Текст книги "Сильвия и Бруно"

Автор книги: Льюис Кэрролл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

ГЛАВА VI. Волшебный Медальон

– Но где же мы, отец? – прошептала Сильвия, крепко обхватив ручонками шею старика и своей розовой щёчкой прижимаясь к его щеке.

– В Эльфийском королевстве, милая. Это одна из провинций Сказочной страны.

– А я думала, что Эльфийское королевство далеко-далеко от Запределья, а сейчас мы прошли такой короткий путь!

– Вы прошли Королевским путём, радость моя. Только особы королевской крови могут по нему ходить; а вы стали особами королевской крови с тех пор, как меня избрали Королём эльфов – примерно месяц назад. Они отправили сразу двух послов – убедиться, что я получил их приглашение стать новым Королём. Один из послов был Принцем, так что он тоже мог пройти по Королевской дороге и оставаться невидимым для всех, кроме меня. Другой был Бароном; ему пришлось путешествовать по обычной дороге, и я думаю, что он даже ещё не прибыл к нам в Запределье.

– А мы сейчас далеко от дома? – спросила Сильвия.

– Всего за тысячу миль, моя радость, считая от той калитки, которую вам отпер Садовник.

– За тысячу миль! – повторил Бруно. – А можно мне одну съесть?

– Что-что, маленький проказник? Съесть милю?

– Да нет, – сказал Бруно, – я хочу съесть одну... ягоду.

– Хорошо, малыш, – сказал отец. – Съешь, и ты узнаешь, что значит получить Удовольствие – то самое Удовольствие, которого все мы добиваемся так неистово, чтобы вкусить с такой горечью!

Бруно мигом подбежал к стене и сорвал какой-то плод, по форме напоминающий банан, а по цвету – клубнику. С сияющим видом мальчик принялся его уплетать, однако по мере исчезновения фрукта у него во рту выражение радости странным образом сходило с его лица; и когда от плода совсем ничего не осталось, выглядел Бруно совершенно расстроенным.

– У него совсем нет вкуса! – пожаловался он, садясь на колено к отцу. – Я ничего не почувствовал во рту! Это просто... Как это называется, Сильвия?

– Это облом, – мрачно ответила Сильвия. – Неужели, отец, они все такие?

– Они все такие для вас, дорогие мои, потому что вы пока ещё не жители Эльфийского королевства. Но для меня они все настоящие.

Бруно страшно заинтересовался.

– Я попробую другой, – сказал он, спрыгнув с колена Короля. – Там что-то такое красивое, полосатое, как радуга! – И он побежал туда.

Тем временем Сказочный король и Сильвия беседовали друг с другом, но такими тихими голосами, что до меня не долетало ни слова. Поэтому я пошёл с Бруно, который срывал и поедал плод за плодом, один краше другого, в тщетной надежде обнаружить такой, который имел бы вкус. Я и сам попытался нечто сорвать – но это было всё равно что хватать жменями воздух, и вскоре я оставил попытки и вернулся к Сильвии.

– Погляди-ка хорошенько вот на это, моя дорогая, – говорил старик, – и скажи мне, нравится ли тебе.

– Очень-очень нравится, – восхищённо воскликнула Сильвия. – Бруно, иди сюда, посмотри!

И она подняла руку, в которой держала это, чтобы показать Бруно на свет – медальон в форме сердца, выточенный, казалось, из цельного драгоценного камня глубокого синего цвета, висящий на тонкой золотой цепочке.

– Красиво, – сдержанно отметил Бруно и тут же начал вслух читать какие-то слова, выгравированные на Медальоне. – Все... будут... любить... Сильвию, – вот что у него в конце концов получилось. – Это и так ясно! – воскликнул он, обхватив руками Сильвию за шею. – Все любят Сильвию!

– Но мы-то любим её больше всех, правда, Бруно? – сказал старый Король, убирая Медальон. – А теперь, Сильвия, взгляни сюда. – И он показал ей свою ладонь, на которой лежал медальон малинового цвета и точно такой же формы, как предыдущий синий, тоже нанизанный на тонкую золотую цепочку.

– Ещё красивее! – воскликнула Сильвия, в умилении всплеснув ручками. – Смотри, Бруно!

– И на этом что-то написано, – сказал Бруно. – Сильвия... будет... всех... любить.

– Видишь разницу? – сказал отец. – Разные цвета и разные надписи. Выбери один из них, дорогая моя. Какой тебе понравился больше, тот я тебе и отдам.

Задумчиво улыбаясь, Сильвия несколько раз прошептала про себя прочитанные слова и, наконец, решилась.

– Очень приятно, когда все тебя любят, – сказала она, – но любить других самой – ещё лучше! Можно мне взять красный медальон, папочка?

Отец не сказал ничего, однако я видел, что его глаза увлажнились слезами, когда он склонил голову и прижался губами к её лобику в долгом прочувственном поцелуе. Затем он разъединил концы цепочки и показал дочери, как крепить Медальон на шее и скрывать цепочку под воротничком.

– Медальон ты должна беречь, – наставлял он, понизив голос, – а другим не показывать. Запомнила, как это делается? – И Сильвия кивнула в ответ.

– А теперь, дорогие мои, вам настало время возвращаться, а то они хватятся вас, и у бедного Садовника будут неприятности!

И снова всего меня заполонило чувство чудесного, когда я попытался представить, как же это мы ухитримся отсюда выйти – а ведь я счёл само собой разумеющимся, что где пройдут дети, там и я смогу пройти – но их-то головки не посетило ни тени замешательства, пока они обнимали и целовали отца, вновь и вновь повторяя:

– До свиданья, милый папочка!

А затем, неожиданно и быстро, на нас словно бы надвинулась темнота полуночи, и сквозь мрак резко прорвалась дикая бессмысленная песня:

 
«Он думал – это на камин
Зачем-то влез Бычок.
Он присмотрелся – нет, зашёл
Сестры кумы сынок.
Сказал он: “Парень, для тебя
Всегда готов пинок!”»
 

– Это был я! – воскликнул Садовник, выглянув из полуоткрытой калитки и уставившись на нас, ожидающих на дороге, когда кто-нибудь впустит. – И я не знаю, что я бы сделал, если бы он не убрался!

Говоря так, Садовник полностью распахнул дверь, и мы, слегка ослеплённые и сбитые с толку (по крайней мере, я) резким переходом из полумрака вагона к яркому дневному свету, вышли на железнодорожную платформу станции Эльфстон.

Облачённый в изысканную ливрею лакей выступил вперёд и почтительно прикоснулся рукой к своей шляпе.

– Карета ждёт вас, миледи, – сказал он, принимая у неё шаль и прочую мелочь, с которой она не расставалась в поезде; а леди Мюриел [31]31
  Главная героиня романа носит титул «леди», поскольку она, как будет видно дальше, дочь титулованной особы (графа). В таком случае титул «леди» всегда предшествует её имени и сохраняется на всю жизнь – даже после замужества за супругом, вовсе не имеющем титула.


[Закрыть], подав мне руку и с милой улыбкой пожелав спокойной ночи, последовала за ним.

С каким-то чувством пустоты и одиночества я направился к багажному отделению, откуда уже выносили чемоданы; отдав указания отправить мои короба вслед за мной, я двинулся пешком на квартиру к Артуру, и вскоре сердечные приветствия моего старого приятеля и уютная теплота весело освещённой маленькой гостиной, куда он меня провёл, заставили меня позабыть о досадных мелочах.

– Тесновато, как видишь, но вполне достаточно места для нас двоих. Садись вон в то кресло, дружище, и давай ещё раз хорошенько поглядим друг на друга! Ха! У тебя здорово изнурённый вид! – И строгим профессиональным тоном он продолжал: – Предписываю озон и развлечения в обществе – в пилюлях чем покрупнее. Принимать за пиршественным столом три раза в день.

– Но, доктор! – запротестовал я. – В обществе не принимают по три раза в день!

– И это всё, что ты знаешь об Обществе? – весело отозвался молодой доктор. – Теннис на лужайке, в три часа дня; принимать в гостях. Званый чай, в пять часов вечера; принимать в домашних условиях. Музицирование (здесь, в Эльфстоне, обедов не дают), в восемь часов вечера; принимать в непринуждённой обстановке. Экипажи к десяти, и по домам!

Я вынужден был признать, что звучит это весьма привлекательно. А заодно похвастался:

– А я уже кое-что узнал о вашем женском обществе. Некая здешняя леди ехала со мной в одном вагоне.

– Как она выглядела? Тогда я, возможно, угадаю, как её зовут.

– Её зовут леди Мюриел Орм. А насчёт «выглядела» – красавица, да и только. Ты её знаешь?

– Да, я её знаю. – Строгий доктор слегка покраснел, добавив: – Согласен с тобой. Она действительно красива.

– Она совершенно завладела моим сердцем, – озорно продолжал я. – Мы говорили о...

– Приглашаю отснедать! – перебил меня Артур, с видимым облегчением увидав, что служанка внесла поднос.

После ужина он твёрдо пресекал все мои попытки вернуться к разговору о леди Мюриел, пока вечер в конце концов не перешёл в ночь. И только когда наша беседа выдохлась, и мы сидели, тихо глядя в пламя камина, он вдруг сделал торопливое признание.

– Не хотелось мне заводить с тобой разговора о ней, – сказал он (не называя имени, как если бы в мире существовала всего одна «она»), – пока ты не присмотришься к ней и сам не оценишь, но никак не могу удержаться после твоих слов. Ни с кем другим я ни за что не стал бы об этом говорить. Но тебе я доверю один секрет, дружище! Да! Для меня правда то, что ты сказал о себе в шутку!

– Только в шутку, уверяю тебя! – с жаром произнес я. – И то сказать, я же в три раза старше её! Но если она – твой выбор, то я уверен, что это вполне достойная девушка и, к тому же...

– К тому же такая милая, – продолжил за меня Артур, – такая чистая, самоотверженная, искренняя и... – он внезапно осёкся, будто не мог позволить себе говорить всуе о столь священном и драгоценном предмете.

Последовало молчание; я дремотно откинулся в своём кресле, поглощённый яркими и прелестными видениями Артура и его возлюбленной, а также образами мира и счастья, предназначенного им. Воображение рисовало мне, как они любовно и томно прохаживаются рука об руку под нависающей кроной деревьев, растущих в их собственном чудесном саду, и как по возвращении с лёгкой прогулки их приветствует верный садовник. Казалось вполне естественным, что садовник выказывает бурный восторг при виде своих милостивых хозяев – господина и госпожи, – но как же удивительно по-детски те выглядели! Я бы даже принял их за Сильвию и Бруно; но что ещё удивительнее, – садовник выказывал свои чувства диким отплясыванием и бессмысленной песней!

 
«Он думал – это всё Удав
С вопросом пристаёт.
Он присмотрелся – нет, Среда
Пришла не в свой черёд.
Сказал он: “Ладно, эта зря
Не раскрывает рот!”»
 

– а поразительнее всего, что Вице-Премьер и «миледи» стояли тут же, со мной бок о бок, обсуждая какое-то распечатанное письмо, которое только что было поднесено им Профессором, в смиренном ожидании стоявшим теперь в нескольких ярдах поодаль.

– Если бы речь не шла об этих двоих негодниках, – донеслись до меня слова Вице-Премьера, который, произнося их, злобно взглянул на детишек, вежливо слушавших песню Садовника, – всё было бы гораздо проще.

– Прочти-ка мне ещё разок это место, – сказала миледи.

Вице-Премьер прочёл вслух:

– «...Поэтому мы нижайше просим Вас милостиво принять Королевство в согласии с единодушным решением Совета Эльфов, и милостиво позволить Вашему сыну Бруно – о чьём благоразумии, одарённости и красоте до нас давно доходят многочисленные слухи – считаться Прямым Наследником».

– Ну и в чём же тут затруднения? – спросила миледи.

– Да что вы, не видите? Посол, доставивший это письмо, ожидает в доме. Он пожелает взглянуть на Сильвию и Бруно, а потому, если он увидит Уггуга, да припомнит все эти «благоразумие, одарённость и красоту», он же решит, что...

– И где ж ты думаешь найти более замечательного мальчика, чем Уггуг? – возмущённо перебила миледи. – Более одарённого, более красивого?

На всё это Вице-Премьер ответил просто:

– Ну что вы за трещотка! Единственный выход для нас – убрать куда-нибудь этих двоих негодников. Если вы окажетесь на это способны, то я позабочусь об остальном. Я сделаю так, что он примет Уггуга за образец благоразумия и всего прочего.

– Мы, конечно же, станем пока называть его «Бруно»? – спросила миледи.

Вице-Премьер поскрёб подбородок.

– Гм! Нет! – задумчиво произнёс он. – Не поможет. Эта бестолочь ни за что не запомнит, что ему следует отзываться на это имя.

– Что, бестолочь! – вскричала миледи. – Он не большая бестолочь, чем я!

– Вы правы, моя дорогая, – успокоительно проговорил Вице-Премьер, – не большая.

Миледи не возражала.

– Пойдём же, примем посла, – сказала она и поманила пальцем Профессора. – В какой из комнат он ожидает?

– В библиотеке, мадам.

– И как, вы сказали, его звать по имени?

Профессор заглянул в карточку, которую держал в руке.

– Его Ожирение Барон Доппельгейст [32]32
  Доппельгейстами, или доппельгенгерами (последнее слово переводится с немецкого как «ходячая копия»; таков один из персонажей «математической комедии» «Эвклид и его Современные Соперники») зовётся особая порода духов, являющихся как бы двойниками обычных людей. В поэме «Фантасмагория» они тоже упоминаются, только уже не под столь мудрёным (ради стихотворного размера) названием «двойники». Здесь, вероятно, автор даёт Барону такое имя не только ввиду того, что данный персонаж принадлежит иному миру, но также ввиду его необыкновенной толщины, превышающей толщину одного человеческого тела.


[Закрыть].

– Чего это он заявился под таким потешным титулом? – сказала миледи.

– Не сумел его изменить за время путешествия, – смиренно ответил Профессор. – В его багаже оказалось чересчур много припасов.

– Ты пойдёшь и примешь его, – обратилась миледи к Вице-Премьеру, – а я займусь детьми.

ГЛАВА VII. Барон-посол

Я отправился было за Вице-Премьером, но, немного подумав, решил всё же понаблюдать за его супругой, любопытствуя видеть, как она ухитрится избавиться от детей.

Я отыскал её в ту минуту, когда она, держа за руку Сильвию, другой своей рукой с самой что ни на есть материнской нежностью гладила Бруно по головке. Оба ребёнка глядели настороженно и почти испуганно.

– Мои ненаглядные, – говорила она, – я задумала приготовить для вас угощение! Этим чудесным вечерком Профессор возьмёт вас с собой далеко в лес; я дам вам сумку с едой, и вы устроите славненький пикник на берегу реки!

Услышав такое, Бруно подпрыгнул и захлопал в ладоши.

– Вот здорово! – закричал он. – Правда, Сильвия?

Сильвия, с лица которой ещё не совсем исчезло недоверчивое выражение, всё-таки вежливо сказала: «Большое спасибо» и запрокинула головку для поцелуя.

Миледи отвернулась, чтобы скрыть улыбку торжества, появившуюся на её широченном лице, подобно ряби на поверхности озера.

– Маленькие дурачки, – пробормотала она, зашагав к дому.

Я поспешил следом.

– ...Именно так, Ваше Превосходительство, – говорил Барон, когда мы входили в библиотеку. – Вся пехота была под началом у меня. – Он повернулся к нам и был официальным образом представлен миледи.

– Так вы к тому же военный герой? – спросила миледи.

Маленький толстый человечек самодовольно улыбнулся.

– Ну да, – произнёс он, потупив взгляд. – Все мои предки прославились своими воинскими талантами.

Миледи милостиво улыбнулась.

– Таланты – это наследственное, – заметила она. – Как и любовь к пирожным.

Барон принял обиженный вид, и Вице-Премьер благоразумно сменил тему.

– Обед скоро будет готов, – сказал он. – Могу ли я иметь честь проводить Ваше Ожирение в комнату для гостей?

– Конечно, конечно! – закивал Барон. – Никогда не следует оставлять обед в ожидании! – И он рысью припустил из комнаты вослед Вице-Премьеру.

Но вернулся он так скоро, что пришедший раньше Вице-Премьер едва успел втолковать своей супруге, что её замечание насчёт «любви к пирожным» было

– ...неуместным. Вы бы и сами могли догадаться, – добавил он, – что наш гость носится со своими наследственными талантами, как не знаю с чем. Военный гений, да что вы! Тьфу!

– Стол уже накрыт? – вопросил Барон, влетая в комнату.

– Ещё пару минут, – обернулся к нему Вице-Премьер. – А пока давайте-ка заглянем в сад. Вы говорили мне, – продолжал он, когда все трое выходили из дома, – что-то о большом сражении, в котором вы командовали пехотой.

– Именно, – сказал Барон. – Противник, как я уже сказал, далеко превосходил нас численностью. Но я повёл своих людей в самый центр их... Что это? – обеспокоенно воскликнул герой, прячась за спину Вице-Премьера, в то время как странное существо стремительно бросилось к ним, размахивая лопатой.

– Это всего лишь Садовник! – ободряюще вскричал Вице-Премьер. – Уверяю вас, он совершенно неопасен. Вот послушайте, он даже поёт! Это его любимое развлечение!

И вновь раздался тот же резкий дребезжащий голос:

 
«Он думал – это Секретарь
Приехал по делам.
Он присмотрелся – нет, в дверях
Стоял Гиппопотам.
Сказал он: “Этого кормить —
Тогда не хватит нам!”»
 

И, отбросив свою лопату прочь, Садовник принялся отплясывать свою безумную жигу, прищёлкивая пальцами и баз конца повторяя:

 
«Тогда не хватит нам,
Тогда не хватит нам!»
 

Барон вновь принял обиженный вид, но Вице-Премьер поспешил объяснить, что в песне не было никакого намёка на него, да и вообще песня не имела смысла.

– Ты же не имел всего этого в виду, ведь так? – обратился он к Садовнику, который бросил петь и теперь стоял, балансируя на одной ноге и разглядывая их с разинутым ртом.

– Я никогда не имею в виду всего, – ответил Садовник, и в этот момент, к счастью, явился Уггуг, что придало беседе новое направление.

– Позвольте представить вам моего сына, – сказал Вице-Премьер, шёпотом прибавив: – Это один из самых замечательных и разумнейших мальчиков, которые когда-либо рождались на свет! Я рассчитываю показать вам его одарённость на примерах. Он постиг многое из того, о чём его сверстники ещё и понятия не имеют; а в стрельбе из лука, в ужении рыбы, в рисовании и музыке его таланты... Но вы сами их оцените. Видите вон там мишень? Сейчас он выстрелит в неё стрелой. Сынок! – громко позвал он. – Его Ожирение желают видеть, как ты стреляешь. Подать Его Высочеству лук и стрелы!

Надувшись от важности, Уггуг принял лук и стрелы и приготовился стрелять. Лишь только стрела сорвалась с тетивы, Вице-Премьер наступил Барону на ногу и так навалился на неё всем своим весом, что Барон взвыл от боли.

– Тысяча извинений! – вскричал Вице-Премьер. – Это я оступился от восхищения. Глядите! Прямо в яблочко!

Барон изумлённо вытаращил глаза.

– Мальчик так неловко держал лук, что это просто невероятно! – вымолвил он.

Однако сомневаться не приходилось: стрела была там, в самом центре мишени!

– А вот и озеро, – продолжал Вице-Премьер. – Подать Его Высочеству удочку!

Уггуг нехотя принял удочку и с размаху забросил блесну в воду.

– У вас на руке жучок! – вскричала миледи, с такой силой ущипнув Барона за руку, как если бы в неё разом вцепился десяток омаров. – Жук был кусачий, – объяснила она. – Но какая жалость! Вы не увидели, как мой сыночек вытащил рыбу из воды!

На берегу лежала громадная дохлая треска с крючком во рту. Барон неуверенно проговорил:

– Я, признаться, воображал, что треска водится лишь в солёных водах.

– Только не в нашей стране, – пояснил Вице-Премьер. – Пойдёмте в дом. По дороге задайте моему сыночку какие хотите вопросы – на любую тему!

И надутого мальчика основательно подтолкнули вперед, чтобы он оказался рядом с Бароном.

– Не могли бы вы, Ваше Высочество, сказать мне, – осторожно начал Барон, – сколько будет семью девять?

– Сверните налево! – вскрикнул Вице-Премьер и поспешил забежать им вперёд, чтобы указать путь, да так поспешил, что налетел на своего несчастного гостя, который грузно рухнул вниз лицом.

– Ох, простите! – воскликнула миледи, помогая своему мужу вновь водрузить посла на ноги. – Мой сын только что сказал «шестьдесят три»!

Барон ничего не ответил; он был весь в пыли и явно повреждён, как телом, так и умом. Но стоило им ввести его в дом и порядком почистить щёткой, как все неприятности, казалось, были позабыты.

Стол был сервирован самым изысканным образом, и с каждым новым блюдом настроение Барона улучшалось на глазах; но все усилия родителей выудить его мнение по поводу умственных способностей Уггуга были тщетны, пока этот предмет всеобщего интереса не покинул комнату и не оказался внизу под окном, рыская по лужайке с маленькой сеточкой, в которую он совал лягушек.

– Милый мальчик, он обожает Естественные Науки, – сказала слеполюбящая мать. – Ну, скажите же, барон, какого вы о нём мнения?

– Чтобы быть совершенно беспристрастным, – сказал осторожный Барон, – я предпочёл бы иметь ещё немножко свидетельств. Мне кажется, вы упоминали о его способностях к...

– К музыке? – подхватил Вице-Премьер. – Они просто необыкновенные! Сейчас вы услышите его игру на фортепиано. – И Вице-Премьер подошёл к окну. – Уг... то есть, мальчик мой! Зайди-ка на минутку, да приведи с собой учителя музыки! Чтобы переворачивал ноты, – добавил он в качестве объяснения.

Уггуг, уже доверху набивший лягушками свою сетку, подчинился без возражений и вскоре появился в комнате в сопровождении маленького человечка свирепого вида, который обратился к Вице-Премьеру с вопросом:

– Што за музик ви хотите?

– Сонату, которую Его Высочество исполняет так очаровательно, – сказал Вице-Премьер.

– Его Высочество не... – начал было учитель музыки, однако Вице-Премьер резко остановил его.

– Ни слова, сударь! Идите и переворачивайте ноты для Его Высочества. Дорогая моя, – обратился он к вице-премьерше, – не объясните ли вы дорогому педагогу, что надо делать? А тем временем я, Барон, покажу вам нашу самую интересную карту – на ней изображены Запределье и Сказочная страна, и вообще всё остальное.

К тому времени, как миледи вернулась от учителя музыки, которому она дала необходимые указания, карта была развешена, и Барон уже оказался немало сбит с толку привычкой Вице-Премьера указывать на одно место и при этом называть совершенно другое.

Миледи присоединилась к ним и тоже стала указывать на одно место, называя при этом другое, чем усугубляла путаницу, пока, наконец, отчаявшийся Барон не решился сам указать на карту и при этом промямлил:

– А это большое жёлтое пятно – это, вероятно, Сказочная страна?

– Да, это Сказочная страна, – ответил Вице-Премьер. – Самое время намекнуть ему, – шёпотом добавил он своей супруге, – чтобы он завтра же возвращался восвояси. Он ест, как акула! Но мне самому неловко ему об этом сказать.

Миледи подхватила идею мужа и немедленно принялась делать намёки самого тонкого и деликатного свойства:

– Только поглядите, как коротка дорога назад в Сказочную страну! Если вы отправитесь завтра утром, то окажетесь дома самое позднее через неделю!

Барон недоверчиво поглядел на неё.

– Но чтобы прибыть сюда, мне и то потребовался целый месяц, – сказал он.

– Но ведь путь домой всегда короче!

Барон умоляюще взглянул на Вице-Премьера, который с готовностью поддержал супругу.

– Вы пять раз сможете приехать назад за то время, что потратили на одну-единственную поездку сюда – если только отправитесь завтра утром.

В это время в комнате раздались звуки Сонаты. Барон вынужден был признаться самому себе, что исполнение было блестящим, но тщетно пытался он взглянуть на юного музыканта. Всякий раз, как ему уже удавалось оборотиться в ту сторону, либо Вице-Премьер, либо его жена ухитрялись заслонить ему вид, указывая на карте ещё какое-нибудь место и оглушая его слух каким-нибудь новым названием.

Наконец Барон сдался, скороговоркой пожелал доброй ночи и покинул комнату, пока хозяин и хозяйка обменивались победными взглядами.

– Отлично сработано! – вскричал Вице-Премьер. – Ловко придумано! Но что это за топот там на лестнице?

Он приоткрыл дверь, выглянул и встревожено произнес:

– Сундуки Барона сносят вниз!

– А откуда этот стук колёс? – вскричала миледи, взглядывая через занавеску в окно. – Зачем-то подали экипаж Барона, – пробормотала она.

В этот момент дверь раскрылась; в ней показалось толстое гневное лицо, и голос, хриплый от негодования, проревел:

– В моей комнате полно лягушек. Я уезжаю!

И дверь вновь закрылась.

А в комнате продолжала звучать благородная Соната, – только теперь это мастерские движения Артуровых рук возбуждали всеобщее эхо и заставляли саму мою душу трепетом вторить негромким звукам бессмертной «Патетической»; и не раньше, чем смолкла последняя нота, смог усталый, но счастливый путешественник произнести «Доброй ночи» и отправиться к своей столь желанной перине.