Текст книги "Дни и ночи Невервинтера (СИ)"

Автор книги: М. Волошина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

ЧАС ПРОБИЛ

Глава 1. Крепость-на-Перекрестке активно готовится к войне

Оставшиеся недели прошли под знаком изнурительных, но необходимых тренировок и усиленного патрулирования прилегающих земель, куда стали регулярно наведываться вражеские разведчики. Неоценимую помощь в этом оказывали Касавир и, как ни странно, Бишоп. Бишоп не имел равных в выслеживании практически в любой местности, и Эйлин отдала ему под начало своих лучших разведчиков. А Касавир со взводом лично обученных им солдат, прозванных «охотниками», стал ночным кошмаром Короля Теней. В блестящем черном зачарованном доспехе, прекрасный и ужасный, он чувствовал приближение нежити задолго до того, как она обнаруживала себя, и налетал, как вихрь, обращая нападавших в прах своими заклинаниями и разнося кости Молотом Правосудия. Отряд Касавира был настолько эффективен, что за три недели ежедневных вылазок не было потеряно ни одного человека. Возвращаясь, он был резок, мрачен, голоден, любая мелочь вызывала вспышки гнева, которые он старательно подавлял. Эйлин, уже научившаяся чувствовать его состояние, старалась не трогать его сама и оградить от остальных. Встречаясь с ним взглядом, она видела, каким яростным возбуждением горят его глаза. Она вспоминала ущелье орков, где встретила Касавира – худого, заросшего, пропахшего кровью и немытым телом, но с таким же нездоровым, убийственным огнем в глазах. Ей даже казалось, что ему нравится его нынешнее состояние. Он словно возвращался в то время, когда жил одним днем, предельно обнажив инстинкты и мобилизовав способности, готов был убивать каждую минуту и играл со смертью с презрительной усмешкой на губах.

Обычно, утолив зверский голод, он скрывался в храме, где проводил несколько часов, залечивая раны, молясь и набираясь сил для следующего боя. К Эйлин он не подходил, не считая нужным даже докладывать ей. Она не сердилась, понимая, что он занят тем, что умеет делать лучше всего, и не стоит путаться у него под ногами. И как бы ей ни хотелось иногда обнять и поддержать его, она понимала: возможно, так будет лучше для них обоих. Лишь однажды, столкнувшись с ней за полночь в коридоре, он заколебался и, уловив ее робкий кивок, молча прижал ее к себе и, приподняв, припал губами к груди, оголенной распахнутым вырезом рубашки. А потом подхватил на руки и открыл ногой дверь ее спальни. Они никогда не встречались у нее, и Эйлин смутилась, вспомнив свой хронический беспорядок, но Касавира это не интересовало. Он любил ее жадно, не тратя времени на нежности и даже не до конца раздевшись. Так, как не делал никогда. Затем он молча прижался к ней и долго лежал, поджав ноги и положив голову ей на грудь. У Эйлин ком подступил к горлу. Не говоря ни слова, она обняла его и погладила по голове. Любые слова сейчас казались ей пустой скорлупой, в которую невозможно втиснуть то, о чем она думала, чувствуя его прерывистое дыхание и легкую дрожь его плеч. Наконец, Касавир медленно поднялся на локте и, наклонившись к ней, глухо прошептал:

– Спасибо… я… верну.

Он быстро поцеловал ее, оставив привкус крови от прикушенной губы, и, обувшись, ушел, тихо прикрыв за собой дверь.

У самой Эйлин тоже было забот по горло: тренировки, укрепление крепости, обеспечение запаса продовольствия на случай осады. К этому прибавилось еще и решение бытовых вопросов, когда в крепость стали стекаться крестьяне из окрестных деревень. Оставить их беззащитными она не могла, многим из них некуда было ехать, а в городах их никто не ждал. К тому же, мужчины пожелали вступить в ополчение. Как на серьезную боевую силу, на них не стоило рассчитывать, но они могли принести пользу при обороне крепости. Многие из них хорошо владели луками или были достаточно сильны, чтобы управлять оборонными машинами мастера Видла. Присутствие крестьян отчасти решило и проблему продовольствия. Не оставлять же домашний скот на истребление нежити. Благо, места хватило всем. Были наспех сооружены бараки и сколочены загоны для скота, часть которого пришлось сразу забить. Территория, огороженная крепостными стенами, превратилась в маленький, тесный, наполненный разнообразными звуками и запахами городок.

* * *

Самым значимым событием было то, что им, наконец, удалось выковать Серебряный Меч, все осколки которого были найдены. Офицеры Короля Теней носили их с собой. И Касавир их благополучно реквизировал. Обычной ковке меч не поддавался, поэтому пришлось, по совету неожиданно проснувшейся и прозревшей Зджаэв, поехать в Западную Гавань – туда, где оружие было сломано. Тяжелой была эта поездка. Увидев безжизненные поля, сожженные дома и заросшие каким-то слизистым мхом улочки родной деревни, по которым бродили тени ее бывших земляков, Эйлин была готова впасть в отчаяние. «Это моя вина, – с горечью думала она, – если бы не этот проклятый осколок, слуги Короля Теней не пришли бы сюда. Если бы я знала… Если бы Дэйгун мне раньше все рассказал. Я бы ушла отсюда навсегда». Она плохо помнила, как все прошло. Зджаэв велела ей сесть, сосредоточиться и подумать об идеальном мече, который будет слушаться ее так, словно он часть ее самой. Он и должен был стать ее частью, доля его силы и магии сидела в ней, и без нее оружие не имело бы смысла.

В груди стало горячо, она услышала звон стали и увидела… Сердце ее бешено заколотилось. Она увидела то, что произошло на этом месте двадцать лет назад. Двое сошлись в смертельной схватке. Один – закованная в черный металл фигура без лица со страшным сверкающим зазубренным лезвием вместо руки. Другой – человек с серебряным мечом. Амон Джерро. Значит, это был он. Лязг мечей, высокий, рвущий перепонки звук. Серебряный клинок разлетается на десятки осколков. Эйлин видит двух женщин. Одна из них, эльфийка, уже мертва. А вторая… светлокожая женщина с рассыпавшимися по плечам рыжими кудрями, которая прижимает к себе кричащего от боли и страха ребенка. Она в агонии. В ее теле сквозная рана. Видимо, осколок пронзил ее и вошел в грудь малышки, застряв меж ребер и не задев органов… Жжение в груди стало невыносимым, в ушах зазвенело. Эйлин потеряла сознание.

– Нет… Неееет! – Стонала она, приходя в себя и сжимая рукоять Серебряного Меча. – Господи, ну почему, почему?!

Она почувствовала холодное прикосновение ко лбу. Это Зджаэв заставляла ее очнуться.

– Я видела, – произнесла Эйлин, глядя на нее, как на исчадие ада. – Зачем ты привела меня сюда? Зачем показала это?!

Зджаэв покачала головой и сказала своим обычным отрешенным тоном:

– Знай, это он, – она показала взглядом на сверкающий меч в ее руке. – Никто не смог бы заранее сказать, что ты увидишь.

Эйлин посмотрела на меч вслед за ней. Его блеск показался ей чужим, холодным и зловещим. Словно саму смерть она сжимала до боли в побелевших пальцах. Зджаэв как будто угадала ее мысли.

– Знай, мы должны уходить. Они чувствуют, что их смерть в твоих руках. – И, посмотрев ей в глаза, добавила: – Час пробил.

* * *

На следующий день Бишоп и Касавир вернулись в крепость одновременно. Касавир сообщил Эйлин, что мелких вражеских групп в ее землях больше нет. Это был плохой знак. Новости Бишопа развеяли остатки ее сомнений. Передовой отряд теневой армии уже движется от северной границы ее владений. Судя по скорости, ожидать его на подступах к крепости следует меньше, чем через четыре-пять часов. Тут Гробнару, – милый гном, что бы она без него делала, – пришла в голову блестящая идея.

– Эйлин, как ты думаешь, нежить умеет плавать?

– К чему это ты? – Хмуро спросила она.

Гном пожал плечами.

– Ну, я подумал, чтобы дойти то крепости, нужно перейти по мостам на другой берег реки. Если мостов не будет, им придется перебираться вплавь. Я не думаю, что они прихватили с собой лодки. А река быстрая и широкая.

Следующее мгновение растроганный Гробнар увековечил в своей поэме «Как мы с Эйлин спасли мир». Закричав «Гробнар, миленький!», леди-капитан обняла его и даже немножко оторвала от земли, несмотря на то, что он был довольно увесист. Расцеловав его в обе щеки, она сказала:

– Назначаю тебя главным по уничтожению мостов. Рассчитай, сколько потребуется взрывных сфер…

– Я уже рассчитал. Чтобы их унести, хватит четырех сильных солдат.

– Прекрасно, я горжусь тобой! – Она обернулась к Касавиру. – Тогда не теряем времени и выступаем через двадцать минут.

Было ясно, что добраться до мостов раньше нежити они не успеют, а значит, придется драться. Взрывчатка была упакована в специальные, зачарованные Сэндом ящики, защищенные от повреждений. Однако, неизвестно, какие средства имеются в арсенале теневой армии. Поэтому, кроме спецотряда Касавира и капитанского взвода, Эйлин взяла отряд лучников, которые должны были находиться поближе к солдатам, несущим ящики, и защищать и их самих, и взрывчатку. Заставить Гробнара держаться с ними было невозможно, и настырный гном шел в первых рядах с драгоценной Лютней Абсурда наперевес. Силу этого дьявольского оружия Эйлин уже испытала на себе, решив, по неопытности, взять пару аккордов. Результат – волдыри на ладони, легкое сотрясение мозга, плюс гневные вопли Сэнда, которому приспичило оказаться рядом, в результате чего он едва успел потушить подол своей, естественно, новой, буквально вчера купленной мантии. Неясным было одно: как выжил Гробнар, осваивая этот страшный в своей непредсказуемости инструмент. Ответ, видимо, следовало искать в особенностях мышления гнома, которому, – Эйлин давно в этом убедилась, – были подвластны силы хаоса и абсурда.

Эйлин не пожалела, что взяла много людей. Уже на втором мосту они столкнулись с большим отрядом нежити. Столько теней и скелетов сразу она никогда не видела. Они заполонили мост и рассредоточились по противоположному берегу. Отступать было нельзя. Впереди был еще один мост, и нужно было во что бы то ни стало оттеснить их туда. Не без труда справившись с этой задачей и потеряв четверых солдат, маленькая армия под командованием Эйлин ринулась к третьему, последнему мосту. Он был пуст. Но то, что они увидели на том берегу, заставило сердце Эйлин дрогнуть. Скелетов было немного, около двух десятков. И столько же теней. Но они были огромны, в два человеческих роста. Эйлин сглотнула и метнула взгляд на Касавира. Он был холоден и сосредоточен. Малютка-Гробнар, казалось нисколько не впечатленный увиденным, подмигнул им и запел воодушевляющую песню. Эйлин подхватила, чтобы усилить эффект. Финалом этой песни стал душераздирающий, диссонансный аккорд Гробнара, звуковая волна от которого заставила первые ряды нежити согнуться в три погибели. «Талантище!» – Восхищенно подумала Эйлин.

Вторым сюрпризом стало появление Дэйгуна. Уж кого она не ожидала здесь увидеть, так это его. Она думала, что отец давно слинял в леса. Но он вернулся с небольшим отрядом эльфийских лучников, о которых ходят легенды. Сначала Эйлин услышала свист разрываемого воздуха, и на нежить, кинувшуюся атаковать ее отряд, откуда-то сверху посыпался град пылающих стрел. Потом она увидела дюжину всадников в ослепительных золотистых доспехах, стоящих на скале. Знаменитые лучники, дезориентирующие врага зеркальными доспехами и посылающие по пять стрел за один выстрел. Рядом стоял Дэйгун. Старый эльф, чья жена погибла, защищая ее, вернулся, чтобы помочь ей. Где он взял этих стрелков? Старые сослуживцы? Плата какого-нибудь вождя за оказанную некогда услугу? Времени на догадки не было. Пора было приниматься за дело.

– Лучники, вперед! Касавир, Гробнар, ослабляйте их пока на расстоянии!

Им пришлось отразить еще несколько атак гигантской нежити, которая каким-то непостижимым образом появлялась на месте убитых скелетов. Когда мосты были взорваны, и они возвращались в крепость, уже смеркалось. Шли молча, еле передвигая ноги от усталости. Лишь Гробнар по обыкновению что-то болтал, во что, впрочем, никто особо не вслушивался. Эйлин подошла к Дэйгуну и взялась за стремя. Он посмотрел на нее сверху вниз.

– Отец…

Дэйгун кивнул ей.

– Устала? Давай руку.

Сдвинувшись, он посадил ее боком впереди себя, взял одной рукой поводья, а другой обнял ее.

Эйлин не знала, что и думать. Сначала он помогает ей и приводит дюжину великолепных воинов, а теперь сажает на свою лошадь.

– Отец, я… не узнаю тебя, – произнесла она и посмотрела на него.

Она еще никогда не видела так близко лица человека, с которым прожила всю сознательную жизнь. Небольшие раскосые серо-зеленые глаза, тонкий нос и губы. Кожа золотистого оттенка, по которой невозможно определить возраст. Дэйгун пожал плечами и сказал:

– Я сам себя не узнаю. Но… пожив некоторое время здесь, я начал по-настоящему узнавать тебя. Я видел, как к тебе относятся твои люди, какие у тебя друзья… Я никогда не понимал, почему ты стала бардом, и не верил в силу твоего влияния на людей. Но, кажется, я ошибался.

Он улыбнулся. Видеть его улыбку было непривычно. Ему и самому было непривычно, отчего улыбка его вышла немного смущенной. Он снова пожал плечами и еле слышно пробормотал:

– А может, никакой логики… все проще. Ты же моя дочь.

Сказав это, он обнял ее чуть крепче. Эйлин на секунду прикрыла глаза и почувствовала, как у нее участился пульс. Ей показалось, что даже сквозь доспех она ощущает тепло отцовской руки. Ей захотелось прижаться к нему, но кольчуга заскрежетала по жестким пластинам его нагрудника. Тогда она положила ладонь на его руку, сжимавшую поводья, и посмотрела ему в глаза.

– Спасибо отец, – сказала она, и первый раз в жизни робко добавила: – Я люблю тебя.

* * *

Возвращение отряда дало повод и для грусти, и для радости. Было потеряно восемь солдат, еще несколько получили ранения. Но потери могли бы быть и большими, если бы не блестящая подготовка и оснащение, если бы с ними не было Касавира с его парнями и Гробнара с его страшным оружием. И если бы не помощь Дэйгуна. Появление двенадцати лучников вызвало слегка боязливый интерес у обитателей крепости. Стражники, пропускавшие их в ворота, потеряли дар речи и даже забыли отдать честь Эйлин и Касавиру. Солдаты, дворфы, крестьяне, крестьянки и крестьянские дети толпились вокруг, отпихивая друг друга и беззастенчиво глазея на диковинных воинов. Но те не обращали никакого внимания на вызванный ими ажиотаж.

Эйлин и сама любовалась ими, не решаясь даже заговорить, настолько они выглядели суровыми и неприступными. Они были похожи, как братья: одинаково надменные, скуластые, смуглокожие лица с золотистыми глазами, жесткие изогнутые губы, тонкие носы с горбинкой, что придавало их облику определенную демоничность. У всех были длинные волосы, которые не имели постоянного цвета, переливаясь в свете факелов разными оттенками медного, золотистого или зеленоватого. Очевидно, зеркальная защита доспехов отключалась, потому что они уже не слепили глаза, как в бою. Правая рука каждого была обнажена и одета в специальную тонкую, но прочную трехпалую перчатку для стрельбы. Самый старший и сильный из них был левшой, и его доспех был изготовлен под левую руку. Ростом и телосложением они превосходили обычных эльфов. Их черные луки с золотой и серебряной инкрустацией поразили Эйлин размером и причудливой формой. Казалось, никакая человеческая сила не способна натянуть тетиву такого лука. Зайдя в таверну, они беспечно оставили оружие у входа. Не успела она подумать, что напрасно они это сделали, как Бишоп уже нарисовался рядом. И был жестоко наказан, получив разряд в руку и взвыв от боли. Услышав его зверские ругательства и металлический лязг кружки, запущенной им в стену, эльфы, занявшие большой круглый стол в дальнем углу, лишь усмехнулись.

Эйлин решилась спросить отца, где он раздобыл этих чудесных стрелков и как уговорил их помочь. Но, поколебавшись, Дэйгун покачал головой:

– Лучше тебе об этом не знать, дочка.

Эйлин с тревогой посмотрела на него.

– Но, надеюсь, это не стоило тебе каких-то серьезных обязательств?

– Нет, за это можешь не волноваться. Скорее, наоборот, я собираю старые долги.

Взглянув на эльфов, пьющих воду в ожидании еды, поглядывающих на самозабвенно танцующую Джой и тихо переговаривающихся на неизвестном наречии, она сочла объяснение Дэйгуна вполне удовлетворительным.

Места в казарме для них не оказалось, да и не пристало им там жить, как искренне считала Эйлин. К счастью, Ниваль, к ее большому удивлению, бескорыстно предложил им две отремонтированные комнаты в Башне Девятки. В дальнейшем его заботой было отгонять от их апартаментов пораженную в самое сердце Элани, которая, прожив всю жизнь среди тщедушных друидов с зелеными физиономиями, испытывала непреодолимую тягу ко всему большому и прекрасному.

Эйлин так устала и вымоталась за этот день, что, несмотря на голод, почувствовала себя не в силах съесть что-либо, кроме легкой закуски, и ее желудок был с ней солидарен. Поэтому, поговорив с Каной и убедившись, что установка оборонных машин на стенах почти закончена, она переоделась, но не пошла в столовую, а решила посидеть в таверне. Там было шумно и, несмотря на неизбежность нападения, довольно весело. Взяв кубок с вином и тарелку с сыром и ростбифом, Эйлин подсела к камину. Она улыбалась, слушая, как Гробнар, сидящий во главе нескольких сдвинутых столов, увлеченно рассказывал рассевшимся вокруг дворфам и друзьям свежую историю. О том, как они героически сражались, как яростны и неустрашимы были «охотники» во главе с Касавиром, как стремительно и толково действовала леди-капитан, как прекрасны и неуязвимы были эльфийские лучники и, наконец, как он, Гробнар, руководивший операцией, великолепно справился с задачей. «Господи, у него еще есть силы не только говорить, но и сочинять на ходу, – думала она. – Право слово, пора мне забыть о разговорном жанре и выбрать какую-нибудь более скучную профессию. Впрочем, я же теперь рыцарь. Мне вообще не положено заниматься ничем, кроме всяких рыцарских дел».

Наевшись, Эйлин вытянула ноги и закрыла глаза. Гул таверны и воспоминания сегодняшнего дня слились в один нескончаемый поток звуков и образов, которые постепенно удалялись, словно она уплывала куда-то, лежа на спине, качаясь на волнах и оставляя позади все, что не давало ей покоя. Очнулась она от того, что кто-то прикоснулся к ее плечу.

– Скучаешь? – тихо спросил Касавир, наклонившись к ее уху.

Голос был хрипловатым, как у простуженного. Ей стало щекотно от его дыхания, и она невольно прижала ухо к плечу.

– Что-то не так? – выпрямившись, слегка обиженно спросил Касавир.

Эйлин повернул голову, посмотрела на него снизу вверх и улыбнулась.

– Да нет, просто неожиданно.

Она беззастенчиво зевнула и произнесла сквозь зевок:

– Тяжелый был денек.

И, показав на стул рядом, добавила:

– Садись, посидим рядышком. А когда я свалюсь со стула, отнесешь меня в спальню, а?

Касавир оглядел таверну.

– Шумно тут. Вообще-то, я хотел предложить тебе выйти на воздух.

Эйлин пожала плечами.

– Да, пожалуй, это не повредит.

Глава 2. Последний разговор перед битвой

Вечер был необычно теплый для ноября. На небе не было ни облачка, и полная луна безо всяких препятствий дарила им свой серебристый свет. «Хорошо, – подумала Эйлин, – если нежить умудрится преодолеть реку до утра, стражники на стенах увидят ее издалека». Она с усмешкой посмотрела на Касавира.

– Да, не сказала бы я, что тут намного тише.

Действительно, сама крепость и ее внутренняя территория были до такой степени перенаселены людьми, животными и прочими существами, что гул голосов различного происхождения не смолкал ни днем, ни ночью. Где-то заблеяла овца, залаяла собака, и ее лай лениво подхватили еще две. Эйлин вздохнула. Слишком она добра для капитана, не смогла отказать крестьянам в просьбе забрать в крепость свое домашнее зверье. Прокукарекал петух. «Вот кому надо было свернуть шею в первую очередь», – с запоздалым сожалением подумала она. Эйлин увидела в траве под телегой с сеном два сверкающих глаза. Через секунду послышался шорох и чей-то отчаянный писк. Кошка, не дожидаясь милости от хозяев, решила сварганить себе ужин. «Надеюсь, это был не один из питомцев Элани».

Вдруг где-то рядом раздался громкий лай и из-за бараков, гремя оторванной цепью, выбежала огромная черная лохматая собака неизвестной породы. В качестве первой жертвы она выбрала Касавира, и, приняв стойку и подняв уши, угрожающе зарычала, давая понять, что не шутит. Эйлин схватила Касавира за руку, в очередной раз проклиная свою доброту. Однако тот ничуть не смутился. Глядя псу в глаза, он причмокнул и протянул руку ладонью вверх. Пес перестал рычать и озадаченно попятился, а затем, вытянув шею, стал обнюхивать руку. Кончилось это знакомство тем, что он лизнул ладонь, тявкнул и позволил Касавиру погладить себя. Присев перед псом на корточки, Касавир стал гладить его по холке и чесать за ушами. Пес довольно завилял хвостом и сел.

– Чей ты, дружок? – ласково спросил Касавир. – И зачем нас пугаешь?

– Кажется, это пес Орлена, – подала голос пришедшая в себя Эйлин. – Его все боятся. Удивительно, как ты сумел с ним сладить.

Продолжая гладить собаку, Касавир посмотрел на нее снизу вверх и сказал:

– Я всегда ладил с собаками. А этот пес совсем не глупый. – Он обратился к псу. – Правда, дружок?

– Гариус, фу! – послышался запоздалый мальчишеский крик.

Касавир встал с корточек и переглянулся с Эйлин. Та прыснула со смеху. К ним подбежал запыхавшийся мальчишка – один из многочисленных родственников Орлена, служивший на кухне. Тяжело дыша, он подобрал цепь и взял собаку за поводок. Задыхаясь и глотая слова, он затараторил:

– Леди… мэм… простите! Сэр… я не думал, что эта проклятая собака… сорвется. Он вообще-то хороший, только… нервничает. Прошу вас… не выгоняйте его. Он хороший, правда!

Эйлин засмеялась.

– А с чего вам пришло в голову назвать такую замечательную собаку Гариусом?

– Вообще-то, он откликался на Обжору. Но господин Келгар сказал, что он хуже Гариуса. Так и приклеилось.

– Представляю, – хохотнула Эйлин.

– Да, – сказал Касавир, улыбнувшись, – напрасно он так Гариусу польстил. Ну, а у тебя как дела, Дэнни?

Мальчишка, польщенный таким вниманием, засмущался. Разглядывая свои ботинки, он робко сказал:

– А меня в ополчение не взяли. Сказали, мал еще. А моих братьев взяли.

Он посмотрел на Эйлин и с гордостью произнес:

– А я, между прочим, из лука стрелять умею.

– Со скольки шагов?

– Со ста бью без промаха. – Он опустил голову. – Правда, лук у меня еще небольшой.

– Молодец, – похвалила его Эйлин, – но, видишь ли…

Она задумалась, что бы такое сказать повесомее, но мальчик махнул рукой и ответил:

– Да ладно, я понимаю… У меня вся семья в ополчении, я один мужчина в доме. Кто-то же должен заботиться о сестре и матери.

Сказав это, мальчик посмотрел на них так серьезно, что они перестали улыбаться. Эйлин сжала руку Касавира. Они уже знали, с чем придется столкнуться защитникам крепости. Не одной женщине предстоит стать вдовой, не одна мать будет оплакивать сына. Дай бог, чтобы крепость вообще выстояла. Словно угадав их мысли, мальчишка сказал:

– Вы не думайте, мы не боимся. Братья говорят, что за вас, леди, готовы идти в огонь и воду. Знаете, какие они парни? Джейк может ударом кулака быка убить… ну, не быка, но лошадь точно. А я подрасту – и стану лучшим лучником в округе. Возьмете меня?

Касавир посмотрел на Эйлин и серьезно сказал:

– Я думаю, надо взять. Такие ребята нам нужны.

Эйлин кивнула и улыбнулась мальчику.

– Ну, тогда точно возьму. Сэр Касавир разбирается в людях.

– Спасибо, сэр, – с чувством произнес мальчик и потянул собаку, но Касавир задержал его, положив руку ему на плечо.

Дэнни смотрел на него снизу вверх уверенным взглядом двенадцатилетнего мальчишки, не умеющего сомневаться. Касавир улыбнулся уголком губ. Конечно, а как же еще может быть. Он обязательно вырастет и станет тем, кем мечтает. Проведя рукой по белокурым вихрам, паладин тихо сказал:

– Тебе спасибо, Дэнни, – Эйлин уловила, как дрогнул его голос. – Скажи матери, что все будет хорошо.

Проводив взглядом мальчика, тянущего за собой пса и что-то выговаривающего ему, он вздохнул и обернулся к Эйлин.

– Пойдем наверх.

Эйлин кивнула и взяла его за руку.

– Пошли. Я хочу найти Кану и попросить ее усилить посты.

Как и ожидала Эйлин, Кана оказалась на одной из внешних стен. Но лейтенант знала свое дело, и уже отдала все необходимые распоряжения. Капитану оставалось только поблагодарить ее.

– Спасибо, Кана, – сказала Эйлин и, помолчав немного, добавила: – Знаешь, то, что мы видели на мостах – это не обычная нежить. Они огромны и очень живучи. Разрушенные мосты задержат армию, но ненадолго.

– Я не сомневаюсь, они нападут на крепость не позже утра, – добавил Касавир, – и бой будет нелегким.

– Возможно, – ответила лейтенант, по-военному чеканя слова, – но, как бы их ни было много, и как бы они ни были велики, они не бессмертны. В этом они не имеют перед нами никакого преимущества. Об этом знает каждый солдат и каждый ополченец.

Эйлин задумчиво кивнула.

– Ты права. Иди, отдыхай, Кана. Я знаю, бесполезно тебе приказывать, и все же, прошу тебя, поспи хоть пару часов.

– Хорошо, капитан, – ответила Кана и добавила с легкой улыбкой, – я бы посоветовала то же самое и вам, капитан. Вам это нужнее.

* * *

Им захотелось еще немного побыть здесь. На крепостной стене было относительно тихо и спокойно. Прохладный осенний воздух приятно бодрил, и оба они чувствовали, что, несмотря на усталость, ни заснуть, ни отвлечься они сейчас все равно не смогут. Они спустились на внутреннюю стену, где никого не было. Сев рядышком на низкий каменный выступ стены, они долго молчали. Эйлин прислонилась отяжелевшим затылком к холодному камню и прикрыла глаза. В ушах у нее вновь раздались звон мечей, свист стрел, обрывки читаемых заклинаний, крики и грохот взрывных сфер. Это был первый в ее жизни многочасовой открытый бой с большим отрядом и против большого числа противников. И ей удалось это сделать. Ей и ее людям. Она отдавала себе отчет в том, насколько она была обязана Касавиру, Гробнару, Дэйгуну и профессионализму Катрионы, великолепно подготовившей солдат. И кузнецу Якоби, ковавшему лучшее в Невервинтере оружие. И броннику Эндарио, которому не было равных в изготовлении доспехов. Да вообще, всем, до последнего воина. Включая тех, кто не вернулся.

Эйлин поморщилась, потирая суставы рук. Тупая боль в правом запястье никак не проходила. Как бы не вывих. Она ощупала руку. Да нет, скорее всего, рука еще не привыкла к новому мечу. Даже странно, учитывая, что он был выкован ее волей и, по сути, являлся ее частью. Он отлично слушался и поражал ее своей эффективностью. Вот именно, поражал. Все-таки, чужеродное никогда не станет твоей плотью и кровью, даже если проживешь с ним целую вечность. Эйлин вздохнула. А может, это она для него недостаточно хороша, не смогла использовать скрытую в ней магию меча, чтобы создать свой идеальный клинок. Баланс Серебряного Меча был прекрасен, но неуловимо отличался от привычных ей катаны и вакидзаси. Вот так-то собственное бренное несовершенство и законы физики смеются над твоим сознанием собственной избранности. Но это ничего, как говорится, стерпится-слюбится. Она усмехнулась и посмотрела на свои руки. И с чего ей пришло в голову осваивать мечи? Ей бы что-нибудь полегче. Но она ничего не могла с собой поделать – фехтование мечами завораживало ее. Особенно ей нравились катаны. Ее восхищали ажурное плетение цубы и вид простого, элегантного, чуть изогнутого клинка, так мастерски отполированного, что, кажется, его сталь струится, как ртуть. Первое, что она сделала, когда у нее появились деньги – купила себе такой меч. А потом еще несколько вакидзаси и пару катан. Она уверенно себя чувствовала, держа в обеих руках по великолепно заточенному и идеально сбалансированному мечу, с кажущейся легкостью и изяществом нанося удары и парируя.

Касавир вдруг нарушил затянувшееся молчание:

– Голова болит?

– Немного, – устало ответила Эйлин.

– Помочь?

Она покачала головой.

– Не надо, уже проходит. Ты, наверное, тоже устал.

– Есть немного, – он кивнул, – горло саднит. Надо будет перед сном выпить теплого молока. – Он вздохнул. – Как же не хочется думать…

– А ты и не думай, – ответила Эйлин и посмотрела на него, повернув голову.

В неровном свете факелов ей показалось, что лицо его заострилось и выглядело усталым и осунувшимся. Похудел? Не обращала внимания. Давно она не вглядывалась в это ставшее родным, знакомым до малейшей морщинки и складочки лицо. Разве что иногда, в моменты нежности, которые были так редки.

Она снова прислонилась затылком к стене и посмотрела на небо. Его темная, затягивающая глубина подмигивала ей россыпью звезд, словно говоря: «Это все суета, поверь. Забудь о том, что ты кому-то что-то должна, что в твоих руках судьбы многих людей, и, может быть, судьба человека, что сидит рядом, закрыв глаза, скрестив руки на груди, расставив и вытянув еще гудящие ноги. Забудь и забудься». Голова мало-помалу прошла и, глядя на звезды, оживившаяся Эйлин не к месту вспомнила одну вещь, которой давно хотела поделиться с Касавиром.

– Знаешь, оказывается, расположение звезд в час нашего рождения влияет на нашу судьбу. Ты об этом слышал?

– Не в курсе, – отозвался Касавир, не открывая глаз, – сама придумала?

– Мне Гробнар рассказал, – многозначительно заявила она.

Касавир понимающе кивнул и произнес, растягивая слова:

– А-а, ну если Гробнар – тогда я молчу.

– А вот и зря ты смеешься, – обиженно ответила Эйлин. – Ему рассказал один предсказатель погоды из Калимшана.

– Угу, – снова кивнул Касавир и серьезно сказал:

– А предсказателю погоды поведал странствующий шулер, а шулеру одна вдовушка рассказала по секрету, когда он… ммм…

С этими словами он склонил голову, дотронулся кончиками среднего и указательного пальцев до ее коленки и стал двигать руку вверх, перебирая пальцами и заглядывая ей в глаза. Но она убрала его руку и недовольно посмотрела на него.

– Я смотрю, ты такой шутник стал.

– Нет, я только учусь, – ответил он, скромно потупившись, снова скрестил руки и обреченно вздохнул. – Ну, так что с этим предсказателем?

Ему было все равно, о чем говорить. Он был готов даже слушать эти бардовские россказни, которые в исполнении Эйлин иногда забавляли его. Что угодно, только не думать. Слушать вполуха, кивать, отвечать. Пусть это и тщетная попытка вырваться из сжимающегося кольца мыслей, терзающих его все последние ночи. Нет, он никогда не жаловался на судьбу и достойно принимал ее вызовы. Научился доверять себе и понимать других. Обрел веру. Привык не соизмерять возможные выгоды, а иногда и собственные силы с той ответственностью, которую на себя брал. Но чудом удерживался на плаву. Наивно, глупо, непрактично? Да, наверное. Сколько еще так может продолжаться? Может, завтра все и закончится. И все было бы, как обычно, просто и ясно. Но где, когда, какая проклятая звезда предопределила, что именно на этих точеных плечиках окажется такая ответственность, о которой он сам и помыслить не мог? И что именно эта рыжая болтливая девчонка станет его якорем в этой жизни.