Текст книги "Король-ворон(ЛП)"

Автор книги: Maggie Stiefvater

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)

Спать, плыть и видеть сны, навеки.

– Элджернон Чарльз Суинберн, «Сон пловца»

Такими знаменьями я отмечен;

И ход всей жизни ясно показал,

Что не причтен я к заурядным смертным.

– Уильям Шекспир, «Король Генрих IV»

Дорогая, композитор ступил в пламя.

– Энн Секстон, «Поцелуй»

ПРОЛОГ

Ричард Гэнси-третий уже не помнил, сколько раз ему говорили, что ему на роду написано быть великим.

Его растили для этого; благородство и целеустремленность были прочно заложены в его родословной. Его дед по материнской линии был дипломатом, архитектором судеб; его дед по отцовской линии был архитектором, дипломатом стилей. Бабушка по материнской линии наставляла детей европейских принцесс. Бабушка по отцовской линии построила школу для девочек, потратив на это собственное наследство. Семья Гэнси всегда состояла из придворных и королей, и если вокруг не было замка, куда их могли бы пригласить, они строили свой.

Он был королем.

Когда-то давно самого младшего Гэнси до смерти зажалили шершни. Но ему всегда полагались все возможные привилегии, так что смертность не стала исключением. Кто-то шепнул ему на ухо: «Ты будешь жить из-за Глендауэра. Кто-то другой сейчас умирает на силовой линии, хотя не должен был, поэтому ты будешь жить, хотя не должен был».

Он умер, но не остался мертв.

Он был королем.

Его мать, воистину королевская особа, успешно проникла в круг конгрессменов штата Вирджиния и, что неудивительно, элегантно взошла на самую вершину списка кандидатов. Вперед и вверх. Неужели кто-то сомневался? Вообще-то, да, всегда и везде, поскольку семья Гэнси не признавала одолжений. Чаще всего они их вообще не просили. Они просто делали одолжения другим и втайне надеялись, что и другие поступят по отношению к ним так же.

Сомнения – что бы ни делал член семьи Гэнси, всегда были сомнения. Очередной Гэнси храбро опускал руку в темные воды, ничего не зная о своей судьбе, пока в исполненную надежды ладонь не ложилась рукоять меча.

Так было до сих пор; однако несколько месяцев назад этот Гэнси протянул руку в темную неопределенность будущего, потянувшись за обещанным ему мечом, и вместо меча достал оттуда зеркало.

Справедливость. В какой-то извращенной мере это было справедливо.

Это случилось 25 апреля, в канун дня святого Марка. За много лет до этого Гэнси прочел книгу Роджера Мэлори «Великая тайна: силовые линии мира». В этой книге Мэлори в довольно скучной манере объяснял, что во время ночного бдения на силовой линии в канун дня святого Марка могут проявиться духи людей, которым суждено умереть в следующем году. К этому моменту Гэнси уже видел множество разных чудес, происходивших возле силовых линий или прямо на них: он видел девочку, которая могла читать книги в абсолютной темноте, пока находилась на силовой линии; старуху, поднимавшую ящик с фруктами лишь силой мысли; темнокожих тройняшек, родившихся на линии – они плакали кровавыми слезами, а вместо крови в их венах текла соленая вода. Но ни одно из этих чудес не касалось его самого. Не требовало его присутствия. Не объясняло его сущность.

Он не знал, почему его спасли.

Ему необходимо было знать, почему.

Поэтому он всю ночь провел на ставшей его личным лабиринтом силовой линии, дрожа в одиночестве на пустой парковке у церкви Святого Искупителя. Он ничего не видел и не слышал. Наутро он, донельзя уставший, прослушал запись в своем диктофоне, скрючившись на земле у своего «камаро». На этой записи его собственный голос прошептал: «Гэнси». Пауза. «Только это, и больше ничего».

Это наконец-то происходило. Он больше не был в этом мире обычным наблюдателем; он стал участником.

Но даже тогда в глубине души Гэнси подозревал, что значило услышать свое собственное имя. Вероятно, он знал это еще до того, как его друзья приехали спасать его машину часом позже. Вероятно, он знал это, когда медиумы в доме номер 300 на Фокс-уэй вытащили для него карту таро. Вероятно, он знал и тогда, когда пересказал всю эту историю Роджеру Мэлори.

Гэнси знал, чьи голоса звучат на силовой линии в канун дня святого Марка. Но он старательно обуздывал свои страхи в течение нескольких лет и не был готов спустить их с поводка так легко. Пока не умер один из медиумов в доме на Фокс-уэй, пока смерть снова не стала реальностью, Гэнси еще мог отрицать правду.

Гончие в охотничьем клубе при академии Эгленби выли об этом той осенью: вдаль, вдаль, вдаль.

Он был королем.

И этот год станет последним годом его жизни.

Глава 1

Если знать, откуда вести отсчет, эта история была о женщинах, живущих в доме номер 300 по Фокс-уэй.

Истории можно растягивать в любую сторону. Давным-давно жила-была девочка, умевшая играть со временем. Шаг в сторону: давным-давно жила была дочь девочки, умевшей играть со временем. А теперь шаг назад: давным-давно жила-была дочь короля, умевшая играть со временем.

Сплошные завязки и развязки, насколько хватало взгляда.

Все женщины в этом доме были ясновидящими, кроме Блу Сарджент. Можно бы предположить, что у обитателей дома было много общего, но на самом деле общего между ними было ровно столько же, сколько у группы музыкантов, врачей или гробовщиков. «Ясновидящий» – не столько тип личности, сколько набор навыков. Система верований. Общее согласие с тем, что время, как и история – не ровная линия; время – это океан. Если не можешь найти нужный тебе момент, возможно, ты просто заплыл недостаточно далеко. Возможно, ты еще недостаточно хорошо умеешь плавать. Также возможно (неохотно соглашались эти женщины), что некоторые моменты спрятаны так далеко во времени, что их лучше оставить глубоководным созданиям, например, морским чертям с целой пастью зубов и светильниками на лбу. Или Персефоне Полдма. Впрочем, она уже умерла, так что вряд ли это можно назвать удачным примером.

В один из понедельников женщины в доме на Фокс-уэй наконец-то решили оценить грядущую кончину Ричарда Гэнси и распад их размеренной, привычной жизни, а заодно выяснить, как эти два явления были связаны между собой (если такая связь вообще была). Ранее Джими провела очищение чакры в обмен на бутылочку отменного виски и жаждала приговорить ее в компании товарок.

Калла вышла в холодный октябрьский день, чтобы перевернуть табличку рядом с почтовым ящиком, на которой было написано «Закрыто. Приходите позже!». В доме Джими, большая поклонница магии трав, вытащила несколько маленьких подушечек, набитых полынью (для усиления проецирования души в другие миры) и подожгла розмарин (для усиления памяти и ясновидения – впрочем, это одно и то же, но в разных направлениях). Орла помахала тлеющим пучком шалфея над колодами карт таро. Мора наполнила жидкостью чашу для гаданий из черного стекла. Гвенллиан, зажигавшая расставленные кругом свечи и опускавшая жалюзи на окнах, напевала какую-то веселую, но довольно гаденькую песенку. Калла вернулась в комнату гаданий, неся на сгибе локтя три статуэтки.

– Здесь пахнет, как в чертовом итальянском ресторане, – сказала она Джими, которая продолжала что-то мурлыкать, раздувая дым и виляя объемистым задом. Калла поставила статуэтку богини Ойи рядом со своим креслом, а статуэтку танцующей Ошун – возле кресла Моры. Сжала в руках третью статуэтку – Йемайи, африканской богини воды, которая всегда стояла либо рядом с креслом Персефоны, либо на туалетном столике в спальне Каллы.

– Мора, я не знаю, куда поставить Йемайю.

Мора указала на Гвенллиан, которая ткнула в нее пальцем в ответ:

– Ты говорила, что не хочешь привлекать к этому Адама, поэтому придется работать с ней.

– Я никогда этого не говорила, – возразила Калла. – Я сказала, что он слишком сильно замешан в этом деле.

В действительности, все они были слишком уж замешаны в этом деле. Они были слишком близко уже не первый месяц. Настолько близко, что уже не понять, были ли они участниками ситуации или самой ситуацией.

Орла на мгновение перестала жевать жвачку:

– Мы готовы?

– Миииииииисс Блууууууу, – предложила Джими, все еще мурлыча себе под нос и покачиваясь из стороны в сторону. И правда, отсутствие Блу очень чувствовалось. Поскольку она являлась мощным усилителем ясновидящих, ее сила пригодилась бы в данном случае, но женщины, пошептавшись прошлой ночью, решили, что обсуждать судьбу Гэнси в ее присутствии слишком жестоко, да и нет в этом жесткой необходимости. Они вполне могут обойтись помощью Гвенллиан, хоть по силе она не могла сравниться с Блу, а общаться с ней было вдвое труднее.

– Мы потом расскажем ей о результатах, – сказала Мора. – Пойду-ка я выманю Артемуса из кладовки.

Артемус: бывший любовник Моры, биологический отец Блу, советник Глендауэра, обитатель кладовки дома номер 300 по Фокс-уэй. Его извлекли из волшебной пещеры всего неделю назад, и за это время он никак и ничем не пополнил их эмоциональные или интеллектуальные ресурсы. Калла сочла его бесхребетным (и не ошиблась). Мора считала его недопонятым (и не ошиблась). Джими решила, что у него самый длинный нос из виденных ею раньше (и она не ошиблась). Орла думала, что попытка забаррикадироваться в кладовке – крайне слабое средство защиты от возненавидевшего тебя медиума (и она не ошиблась). Этим медиумом была Гвенллиан (и она имела веские причины ненавидеть его).

У Моры ушло немало времени и сил, чтобы убедить Артемуса выйти из кладовки, и даже после того, как он присоединился к ним за столом, он выглядел так, словно ему здесь было не место. Частично потому, что он был мужчиной, а частично – потому что он был намного выше остальных. Но по большей части – потому, что он был обладателем темных, вечно обеспокоенных глаз, которые говорили о том, что он успел повидать этот мир, и для него все увиденное оказалось чересчур. Этот искренний страх совершенно не вязался с самоуверенностью, которую в той или иной степени излучали ясновидящие, находившиеся в комнате.

Мора и Калла знали его еще до рождения Блу, и обе считали, что сейчас Артемус утратил добрую часть своей значительности. Ну, по крайней мере, Мора так считала. Калла вообще о нем особо не думала, поскольку и раньше была о нем невысокого мнения. Впрочем, долговязые мужчины, вышедшие из волшебного леса, никогда ей не нравились.

Джими разлила виски по стаканам.

Орла закрыла дверь в комнату гаданий.

Женщины заняли свои кресла.

– Ну и сборище, – отметила Калла вместо приветствия (и не ошиблась).

– Его ведь не спасти, да? – спросила Джими. Она имела в виду Гэнси. Ее глаза слегка затуманились. Не то чтобы ей очень уж нравился Гэнси, но она была сентиментальна, и любая мысль о смерти какого-нибудь молодого парня причиняла ей беспокойство.

– Мм, – протянула Мора.

Женщины выпили. Артемус пить не стал. Он бросил нервный взгляд на Гвенллиан. Гвенллиан, навертевшая из своих волос целую башню с воткнутыми в нее карандашами и цветами, уставилась на него в ответ. Пламя в ее глазах могло бы поджечь остатки алкоголя в ее стакане.

– Должны ли мы остановить это? – спросила Мора.

Орла, самая младшая и шумная в этой комнате, расхохоталась – ярко, будто юная девушка: – И как именно ты остановишь его?

– Я сказала это, а не его, – довольно резко ответила Мора. – Я не стану притворяться, что обладаю хоть какой-то силой, чтобы остановить этого мальчика, так упорно ищущего свою могилу по всей Вирджинии. Но других ведь можно.

Калла с грохотом поставила свой стакан на стол:

– О, я могла бы остановить его. Но дело не в этом. Дело в том, что все элементы уже на месте.

(Все элементы: вышедший на пенсию наемный убийца, спавший с Морой; его бывший босс, одержимый сверхъестественными артефактами и ныне спящий в Бостоне; странное, леденящее душу существо, погребенное под камнями где-то под силовой линией; неизвестные твари, выползавшие из пещеры за заброшенной фермой; возрастающая мощь силовой линии; волшебный, наделенный разумом лес на силовой линии; сделка одного из мальчишек с волшебным лесом; способность другого мальчишки вытаскивать предметы из своих снов; третий мертвый мальчишка, отказывавшийся покоиться с миром; и девочка, сверхъестественным образом усиливавшая способности 90 процентов этого списка.)

Женщины сделали еще по глотку виски.

– Стоит ли им продолжать ходить в этот сумасшедший лес? – спросила Орла. Ей было наплевать на Кэйбсуотер. Она уже ходила туда с группой однажды и подошла достаточно близко к лесу, чтобы… ощутить его. Ее способности ясновидения лучше всего проявлялись по телефону или электронной почте; лица только мешали ей видеть правду. У Кэйбсуотера не было лица, а силовая линия в целом сошла бы за лучшую телефонную линию планеты. Орла ощутила, как лес засыпает ее просьбами, но не могла разобрать, чего именно он хочет. Вдобавок, ей не казалось, что эти просьбы относятся к чему-то плохому. Она просто ощущала масштабность его просьб, тяжесть его обещаний. Это могло изменить всю твою жизнь. Орла была довольна своей жизнью, благодарю покорно, поэтому она откланялась и ушла оттуда.

– С лесом все в порядке, – произнес Артемус.

Женщины посмотрели на него.

– Объясни, что значит «в порядке», – потребовала Мора.

– Кэйбсуотер любит их, – Артемус сложил свои огромные руки на коленях и выставил вперед свой гигантский нос. Его взгляд все возвращался к Гвенллиан, словно он боялся, что она может наброситься на него. Гвенллиан многозначительно погасила одну из горящих свечей своим стаканом. В комнате стало на один крохотный огонек темнее.

– Может, уточнишь? – предложила Калла. Но Артемус молчал.

– Мы рассмотрим это мнение поподробнее, – сказала Мора.

Женщины снова выпили.

– Кто-нибудь из нас, сидящих в этой комнате, умрет? – полюбопытствовала Джими. – Кто-то еще из наших знакомых проявился в тот вечер на линии?

– Нас всех это не касается, – ответила Мора. Бдение у церкви предсказывало только смерти людей, родившихся в городе или прямо на дороге мертвых (или, как в случае с Гэнси, возродившихся на ней), а все, кто сидел сейчас за столом, были приезжими.

– Но это касается Блу, – уточнила Орла.

Мора сердито тасовала карты:

– Это все равно не гарантирует безопасность. Есть вещи похуже смерти.

– Тогда давайте гадать, – сказала Джими.

Каждая из женщин прижала свою колоду карт к сердцу, перетасовала и наугад выбрала одну из карт. Они выложили карты на стол изображением вверх.

Таро – очень личная вещь, поэтому картинки в каждой колоде отражали сущность владелицы. На картах Моры были сплошь темные линии и простые цвета, рисунок небрежный и даже примитивный. Карты Каллы выглядели богато и были перенасыщены деталями и цветами. На каждой карте в колоде Орлы была изображена парочка, целующаяся или занимающаяся любовью, независимо от связи значения карты с поцелуями или сексом. Гвенллиан создала свою колоду сама, набросав темные, безумные символы на колоде обычных игральных карт. Джими пользовалась колодой «Священные кошки и женщины», купленной в магазинчике для малоимущих в 1992 году.

Все женщины вытащили пять разных версий Башни. Версия Башни Каллы лучше всего отображала значение карты: в замок, на котором было написано «СТАБИЛЬНОСТЬ», била молния, он был охвачен огнем и атакован некими существами, похожими на змей. Стоявшая в окне женщина, кажется, испытывала на себе всю силу удара молнии. На вершине башни с крепостного вала падал мужчина – либо его сбросили, либо он спрыгнул сам. В любом случае, он тоже был в огне, а следом за ним летела змея.

– Значит, мы все умрем, если не предпримем что-нибудь, – констатировала Калла.

Гвенллиан пропела:

– Owynus dei gratia Princeps Waliae, ha la la, Princeps Waliae ha la la…[1]1
   лат.: Оуайн милостью божьей вождь валлийцев, ха-ла-ла, вождь валлийцев, ха-ла-ла...


[Закрыть]

Артемус заскулил и дернулся было встать. Мора удержала его за руку и заставила снова сесть.

– Мы все умрем, – сказала она. – Рано или поздно. Давайте без паники.

Калла не сводила взгляда с Артемуса:

– Паникует только один из нас.

Джими передала по кругу бутылку с виски:

– Пришло время найти какое-то решение, дорогие мои. Как будем искать?

Женщины разом посмотрели на темную миску, служившую им чашей для гаданий. В ней не было ничего особенного, обычная стеклянная миска за 11 долларов, купленная в одном из магазинов, где продается кошачий корм, мульча и дешевая электроника. Клюквенно-виноградный сок, заполнявший ее, не обладал никакими мистическими свойствами. Тем не менее, было что-то зловещее в легкой ряби, искажавшей поверхность жидкости. Она отражала только темный потолок, но, казалось, хотела открыть им куда больше. В этой чаше таились возможности – и не все они были хорошими.

(Один из вариантов: использовать отражение, чтобы отделить душу от тела и в итоге умереть.)

И хотя именно Мора принесла сюда эту миску, сейчас она отодвинула ее.

– Давайте погадаем на картах на полную жизнь, – предложила Орла, надув пузырь из жвачки.

– Только не это, – отреагировала Калла.

– Для всех нас? – переспросила Мора, словно Калла и не возражала. – На нашу жизнь как группы?

Орла махнула рукой, показывая на все колоды; массивные деревянные браслеты у нее на запястье щелкнули друг о друга.

– Мне нравится эта мысль, – ответила Мора. Калла и Джими вздохнули.

При обычном гадании использовалась только часть семидесяти восьми карт в колоде. Три или десяток. Может быть, еще парочка, если требовалось что-то прояснить. Положение каждой карты означало вопрос. Каково состояние твоего бессознательного? Чего ты боишься? Что тебе нужно? Каждая карта, размещенная в конкретном месте, была ответом на вопрос.

Семьдесят восемь карт – слишком много вопросов и ответов.

Особенно если умножить это число на пять.

Калла и Джими снова вздохнули, но начали тасовать свои карты. Действительно, у них было множество вопросов, требующих множества ответов.

Женщины одновременно закончили перетасовку, закрыли глаза и прижали колоды к груди, сосредоточившись только друг на друге и на переплетении их жизней. Огоньки свечей затрепетали. За статуэтками богинь танцевали тени – они удлинялись, сжимались и снова удлинялись. Гвенллиан начала напевать себе под нос, и через мгновение к ней присоединилась Джими. Лишь Артемус, нахмурившись, никак не участвовал в действе. Но женщины и его привлекли к гаданию, когда стали раскладывать карты. Сначала они выложили ствол дерева из ряда карт, шепотом поясняя друг другу положения и значения. Затем разложили карты ветками, указывавшими на Артемуса, Джими и Орлу. После этого разложили оставшиеся карты корнями дерева, указывавшими на Каллу, Мору и Гвенллиан. Склонили головы над схемой, столкнувшись лбами, выложили карты друг на друга, смеясь и ахая над выстроившимся порядком.

В итоге проявилась история. Она повествовала о людях, которых они изменили, и людях, которые изменили их. В этом гадании были даже самые пикантные подробности: вот Мора влюбилась в Артемуса; вот Джими ударила Каллу; вот Орла тайком опустошила их общий банковский счет, чтобы сделать вебсайт, который до сих пор не принес им денег; вот Блу убежала из дома, и полицейские притащили ее обратно; вот умерла Персефона.

Ветвь, указывавшая на Артемуса, источала мрак и гниль, ее переполняли мечи и страх. Эта тьма вела обратно к стволу, объединяясь с чем-то в равной степени зловещим в корне, указывавшем на Гвенллиан. Было ясно, что именно эта тьма и убьет их всех, если они ничего не предпримут, но понять, что именно это было, не представлялось возможным. Способности этих женщин к ясновидению никогда не могли охватить зону непосредственно над силовой линией, а эта тьма образовалась именно там.

Тем не менее, способ борьбы с тьмой существовал за пределами силовой линии. Он был многогранен, неопределен и труден для понимания. И развязка была очевидной.

– Они что, должны работать вместе? – недоверчиво спросила Калла.

– Тут так говорится, – ответила Мора.

Джими потянулась за бутылкой с виски, но та была пустой:

– А мы не можем разобраться с этим сами?

– Мы всего лишь люди, – пояснила Мора. – Обычные люди. А они особенные. Адам связан с силовой линией. Ронан – сновидец. Блу усиливает их способности.

– Но богатенький Рич – обычный, – отметила Орла.

– Да, и он умрет.

Женщины снова склонились над выкладкой.

– Это значит, что она еще жива? – спросила Мора, показывая на карту в одной из веток – Королеву мечей.

– Вероятно, – буркнула Калла.

– Это значит, что она уйдет? – Орла ткнула пальцем в другую карту, имея в виду какую-то другую женщину.

– Похоже на то, – вздохнула Мора.

– А это значит, что она вернется? – поинтересовалась Калла, указывая на третью карту, относившуюся к еще одной женщине.

– Вероятно! – взвизгнула Гвенллиан, вскакивая из-за стола. Она завертелась на месте, вскинув руки к потолку. Никто больше не мог усидеть за столом. Калла отодвинулась прочь: – Я принесу еще выпить.

Джими одобрительно хмыкнула:

– Если это конец света, то я бы тоже выпила.

Когда все отошли от стола, Мора осталась, разглядывая отравленную ветвь карт Артемуса и самого Артемуса, сгорбившегося в своем кресле. Мужчины из волшебного леса больше ее не привлекали, но она еще помнила, как любила его. Однако этот Артемус потерял всякое значение для нее.

– Артемус? – позвала она тихо.

Он не поднял головы.

Она коснулась его подбородка. Он вздрогнул, уклоняясь от прикосновения. Она подняла его голову вверх, чтобы посмотреть ему в глаза. Он никогда не был особо разговорчив, да и сейчас не спешил говорить. Он выглядел так, словно больше не вымолвит ни слова, если в этом не будет необходимости. С того дня, как они оба выбрались из пещеры, Мора не задала ему ни единого вопроса о том, что произошло за годы их разлуки. Но сейчас она спросила: – Что с тобой случилось? Что сделало тебя таким?

Он закрыл глаза.

Глава 2

– Куда, черт возьми, подевался Ронан? – спросил Гэнси, эхом повторяя слова, произнесенные тысячами людей с тех пор, как человечество изобрело речь. Выйдя из учебного корпуса, он запрокинул голову назад, глядя в небо, словно Ронан Линч, сновидец, боец и прогульщик, каким-то образом мог пролетать над ними. Не пролетал. Глубокую синеву над студгородком прорезал лишь одинокий самолет. По ту сторону железного забора шумел городок Генриетта, издавая множество звуков шумных повседневных дел. По эту сторону студенты академии Эгленби издавали звуки непродуктивного дневного безделья.

– Он вообще был на технологии?

Адам Пэрриш, чародей и загадка, студент и логик, мужчина и мальчик, перевесил под завязку загруженную сумку на другое плечо. Он не мог привести ни единого довода, почему Гэнси считал, что Ронан вообще был где-то поблизости. После целой недели, занятой волшебными пещерами и таинственными спящими существами, Адаму приходилось собирать всю волю в кулак, чтобы сосредоточиться на учебе, а ведь Адам был самым мотивированным учеником в их компании. Ронан же регулярно появлялся разве что на латыни, а теперь, когда всех учеников, ходивших на латынь, потихоньку перевели в дополнительную группу по французскому, что могло держать его здесь?

– Так он был на технологии? – продолжал допытываться Гэнси.

– Я думал, это риторический вопрос.

Гэнси выглядел сердитым ровно столько, сколько потребовалось бы поздней бабочке, чтобы пролететь мимо них на осеннем ветру:

– Он даже не пытается.

Прошло чуть больше недели с того дня, как они достали из пещеры Мору, мать Блу, и Артемуса… отца Блу? Три дня как они посадили Роджера Мэлори, старого друга Гэнси из Британии, на самолет домой. Два дня в школе на этой неделе.

И Ронан не явился ни на одно занятие.

Дурная трата времени? Да. Целиком и полностью ответственность Ронана Линча? Безусловно.

За спиной у них шумно прозвенел звонок, опоздав к фактическому окончанию урока на две минуты. Звонок в школе был солидный – большой колокол с веревкой, и звонить в него в конце каждого урока должен был подходящий, достойный ученик. Из-за этого двухминутного разрыва Адам Пэрриш преждевременно старел. Он любил, когда люди выполняли свою работу как следует.

– Скажи что-нибудь, – попросил Гэнси.

– Этот звонок.

– Да, все ужасно, – согласился Гэнси.

Друзья сошли с дорожки и направились к спортплощадкам. Это расстояние от учебного корпуса до Грубер-холла было истинным подарком, целых десять благословенных минут, чтобы подышать воздухом и насладиться солнечным светом в перерыве между уроками. В целом Адаму было комфортно в студгородке; предсказуемая рутина была для него сродни колыбели. Учиться как можно лучше. Ходить на уроки. Поднимать руку. Отвечать на вопрос. Уверенно продвигаться к выпуску. Другие одноклассники жаловались на объем работы. Работа! Работа – остров, к которому Адам плыл по штормовому морю.

Море и впрямь штормило. На силовой линии у них под ногами копошились чудовища. Сквозь руки и глаза, отданные Адамом на откуп Кэйбсуотеру, прорастал лес. А Гэнси должен был умереть еще до апреля. Океан волновался, и Глендауэр был островом в нем. Разбудить его означало получить исполнение желания, а желание заключалось в спасении жизни Гэнси. Этому заколдованному королевству нужен заколдованный король.

В прошедшие выходные Адаму дважды снилось, что они уже нашли Глендауэра и теперь искали его снова. В первую ночь ему приснился кошмар. Во вторую – сон, принесший ему облегчение.

Он осторожно спросил:

– Что будем делать дальше в поисках Глендауэра?

– Пещера Диттли, – отозвался Гэнси.

От этого ответа Адам вздрогнул. Обычно Гэнси отдавал предпочтение осторожности, а пещера Диттли была прямой противоположностью такого подхода. Для начала, едва они вытащили дочь Глендауэра, Гвенллиан, из этой пещеры, оттуда стали выползать странные животные. Словно этого было мало, Пайпер Гринмантл застрелила Джесса Диттли прямо у входа в пещеру. Эта пещера буквально сочилась смертью – как в прошлом, так и в будущем.

– Ты же не думаешь, что Гвенллиан вот так сразу расскажет, действительно ли ее отец лежит где-то в той пещере? Она скорей заставит нас бродить по пещере костей.

– Думаю, у Гвенллиан есть своя цель, – ответил Гэнси. – И я еще не понял, какая.

– Мне кажется, это неоправданный риск. Вдобавок, это место преступления.

Если бы Ронан сейчас был здесь, он бы добавил: «Тут везде сплошное место преступления».

– Это значит, что у тебя есть другие идеи? – удивился Гэнси.

Идеи, во множественном числе? Адам был бы счастлив представить хоть одну. Самый многообещающий путь, пещера в Кэйбсуотере, обвалился во время их последнего похода туда, и взамен не появилось никаких новых возможностей. Гэнси отметил, что все это кажется ему проверкой на достойность, и Адам не мог не согласиться. Кэйбсуотер назначил им испытание, они задались целью пройти его и обнаружили в себе это желание. Ощущение абсолютной правильности. Вдвоем с Ронаном они расчистили пещеру угроз, а затем вся их команда объединила свои способности, чтобы на краткое время оживить скелеты древнего стада, приведшего Ронана и Блу к Море. С тех пор каждую ночь Адам заново переживал это воспоминание, прежде чем заснуть. Сновидевший Ронан; Адам, сфокусировавший мощь силовой линии; Блу, усиливавшая его способности; Гэнси, отдавший приказ стаду. Никогда раньше Адам не чувствовал себя настолько неотъемлемой частью единого целого. Они были идеальным механизмом.

Но этот план не привел их к Глендауэру.

– Может, еще поговорить с Артемусом? – предложил Адам.

Гэнси хмыкнул. От любого другого это прозвучало бы пессимистично, но от Гэнси? Сомнительно.

– Поговорить с Артемусом – не проблема. Я больше волнуюсь о том, как заставить его нам отвечать.

– Ты вроде говорил, что умеешь убеждать, – напомнил ему Адам.

– Опыт показал, что в данном случае это бесполезно.

– Эй, мальчик Гэнси! – выкрикнул кто-то через всю площадку. Уитмен, один из членов старой команды гребцов Гэнси, поднял три пальца в приветствии. Гэнси не ответил, пока Адам слегка не коснулся его плеча рукой. Гэнси моргнул, а затем его лицо преобразилось и засияло фирменной улыбкой Ричарда Кэмпбелла Гэнси-третьего. Эта улыбка была истинным сокровищем, передававшимся из поколения в поколение, от отца к сыну; его тщательно оберегали в сундуке надежды, если в одном из поколений не было сыновей, но всякий раз с гордостью демонстрировали на людях.

– Умник, – отозвался Гэнси, щедро отмеряя свой старый южный акцент для каждой гласной. – Ты оставил ключи в замке!

Уитмен, смеясь, застегнул ширинку. Он подскочил к ним, и они с Гэнси затеяли непринужденную беседу. Через мгновение к ним присоединились еще двое мальчиков, затем еще двое. Они с легкостью подтрунивали друг над другом, жизнерадостные, молодые и компанейские – наглядная реклама приличной жизни и хорошего образования.

Адам не мог похвастаться достижениями на этом мастер-классе, хотя изучал это искусство месяцами. Он анализировал манеры Гэнси, препарировал реакцию других ребят, запоминал рисунок диалогов. Он наблюдал, как один легкий жест, элегантный как цирковой фокус, разворачивал целый букет чисто мужских разговоров. Он внимательно подмечал все закулисье: как печальный Гэнси внезапно превращался в радушного хозяина. Но на практике ему мало что удавалось. Теплые приветствия застывали на его губах ледяной коркой. Небрежные жесты выражали скорей пренебрежение, чем непринужденность. Вместо ровного зрительного контакта – нервный немигающий взгляд.

Он посещал этот класс каждый квартал и не мог отделаться от мысли, что, возможно, существуют некие навыки, овладеть которыми не под силу даже Адаму Пэрришу.

– Где Пэрриш? – спросил Энгль.

– Да вот же он стоит, – ответил Гэнси.

– И как это я не ощутил веянье ледника, – поразился тот. – Как дела, чувак?

Это был риторический вопрос, отвечать на который следовало легкой улыбкой. Эти мальчишки были здесь ради Гэнси. Где Пэрриш? Там, куда за день не доберешься.

Когда-то давно такая динамика выбила бы Адама из колеи. Воспринималась бы как угроза. Но сейчас он был уверен в том, что является одним из двух любимцев Гэнси, поэтому просто сунул руки в карманы и молча шагал рядом с ребятами.

Внезапно Адам ощутил, как напрягся Гэнси. Другие еще смеялись и что-то выкрикивали, но выражение лица Гэнси вдруг стало задумчивым. Адам проследил за его взглядом до гигантских колонн, поддерживавших крышу Грубер-холла. На вершине лестницы между колоннами стоял директор Чайлд с книгой или чем-то похожим в руках. Это был сухонький человечек, которому явно были необходимы защитный крем от солнца и широкополая шляпа.

– Ну все, джентльмены! – провозгласил он. – Я слышал вас даже у себя в кабинете. Что это мы ведем себя как вороны? Вас ждут занятия.

Кулак легонько ударяется о кулак; кто-то кому-то взъерошил волосы, толкнул плечом. Мальчишки разошлись. Гэнси и Адам остались. Чайлд махнул Гэнси рукой, прежде чем снова исчезнуть за дверью Грубер-холла. Гэнси, казалось, рассердился, но в следующее мгновение его лицо снова ничего не выражало. Он зашагал в класс.