Текст книги "Скандалы"

Автор книги: Люсьен Гольдберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)

20

Джеффри Дансмор одевался так, как свойственно богатым людям, не желающим подвергаться риску, выставляя напоказ свое богатство. На нем была выгоревшая зеленая рубашка, скромный пиджак и белые, безупречно чистые кроссовки. В таком виде он болтался днем в галерее своего отца в Ист-сайде.

Нью-йоркские грабители не подозревали, что рубашка его сшита из шелка ручной выделки и стоит сто долларов, а костюмы, которые он менял ежедневно, вышли из рук его личного портного в Милане.

Метрдотели в ресторанах и охранники в клубах даунтауна сразу же замечали, как он богато одет. Понимали это манекенщицы и богатые наследницы.

Нива знала, что по вечерам он одет, как манекен с витрины фешенебельного магазина. В клубах он появлялся в смокинге и черной шелковой рубашке.

Когда Нива, сидя в своем отсеке в дальнем конце галереи, положила телефонную трубку, она увидела, что у входных дверей стоит Джеффри, увлеченный разговором с одним из дилеров, которые являлись на каждый аукцион.

Чувствовала она себя ужасно. Услышав эти мерзкие вульгарные слова: „Это я, сахарные мои титечки. Мистер Счастливчик стоит у меня колом", она всю ночь пролежала без сна. Когда Ирвинг заснул, она поднялась с кровати и свернулась калачиком на диване в гостиной, накрывшись меховой шубкой, с рукава которой еще свисал торговый ярлычок. Она ощущала безысходное одиночество. Даже Роза, казалось, покинула ее. От бессонной ночи у нее болезненно пульсировала голова: когда она слишком резко поворачивала ее, мышцы на затылке сводила судорога.

Рассеянно глядя на Джеффри, она думала о только что состоявшемся телефонном разговоре. Ей позвонила ассистентка Лолли Пайнс и попросила организовать распродажу барахла, скопившегося в фантастическом доме над Центральным парком.

Не будь Нива в таком состоянии, она разволновалась бы. Она понимала, что в этом и есть разрешение ее проблем, но была так измотана, что не могла сосредоточиться. Она рассеянно смотрела, как блестят под лучами солнца иссиня-черные волосы Джеффри. Каждый раз, когда он поднимал руку, чтобы пригладить волосы, на его правом мизинце сверкало массивное золотое кольцо.

Джеффри, после того как кончил Браун, провел несколько лет в Европе – „изучал историю искусств", как говорил его отец со смущенной улыбкой. Последние два года он скупал у дилеров кое-какие вещички для своей коллекции.

Нива не испытывала к Джеффри материнских чувств: он был всего шестью или семью годами моложе нее. По отношению к нему она чувствовала себя, пожалуй, как старшая сестра, невинно флиртующая с обожаемым младшим братом.

– Джефф! – позвала она, видя, что он прощается с собеседником.

Повернувшись, Джефф широким легким шагом направился к ней, засунув руки в карманы широких брюк.

Он опустился в кресло перед ее столом.

– Нива, ты моя слабость, – расплывшись в улыбке, сказал он. – Доброе утро. Как поживает моя любимая девочка?

Нива понимала, что внешне она еще вполне привлекательна, но почему-то сомневалась в этом, когда Джеффри заигрывал с ней. Со вздохом она сказала:

– У меня было дурное утро, Джефф. Да, очень дурное.

– Кто же огорчил мою Ниву? Скажи мне, и я займусь им.

Снова вздохнув, Нива откинулась на спинку кресла.

– Джефф... ты все знаешь. Ведь ты вращаешься в самых разнообразных кругах.

– Кто так считает?

– Женские издания, Ричард Джонсон, Лиз Смит.

– Ах, эти, – сказал он. – Да, они так и считают. Это утверждает мой пресс-агент, а они просто повторяют.

– Джеффри Дансмор, вам не нужен пресс-агент, – улыбнулась Нива. – Я сама видела, как, откуда ни возьмись, выскакивают фотографы, чтобы щелкнуть вас.

– Если им не удается найти Джона Фитцджеральда Кеннеди-младшего, – пошутил он. – Ну, о чем ты собираешься меня спросить?

– Это нечто личное.

– Ага. М-да. И что же?

– Правда ли, что все мужчины...

– Да, да, – серьезно сказал он, наклоняясь к ней.

– Правда ли, что все мужчины обманывают?

Джеффри прижал ладонь к груди.

– Работая в нашем бизнесе, ты задаешь такие вопросы?

– Я имела в виду не это, совсем другое... у всех ли мужчин интрижки на стороне?

– Ты говоришь о женатых мужчинах, так?

– Ну, предположим, женатых... связанных с какой-то одной женщиной.

– Хм-м-м, – буркнул он, – довольно ханжеский подход.

– Я знаю, что ты холостяк, но тебе приходится встречаться со многими людьми. Как ты считаешь, мужчины, состоящие в браке, в основном неверны женам?

Джеффри, соединив кончики пальцев, казалось, погрузился в глубокое раздумье.

– Я бы сказал, что в основном, при определенных обстоятельствах, так оно и есть, хотя не могу дать этому научного обоснования... я не знаю.

– Джеффри, мне хочется влепить тебе оплеуху. Ты все отлично знаешь, но не хочешь сказать, потому что мужчины всегда солидарны друг с другом.

– В чем дело, радость моя? В последнее время Ирвинг слишком поздно приходит с работы?

У Нивы заболело сердце, она постаралась совладать с собой, но, не сдержавшись, разразилась рыданиями.

Наклонившись к ней, Джеффри взял ее руки в свои.

– О, моя милая, не надо. Прости меня. Я просто шутил, – сказал он, гладя ее руку. – Господи, похоже, я задел самый больной нерв.

Нива достала платок и прижала его к глазам, потом вытерла нос.

– Все в порядке, – сказала она. – Просто у меня выдалась тяжелая ночь.

– Понимаю, – посочувствовал Джеффри. – Чем я могу тебе помочь? Я сделаю все, что хочешь. Знаешь, притащу-ка я бутылку шампанского. Возьмем такси и покатаемся до ленча вокруг парка. А потом отвезу тебя к „Мортимеру" и угощу цыплятами.

– Джеффри, помолчи и послушай меня хоть несколько минут. Мне нужен деловой совет, и ты единственный, к кому я могу обратиться.

– Отлично! Думаю, я мастер давать деловые советы. Но мои советы личного характера заставляют женщин рыдать.

Она никогда раньше не замечала, какие у него безукоризненно белые зубы. Ясно, тайна зубоврачебного искусства, столь же дорогая, как частные школы и летние лагеря, в которых он бывал.

Нива распрямила плечи и вскинула подбородок.

– Сегодня мне звонили по поводу одного дела в Вест-Сайде. Трехэтажный дом на высотке.

– Трехэтажный? Ты имеешь в виду наследство Лолли Пайнс?

– Ты знал о нем?

– Да о нем все в нашем бизнесе знают. Мы сходим с ума, желая узнать, кому оно достанется. Я слышал, что у старой жабы нет наследников.

– Она сделала завещание. Я только что говорила с наследницей.

Симпатичная физиономия Джеффри просияла.

– Дело чистое?

– Похоже, что так. Лолли Пайнс оставила все своей ассистентке, некоей Кик Батлер. Она звонила мне и просила как можно скорее организовать распродажу.

– Потрясающе! – взвыл Джеффри, ударяя кулаком одной руки по ладони другой. – Папа знает?

– Еще нет. Мне хотелось бы сначала получить совет.

– Слушай, а не твой ли муж представлял Лолли Пайнс, как я где-то читал? Не удивительно, что позвонили тебе. Ну, ты и простофиля, подружка.

Смутившись, Нива опустила глаза.

– Ирвинг не должен иметь к этому отношения, Джеффри.

– Еще лучше, – улыбнулся он.

– Джеффри, ты знаешь о том, кого твой отец собирается уволить? То есть... нет ли меня в этом списке?

– Вот уж понятия не имею, Нива. Понимаю одно: когда пробьет час, придется делать большое кровопускание. А что? Ты считаешь, что тебя могут попросить?

– Не исключено. Все бывает. А мне нужно зарабатывать больше, чем здесь.

– Ясно. И...?

– Джефф, ты проводил для меня несколько аукционов. Если бы я сама решила этим заняться, какой суммой я должна располагать?

У Джеффа расширились глаза.

– Это зависит от ситуации.

– Это очень важно. У меня немного денег, совсем небольшая сумма, оставленная мне матерью. И меня очень волнует, что думает об этом твой отец. Вот мои самые главные проблемы.

– Откуда мне знать, о чем думает отец. Он просто помешан на тебе. Едва ли он уволит тебя, скорее он предпочтет, чтобы ты начала свое дело.

Настроение у Нивы немного улучшилось. Она не жалела, что доверилась Джеффри.

– Ладно, предположим, я получу благословение Обри. Хотя не хочу терять дружбу Обри, став его конкурентом. Так о каких первоначальных вложениях может идти речь?

Джеффри подтянул к себе лежащий на столе блокнотик и, сняв колпачок с массивной золотой авторучки, стал подсчитывать.

– Давай прикинем. Тебе придется дать объявление. С распечаткой я тебе помогу. Если не будет времени выпустить настоящий классный каталог, обойдемся без него. Сработает имя Лолли Пайнс. Тебе понадобится хороший текст; можешь воспользоваться мной, – сказал он, плутовски ухмыльнувшись. – Нужна секретарша – отвечать на звонки. Как оценщик может подойти мой приятель Сэл. Он мой должник. Тебе понадобится аукционист и временный штат для демонстрации предметов и организации продажи. Затем грузовики, грузчики, аренда складских помещений и торгового зала... хм. Все это не дешево, радость моя. Рассчитывай на... м-м-м... тысяч на пятьдесят. Конечно, ты должна убедиться, что там не мусор, и ты сможешь получить приличный доход.

– Пятьдесят тысяч? – Нива потерла переносицу. – Ты убиваешь меня, Джефф. Что я затеяла? У меня и половины такой суммы нет.

Не отрываясь от списка, Джефф надел колпачок на авторучку и улыбнулся.

– Я знаю, где раздобыть вторую половину. Возьми партнера.

– Ох, Джеффри, – устало сказала Нива, ощутив, что ее энтузиазм иссяк. – Не знаю идиота, который вложит в это деньги.

– Еще как знаешь!

К изумлению Нивы, Джеффри соскользнул на пол и встал перед ней на колени. Сжав ее руки, он умоляюще посмотрел на нее.

– Прекрасная, обожаемая, умнейшая леди! Могу ли я стать вашим партнером? – торжественно вопросил он.

Нива не могла удержаться от смеха.

– Вставай, Джеффри, – торопливо зашептала она, косясь на дверь.

– Разреши мне стать твоим мусорщиком. Бери мои деньги, пользуйся моим умом. Все это я впустую трачу на выпивку и машины.

– Смилуйся, Джеффри!

Высокий Джеффри неторопливо поднялся с пола, продолжая держать ее руки.

– Я совершенно серьезно, Нива. Мне необходимо воспользоваться своими знаниями. Кроме того, я испытывал сентиментальные чувства к Лолли Пайнс. В первый раз мое имя появилось в прессе в ее колонке. Она заприметила меня на вечеринке, куда я не хотел идти с дамой, которую толком и не знал. Я мечтал, чтобы обо мне упомянули в прессе. Давай же, девочка, подключи меня.

Нива осторожно отняла у Джеффри руки и посмотрела на него. По выражению его лица было видно, что он не дурачится.

– А что скажет твой отец?

– Мой отец завопит от радости, узнав что его беспутный сын наконец решил потаскать тяжести. Идем спросим его, а потом отпразднуем это событие за ленчем. Днем ты отведешь меня в этот дом, и мы хоть бегло посмотрим, что там такое. В любом случае компенсируем свои затраты и повеселимся.

Повеселимся, подумала Нива. Давненько с ней этого не случалось, и сейчас она решила, что ради маленьких радостей все же стоит жить.

У „Мортимера", как всегда, было полно народу. Нива правильно поступила, надев в это утро ярко-красный костюм. Пока они с Джеффри дожидались у входа Глена Бирнбаума, владельца маленького бистро на Лексингтон-авеню, который должен был усадить их, она видела, как на нее удивленно посматривают. „Мортимер" был тем местом, откуда по всему Манхэттену разносились слухи, и она не сомневалась: каждый думает, почему оказалась здесь миссис Ирвинг Форбрац с Джеффри Дансмором. Она узнала несколько знакомых, явно заметивших, что жена Ирвинга Форбраца пришла на ленч с симпатичным молодым человеком. Впрочем, это еще не повод упоминать о них в соответствующей колонке. Тем более, что они с Джеффри не сделали ничего, привлекающего внимание, и не собирались делать. Их связало дело. Блестящее, новое, восхитительное дело, которое пока оставалось их тайной.

Через несколько минут они сидели за столиком. Похоже, Джеффри, знакомый чуть ли не со всеми, хотел с каждым перекинуться словечком.

Заказывая бутылку шампанского, Джеффри бросил взгляд в сторону входа и тут же втянул голову в плечи и понизил голос:

– Там одна дама из „Курьера". Не поворачивайся. Она идет в нашу сторону. Я бы хотел сообщить ей о нашем замысле, если тебя не смущает... твой компаньон.

Нива улыбнулась, благодарная Джеффри за активное и вместе с тем предусмотрительное отношение к их совместному начинанию, в реальность которого она все еще не могла поверить.

– Это безумие, Джеффри, – зашептала она. – Как мы назовем наш альянс?

– Хм-м-м, к сожалению, я не имею права использовать марку „Дансмора", отец сочтет это нахальством.

– А я, разумеется, не хочу использовать фамилию Форбрац, – с гримаской неудовольствия заметила Нива. По выражению лица Джеффри она поняла, что его знакомая почти подошла к ним. – Скорее, Джеффри... какое шампанское ты заказал?

– При чем тут... да... да... „Моэ эт Шандон". А что?

– Галерея „Шандон", – выпалила Нива. Джеффри щелкнул пальцами.

– Отлично. Галереи „Шандон", пусть будет во множественном числе. Потрясающая находка!

Нива все еще улыбалась, когда Джеффри встал и поздоровался с кем-то у нее за спиной.

– Привет, радость моя, – весело сказал он. – Познакомься с моей партнершей.

Обернувшись, Нива увидела блондинку с чуть вздернутым носиком: та, улыбаясь, смотрела на нее сверху вниз.

– Нива, это Бэби Байер, она пишет для „Виноградинки" в „Курьере", – сказал Джеффри и обратился к блондинке: – Бэби, мы сотрудничаем вместе в галереях „Шандон"; познакомься, Нива Форбрац.

– Форбрац, – ровным голосом повторила блондинка, и улыбка исчезла с ее лица. – Редкая фамилия. Вы имеете отношение к Ирвингу Форбрацу?

– Да, – ответила Нива, подавая руку. – Ирвинг – мой муж.

– Очень приятно. – Блондинка словно не заметила протянутой руки Нивы, и та смущенно опустила ее. Бэби не сводила глаз с лица Нивы, будто ожидала увидеть размазанную косметику.

– Итак, Джеффри, – вдруг оживилась блондинка, – ты обзавелся собственной галереей? Когда же это произошло?

Джеффри бросил взгляд на Ниву.

– Недавно, Бэби, совсем недавно. Наш предстоящий аукцион может весьма заинтересовать тебя. Мы будем распродавать имущество Лолли Пайнс.

– Я бы хотела поговорить об этом с тобой, Джеффри, – выдохнула Бэби. – Могу я позвонить тебе сегодня днем?

– Конечно, ты ведь знаешь мой номер. Но Нива мой старший партнер. Почему бы тебе не позвонить ей?

– Я свяжусь с тобой позже, – многозначительно сказала та, торопливо послав ему воздушный поцелуй, и поспешила к своему столику, даже не взглянув на Ниву.

– Очень мила, – спокойно заметила Нива, наблюдая, как их собеседница посылает воздушные поцелуи мужчинам, сидящим за столиками вдоль кирпичной стены ресторана.

– Сомневаюсь, – возразил Джеффри, когда официант поставил на столик шампанское. – Но полезна.

Нива протянула ему бокал.

– Первый тост произнесу я, – сказала она.

– О'кей, – улыбнулся он, поднимая бокал.

– За новое восхитительное приключение Нивы и Джеффри...

– ...И за галереи „Шандон"... что бы они собой ни представляли.

Они чокнулись и выпили.

Вдруг Нива поняла, что боится – на сей раз ее испугала невероятная радость, охватившая ее.

21

Не успев на шестой маршрут, Рона на десять минут опоздала на работу. Когда она подошла к дверям своего кабинета, возле них уже стоял Джейсон, опираясь на тележку с почтой.

Когда она входила к себе, он шепнул:

– Где ты была, бэби? Дерьмо летит во все стороны. Главная Гадюка как с цепи сорвалась.

Рона подняла на него глаза.

– Она что, искала меня? – тоже шепотом спросила она. – Именно меня?

– Интересно, Бенихана делал ей пластическую операцию?

На губах Роны появилась мрачная улыбка.

– Джейсон, перестань дурачиться. Она сама приходила сюда или Шейлу посылала? Это очень важно.

Джейсон, вытянув шею, посмотрел в пустой длинный коридор.

– Я видел морду Лунного Пса.

– О, Господи, – простонала Рона. – Давно ли?

Джейсон взялся за свою тележку.

– В девять, мать его, часов.

– А что ей было надо?

– Думаешь, я знаю? Она не общается с простыми смертными. Но я заметил, как она сюда направлялась. Я слышал, как, выходя, она сказала Кэти, что хочет видеть тебя в своем кабинете в десять часов.

– Сколько же времени она тут торчала?

– Всего пару секунд.

– В десять? О, Боже, – выдохнула Рона. – Она просто спросила или, как всегда, рычала?

– Она была так мила, что вывела меня из диабетической комы. Мисс Образцовая Чиновница. Мне всегда казалось, что она села верхом на Роб Роя Каданоффа, чтобы заполучить это место. Где эти стеклянные потолки, которые так нам нужны?

– Ты знаешь, как ей досталось это место, Джейсон. Это ни для кого не секрет, – сказала Рона, вешая плащ на деревянный крючок за дверью.

– Пожалуйста, убеди меня, что она не пускала в ход секс. Такое омерзительное зрелище опасно представить себе после завтрака.

Рона села за стол.

– Лионель Малтби, – произнесла она.

– Догадываюсь, – небрежно бросил Джейсон. – Мой папаша представляет его. – Он приподнял пресс-папье в виде снежной глыбы и вертел его так, что пушинки снега посыпались на пингвина, находящегося внутри. Потом поставил на место. – Старый мошенник.

Рона выразительно посмотрела на него.

– Джейсон, ты порочишь реноме издательства „Уинслоу-Хаус". Ты хоть понимаешь, как возрос наш престиж, когда мы опубликовали его? Перл приобрела у него первую книгу, и это считают ее заслугой.

– А вторую она купила? – спросил Джейсон, склоняя голову набок.

– Конечно.

– Значит, Перл – такая же отъявленная мошенница, как и он, потому что мистер Малтби, трижды мерзавец, не писал ее.

Рона нахмурилась.

– Джейсон, в бизнесе куча дерьма. И не стоит верить всему, что говорят. Невозможно представить себе, что автор бестселлеров, Лионель Малтби, у которого вся стенка уставлена и увешана наградами, не писал сам своих романов.

Джейсон засунул руки в карманы саржевых брюк.

– Ты ошибаешься.

– Ох, Джейсон, как только ты можешь говорить такое?

– Дело в том, что их писала моя мать. И получала часть гонорара. Благодаря этому ей удалось содержать меня два года в закрытой школе, оплачивать мои развлечения и купить новый джойстик для моего раздолбанного „Атари".

Рона открыла рот. Она не могла отвести взгляда от Джейсона, ничуть не сомневаясь, что он говорит правду.

– О, Боже, – прошептала она. – Твоя мать! Не она ли пишет душещипательные дамские романы из эпохи фижм и корсажей для издательства „Хадден букс"? Сюзанна Дивер, так?

– Верно. Помнишь „Целуй меня до рассвета"?

– Конечно, – сказала пораженная Рона. „Целуй меня до рассвета" в начале семидесятых был едва ли не первым по-настоящему увлекательным историческим романом. – Почему же твоя мать стала работать на Малтби?

Джейсон сдвинул густые темные брови и усмехнулся:

– Догадайся.

– Дорогой папочка. Проклятье! – выдохнула она. – И, конечно, Перл знала об этом, верно?

– Разумеется, котеночек.

– И ты был посвящен в это с самого раннего детства? Как только ты не проговорился? Должно быть, тебе пришлось нелегко.

– Ты что, не понимаешь? – удивился Джейсон. – Да я рассказывал об этом всем, кто только хотел слушать. Но что бы ты ни нес – чистую правду или ахинею, – это срабатывает лишь в том случае, когда нарушает чьи-то планы. Но ты же понимаешь, что те, с кем я общался, не имели никакого влияния. Думаешь, мои подружки взвивались, услышав о такой вопиющей несправедливости? Ничуть. И я решил приберечь эти рассказы до той поры, когда смогу извлечь из них пользу для матери и поставить на подобающее место моего завравшегося старика. Не знаю, когда представится мне такая возможность, но я дождусь своего времени.

– О, Господи! Время! Который час? – суетилась Рона.

– Без пяти десять. Тебе нужен эскорт? Могу пойти с тобой. Не хочу упустить представления.

– Дай мне минутку, – попросила Рона. Она хотела быстро все осмотреть и, надеясь понять, предугадать, какого рода упреки сейчас посыплются на нее, пыталась поставить себя на место Перл. Что могло вызвать ее недовольство? У Роны не были приколоты к стене личные фотографии; она была вполне аккуратна. Ни посуда, ни кипятильник, ни коробки с остатками пищи – все, чего Перл терпеть не могла, – не стояли на виду.

Многим редакторам делали выговоры, но они не исходили непосредственно от Перл. Обнаружив забавные надписи или рисунки, пришпиленные возле рабочего места или к кожуху компьютера, она вынуждала других высказывать замечания по поводу состояния рабочих мест, приоткрытых окон, не убранного к концу рабочего дня стола. Некоторые правила менялись очень часто. Так, на прошлой неделе она потребовала, чтобы домашние растения, которые, по ее мнению, плохо влияют на здоровье, были изъяты. Роне пришлось отнести домой африканскую фиалку, пышную и радующую глаз; фиалка не прижилась, и за сутки у нее побурели листья.

Рона заглянула за дверь, где обычно оставляла свой велосипед. Это ей позволяли лишь потому, что и сама Перл так добиралась до работы. Там не было ни забытых пакетов, ни сапожек для слякоти, ни шарфов, ни перчаток, ни кроссовок „Рибок", вместо которых она надевала здесь сменную обувь.

Столь же тщательно она осмотрела и стол.

Потом со вздохом опустилась на стул. Какого черта ей надо? Рона заставила себя подняться, поняв, что единственный способ выяснить ситуацию – это спуститься в угловой кабинет Перл и во всем разобраться. Она вдруг почувствовала любопытство и странное спокойствие. Что бы ее ни ждало, а ждут ее, конечно же, неприятности, она наконец-то готова постоять за себя.

Несколько лет назад, после бурного развода, Перл Грубман решила потратить большую часть своих денег на пластическую операцию. Ей подтянули морщинистую кожу лица, приподняли уголки глаз и привели в порядок зубы. После этого она стала походить на череп, но ее большим и ровным зубам дантист, по-видимому, не решился придать белый цвет.

Туго натянутая кожа и серые зубы лишили ее лицо выразительности. Привлекали внимание только ее глаза. Длинные каштановые пряди волос закрывали ее высокие скулы так, что казалось, будто из-под надвинутого капюшона на вас смотрят глаза убийцы.

Грудей у нее почти не было, и она носила пушистые свитера с высокими воротниками. Из них высовывалась маленькая совиная голова.

Двери кабинета Перл оказались открытыми, и Рона, отмахнувшись от Джейсона, постучала о косяк.

– Вы хотели видеть меня? – вежливо спросила она.

Перл сидела за столом, спиной к дверям. Услышав голос Роны, она повернулась вместе с креслом. Голова шевельнулась на неподвижных плечах, и она гаркнула:

– Рона!

Рона дернулась и не удержалась от смешка, походившего на нервный тик.

– Хи-хи, – хмыкнула она, потирая руки.

– Радость моя! Заходи! – горланила Перл. – Какой милый костюмчик! Не иначе, как от Ральфа Лорина. Очень идет тебе.

Рона опустила глаза, припоминая, что же такое, черт возьми, она напялила на себя утром. Оказалось, что это джинсовая мини-юбка, цветастая рубашка, изъятая ею несколько лет назад у младшего братишки, и тканый жилетик, купленный на уличной распродаже в Гринвич-Виллидж.

– Садись! – скомандовала Перл.

Рона села, подумав: хорошая собачка, добрая собачка.

Она огляделась. Кабинет Перл между собой все называли Ледяным Дворцом. Он был расположен в самом углу здания, так что окна с серебряными жалюзи выходили на разные стороны. В баре красного дерева, встроенном в книжные полки, стояли бутылки со спиртным. Перл приобрела плетеные козетки и кресла, обитые ситцем в цветочек, которые никак не сочетались с ковровым покрытием мрачного серого цвета и серебряными жалюзи.

Перл встала.

– Великолепная прическа. Скажи, как у тебя дела?

Она говорила с Роной таким задушевным тоном, какого та не слышала с того Рождества, когда она впервые появилась в „Уинслоу-Хаус". Перл, явно перебрав тогда рома с кокой, обняла Рону за плечи и засыпала вопросами, давая при этом понять, что внимательно изучила ее биографию. Она говорила, как рада работать вместе с ней, уверяла, что Рона станет звездой среди редакторов и у нее блестящие перспективы в издательстве. На следующее утро Перл прошла мимо нее в холле, не удостоив ни словом.

– Великолепно, Перл. Просто... о, ну да... просто великолепно. – Рона отчаянно перебирала тайники своей памяти, надеясь найти тему, которая позволит ей завязать светскую беседу, но выдавила лишь пару невнятных фраз. Мужчинам проще, они умеют вести такие разговоры.

Она решила выждать, пока Перл сама объяснит, что ей надо. Из-за плеча Перл она бросила взгляд в простенок между окнами, где висело несколько фотографий. На самой большой из них, в темной лакированной рамке с золотой каймой красовался, конечно же, Лионель Малтби. Он сидел в альпинистской клетчатой рубашке на скалистом уступе, густые пряди волос падали на его мужественное лицо.

Другая запечатлела Перл рядом с английским колумнистом Абнером Хуном на банкете в „Русской чайной", где они праздновали выход сборника его статей о коронованных особах. А вот Перл с доктором Соней Вернер, написавшей труд „Меняя позы, вы меняете жизнь". Лучший бестселлер всех времен на темы секса, изданный Перл. Рона помнила, как под Рождество ей пришлось редактировать эту работу после того, как у нее вырвали зуб мудрости. Еще одна фотография увековечила Перл с юмористом из южных штатов Рэнди Бэгли. Его последняя книга называлась „Разнообразие – это прекрасно, но сомневаюсь, чтобы оно приносило пользу". Прошлым летом Роне пришлось отказаться от отдыха в своем доме в Прованстауне. „Моей музе Перл Грубман, которая метала бисер перед такой свиньей, как я".

Рона убрала руки за спину и заставила себя широко улыбнуться.

– Итак? – сказала она, стараясь придать своему голосу веселую непринужденность вкупе с любопытством.

– Рона, – обратилась к ней Перл, почти воркуя. Казалось, она поет на клиросе. – Как я слышала, ты хорошая подруга Джорджины Дайсон.

„Проклятье, – подумала Рона, – Джейсон – единственный, кто знал об этом, но он не проболтался бы Перл, даже если бы она загоняла ему под ногти раскаленные скрепки для бумаг". Тут замешан кто-то другой, а значит, ей следует тщательно взвешивать каждое слово.

– Ну, в общем-то... мы работали когда-то в „Восхитительной пище", – небрежно обронила Рона. – Я бы сказала, что мы были скорее коллегами, чем подругами. Ее считали весьма талантливым специалистом по оформлению стола.

Что-то возле носа Перл, явно ускользнувшее от внимания хирурга, дрогнуло.

– „Восхитительная пища"? В журнале? Вы там работали? – спросила Перл, несомненно осведомленная об этом.

– Конечно.

– Хм, – разочарованно буркнула Перл, опуская глаза. – То есть до того, как она вышла замуж за Таннера Дайсона.

– Задолго до этого.

– Значит, ты была на их свадьбе? – просияв, спросила Перл.

– О, нет. Я же сказала: мы были только коллегами. И отношения наши почти прервались, когда я перешла сюда. А вскоре и она ушла работать в „Курьер", где и встретила Таннера Дайсона.

– Так ты никогда с ним не общалась? – Лицо Перл опять стало сумрачным и замкнутым.

– Ну как же, в общем-то виделась.

В глазах Перл снова мелькнула тень надежды.

– Как-то вечером я стояла перед „Блумингдейлом", а с Третьей авеню вырулил какой-то огромный лимузин, и Джорджина окликнула меня из окошка. Они с Таннером подвезли меня домой. Он очень симпатичный и даже обаятельный.

– Они... подвезли... тебя... домой, – медленно повторила Перл. – Ага, понимаю.

– Вы интересуетесь этим, потому что Джорджина только что прислала мне рукопись, – сказала Рона, понимая, что бросает Перл вызов. Негоже, чтобы она первой узнала об этой рукописи.

– Верно. – Лицо Перл стало маскообразным, а между тонкими полосками губ выступили серые зубы. Перл была так убеждена в непреложности своего права знать все, что Рона поняла: ей следует отвечать, не дожидаясь следующих вопросов. – Я заметила, – сказала Перл, – что рукопись не зарегистрирована. Между тем должно регистрироваться все, что к нам поступает.

Взгляд Перл устремился куда-то между ключиц Роны. Перл терпеть не могла смотреть кому-то в глаза, а потому обычно обозревала пространство от промежности до пояса.

– Простите, я собиралась сделать это сегодня.

– А ты прочитала это?

– О, да, – ответила Рона, возблагодарив Бога за то, что справилась с этим.

– Ну и?..

Рона потерла переносицу, почувствовав приступ головной боли.

– Довольно обычный материал. Похоже, мы уже освоили эту тему со „Счастливым домом" Нэнси Джиллиан. Кроме того, есть „Всеобщий каталог уборки и стирки".

– Эту книгу выпустил не „Уинслоу-Хаус", – сказала Перл нравоучительным тоном, не терпящим возражений.

– В том-то и дело. Не думаю, что мы можем конкурировать.

Откинувшись на спинку стула, Перл вытащила розовый листок из стопки бумаг на столе.

– Знаешь, что это такое?

– Простите, Перл, я только что пришла.

– Конечно, – сказала та, кисло улыбнувшись. – Это второй звонок от Роб Роя Каданоффа. Первый был в девять. Кстати, в это время начинается рабочий день.

Рона знала, что за этим последует. С ней уже случалось такое. Муж одной из самых ничтожных писательниц получил доступ к печати и почте, поскольку играл в гольф с боссом „Уинслоу-Хаус" Роб Роем Каданоффом. Роне пришлось не столько редактировать, сколько переписывать эту кучу навоза. Издательству это недешево обошлось. „Уинслоу-Хаус" заплатил за аренду помещения, где валялись книги, возвращенные магазинами.

Никогда не жаловаться, никогда не спорить, мрачно напомнила себе Рона. Жаль, что старый господин Р.Р.Каданофф не ездит в подземке.

– Насколько я понимаю, мистер Каданофф – приятель Таннера Дайсона.

Перл до предела вытянула жилистую шею. Впервые глаза убийцы, смотрящие прямо из черепа, впились в Рону.

– Купи это, Рона, – прошипела она. – Для начала предложи пятьдесят.

Встав, Рона оправила юбку.

– Пятьдесят, – спокойно повторила она.

– И прибавляй по двадцать пять тысяч. Если придется превысить сотню, звони мне.

– Сто... тысяч... долларов? – чуть не поперхнувшись, переспросила Рона, вспомнив о скаредности Перл, которая вынимала скрепки прежде, чем вернуть секретарше почту. Только Перл позволяла себе уточнять цены на десерт на общих ленчах. А над деньгами „Уинслоу-Хаус" она тряслась так, словно они были кровью, сочащейся из ее ран.

– Именно так, – сказала Перл. – И если будет давить, уступи ему права и на зарубежные издания.

– Прошу прощения, Перл. Должно быть, я чего-то не понимаю. Кто это „он", с которым мне придется торговаться?

– Вот. – В руке с ярко-красными ногтями Перл держала клочок бумаги. – Это номер телефона Ирвинга Форбраца. Он ее представляет. Ты хоть знаешь, кто такой Ирвинг Форбрац?

– Конечно. У меня есть телевизор, – терпеливо сказала Рона, взяв бумажку. – Я ему сразу же позвоню.

Она вышла в холл, держа бумажку двумя пальцами, точно так же, как Перл. Перл...

До чего захватывающее чувство ненависть, подумала она. Его сила как-то странно опьяняет.