Текст книги "Король-ворон(ЛП)"

Автор книги: Maggie Stiefvater

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

Им обоим так легко быть светлыми.

Кэйбсуотер деликатно подтолкнул мысли Адама, поднимая из глубин памяти целую дюжину счастливых воспоминаний за прошлый год – ну, они наверняка были с прошлого года, поскольку даже Кэйбсуотеру не удавалось отыскать радостные воспоминания за период до появления Гэнси и Ронана в его жизни. Адам сопротивлялся. В его сознании мелькнули образы него самого – то, как его видят другие. Его скрытая улыбка, его удивленный смех, его пальцы, тянувшиеся к солнцу. Кэйбсуотер не очень хорошо понимал людей, но он учился. Счастье, настаивал он. Счастье.

Адам сдался. Пока они шагали по лесу, и Сиротка все пела и пела свою песенку, а рыбки метались в воздухе вокруг них, он выпустил в эфир собственный замысел.

Последовавший за этим оглушительный удар удивил даже его; он услышал его только одним ухом, но ощутил в обеих ногах. Ребята вздрогнули, когда атмосферу пронизал еще один тяжелый басовый звук, отмечавший начало следующего такта песни. Когда прозвучал и третий, это уже определенно была музыка. Каждое дерево, мимо которого они проходили, издавало обработанный бухающий стук, пока звук вокруг них не превратился в пульсирующий электронный бит, неизменно звучавший из машины Ронана или его наушников.

– Боже мой! – расхохотался Гэнси. – Неужели нам и здесь придется это терпеть, Ронан?

– Это не я, – ответил тот. Посмотрел на Блу. Та пожала плечами. Тогда он поймал взгляд Адама. Когда губы Пэрриша искривились в ухмылке, лицо Ронана на мгновение застыло, прежде чем расплыться в расслабленной улыбке, которую он обычно приберегал для каких-нибудь глупых выходок Мэтью. Адам ощутил прилив радости за содеянное и в то же время приступ нервозности. Он ходил по самому краю. Заставить Ронана Линча улыбаться щекотало нервы не хуже сделки с Кэйбсуотером. С такими силами не шутят.

Внезапно Сиротка умолкла. Поначалу Адам решил, что она каким-то образом подхватила его настроение. Но нет: просто они достигли розовой лощины.

Аврора Линч жила на поляне, с трех сторон закрытой роскошными кустами, лозами и деревьями роз. Цветы ковром покрывали землю и водопадом спускались по выступу скалы, примыкавшей к поляне с четвертой стороны. Воздух был пронизан солнцем, будто свет, преломленный водой, и наполнен парившими над землей лепестками. Все вокруг было прелестно-розовым, или нежно-белым, или ослепительно-желтым.

Весь Кэйбсуотер был сном, но эта розовая лощина была сном во сне.

– Может быть, девочка составит Авроре компанию, – заметил Гэнси, наблюдая, как последняя из сотворенных им рыбок уплывает с поляны.

– Не думаю, что можно просто принести кому-то ребенка и ждать восторгов, – возразила Блу. – Она же не кошка.

Гэнси открыл было рот, собираясь отпустить колкий, граничащий с оскорблением комментарий. Адам перехватил его взгляд. Гэнси закрыл рот. Момент был упущен.

Гэнси, конечно же, был в чем-то прав. Аврору создали для любви, и она любила, так, как этого требовал каждый конкретный объект ее любви. Поэтому она обнимала своего младшего сына Мэтью, и расспрашивала Гэнси о знаменитых людях в истории, и приносила для Блу странные цветы, которые обнаружила во время прогулки, и позволяла Ронану показать ей все, что он извлек из сновидений или создал за неделю. Но Адаму она задавала вопросы вроде: «Откуда ты знаешь, что видишь желтый цвет так же, как я?» И внимательно слушала его аргументы. Иногда он пытался уговорить ее аргументировать это самостоятельно, но она не любила думать. Она предпочитала слушать, как наслаждаются процессом мышления другие люди.

Так что они уже знали, что она полюбит Сиротку. А вот было ли правильно дарить Авроре еще кого-нибудь для любви – это уже другой вопрос.

– Мама, ты здесь? – голос Ронана звучал совершенно иначе, когда он обращался к матери или Мэтью. Ронан непритворный.

Нет. Скорее, лишенный всей своей брони.

Его тон напомнил Адаму ту открытую, незамутненную улыбку, увиденную им ранее. Не играй, сказал он себе. Это не игра.

Если уж быть честным, то это и не было похоже на игру. В его сердце зашипел адреналин.

Появилась Аврора Линч.

Она вышла не из жилой зоны и не с тропинки, по которой они только что пришли. Она возникла из стены роз, драпировавших скалу. Ни одна живая женщина не смогла бы пройти сквозь камень и цветы, но она прошла. Ее волосы, украшенные розовыми бутонами и косичками с вплетенным в них жемчугом, золотистой завесой струились по спине. На краткий миг они увидели лишь розы и женщину, а затем женщина полностью воплотилась в Аврору. Кэйбсуотер вел себя с Авророй Линч иначе, не так, как с ними; они ведь были людьми, а она – сновиденным созданием. Они приходили сюда как в отпуск. А она была родом отсюда.

– Ронан, – произнесла она неподдельно счастливым голосом; впрочем, она всегда была неподдельно счастлива. – А где мой Мэтью?

– Играет в лакросс или еще какое-нибудь подобное дерьмо, – ответил Ронан. – Что-то, от чего обильно потеешь.

– А как насчет Деклана? – допытывалась Аврора.

Возникла пауза, на один вдох и выдох длиннее, чем нужно.

– Работает, – соврал Ронан.

Все, кто был на поляне, посмотрели на него.

– Ну что ж, – ответила она, обнимая Ронана за шею и прижимаясь бледной щекой к его бледной щеке, словно он только что принес ей целую охапку продуктов, а не странную маленькую девочку. – Что ты принес мне на этот раз?

Ронан бесцеремонно поставил девочку на землю. Она прижалась к его ногам, почти полностью скрытая старым свитером, и тоненько провыла по-английски с легким акцентом: – Я хочу уйти!

– А я хочу снова чувствовать правую руку, – огрызнулся Ронан.

– Amabo te, Greywaren! – пискнула она. Прошу тебя, Грейуорен.

– Ой, да встань уже, – он потянул ее за руку, и она встала, тоненькая как струнка, косолапо скрестив изящные копытца. Аврора опустилась перед ней на колени, чтобы заглянуть ей в лицо: – Какая ты красивая!

Девочка не смотрела на Аврору. Она вообще не шевелилась.

– Вот тебе красивый цветочек под цвет твоих глаз, хочешь подержать его? – Аврора протянула ей на ладони розу. Роза и впрямь была цвета глаз девочки – тускло-голубая, как надвигающийся шторм. Розы такого цвета вряд ли существовали в природе раньше, но теперь – наверняка.

Девочка даже не повернула головы. Ее глаза были прикованы к чему-то за спиной у Адама. Ее лицо не выражало ничего. Или же скуку. Адам ощутил легкий укол узнавания. В выражении лица девочки не было ни раздражения, ни злобы. Она не истерила и не протестовала.

Адам помнил это ощущение, когда, скрючившись, лежал на полу кухни, невидящими глазами глядя на лампу в противоположном углу, пока его отец шипел и плевался у него над ухом. Он очень хорошо знал эту разновидность страха.

Он не мог заставить себя смотреть на девочку.

Пока Адам рассматривал тонкие голые ветви деревьев, Ронан и его мать говорили о чем-то приглушенными голосами. К удивлению всех присутствующих, зажужжал телефон Гэнси. Он вытащил его из кармана и посмотрел на экран. Кэйбсуотер слегка прижал мысли Адама. Блу выкладывала опавшие розовые лепестки на своей вытянутой руке. Огромные деревья, окружавшие поляну, все шептали и шептали на латыни.

– Нет, мама, – нетерпеливо возразил Ронан, и этот совершенно несвойственный ему тон привлек внимание остальных. – Все было не так, как раньше. Это вышло случайно.

Аврора выглядела снисходительно-кроткой, и это определенно раздражало ее среднего сына.

– Это случайность, – настаивал он, хоть она и не оспаривала его слова. – Это был кошмар, но в нем что-то было по-другому.

– Как по-другому? – быстро вмешалась Блу.

– В этом кошмаре что-то было пох… испорчено. Там было что-то черное, и ощущалось оно странно, – Ронан нахмурился, глядя на деревья, словно ждал, что они подскажут ему нужные слова. Наконец, он добавил: – Что-то разложившееся.

Это слово взволновало всех. Блу и Гэнси переглянулись, словно оно было продолжением их более ранней беседы. Адам вспомнил тревожные образы, показанные ему Кэйбсуотером, когда он впервые вошел в лес. Сиявшее золотом лицо Авроры потускнело. Наконец, она промолвила: – Думаю, мне надо показать вам кое-что.

Глава 8

К превеликому раздражению Гэнси, телефон продолжал ловить сеть.

Обычно в Кэйбсуотере что-то мешало прохождению сигнала мобильной сети, но сегодня, пока он взбирался на гору, а затем спускался вниз, его телефон беспрестанно вибрировал входящими сообщениями о грядущем предвыборном мероприятии по сбору средств в академии Эгленби.

Сообщения от матери походили на государственные документы:

«Директор Чайлд согласен, что времени мало, но моя команда уже имеет определенный опыт, как быстро организовать такое мероприятие. Так чудесно, что ты согласился помочь, и мы сделаем это в твоей школе».

СМС-ки отца были написаны в бодром тоне, чисто по-мужски:

«Дело тут не в деньгах, просто это надо сделать и все. Не надо называть это сбором средств, просто соберемся и хорошо проведем время».

Его сестра Хелен сразу переходила к конкретике, без переливания из пустого в порожнее: «Скажи мне сразу, насколько невоздержанной может быть пресса, если накопает что-то на твоих одноклассников, чтобы я сразу начала заметать следы».

Гэнси все надеялся, что сигнал вот-вот пропадет, но он оставался мощным. Это означало, что ему приходилось одновременно читать СМС-ку о бронировании отелей в Генриетте для приезжих гостей и наблюдать, как из волшебного дерева сочится какая-то черная, явно отравленная жидкость.

Грейуорен, – шепнули дальние ветви. – Грейуорен.

Жидкость проступала на коре как капли пота, постепенно собираясь в медленный вязкий ручеек. Все, кроме странной девочки, уткнувшейся носом в бок Ронану, внимательно рассматривали дерево. Гэнси не мог ее винить. Он нашел, что смотреть прямо на дерево было… трудно. Раньше он как-то не задумывался о том, что в природе было очень мало по-настоящему черных вещей, пока не увидел этот смолистый древесный сок. Абсолютная тьма, пузырившаяся на стволе, выглядела ядовитой – и неестественной.

Телефон Гэнси зажужжал снова.

– Гэнси, друг, это больное дерево, похоже, мешает твоему времяпрепровождению в сети? – полюбопытствовал Ронан.

На самом деле это сеть мешала его времяпрепровождению здесь, возле этого больного дерева. Кэйбсуотер был для него тихой гаванью. СМС-ки здесь выглядели так же неуместно, как эта тьма, источаемая деревом. Он отключил телефон: – Оно здесь одно такое?

– Из тех, что я нашла во время прогулок – одно, – ответила Аврора. Ее лицо было безмятежным, но она беспрестанно теребила волосы.

– Эта штука причиняет дереву боль, – сказала Блу, запрокидывая голову, чтобы посмотреть на увядающую крону. Темное дерево было прямой противоположностью Кэйбсуотера. Чем дольше Гэнси находился в Кэйбсуотере, тем более трепетно относился к нему. И чем дольше он смотрел на черную смолу, тем больше его угнетало это зрелище.

– Оно что-нибудь делает? – спросил он.

Аврора склонила голову к плечу:

– Что ты имеешь в виду? Помимо того, что оно делает сейчас?

– Не знаю, – ответил Гэнси. – Я не знаю, что я хотел сказать. Это просто мерзкая болячка или что-то магическое?

Аврора пожала плечами. Ее метод решения проблем заключался лишь в том, чтобы найти кого-то другого, кто мог бы их решить. Пока Гэнси ходил вокруг дерева, пытаясь выглядеть полезным, Адам присел перед Сироткой. Она все смотрела куда-то вдаль, поверх него. Он расстегнул ремешок своих дешевых наручных часов и слегка похлопал ее по руке, давая ей понять, что часы предназначались ей. Наблюдавший за ними Гэнси ждал, что она проигнорирует его или откажется от подарка, как уже отказалась от розы, которую ей предложила Аврора, но девочка без колебаний приняла часы и принялась сосредоточенно заводить их. Адам еще некоторое время посидел перед ней, сдвинув брови.

Гэнси подошел к Ронану, стоявшему возле дерева. Вблизи тьма гудела абсолютной тишиной. Ронан обратился к дереву на латыни. Ответа не прозвучало.

– Кажется, у него нет голоса, – подметила Аврора. – Это очень странно. Я все время возвращаюсь к нему, даже если и не планировала идти в эту сторону.

– Оно напоминает мне Ноа, – произнесла Блу. – Оно… разлагается.

Ее голос был исполнен такой меланхолии, что Гэнси внезапно понял, сколько же они с ней потеряли, стараясь сохранить свои отношения в секрете. Блу излучала сверхъестественную энергию для остальных, но в ответ могла получить ее только с прикосновением. Она постоянно обнимала мать, или держала за руку Ноа, или брала Адама под локоть, или закидывала ноги на ноги Ронана, когда они сидели на диване. Касалась узкой полоски кожи на шее Гэнси, между линией роста волос и воротником. Это беспокойство, отчетливо звучавшее сейчас в ее голосе, требовало переплетения пальцев, рук на плечах, прижатой к груди щеки.

Но, поскольку Гэнси был слишком малодушен, чтобы признаться Адаму в своей любви к ней, ей приходилось стоять одной, наедине со своей печалью.

В итоге за руку ее взяла Аврора.

Его охватил стыд, столь же угольно-черный, как и текшая с дерева смола.

Ты в самом деле хочешь потратить оставшееся время вот на это?

Внезапно внимание Гэнси привлекло движение между деревьев.

– Ой, – выдохнула Блу.

Три фигуры. Такие знакомые, невероятные, невозможные.

Это были три женщины с лицом Блу – как будто бы. Их черты были не столько реальными чертами Блу, сколько образом Блу, который обычно запоминался людям. Возможно, разница была бы не так заметна, если бы сама Блу не стояла сейчас рядом. Она была реальной; они были сном.

Они приближались в той же манере, как приближаются предметы во сне. Перебирали ли они ногами при ходьбе? Гэнси не мог вспомнить, хоть и наблюдал за ними. Они приближались – это все, что он знал. Все три фигуры держали поднятые руки у лица. Их ладони были красными.

– Дорогу! – хором произнесли они.

Взгляд Ронана метнулся к Гэнси.

– Дорогу Королю-ворону! – хором повторили фигуры.

Сиротка расплакалась.

– Это Кэйбсуотер пытается нам что-то сказать? – тихо спросил Гэнси.

Они приблизились. Их тени были черными, а заросли папоротника у них за спиной умирали.

– Это ночной кошмар, – сказал Адам. Он держался правой рукой за запястье левой, нащупывая большим пальцем пульс. – Мой. Я не хотел о них думать. Кэйбсуотер, забери их.

Тени протянулись к черноте на стволе дерева, подтверждая, что были с ней одной породы. Чернота вскипела и потекла из дерева чуть быстрее. Одна из ветвей у них над головами застонала.

– Дорогу! – повторили фигуры.

– Заберите их! – взвизгнула Сиротка.

– Кэйбсуотер, dissolvere[10]10
  лат.: раствори


[Закрыть], – приказал Ронан. Аврора шагнула вперед и закрыла его собой, словно хотела защитить сына. В ее облике не осталось никакой неопределенности.

Три женщины подошли еще ближе. И снова Гэнси не мог разглядеть, как они передвигались. Сначала они были далеко, а сейчас – близко. Он учуял вонь разложения. Не сладковатый запах гниющих растений или продуктов, а мерзкую мускусную вонь плоти.

Блу отшатнулась от них. Гэнси решил, что она испугалась, но она просто побежала к нему, чтобы схватить за руку.

– Да, – подтвердил Адам, мгновенно поняв, чего она хотела, прежде чем это понял сам Гэнси. – Гэнси, скажи это.

Скажи это. Они хотели, чтобы он велел женщинам убраться. Приказал им. В пещере костей Гэнси приказал костям пробудиться, и они пробудились. Он использовал энергию Блу и свое устремление и произнес приказ, который должен был быть услышан. Но Гэнси не понимал, почему это сработало, и не понимал, почему именно он, и не знал, каким образом Адам, Ронан или Блу постигали свои магические способности, потому что сам он не мог это сделать.

– Дорогу Королю-ворону! – снова повторили женщины. А затем они очутились прямо перед Гэнси. Три фальшивых Блу лицом к лицу с ним и с Блу настоящей.

К изумлению Гэнси, Блу выхватила свой выкидной нож. Он был уверен, что она воспользуется им, ведь она уже как-то пырнула им Адама. Но он очень сомневался, что нож будет эффективен против этих трех кошмаров, стоящих перед ними.

Гэнси заглянул в их зияющие чернотой глаза, а затем вложил в голос всю свою уверенность и твердо произнес:

– Кэйбсуотер, защити нас.

Три женщины рассыпались дождем.

Они расплескались по одежде Блу и его плечам, а затем вода мгновенно ушла в землю. Блу едва слышно вздохнула и опустила плечи.

Слова Гэнси снова сработали, а ему так и не стало понятнее, почему и как он должен был использовать свой дар. Глендауэр мог управлять погодой одним лишь словом и говорил с птицами; Гэнси отчаянно надеялся, что его король, проснувшись, объяснит всю тонкую организацию Гэнси самому Гэнси.

– Простите, – подал голос Адам. – Я идиот. Я был неосторожен. А это дерево… Кажется, оно усилило этот кошмар.

– Может, я тоже его усилила, – отозвалась Блу. Она неотрывно смотрела на мокрые плечи Гэнси; на ее лице был написан такой шок, что он невольно оглядел себя и свой свитер, чтобы убедиться, что вода не проела дыры в ткани. – Можно… Можно мы уйдем от него подальше?

– Думаю, это мудрое решение, – согласилась Аврора. Она была не слишком обеспокоена случившимся, скорей прагматична, и Гэнси вдруг подумалось, что для сновиденного создания ночной кошмар был всего лишь неприятным знакомством, а не чем-то по-настоящему необъяснимым.

– Держись от него подальше, – велел Ронан матери.

– Оно находит меня, – возразила она.

– Operae pretium est[11]11
  лат.: это того стоило


[Закрыть], – добавила Сиротка.

– Не будь извращенкой, – сказал ей Ронан. – Мы уже не во сне. По-английски.

Она не стала переводить. Аврора протянула руку и погладила ее по макушке, скрытой под шапочкой:

– Она будет моей маленькой помощницей. Пойдемте, я проведу вас к выходу.

Аврора проводила их к машине, стоявшей на опушке. Они уже вышли за пределы леса, но она никогда не засыпала сразу. В отличие от сновиденных тварей Кавински, немедленно погрузившихся в сон сразу после его смерти, жене Ниалла Линча всегда удавалось отвоевать себе немного времени. Она бодрствовала целых три дня после его смерти. Однажды она даже провела целый час вне Кэйбсуотера и не заснула. Но в итоге сновидение все равно требовало сновидца.

Теперь же, идя с ними к машине, вдали от Кэйбсуотера, Аврора все больше походила на сон – забредшее в пробудившуюся жизнь видение в облачении, сотканном из цветов и света.

– Передай Мэтью, что я люблю его, – сказала она и обняла Ронана. – Я была очень рада увидеть вас всех снова.

– Оставайся с ней, – приказал Ронан Сиротке, которая грязно выругалась в ответ. – И прекрати выражаться при моей матери.

Девочка быстро произнесла несколько непонятных, прелестно звучавших слов, но Ронан рыкнул на нее:

– Я не понимаю этот язык, когда не сплю. Говори по-английски или по-латыни. Ты хотела выйти; вот, ты вышла. Здесь все по-другому.

Его резкий тон привлек внимание Авроры и Адама.

– Не расстраивайся, Ронан, – сказала ему Аврора. Это заставило его отвернуться от всех и напрячь плечи в бессильной ярости. Аврора вытянула руки и обернулась вокруг своей оси:

– Скоро пойдет дождь, – и мягко упала на колени.

Ронан, молчаливый, мрачный и очень даже настоящий, закрыл глаза.

– Я помогу тебе нести ее, – сказал ему Гэнси.

Глава 9

Едва вернувшись из Кэйбсуотера, Блу сразу же влипла в еще большую передрягу.

Стоило ребятам высадить ее у дома номер 300 по Фокс-уэй, она ворвалась в кухню и приступила к одностороннему допросу Артемуса, все еще баррикадировавшегося в кладовке. Когда он не ответил ни на один из ее вполне рациональных вопросов о женщинах с ее лицом и руками убийц, а также о возможном местонахождении Глендауэра, Блу повысила голос до крика и попыталась выломать дверь. Ее грудь сжималась от воспоминаний о залитых водой плечах Гэнси, одетого в форменный свитер академии Эгленби – именно таким она видела его дух на ночном бдении у церкви. А еще она была расстроена тем, что Артемус явно знал обо всем этом больше, чем говорил.

Гвенллиан, восседавшая на кухонном столе, с восторгом наблюдала за разборкой.

– Блу! – прокричала ее мать откуда-то из глубины дома. – Блуууууу! Почему бы тебе не зайти поболтать с нами?

По тягучести тона Блу сразу догадалась, что у нее неприятности. Она перестала колотить в дверь кладовки и побрела по лестнице на второй этаж. Голос Моры доносился из общей ванной дома, и Блу, зайдя внутрь, обнаружила свою мать, Каллу и Орлу сидящими в наполненной до краев ванне. Все три женщины были полностью одеты и мокры с головы до ног. Джими сидела на опущенной крышке унитаза, держа в руках горящую свечу. По их лицам было заметно, что все они плакали, но сейчас ни у одной не было слез.

– Чего надо? – сердито буркнула Блу. У нее уже начинало болеть горло, а это означало, что она, вероятно, кричала громче, чем изначально планировала. Ее мать бросила на нее авторитетный взгляд, хотя до этого момента никто бы не подумал, что женщина в ее положении вообще могла иметь подобный авторитет.

– Тебе не кажется, что, когда кто-то ломится в дверь твоей спальни и криком требует выйти, это не слишком приятно?

– Кладовка – не спальня! – огрызнулась Блу. – Ну, так, для начала.

– Последние несколько десятилетий были для него очень тяжелыми, – отметила Мора.

– У Гвенллиан последние несколько столетий тоже были не сахар, а она сидит на столе на кухне, а не запирается в кладовке!

– Зайка, нельзя сравнивать способности двух разных людей справляться со стрессом, – попыталась урезонить ее Джими, все еще сидевшая на крышке унитаза. Калла фыркнула.

– И поэтому вы залезли в ванну все вместе? – съязвила Блу.

– Не будь такой злюкой, – осадила ее Мора. – Мы пытались установить контакт с Персефоной. И прежде чем ты спросишь – нет, это не сработало. Но пока мы обсуждаем твое не слишком мудрое поведение, позволь спросить, куда это ты исчезла? Отстранение от занятий – это тебе не каникулы.

– Я не на прогулку ездила! – ощетинилась Блу. – Ронан извлек из сна своего внутреннего ребенка или что-то в этом роде, и нам пришлось отвезти ее к его матери. А пока мы были там, то увидели трех женщин с того гобелена, о котором я вам говорила. И еще – одно из деревьев было испорчено, и Гэнси мог умереть прямо там! А я бы стояла и смотрела на это!

Женщины с жалостью смотрели на нее, и это взбесило Блу еще больше.

– Я хочу предупредить его, – заявила она.

Воцарилась тишина.

Она не знала, что собирается сказать это, пока слова не вылетели у нее изо рта, но сказанного не воротишь. Поэтому она постаралась заполнить тишину: – Я знаю, вы говорили, что это сломает человеку жизнь, если он будет об этом знать, тем более, раз это его не спасет. Я это понимаю. Но здесь другая ситуация. Мы найдем Глендауэра и попросим его спасти жизнь Гэнси. Так что нам нужно, чтоб Гэнси дожил до этого момента. А это значит, что ему нужно прекратить нарываться на неприятности!

Ее хрупкая надежда не выдержала бы еще большей жалости, но, к счастью, женщины тоже это поняли. Они переглянулись, обдумывая ее слова. Было трудно сказать, на чем основывалось их решение – на жизненном опыте или ясновидении. Затем Мора пожала плечами: – Ладно.

– Вот так просто, да?

– Да, разумеется, – Мора снова взглянула на Каллу, словно ожидая подтверждения. Калла подняла брови. – Да, расскажи ему.

– Правда?

Блу, видимо, ожидала более серьезного сопротивления с их стороны, поэтому, когда его не последовало, она почувствовала себя так, будто из-под нее внезапно выдернули стул. Одно дело – объявить им, что она собирается рассказать Гэнси о его грядущей неминуемой смерти. И совсем другое – представить, как она будет это делать. Если она это сделает, пути назад уже не будет. Блу зажмурилась – будь благоразумной, соберись – и снова открыла глаза.

Мать смотрела на дочь. Дочь смотрела на мать.

– Блу, – позвала Мора.

Блу постаралась умерить свой пыл.

Джими задула свечу, которую все еще держала в руках, и положила ее на пол. Затем обхватила Блу за бедра и затащила ее к себе на колени, как делала когда-то, когда Блу была маленькой. Ну, вообще-то Блу и сейчас была маленькой. Когда Блу была младше. Крышка унитаза заскрипела под их весом.

– Ты сейчас проломишь унитаз, – сказала ей Блу, но все же дала Джими обнять себя и прижать к обширной груди. Прерывисто вздохнула, когда Джими погладила ее по спине, что-то кудахча себе под нос. Блу не понимала, почему этот утешительный и привычный для нее с детства жест одновременно и успокаивал, и душил ее. Она была и рада этому, и отчаянно желала оказаться где-нибудь в другом месте, где в ее жизни могло бы быть меньше трудностей или горя.

– Блу, твое желание уехать из Генриетты совершенно нормально, ты же знаешь, да? – спросила ее мать, все еще сидевшая в ванне. Блу, подумавшая как раз об этом, не могла сообразить, почему ее мать заговорила об этом сейчас – то ли потому, что была хорошим прорицателем, то ли потому, что слишком хорошо ее знала.

– Пфф, – только и произнесла она, пожав плечами.

– Это не значит, что ты убегаешь, – объяснила ей Джими; ее низкий грудной голос рокотал над ухом у Блу. – Если ты уедешь.

– Мы не будем думать, что ты ненавидишь Фокс-уэй, – добавила Калла.

– У меня нет ненависти к Фокс-уэй.

Мора шлепнула Орлу по руке; та пыталась заплести мокрые волосы Моры в косу.

– Я знаю, – сказала она дочери. – Мы же классные. Но разница между хорошим домом и хорошей тюрьмой очень невелика, на самом-то деле. Мы выбрали Фокс-уэй. Мы создали его, Калла, Персефона и я. Но это лишь история твоего происхождения, а не конечный пункт назначения.

Эти мудрые слова почему-то разозлили Блу.

– Скажи что-нибудь, – попросила Орла.

Блу не знала, как объяснить; она и сама не совсем понимала, что это значит.

– Это просто… как будто я теряю время зря. То, что я влюбилась в них всех.

И это впрямь означало их всех: дом на Фокс-уэй, мальчишек, Джесса Диттли. Будучи человеком рациональным, Блу считала, что, может быть, у нее вообще проблема с любовью. Готовая вот-вот сорваться, она добавила:

– И не говорите, что это хороший жизненный опыт. Не хочу это слышать.

– Я любила многих людей, – констатировала Орла. – Я бы сказала, что это действительно хороший жизненный опыт. В любом случае, я давно тебе говорила, что эти ребята просто бросят тебя.

– Орла! – возмутилась Калла, ощутившая, что дыхание Блу снова стало неровным. – Мне прямо стыдно становится, когда я представляю, что ты говоришь своим несчастным клиентам по телефону.

– Как угодно, – ответила та.

Мора, обернувшись, бросила на Орлу мрачный взгляд, а затем продолжила:

– Лично я не собиралась говорить об опыте. Я хотела сказать, что уехать иногда помогает. И это необязательно значит «прощай навсегда». Можно уехать и вернуться.

Джими качала Блу на коленях. Крышка унитаза под ними тихонько поскрипывала.

– Не думаю, что смогу пойти в один из колледжей, которые выбрала, – задумчиво произнесла Блу. – И школьный консультант тоже так не думает.

– А чего бы ты хотела? – спросила Мора. – Не от колледжа. От жизни.

Блу проглотила горькую правду, поскольку была готова перейти от кризиса и рыданий к поиску решений и стабильности. Затем она медленно и осторожно произнесла эту правду, но так, чтобы с ней можно было справиться: – То, чего я всегда хотела. Увидеть мир. Сделать его лучше.

Мора, казалось, тоже тщательно подбирает слова:

– А ты уверена, что колледж – единственный способ это выполнить?

Это был один из тех невозможных ответов, которые Блу услышала от школьного консультанта, ознакомившегося с ее финансовой ситуацией и академической успеваемостью. Да, она была уверена. Как еще она могла изменить мир к лучшему, если сначала не узнает, как это сделать? Как она может найти работу, на которой заработает денег, чтобы побывать на Гаити, в Индии или Словакии, если не пойдет в колледж?

Потом она вспомнила, что вопрос прозвучал не от консультанта. Вопрос задала ее ясновидящая мать.

– Так что же я делаю? – осторожно спросила Блу. – Чем я занималась в ваших видениях?

– Путешествовала, – ответила Мора. – Изменяла мир.

– Деревья в твоих глазах, – добавила Калла, гораздо мягче, чем обычно. – Звезды в твоем сердце.

– Как? – допытывалась Блу.

Мора вздохнула:

– Гэнси ведь предложил тебе помощь?

Не нужно было обладать сверхъестественными способностями, чтобы догадаться. Достаточно было знать Гэнси лишь поверхностно. Блу, рассердившись, попыталась встать, но Джими удержала ее.

– Я не собираюсь пользоваться благотворительностью Гэнси.

– Не будь такой, – примирительно сказала Калла.

– Какой?

– Ожесточенной, – Мора поразмыслила мгновение, а затем добавила: – Я просто хочу, чтобы ты рассматривала свое будущее как мир, в котором возможно все.

– Мир, где Гэнси не умрет к апрелю? – разъярилась Блу. – И где я не убью свою истинную любовь поцелуем? О таких возможностях ты говоришь?

Ее мать долго молчала. Пока тянулась эта пауза, Блу внезапно осознала, как сильно ей хотелось, чтобы мама заверила ее, что оба этих предсказания могли и не сбыться, и с Гэнси все будет в порядке. Но Мора ответила: – Жизнь будет продолжаться и после его смерти. Ты должна думать о том, что ты будешь делать дальше.

Блу уже думала о том, что она будет делать после его смерти, и именно поэтому у нее и наступил этот кризис.

– Я все равно не собираюсь его целовать, так что вряд ли он умрет от этого.

– Я не верю в истинную любовь, – снова встряла Орла. – Эту концепцию придумало моногамное общество. Мы животные. Мы занимаемся любовью в кустах.

– Спасибо за ценное мнение, – съязвила Калла. – Давайте испытаем судьбу на примере предсказания Блу, а потом сообщим о результатах обществу.

– Ты любишь его? – спросила Мора.

– Я бы предпочла не любить, – ответила Блу.

– У него есть множество негативных качеств, так что, если хочешь, могу помочь тебе сосредоточиться на них.

– Я уже знаю о них. Давно знаю. И вообще, это глупо. Истинная любовь и впрямь лишь концепция. Вот, к примеру, Артемус был твоей истинной любовью? А мистер Грэй? Получается, если с одним у тебя истинная любовь, то с другим – уже не истинная? Может ли истинная любовь быть лишь однажды, а потом – все?

Последний вопрос прозвучал наиболее легкомысленно из всех, но лишь потому, что он был самым болезненным. Если уж Блу была совершенно не готова принять смерть Гэнси, то уж точно не собиралась сживаться с мыслью, что он будет мертв достаточно долго, чтобы она могла легкой джазовой походкой вступить в новые отношения с кем-то, кого она еще даже не повстречала. Она просто хотела, чтобы они с Гэнси навсегда остались лучшими друзьями – и, может быть, однажды познать его в плотском смысле. Это казалось вполне благоразумным желанием, и Блу, изо всех сил старавшаяся быть благоразумной всю свою жизнь, бесконечно расстроилась из-за того, что даже в этой мелочи ей было отказано.