Текст книги "Скандалы"

Автор книги: Люсьен Гольдберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц)

– Нам необходимо одно? – переспросила Кик. От острой неприязни к Ирвингу Форбрацу щеки ее покрыл густой румянец. – Вы считаете, что недоволен и мистер Малтби, а потому говорите о вас обоих? Лионель прочитал материал, и у него возникли возражения?

Произнеся это имя, Кик ощутила прилив сил. Должно быть, она угадала – Лионель материала не читал. Сомнительно, что он просмотрел его и высказал возражения. Ирвинг хитрит, как это ему и свойственно. Скорее всего, хочет, чтобы она не воспроизводила того, что говорил о нем Лионель: с каким бесстыдством он рекламировал его первую книгу, которую сам Лионель отнюдь не считал хорошей, как с самого начала он эксплуатировал Лионеля и манипулировал им. Она не сомневалась, что Ирвинг спасает свою шкуру. Поделом ему! Он не заботился о своем клиенте, беспокоясь лишь о своей дутой репутации и больших комиссионных. Она уже представляла себе, как Лионель потом и кровью зарабатывает двадцать тысяч долларов. А Ирвинг Форбрац, получив от него ни за что ни про что деньги, покупает себе изысканный костюм. Эта мрачная картина обрела завершенность, когда Ирвинг предстал в ее воспаленном воображении в виде дьявола. Кик даже подумала, как нелегко было портному упрятать его раздвоенный хвост.

– Моя дорогая мисс Батлер, – расплылся он в елейной улыбке, – некоторые из высказываний, согласно вашему утверждению, принадлежащих мистеру Малтби, могут нанести серьезный урон ему и его семье. Если кое-какие из его высказываний и нашли отражение в вашем материале, в чем мы сомневаемся, он все же настаивает на сокращении большей части вашего текста.

Вскинув голову, Кик впилась в него глазами. Слово „семья" как громом поразило ее. Нет, сейчас она не имеет права думать об этом, пока борется за свой материал – и за свою жизнь. Она удивленно посмотрела на Федалию:

– Вы показывали Лионелю мой текст? Вы так и не позвонили мне... и ничего не сказали... – Внезапно до нее дошло: Ирвинг Форбрац вел дела весьма влиятельных клиентов.

– Минутку, Кик, – сказала Федалия. Поднявшись, она протянула руку Форбрацу. – Если вы не возражаете, Ирвинг, я хочу перекинуться парой слов с мисс Батлер. Спасибо, что заскочили. Я позвоню вам, хорошо? Викки, проводите мистера Форбраца.

Вместо того чтобы пожать руку Федалии, Ирвинг, склонив голову, чмокнул воздух над ней. Затем покинул кабинет в сопровождении Викки.

Федалия уставилась на Кик убийственным взглядом, выражавшим приблизительно следующее: „Я знаю, что ты знаешь, что я знаю..." Несколько раз постучав ручкой по столу, она отшвырнула ее, и она пролетела мимо правого уха Кик.

– Ты спала с ним, не так ли? – спросила она, когда ручка наконец упала.

– Федалия... – умоляюще начала Кик.

– Иисусе Христе! – заорала та. – Уж не в овощной ли корзинке тебя доставили в этот город, малышка?

– Перестаньте, Федалия, – робко попросила Кик. – Это нечестно.

Федалия нагнулась к ней и свела брови в одну прямую линию.

– А ведь ты ручалась за свою задницу, – спокойно сказала она.

– Но...

– Кик, некоторые места в твоем материале просто превосходны. По сути, это весьма выразительная картина того, что происходит с человеком, который, делая карьеру, позволяет другим руководить собой. Но вместе с тем это столь же впечатляюще свидетельствует о том, что происходило между вами во время этого интервью. Я хочу сказать, что это, черт побери, самое настоящее любовное излияние! И что-то мне подсказывает: ты из самых лучших побуждений оставляла свой диктофон за дверью.

– Но, Федалия, не могла же я все записывать, – запротестовала Кик, ненавидя себя за то, что ей приходится оправдываться. – Он же знал, что я интервьюирую его. Я хочу сказать, что, когда мы получше узнали друг друга, он стал держаться свободнее и я узнала от него очень много.

– Представляю себе, – обронила Федалия, не скрывая иронии. – Довольно трудно управляться с диктофоном, когда обеими руками держишься за то, что составляет средоточие твоих интересов.

Кик, смутившись, опустила глаза.

– Послушай, Кик, я знаю, как это бывает, – несколько смягчившись, начала Федалия. – Наверняка он сказал тебе то, что ты включила в статью. Конечно же, люди спят друг с другом: секретарши – со своими боссами, старлетки – с продюсерами, в бассейнах мальчики-спасатели – с женами богатых клиентов. Но неужели тебе в самом деле было необходимо залезать в постель к Лионелю Малтби, чтобы вытянуть из него все это? Ты знала, что мы обязались показать Ирвингу материал. Ты должна была предвидеть, что он не пропустит подобных упоминаний о себе.

Кик поразилась.

– Но я думала, что Лионель сможет... – пролепетала она. – Разве не за ним последнее слово?

Навалившись на стол, Федалия хмыкнула:

– Очнись, Кик, и учти: Малтби видел текст и он ему не понравился. Это тебе о чем-то говорит?

Подавленная Кик съежилась в кресле.

– Федалия, – сказала она, еле сдерживая слезы. – Я думала, между нами произошло нечто необычайное. Я сходила с ума, все было так прекрасно и...

– И под тобой плыла земля, – закончила Федалия. – Избавь меня от удовольствия лицезреть твои слезы и сопли, Кик. Я бы поняла тебя, услышав, что ты переспала с ним, дабы сделать материал более убедительным. В конце концов в твоих занятиях есть элемент риска, но, даже потеряв голову, ты не должна была терять рассудок. Я не хочу даже слышать слова, начинающегося на „л". Лионель Малтби так влюблен, что обращается к юристу с просьбой защитить его от Клеветы! Ирвинг побывал тут, дабы сообщить Лионелю, что он виделся с тобой и зарезал материал.

Слова Федалии не могли бы ошеломить Кик больше, если бы даже каждое из них сопровождалось пощечиной.

– Лионель должен был сказать мне только одно: он не хочет, чтобы материал появился в печати в таком виде, – проговорила Кик. – И, прочитав его, он мог позвонить мне.

– Кик, просиди ты в конторе чуть дольше, ты поняла бы, что все это происходит иначе. Есть определенные правила: все, что сказано после того, как ты выключила диктофон, не принимается в расчет. Так вот: выключив его, ты подставилась этому старому сексуальному маньяку Лионелю Малтби. Он понял: до тебя еще не дошло, что ты играешь в высшей лиге. Он излагал тебе все эти смачные подробности, чтобы ты растаяла, отлично понимая, что позже сможет все вычеркнуть.

Кик встала и подошла к телефону.

– Я позвоню Лионелю и все выясню.

– Не утруждай себя. Он отключил телефон и не хочет говорить с тобой.

Кик застыла посреди комнаты.

– Откуда вы знаете?

– Потому что у меня с ним был продолжительный разговор.

– Лионель говорил с вами обо мне? Не могу поверить, что он способен на это. Он даже спрашивал у меня, не соглашусь ли я жить... – Кик остановилась на полуслове, поняв, как глупо это звучит.

– Присядь, Кик, – сказала Федалия. От военных действий в ее голосе появились нотки усталости и горечи. – Я хочу, чтобы ты кое-что пообещала мне. Я изложу тебе кое-какие печальные истины. Когда я закончу, спустись вниз и возьми мою машину. Она ждет меня, но я прошу тебя воспользоваться ею. Отправляйся домой. Никуда не заезжай, отключи телефон и ложись в постель. Проснувшись, ты увидишь все это в другом свете. Ну что, обещаешь?

Кик застыла в оцепенении. Ее пугало то, что ей предстояло услышать.

– Во-первых, – начала Федалия, загибая длинный указательный палец, – я тут кое-кому позвонила. Лионель Малтби – известный любитель дам, рядом с ним даже Уоррен Битти кажется пай-мальчиком. Лионель предполагал уделить моему репортеру не более часа. Но переменил намерение, едва увидев, как ты, длинноногая, с тугой маленькой попкой, вылезаешь из машины.

Во-вторых, Рэнди спокойно мог доставить тебя домой. Дороги были не так уж плохи. Малтби намекнул ему, чтобы он не слишком старался. Он же позаботился о том, чтобы Рэнди отвез тебя домой. Будь ты сообразительнее, ты не сидела бы в машине, повесив голову.

Кик прижала костяшки пальцев к вене на виске, которая болезненно пульсировала.

– Кик, – мягко сказала Федалия, – неужели этот дом тебя не насторожил?

– Этот дом? Вы там были? – спросила Кик. „Она была в нашем доме, потому так и завелась".

– Вчера Ирвинг возил меня для серьезного разговора с глазу на глаз.

Кик испытывала мучительное унижение. Мысль о троице, которая сидела в той самой гостиной, где она пережила экстаз, и „обсуждала" ее, как какого-нибудь воришку-подростка, попавшегося в супермаркете, была невыносима.

– О'кей, этот дом – не приют писателя-затворника. Это, черт возьми, объемный цветной разворот из „Архитектурного обозрения". Это дом, где чувствуется рука женщины. Как ты считаешь, почему у Малтби, который якобы не умеет ни хрена готовить, холодильник забит замороженными мясными продуктами от „Балдуччи"? Думаешь, есть у него время подбирать кувшинчики из яшмы и ставить в них сушеные гортензии? А как насчет косметики, а? – прибавила Федалия.

– Какой косметики, о чем вы?

– Кик, первым делом хороший репортер заглядывает в аптечку.

– Ну и я заглядывала каждое утро, доставая зубную щетку.

– Ты была не в той ванной. Если бы ты зашла в другую, в холле напротив спальни, то все поняла бы и уехала после первых его поползновений.

– Он сказал, что это ванная горничной. Я ничего не заподозрила.

– Ну, если бы ты все же зашла туда, ты бы увидела женское белье, лифчик 75 размера на полке справа за ночным кремом „Эсти Лаудер" и „Алказельтер". Белье было еще влажным. Не чистым, заметь, а влажным.

Кик, он женат. А 75 – это размер его жены. Ее зовут Басиха. Она художественный редактор рекламного агентства. За день до твоего визита она уехала на съемки в Чили.

От унижения Кик покраснела.

– Все несчастье в том, Кик, что, проводя время с мужчиной, ты не позаботилась защитить себя: эмоционально и профессионально. Вместо того, чтобы разобраться в его делах, ты подставилась. Вместо того, чтобы защитить самое ценное в себе – не то, что между ног, конечно, – а свою человеческую цельность, ты угодила в ловушку. Вместо того, чтобы контролировать ситуацию самой, ты доверила это ему.

Кик была в отчаянии, но все же не могла не признать, что Федалия права. Тем не менее она разразилась бранью.

– Да, я спала с ним! – кричала она. – Но какое это имеет значение, если я написала хороший материал? Все это правда. Лионель Малтби – блестящий и замкнутый человек. Он раскрылся передо мной, рассказал правду о себе, и я поверила ему.

– Послушай, Кик. Лионель Малтби не блестящий, он ловкий. Он из тех, кого я называю профессионалами, к тому же великий соблазнитель. Учуяв, что женщина благоговеет перед ним, он притворяется слабым, доверчивым и милым, чтобы скрыть свою ненадежность. Что касается замкнутости, так и это притворство. Он знает, что если он изливает душу, то верят каждому его слову. Ты приехала одна, ему было скучно, шел снег, жена на съемках. Он знал, что гнусная свора его покровителей не позволит тебе использовать этот материал.

– Мне кажется, что вы сами, Федалия, из этой гнусной своры, – вымолвила Кик, понимая, что ступает на опасный путь.

– Не совсем так. Я все еще хочу поместить правдивый материал о Лионеле Малтби. Но это будет не твой материал. Жаль, а мог бы быть и твоим. А теперь у меня нет затравки для следующего номера.

– Ах, вот как! – гневно воскликнула Кик, надеясь, что Федалия уже все сказала. Еще минута, и она разрыдается. – Вас интересует только журнал!

Федалия встала.

– Конечно, а ты как думала? Ты должна была написать хорошую статью. А оказывается, тебе нужно повзрослеть, Кик. Но у меня нет времени воспитывать тебя. Да здесь и не место для этого.

– Значит, я уволена, – спокойно заключила Кик.

– Думаю, да. Мне жаль. Мне действительно жаль, Кик.

Кик уставилась на носки своих ботинок. Ей было тяжело, она вдруг почувствовала ко всему этому гадливость, словно из нее выкачали воздух, а вместо него осталась грязь.

– Я полюбила его, Федалия, – сказала она тонким, слабым голоском.

– Знаю, Кик, – мягко отозвалась та. – Все проходят через первую глупую влюбленность, и хорошо, если извлекают из этого урок. Этот Малтби бывает обольстителен. Уж он-то тебя как следует оттрахал, правда?

Кик вздрогнула.

– Не надо так... – вымолвила она, хватая сумочку.

– Извини. Зря я сказала это. Кик повернулась и пошла к двери. Федалия проговорила ей вслед:

– Я тоже расстроена, Кик. А ведь могло бы получиться.

– Да, – согласилась Кик, прикрывая за собой дверь.

Оказавшись на улице, Кик увидела большой темно-синий лимузин Федалии. Ей не хотелось садиться в него. Ей вообще хотелось не иметь больше ничего общего с „Четвертью часа".

Подняв воротник, она направилась в сторону Центрального парка. Ей надо подумать, что же, собственно, с ней случилось, и разобраться в этом.

Добравшись до озера и фонтана Бетесды, Кик уже перестала плакать. Она больше не чувствовала, как замерзли ее влажные щеки. В ней все онемело, и она больше ничего не ощущала.

Значит, вот как это делается, думала Кик, глядя на замерзшее озеро и закусив дрожащую губу. Вот зачем нужны власть и влияние: чтобы поймать в свои сети какое-нибудь простодушное создание, высосать из него все соки, а потом, нажав на нужные рычаги, избавиться от него.

Федалия разозлилась не потому, что Кик спала с Лионелем, а потому, что она оказалась слабой и уязвимой и не смогла держать себя в руках, как того требовала от нее издательница.

Она оказалась во власти Лионеля, его отсутствующей, но реальной жены, Ирвинга, Федалии, даже доброй и молчаливой Викки. Они все были в заговоре против нее, а ведь она так ждала с их стороны одобрения и признания, надеясь, что это изменит ее жизнь. Они вышвырнули ее, как приблудного котенка, которого суют в мешок, чтобы утопить в озере. Да разве кому-нибудь есть до нее дело? Она всего-навсего драный котенок, которому предстоит утонуть.

Повернувшись, она увидела в нескольких футах от себя под деревом расписанную граффити телефонную будку. Ей мучительно захотелось услышать от самого Лионеля, почему он так поступил с ней. Горе так оглушило Кик, что она уже не испытывала боли. Она должна все выяснить.

Порывшись в сумочке, она нашла несколько монет и набрала номер его загородного дома.

Два звонка, три... она судорожно соображала, что сказать, если раздастся голос автоответчика.

– Алло!

Это был он. Он сам снял трубку.

– Лионель, это Кик. Я понимаю, что тебе не понравился мой материал, – смело начала она, ежась на ветру.

– Откровенно говоря, нет.

– В нем была только правда.

– Но правда бывает разной, – загадочно ответил он.

– Я иначе думаю, Лионель. Ведь ты мог утаить то, о чем не хотел рассказывать.

– Ну, – сказал он с каким-то гадким смешком, которого Кик ни разу еще не слышала от него. – Во всяком случае, ты кое-что усвоила.

Кик слышала, как звякнули монеты в автомате, когда она отошла от него.

Она не помнила, как добралась домой к Грэмерси парку, не помнила, как очутилась в постели.

Потом поднялась высокая температура и выступил холодный пот; еще никогда в жизни у нее не было такого тяжелого гриппа.

Доктор сказал, что у нее почему-то резко ослаб иммунитет и ей нужно, как минимум, месяц отдохнуть. Кик шесть месяцев не выходила из дому, разве что в магазин. Наконец завершился срок аренды ее комнатушки, и ей пришлось съезжать. Старая приятельница бабушки свела ее с Лолли Пайнс, и Кик испытала облегчение, получив работу и крышу над головой. Она понимала, что эта работа не по ее уровню, но она должна успокоиться, а на это уйдет немало времени. У нее не было ни малейшего желания покидать свое убежище, пока она не обретет силы, чтобы защищаться.

Проснувшись, Кик потянулась и постаралась отделаться от воспоминаний. Теперь все это в прошлом. Острая боль от предательства Лионеля теперь притупилась. Она снова поверила в свои творческие силы. За это время она научилась вести закулисные игры; ведь что ни говори, но весь прошлый год она проработала с настоящей профессионалкой.

Так что теперь, может быть, пришел срок оплатить векселя. Порыв, с которым она откликнулась на предложение Сэма Николса написать добротную статью о Лолли Пайнс, теперь стал осознанным желанием. Хотя Кик была знакома с Лолли не так уж долго, она знала ее лучше, чем кто бы то ни было. В отличие от многих других, Кик, не кривя душой, могла сказать, что Любила Лолли и восхищалась ею. Она надеялась, что сумеет выразить эти чувства в своей статье. Возможно, пора вернуться на сцену, а вместе с тем отдать долг женщине, которая так много сделала для нее.

4

Бэби неподвижно лежала на животе посреди кровати, наслаждаясь прохладным воздухом, поступающим из кондиционера. Она услышала, как хлопнула дверь в холле. Убедившись, что Джо ушел, она встала на четвереньки и поползла к телефону на ночном столике. Ей надо пошевеливаться.

Выяснив, что Джо выкурил все сигареты, она нашла окурок подлиннее, раскурила его и набрала номер Джорджины. Она знала, что жена Таннера Дайсона проводит этот длинный уик-энд дома в одиночестве.

Джорджину никогда не привлекало ранчо Таннера в Колорадо. Он удалялся туда, когда был женат в первый раз, и Джорджина терпеть не могла этого места. Таннер посещал свои „просторы" и занимался там мужскими делами: лошадьми, коровами и ружьями. Джорджина же оставалась дома, осуществляя свой тайный замысел.

Едва они поженились, Таннер направил всю мощь своей незаурядной энергии, благодаря которой он держал все под контролем, на Джорджину, заставляя ее исполнять общественные обязанности и заниматься благотворительностью. Не питая интереса ни к тому, ни к другому, она делала это, стремясь доставить удовольствие обожаемому мужу. В последнее время Бэби не знала о жизни Джорджины ничего, кроме того, что попадало в прессу, но не сомневалась – Джорджина сделает все, чего потребует Таннер, и никогда не даст ему понять, что она несчастлива.

Когда они разговаривали в последний раз, месяцев шесть тому назад, Джорджина призналась Бэби, как ей хотелось бы, чтобы журналистские навыки и обретенные ею знания в области домоводства помогли ей претворить в жизнь некий проект, в который Таннер, по ее убеждению, никогда не станет вмешиваться. Не только потому, что в этом он был абсолютно несведущ; скорее всего, он сочтет это не стоящим внимания трудом. Если же ей повезет, она заслужит его полное доверие.

Проведя унылое детство в пригороде Колумбуса, Джорджина проделала затем долгий путь. Она обладала ангельским характером и кожей цвета распускающейся розы, как у холеного английского ребенка. По мнению Бэби, она была скучна, как стакан с теплым молоком, но куда более полезна.

Бэби познакомилась с Джорджиной еще до того, как та вышла замуж за известного газетного магната. Джорджина писала в газете на темы кулинарии. Их столы разделяла перегородка. С изумлением узнав о тайном романе юной журналистки, ведущей кулинарную колонку, с владельцем газеты, Бэби приложила все усилия, чтобы сблизиться с Джорджиной.

Бэби собиралась бросить трубку, когда запыхавшаяся Джорджина наконец ответила ей.

– Привет, радость моя, – сказала Бэби своим обычным веселым и игривым голосом. Бэби редко представлялась по телефону, справедливо полагая, что знакомые сразу же узнают ее.

– Бэби! Как приятно слышать тебя! Мы уже сто лет не виделись! – воскликнула Джорджина.

– Да, да, довольно давно, – нетерпеливо подтвердила Бэби. – Я просто не могла не узнать, слышала ли ты новости?

– Не думаю, – осторожно ответила Джорджина. – Намекни.

– Лолли Пайнс скончалась, – произнесла Бэби тоном, соответствующим драматизму события.

– Ах, вот оно что! Да, ужасно, не правда ли? Таннеру придется вылетать на „Гольфстриме". Бедняжка, он так ждал этого уик-энда.

Господи, ну до чего похоже на Джорджину, подумала Бэби, бросив окурок сигареты в недопитый стакан Джо. Вы можете сообщить Джорджине, что в среду взорвется мир, а она ответит, что должна в этот день взять из чистки темно-синий костюм Таннера.

– Почему ты так тяжело дышишь? – спросила Бэби, меняя тему и обдумывая, как наставить Джорджину на путь истинный.

Джорджина хихикнула:

– Я бежала из ванной для прислуги.

– Почему ты не пользуешься своей?

– Я проводила там эксперименты с салатом латуком и оказалась права. Если головки заморозить и держать в воде, они будут сохранять свежесть около двух недель. И не прорастут.

Бэби нетерпеливо барабанила пальцами по телефонному аппарату. Она не могла позволить себе выслушивать кулинарные изыски. Пришло время решительных действий.

– Джорджина, – хрипло сказала Бэби, – нам надо поговорить.

– О, прости, Бэби, – чуть смутившись, отозвалась Джорджина. – Я собираюсь уходить.

– Лолли Пайнс скончалась, Джорджина.

– Я знаю, Бэби, и искренне сожалею об этом. Но, откровенно говоря, она была не слишком приятной женщиной. Она прекрасно относилась и ко мне и к Таннеру после его развода, но лишь потому, что хотела нравиться ему. По-моему, на ее место надо взять Энн Ландерс, это сразу оживит газету.

– Джорджина, – бросила Бэби, – не надейся. Следующей Лолли Пайнс станет Бэби Байер.

– Дорогая, это потрясающе! – в восторге воскликнула Джорджина. – Я просто вне себя! Но почему Таннер не сказал мне об этом? Должно быть, забыл. Он так торопился.

– Ну, это еще не решено окончательно, – заметила Бэби, укладываясь на живот и подминая под себя подушку.

– Ах, вот как. А я уж подумала, что дело в шляпе. Когда ты узнаешь точно?

– Пока не известно, но хотелось бы серьезно обсудить это с тобой, – сказала Бэби, вытаскивая ящичек ночного столика. Она извлекла оттуда флакончик красного лака для ногтей и, усевшись, стала красить ногти на ногах. – Если уж Таннера нет дома, почему бы нам не встретиться в „Мейфэр". Мы выпьем и поговорим об этом.

– Ох, Бэби, даже не знаю. Я совсем отошла от редакционных дел. Я всего лишь жена владельца газеты.

– Всего лишь жена. Точно, – саркастически подтвердила Бэби.

Последовала долгая пауза.

– Джорджина? Ты меня слышишь? – забеспокоилась Бэби.

– Я здесь, дорогая.

– Ну? Как насчет „Мейфэр"? Скажем, в половине седьмого?

– Вообще-то, я работаю с образцами краски. Все разложено на буфете в посудной. И мне очень хочется прибраться до появления Таннера.

Теперь замолчала Бэби, продолжая не спеша накладывать лак. Наконец она спросила с наигранной небрежностью, скрывая возрастающее беспокойство:

– Когда вернется домой Таннер?

– Ближе к вечеру. Я не хочу, чтобы он увидел этот беспорядок, когда войдет в дом.

Бэби покончила с педикюром.

– Понимаю, – сказала она, тщательно обдумывая слова. – Тогда, может, мы могли бы встретиться на неделе. – Она помолчала. – За ленчем. – Последовала еще одна пауза. – Мы можем пойти в „Каравеллу". – Она прислушалась к биению своего сердца. – Как в добрые старые времена.

Так. Она все же произнесла это. Она позволила себе предъявить тот счет, по которому, как она уверяла Джорджину, ей никогда не придется платить.

Поскольку в вертикальном положении Бэби чувствовала себя увереннее, она спустила ноги с кровати. Она задела пяткой флакончик с лаком, и он, опрокинувшись, оставил на простыне ярко-красное пятно.

– Проклятье! – прошипела она и, попытавшись соскрести лак, лишь ухудшила картину.

– Бэби? В чем дело? – спросила Джорджина.

– Проклятье! – воскликнула Бэби, прижимая трубку плечом. – Я только что пролила лак на эту чертову простыню.

– Скорее возьми старое полотенце и подложи под пятно. Затем найди пятновыводитель. И прикладывай, но только не растирай.

Поднявшись, Бэби четко и ясно повторила ее указания. Уязвить Джорджину не удалось.