Текст книги "Скандалы"
Автор книги: Люсьен Гольдберг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)
Подумав, Нива покачала головой.
– Я не могу этого сделать, Кик. Мне это внушает отвращение. Может, у меня и хватило бы сил, но мне мерзко копаться в грязи лишь для того, чтобы компрометировать Ирвинга.
– Этим могу заняться я, – предложила Кик с видом заговорщицы.
– Что ты имеешь в виду?
Кик подошла к кровати и взяла Ниву за руку.
– В этой истории есть все, что надо, Нива. Секс, преступление, известный юрист, он же литературный агент, которого все не выносят. В ней просматривается работа рэкетиров, наживающихся на знаменитостях. Я готова взяться за это, но мне нужна твоя помощь.
– Но я толком ничего не знаю, Кик, и не могу доказать того, что мне известно.
– Это и не нужно. Только направь меня по верному следу, а уж я найду тех, кто все докажет. Я расскажу тебе, с кем Ирвинг крутил роман, если ты будешь работать со мной в одной команде.
Нива выпрямилась и застыла.
– Кик, – выдохнула она, – ты знала и не сказала мне?
– Я выяснила это только вчера вечером и собиралась сказать тебе, но то, что случилось, спутало все карты.
– Так скажи! – возбужденно потребовала Нива.
Кик выложила ей то немногое, что знала о Бэби Байер, но и этого оказалось достаточно, чтобы Нива побагровела от гнева.
– Я ее видела, – сквозь зубы процедила Нива, – когда была с Джеффри в „Мортимере". Не удивительно, что она так странно вела себя, услышав мое имя.
– Да, а что с Джеффри? Ты ему рассказала обо всем этом? – спросила Кик, снова садясь на стул.
Нива отвела глаза, явно смутившись при упоминании Джеффри.
– Нива? Что с Джеффри? – спросила Кик.
– Я звонила ему вчера вечером. Он зашел навестить меня, ну и... – Она взглянула на Кик и чуть улыбнулась. – Мы были одни, проговорили несколько часов и... ну, ты понимаешь...
– Нива, – изумилась Кик. – Ты и Джеффри?
– Мы вдруг поняли, что всегда были немного влюблены друг в друга, а это потянуло за собой другое.
– И вы занимались этим здесь? – удивилась Кик, делая вид, что поражена поведением Нивы, но втайне восхищаясь ею. Именно это сейчас и было нужно Ниве, а Джеффри, конечно, очень мил. В последнюю неделю, наблюдая, как он носится по квартире Лолли, она и сама испытала к нему безотчетное влечение. – На больничной койке шириной меньше метра? Ты же могла себе шею сломать!
– О, нет, – серьезно возразила Нива. – Это совсем безопасно, когда мужчина сверху. Это было просто прекрасно!
Легкий стук в дверь заставил их замолчать.
– О, Боже! – шепнула Нива, запахнув открытую ночную рубашку. – Он сказал, что придет утром. Как я выгляжу?
– Сияешь, – сказала Кик, широко улыбаясь. Джеффри Дансмор вошел в палату с огромным букетом роз, ошеломив их. На нем были черные брюки, черный кашемировый свитер с высоким воротом и изумрудно-зеленый замшевый пиджак. Его густые черные волосы блестели в лучах утреннего солнца.
– Доброе утро, леди, – улыбнувшись, сказал он.
– Доброе утро, Джеффри, – ответила Нива, и глаза ее увлажнились.
Подойдя к кровати, он нежно поцеловал Ниву. Поскольку поцелуй затянулся, Кик пришлось кашлянуть, чтобы напомнить о себе.
– Ты выспалась? – спросил Джеффри, кладя букет на ночной столик.
– Не очень, – ответила Нива, многозначительно усмехнувшись.
Кик поднялась с неудобного стула и потянулась за своей курткой.
– Мне надо бежать, милые мои. Я хочу сразу попытаться воплотить новый замысел. Ты обещаешь содействовать мне, Нива?
– Конечно, – ответила Нива, поворачиваясь к Джеффри. – Кик хочет раскрутить эту историю и разоблачить Ирвинга.
– Вперед, Кик! – провозгласил тот и выставил большой палец.
– Я должна быть уверена в Ниве: ей следует понимать, что на определенном этапе у нее могут возникнуть неприятности. Главная зацепка – последняя история, но я хотела бы показать Ирвинга во всей красе. Мне придется писать только о том, что известно Ниве, но я сотру его в порошок, может, его даже лишат возможности практиковать, если мне удастся подтвердить фактами, что он на пару с той особой шантажировал Кико Рама. Что вы об этом думаете?
– Сможешь ли ты это раскрутить, располагая лишь сведениями о том, что он укладывает волосы, и зная, как любовница Ирвинга называет его пенис.
– Что? – удивленно спросил Джеффри.
– Сделаю все, что от меня зависит. – Кик посмотрела на Джеффри. – Джефф, ты компаньон Нивы. Значит, вас могут ждать не совсем приятные публикации. Что ты об этом думаешь?
Джеффри посмотрел на Ниву, потом на Кик. Его черные глаза блестели.
– Думаю, что это просто великолепно. Если Нива вступает в игру, то и я тоже. Теперь она – моя единственная забота.
– Это, конечно, не мое дело, – сказала Кик, – но по репортерской привычке хочу все знать. Когда у вас это началось?
– Ты имеешь в виду вот это? – уточнил Джеффри и, наклонившись, снова поцеловал Ниву. Сначала в щеку, потом перешел к губам и к шее, пока она, смеясь, не оттолкнула его.
– Ого! – воскликнула Кик.
Не сводя глаз с Нивы, Джеффри сказал:
– Кажется, в ту минуту, когда я встретил ее в клубе. Сначала я жутко возревновал. Потом понял, что Нива не оказалась бы там, если бы с ней не приключилась беда. Мне захотелось защитить ее. Думаю, я всегда был слегка влюблен в нее. Но та встреча заставила меня понять, что пора действовать. Я не хотел потерять ее.
– Счастливые, – сказала Кик. – А теперь мне пора бежать. Кстати, Джеффри, разбираясь в спальне Лолли, я нашла необычную маленькую статуэтку, на которую она вешала свои бусы и ожерелья. И у меня возникло какое-то странное ощущение. Тебе стоит взглянуть на нее.
– Я всегда полагался на такие ощущения, Кик. Я забегу попозже, когда мне станет ясно, что с Нивой все в порядке. – Нива прильнула к его плечу и радостно вздохнула.
Кик попрощалась с ними и двинулась по коридору. Потом вернулась и тихо прикрыла дверь палаты. Она не была вполне уверена, поскольку сама ничего не видела, но шестое чувство подсказывало ей, что после ее ухода Джеффри едва ли по-прежнему стоит возле кровати.
33
Джорджина проснулась поздно и почувствовала облегчение от того, что Таннер ушел на работу. Ей не хотелось при нем готовиться к тому небольшому ленчу, который она затеяла.
Наверно, надо было сказать ему, что она пригласила на ленч Рону, но ей почему-то не хотелось. Таннер никогда не признается, что обижен, но она всегда замечала, как он поджимал губы и отрывисто задавал вопросы. Он, скорее всего, спросил бы, с чего это она пригласила на ленч своего редактора, и сказал бы, что в этом нет необходимости. Он всегда считает, что ему виднее. Не далее как вчера он встретился за ленчем с Ирвингом Форбрацем у „Монахов" и обо всем договорился. Не имеет смысла усложнять и без того деликатную ситуацию с публикацией, вовлекая в это дело рядовых сотрудников „Уинслоу-Хаус". Иными словами, вам, девочки, не стоит забивать свои хорошенькие головки тем, о чем могут позаботиться мужчины.
Она откинула одеяло на кровати, уверенная, что поступает правильно. Не будь Роны, она не стала бы связываться с „Уинслоу-Хаус". По крайней мере, она сможет сказать подруге, как рада ее видеть и как высоко ее ценит.
Зайдя на кухню около одиннадцати, Джорджина убедилась, что делать здесь ей нечего, все в порядке. Значит, надо как-то убить еще час.
Она подошла к телефону внутренней связи и позвонила швейцару.
– Арнольд, – сказала она, – я жду к ленчу, примерно в двенадцать тридцать, гостью. Ее зовут мисс Фридман. Сразу же пропустите ее, хорошо?
– Да, мэм, так и сделаю, даже не стану звонить вам.
– Извините, Арнольд. Я забыла, что уже предупредила вас.
Повесив трубку, она оглядела идеально прибранную кухню, решив, что спятила. Как это она запамятовала, что уже звонила Арнольду? Он, конечно, решил, что у нее не все дома.
Нет, с головой у нее все в порядке, просто она очень волнуется. Из тех, кого она считала своими давними друзьями, Рона Фридман придет сюда первой.
Заняться было нечем, поэтому, чтобы успокоиться, Джорджина стала ходить по квартире, пытаясь увидеть все глазами Роны. Та по-прежнему жила в квартире с одной спальней далеко, на Девяностых улицах Ист. Нельзя считать, что она преуспела: в ее перестроенном доме без лифта постоянно пахло вареной капустой и лизолем. Свои домашние растения Рона держала на площадке пожарной лестницы, которую в шутку называла своей террасой.
Поежившись, Джорджина остановилась у стеклянной стены гостиной, выходившей на огромную террасу. Она огибала всю квартиру. Приходивший дважды в неделю садовник только что заменил летние растения на уже расцветшие осенние циннии и ноготки. Когда они завянут, он уберет горшки. Висячее кресло на двоих все еще покачивалось в стеклянном бельведере в юго-западном крыле, но, когда ударят холода, его, конечно, придется убрать.
Она обвела взглядом огромную гостиную, заполненную предметами старины, посмотрела на великолепное пианино. Джорджина вспомнила, как жили они с Роной. Эта квартира и ее интерьер были прекрасны, но вдруг у нее возникло ощущение – что-то здесь не так. Эта роскошь подавит Рону. Еще хуже, если Рона решит, будто она специально пригласила ее сюда, а не в ресторан, чтобы продемонстрировать все это.
Она вошла в столовую. Сельма уже сервировала ленч на длинном полированном столе. Внезапно Джорджина подумала, что они с Таннером выглядят довольно нелепо, обедая вдвоем за этим огромным столом.
Поспешно убрав со стола антиквариат – английский фарфор и столовое серебро с монограммами, – она пошла на кухню. Вот тут они посидят и перекусят. Она расставляла на кухонном столе сине-белую фаянсовую посуду, которой обычно пользовались Сельма и Гровер, когда раздался звонок. Джорджина поспешила в холл, чтобы опередить Сельму, радуясь, что догадалась натянуть джинсы и старый свитер.
Распахнув двери, она увидела Рону с толстым конвертом в руках.
– Уф, – выдохнула, улыбаясь, Рона. – А я-то все думала, каковы эти дома внутри. Только сейчас поняла, что ты занимаешь весь этаж, черт побери.
Джорджина сморщила нос.
– Да, дом великоват. Заходи.
– Мне кажется, он тянется от Парк-авеню до Лексингтон.
– Ну, не совсем.
В холле Рона протянула ей конверт.
– Держи – бессмертная проза из осеннего каталога „Уинслоу".
Взяв пакет, Джорджина прикинула на руке его вес.
– О, Рона, зачем ты это сделала? Книги сейчас так дороги!
Рона засмеялась.
– Не так уж, если берешь их со склада на четвертом этаже. Одно из немногих преимуществ издательского бизнеса – бесплатные книги. Стоит заглядывать туда перед самым Рождеством.
– Очень мило с твоей стороны, я рада любой из этих книг, – сказала Джорджина, покидая холл и надеясь, что Рона не заметит китайские обои с ручной росписью.
Но вдруг Рона воскликнула:
– Ну и ну, Джорджи! Это же обои с рисунками династии Мин. Надеюсь, тебе известно, что их расписывают чистым золотом.
Джорджина бросила на обои такой взгляд, словно видит их в первый раз.
– Откуда ты знаешь? Рона пожала плечами.
– Однажды редактировала пятидесятидолларовое подарочное издание объемом в пару листов. Могу рассказать также, как выглядит водопроводный кран из золота.
Джорджина рассмеялась. Она уже забыла, как непринужденно ведет себя Рона и как приятно встретиться с кем-то из прежней жизни.
– Пошли на кухню. Я думаю, мы посидим там. Так уютнее, – добавила она, направляясь в задний холл. Не услышав ответа, Джорджина оглянулась, но Роны не увидела. Она вернулась в большой холл: Рона стояла перед аркой, ведущей в гостиную.
– Рона?
– Боже милостивый, – выдохнула та. – Это что, терраса или часть Центрального парка, которой я раньше не видела?
– Терраса, Рона. Идем на кухню.
– Если ты не возражаешь, можно мне пройтись по дому? – спросила Рона. – Кажется, я не видела ничего подобного после того, как в старших классах побывала на экскурсии в Бленхеймском дворце.
Осматривая дом, Рона почти все время молчала, видимо, она знала куда больше Джорджины о происхождении антикварных вещей, тканей, которыми пользовались декораторы, и о том, когда был изготовлен серебряный сервиз, а также лебеди высотой почти в метр у входа в столовую.
– Джорджи, – вдруг тихо сказала Рона, – не покажется ли тебе дерзким мое желание посидеть за ленчем в гостиной?
– Что ты... нет... ради Бога. Ты в самом деле хочешь остаться здесь?
– Видишь ли, в конторе есть одна крайне несимпатичная мне особа, которой я с удовольствием расскажу об этой обстановке. У нее от этого голова закружится.
– Закружится?
– Да она просто потеряет дар речи.
– Ну, тогда... – сказала Джорджина, дерну) шнурок колокольчика, чтобы вызвать прислугу, – давай так и сделаем.
Сельма тотчас появилась на пороге.
– Да, мэм?
– Сельма, это моя подруга Рона Фридман. Мы решили посидеть здесь. Накройте, пожалуйста, на стол.
– Хорошо, мэм.
– И скажите Гроверу, что мы хотим самое лучшее сухое белое. Он сам выберет.
Рона с большим интересом наблюдала за происходящим. Когда Сельма бесшумно скрылась на кухне, Рона спросила:
– Кто такой Гровер?
– Наш дворецкий. Обычно Гровер не обслуживает нас за ленчем, но, думаю, он нам понадобится. Не возражаешь?
– Нет, – ответила Рона, сдержав улыбку. – А он носит белые перчатки?
– Конечно, – с насмешливым высокомерием подтвердила Джорджина.
– Отлично; меня никогда не обслуживал настоящий дворецкий. Я хочу изведать все, что только возможно.
– Но он молчит, пока к нему не обращаются.
– Слава Богу, что в этом гнусном мире осталось хоть что-то аристократическое.
– Идем, – пригласила Джорджина, – Сельма принесет вино на террасу. Мы посидим там, пока она накроет стол для ленча.
На женщин падали мягкие лучи осеннего солнца. Отсюда был виден почти весь Манхэттен.
Подойдя к парапету, Рона облокотилась на него и посмотрела на юг.
– Как в кино, – сказала она, изумленно тряхнув головой. – Я знала, что есть и такая жизнь, но до сих пор не соприкасалась с ней.
Джорджина подошла к Роне.
– Восхитительно, не правда ли? Мне до сих пор не верится, что все это происходит со мной.
– Ох, Джорджи, – сказала Рона. – Я была права, обрадовавшись, что хоть тебе выпала такая судьба.
– Я для этого ничего не делала, – задумчиво произнесла Джорджина. – Это все Таннер. Все здесь принадлежит ему. А я просто вышла за него замуж.
– Ты недооцениваешь себя, Джорджи. Тебе удалось стать такой, что Таннеру захотелось положить все это к твоим ногам.
Джорджина растерянно улыбнулась.
– Временами меня охватывает чувство вины, словно я здесь чужая и не по праву пользуюсь этим.
– Брось! Ты это заслужила. Кроме того, подумай о том, что могло бы быть с тобой. Сейчас ты живешь обеспеченно и спокойно. Рядом с тобой мужчина, обожающий тебя. И все это – твое. – Она развела руками, как бы поясняя, что и весь Манхэттен тоже принадлежит Джорджи.
На террасе появилась Сельма с подносом. На нем стояли два бокала с вином.
– Давай посидим в бельведере. Солнце слишком печет.
Они уселись на небольших пестрых диванчиках, очертания которых напоминали изгиб стеклянной стенки, ожидая, когда Сельма подаст им вино.
– Ленч будет подан через десять минут, мэм, – тихо сказала та Джорджине.
– Спасибо, Сельма. Кстати, подогрейте те булочки, что я сделала утром. Они на буфете.
Кивнув, Сельма исчезла.
Сделав глоток вина, Джорджина поставила бокал на стеклянный столик. – Расскажи мне, как ты живешь?
– В общем-то, неплохо, но порой несколько устаю, чувствуя в этом городе особое одиночество.
Я часто мечтаю, как вернусь в Вермонт и займусь еженедельником отца. Он подумывает уйти на покой.
– Так сделай это, – оживилась Джорджина, желая, чтобы ее подруга решилась осуществить то, на что не решалась она.
– Я не такая храбрая, Джорджи. Последние десять лет мне приходилось выплачивать долг за учебу. Наконец я нашла работу по душе, но оказалась под пятой у злобного монстра. Я уж думала, что жизнь хоть немного улыбнется мне, но этого не случилось. Тебе так повезло. Все впереди.
– У меня? Рона, я вышла замуж за человека, который оставит меня богатой вдовой прежде, чем мне исполнится сорок лет. И мне придется начинать все сначала. Если не считать особой удачей массаж лица и ленчи.
– Но у тебя будут твои книги... – Рона умолкла.
– Книга.
– Да, пока. Скоро ты начнешь работать над новой. Кажется, речь шла о шести. Во всяком случае, так говорили на встрече сегодня утром.
Джорджина сползла на край дивана и уставилась на подругу.
– Что ты имеешь в виду?
– Твою серию... ее хотят представить в телевизионном шоу.
Джорджина вскинула голову, внезапно поняв, о чем речь.
– Повтори, Рона, повтори, – отрывисто сказала она. – Я в полной растерянности.
– Ты ничего не знала?
– Это безумие. Какая серия? Что за шоу? Рона вздохнула.
– А я думала, что потому ты и пригласила меня на ленч. Я решила, что... ну, не знаю, что ты хочешь отпраздновать...
– Рона, ты должна мне все объяснить, – взмолилась Джорджина. – Поскольку Таннер взял все в свои руки, я в полном неведении.
– Вступи в клуб. – Рона отвела глаза.
– Рона, – начала успокаиваться Джорджина. Какая удача, что она пригласила Рону. Интересно, когда Таннер собирался все рассказать ей об этом? – Во что они меня втягивают?
Сделав глоток вина, Рона поведала ей обо всем, что знала. Ирвинг Форбрац договорился с главой издательства, конечно же с ведома Таннера, и намерен провести целую кампанию, чтобы сделать Джорджину звездой домоводства.
Ошеломленная Джорджина слушала молча. Когда Сельма сообщила, что ленч готов, они пошли в гостиную и сели по обе стороны изысканно сервированного стола. Никто из них не произнес ни слова, пока Сельма подавала блюда, а Гровер наливал вино в бокалы.
– Даже не верится, что ты не в курсе дела, Джорджи, – наконец сказала Рона, разворачивая огромную камчатную салфетку и раскладывая ее на коленях. – А тебя это чем-то смущает?
Джорджине было трудно ответить: в горле стоял ком. Она не могла объяснить Роне, как потрясена, как зла на Таннера. Может, это даже не гнев. Она чувствовала себя раздавленной и беспомощной.
– В общем-то, да, – с трудом выдавила она, ковыряя салат. – Хотя, наверно, я должна радоваться.
– Не замечаю энтузиазма, голубушка.
– Да его у меня и нет. На меня свалилась куча забот.
– А, вот в чем дело, – небрежно сказала Рона, отламывая кусок теплой булочки. – Ты почувствуешь себя куда бодрее, когда тебе представится возможность окунуться во все это. Кстати, что ты носишь?
Джорджина оглядела свой свитер.
– Толком не знаю. Вроде купила у Донны Каран, на распродаже.
– Нет, нет. Я спрашиваю, что ты наденешь на прием.
Джорджина выронила вилку.
– Прием? – как автомат, повторила она. – Будет прием?
– Конечно. О, Господи, ты и об этом не знаешь! – Рона схватилась за голову. – Он состоится... примерно через неделю, в следующую пятницу. В Зимнем дворце, в таком большом стеклянном зале в Финансовом центре. Надеюсь, ты расскажешь мне, как все пройдет, потому что меня там не будет. Прием только для светил из „Уинслоу" и прессы.
– Прием... для меня? – спросила Джорджина, уставившись в пространство.
– Конечно, его устраивают из-за тебя.
– Чего ради из-за меня устраивать прием? Моя книга выйдет в свет в лучшем случае через несколько месяцев. Вот тогда можно устроить прием.
– О, не сомневаюсь, что тогда будут и вечеринки и приемы, дорогая. А на этом объявят лишь о том, что заключен договор на издание этой книги. Что-то вроде: „Ура нашей Джорджине, ура!"
Джорджина не могла пошевелиться. Она сидела, глядя в одну точку. К ней вернулась знакомая по прежним дням подавленность; в ушах стоял гул. Она молча потянулась к серебряному колокольчику, чтобы вызвать Сельму. Не успела она поставить его на место, как та появилась.
– Сельма, не принесете ли другую вилку? – попросила она.
– Конечно, мэм. Подавать десерт, мэм?
– Да, спасибо, Сельма, – безучастно произнесла она. – Десерт очень вкусный, Рона. Малина с подливкой из соуса Гран Марнье, посыпанная сахарной пудрой, с кремом „фраше". Делать его очень просто. Можете сами. Возьмите чашку густых сливок, размешайте их...
– Джорджи! – воскликнула Рона, переводя взгляд с Сельмы на подругу.
– ...и добавьте такое же количество сметаны. Пусть смесь стоит сутки при комнатной температуре.
– Джорджина? Ты в порядке? – спросила Рона.
Джорджина замолчала, все так же глядя в пространство. Не слышала она и слов Сельмы:
– Миссис Дайсон?
Воцарилось тягостное молчание. Наконец Джорджина взглянула на Рону, внимательно наблюдавшую за ней.
– Помоги мне, – прошептала она, глядя на нее потухшими глазами. – Помоги мне, пожалуйста. Я задыхаюсь.
34
Прошла неделя после столкновения Ирвинга с вооруженной кухонным ножом Нивой, но она так и не вернулась в квартиру в „Трамп Тауэр". Это его весьма устраивало. Если он в чем-то и разбирался, то уж, конечно, в законах. Она его бросила. Поскольку она съехала с квартиры, у него будет серьезное преимущество в суде по бракоразводным делам.
Сидя в своем кабинете и ожидая звонка Таннера, он размышлял о том, выполнит ли Нива свою угрозу и обратится ли в прессу. Ирвинг понял, что этого не произойдет. Он сможет контролировать каждый шаг Нивы, как это ему всегда удавалось. Если она и доберется до Джо Стоуна в „Курьере", Ирвингу достаточно сказать лишь слово Таннеру, и любая история Нивы будет зарезана на корню. Да и вообще, к масс-медиа ей не подступиться. Всю жизнь завязывая нужные связи, он понял, как устроен мир, на какие кнопки надо нажимать чтобы добиться какой-либо публикации, и как закрывать доступ к средствам массовой информации.
Его значительно больше волновало, справилась ли репортерша Таннера со своей миссией в Лондоне, удалось ли ей выкрасть девчонку у англичан и доставить ее в Штаты. Тогда у него появится возможность убедить эту Марию в том, что он обладает бесспорным правом опубликовать ее историю.
Несколько дней его беспокоило, не слишком ли много он выболтал Ниве. Этого не стоило делать, но он отлично знал Ниву. При таком трепете перед ним она ни на что не решится. Кроме того, у нее нет никаких доказательств. Если она хочет получить свободу – пожалуйста. Уговаривать ее он не станет.
Как только Вивиан сообщила ему по интеркому, что звонит Таннер, он тут же схватил трубку.
– Доброе утро, Таннер, – возбужденно сказал он, решив сразу изложить Таннеру те новости, которые тот хотел услышать. – В шоу „Сегодня" я заручился твердой поддержкой, а Си-эн-эн завтра будет освещать прием в честь Джорджины.
– Прекрасные новости, Ирвинг, – удовлетворенно произнес Таннер. – Все остальное под контролем?
– Все в моих руках, старина. Все. Маккензи Росс, сотрудники „Паблик Релейшнз", руководство „Уинслоу-Хаус" – все наготове. Все они – профессионалы и знают, как прокручивать такие дела. Джорджина готова к сегодняшнему вечеру?
– Приготовится. Ей придется привыкать к таким вещам. Сегодня вечером я проведу с ней еще одну подготовительную беседу. Она будет в наилучшей форме.
– Надеюсь, – сказал Ирвинг, думая, как бы сменить тему. Джорджина Дайсон была не из тех клиентов, с кем он любил иметь дело. Она на корню отвергла его идею большого рекламного приема, задуманного ради того, чтобы двинуть книгу. Теперь Таннеру придется ее уговаривать. В сущности, Ирвингу было плевать на это. Его волновали проблемы посерьезнее – его собственные. Пришло время упомянуть и о них. – Кстати, Таннер, какие новости из Лондона?
– Мда... там небольшая заминка.
– Заминка? – пробормотал Ирвинг, чувствуя, как почва уходит у него из-под ног.
– Та репортерша, которую я послал, исчезла.
– Что? – заорал Ирвинг. – Что за идиотку ты послал туда? Репортеры просто так не исчезают!
– Ты должен ее знать. Бэби Байер сообразит, что делать на месте. Работает она отменно, но нужно какое-то время.
– Бэби? Ты сказал, Бэби? Что за имя для серьезного журналиста? – бросил он, стараясь совладать с паникой. Только этого ему не хватало! И Бэби еще сюда впуталась. Ему и в голову не пришло, когда он надавил на Таннера, предложив ему заняться Марией, что он поручит это единственному человеку, из-за которого все пойдет коту под хвост. – Послушай, Таннер, вот о чем я подумал в связи с этим делом, – еле шевеля губами, сказал он. – С деловой точки зрения, эта девчонка Лопес – всего лишь дешевка. Может, у нее и нет сногсшибательной информации.
– Думаю, ты ошибаешься, Ирв. Эта репортерша очень толковая. Надеюсь, она вернется с девчонкой и с материалом, который всех ошеломит.
„Рассказывай-рассказывай мне о ней", – подумал Ирвинг.
– Прости, Ирвинг, минуточку, я должен кое-что подписать.
– Конечно, конечно. – Ирвинг нетерпеливо барабанил карандашом по столу, проклиная случайность, из-за которой Бэби оказалась замешанной в эту историю. Насколько она осведомлена? Он столько нес при ней, что ему и не вспомнить, что он выболтал. Пока она была его любовницей, он еще мог себе это позволить, но что делать теперь, когда она злится на него. Если ей удастся спрятать от него Марию, вот тут-то у него и начнутся настоящие неприятности.
– Итак, Ирвинг, – снова услышал он деловитый голос Таннера. – Есть кое-что еще, о чем, мне кажется, я должен проинформировать тебя.
„Черт побери, – подумал Ирвинг. – Что еще?"
– Вчера я был на ленче в Метрополитен-клубе. И то, о чем говорили за моим столиком, должно быть, заинтересует тебя. Это касалось твоей жены.
– Моей жены? А что такое с моей женой? – слишком торопливо, словно оправдываясь, спросил Ирвинг. Неужели кто-то узнал, что она попала в больницу? А может, по городу уже ходят слухи, что она ушла от него? Или, что хуже всего, она уже начала поливать его?
– Мне, право, неловко, старина, – сказал Таннер. – Но ты так поддержал меня, когда я разводился, что я решил все же предупредить тебя об этих сплетнях.
– С чего это там упоминали Ниву? Она немного прихворнула, и ее на несколько дней положили в больницу. И по своей воле она там лишнего дня не останется.
– Да? Об этом я и не знал, Ирвинг. Что с ней?
– Что-то по женской части, вот и все. Продолжай, Таннер, продолжай.
Таннер смущенно кашлянул.
– Говорят, твоя жена перебралась в „Ривертон" на Пятьдесят седьмой стрит Ист. И будто у нее роман с сыном Обри Дансмора.
Ирвинг задохнулся.
– Какая ерунда, – сказал он, чувствуя себя так, словно его лягнула лошадь. Он попытался успокоиться. – Кто это несет такую ахинею? Что за чушь собачья?
– Видишь ли, – веско сказал Таннер, – люди, с которыми я был, обычно не склонны к пустым сплетням. Я предпочитаю не называть имен, но услышанные мною подробности были весьма красноречивы.
Подробности Ирвинг знать не хотел, совершенно не сомневаясь в том, что Таннер говорит чистую правду. Таннер Дайсон относился к окружающим с подчеркнутым уважением. Конечно, он любил сплетни и с интересом выслушивал их, но сам никогда не сплетничал, если не чувствовал необходимость досадить кому-нибудь из коллег. Ирвингу не оставалось ничего иного, как начисто отрицать услышанное.
– Просто удивительно, как все искажают, Таннер, – сказал он, лихорадочно пытаясь найти объяснение и спасти репутацию. – Нива готовится к аукциону антиквариата Лолли Пайнс – вместе с мальчишкой Дансмором. Кто-то, должно быть, видел их, когда они забежали в ресторан перекусить. Скажи своим друзьям, что они полностью заблуждаются и пусть поостерегутся распространять сплетни, если не хотят уплатить компенсацию за клевету. Господи, ну и зловредные же языки в этом городе!
– Извини, Ирвинг. Я не хотел волновать тебя, но решил, что тебе стоит об этом знать. Представляю, что бы я чувствовал, если бы такие слухи стали распространять о моей жене.
– Ценю твою заботу, Таннер. Теперь я смогу придушить эти сплетни в зародыше.
– Конечно, Ирвинг. Я позвоню тебе, как только получу известия из Лондона.
Ирвинг положил трубку и, не в силах совладать с волнением, откинулся в кресле. Мысли о Ниве и этом щенке Дансморе преследовали его. Черт возьми, что она себе позволяет! Господи, да он же еще ребенок, сосунок. Ну, может, и не такой уж ребенок. Ирвинг как-то видел его на матче „Никербокеров". На каждой руке у него висело по манекенщице. Да и сам он походил на дешевую кинозвезду. Ему всего-навсего лет тридцать с небольшим. Копна иссиня-черных волос и отменные зубы. Может, мальчишка – извращенец. Слишком уж привлекателен, чтобы быть нормальным. Такие типы всегда симпатизировали Ниве. Они так и вьются вокруг нее в галерее. В этом-то все и дело. Она бросила его, чтобы проводить время с этим педиком. Ирвинг знал квартиры в „Ривертоне". Там нет Ни одной, где меньше восьми комнат. У мальчишки просто нет возможности платить за такую квартиру, и он охмурил Ниву в расчете на ее деньги. „Ха! – усмехнулся он. – Ниве не выкрутиться".
И Ирвингу тоже не выкрутиться.
