Текст книги "Клинок мертвеца"

Автор книги: Люк Скалл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 30 страниц)

Более Важная Клятва

Как показывал опыт Бродара Кейна, мир никогда не переставал меняться. И с годами – все быстрее. Он ехал по лагерю, разбитому огромной армией Карна Кровавого Кулака к западу от стен Сердечного Камня, видел незнакомые лица сидевших вокруг костров молодых воинов, большинство которых годилось ему в сыновья, и чувствовал себя стариком из другого века.

Остановив свою кобылу, он попытался размять онемевшие ноги. Затем спешился, сапоги захрустели по замерзшей земле, при каждом выдохе в сгущавшихся сумерках изо рта вылетало плотное облачко тумана. Он уже и забыл, как морозно в Высоких Клыках в середине зимы. Забыл, как резкий холод проникает в стареющие кости и становится так трудно взбираться в седло по утрам и еще труднее – сползать с него.

Он прикрыл глаза рукой и, прищурившись, всмотрелся в падавший снег. Его зрение никуда не годилось, но ему показалось, что он разглядел впереди черную тень шатра вождя. Бродар прикинул, что ярдов, быть может, пятьдесят отделяет его от Карна Кровавого Кулака. Каких–то пятьдесят ярдов, и он окажется лицом к лицу с человеком, голову отца которого отделил от плеч много лет назад.

Вполне вероятно, что Карн Кровавый Кулак попытается сделать то же самое с Кейном, прежде чем Бродар успеет сказать хоть слово. Прежде чем сможет объяснить: он здесь для того, чтобы присоединиться к армии Западного Предела и отобрать столицу у безумного ублюдка Кразки. Вполне возможно, Кейн вот–вот очертя голову ринется навстречу собственной смерти. Такие мысли – серьезный повод, чтобы засомневаться, снова вскарабкаться на лошадь и убраться прочь, пока кто–нибудь из тех, кто в него вглядывался, не узнал старикана, только что появившегося в лагере. Вместо этого он, поправив за спиной двуручный меч и поплотнее закутавшись в грязный плащ, устремил синие глаза вперед.

Кое–что просто приходится делать, когда выбора, по сути, нет.

Аромат баранины, которую готовили на кострах поблизости, вызвал дикое урчание в его животе. Ледяной ветер приносил и другие запахи: старой кожи, несвежего пота, едкую вонь мочи. А под всеми ними – знакомое зловоние войны, тошнотворная сладость разложившейся плоти, гноящихся застарелых ран, что зовет тень смерти.

Кейн знал о тени смерти все. Он жил в этой тени большую часть своих пятидесяти с чем–то лет. Сосредоточившись на шатре впереди, он старался не показывать своих опасений. Пройдено десять ярдов. Двадцать.

Он почти добрался. В последнюю минуту один из воинов, сидевших полукругом вокруг самого дальнего костра, повернулся что–то сказать человеку, стоявшему у него за спиной. Его взгляд упал на Кейна. На мгновение все будто застыло, и мир, казалось, затаил дыхание.

Затем глаза воина округлились, и куриное крылышко, которое он жевал, выскользнуло из пальцев и с шипением упало в огонь.

– Ты.

Это слово проскрежетало, словно меч по стали, заставив умолкнуть мужчин, сидевших вокруг. Тишина опустилась, как саван, ее нарушало лишь потрескивание костров.

Воин поднялся на ноги. Он был чуть старше своих соотечественников, высокий парень двадцати с небольшим лет, с родимым пятном винного цвета на правой щеке. В его глазах сверкала холодная ярость.

– Ты, – повторил он, на сей раз – сиплым шепотом. – Ты вернулся. Какого хрена тебе возвращаться? Именно сюда!

Кейн вытянул вперед руки ладонями вверх.

– Я просто пришел поговорить. Поговорить с Карном.

С отчаянием он заметил, что теперь на них, казалось, смотрело пол–лагеря.

– После того, что ты сделал с его отцом? – Парень тяжело дышал, его ноздри раздувались. – Моего брата убили в тот день. Одного из тысяч, которых ты велел предать мечу.

Кейн поник.

– То были приказы Шамана. – Его слова прозвучали жалко.

Кто–то спросил:

– Финн, о чем речь? Что за старикашка?

Тот, кого звали Финн, шагнул вперед и сплюнул.

– Этот человек – Меч Севера. Один из самых страшных убийц в Высоких Клыках.

Он умолк на мгновение, обдумывая то, что скажет дальше, и неопровержимая истина его слов показалась Кейну кинжалом, вонзившимся в сердце.

– Он руководил бойней у Врат Похитителя четырнадцать лет назад.

– Я не хочу никаких неприятностей. Я просто хочу поговорить, – повторил Кейн.

Однако среди воинов, оказавшихся достаточно близко, чтобы расслышать его, поднялось злобное ворчание, и он понял: что бы он ни сказал, их закипающую ярость это не усмирит.

Финн сделал еще шаг вперед.

– Подайте–ка мне мой меч, – прорычал он.

Кейн слышал за спиной движение, люди поднимались со своих мест у костров и приближались к нему.

Протянув руку за плечо, он извлек свой двуручный меч – три с половиной фута стали, отливавшей алым в свете костра. Затем опустился на колени, которые заскрипели в знак протеста, и осторожно положил меч на землю.

– Не проходило ни дня, чтобы я не сожалел о том, что случилось в Красной долине, – медленно проговорил он. – Я не намерен сражаться ни с тобой, ни с кем–то еще в этом лагере. Ну, за исключением Шамана, если он где–то поблизости, но наша вражда может обождать, пока не кончится война.

Сильные пальцы вцепились в его руки и болезненно завели их за спину. Кейн не протестовал. Не пытался бороться. Он чуял зловонное дыхание воинов позади себя, ощущал жар их ярости, когда они сдавили его со всех сторон. Большинство из них были слишком молоды, чтобы сражаться во время мятежа Таргуса Кровавого Кулака, слишком молоды, чтобы их кровь соединилась с кровью их отцов, и братьев, и дядей в огромном водоеме в тени Врат Похитителя. Бойня в Красной долине – это шрам, который еще должен зажить, покрытая коростой кровоточащая рана, по–прежнему приносящая боль тысячам сыновей Западного Предела. Особенно сейчас, когда человек, который отдал приказ Кразке и его подручным, стоит перед ними.

Финн презрительно усмехнулся, родимое пятно уродливо выделялось на его бледной щеке.

– Шаман еще нужен Карну. А вот какой–то старый выдохшийся трус – не думаю.

– Я много кем побывал, но трусом – никогда, – бросил Кейн, и тут в его памяти всплыли прощальные слова Джерека, прозвучавшие в голове будто издевкой над тем, что он заявил Финну. – Делайте что должны, – добавил он хрипло. – Но держите клинки наготове для Кразки. И для любого, кто заодно с этим мясником.

Финн врезал ему в лицо, и Кейн пошатнулся. Сплюнув кровь, мгновением позже он поперхнулся желчью после удара в живот, от которого сложился бы вдвое, если б не сжатые мертвой хваткой за спиной руки. Он попытался что–то сказать, но злобный удар по ногам лишил его опоры и едва не уложил лицом в грязь, если бы воины не удержали его за локти, и Кейн издал только хрип, а изо рта на подбородок закапала красная слюна, Финн стоял над ним. Он наконец нашел меч и направил его острие прямо в лицо Кейну.

– Король–Мясник получит то, что ему причитается, ты об этом не беспокойся. А что до тебя, то пришло время ответить за сотворенное в Красной долине, старик. Ты вернулся ради мести? Похоже, месть нашла тебя.

Финн схватил его за волосы и откинул голову Кейна назад, задев горло лезвием меча. Возможно, разъяренный воин собирался лишь выбрить его хорошенько, но взгляд Финна не оставлял сомнений, что задумал он нечто более зловещее. Сморгнув с глаз кровь, снег и пот, Кейн ждал конца.

– Придержи руку, парень.

Голос, прогремевший из палатки, был низким и властным. В свете заходившего солнца показался громадный силуэт, Кейн ощутил, как напряглись мускулы, и подавил стремление вывернуться из рук воинов, которые его удерживали, выхватить у Финна клинок и свершить акт кровавой мести над тем, кто вышел из шатра. Когда же на того упал свет от ближайшего костра, Кейн, однако, увидел, что это не Шаман приближается к нему, хрустя сапогами по снегу.

Карн Кровавый Кулак был просто гигантом – на полголовы выше Кейна, его чудовищный лоб выступал над лицом, словно высеченным из зубчатого утеса глубочайшего ущелья Западного предела. Черные волосы, покрывавшие массивный череп лишь наполовину, Карн носил собранными в толстую косу, которая спускалась до уровня бороды, тоже заплетенной. В то время как все тело Шамана состояло из точеных мускулов, накачанных до предела, Карн был невероятно огромным от рождения.

Вождь Западного предела и предводитель армии сопротивления навис над Финном, который будто поник в его присутствии. Темные, как кремень, глаза уставились на Кейна с лица, погруженного во мрак.

– Я дал клятву четырнадцать лет назад, – пророкотал он, – клятву убить человека, который лишил жизни моего отца.

– Тогда лучше не откладывай, – проскрежетал Кейн, отхаркивая кровь. – Пока еще какой–нибудь недовольный ублюдок не предъявил свои права. В этом лагере, похоже, таких полно.

Карн махнул Финну ручищей, покрытой глубокими шрамами, за которыми стояла целая история насилия, свидетельство побед в бессчетных сражениях.

– Возвращайся к своему костру, – прогромыхал он. – Я буду говорить с Мечом Севера наедине. Любой, кто посмеет потревожить нас или поднимет оружие против него, познает мой гнев.

Глаза Финна превратились в щелочки, а челюсть задрожала от ярости, но вождя он ослушаться не посмел. Кейн наконец перевел дух, когда клинок нехотя убрали от его горла. Воины, стоявшие позади, выпустили его локти, и он опрокинулся вперед, больно ткнувшись опухшим лицом в мерзлую землю. То, что еще оставалось в нем от прежнего Бродара Кейна, не позволяло ему лежать там, не позволяло сносить дальнейшее унижение – воины, которые некогда страшились его имени, фыркали, презрительно скривив рты. Он заставил себя подняться, скрипя каждым суставом, и посмотрел на Карна.

Огромный вождь повел плечами и указал под ноги Кейну.

– Подбери свой меч, – прогремел он.

Шатер был больше, чем выглядел снаружи, и слегка попахивал плесенью. Внутри царила почти непроглядная тьма, свет исходил от единственной свечи, стоявшей на перевернутом ящике в центре. Кейн окинул взглядом импровизированный стол, не обратив внимания ни на карту в чернильных пятнах, покрытую каракулями, ни на пустую, потрескавшуюся пивную кружку. Его взгляд был прикован к палашу, который отливал оранжевым в мерцающем свете. Карн медленно подошел к столу, наклонился и поднял потрепанный щит, стоявший у походного сундука рядом с ящиком. Привязав его к запястью, он потянулся к оружию.

– Здесь? – устало спросил Кейн. – Ты хочешь разрешить это здесь?

Он все еще нетвердо стоял на ногах после недавнего избиения. Все еще, казалось, не мог сосредоточиться, получив тот, последний, удар. Тем не менее иссиня–черные руны, покрывавшие клинок по всей его длине, были ему знакомы.

– Ты узнаешь это, – сказал Карн.

Кейн уставился на оружие в руке Карна.

– Так. Меч твоего отца.

– Моего отца, – эхом отозвался Карн. – Прозванного Кровавым Кулаком за то, что переломал все суставы пальцев, убивая великана голыми руками. Это оружие подарил ему чародей из Низин незадолго до того, как он провозгласил независимость Западного предела. Говорили, когда он держал его в руках, ни один человек не мог сразиться с ним и остаться в живых. – Карн помолчал минуту, поглаживая огромную бороду пальцами толщиной с запястье большинства мужчин. – Его нашли возле тела отца в то утро, когда он вызвал тебя на дуэль. Я дал ему имя Держащий Клятву.

Кейн промолчал.

– Расскажи мне, как он умер, – прорычал Карн, и эти слова несли в себе угрозу, которая, казалось, остудила воздух в шатре.

Было время, когда разговоры о прошлых подвигах наполняли Кейна гордостью. Теперь они приносили лишь боль.

– Он умер как воин, – честно ответил он. – Добавил мне несколько шрамов. Один из труднейших боев в моей жизни.

Не самый трудный: фехтовальщик в золотых доспехах из Низин был подлинным мастером клинка.

А самым трудным оказался бой, в котором он и не рассчитывал победить, и сомневался, что хотел бы победить, в любом случае. Воспоминание о той схватке было по–прежнему столь же болезненной раной, как и каждая из его многочисленных телесных травм.

«Если я когда–либо увижу тебя снова, я тебя убью». Слова Джерека.

Его руки неожиданно задрожали, к глазам подступили слезы. Карн, должно быть, заметил это мгновение слабости. Не успел Кейн опомниться, как огромный вождь бросился на него с невообразимой для человека таких размеров скоростью. Держащий Клятву со свистом ринулся вниз и рассек пустое пространство там, где мгновением раньше была голова Кейна. Шестое чувство, которое бессчетное число раз спасало ему жизнь, сработало и сейчас, и он, вовремя откатившись в сторону, вскочил на ноги со своим двуручным мечом, неожиданно оказавшимся в руках. Дрожь исчезла. Он был совершенно неподвижен, спокоен, как гладь озера Драгур летним утром, полным неги.

Карн Кровавый Кулак стоял лицом к лицу с Кейном, его исполинская фигура, казалось, занимала полшатра. Но он не продолжил атаку. Вместо этого – хмыкнул и слегка кивнул, а потом повернулся и направился к перевернутому ящику. Отвязал щит и прислонил его к сундуку. Затем осторожно положил Держащего Клятву рядом с картой, сел на сундук и уставился в темноту, нахмурив густые брови. Мерцающее пламя свечи отбрасывало зловещие тени на его морщинистую щеку.

– По крайней мере, ты помнишь, как сражаться.

– Это не забывается никогда, – устало ответил Кейн. – Если ты решил со мной покончить, полагаю, есть способы проще.

– Кейн, которого я знал, ни за что не сдался бы возле этого шатра моим людям с такой готовностью, – прогремел Карн. – Я должен был понять, остался ли ты тем, кем я тебя помнил. В противном случае мне от тебя никакого толку. Никакого, если ты утратил потребность убивать.

– Я утратил ее давным–давно.

– Но не мастерство.

Кейн пожал плечами.

– Я не тот, каким был когда–то. Я стар. Мир, в конце концов, оставляет всех людей позади.

– Не только людей, – заметил Карн рассеянно. – И лордов–магов – тоже.

Подняв руку, он указал на глубокую тень, лежавшую в углу шатра.

– Взгляни на Шамана.

– Шаман здесь? – прохрипел Кейн, в горле у него внезапно пересохло.

Прищурившись, он вгляделся в темноту, подумав, что лорд–маг, возможно, наблюдал за ними в одном из своих многочисленных воплощений в животное. Но как ни напрягал он ослабевшие глаза, ему удалось разглядеть лишь смутные очертания съежившейся на земле фигуры в плаще с капюшоном. Бродар сделал несколько шажков вперед, стиснув эфес меча побелевшими от напряжения пальцами и занеся его для удара.

Голова в капюшоне покоилась на груди. Когда Кейн приблизился, голова приподнялась. Движение было мучительно медленным, словно это простое действие требовало неимоверных усилий.

– Приветствую, Меч Севера, – произнес хриплый, тоненький голосок.

Прозвучала полная противоположность голоса, так хорошо знакомого Кейну, глубокого баритона лорда–мага, которому он служил более двадцати лет. Однако нечто в этом высказывании, вызвавшем жалость, всколыхнуло старые воспоминания, и Бродар понял: это, без сомнения, Шаман.

Кейн повернулся к Карну Кровавому Кулаку с сотней вопросов на устах, но громадный вождь лишь покачал головой.

– Он слабеет день ото дня. Кразка применил какое–то адское оружие, и рана не заживает. Мы думали, он бессмертен, но все умирают.

Кейн смотрел на закутанную фигуру Шамана, лицо которого было скрыто капюшоном. Некогда он считал Шамана богом или кем–то очень на бога похожим. Теперь он мог просто протянуть руку и переломить лорда–мага надвое. Несмотря на все его мечты о мести бывшему господину, несмотря на всю ярость, которая давала ему цель в жизни последние несколько лет, осознание этого факта выбило его из колеи.

«Мир не перестает меняться».

– Я дал клятву, – неожиданно произнес Карн. – И я собираюсь ее сдержать. Но я дал также и еще одну клятву. И сейчас я пытаюсь решить, какая из них важнее.

– А что это за вторая клятва? – тихо спросил Кейн, хотя и подумал, что знает ответ.

Исполинский кулак вождя сжался и обрушился на перевернутый ящик, служивший ему столом. Тот раскололся от удара.

– Водрузить голову Кразки на пику над стенами Сердечного Камня. Загнать демонов, наводнивших сейчас нашу землю, назад в Приграничье.

Кейн кивнул, сделал глубокий вдох. Это была возможность, которой он дожидался.

– И я тоже дал обещание, – медленно проговорил он, – и должен его сдержать или умереть, пытаясь это сделать.

Карн бросил на Кейна понимающий взгляд, темные глаза великана сверкнули.

– Твой сын еще жив. Кразка поместил его в ивовую клетку на верху Великой Резиденции как предупреждение тем, кто может попытаться встать ему поперек дороги. Король–Мясник любит зрелища… как мой народ убедился в этом четырнадцать лет назад.

Кейн поморщился. Все возвращалось к тому роковому дню.

– Я не могу изменить того, что сделано, – медленно сказал он. – Но я могу предложить свой меч в предстоящей битве. Думаю, тебе нужна любая помощь, которую можно получить.

Вождь Западного предела повернул в руках Держащего Клятву, словно искал ответ на невысказанный вопрос в рунах, выгравированных на клинке. Тишина затягивалась, напряжение было столь велико, что Кейну казалось, будто его можно потрогать рукой.

В конце концов Карн хмыкнул.

– Мы двинемся к воротам на рассвете. Он встал и, открыв дорожный сундук, принялся что–то в нем искать.

– Битва за Сердечный Камень будет одной из самых кровавых в Высоких Клыках. Кразка командует демонами. Магия круга чародеек Сердечного Камня сильнее магии моего, ибо большинство уничтожили гвардейцы Мясника в тот день, когда пал Шаман. Быть может, такой легендарный убийца, как Меч Севера, сумеет склонить чашу весов в нашу пользу.

– Надеюсь, что смогу, – ровно произнес Кейн, хотя слова вождя отнюдь не преисполнили его чувством удовлетворения.

Он больше не хотел быть легендарным. Только приличным мужем и отцом, если духи дадут ему возможность.

Карн, казалось, его не услышал.

– Я сдержу клятву, – прогремел вождь.

Он извлек из сундука точильный камень и провел им по лезвию палаша, покрытого рунами; сталь издала пронзительный звук, будто толпа обреченных душ взывала к правосудию.

– А потом сдержу другую.

К тому времени, как Кейн нашел место, чтобы распаковать свою скатку с постелью и уложить ее на пронизывающе холодную землю, снег наконец перестал идти. В огромном лагере, разбитом к западу от Сердечного Камня, было около десяти тысяч человек, и он чувствовал впивавшиеся в него враждебные взгляды. Немало вновь обретенных союзников при первой же возможности с наслаждением всадили бы в Кейна клинок среди ночи, но Карн приставил к нему охрану. Присев, чтобы развести огонь, Кейн вежливо кивнул парню. Страж сплюнул, а затем, повозившись со своими штанами, облегчился, и от его желтой мочи повалил пар, когда она оросила снег.

«Жаль, что не для всех из нас это так легко», – угрюмо подумал Кейн. Его мочевой пузырь уже несколько дней был упрямее злобной медведицы, и путь из Зеленого предела оказался из–за этого адской мукой. Если бы воины, собравшиеся вокруг костров, знали, как тяжко ему просто отлить, репутация его явно бы не улучшилась. В этом заключался какой–то урок, но будь он проклят, если понимал, в чем же тот состоял.

Он посмотрел на восток. Подступы к столице скрывал ночной мрак. Когда он добрался до Королевского предела, его первым желанием было двинуться прямо к воротам Сердечного Камня и порубить всех, кто стоял между ним и сыном. Но закончилось бы это тем, что его нашпиговали бы стрелами, а преклонный возраст, не балующий особыми милостями, научил его, по крайней мере, немного сдерживать безрассудство. Настанет утро, и он выступит вместе с огромным воинством Карна Кровавого Кулака и сделает, что сможет, для освобождения города от тирана. Кажется, в последнее время он чертовски много занимается подобными вещами, но, помимо прочего, возраст научил его, что мерзкие ублюдки появляются так же быстро, как сорняки в заброшенном саду.

Как и каждую ночь, Кейн осторожно развернул нож, который сделал к четырнадцатилетию сына. Магнар сейчас нуждался в отце больше, чем когда бы то ни было. Он должен сдержать обещание. Обещание самому себе и обещание Мхайре.

Он поднес к губам серебряное обручальное кольцо, которое дала ему она. Как только сын окажется в безопасности, он помчится на юг на первой же попавшейся лошади, отыщет любимую женщину и заключит ее в объятия. Все, что стоит на его пути, – это укрепленный город, ощетинившийся вооруженными защитниками, орда демонов и одноглазый безумец, обладающий оружием, способным сразить лорда–мага. И еще – человек–гора, вождь, имеющий на него зуб, владелец волшебного клинка, командующий самой большой армией за всю историю Клыков.

«Легче не становится».

По правде говоря, он не отказался бы сейчас от помощи друга. Но все его друзья были либо мертвы, либо больше не друзья ему. Мир изменился, и все лежало в руинах. Даже те узы, которые некогда казались ему неразрывными.

Он очнулся от сна среди ночи. Угольки в костровой яме еще тлели, и он немного подвинулся, чтобы оказаться поближе к их теплу. На мгновение ему показалось, что за ним наблюдают. Не те люди, что дремали рядом, но что–то еще. Волосы у него на руках встали дыбом.

«Нервы», – сказал он себе. Они всегда пошаливали перед боем, а ведь через несколько часов он отправится на самое большое сражение в жизни. Закрыв глаза, он погрузился в прерывистый сон. Его не оставлял образ сына, заточенного в клетку. Призраки из пламени, теней и пепла наводняли его кошмары. Потом все исчезло, и остался лишь прежний друг, брат, который смотрел на него из черной ямы глазами, полыхавшими болью от предательства. Затем и этот обвиняющий взгляд тоже пропал, и Кейн наконец проснулся, весь в поту. В его собственных глазах блестели слезы.