Текст книги "Король-ворон(ЛП)"

Автор книги: Maggie Stiefvater

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

Ее крайне раздражало и расстраивало то, что ее жизнь так четко разделилась на две части.

То, чего ей давали совсем немного, но все же давали.

И что-то большее, чем она не могла обладать.

Так что она стояла на остановке у школы, сгорбившись, как обиженная на весь мир старуха, в своей длинной, покромсанной и перешитой толстовке, которую она превратила в платье, и ждала, когда школьные автобусы отъедут и дадут ей возможность подойти к своему велосипеду. Ей бы хотелось, чтобы в руках у нее сейчас был телефон или Библия, и она могла бы сделать занятой вид, как та группка застенчивых подростков, ждавших своей очереди сесть в автобус. В опасной близости к ней стояли четыре ее одноклассника, обсуждавшие очень важный вопрос – действительно ли классной была сцена ограбления банка в этом новом фильме, который все уже посмотрели, и Блу боялась, как бы они не спросили ее мнение. Она, разумеется, понимала, что ничего плохого в этой теме для обсуждения нет, но она никак не сможет говорить о фильме, не выставив себя при этом снисходительной и высокомерной занудой. Она хотела жить в мире, в котором ее окружали бы сплошь тысячелетние снисходительные высокомерные зануды.

Она хотела поехать в Венесуэлу.

– Эй-эй-эй, леди! Не хотите ли отправиться на лучшую прогулку в своей жизни?

Блу не сразу сообразила, что эти слова были адресованы ей. Она поняла это только тогда, когда осознала, что все вокруг смотрели на нее. Медленно повернувшись, она увидела на подъездной дорожке для пожарных дорогущий с виду серебристый автомобиль.

Блу много месяцев удавалось тусоваться с мальчишками из Эгленби и никак, ничем не показывать этого, но сейчас на дорожке рядом с ней припарковался самый что ни на есть мальчишка-ворон из всех возможных. На запястье у сидевшего за рулем парня были часы, которые даже Гэнси счел бы оскорбительными. Его прическа была такой высокой, что цепляла потолок салона. Вдобавок, на лице у него были огромные черные очки, невзирая на полное отсутствие солнца. Парнем этим, естественно, оказался Генри Ченг.

– Уууууууу! – протянул Бартон, один из ребят, обсуждавших сцену ограбления. – Неужто у нашей Мисс Я-Тебе-Не-Служанка свидание? Это он тебя так отметелил?

Коди, второй мальчик из этой компании, шагнул вперед и с открытым ртом уставился на машину.

– Это что, «феррари»? – спросил он Генри.

– Нет, чувак, это «бугатти», – ответил Генри в открытое окно со стороны пассажира. – Ха-ха! Я пошутил, чувак. Конечно, это «феррари», абсолютно. Сарджент! Не заставляй меня ждать!

Половина очереди на автобус пялилась на нее. До этого момента Блу ни разу не подводила итог всех своих публичных заявлений, направленных против неуместного меркантилизма, агрессивных бойфрендов и учеников академии Эгленби. Теперь, когда все смотрели то на Генри, то на нее, она рассматривала эту коллекцию заявлений и понимала, насколько она внушительна. Она также видела, как каждый ученик, сейчас смотревший на нее, мысленно лепит на эту коллекцию гигантский ярлык «БЛУ САРДЖЕНТ – ЛИЦЕМЕРКА».

Генри не был ее парнем, но определить это с ходу было невозможно; кроме того, попытка сделать это казалась несколько бесполезной в свете того, что ее тайной зазнобой был лишь чуть менее броский ученик Эгленби, чем экземпляр, ныне стоявший перед ней.

Блу почему-то пребывала в твердой уверенности, что ей следовало бы прилепить на свою коллекцию заявлений ярлык «БЛУ САРДЖЕНТ – ЛИЦЕМЕРКА», написанный ее же собственной рукой.

Она шагнула к окну со стороны пассажирского сиденья.

– Только не отсасывай ему прямо тут, Сарджент! – выкрикнул кто-то. – Пусть сначала угостит тебя приличным стейком!

Генри ослепительно улыбнулся:

– Хо-хо, да я вижу, местные никак не угомонятся. Приветствую вас, мой народ! Не волнуйтесь, я добьюсь для вас повышения минимальной зарплаты! – переведя взгляд на Блу, или, по крайней мере, повернув солнечные очки в ее сторону, он добавил: – Привет-привет, Сарджент.

– Что ты здесь делаешь? – возмущенно спросила Блу. Она чувствовала… даже не была уверена, что именно. У нее было очень много разных эмоций.

– Я приехал, чтобы поговорить о мужчинах в твоей жизни. И мужчинах в моей жизни. Кстати, мне очень нравится твое платье. Такой бохо-шик или как он там называется. Неважно. Я ехал домой, и мне захотелось узнать, понравилось ли тебе на вечеринке, и заодно удостовериться, что наши планы поехать в Зимбабве все еще в силе. Я вижу, ты пыталась выцарапать себе глаз. Очень провокационно.

– Я думала… наверное… мы вроде собирались в Венесуэлу.

– А, точно, ну, можем заехать по дороге.

– Боже, – выдохнула она.

Генри слегка склонил голову, скромно признавая свои заслуги.

– Уже чувствуется дыхание выпускного, моя дорогая трудяжка, – сказал он. – Сейчас как раз то время, когда нам следует проверить, крепки ли ниточки всех воздушных шариков, которые мы хотим оставить себе, прежде чем все они разлетятся.

Блу внимательно посмотрела на него. Было бы очень просто ответить, что она не собирается куда-то улетать, что этот шарик постепенно выпустит из себя весь гелий и упадет на пол там же, где родился, но она вспомнила предсказания матери насчет ее будущего и прикусила язык. Вместо этого она подумала о том, как бы ей хотелось отправиться в Венесуэлу, и как этого хотелось Генри Ченгу, а это в данный момент кое-что да значило, даже если на следующей неделе уже не будет значить ничего.

Внезапно ей в голову пришла мысль:

– Эй, мне ведь не надо напоминать тебе, что я встречаюсь с Гэнси?

– Разумеется, нет. Тем более, что я – Генрисексуалист. Могу я подвезти тебя домой?

Держись подальше от мальчишек из Эгленби, все они – мерзавцы.

– Я не могу сесть в эту машину, – попыталась объяснить Блу. – Ты видишь, что творится у меня за спиной? Я даже боюсь оглядываться.

– Как насчет того, чтоб показать мне фак, наорать на меня и уйти, сохранив при этом все свои принципы? – обаятельно улыбнулся Генри и поднял в воздух три пальца, затем сосчитал до двух, зажимая указательный и безымянный.

– В этом нет крайней необходимости, – сказала ему Блу, не сумев сдержать улыбку.

– Жизнь – это шоу, – ответил он, сосчитал до одного, зажав средний палец, а затем его лицо преобразилось в маску преувеличенного шока.

– Чтоб ты сдох, ублюдок! – выкрикнула Блу.

– НУ И ПРЕКРАСНО! – рявкнул Генри в ответ, чуть более истерично, чем требовала роль. Он попытался резко газануть с места, остановился, чтобы снять машину с ручного тормоза, а уж потом кое-как выехал с площадки.

У Блу даже не было времени, чтобы обернуться и посмотреть на результат их игры. Она услышала очень знакомый рев мотора. Только не это…

Естественно, не успела она оправиться от предыдущего посетителя, как у обочины перед ней затормозил ярко-оранжевый «камаро». Двигатель слегка взбрыкивал; эта машина далеко не так сильно радовалась жизни, как роскошный автомобиль, только что выехавший с площадки, но она очень старалась. Вдобавок, эта тачка столь же явно принадлежала ученику Эгленби, как и только что уехавшая.

Если раньше на Блу таращилась лишь половина очереди на автобус, то сейчас на нее смотрели абсолютно все.

Гэнси перегнулся через пассажирское сиденье. В отличие от Генри, он, по крайней мере, снизошел до того, чтобы скорчить гримасу в ответ на внимание школьников.

– Джейн, прости, что я так внезапно. Но мне только что звонил Ронан.

– Он звонил тебе?

– Да. Мы нужны ему. Ты можешь поехать со мной?

Слова «БЛУ САРДЖЕНТ – ЛИЦЕМЕРКА» определенно были написаны ее почерком. Она чувствовала, что чуть позже ей придется заняться самокритикой.

Воцарилась относительная тишина.

Нет, самокритика уже началась и идет прямо сейчас.

– Глупые вороны, – пробормотала она и села в машину.

Глава 33

Никто не мог по-настоящему поверить в то, что Ронан воспользовался телефоном.

У Ронана Линча было множество привычек, раздражавших его друзей и близких – он матерился, пил и гонял по улицам, но единственной его привычкой, по-настоящему доводившей всех до белого каления, было нежелание отвечать на телефонные звонки или отправлять СМС-ки. Когда Адам познакомился с ним, он обнаружил, что отвращение Ронана к мобильникам было до того мощным, что за этим наверняка должна была стоять какая-то история. Должна же быть какая-то причина того, что даже в чрезвычайной ситуации первой реакцией Ронана было протянуть телефон кому-то другому. Теперь, узнав его получше, Адам понял, что телефон просто не оставлял ему пространства для маневров и сковывал движения. Девяносто процентов своих чувств Ронан передавал при помощи языка телодвижений, а с телефоном у него такой возможности не было.

И все же он им воспользовался. В ожидании окончания разговора между Декланом и Ронаном Адам отправился в автомастерскую Бойда, чтобы сменить масло в нескольких машинах и освободить немного времени на вечер. Он пробыл там несколько часов, когда ему позвонил Ронан. Затем Ронан отправил СМС-ку Гэнси и позвонил на Фокс-уэй. Каждому он сказал одну и ту же фразу: «Приезжай в Барнс, надо поговорить».

Поскольку Ронан никогда ничего не просил у них по телефону, они бросили все и помчались к нему.

Когда Адам добрался до Барнса, остальные уже были там – по крайней мере, «камаро» стоял у дома, и Адам предположил, что Гэнси наверняка привез с собой Блу, ведь им не приходилось больше таиться. Колеса «БМВ» Ронана были вывернуты в сторону так, будто машину останавливали и парковали в процессе скольжения боком. К изумлению Адама, «вольво» Деклана стояла здесь же, готовая к отъезду в любой момент.

Адам вышел из машины.

Барнс оказывал на него странное влияние. Первые несколько раз, когда он бывал здесь, ему никак не удавалось диагностировать свои ощущения, поскольку он не очень-то верил в те две вещи, из которых было создано это место: волшебство и любовь. Теперь, когда он хотя бы вскользь познакомился с этими вещами, Барнс производил на него совсем иное впечатление. Раньше Адам часто задумывался, каким бы он был, если бы вырос в подобном месте. Теперь же он думал о том, что мог бы когда-нибудь жить в подобном месте, если бы захотел. И он не совсем понимал, что именно изменилось.

В доме он обнаружил остальных на разной стадии празднования. Адаму потребовалось какое-то время, чтобы понять, что они, кажется, празднуют день рождения Ронана. На заднем дворе дымился гриль, на кухонном столе стояли покупные кексы, а по углам комнаты валялись несколько надутых воздушных шариков. Блу с все еще закрытым и заплывшим глазом сидела на полу, привязывая к шарикам веревочки. Гэнси и Деклан склонили головы над барной стойкой, что-то тихо и серьезно обсуждая, из-за чего казались старше, чем они были на самом деле. Ронан и Мэтью ворвались на кухню с заднего двора. Они шумно и по-братски резвились, оба такие естественные до невозможности. Каково же это было – иметь братьев? Может, именно так?

Ронан поднял голову и перехватил взгляд Адама.

– Сними обувь, прежде чем пойдешь шляться по дому, говнюк, – сказал он.

Адам осмотрел себя и присел, чтобы развязать шнурки.

– Не ты. Я имел в виду Мэтью, – Ронан смотрел в глаза Адаму еще мгновение, а затем отвернулся и стал наблюдать, как Мэтью сбрасывает ботинки. По тому, как внимательно он следил за Мэтью, в одних носках скользившего по полу на пути в столовую, Адам понял: это празднество устроили ради младшего Линча.

Блу поднялась на ноги и встала рядом с Адамом.

– Мэтью уезжает жить с Декланом. Он переводится из Эгленби, – негромко сказала она.

Ситуация слегка прояснилась: это была прощальная вечеринка.

В течение следующего часа обрывки и детали, оброненные каждым из присутствующих, постепенно сложились в целостную картину. Вывод был следующий: Барнс сменил владельца путем бескровной революции, корона перешла от отца к среднему сыну, когда старший отрекся от престола. И если верить Деклану, соседние державы обильно и кровожадно пускали слюни, застыв у самых границ королевства.

Это была и прощальная вечеринка, и военный совет.

Адам едва мог в это поверить; он не припоминал, чтобы хоть раз видел Ронана и Деклана в одном пространстве и без драки. Но теперь это свершилось. Он никогда раньше не видел братьев такими. Деклан – явно испытывавший облегчение и истощенный; Ронан – сильный и властный в своем устремлении и восторге; Мэтью – исполненный энтузиазма и совсем не изменившийся, счастливый сон во плоти.

Что-то во всем этом слегка выбивало Адама из равновесия. Он не очень понимал, в чем же тут дело. До него порой долетал запах самшита сквозь открытое окно кухни, и он вспоминал о сеансе ясновидения в машине Ронана. Он случайно замечал Сиротку, прятавшуюся с Чейнсо под обеденным столом с коробкой безделушек – и снова вспоминал свой шок, когда узнал, что Ронан сновидел Кэйбсуотер. Он забрел в сновидение Ронана Линча; Ронан подогнал все свое королевство по форме своего воображения.

– Да где же он? – донесся из кухни раздраженный голос Ронана. Мэтью что-то прогудел в ответ.

Мгновение спустя Ронан заглянул в дверь столовой, ухватившись пальцами за дверной косяк:

– Пэрриш? Пэрриш. Ты не мог бы поискать этот чертов рулон алюминиевой фольги? Возможно, он в комнате Мэтью.

Адам не очень хорошо помнил, где находилась комната Мэтью, но был рад поводу пошататься по дому. Пока на кухне продолжали беседовать, он направился по коридору к скрытой лестнице на второй этаж, где некоторое время бродил по таким же коридорам и лестницам. Внизу Ронан что-то сказал, и Мэтью буквально заревел от смеха, да так неблагонравно и нечестиво, что это, наверное, было просто ужасно. К своему удивлению Адам услышал смех Ронана. Настоящий, истинный смех, раскованный и сердечный.

Он очутился в комнате, скорей всего, принадлежавшей Ниаллу и Авроре. Свет из окна выплескивался на уютное мягкое белое покрывало на кровати. «Идем, о человеческое дитя» – гласила табличка в рамке рядом с кроватью. На туалетном столике стояла фотография: Аврора, широко, удивленно и бесхитростно улыбавшаяся и так похожая на Мэтью. Ниалл обнимал ее – улыбающийся, чуткий и красивый, с заложенными за уши темными волосами, отросшими до подбородка. Его лицо было лицом Ронана.

Адам долгое время смотрел на фотографию, не понимая, почему она привлекла его внимание. Он резонно предположил, что это, вероятно, удивление, поскольку раньше считал, что Аврора – всего лишь пустая палитра, тихая и мягкая, такая, какой она была в Кэйбсуотере. Почему-то ему не приходило в голову, что она могла вести счастливый и активный образ жизни, раз уж Ронан так долго верил в то, что она настоящая, а не сновиденная.

А что было настоящим?

Возможно, его внимание привлек Ниалл Линч, более взрослая версия Ронана. Сходство, разумеется, не было идеальным, но достаточно близким, чтобы заметить манерность и привычки Ронана. Этот неистовый, сумасбродный отец; эта сумасбродная, счастливая мать. Внутри у Адама что-то болезненно сжалось.

Он ничего не понимал.

Он нашел комнату Ронана. Он понял, что это его комната, поскольку она была завалена всяким причудливым хламом. Собственно, это была более яркая версия его комнаты в Монмуте. Странные мелкие предметы были рассованы по всем углам и выглядывали из-под кровати. Сновидения юного Ронана или, может быть, подарки отца. Были здесь и самые обыкновенные предметы – скейтборд, потрепанный чемодан на колесиках, припавший пылью замысловатый музыкальный инструмент в открытом чехле, напоминавший волынку. Адам снял с полки сверкающую модель машинки, и та начала играть зловещую, но красивую мелодию.

Адама уже не держали ноги.

Он присел на край мягкого белого покрывала. На колени ему упал луч чистого белого света. Он был опьянен. Все в этом доме так уверенно стояло на своих местах, убежденное в своей сущности. Убежденное в своей желанности и нужности. Адам поставил машинку себе на колени, хотя музыка в ней уже умолкла. Машинка не имела какой-то конкретной марки – скорей, воплощала все модели легковых автомобилей с мощным двигателем в единой оболочке, совершенно не присущей таким автомобилям. Но она напомнила Адаму первую в его жизни вещь, которую он купил сам. Ненавистное воспоминание – такое, которое он порой случайно обходил по самому краю, когда засыпал, и его мысли катились к нему, а затем резко отстранялись, будто обжегшись. Он не помнил, сколько лет ему было тогда. Бабушка прислала ему открытку и десять долларов, еще в те времена, когда была в состоянии присылать открытки. На эту десятку он купил модель машинки, примерно такого же размера. «Понтиак». Он не помнил, где купил ее и почему именно эту модель; он даже не помнил, по какому поводу получил ту открытку. Единственное, что зафиксировалось в памяти – как он лежал на полу в своей комнате, катая машинку по ковру, и услышал, как его отец сказал в соседней комнате…

Мысли Адама подкатились к воспоминанию почти вплотную и отпрянули.

Но он коснулся капота сновиденной машинки и все равно вспомнил тот момент. Мучительное ожидание, что ему вот-вот доведется это вспомнить, было гораздо хуже самого воспоминания, поскольку длилось ровно столько, сколько Адам сопротивлялся ему. Иногда лучше сразу же сдаться.

«Я жалею о той минуте, когда кончил им в тебя», – сказал отец Адама. Он не кричал. Он не был зол. Он просто констатировал факт.

Адам помнил момент, когда до него дошло, что отец имел в виду его, Адама. Он не мог вспомнить, что именно ответила мать, в памяти осталось лишь настроение, с которым она отвечала – что-то вроде «я тоже не так себе это представляла» или «я хотела вовсе не этого». Единственное, что он помнил четко и наверняка – та машинка и слово «кончил».

Адам вздохнул. Невероятно, но некоторые воспоминания никогда не разлагались. В старые времена, может, даже парой месяцами раньше, Адам бы снова и снова возвращался к этому воспоминанию, будто одержимый, прокручивая его у себя в голове и упиваясь собственными страданиями. Стоило ему поддаться этому – и он уже не смог бы остановиться. Но теперь он мог ощутить болезненный укол воспоминания лишь однажды, а затем отложить его подальше на какой-нибудь другой день. Хоть и медленно, но он все же вытаскивал себя из того трейлера.

В коридоре заскрипела половица; в открытую дверь ударили костяшки пальцев. Адам поднял голову и увидел в дверях Ниалла Линча. Нет, это был Ронан. Его лицо было наполовину ярко освещено, наполовину в тени. Он выглядел сильным и естественным: большие пальцы, заложенные в карманы джинсов, кожаные браслеты, накрученные на запястье, босые ноги.

Он безмолвно пересек комнату и сел рядом с Адамом. Когда он протянул руку, Адам вложил машинку в его ладонь.

– Надо же, какое старье, – сказал Ронан. Он крутанул переднее колесо, и из машинки вновь зазвучала музыка. Они сидели так несколько минут, пока Ронан рассматривал машинку и крутил каждое колесо, и каждый раз играла новая мелодия. Адам наблюдал, как пристально Ронан вглядывается в швы на корпусе, опустив ресницы и скрыв под ними свои светлые глаза. Затем Ронан шумно выдохнул, опустил машинку на покрывало и поцеловал Адама.

Однажды, когда Адам еще жил в трейлерном городке, ему поручили скосить траву в их жалком дворике. Он толкал перед собой газонокосилку и вдруг понял, что в километре отсюда льет ливень. Он чувствовал его запах, этот земляной аромат дождя, обильно поливавшего почву, и одновременно тревожащий, электризующий запах озона. Он даже мог видеть его: дымчато-серая стена воды, заслонявшая вид на горы. Адам мог отследить движение пелены дождя, надвигавшейся на него через широкое засохшее поле. Дождь был проливным и темным, и Адам знал, что промокнет до нитки, если останется на улице. Ненастье двигалось медленно, и у Адама было время убрать газонокосилку и спрятаться самому. Вместо этого он стоял и смотрел, как приближается серая завеса. Даже в последнюю секунду, когда дождь уже барабанил по траве, прибивая ее к земле, Адам продолжал стоять на месте. Он закрыл глаза и отдался во власть бури.

Таким был и этот поцелуй.

Они поцеловались еще раз, и Адам ощутил все это не только на губах.

Ронан отстранился. Его глаза были закрыты. Он судорожно сглотнул. Адам смотрел, как вздымается и опадает его грудь, как меж бровей залегает складка. Он чувствовал, что стал столь же ярким, воздушным и нереальным, как свет, лившийся в окно.

Он ничего не понимал.

Прошло немало времени, прежде чем Ронан открыл глаза. На лице у него отразилась целая гамма чувств. Он поднялся на ноги, все еще глядя на Адама, а Адам смотрел в ответ, но ни один не произнес ни слова. Вероятно, Ронан хотел что-то услышать от него, но Адам не знал, что сказать. Персефона говорила, что он чародей, и его магия создавала связи между разрозненными предметами. Но сейчас его переполнял белый, мягкий свет, и он был не в состоянии установить какие-либо логические связи. Он знал, что из всех возможных вариантов в мире Ронан Линч был самым неуправляемым и трудным. Он знал, что Ронан – не тот, над кем можно проводить эксперименты. Он знал, что его рот все еще был теплым. Он знал, что когда-то поступил в Эгленби, потому что единственное, чего он хотел – это убраться как можно дальше от этого места и всего, что с ним связано.

Он был абсолютно уверен в том, что у Ронана этот поцелуй был первым в жизни.

– Я иду вниз, – сказал Ронан.

Глава 34

Когда-то Ниалл рассказал Ронану историю, которую тот не слишком хорошо запомнил, но которая ему всегда нравилась. В ней было что-то про мальчика, который о-о-чень сильно напоминал Ронана, как и многие мальчики в историях Ниалла. И еще про старика, который о-о-очень сильно напоминал Ниалла, как и многие мужчины в историях Ниалла. Старик, вероятно, был волшебником, а мальчик – его учеником, хотя, возможно, Ронан перепутал этот сюжет с каким-нибудь фильмом. В этой истории говорилось о волшебном лососе, который мог подарить счастье тому, кто его съест. Или, может, это была мудрость, а не счастье. В любом случае, старик был слишком ленив, занят или уехал куда-то по делам, так что у него не было времени ловить лосося самому, поэтому он велел мальчику поймать рыбу для него. Когда же рыба будет поймана, мальчик должен приготовить ее и принести старику. Мальчик сделал, как ему было велено, поскольку он был таким же умным, как и старый волшебник, но он случайно обжегся, пока готовил лосося. Не думая о том, что делает, он машинально сунул обожженный палец в рот и таким образом сам получил порцию магии.

Ронан чувствовал, что случайно поймал кусочек счастья, которое ему не предназначалось.

Он мог делать что угодно.

– Ронан, брателло, ты чем там занят? – позвал Деклан. – Ужин готов!

Ронан стоял на крыше одного из маленьких сарайчиков для техники. Это была самая высокая точка, на которую он мог быстро взобраться, не имея крыльев. Он поднял руки вверх. Вокруг него мельтешили светлячки, порхали всякие финтифлюшки и плавал светящийся сновиденный цветок. Когда он смотрел в подернутое розовеющим закатом небо, все они то и дело проносились у него перед глазами.

Мгновение спустя застонала под чьей-то тяжестью крыша, и Деклан тоже застонал, подтягиваясь на руках, чтобы присоединиться к Ронану. Он замер рядом, но смотрел не в небо, а на все то, что вертелось и светилось вокруг его младшего брата.

– Ты много чего здесь изменил, – вздохнул он и вытянул руку, чтобы поймать одного из светлячков. – Господи, Ронан, тут и жучка-то нет.

Ронан опустил руки и взглянул на крошечный огонек, пойманный Декланом. Пожал плечами. Деклан выпустил огонек обратно в воздух. Он проплыл прямо перед его лицом, освещая заостренные фамильные черты Линчей, тревожную морщинку меж бровей, печать разочарования в линии рта.

– Оно хочет пойти с тобой, – сказал Ронан.

– Я не могу взять с собой светящийся шарик.

– Секунду, – Ронан похлопал себя по карманам. – Погоди.

Он вытащил что-то из кармана и протянул Деклану на ладони. Эта вещица напоминала грубо сработанную стальную шайбу диаметром примерно три сантиметра. Этакое стимпанковское папье-маше, некогда извлеченное из странного механизма.

– Ты прав, вот это точно никому не бросится в глаза, – с иронией отметил Деклан.

Ронан резко постучал по шайбе, и та с шипением выпустила крошечное облачко сияющих сфер.

– Матерь Божья, Ронан! – Деклан резко дернулся назад.

– Да ладно. Неужели ты мог подумать, что я подпорчу тебе физиономию?

Он продемонстрировал фокус еще раз – быстро щелкнул по шайбе, снова выпустившей поток сияющих сфер, а затем сунул шайбу Деклану в руку. Прежде чем Деклан успел что-либо сказать, Ронан в третий раз ткнул в шайбу, чтобы активировать ее.

Сияющие сферы выплеснулись в воздух. Какое-то мгновение Ронан смотрел, как они окутали его брата и яростно заметались вокруг его лица. Каждое крохотное солнце пылало бело-золотым огнем. Заметив на лице Деклана всепоглощающее вожделение, он вдруг понял, насколько тот был обделен в детстве, не будучи ни сновидцем, ни сновиденным. Это место никогда не было его домом. Линчи никогда и не пытались сделать Барнс родным для него.

– Деклан? – позвал Ронан.

Лицо Деклана прояснилось:

– Это самая полезная штука, которую ты когда-либо сновидел. Тебе надо дать ей имя.

– Я уже дал. ОРБМАСТЕР[21]21
  Буквально – «повелитель сфер». – прим. пер.


[Закрыть]. Все буквы прописные.

– Технически повелителем сфер являешься ты, разве нет? А это всего лишь сфера.

– Любой, кто держит эту штуку в руке, становится ОРБМАСТЕРом. Прямо сейчас ты – ОРБМАСТЕР. Оставь ее себе, носи в кармане. ОРБМАСТЕР из Ди-Си.

Деклан протянул руку и потрепал Ронана по бритой голове:

– Какой же ты все-таки мелкий засранец.

Когда они в последний раз стояли на этой крыше вдвоем, их родители еще были живы, на этих полях пасся скот, а мир казался куда меньше, чем сейчас. Эти времена давно ушли, но в кои-то веки это было не страшно.

Братья еще раз обвели глазами место, породившее их, а затем вместе спустились с крыши.

Глава 35

Если знать, откуда вести отсчет, эта история была о Нив Маллен.

Нив сделала себе карьеру, к которой стремились большинство ясновидящих. Отчасти благодаря своему дару, который можно легко обратить в деньги: она хорошо считывала цифры, буквы, извлекала номера телефонов, спрятанные в бумажниках, и даты рождения – из голов клиентов, с точностью предсказывая сроки наступления грядущих событий. И не последнюю роль здесь сыграли ее целеустремленность и амбиции. Ей всегда всего было мало. Ее карьера была стаканом, который никогда не бывал полным. Она начинала с телефонной линии, потом издала несколько книг и стала вести телепрограмму, выходившую в эфир рано утром. В определенных кругах она пользовалась уважением.

Но.

За пределами этих кругов она была обычной ясновидящей. В наши дни, в этом столетии, даже самые лучшие медиумы носили клеймо обычной ведьмы, вызывавшей скорей пренебрежение, чем священный трепет.

Нив могла проникнуть и в будущее, и в прошлое, и в другие миры – и всем было наплевать. Так что она занималась заклинаниями, предавалась мечтам и просила своих духовных проводников указать ей путь. Скажите мне, как стать могущественной – чтобы люди не могли пройти мимо.

Генриетта, – шепнул один из проводников. На экране ее телевизора застыли погодные карты Вирджинии. Она видела силовую линию во сне. Позвонила ее сводная сестра: «Приезжай в Генриетту и помоги мне!» Зеркала показывали ей будущее, где все взгляды были устремлены на нее. Вселенная указывала ей путь.

И вот она сидит в почерневшем лесу вместе с Пайпер Гринмантл и демоном.

Ей следовало бы догадаться, что ее одержимость властью рано или поздно подарит ей возможность заключить сделку с демоном, но она так и не сделала этого. Этическая сторона сделки не слишком ее тревожила, но она была далеко не идиоткой и понимала, что финал такой сделки вряд ли будет счастливым. Это был тупик. Вероятно, буквальный.

Ее боевой дух пребывал в полнейшем упадке.

Пайпер же, в отличие от нее, оставалась полна энтузиазма. Она сменила свои жалкие лохмотья на идеальное ярко-голубое платье и туфли в тон; на фоне постепенно лишавшегося всех красок леса ее вид шокировал и ослеплял.

– Никто не захочет купить предмет роскоши у оборванки, – сказала она Нив.

– Что ты собралась продавать? – спросила Нив.

– Демона, – ответила Пайпер.

Нив не понимала, как это случилось; то ли ее подвело воображение, то ли сенсорное восприятие ясновидящей, но и это оказалось для нее неожиданностью. Ответ Пайпер вызывал очень плохие предчувствия. Нив попыталась облечь их в слова: – Мне кажется, что демон географически завязан на это место и существует для конкретной цели, в данном случае – развоплощает все энергетические артефакты, связанные с этим местом, так что ты вряд ли сумеешь переместить его без значительного вре…

– Тут вроде какое-то странное время, да? – перебила ее Пайпер. – Я не могу понять, то ли мы здесть уже пару минут, то ли дольше.

Нив была практически уверена, что они находятся здесь гораздо дольше, но лес искажал их ощущение времени, чтобы задержать Пайпер. Впрочем, ей не хотелось говорить это вслух, поскольку она боялась, что Пайпер может использовать эту информацию для какой-нибудь очередной мерзости. Нив гадала, сможет ли убить Пайпер… что?! Нет, разумеется, нет. Это демон шептал в ее мыслях, как и всегда.

Интересно, подумала она, что он нашептывает Пайпер.

Нив взглянула на демона. Демон посмотрел в ответ. Здесь, в этом лесу, он уже выглядел почти как дома, что, вероятно, было плохим знаком для деревьев. Понизив голос, она сказала: – Я совершенно не понимаю, как ты собираешься продавать его. Это чрезвычайно самонадеянно с твоей стороны. Ты не можешь управлять им.

Тихий голос был явно бесполезен, ибо демон сидел тут же, рядом, но Нив ничего не могла с собой поделать.

– Он оказывает мне милость, – возразила Пайпер. – Он сам мне так сказал.

– Да, но в конечном итоге у демона есть своя собственная программа. А ты – лишь инструмент для ее выполнения.

Мысли демона шелестели среди деревьев; деревья трепетали. Где-то вскрикнула птица, но этот звук словно проигрывали задом наперед. В нескольких шагах от Нив в земле возникла раззявленная пасть, медленно открывавшаяся и закрывавшаяся, алчная и заброшенная. Это было невозможно, но демону было наплевать на возможное. Теперь этот лес жил по законам ночных кошмаров.

Пайпер, казалось, ничего не имела против.

– Какая же ты депрессивная. Демон, сделай мне дом. Дом-пещеру. Что угодно, что можно сделать быстро в этих условиях. Мне все равно, что это будет, только бы я могла принять ванну. Пусть будет так или как угодно.

И вышло так или как угодно – по слову Пайпер.

Магия демона была абсолютно не похожа на магию, которой когда-либо пользовалась Нив. Эта магия была отрицательной, этакая магическая дебетная карта; свидетельства существования экстрасенсорной энергии не создавались и не уничтожались. Если они хотели создать дом, демону придется развоплотить часть леса. И наблюдать за этим процессом было крайне неприятно. Если бы предметы просто исчезали, возможно, для Нив это не было бы так тяжело. Но процесс уничтожения скорее напоминал распад. Ветви росли, росли и росли, многообещающе выпуская все новые и новые бутоны, а затем душили сами себя и разлагались. Нежные кустики боярышника отращивали острые бритвы и шипы, закручивавшиеся и извивавшиеся до тех пор, пока не отрезали ветки, на которых росли. Птицы исторгали из себя внутренности, которые превращались в змей и в свою очередь поедали птиц, а затем поглощали сами себя в мечущейся и беснующейся агонии.