Текст книги "Бродовский котел
(Воспоминания. Очерки. Документы)"

Автор книги: М. Вербинский

Соавторы: Б. Самарин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц)

К.Я. Егоров, майор запаса
В УПОРНЫХ ПОЕДИНКАХ

В. Ф. Валуйкин

Танкисты отдыхали. В леске – десятки наших танков. Здесь, на рубеже Гукаловце – Лопушаны, стали танкисты 13-й гвардейской танковой бригады, которой командовал гвардии полковник Бауков. Их задача – не допустить прорыва противника.

– Теперь фашистам одна дорога – отступать на запад, к своей берлоге, – говорил Валуйкин, прислушиваясь к отдаленному гулу боя. – Прижмем их! Слышите, как грохочет? Видно, контратаку предприняли… Приготовьтесь, ребята.

Валуйкин был опытным воином.

В 1943 году на фронте Василий Валуйкин получил путевку в один из сибирских городов в танковое училище. Оттуда, уже в звании младшего лейтенанта, он попадает в Челябинск, где формировались новые танковые части. Тут и стал он командиром экипажа в 13-й гвардейской танковой бригаде, той самой, которая прославилась в боях за освобождение Тернополя и других городов Украины.

…Все еще прислушиваясь к грохоту боя, Валуйкин подошел к прикрытому березовыми ветками танку и положил ладонь на шероховатую броню.

Славная боевая «тридцатьчетверка»! Краска на ней кое-где уже облупилась, во многих местах видны вмятины от снарядных осколков и следы пуль. Но не стерлась, не потускнела надпись на броне: «Подарок Красной Армии от колхозника Ф. А. Ильенко».

В полевой сумке Валуйкина хранился номер армейской газеты «Красноармейская правда» с небольшой заметкой на первой странице: «Танк колхозника Ильенко – в надежных руках». Она много раз читана и перечитана.

В заметке говорилось:

«Три месяца назад экипажу гвардии младшего лейтенанта В. Валуйкина вручен танк, сделанный на личные средства колхозника Филиппа Александровича Ильенко из колхоза «Червоный партизан» Остерского района Черниговской области. Танкисты, принимая танк, поклялись беспощадно громить врага.

Экипаж оправдал оказанное ему доверие: пять вражеских пулеметов, два орудия, тридцать гитлеровцев уничтожил он в первом бою.

Танк уже прошел около 700 километров. В составе экипажа, кроме командира, – башнер гвардии сержант Петр Шиплаков, стрелок-радист гвардии сержант Василий Лопатин и механик-водитель старший сержант Алексей Зубцов».

Вот они сейчас перед Валуйкиным, эти славные ребята. Курят, спокойно разговаривают, отдыхают после недавнего боя, как после привычной тяжелой работы. И ждут нового приказа, готовые в каждую минуту занять места в боевой машине, подаренной незнакомым колхозником, истинным патриотом.

Хотя газетная заметка совсем свежая, не мешало бы дополнить ее новыми фактами. К подбитым в первом бою орудиям и пулеметам следует приплюсовать уничтоженные в последующих боях три танка, из них два «тигра», бронетранспортер и около роты пехоты противника. Впрочем, боевой счет далеко еще не закончен!

…Приказ поступил внезапно. Экипажам Василия Валуйкина и гвардии лейтенанта Александра Белозерова надо было отправиться на разведку дислокации противника в район одного из населенных пунктов. Есть предположение, что там скапливаются танковые силы гитлеровцев для удара по нашим частям с фланга.

Танкисты быстро заняли места в боевых машинах и, маскируясь в складках местности, на большой скорости двинулись вперед.

Высунувшись из люка, Валуйкин приставил к глазам бинокль. Немного поодаль шел танк Белозерова. Он тоже внимательно всматривался в густой кустарник, тянувшийся впереди темной лентой, скрывая приземистые сельские домики.

Теперь стрельба доносилась слева. А тут – такая тишина, что если бы не лязг гусениц и не шум мотора, то можно услышать беззаботное чириканье птиц.

Вынырнув из лощины, танк Валуйкина оказался на открытой местности, почти рядом с селом. И тогда командир увидел: за кустарником плотной стеной стояли немецкие танки, видимо, ждавшие сигнала к контратаке. Поворачивать назад уже поздно – подставишь под вражеский огонь борт. Да и не в привычке наших танкистов отступать.

– Вася, будешь принимать бой! – приказал Белозеров, который был в разведке старшим. – Открывай огонь! А я доложу командиру бригады обстановку.

Танк Валуйкина вздрогнул от пушечных выстрелов. Ударил по немецким машинам и Белозеров. Опомнились от внезапного нападения и гитлеровцы. Завязалась танковая дуэль.

Белозеров передал:

– Слушай, Валуйкин, приказ комбрига: надо задержать противника. Занимай прочную оборону! Ни шагу назад!

– Ни шагу! – повторил Валуйкин, давая указания механику-води– телю Алексею Зубцову.

Две советские «тридцатьчетверки» приняли на себя удар шести немецких «тигров» и «пантер». Гитлеровцы, не добившись успеха в дуэли, предприняли попытку обойти наши танки слева и справа. Белозеров разгадал их маневр и так развернул машину, что борта двух немецких танков оказались под обстрелом. Выстрел, второй… Вспыхнув, остановилась первая вражеская машина, за ней – другая. Тот же прием применил и Валуйкин. С первого выстрела подбит третий «тигр». Двинувшаяся было за танками пехота откатилась под пулеметным огнем наших танкистов. На поле зачернели трупы.

– Для первого раза – отлично! – сказал Валуйкин. – Теперь надо ждать нового натиска. Приготовиться!

Но понесшие серьезные потери гитлеровцы не спешили. Они никак не могли определить, сколько же советских танков действует против них. Наступила ночь. Белозеров, Валуйкин и их товарищи не сомкнули глаз до самого рассвета.

Утром, когда взошло солнце, все пришло в движение. Над полем боя взвились столбы пыли. На наши две машины с ревом катилась стальная лавина. Фашистские танки, идя «подковой», намеревались взять наших в клещи.

– Теперь держись, ребята! – спокойно сказал Валуйкин, пытаясь рассмотреть немецкую «подкову». – Бить без промаха! Каждый снаряд – в цель!

Но не успела гитлеровская цепь пройти и половины пути, как с востока донесся рокот множества боевых машин и громкое, перекатывающееся «ура!» Это подходили основные силы танковой бригады и бойцы стрелковой части. В рядах противника произошло замешательство. Потом вражеские танки резко повернули против наступающих советских войск. Откуда-то подтянулись новые подразделения. Бой принял острый характер.

Белозеров и Валуйкин снялись со своих позиций и атаковали врага с фланга. Гитлеровцы дрогнули, стали откатываться, оставляя на поле подбитые танки и самоходные орудия… Но они судорожно цеплялись за каждый мало-мальски выгодный рубеж.

И вдруг продвижение нашей пехоты замедлилось, приостановилось. Стрелки залегли в траве под кинжальным пулеметным огнем. Голову не подымешь.

Какой-то офицер подполз к танку Валуйкина и крикнул:

– Выручайте, братцы! Вон он, проклятый, где засел… Долбаните раз-другой из пушки!..

– Сейчас долбанем! – ответил Валуйкин и приказал механику-водителю направить танк на огневую точку гитлеровцев.

Сам сел к орудию. Но не прошла машина и ста метров, как откуда-то справа ударили немецкие танки. Что делать? Идти на подавление огневой точки или вступить в бой с танками? В первую очередь, конечно, надо помочь пехоте. И, развернувшись, Валуйкин послал меткий снаряд в огневую точку врага. Для верности добавил еще один. Наши пехотинцы снова поднялись и возобновили атаку.

А немецкие танки наседали. Пушка Валуйкина заряжена осколочным снарядом. Перезаряжать некогда. И командир бьет осколочным под башню вражеского танка. Спешно заряжает пушку уже подкалиберным снарядом. Все решали секунды. Кто выстрелит первым?

Первым выстрелил гитлеровец. Танк Валуйкина задымил. Заряжающий и радист были ранены. Не теряя самообладания, Василий приказал товарищам по экипажу:

– Всем покинуть танк! Немедленно!

– А вы, товарищ гвардии младший лейтенант? – спросил механик– водитель.

– Без разговоров! Машина может взорваться…

Валуйкин остался в горящем танке один. Навел пушку, выстрелил в «тигра», заклинив ему башню. Но гитлеровец продолжал бешено огрызаться. «Т-34» вздрогнул от сильного удара. Василий почувствовал, как что-то толкнуло в грудь, боль обожгла голову, руки… Уже теряя сознание, подумал: «Сгорю. А ведь только ранен…»

Но Валуйкин не сгорел. Его поединок с «тигром» видел механик-водитель белозеровской машины. Он проник в горящий танк, вытащил гвардии младшего лейтенанта и на руках отнес в безопасное место.

И тогда раздался взрыв. Там, где находилась боевая машина Валуйкина, к небу взвился столб дыма и огня.

Так закончился путь этой героической «тридцатьчетверки».

Наши части, разгромив бродовскую группировку врага, продолжали развивать наступление на запад. 13-я гвардейская танковая бригада, в составе которой воевал Валуйкин, участвовала в боях за Львов, в конце июля 1944 года с ходу форсировала реку Сан и продолжала громить гитлеровцев.

Валуйкин лежал в госпитале во Львове. Тяжелые раны заживали медленно. Он слушал сводки Совинформбюро, радовался стремительному наступлению советских войск и… волновался. С надеждой смотрел Валуйкин на врачей, по нескольку раз в день задавал им один и тот же вопрос:

– Скоро выпишете? Я ведь отстану от своих… Не лежать же мне до тех пор, когда они в Берлин войдут!..

Врачи отвечали неопределенно:

– Надо сперва на ноги встать…

Валуйкин встал на ноги лишь через два месяца.

Наши были уже за Вислой. А Василий ходил хмурый. Чувствовал, что не быть ему в боевом строю.

Молча, с тяжелым сердцем выслушал приказ: в связи с инвалидностью демобилизовать…

…Много времени прошло с тех пор, но не затерялся след Василия Филипповича, не забыты его подвиги. Отыскали фронтовика львовские ветераны: проживает Василий Валуйкин в городе Комсомольске Ивановской области.

Недавно герой-танкист прислал письмо во Львов. Сообщил, что два сына уже отслужили срок в армии, а теперь работают. Сам он тоже продолжает трудиться.

«Спасибо вам, дорогие товарищи, за то, что не забыли обо мне. Пусть наши дети и внуки знают, как мы воевали, отстаивая их будущее счастье», – написал Валуйкин. И поинтересовался: «А какова судьба колхозника Ильенко, который подарил нам танк?»

Львовские ветераны сообщили Валуйкину: Филипп Александрович не только приобрел для Красной Армии танк на личные сбережения, но вскоре и сам пошел на фронт. В 1944 году погиб смертью храбрых. В селе Волевачи Остерского района Черниговской области проживают его жена и сын – Иван Филиппович.

Память о славном патриоте колхознике Ф. А. Ильенко живет в сердцах бывших фронтовиков и людей нынешнего поколения.

Всем смертям назло

Много раз эта «тридцатьчетверка», идя по фронтовым дорогам, разворачивалась для ведения боя, утюжила позиции врага, преодолевала на своем пути противотанковые заграждения, минные поля.

Однажды в разгаре боя экипаж не заметил, как вражеский снаряд попал в борт танка. Вспыхнуло пламя.

– Оставаться на своих местах, продолжаем драться! – крикнул командир экипажа лейтенант Боровик – парторг танковой роты – уроженец Донбасса.

При помощи огнетушителя танкисты ликвидировали пожар.

Гитлеровцы не оставляли в покое «тридцатьчетверку» и очередным попаданием снаряда заклинили орудие. Погибли механик-водитель и радист. Боровик остался вдвоем с башенным стрелком – старшиной Николаенко.

– Берись за пулемет, бей по гадам короткими очередями, – наставлял Боровик старшину, который мастерски владел пулеметом.

Гитлеровцы подходили все ближе. Им хотелось взять живыми храбрецов. Но вражеские автоматчики сразу попадали под огонь пулемета Николаенко.

– Погибать – так с музыкой! – хрипел лейтенант. Он приоткрыл люк, бросил одну за другой две гранаты и снова захлопнул крышку люка.

– Пойдем на прорыв! – решил в эти критические минуты Боровик. Освободившись от противогазов, они вылезли из танка, поливая свинцом дымное поле.

Танков наших, как показалось Боровику в грохоте боя, вблизи не было. На этом участке противник, имея перевес в силах, потеснил наше подразделение. И никто уже, конечно, не мог и предположить, что в горящей «тридцатьчетверке» оставались еще в строю члены экипажа. А они не только были живы, но и боролись, исполненные решимости выстоять в этой трудной схватке с врагом, пробиться к своим.

Расчищая путь огнем пулемета и гранатами, танкисты отползли в густую нескошенную рожь. За ними устремились немецкие автоматчики, но, встреченные пулеметным огнем, отстали.

– Неужели из того сгоревшего танка! – удивлялись пехотинцы, увидев танкистов в наполовину истлевших комбинезонах, с кровавыми ссадинами на руках и ногах.

– Да, – отвечал лейтенант Боровик, – с того самого, ребята. Мы крепче огня. Выстояли, выжили всем смертям назло.

В. М. Житаренко, старший лейтенант
К БОЕВЫМ НАГРАДАМ – ТРУДОВЫЕ

И. В. Пробитый

Он часто бывает здесь. Подолгу стоит у обелиска. Ветер треплет чуб, слегка припорошенный инеем седины. А взгляд ветерана пробегает по ровным рядам фамилий, высеченных на плитах. И встают словно живые в памяти Ивана Васильевича Пробитого односельчане, Те, с которыми ходил в рукопашные схватки с врагом, кто не дожил до светлого Дня Победы и ему, оставшемуся в живых, завещал сделать послевоенную жизнь счастливой, высоко нести гордое знамя советского солдата.

Суровыми фронтовыми дорогами прошагал Иван Васильевич в составе 29-й гвардейской мотострелковой Унечской бригады. Освобождал Львов и Прагу.

За каждой боевой наградой ветерана (а их у него свыше десяти, в том числе два ордена Славы, два – Красной Звезды) – подвиг. Одним из первых форсировал Одер. В самый напряженный момент боя под Бреслау прикрыл собой командира роты.

Но, пожалуй, наиболее памятным для него был первый бой, когда боец Иван Пробитый получил из рук командира части первую награду – медаль «За отвагу».

…Тогда наши войска вели упорные бои за расширение «колтовского коридора», затягивая крепким узлом петлю вокруг окружаемой бродовской группировки фашистов. Враг предпринимал отчаянные контратаки.

Батальон гвардии капитана Федора Дозорцева в ночь на 17 июля 1944 года занял оборону на окраине села Почапы. Приказ требовал быть предельно внимательным, замаскироваться так, чтобы противник ни в коем случае не смог определить расположения огневых средств, систему боевых порядков.

Коротка летняя ночь. Но и нескольких часов хватило для того, чтобы оборудовать огневую. Иван Пробитый про себя отметил: встретим врага и угостим как полагается.

Под бомбами и снарядами ему еще не приходилось бывать. А вообще-то в жизни Пробитого это далеко не первый бой.

Вспомнил солдат родную Хмельниччину. Есть там село с красивым названием Лесоводы, Издавна славились тамошние места и своими плодородными землями, ухоженными заботливыми руками хлебопашцев. Уже в тридцатые годы стал крепким колхоз: обильные урожаи собирали люди, перепахав вековые межи, вкусив радость свободного труда.

Но грянула Великая Отечественная война, в село ворвались фашисты. Почти все колхозники ушли в партизаны. Отряд народных мстителей, базирующийся в окрестных лесах, уничтожал вражеских солдат и офицеров, захватывал оружие и боевую технику.

В один из летних вечеров сорок третьего года выстрелом в упор был убит фашистский наймит, заместитель начальника железнодорожной станции Лесоводы, отличавшийся особой жестокостью. Полицию района подняли на ноги. Ей удалось напасть на след подпольщиков, арестовать их связную – Марфу Беду. Патриотку зверски пытали, но так и не узнали от нее фашистские палачи имени того, кто произвел выстрел мести. А им был двадцатилетний Иван Пробитый. И сейчас, лежа в окопе возле села Почапы, Иван Пробитый поклялся: закончится война, останется живым – в центре Лесоводов своими руками соорудит памятник отважной односельчанке…

…Свой окоп Иван Пробитый вырыл за углом полуобвалившегося дома: отсюда хорошо просматривалась лежащая впереди лощина, по которой могут подойти атакующие. И когда уже можно было разглядеть отдельные кусты в лощине, разбитую телегу возле них, когда нервное напряжение понемногу начало спадать – за углом послышался шорох. Острый слух бойца его сразу уловил: наверняка ползет человек. Сжался Пробитый, даже дыхание затаил. Через минуту-другую шорох повторился. Тот, кто крался сюда ползком, действовал не менее осторожно. Проползет немного – остановится, видимо, чутко вслушиваясь в предутреннюю тишину. Непросто будет справиться с таким!

А шорох все приближался. И казалось Пробитому: вот-вот покажется из-за угла лицо незнакомца. И тогда…

Тогда он выстрелит в него в упор. Как стрелял в изменника Родины на станции Лесоводы… Но тут же, подумав, заключил: нельзя! Выстрел демаскирует весь батальон. Нужно действовать тихо, без шума.

Приготовился было к «встрече», но еще через минуту-другую понял: схватки не будет. Шорох отдалялся.

Вздохнул облегченно. Как-никак, опасность встречи с сильным и опытным врагом (другого в разведку, разумеется, не пошлют!) миновала. А затем обругал себя. Вот как ты понял приказ! Затаился, ждал: если враг наткнется на тебя – буду, дескать, защищаться. А удалился он – ты чуть в ладоши не захлопал. Но ведь не зря тот змеей уползает: видимо, свое дело уже сделал, пронюхал что к чему. Так неужто можно его упускать? Нет, не по-солдатски это!

И Иван пополз за «гостем». Однако у лазутчика было преимущество: он оторвался от преследователя на добрых два-три десятка метров.

Попробуй догони! Ведь догнать «гостя» надо незаметно, ни в коем случае не вспугнуть. Иначе он обязательно поднимет шум!

Локти, чувствовал Пробитый, начинают кровоточить. Все-таки не привык по-пластунски землю мерить. От перенапряжения гудело в голове. Разведчика настиг как раз в тот момент, когда немец, видимо почувствовав себя в безопасности, перевернулся на спину, чтобы отдышаться. Резкий бросок на грудь, пальцы впились в горло. И опять мысль, как игла, пронзила мозг: а ведь «язык» ой как нужен живым! Пальцы расслабились – и здесь пришлось пожалеть о своем решении. Враг оказался физически намного сильнее, чем он предполагал. Теперь уже гитлеровец подминал Ивана, а его правая рука тянулась к ножу.

А там, за каких-то несколько десятков метров отсюда, сидят в окопах ничего не подозревающие товарищи. Лазутчик доставит собранные разведданные. А через несколько часов противник нанесет по батальону точно рассчитанный удар. Кто будет виновен в неудаче? Кто, как не он, солдат Иван Пробитый?

Нет, не страх за свою жизнь придал силы бойцу. Страх силы убавляет, а не придает. Помогла решимость не выпускать врага из расположения опорного пункта части, во что бы то ни стало выполнить приказ командира. Вновь подмял лазутчика под себя, в удар кулаком по каске вложил всю мощь правицы…

Обливаясь потом, раздирая до крови локти, тащил за собой тяжелую тушу сопящего гитлеровца. Опять-таки, вжимаясь в землю, маскируясь в траве. Таков был приказ: ничем не выдавать себя!

Светилось радостью лицо Ивана Пробитого, когда командир подытожил сделанное солдатом: пленный дал ценные показания. Теперь замысел противника ясен, теперь бить его будет легче!

Стоит перед обелиском человек. Вспоминает боевых побратимов– односельчан. Некоторые сложили головы в том первом бою под селом Почапы. Другие – чуть позже, под Лисичанами, где в жестокой схватке с врагом от роты осталось не больше половины. А разве легок был путь через Карпаты?

Четыреста двадцать восемь лесоводчан отдали жизнь за счастье Родины. И он, оставшийся в живых, может со всей ответственностью заявить перед памятником: сегодняшняя жизнь, дорогие мои боевые товарищи, действительно счастливая! В селе Лесоводах каждая семья живет в новом благоустроенном доме. Новые Дворец культуры и школа, детский комбинат и больница. Десятки выпускников институтов работают в колхозе. Пять колхозников стали Героями Социалистического Труда, четырнадцать человек награждены орденом Ленина.

Иван Васильевич удостоен высшей награды: он кавалер ордена Ленина, Золотой медали «Серп и Молот» и двух орденов «Знак Почета».

П. Н. Тыртов, подполковник запаса
ЭКИПАЖ ОТВАЖНЫХ

Б. С. Гармаев

К свисту снарядов прибавился железный скрежет танков, за которыми двигались цепи гитлеровцев. Враг начал контратаку, чтобы пробить брешь в кольце окружения.

Танковая рота капитана Болгара, укрепившаяся на высотке у небольшого хутора близ села Княже, приняла на себя удар. Не менее получаса длилась танковая дуэль. Гитлеровцы отступили.

Наступила передышка. Танкисты вышли из машин. Усталость валила с ног. Расположились на изрытой земле, вдыхая запах трав, смешанный с запахами порохового дыма. Механик-водитель Буянто Гармаев осмотрел танк.

– Отдохни, легче на душе станет, – сказал механику лейтенант Сорокодум. – Впереди трудная дорога…

Гармаев лег на краю обвалившегося окопа. Закрыл глаза. Хотелось хоть на минуту забыть обо всем.

«Трудная дорога!.. А когда она была легкой? – думал Буянто. – Может, на Курской дуге?»

Гармаеву вспомнилось, как в удушливой от пыли и дыма тьме он вел танк на позиции гитлеровцев, утюжил гусеницами окопы. И вдруг ощутил резкий удар в башню. Ранен командир экипажа. А машина все шла вперед и вперед. Снова близко взрыв. Танк загорелся… Вскоре дали новую «тридцатьчетверку». Вот на ней-то и шел Гармаев к Десне, к Днепру. Под бомбами самолетов. Через обстреливаемые врагом переправы.

А разве здесь легкая дорога? Это только просто сказать: отбили у врага еще одну деревню. Сколько сил, крови приходится отдавать за освобождение каждого населенного пункта.

Федора Хейло обуревали другие мысли.

– Эх, убрать бы тебя, милая, – мечтательно произнес он, обращаясь, словно к живому, к пшеничному стеблю с полновесным колосом. – У нас на Полтавщине урожай, наверное, уже убрали.

– А мне пишут из Чувашии, что комбайны лишь выходят на поля, – отозвался Егор Воронцов.

Беседовали два хлебороба, истосковавшиеся по работе в поле. Казалось, они забыли, что происходит вокруг. Но нет! Украинец сержант Федор Хейло, чуваш младший сержант Егор Воронцов и их товарищи по экипажу бурят Буянто Гармаев и командир – русский Василий Сорокодум по первому сигналу готовы ринуться в бой.

В этом составе экипаж был скомплектован, когда 72-й гвардейский тяжелый танковый полк сражался на правобережье Днепра. В трудных походах крепла дружба воинов четырех национальностей.

Утром в поле за нескошенными хлебами появились немецкие танки. Врага встретили залпы артиллерийских орудий. Буянто вывел на удобную позицию машину. Егор Воронцов быстро досылал в казенник снаряды, Федор Хейло умело наводил танковую пушку по целям.

– Есть один! – закричал лейтенант Сорокодум, когда левофланговый «тигр» клюнул кормой и остановился.

Затем Хейло перенес огонь на второй вражеский танк и уничтожил его двумя снарядами.

Метко били и другие экипажи.

На поле, перед ротой капитана Болгара горело пять вражеских машин. Атака гитлеровцев захлебнулась.

Но прошло всего несколько часов, и вновь тревожный голос наблюдателя:

– Танки!

А в небе показались фашистские бомбардировщики.

– Тщательно замаскироваться! – приказал командир роты. Механик-водитель развернул машину к старому саду, который находился немного правее. Другие танки роты пошли к молодому осиннику, зеленым островком примыкавшему к окраинам опустевшей деревни.

Еще не успели рассеяться пыль и дым от бомбежки, как Сорокодум приказал идти в бой.

Гармаев вел машину по кочковатому полю на повышенной скорости. Короткая остановка – Федор Хейло, тщательно прицелившись, выстрелил. Массивное тело «тигра» вздрогнуло, но танк продолжал двигаться.

– Эх, промазал, – с досадой обронил наводчик.

Егор Воронцов ловко схватил из боекомплекта очередной снаряд и тут же дослал его в казенник.

Прозвучал раскатистый выстрел, и Федор на всю машину закричал:

– Есть! Есть! – танк был подбит.

Потом он увидел, как справа от него задымились еще два «тигра». Приятно на сердце, когда успешно бьют врага и боевые побратимы.

– Давай, Егор, давай! – торопил Федор Хейло заряжающего.

Шесть бронированных машин, помеченных крестами, окутались пламенем и дымом.

Тяжелый танк Сорокодума огибал стену огня и дыма. И тут, чуть приподняв люк, лейтенант увидел вражеских пехотинцев. Они двигались плотными цепями, ведя беспорядочный огонь из автоматов. «Не сдаваться же в плен идут гитлеровцы, а прут в контратаку», – рассудил Сорокодум и тут же подал команду:

– По пехоте!..

С воем и шумом вырвался осколочный и разорвался на мелкие части перед рядами немецких автоматчиков. Затем снова и снова осколочный град осыпал врагов.

Падали и падали фашисты, устилая трупами поле. И видели в этом Сорокодум и его друзья по экипажу священную месть за разоренную землю, за кровь своих братьев, за слезы сестер и матерей.

Оставшиеся в живых гитлеровцы разбежались. Поднимали руки, спрашивали, куда «идти в плен».

А наши танкисты устремились за уцелевшими, пытавшимися уйти фашистскими танками.

– Уходят, не по зубам оказалась им уральская броня! – оценивал обстановку Сорокодум.

А от командира роты последовал приказ:

– Вперед! За отходящими танками!

Гармаев направил машину через общипанную артиллерийским огнем рощицу, через луг. И вот гусеницы уже приминают рожь на неубранном поле. Командир роты доложил по рации:

– Прошел проселочную дорогу на Тростянец.

Вдруг что-то ударило в танк. Послышался сильный взрыв, скрежет. Выстрелила немецкая пушка. Хейло свалился на сидение. Как ни старался удержать направление Гармаев, танк резко развернуло, и он остановился. Водитель заглушил двигатель.

Другие танки утюжили вражескую засаду.

– Начнем ремонт! – громко сказал Гармаев.

Но вот новая беда – ранен командир. Хейло перевязал ему руку. Гармаев и Воронцов хлопочут у машины. Отремонтировали гусеницу, стали натягивать ее на катки.

Летний день подошел к концу. Солнце все ниже спускалось, густо покрывая прощальной золотистой россыпью верхушки деревьев. Раненый лейтенант Сорокодум сидел на траве, усеянной белыми ромашками.

– Никуда я не пойду! – наверное, в десятый раз он повторял воинам экипажа, которые уговаривали его отправиться в медсанбат.

Воины-гвардейцы экипажа тяжелого танка лейтенанта Василия Сорокодума отмечены правительственными наградами за храбрость и мужество, проявленные в боях с гитлеровцами на львовском направлении. Василий Сорокодум и Буянто Гармаев награждены орденом Отечественной войны I степени. Сержант Федор Хейло – медалью «За отвагу», Егор Воронцов – орденом Красной Звезды.

…После окончания войны разошлись дороги славного боевого экипажа. Но жива в сердцах ветеранов скрепленная кровью верная солдатская дружба.