Текст книги "Скандалы"
Автор книги: Люсьен Гольдберг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)
27
Бэби сидела на заднем сиденье такси. Направляясь в центр, она перечитывала свой материал, желая убедиться, что он напечатан в газете без поправок и изменений. Джо разверстал его на всю первую полосу. Фотоотдел раздобыл откуда-то выразительный снимок грудастой Моники Шампань. Наверно, из лос-анджелесской „службы сопровождения". Джо знал, что не снимки домов, снесенных ураганом „Эндрю" во Флориде, а такая врезка на первой полосе позволит продать почти весь тираж.
Внизу страницы были два небольших снимка – Абнера Хуна и Ирвинга Форбраца в смокинге. Под одним из них было написано: „Выдающийся юрист Ирвинг Форбрац представляет интересы жертвы похищения". Под другим: „Замешан хроникер из Лондона. См. стр. 4".
Бэби развернула эту страницу.
„Дама из Лос-Анджелеса обвиняет ТВ-идола Кико Рама в покушении на убийство; он сбросил ее с балкона мотеля в прошлом месяце, после чего она была похищена из больницы Лос-Анджелеса. Вследствие этого дерзкого поступка может начаться трансатлантическая юридическая борьба за право публикации ее истории".
Бэби раскрыла следующую страницу, чтобы посмотреть, нет ли там продолжения.
Она была разочарована, обнаружив продолжение под телевизионной программой.
„В заявлении, сделанном вчера Ирвингом Форбрацем, известным нью-йоркским адвокатом, связанным со средствами массовой информации, сообщается, что лондонское издание „Газетт" похитило мисс Шампань, узнав, что в ее записной книжке, переданной в департамент полиции Лос-Анджелеса, содержатся имена некоторых выдающихся персон, принадлежащих к британскому высшему обществу. По данным источника, осведомленного о ходе переговоров, которые ведутся по поводу публикации истории мисс Шампань..."
„А этот источник – я, – ухмыльнувшись, подумала Бэби. – Как забавно быть своим собственным источником".
.....Адвокат Форбрац передал эксклюзивные права на публикацию истории мисс Шампань американскому суперконцерну средств массовой информации вскоре после того, как мисс Шампань перенесла травму. Представитель „Уорлд" сказал, что они не знают о местонахождении мисс Шампань и пытаются связаться с мистером Форбрацем с целью получить подтверждение своих прав на данную публикацию.
Светский хроникер лондонской „Газетт" Абнер Хун утверждает, что его несправедливо подозревают в причастности к этой истории. Вчера днем Хун сообщил „Курьеру": „Я не имею ни малейшего представления ни о каком „похищении". Я никогда не слышал о мисс Шампань, и мне почти незнакомо имя Кико Рама".
В ответ на замечание, что телевизионные серии с участием Кико Рама вот уже два года идут по британскому телевидению, Абнер Хун заявил, что „никогда не смотрит телевизор".
Связаться с мистером Форбрацем и получить его разъяснения не удалось. В офисе мистера Форбраца сообщили, что его нет в городе и они готовы предложить его заявление".
Бэби сложила газету и глубоко вздохнула. Скорее бы эта история дошла по факсу до Абнера. Вот уж он взовьется, когда прочтет свои высказывания, сочиненные ею от первого до последнего слова! Но сделать уже ничего не сможет.
Она снова раскрыла газету.
– Проклятье! – пробормотала она. Все же вычеркнули строчки, которые она исподтишка вписала в полосу. Сразу же после дурацкого утверждения Абнера, что он не смотрит ТВ, Бэби вставила: „Мистер Хун недавно посетил Нью-Йорк, чтобы выяснить, как светское общество относится к новейшему оружию в борьбе за непревзойденную красоту, названному обработка в стиле Венеры".
Вписывая эти строчки, она прекрасно понимала, что, скорее всего, их вычеркнут, но решила попытать счастья. Ну и пусть, подумала она, найду и другой способ намекнуть Хуну, что знаю обо всех его проделках, связанных с этими Венерами. Ему, как и Ирвингу, следует понять, как она действует, когда ей врут. Она может обойтись и без Абнера, поскольку ее материалы идут на первой полосе, да еще с продолжением.
Потом она откинулась на сиденье, поглядывая в окно всякий раз, когда машина снижала скорость.
Почти все афишные тумбы были обклеены портретами с выдающимся бюстом Моники Шампань.
Где бы ни был Ирвинг, ему придется почесаться. Теперь он представал полным идиотом в глазах всех клиентов. Ребята из „Уорлд", должно быть, уже волнуются. Скоро до них дойдет, что он растратил весь аванс, не отдав клиенту ни цента.
Груди Моники сопровождали Бэби по всему коридору, пока она шла к себе. Несколько голов приподнялось.
– Отлично сработано, Бэби!
– Классный материал, малышка!
Обычно мужчины, мимо которых она проходила, отпускали ей комплименты по поводу ее задницы или бюста. Другие даже не смотрели на нее.
Да имела я их всех, подумала Бэби и еще увереннее застучала каблучками. Да провалиться бы им всем! Она еще им покажет. Бэби догадывалась, что не обретет популярности в редакции. Ну и плевать! Скоро они изменят мнение о ней. Как сказала мудрая Элизабет Тейлор: „Нет лучшего дезодоранта, чем аромат успеха".
На краю стола лежала свернутая полоса из факса. Развернув ее, Бэби обнаружила текст Абнера: „Видел твой материал. Я в полном недоумении, Бэби. Позвони как можно скорее. С любовью – взволнованный Абнер".
– Не повезло тебе, старый перечник, – проворчала она, скомкав полоску факса и швырнув бумагу в корзинку.
Неожиданно перед столом Бэби возникла Петра Вимс.
– Звонил Таннер Дайсон, поздравлял тебя с выходом материала, – ровным голосом сказала она.
– Кому звонил Таннер Дайсон?
– Мне. Но я подумала, что тебе будет приятно узнать об этом.
– Он считает, что я оглохла? Он не мог позвонить и поздравить меня лично?
– Я пока твой босс, Бэби.
– Я бы предпочла сама с ним поговорить, – сказала Бэби. Едва только ей в руки попала история Лопес, Бэби поняла, что час ее пробил. Если она хочет получить место Лолли, надо ковать железо, пока горячо.
Петра ткнула пальцем в телефон.
– Как связаться с ним, ты знаешь. Звони сама. – Она, видно, считала, что Бэби не рискнет.
– Я хочу повидаться с ним, – надула губки Бэби.
Петра пожала плечами.
– Запретить я не могу, – сказала она, направляясь в свой кабинет.
– Подожди. Не можешь ли ты позвонить ему и попросить, чтобы он встретился со мной?
Петра повернулась к Бэби с самым надменным выражением.
– Ты... должно быть... шутишь.
Бэби прищурилась, в упор глядя на Петру.
– Если ты этого не сделаешь, то я расскажу первому же человеку, которого встречу в туалете, что видела, как ты воровала вещи в магазине „Сакс".
– Ты... что? Что ты несешь?
– Ты знаешь, – многозначительно ответила Бэби.
– Байер, у тебя, видно, размягчение мозгов, если ты несешь такой бред. Я не была у „Сакса" уже пять лет. – Петра была вне себя от ярости.
– Но этому поверят, когда пойдут слухи, м-м-м? Ты же знаешь, как это срабатывает, не так ли, Петра? Вспомни, как ты распространяла слухи обо мне и Джо Стоуне. Потом они разлетятся по всему издательству. – Бэби изобразила пальцами трепыхание птичьих крыльев.
– То были не слухи, и ты это знаешь! – рявкнула Петра.
– Успокойся, – небрежно сказала Бэби. – А теперь, с твоего разрешения, я удаляюсь в дамскую комнату.
– Ладно, ладно. Я позвоню Дайсону. Но клянусь тебе, Байер, ты за это заплатишь.
– Спасибо, радость моя, – оживилась Бэби, взбивая прическу. – Попроси его принять меня как можно скорее, ладно? Полагаю, что у него нет отбоя от звонков. И кроме того, теперь я эксперт по делу Моники Шампань.
Когда Петра вылетела, Бэби попросила, чтобы ее ни с кем не соединяли.
Она очистила стол от лишних бумаг и сделала несколько звонков, чтобы собрать материал для завтрашнего номера. К полудню Петра, не желая встречаться с Бэби, прислала ей записку, что издатель готов принять Бэби в своем кабинете в десять часов следующего утра.
Бэби, охваченная возбуждением, решила, что сегодня она уже наработалась, и выплыла из редакции. Ей нужно было время, чтобы почистить перышки, отполировать коготки, купить новую одежду и подготовить несколько копий той самой бумаги, подпись под которой у нее вырвали „буквально силой". Она должна быть при ней, когда Бэби встретится с Таннером, – на случай, если разговор отклонится от намеченного ею курса.
28
Ирвинг открыл было глаза, но тут же закрыл их, ибо в висках мучительно пульсировала боль. Потолок спальни в его апартаментах был гладким, цвета бледной поганки. А тот, на который он смотрел сейчас, был украшен лепными розами и листьями, соединенными гипсовыми лозами и лентами. Посреди потолка висела большая хрустальная люстра.
Под искусственными резцами верхней челюсти он нащупал языком болезненное место. Во рту был такой вкус, словно он жевал сигары. Да еще этот шотландский виски; он явно перебрал накануне.
Не открывая глаз, он провел рукой вдоль тела: на нем была верхняя одежда. Тут он начал припоминать. Он лежал на диване в комнате Эда Салливана в клубе „Монахи" на Пятьдесят пятой улице Ист-сайда.
Господи, подумал он, как же я сюда попал? Преодолевая боль, он приподнял голову и посмотрел, закрыта ли дверь. Члены клуба вели себя здесь весьма раскованно, но провести ночь в клубе – такого еще не случалось. Должно быть, он надрался в стельку, если не помнит, как попал сюда.
Все сразу заболело, едва он попытался сесть. Ирвинг посмотрел на ковер, по привычке нащупывая обувь. Слабый свет пробивался из-за зашторенных окон.
Медленно, какими-то обрывками, он стал припоминать последние двадцать четыре часа, когда им владели страх и беспокойство.
Он припомнил ленч с Бэби в среду; телефонный звонок хитрой мамаши Марии. Бэби жутко взбеленилась в тот самый момент, когда официант принес их заказ. С чего это она вышла из себя? Что-то связанное с Нивой.
– Проклятье! Нива, – простонал он, уронив голову на руки. Все казалось так просто, а теперь он сходит с ума.
Все лето Вивиан предупреждала, что его могут ждать финансовые трудности, а он не обращал на это внимания. Всегда подворачивалась какая-то сделка или он находил способ обобрать Питера, чтобы расплатиться с Полом. Постепенно он понял, что Вивиан была права.
Их дом в Хэмптоне – прорва, куда уходят деньги. Его недвижимость в пригороде не стоила и половины того, что он выложил за нее. Апартаменты в „Трамп Тауэр" слишком дороги, чтобы оплачивать их. В середине восьмидесятых, когда он приобрел их, они казались удачным помещением капитала, но сейчас выкладывать десять кусков в месяц весьма нелегко. Машина с водителем, рестораны и счета из клуба. Одно к одному.
Все, что он мог продать, постепенно ветшало. Он почти не занимался юридической практикой, но бездну времени поглощали различные сделки, связанные со скандалами в масс-медиа, и участие в телевизионных ток-шоу. Он боялся подумать о том, как рассчитываться со Службой внутренних доходов.
Делом Марии Лопес он стал заниматься от полного отчаяния. Он ухлопал на него слишком много сил и средств, надеясь на удачу.
Из-за романа с Бэби все окончательно пошло вразнос. До этого он занимался дюжиной дел одновременно, успевая, как „скорая помощь", провернуть все. Глупее всего то, что он откровенничал с Бэби. Если бы он пользовался услугами тех же ничтожеств, как и прежде, все сошло бы ему с рук. Но связаться с Бэби, не преминувшей пустить в ход все, что услышала от него, было фатальной ошибкой. Теперь ей плевать на него, ибо цель Бэби – удовлетворить свои непомерные амбиции. Это не женщина, а заряженное ружье, которое в любой момент может отстрелить ему яйца.
После того как она вылетела из ресторана, он вернулся в офис и стал названивать всем, чтобы возместить сорванную сделку с „Уорлд". Он должен раздобыть деньги до того, как они узнают, что Мария исчезла.
Как же унизительно оказаться в таком положении из-за сравнительно ничтожной суммы. Несколько тысяч почти ничего не значили для него. Обычно они хранились у него в офисе на всякий случай, но их давно уже не было. Деньги пошли в дело – отчисления, гонорары. У него было в запасе несколько дней, пока эти крутые ребята из „Уорлд" не выяснят, что произошло, но рисковать не стоило. Они слишком хорошо знали, как он работает. Он должен раздобыть эти семьдесят пять кусков немедленно, потому что пластиковые карточки пустить в ход нельзя.
К двум часам он убедился, что все его старания напрасны. Вымотанный, не знающий, что делать дальше, он вернулся домой вздремнуть и сделать еще одну попытку. В холле швейцар протянул ему почту. Там была неизменная пачка счетов, какие-то каталоги и толстый конверт из банка на имя Нивы. Заинтересовавшись, он заглянул в него.
Все оказалось так просто!
Он даже не подумал о том, какого черта Нива перевела двадцать пять тысяч на новый счет. При виде чековой книжки у него закружилась голова. Двадцати пяти кусков, конечно, не хватит, чтобы расплатиться с Каско, но, черт побери, ему непременно повезет за игорным столом у „Монахов". Он успел в банк как раз перед закрытием.
Деньги! Он лихорадочно ощупал карманы брюк. Его пиджак! Где его пиджак? Он нашел его у изголовья дивана и тщательно обыскал карманы. В одном из них он нашел бумажник с двумя десятками. Портсигар был пуст: ничего, кроме счета на „Америкен экспресс" за тот проклятый несъеденный ленч.
Проклятье, где же деньги? Он не мог потерять их. Что же он с ними сделал? Он поставил на кон десять кусков. Потом еще. Застонав, Ирвинг рухнул на постель, пытаясь припомнить, что произошло.
Игра, в которую он ввязался, почти до одиннадцати шла ни шатко ни валко. Данни Мэнн, пресс-агент, сломался. Макси Бакус то и дело занимал у Ирвинга большие суммы, которые тот доставал из портсигара. К часу перед ним уже стояло несколько стопок черных фишек. Он разбогател, четыре раза подряд – полный сбор, у него была куча денег. Затем он проиграл. К двум часам он спустил все. Две десятки в его бумажнике – последнее, что осталось от таинственных денег Нивы, и он по уши в дерьме. Рано или поздно ему придется объясняться с Нивой, хотя это его беспокоило меньше всего.
Он не хотел думать ни о том, как он очутился в комнате Эда Салливана, ни о том, кто притащил его сюда.
Ирвинг посмотрел на часы, интересуясь скорее датой, чем временем. Проклятие! В сумасшедшем марафоне телефонных звонков, когда он взывал ко всем о помощи, Ирвинг договорился о ленче с Таннером Дайсоном, надеясь, что, может, связи Таннера, особенно его долгая дружба с лордом Мосби, владельцем „Лондон газетт", помогут вытащить у британцев эту девчонку Лопес. Тогда Таннер сможет купить эту историю.
Во всяком случае, едва только Лопес окажется в Штатах, он напомнит ей, что оба они погрязли в грехе, а значит, ей нечего поворачиваться к нему задницей. Он рассчитывает на нее и даст ей понять, что если уж истина нанесет урон ему, ее она просто уничтожит. Да и кому больше поверят? Если она хочет получить хоть малость – от „Уорлд" или от „Курьера", пусть учтет, что придется поделиться и с ним. Этого хватит, чтобы расплатиться с „Уорлд" и получить то, на что он вначале рассчитывал.
Едва Ирвинг сказал Таннеру, что хочет поделиться с ним сообщениями по поводу публикации книги Джорджины, как тот с радостью согласился посидеть с ним за ленчем в полдень у „Монахов".
Болезненно морщась, он сполз с низкого дивана. Он должен привести себя в порядок и обрести форму. У него есть еще время зайти в гимнастический зал на верхнем этаже, попариться и побриться. Остается надеяться, что швейцар успеет погладить мятый пиджак, в котором он спал, и сбегать к Полу Стюарту за свежей рубашкой.
Ему удалось, не одеваясь, добраться до зала и проскользнуть в парную, не столкнувшись ни с кем из членов клуба.
Он сидел на влажной каменной скамье, обернув голову полотенцем; жаль, что он не назначил встречу Таннеру в более уединенном месте. К полудню в обеденном зале „Монахов" веселое братство шумело и дымило вовсю. Любой идиот мог прервать самый важный разговор, хлопнув тебя по спине и начав нести чушь. В этом месте, где все на короткой ноге, трудно вести столь деликатный и конфиденциальный разговор.
В четверть двенадцатого, свежевыбритый, с иголочки одетый, Ирвинг спустился в обеденный зал, чувствуя себя почти в форме. Пожалуй, стоит пропустить бокал „Кровавой Мэри", чтобы избавиться от шума в голове.
Когда он вошел, в зале с темными деревянными панелями сидело лишь двое. Он направился к стойке бара, за которой бармен Мэрфи, склонившись к раковине, мыл кружки из-под пива.
– Доброе утро, Мэрфи, – с нарочито ирландским акцентом сказал Ирвинг.
– Желаю и вам хорошего дня, мистер Форбрац, – ответил Мэрфи, поставив кружку и вытирая руки.
– Дай-ка мне „Кровавую", а, Мэрфи? – весело и непринужденно попросил Ирвинг. Взгляд его упал на открытую коробку с „Лас Пальмас", стоявшую возле кассы. – И подкинь мне пару сигар, Мэрф. Запиши их на мой счет.
Кивнув, Мэрфи подал ему две пятидолларовые сигары и начал готовить напиток.
– Сегодня утром видел вашу фотографию в газете, – заметил Мэрфи.
Ирвинг, сорвав обертку с сигары, поднес ее к губам. Рука застыла.
– Мою фотографию? Где? В какой газете?
– Кажется в „Пост". Нет, как будто... в „Курьере". А вы не видели? Ну, должно быть, у вас таких снимков целая куча, – пожал плечами Мэрфи, наливая томатный сок в высокий стакан.
«В „Курьере"! – в панике подумал Ирвинг. Видно, дело рук Бэби. Вот сучка! Она что, хочет погубить меня?» Ему стоило невероятного труда сохранить спокойствие.
– Интересно, Мэрфи. И о чем же там шла речь?
– О той девчонке, которую чуть не пришил телеактер. Вроде ее похитили по поручению какой-то английской газеты.
Ирвинг потерял дар речи и обмяк на стуле. Значит, это Бэби, подумал он. Чтоб она провалилась! Скорее всего, сообщила в газету по его же чертову телефону, будь он проклят.
Ирвинг не мог собраться с мыслями, чувствуя, как под новой рубашкой от Пола Стюарта бешено колотится сердце.
Он должен позвонить Вивиан. Она прочитает ему весь материал. Может, тут, в клубе, есть экземпляр? Он машинально похлопал по карманам пиджака в поисках портативного телефона и снова проклял Бэби за то, что она прихватила его.
– Придержи для меня выпивку, – сказал Ирвинг Мэрфи, который украсил его стакан с „Кровавой Мэри" веточкой сельдерея.
Он спустился по винтовой лестнице, чтобы попросить у швейцара газету, и тут же увидел Таннера Дайсона.
Ирвинг замер. Таннер улыбнулся ему, решив, что Ирвинг пришел встретить его. Деваться было некуда.
Волосы Таннера отливали серебром, так что загар, приобретенный в солярии, казался особенно темным. Типичный англосакс! Когда Таннер двинулся к лестнице, люди, направляющиеся в обеденный зал, почтительно приветствовали его. Клуб „Монахи" был не совсем подходящим заведением для таких, как Таннер Дайсон, и, вне всякого сомнения, его завсегдатаи удивились, увидев здесь газетного магната.
Пока Таннер пожимал руки и обменивался любезностями, Ирвинг с завистью рассматривал его безукоризненный костюм, который подчеркивал отличную форму Таннера, скрывая десять фунтов лишнего веса. Подтянутость Таннера как нельзя лучше отвечала европейскому покрою костюма.
Ирвинг поджидал его, моля Бога просветить его насчет того, что опубликовано в газете.
Дайсон обменивался рукопожатиями, как опытный политик. Протягивая одну руку, другой придерживал очередного знакомого за локоть.
– Привет, Ирвинг, – сказал он, добравшись до верхней площадки лестницы.
– Здравствуй, Таннер, – радостно встретил его Ирвинг.
– Надеюсь, не заставил тебя ждать. Я знаю, как ты занят.
Ирвинг с облегчением вздохнул: кажется, пронесло.
– К счастью, слушание дела в суде отложено. Я говорил утром с судьей Маркусом.
– Ох, знай я, что мы встретимся, я бы прихватил тебе сегодняшнюю утреннюю газету, – сказал Таннер, когда они направлялись в обеденный зал.
– Я что-то слышал. Можешь напомнить? Что будешь пить, друг мой? – спросил Ирвинг, похлопав Таннера по плечу, когда они подошли к стойке бара.
– „Перрье" с лимоном.
Они уселись за угловой столик, и к ним поспешил официант с напитками.
– Итак, – начал Таннер, положив ногу на ногу и тщательно расправив острую, как лезвие бритвы, складку на брюках. После этого он вкратце передал Ирвингу содержание материала Бэби, подчеркнув, что его поместили на первую полосу не столько из-за текста, сколько из-за фотографии девушки.
– Ничего страшного, – весело бросил Ирвинг, стараясь показать, что имеет лишь косвенное отношение к этой истории.
– Похоже, британцы сработали довольно быстро, – заметил Таннер, отхлебнув „Перрье". – Рад, что им не удалось доставить тебе неприятности, Ирвинг. Хорошо, что мы договорились именно сегодня встретиться за ленчем. А теперь я хотел бы услышать настоящую историю.
Ирвинг уставился на Таннера, почувствовав какой-то подвох.
Он постарался как можно достовернее изложить историю с этой девчонкой. Если Таннера заинтересуют потенциальные возможности этой истории, может, все и сдвинется с мертвой точки. Лучше надуть его, втянув в это дело, чем оказаться в унизительном положении просителя, ищущего покровительства влиятельного лица. Может, в Дайсоне взыграет газетчик и он поможет Ирвингу выйти победителем из соперничества с англичанами. Игра стоит свеч.
Бэби рассказала ему так много о давних отношениях Таннера с этой сисястой кулинаркой, ради которой он бросил свою первую жену, что Ирвинг понял: тот не только неискушен в отношениях с женщинами, но и вообще чистый сосунок по части секса. Такая закрытая информация была мощным оружием.
Ирвинг вытащил из „Кровавой Мэри" веточку сельдерея и отложил ее. Пора брать быка за рога, или он упустит шанс.
– Все, что ты рассказал об истории Лопес – далеко не самое главное. Ты и половины не знаешь, – бросил он, многозначительно сдвинув брови.
– Да? – удивился Таннер, расплываясь в похотливой улыбке. – Как это ты так здорово разбираешься в своих клиентах, Ирвинг?
Склонившись к нему, Ирвинг заговорил шепотом.
– Строго между нами, – начал он и сосредоточился на „Кровавой Мэри", выжидая, пока в голове у Таннера прокрутятся грязные сцены. – Но сначала хотелось бы поговорить о книге Джорджины. У меня есть несколько потрясающих идей. Я намерен побеседовать с Бобом Каданофф о выпуске целой серии таких работ. Думаю, мы делаем ее знаменитой. Она обладает потрясающим чувством стиля. Твоя мысль дать в воскресенье статью о ней – просто блистательна. Это подтолкнет „Уинслоу-Хаус", что нам и необходимо. Я договорюсь о встрече на понедельник...
– Звучит здорово, Ирвинг, – прервал его Таннер. – Я безоговорочно тебе доверяю. Думаю, Джорджина будет вне себя от радости. Клянусь Богом, у нее куча соображений насчет такой серии. Так что вперед. Делай то, что считаешь нужным.
Таннер таял от расположения к Ирвингу и очертя голову шел в его ловушку.
– А теперь, – наклонился к нему Таннер, – расскажи мне подробнее об этой Лопес. Ты в самом деле... ну, ты знаешь.
Раз! Мышеловка захлопнулась.
Когда Ирвинг пошел плести, как он выдумал ее „сценическое" имя, застав ее за мастурбированием, Таннер перешел от „Перрье" к шотландскому.
Когда Ирвинг начал перечислять якобы названные девушкой имена тех, с кем она занималась сексом, Таннер отмахнулся от официанта.
Ни для кого не было секретом, что в восьмидесятые годы издательская империя Таннера находилась под угрозой. К этому приложил руку некий тип по имени Арнольд Элиху, самодовольный ханжа, постоянно цитирующий Библию, папаша одиннадцати детей, которых он постоянно снимал портативной камерой для масс-медиа. Это было в разгар шумного развода Таннера, и в те восемь месяцев, когда Элиху расточал брань в адрес Таннера, он превратил его жизнь в ад. Таннеру все же удалось сохранить контроль над своими компаниями, но его ненависть к Элиху не угасла.
Исходя из того, что любопытство Таннера безгранично, Ирвинг пустился в повествование, на ходу сочиняя подробности. Он изложил якобы рассказанную ему Марией Лопес историю о том, как проходила садомазохистская вечеринка с известным нью-йоркским бизнесменом. Внезапно Ирвинг остановился, словно запамятовав что-то, и хлопнул себя по лбу.
– Боже! – выдохнул он. – Я только что сообразил: ты должен знать этого типа.
Таннер, вытаращив глаза, уставился на него.
– Думаешь?
– Ну да, конечно, – сказал Ирвинг, делая вид, что вспоминает имя. – Он еще хотел, чтобы девчонки связывали его колготками. Вот черт... – Он щелкнул пальцами. – Невысокий такой, лысый, год тому назад купил „Пенн-медиа". У тебя не было с ним каких-то дел пару лет назад? Точно не помню... – бормотал Ирвинг, притворяясь, что все еще не вспомнил имени.
Таннер посмотрел, не подслушивают ли их.
– Господи, Ирвинг! Уж не имеешь ли ты в виду Арнольда Элиху?
– Ну конечно же! Элиху! – Ирвинг снова щелкнул пальцами. – В общем, девчонки согласились его связать. Затем он предложил им еще по куску, если они согласятся прижигать ему соски зажигалкой.
Все эти детали осеняли Ирвинга так быстро, что он едва успевал выговаривать их. Он никак не мог вспомнить, есть ли у Таннера дети, в частности дочери, от первого брака. Надо намекнуть ему, что напарницей Марии в этом представлении была четырнадцатилетняя девочка.
Он бросил взгляд через стол, но, заметив выражение ярости на лице Таннера, решил не рисковать. Ирвинг всегда гордился своим умением тушеваться, когда ему удавалось одержать победу.
Поняв, что его миссия успешно завершена, Ирвинг помахал официанту.
Они заглянули было в меню, но вдруг Таннер как бы между прочим сказал:
– Слушай, Ирв, а что, если украсть девчонку у британцев?
– Ты имеешь в виду второе похищение?
– Я мог бы отправить кого-нибудь выяснить, где она находится. Если ей понадобятся деньги, это не проблема. Если к этой истории имеет отношение Элиху, ее можно как следует раскрутить. Ну что?
Ирвинг помолчал, словно размышляя над этим. На самом деле он даже расслабился, потому что план сработал.
– Ну, в общем-то... старина, это круто. Придется поспешить. Я не уверен. Не думаю, что даже тебе это удастся.
– А что, если прямехонько отправиться к англичанам и перекупить девчонку? Билли Мосби – мой хороший приятель. Кажется, он троюродный брат королевы, но любит баксы, как простой смертный.
– Н-н-ну, – тут есть определенная опасность: догадавшись, что мы имеем к этому отношение, они ее упрячут будь здоров.
Таннер попросил официанта принести мясной салат и охлажденный чай. Ирвинг поспешно заказал то же самое, надеясь, что они здесь не засидятся. От этих планов у него голова пошла кругом.
Они молчали, дожидаясь официанта. Таннер наклонился к нему.
– Я справлюсь, – спокойно сказал он. – Я точно знаю, что нам делать. Это нелегко, но думаю, сработает. Завтра я встречусь с одной молодой репортершей, которую заприметил мой редактор. Петра Вимс говорит, что она сложная штучка, но ничего не боится. Может, ей удастся разрешить нашу проблему на месте. Давай, я сначала подкину ей нашу идею, а потом поговорим.
Ирвингу было жаль расставаться с историей Марии Лопес. Он с удовольствием продолжал бы накручивать Дайсона. А теперь они неизбежно вернутся к пустой болтовне об этой чертовой книге, сочиненной королевой лимонных суфле.
