Текст книги "Король-ворон(ЛП)"

Автор книги: Maggie Stiefvater

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

Хуже всего обстояло с большими деревьями. Они были священны – Нив знала, что они были священны, и они сопротивлялись дольше всех прочих существ, обитавших в лесу. Сначала они кровоточили черной смолой. Затем их листья начинали медленно скукоживаться. Ветви валились друг на друга и падали вниз почерневшей, расплывшейся массой. Кора отслаивалась целыми пластами и сходила со стволов как обгоревшая кожа. Деревья начинали стонать. Эти звуки не были человеческими. Они не были голосами. Они были оттенком стона ветвей на ветру. Это была песня дерева, падавшего под натиском бури.

Это противоречило всем принципам, которых всегда придерживалась Нив.

Впрочем, она заставляла себя смотреть на это. Она была в долгу перед этим старым священным лесом, и самое малое, что она могла сделать – это наблюдать за его гибелью. Она гадала, для чего ее привели в этот лес; возможно, она должна была спасти его.

Все вокруг обратилось в ночной кошмар.

Новый дом Пайпер занимал глубокую щель в скале, поддерживаемый исключительно магическим способом. Конструкция дома напоминала причудливое сочетание желаний Пайпер и понятий демона о доме – прилепившемся к стене осином гнезде. Посреди главной гостиной располагался глубокий бассейн для омовений в форме слезы.

Как и при любом удачном компромиссе, обе стороны остались слегка неудовлетворенными, но не жаловались. Пайпер мило, но едко ухмыльнулась: – Отлично. Пора поговорить с моим отцом.

– Вместо одержания ты могла бы использовать ванну для ясновидения, чтобы пообщаться с отцом, – быстро предложила Нив. Она не уточнила, что, по ее мнению, сеанс ясновидения потребует куда меньших затрат энергии, чем внедрение в чужое тело. Может, это и не спасет какое-нибудь дерево, но хотя бы отсрочит его кончину.

Демон дернул усиками и направил их на Нив. Он знал, чего она добивалась. Через секунду Пайпер оценивающе взглянула на нее; демон определенно посылал свои мысли прямо ей в мозг. Нив ждала, что сейчас она огрызнется, но Пайпер лишь задумчиво обошла бассейн по периметру.

– У них будет больше поводов любить меня, если они увидят мое лицо. Демон, подключи моего отца к этой штуке. Пусть будет так или как угодно.

И вышло так или как угодно.

Ломоньер находился в общественном мужском туалете. Он стоял перед зеркалом, а также у входной двери в туалет, чтобы никто не вошел внутрь.

Пайпер прищурилась, глядя в бассейн:

– Ты что, в Legal Sea Foods[22]22
  Сеть ресторанов, специализирующихся на морепродуктах. – прим. пер.


[Закрыть]? Поверить не могу. Ненавижу это место.

– Да, нам захотелось устриц, – ответил Ломоньер, но его голос исходил от демона, а не из бассейна. Он тоже прищурился, пытаясь получше рассмотреть место, где находилась его дочь. – Где это ты, в осином гнезде, что ли?

– Это храм, – уточнила Пайпер.

– И кому он посвящен?

– Мне. О, я рада, что ты задал этот вопрос. Это идеальная фраза перед кульминационным моментом. Ладно, я перейду к делу, поскольку мне до смерти хочется принять ванну. Какие действия ты предпринял со своей стороны, чтобы организовать продажу?

– Мы договорились о предварительной презентации твоего товара, – сказал Ломоньер, выходя из туалетной кабинки. – Мы подгадали так, чтобы презентация состоялась на следующий день после мероприятия по сбору средств для Конгресса в местной школе для мальчиков, чтобы приезжие гости не так сильно бросались в глаза. А что именно мы продаем?

Пайпер описала демона. Демон взмыл в воздух и облетел вокруг бассейна. Судя по выражению лица Ломоньера, демон тоже описывал им демона. Они определенно были под впечатлением от того, как ловко он проник в их головы и манипулировал мыслями.

– Отличная находка, – констатировал Ломоньер. – Будем на связи.

Его изображение исчезло из бассейна.

– Пора купаться, – победоносно провозгласила Пайпер. Она не просила Нив выйти и оставить ее, но Нив все равно это сделала. Ей надо было на воздух. Ей надо было побыть одной. Ей надо было успокоиться, чтобы трезво взглянуть на вещи.

Она не была уверена, что когда-нибудь сможет успокоиться.

Снаружи, стоя на вершине лестницы, Нив запустила пальцы себе в волосы. Оглядываясь назад, она знала, что использовала энергию вселенной исключительно в личных целях. Именно так она очутилась здесь сегодня. Впредь это будет ей уроком, и она не могла злиться, что ей преподали его именно так. Она должна попытаться спасти этот лес. Вот к чему все сводилось. Она не сможет примириться с собой, если останется в стороне, пока на ее глазах уничтожают священное место.

Она бросилась бежать.

Обычно Нив никогда не бегала, но стоило ей побежать, и она удивилась, почему не сделала это раньше. Ей надо было бежать сразу же, в ту же секунду, как она увидела демона, и не останавливаться до тех пор, пока она не окажется достаточно далеко, чтобы не слышать его в своей голове. Внезапно ее охватили страх и отвращение. Всхлипывая, она неслась через лес. Демон, демон, демон. Она была так напугана. Сухая листва у нее под ногами превращалась в карты таро с ее лицом. Она поскальзывалась на них, но едва они вылетали у нее из-под ног, как снова становились листьями.

"Вода, – подумала она, обращаясь к лесу. – Мне нужно зеркало, если ты хочешь, чтобы я помогла тебе".

Над головой у нее безвольно шевелились листья. На щеку ей капнула дождевая капля, смешавшись с ее слезами.

«Не дождь. Вода для зеркала», – подумала Нив. Она на бегу обернулась через плечо. Споткнулась. Ее не оставляло чувство, что за ней следили, но это было естественно. Весь этот лес следил за ней. Скатившись с холма и безуспешно пытаясь схватиться за что-нибудь, кроме сухих листьев, лишь ускорявших ее падение, она внезапно очутилась перед пустым, выеденным изнутри пнем.

Вода, вода. На ее глазах пень заполнился водой. Нив опустила в нее руку и помолилась нескольким избранным богиням, а затем протянула руки над водой, чтобы считать информацию. Ее сознание заполонили образы из дома на Фокс-уэй. Чердак, где она жила, ритуалы, которые проводила там. Зеркала, установленные ею, чтобы сполна воспользоваться всеми возможностями, которые в итоге и привели ее сюда.

Ей очень хотелось обернуться.

Но она не могла нарушить концентрацию.

Нив ощутила момент проникновения. Она не узнала лицо, но это не имело значения. Если это был кто-то из женщин на Фокс-уэй, информация попадет к людям, которые сумеют как-то исправить ситуацию.

– Вы слышите меня? – прошептала Нив. – Здесь демон. Он уничтожает лес и все, что с ним связано. Я хочу попытаться что-то сде…

– Знаешь, – произнесла Пайпер, – если ты была мной недовольна, тебе надо было сказать мне об этом с самого начала.

Связь Нив с домом разорвалась. Вода покрылась рябью. Сначала это была просто вода, а затем на поверхность поднялась твердая черная скорлупа, покрывавшая тело демона. Слегка подрагивая усиками, он заполз ей на руку. Тяжелый. Злобный. Нашептывавший о жутких возможностях, которые с каждой минутой становились жуткой вероятностью. По другую сторону пня возникла Пайпер, шедшая к ним сквозь падавшие листья. Ее волосы все еще были мокрыми после ванны.

Нив даже не пыталась молить о пощаде.

– Господи, Нив! Такие современные эзотерики, как ты – хуже всего, – Пайпер махнула демону рукой. – Развоплоти ее.

Глава 36

Было в этой ночи что-то дышащее и живое.

Деклан и Мэтью уехали. Гэнси, Блу, Ронан и Адам остались в Барнсе, усевшись в круг в гостиной, где витал аромат пекана. Единственными источниками света были сновиденные творения Ронана. Они парили у них над головами и танцевали в камине. Магия словно заполняла пространство между ними, даже там, куда не дотягивался свет. Гэнси сознавал, что этот день был для них самым счастливым за очень долгое время, и это казалось странным в свете ужасающих событий предыдущей ночи и зловещих новостей, принесенных Декланом.

– Сегодня ночь откровений, – сказал Гэнси, и в любое другое время они бы, вероятно, посмеялись над ним за такие слова. Но не сегодня. Сегодня все они чувствовали, что стали деталями медленно набиравшего разгон механизма, и вся серьезность этой ситуации выбивала их из колеи. – Давайте попробуем составить целостную картину.

Они медленно, поочередно описали, что происходило с ними за день до этого, делая паузы, чтобы Гэнси успел записать их рассказы в свой дневник. Пока он записывал факты – спазм силовой линии и застывшее на 6:21 время, нападение Ноа, сочившееся чернью дерево, глаз Адама, живший собственной жизнью – он потихоньку начинал видеть очертания роли каждого из них. Он уже мог бы разглядеть финал, если бы присмотрелся как следует.

Они обсуждали, считают ли они себя ответственными за защиту Кэйбсуотера и силовой линии – да, все они так считали. Считали ли они, что Артемус знает больше, чем рассказывает – да, определенно. Считали ли они, что он когда-нибудь расскажет им все начистоту – все они сомневались в этом.

В какой-то момент разговора Ронан встал и начал мерить шагами комнату. Адам сходил на кухню и вернулся с чашкой кофе. Блу свила себе гнездо из диванных подушек рядом с Гэнси и опустила голову ему на колени.

Это было непозволительно.

Но все-таки это позволялось. Правда постепенно выходила на свет.

Они также говорили о городе. Было ли благоразумнее спрятаться или же сражаться с чужаками, съезжавшимися в Генриетту в поисках сверхъестественных артефактов. Пока они обменивались идеями о сновиденных оборонительных сооружениях и опасных союзниках, чудовищах, превращенных в оружие, и рвах, заполненных кислотой, Гэнси нежно погладил волосы у Блу над ухом – осторожно, чтобы не задеть рану вокруг глаза. Он очень старался не встречаться взглядом с Ронаном или Адамом, так как все еще чувствовал себя неловко.

Это было позволительно. Ему разрешалось хотеть этого.

Они говорили о Генри. Гэнси помнил, что делится с ними секретами, столь ревностно оберегаемыми Генри, но к концу сегодняшних школьных занятий он принял решение – если кто-то что-то рассказывает Гэнси, то он рассказывает это и Адаму, и Ронану, и Блу. Подружиться с ними можно было только оптом; нельзя было просто так заполучить в друзья Гэнси, не подружившись с остальными. Адам и Ронан отпускали ребячливые шуточки в адрес Генри («Он же наполовину китаец?» – «Смотря на какую половину») и по-свойски посмеивались. Блу подначивала их («Вам, похоже, завидно?»). Гэнси велел им отставить все свои предубеждения и подумать о нем как о возможном друге.

Пока никто не произносил слово «демон».

Оно безмолвно висело в воздухе, очерченное беседой, ведшейся вокруг него. То, ради чего Адам и Ронан пустились в путь, то, что вселилось в Ноа, то, что, возможно, нападало на Кэйбсуотер. Может, они бы так и не заговорили об этом за весь вечер, если бы из дома номер 300 по Фокс-уэй не позвонила Мора. Гвенллиан увидела что-то в зеркалах на чердаке, сообщила она. Они не сразу сообразили, что именно она видела, но, похоже, это была Нив с предупреждением.

Демон.

Развоплотитель.

Развоплощает лес и все, что с ним связано.

Это откровение заставило Ронана прекратить бессмысленное хождение по комнате, а Адама – замолчать. Ни Блу, ни Гэнси не нарушали эту пытливую тишину, а затем, внезапно положив ей конец, Адам сказал: – Ронан, думаю, ты должен сказать и им тоже.

У Ронана был такой вид, будто его предали. Как же это утомляло! Гэнси уже предвидел надвигающуюся ссору. Сейчас Адам выпустит легкую предупредительную стрелу, Ронан в ответ выдаст залп непристойностей, Адам капнет бензином на пути этих снарядов, а затем все это будет полыхать часами.

Но Адам лишь искренне добавил:

– Ронан, это ничего не изменит. Мы сидим здесь в окружении сновиденных светлячков, и я вижу, как в коридоре придуманная тобой девочка с копытцами ест пенопласт. Мы ездим по городу в машине, которую ты извлек из своих снов. Это удивительные вещи, но это не изменит их отношение к тебе.

– Ты-то сам не слишком хорошо принял это откровение, – огрызнулся Ронан.

По его обиженному тону Гэнси вдруг понял кое-что о Ронане.

– У меня голова была забита другим, – ответил Адам. – Поэтому мне было сложновато сразу это принять.

Теперь Гэнси точно знал, что понял кое-что о Ронане.

Блу и Гэнси переглянулись. Блу подняла бровь; расцарапанный глаз все еще оставался закрыт. Из-за этого на лице у нее, казалось, было написано большее любопытство, чем обычно.

Ронан с ожесточением дергал кожаные браслеты у себя на запястье:

– Как угодно. Я сновидел Кэйбсуотер.

В комнате вновь воцарилась абсолютная тишина.

Отчасти Гэнси мог понять, почему Ронан боялся признаться им: способность извлечь из своей головы волшебный лес налагала на тебя печать некой потусторонней загадочности. Но во всех прочих смыслах Гэнси был слегка обескуражен. Ему словно только что доверили секрет, который уже был ему известен. Он не совсем понимал, откуда ему это известно; возможно, Кэйбсуотер сам нашептал им эту правду в одну из их прогулок по лесу, или же у них просто скопилось достаточно доказательств, чтобы его подсознание приняло эту тайну еще до того, как ему стало о ней известно официально.

– А ведь мог бы сновидеть лекарство от рака, – высказалась Блу.

– Слушай, Сарджент, – рыкнул Ронан, – я вчера собирался добыть какую-нибудь мазь для твоего глаза, поскольку современная медицина нихера тебе не помогает, но мне едва не отгрызла жопу какая-то смертоносная змеюка с четвертого круга сновиденного ада, так что – на здоровье.

Блу выглядела тронутой, как и полагалось в подобных случаях:

– О, спасибо, друг.

– Без проблем, братуха.

Гэнси похлопал ручкой по своему дневнику:

– Раз уж мы решили сегодня откровенничать, ты случайно не сновидел еще какие-нибудь места, о которых нам следовало бы знать? Горы? Водоемы?

– Нет, – ответил Ронан. – Но я сновидел Мэтью.

– Ради всего святого! – ахнул Гэнси. Его жизнь текла сплошь в окружении невозможного, которое время от времени усиливалось до еще большей невозможности. Было крайне трудно поверить во все это, но разве они не сталкивались с подобным вот уже много месяцев? Он давно пришел к выводу, что Ронан был непохож на всех остальных; это было лишь очередным подтверждением.

– Значит ли это, что ты знаешь, что означают видения в том дереве?

Он имел в виду пустое дерево с гигантским дуплом-пещерой, посылавшей видения тому, кто стоял внутри; они обнаружили его в свое первое посещение Кэйбсуотера. У Гэнси там было два видения: в одном он уже был готов поцеловать Блу Сарджент, в другом – почти нашел Оуайна Глендауэра. Обе эти вещи были крайне интересны ему. И обе казались очень реальными.

– Кошмары, – пренебрежительно бросил Ронан.

Блу и Адам моргнули.

– Кошмары? – эхом повторила Блу. – И все? Не предвидение будущего?

– Когда я создал это дерево, оно показывало только это, – ответил Ронан. – Худшие возможные сценарии. Любое дерьмо, которое, по мнению дерева, лучше всего испоганит тебе жизнь завтра.

Гэнси не был уверен, что любое из его видений можно отнести к худшим возможным сценариям. Впрочем, они действительно в определенном смысле могли усложнить ему жизнь. Потрясенное лицо Блу говорило о том, что она тоже так думает. Адам же, наоборот, издал такой громкий облегченный вздох, словно задерживал дыхание несколько месяцев. Неудивительно. Реальная жизнь Адама и так была кошмаром, когда он вошел в то дерево. Если ему привиделись какие-то другие страсти помимо его реальной жизни, это и впрямь должен был быть жуткий ужас.

– Возможно, – начал было Гэнси и остановился, призадумавшись. – Можешь ли ты сновидеть какую-нибудь защиту для Кэйбсуотера?

Ронан пожал плечами:

– Пока эта черная хрень есть в Кэйбсуотере, она будет и в моих снах. Я уже говорил, вчера я не сумел вытащить оттуда даже банальную заживляющую мазь для Сарджент, а это вообще ерунда. Даже ребенок бы сумел проявить ее. А у меня не получилось.

– Я могу попытаться помочь, – встрял Адам. – Я могу заняться ясновидением, пока ты будешь сновидеть. Может, мне удастся очистить энергию достаточно, чтобы ты мог достать что-нибудь полезное.

– Все это кажется слишком незначительным, – сказал Гэнси. Он хотел сказать – «по сравнению с чудовищностью демона».

Блу со стоном села, закрыв больной глаз рукой:

– Я не против чего-нибудь незначительного. Нам не следует пытаться сделать что-то значительное, пока мы не поговорим с моей мамой. Я хочу знать, что конкретно видела Гвенллиан. Уфф. Гэнси, тебе лучше отвезти меня домой. Мой глаз сводит меня с ума, и я чувствую себя более усталой, чем есть на самом деле. Извините, парни.

Впрочем, без дополнительной информации у них закончились и все идеи, так что остальные воспользовались этим предлогом, чтобы встать и потянуться. Блу направилась на кухню; Ронан обогнал ее, нарочно отодвинув ее с дороги бедром.

– Козел, – сказала она ему, и он радостно расхохотался.

Гэнси был глубоко тронут звучанием этого смеха – именно здесь, именно в Барнсе, в этой комнате, находившейся всего лишь в нескольких десятках метров от того места, где Ронан обнаружил своего отца мертвым, а свою жизнь – в руинах. Сейчас его смех звучал расточительно. Такой легкий и беззаботный, говоривший о том, что его можно так легко тратить, потому что там, откуда он взялся, есть еще, и много. Вопреки всему, рана затягивалась; в итоге жертве удалось выжить.

Они с Адамом остались в гостиной, размышляя. Окно комнаты выходило на темную площадку, где стояли «БМВ», говнотачка Адама и блистательный «камаро». В свете фонаря, горевшего над крыльцом, Свинья была похожа на ракету. Сердце Гэнси все еще переполняли надежды и чары – как темные, так и светлые.

– Ты же знаешь о проклятии Блу, да? – негромко спросил Адам.

Если ты поцелуешь свою истинную любовь, он умрет.

Да, он знал. Он также знал, почему Адам спрашивает об этом, и почти поддался соблазну отшутиться, поскольку все еще смущался говорить о себе и Блу. О Блу и о себе. Он вновь ощутил себя полным придурком. Но этой ночью они говорили только правду, и тон Адама был серьезен, поэтому он ответил: – Я знаю.

– Как думаешь, это касается тебя? – продолжал Адам.

– Думаю, да, – осторожно ответил Гэнси.

Адам огляделся, чтобы убедиться, что Ронан и Блу все еще оставались на кухне. Они были там.

– А как насчет тебя?

– А что насчет меня?

– В проклятии сказано, что ты – ее истинная любовь. А ты? Ты сам любишь ее?

Адам очень осторожно произносил слово «любовь», словно для него это был незнакомый элемент периодической таблицы. Гэнси был готов уклониться от ответа, но, взглянув на Адама, понял, что его друг очень ждал этого ответа и что вопрос изначально касался чего-то совсем другого.

– Да, – просто ответил Гэнси.

Адам повернулся к нему; он был весь в напряжении.

– Каково это? Как ты понял, что это не просто дружеские отношения?

Теперь стало и впрямь очевидно, что Адам думал о чем-то совершенно другом, поэтому Гэнси не знал, как ответить. Это мгновенно напомнило ему о том, как он сегодня утром стоял в той яме с Генри, и Генри ничего не требовал у него, а лишь хотел, чтобы Гэнси выслушал его. Но здесь все было иначе. Адаму что-то было нужно. Поэтому он пытался найти способ выразить это.

– Мне кажется… Она дарит мне внутреннюю тишину. Как Генриетта.

Он уже как-то говорил Адаму об этом; о том мгновении, когда он обнаружил этот город, и внутри него что-то успокоилось и затихло – что-то, постоянно дергавшее и нервировавшее его изнутри, хоть он и не осознавал этого раньше. Адам тогда не понял, но, опять же, Генриетта имела для него совсем другое значение.

– И это все? Вот так просто?

– Я не знаю, Адам! Ты просишь меня дать определение абстрактного понятия, которое никто не может объяснить с начала времен. Ты просто вывалил все это на меня, – произнес Гэнси. – Почему мы дышим воздухом? Потому что мы любим воздух? Потому что не хотим задохнуться. Почему мы едим? Потому что не хотим голодать. Откуда я знаю, что люблю ее? Потому что я могу нормально спать после того, как поговорю с ней. А что?

– Да ничего, – ответил Адам, и это была до того наглая ложь, что оба замолчали и уставились в окно. Адам похлопывал пальцами одной руки по ладони другой.

Обычно Гэнси не стал бы настаивать и требовать ответа. Принуждать Адама или Ронана к разговору, когда они к этому не готовы, всегда было сомнительным занятием, обреченным скорей на провал. Но в данном случае было поздно, и у Гэнси не было времени ждать, пока Адам созреет, чтобы поговорить на эту тему.

– Мне казалось, сегодня у нас ночь откровений, – напомнил он.

– Ронан поцеловал меня, – немедленно выдал Адам. Эти слова ждали своего часа уже какое-то время. Он нарочито внимательно рассматривал двор через окно. Поскольку Гэнси не ответил сразу, Адам добавил: – И я тоже его поцеловал.

– Господи, – выдохнул Гэнси, – Боже.

– Ты удивлен?

Его скорей изумил тот факт, что Адам рассказал ему об этом. Самому Гэнси потребовалось несколько месяцев тайных встреч с Блу, прежде чем он сумел найти в себе силы сказать об этом остальным, да и то – лишь потому, что этого требовали обстоятельства.

– Нет. Да. Не знаю. Сегодня мне уже довелось столкнуться с тысячей других сюрпризов, так что я уже и сам не знаю. А ты был удивлен?

– Нет. Да. Не знаю.

Теперь, когда у Гэнси было чуть больше времени, чтобы обдумать услышанное, он прикинул все варианты возможного развития событий. Он представил Адама, всегда такого строгого академика. И Ронана, неистового, и верного, и ранимого.

– Не сломай его, Адам.

Адам все так же смотрел в окно. Единственным признаком его напряженно работающего мозга были его медленно переплетавшиеся пальцы.

– Я не идиот, Гэнси.

– Я серьезно. – Теперь воображение Гэнси унеслось далеко вперед, чтобы явить ему картину будущего, в котором Ронану, возможно, доведется существовать без него, без Деклана и Мэтью, да еще и со свежеразбитым сердцем. – Он не так крепок, как кажется.

– Я не идиот, Гэнси.

Гэнси не считал Адама идиотом. Но Адам неоднократно причинял ему боль, хоть и ненамеренно. Некоторые самые глубокие раны возникли именно потому, что Адам не осознавал, что наносит их.

– Думаю, ты – полная противоположность идиоту, – резюмировал Гэнси. – Я ничего такого не имел в виду. Я просто хотел сказать…

Все, что Ронан когда-либо говорил об Адаме, перестраивалось в голове Гэнси и обретало новый смысл. Каким же странным и причудливым созвездием они все были…

– Я не собираюсь дурить ему голову. Как ты думаешь, для чего я заговорил с тобой об этом? Я даже не знаю, как мне…

Адам умолк. Это была ночь откровений, но у обоих закончились убеждения, в которых они были твердо уверены.

Оба снова посмотрели в окно. Гэнси вытащил из кармана листик мяты и сунул в рот. Ощущение окружавшей их магии, сопровождавшее его весь вечер, усилилось. Все было возможно – и хорошее, и плохое.

– Я думаю, – медленно произнес Гэнси, – что тут важно быть честным с собой. Вот и все, что ты можешь сделать.

Адам расцепил сплетенные в замок пальцы:

– Думаю, именно это я и хотел услышать.

– Стараюсь, как могу.

– Я знаю.

В тишине они услышали, как Блу и Ронан разговаривают с Сироткой на кухне. Было что-то успокаивающее в теплом и знакомом бормотании их голосов, и Гэнси снова ощутил этот необъяснимый рывок времени. Будто он уже проживал этот момент раньше или проживет его в будущем. Желание обладать и само обладание слились воедино. Он с удивлением понял, что жаждет поскорей покончить с поисками Глендауэра. Он хотел перейти к остальной части своей жизни. До этой ночи он не слишком задумывался о том, что в его жизни могло бы быть что-то еще, кроме этого.

– Кажется, пришло время найти Глендауэра, – сказал он.

– Думаю, ты прав, – ответил Адам.

Глава 37

Если знать, откуда вести отсчет, эта история была о Генри Ченге.

Генри никогда не дружил со словами. Яркий тому пример: в первый месяц своей учебы в Эгленби он попытался объяснить это Джоне Майло, учителю английского, и в ответ услышал, что он слишком строг к себе. «У тебя прекрасный словарный запас», – сказал ему Майло. Генри сознавал, что у него прекрасный словарный запас. Но это слабо помогало, когда он пытался найти необходимые слова, чтобы выразить свою мысль. «Ты очень грамотно говоришь для парня твоего возраста, – добавил Майло. – Черт возьми, даже и для парня моего возраста». Но казаться человеком, точно выражающим свои ощущения словами, и быть им на самом деле – принципиально разные вещи. «Многие, у кого английский не родной язык, чувствуют то же самое, – закончил Майло. – Моя мать рассказывала мне, что она никогда не была собой, когда говорила по-английски».

Но проблема была не в том, что Генри не мог быть собой в полной мере, когда говорил по-английски. Он вообще не мог точно выразиться, когда говорил вслух. Его родным языком была мысль.

Так что он и сам не мог объяснить, что чувствует, пытаясь подружиться с Ричардом Гэнси и членами его королевской семьи. Он не мог подобрать слова, чтобы выразить причины, по которым он предложил ему свой самый потаенный секрет в подвале Борден-хауса. Он не мог описать, насколько трудно ему было ждать, примут ли его ветку мира.

Это значило, что ему придется просто убивать время в ожидании.

Поэтому он старался занять себя чем-нибудь.

Он привел в восторг Мурса, учителя истории, своим исследованием популяризации персональной электроники в странах первого мира; он разозлил Адлера, преподавателя по административному управлению, своими глубокими познаниями в разительном несоответствии рекламного и стипендиального бюджетов Эгленби. Он до хрипоты орал с другими болельщиками на футбольном матче Коха (они проиграли). Он взял баллончик краски и вывел «МИР ВАМ, СУКИ» на мусорном контейнере, стоявшем за кафе-мороженым.

У него еще оставалось полно времени днем. Ожидал ли он, что Гэнси сам позвонит ему? Он не мог выразить словами, чего именно ждет. Какого-нибудь стихийного бедствия. Нет, изменения климата. Резкой смены способов выращивания урожая на северо-востоке страны.

Солнце село. Ванкуверские парни вернулись в свои гнезда в Литчфилде и ждали от Генри приказов о выступлении. Он чувствовал себя виноватым примерно процентов на двадцать за то, что так жаждал подружиться с Гэнси, и Сарджент, и Линчем, и Пэрришем. Ванкуверская тусовка была потрясающей. Просто ему их было мало, но и тут слова подводили его, когда он пытался обрисовать причину. Может, потому, что они всегда смотрели ему в рот? Или не знали его секретов? Или потому, что теперь он хотел иметь не последователей, а друзей? Нет. Здесь было что-то большее.

– Вынеси мусор, – сказала ему миссис Ву.

– Я очень занят, тетушка, – ответил Генри, хотя на самом деле смотрел видео прохождения компьютерной игры, сидя перед монитором в одних трусах.

– Занят вынесением мусора, – отчеканила она и уронила два мешка с мусором на пол рядом с ним.

Так он и очутился на улице, выйдя через заднюю дверь на засыпанную гравием площадку, одетый лишь в футболку с Мадонной и любимые черные кеды. Небо над головой было пурпурно-серым. Где-то неподалеку сонно ворковал голубь. Все переполнявшие Генри чувства, которые он не мог описать словами, полились наружу.

Его мать была единственной, кто понимал, что Генри имел в виду, когда говорил, что не дружит со словами. Она точно так же пыталась объяснять свои чувства его отцу, особенно когда решила стать Сондок, а не оставаться его женой. «Вот что это означает, – говорила она, – но также и нечто большее». Эта фраза навсегда поселилась в голове Генри. Слова «нечто большее» отлично объясняли, почему он никогда не мог в точности сказать, что думает – нечто большее по смыслу всегда означало что-то, отличное от того, что у тебя уже было.

Он дал волю чувствам, выдохнув сквозь зубы, а затем мелкими шажками направился к мусорным бакам.

Когда он повернулся, у двери, из которой он только что вышел, стоял человек.

Генри остановился. Он не знал, как зовут этого человека – жилистого, седого, хладнокровного – но, кажется, понимал, с кем имеет дело. Чуть ранее он рассказал Ричарду Гэнси о том, чем занималась его мать, и теперь, несколько часов спустя, он оказался лицом к лицу с кем-то, кто, несомненно, пришел поговорить о ее бизнесе.

– Как думаешь, мы можем поговорить? – спросил человек.

– Нет, – ответил Генри. – Я так не думаю.

Он потянулся было за телефоном, обычно лежавшим в заднем кармане, но тут вспомнил, что на нем не было брюк. Он бросил взгляд на окна дома. Он искал не помощи – никто в доме не знал о матери Генри достаточно, чтобы заподозрить хотя бы малейшую опасность, даже если бы они выглянули в окно и увидели их. Он искал приоткрытые окна, через которые к нему могла бы прилететь Робопчела.

Стоявший перед ним мужчина картинно продемонстрировал Генри свои руки, чтобы тот увидел, что в них нет оружия. Как будто это что-то меняло.

– Уверяю тебя, у нас с тобой одни и те же цели.

– Моя цель – досмотреть прохождение EndWarden II. Даже не верится, что я наконец-то нашел кого-то, кто разделяет мои взгляды.

Незнакомец внимательно рассматривал его. Казалось, он просчитывает какие-то варианты.

– До меня дошли слухи, что здесь, в Генриетте, что-то затевается. Я не люблю, когда кто-то что-то затевает в Генриетте. Я предположил, что и ты предпочел бы не допускать в свою жизнь всякий сброд.

– И, тем не менее, – негромко ответил Генри, – ты пришел в мою жизнь.

– Почему бы тебе не облегчить мне задачу? Не очень хочется напрягаться.

Генри покачал головой.

Мужчина вздохнул. Не успел Генри среагировать, как тот мгновенно сократил дистанцию между ними, сжал Генри в не слишком дружеских объятиях и довольно небрежно выполнил прием, заставивший Генри едва слышно пискнуть и отшатнуться, ухватившись за свое плечо. Некоторые люди, наверное, кричали бы, но Генри был так же намерен сохранить свои тайны, как и стоявший напротив человек.

– Не трать мое время понапрасну, – сказал он Генри, – я ведь предлагал тебе по-хорошему.

"Робопчела, – подумал Генри. – Лети ко мне".

Где-то в доме просто обязано быть открытое окно; миссис Ву всегда включала отопление на слишком большую мощность.

– Если ты пытаешься выбить из меня какой-то секрет, ты зря теряешь время, – сказал Генри, осторожно щупая поврежденное плечо.

– Ради всего святого, – мужчина наклонился и вытащил пистолет из кобуры на лодыжке. – В любое другое время я бы счел это очень благородным, но сейчас – просто садись в мою машину, пока я не пристрелил тебя.

Пистолет победил, как это обычно и происходило. Генри бросил на дом последний взгляд, прежде чем пройти к машине, стоявшей через дорогу. Он узнал белую машину, хоть и не понял, что это значит. Он начал было залезать на заднее сиденье.

– Пассажирское отлично подойдет, – сказал мужчина. – Я же сказал, это просто разговор.

Генри сделал, как было велено, в третий раз взглянув на дом, пока мужчина садился за руль и съезжал с обочины. Незнакомец включил радио (там пели «да, я любовник, а не воин») и сказал: – Я просто хочу знать, кто может сюда заявиться, и будут ли с ними проблемы. Я не заинтересован в том, чтобы снова с тобой встречаться.