, шум огромного стада, никогда не показывавшегося на глаза.

Магия.

Находясь так близко к лесу, Адам чувствовал себя… Адамом. Его голова была забита тривиальным ощущением подвернутого на поясе комбинезона и столь же тривиальными мыслями о завтрашней контрольной работе по литературе. Казалось бы, когда он был так близко к Кэйбсуотеру, ему следовало бы стать более чужим для реального мира, более иным, но, на самом деле, чем ближе он был к лесу, тем яснее осознавал свое присутствие в этом мире. Когда его физическое тело могло протянуть руку и коснуться леса, его разуму не было нужды отправляться в далекое путешествие, чтобы общаться с Кэйбсуотером.

Подумать только, до всех этих событий у него совершенно не было никаких предчувствий о том, чем для него станет это место. Хотя, может, это и не так. Такое мощное волшебство – и сила в целом – требовали веры в предпосылки.

Гэнси говорил по телефону. Адам отошел отлить. Ронан оставался в машине.

Адам присоединился к Блу, стоявшей по другую сторону автомобиля. Он изо всех сил старался не смотреть на ее грудь и губы. Адам и Блу больше не были вместе – по крайней мере, в том смысле, насколько они могли быть вместе раньше, но даже их разрыв и осознание правильности этого решения для них обоих не умаляли эстетической привлекательности определенных частей тела. Ее волосы стали еще более непослушными с момента их первой встречи, и многочисленные заколки уже не могли удержать их; губы выглядели более развратно и явно жаждали запретных поцелуев; осанка приобрела жесткость, обострявшуюся пережитым горем и опасностью.

– Думаю, нам с тобой надо поговорить о… – сказала она. Предложение прозвучало незаконченным, и при этом она не сводила глаз с Гэнси. Адам гадал, знает ли она, каким откровенным был ее взгляд. Был ли этот взгляд хоть раз таким же жадным, когда она смотрела на него?

– Да, – ответил он, слишком поздно осознав, что она, вероятно, хотела обсудить поиски Глендауэра и его милость, а не признаваться в тайной связи с Гэнси. Ну, им в любом случае нужно было поговорить и об этом тоже.

– Когда?

– Я позвоню тебе сегодня вечером. Нет, погоди, у меня работа. Завтра после школы?

Они оба кивнули. У них был план.

Гэнси все еще говорил по телефону:

– Нет, здесь почти нет машин, если только вечером не играют в бинго. Шаттл? Сколько же людей ты пригласила? Представить не могу… о! Может быть, договориться об аренде автобуса?

– КЕРА!

Блу и Гэнси вздрогнули от этого яростного вопля. Адам, узнавший кличку, которую Ронану дала Чейнсо, поднял глаза, осматривая небо.

– Господи Боже! – прорычал Ронан. – Прекрати, ты просто невыносима.

Воронье имя Ронана выкрикнула вовсе не Чейнсо, а маленькая тощая Сиротка. Она свернулась крохотным клубком в бесцветной полевой траве за машиной и больше напоминала кучу тряпья, нежели живое существо. Она раскачивалась из стороны в сторону и отказывалась вставать. Когда Ронан что-то прошипел ей, она снова выкрикнула ему в лицо. Не детским криком – звериным.

Адам видел множество сновидений Ронана, претворенных в реальность, и знал, сколь свирепыми, прекрасными, ужасающими и капризными они могли быть. Но эта девочка вобрала в себя больше сущности Ронана, чем все предыдущие творения. Перепуганное мелкое чудовище.

– У меня тут апокалипсис. Пришли мне СМС, если придумаешь еще что-нибудь, – Гэнси выключил телефон. – Что это с ней?

В его голосе слышалась нерешительность, словно он не был уверен, действительно ли с ней что-то не так, или же это ее нормальное состояние.

– Она не хочет идти в лес, – ответил Ронан. Нагнувшись, он бесцеремонно сгреб девочку в охапку и зашагал к лесной опушке. Теперь, когда ее тоненькие ножки свешивались из-под его руки, можно было отчетливо разглядеть, что они оканчивались изящными копытцами.

Стоя рядом с Адамом, Блу на мгновение прижала кончики пальцев к губам и снова опустила руку.

– О, Ронан! – тихо произнесла она. Это прозвучало так, как если бы кто-то прошептал «о, Господи!»

Это невозможно. Сновиденное существо было девочкой, и не было ею. Она была сиротой; они не были родителями. Адам не мог судить Ронана за столь необъятные сновидения, он и сам занимался магией, которую не мог понять до конца. В эти дни все они протягивали руки к небу, надеясь увидеть там комету. Единственным отличием было то, что необузданная и разрастающаяся вселенная Ронана Линча существовала в его собственной голове.

– Excelsior[8]8
  лат.: все выше


[Закрыть], – сказал Гэнси.

–

Они вошли следом за Ронаном.

По лесу плыло тихое бормотание Кэйбсуотера, в кронах старых осенних деревьев шептались голоса, растворяясь в древних, покрытых мхом валунах. Это место означало для каждого из них что-то свое. Адам, смотритель леса, заключил с ним сделку, пообещав быть его руками и глазами. Способность Блу к усилению энергетических потоков тоже была каким-то образом связана с ним. Ронан, Грейуорен, был здесь задолго до всех прочих, достаточно рано, чтобы оставить на камнях слова, написанные его рукой. Гэнси… Гэнси просто любил его, и в этой любви смешались священный страх, благоговейный трепет и обожание.

Над головами деревья перешептывались на своем секретном языке… и на латыни… и на искаженной версии обоих, вплетая в разговор английские слова. Они совсем не говорили по-английски, когда ребята впервые пришли в лес, но они учились. И учились быстро. Адам подозревал, что в этом стремительном языковом развитии крылась какая-то тайна. Действительно ли они были первыми англоговорящими людьми, повстречавшимися этим деревьям? И если нет, почему деревья пытались овладеть английским только сейчас? И почему латынь?

Адам чувствовал, что ответ кроется где-то совсем близко, под самой поверхностью этой загадки.

– Salve[9]9
  лат.: приветствую


[Закрыть], – поздоровался Гэнси с деревьями. Всегда такой вежливый. Блу потянулась вверх, чтобы коснуться одной из ветвей. Ей не нужны были слова, чтобы здороваться с ними.

Привет, – прошелестели они в ответ по-английски. Листья мерцали под пальцами Блу.

– Адам? – позвал Гэнси.

– Дай мне минутку.

Они ждали, пока Адам найдет направление. Поскольку время и пространство на силовой линии были непостоянны, они запросто могли выйти из леса в совершенно другом времени или месте, а не там, где вошли. Это явление поначалу казалось капризным и абсолютно своевольным, но Адам, постепенно настраиваясь на пульсацию силовой линии, начал осознавать, что оно следует определенным правилам – только не тем линейным, к которым они привыкли в обычном мире. Это было больше похоже на дыхание. Дыхание можно задержать; можно дышать быстрее или медленнее; можно синхронизировать свое дыхание с кем-то, кто стоит рядом. Если хочешь перемещаться по Кэйбсуотеру без сюрпризов, нужно сориентироваться в его текущем ритме дыхания. Следовать за ним по течению, а не против него, если хочешь выйти там же, где вошел.

Закрыв глаза, Адам позволил силовой линии захватить его сердце на несколько ударов пульса. Теперь он знал, в какую сторону она тянется у них под ногами, чувствовал, как она пересекается с другой силовой линией далеко слева от них и еще с двумя где-то гораздо дальше справа. Запрокинув голову, он ощутил покалывающее сияние звезд в небе и определил свое положение относительно них. Внутри него Кэйбсуотер осторожно распускал тонкие плети ветвей, проверяя его настроение, но никогда не переходя границу, кроме как под давлением, а затем проник в его сознание и глаза, чтобы просканировать почву у него под ногами в поисках воды и камней для дальнейшей ориентировки.

Адам хорошо владел множеством различных навыков, поскольку отрабатывал их на практике, но это – как вообще это можно назвать? Ясновидение, считывание, магия, магия, магия. Он был не просто хорош в этом, он жаждал этого, желал, обожал до всеохватывающего ощущения благодарности. Он и не знал, что умеет любить. Когда-то они с Гэнси спорили об этом и даже ругались. Гэнси с легкой ноткой отвращения говорил ему: «Прекрати называть это привилегией. Любовь – не привилегия». Но у Гэнси всегда была любовь, и он всегда был способен любить. Теперь, когда Адам обнаружил это чувство в себе, он был как никогда уверен, что был прав. Началом всех начал в Адаме была потребность, его непрерывный пульс. Любовь была привилегией. Адам был удостоен ее и не хотел от нее отказываться. Он снова и снова хотел вспоминать это ощущение.

Едва Адам полностью раскрылся, Кэйбсуотер неуклюже попытался пообщаться со своим человеком-чародеем. Он взял его воспоминания, повертел их так и этак, вывернул наизнанку, приспосабливая их под иероглифический язык снов: гриб на стволе дерева; Блу, едва не упавшая при попытке отбежать от него подальше; корочка, покрывавшая порез у него на запястье; морщинка на коже, которая, как Адам знал, проявлялась у Ронана меж бровей; змея, исчезавшая в грязноватой воде озера; большой палец Гэнси, которым он касался своей нижней губы; раскрытый клюв Чейнсо и выползавший оттуда червячок.

– Адам? – позвала Блу.

Он всплыл из глубины своих мыслей:

– Да. Я готов.

Они пошли дальше. Было трудно сказать, сколько времени у них займет дорога к месту, где жила мать Ронана. Иногда они добирались туда мгновения, а иногда – годы. Ронан беспрестанно сетовал на это, неся в охапке Сиротку. Он попытался было уговорить ее идти самостоятельно, но она сразу же осела на землю бесформенной, бесхребетной амебой. Он не стал тратить драгоценные минуты на спор с ней, просто снова подхватил ее на руки, хмурясь.

Сиротка, кажется, догадывалась, что испытывает терпение Ронана слишком сильно, поэтому, пока он шел дальше, слегка встряхивая ее при каждом шаге, она принялась издавать монотонный звук, ритмично взбрыкивая копытцами в такт ходьбы. Через мгновение невидимая птица ответила на ее пение другой нотой, красиво гармонировавшей с нотой Сиротки на три тона выше. Девочка издала новый звук, на тон выше предыдущего, и другая птица пропела снова, опять на три тона выше ноты девочки. Третья нота – и третья птица. Они перекликались так некоторое время, пока вокруг ребят не разлилась песня – синкопированный дуэт Сиротки и невидимых глазу птиц, которых на самом деле могло и не существовать.

Ронан бросил на Сиротку сердитый взгляд, но было ясно, что именно он значил. Его руки, державшие ее, служили ей защитой.

От Адама не укрылось то, как хорошо эти двое знали друг друга. Сиротка не была случайным существом, извлеченным из прерывистого сна. Их поведение было накатанным, привычным поведением членов одной семьи. Она знала, как обходить его буйные всплески эмоций; он, кажется, точно знал, где пролегает граница его неприветливости и грубости в обращении с ней. Они были друзьями, хотя даже со сновиденными друзьями Ронана общаться было нелегко.

Сиротка все каркала свою часть песенки, и было очевидно, что эта аритмичная мелодия оказывала определенное влияние на настроение Гэнси и Ронана. Ссора в машине больше не занимала их мысли. Вместо этого Гэнси поднял руки над головой и принялся размахивать ими в такт музыке, будто дирижер, ловя падающие осенние листья, когда они пролетали слишком близко. Каждый мертвый лист, которого он касался кончиками пальцев, обращался плававшей в воздухе золотой рыбкой. Кэйбсуотер внимательно слушал его замыслы; вокруг него кружилось все больше листьев, ожидая его прикосновения. Вскоре их окружала целая стайка, даже поток рыбок, метавшихся в пространстве, сверкавших боками и менявших цвет, когда их чешуйки попадали в лучи света.

– У тебя всегда получаются рыбки, – сказала Блу, смеясь; рыбки щекотали ей шею и руки. Гэнси скользнул по ней взглядом и тут же отвел глаза. Потянулся за следующим листком. Между ними двумя сияло счастье; их любовь к волшебству этого места была чистой и простой.