Текст книги "Знающий не говорит. Тетралогия"

Автор книги: Людмила Астахова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 64 (всего у книги 85 страниц)

Глава 6
ДВАЖДЫ БЛУДНЫЙ СЫН

Торвардин, тангар. Поздняя осень 1694 года

Чужак сошел на берег ранним утром и прямиком направился в портовую корчму под названием «Треска». Из поклажи у него имелись только тощий заплечный мешок да меч в изрядно потертых кожаных ножнах.

«Наемник», – определил хозяин «Трески», глянув на пришельца. Среди земляков Кандер-корчмарь считался тангаром просвещенным и бывалым. В свое время ходил он и в Ветланд, и в Маргар, а однажды повидал и сам Орфиранг. То, что Орфиранг он наблюдал ровно столько, сколько потребовалось купеческой тикке, чтобы пройти полным ходом мимо столичного порта, Кандер-корчмарь не уточнял. Да и в чем разница, собственно говоря, дорогие мои?

– Парень – вояка, точно вам говорю, – рассказывал потом корчмарь своим благодарным слушателям. – Куртка кожаная, пояс с серебряными заклепками, «орочий хвост» на макушке, нос крючком, что у твоего сокола, а морда вся в шрамах. И руки в шрамах. Мне ли наемника не опознать? Еще, пожалуй, тот головорез. На пальцах кольца с каменьями людской работы. Награбил, знамо дело. Однако ж за пиво и закусь платил исправно. Серебром игергардским, новым, свежей чеканки. Сдачи не стал брать. Цельный ягр, между прочим. У таких деньги завсегда имеются. А потом куда пошел – не знаю.

– К Тору пошел, – буркнул один из выпивох.

Молодая женщина в синем потрепанном платье вешала белье, подпирая провисающие веревки палками-распорками. Пестрая маленькая собачонка вертелась около ее ног, норовя перевернуть корыто.

– Сударыня?!

Она уставилась на незнакомца круглыми от испуга глазами. Собака разинула пасть.

– Д-да?

– Не подскажете ли, где живет Торвардин, сын Терриара?

– То-то-торвардин?

Чужак в кожаной куртке терпеливо улыбнулся и кивнул. «Может, заика?» – подумал он.

– Там… В конце улицы… У бухты, – выдавила из горла молодуха и ткнула пальцем куда-то вдаль.

– Спасибочки, красавица.

Чужак отвесил тангарке легкий поклон. С пьяных глаз, не иначе. Он шел по узкой улочке, провожаемый недоуменными взглядами женщин и стайкой детишек, пыливших чуть позади, на безопасном расстоянии от странного гостя.

Дома тангары строили добротно. Нижний этаж из тесаного камня, а верхний – из дерева, под неизменно желтой черепицей островерхой крыши. Окошки узкие, как бойницы, забранные ажурными решетками, двери окованы медью, что городские ворота. Без тарана и не ворвешься, коли хозяева пускать не захотят. На каждом подоконнике короб с цветами, даром что ранняя осень. Такие дома, похожие один на другой, как родные братья, стояли в каждом тангарском квартале в любом городе, где жили представители этого славного племени. А жили тангары практически везде. Это в Темные века они ютились в своих подгорных городах, покидая их ради торговли или войны, а как только стало возможно, старейшины двинули свои общины в вольный мир, который, несомненно, приобрел от знаменитого тангарского трудолюбия и неизменности следования традициям.

Чужак остановился возле дома, где над дверями висела дубовая доска с искусно вырезанными рунами на эйлсооне. Надпись означала родовое имя хозяев. Пока пришлый чесал затылок, размышляя, каким из двух дверных, молотков стучать, дверь распахнулась сама. На пороге стоял ясноглазый широкоплечий юноша. Так, должно быть, выглядел Тор в пору своей ранней юности. Те же золотистые кудри, ореховые глаза под длиннющими ресницами, пушистая поросль на щеках. «Наверное, младший братец», – решил чужак.

– Что вам угодно, сударь? – спросил молоденький тангар.

– Я ищу Торвардина, сына Терриара, внука Энардина, – вежливо, как полагается, спросил пришлый.

Рев из глубины дома, раздавшийся следом за этими словами, возвестил, что тот явился по адресу. На порог вылетел сам Тор, голый по пояс, в кожаном фартуке, и, не тратя даром слов, сгреб гостя в могучие объятия. Пока мужчины бурно обнимались, юноша восторженно таращил глаза. Еще бы, товарищ Тора собственной персоной. Сколько раз вечерами младшенькие пробирались в спальню Тора, чтоб мучить того бесконечными расспросами о подвигах в далеких странах. Первые полгода после возвращения бедняга практически не высыпался, удовлетворяя безграничное любопытство братьев. И вот теперь молодой тангар безошибочно определил в человеке-чужаке Мэда Малагана, островитянина с Эрмидэев.

– Мэд, дружище! Какими судьбами?! Вот так встреча! – гремел голос Тора. – Заходи в дом! Эй, Лэн, не стой столбом, кликни мать, чтоб собрала на стол. Гость в доме!

Лэнниард мигом рванул с места – оповещать домочадцев, что к Тору приехал боевой товарищ. А Тор первым делом повел гостя в горницу к деду, соблюдая священную тангарскую традицию. Главой дома считался именно старый Энардин. Мэд ожидал увидеть убеленного сединами старца с бородой до колен, а встретил его кряжистый широкоплечий муж, которого и дедом-то с трудом назовешь. Даже борода у него была не слишком седая. Теперь Мэд Малаган увидел, каким Тор станет на старости лет. Впечатляющее зрелище. Энардин крепко сжал эрмидэйцу руку, сурово вглядываясь в лицо.

– Благослови тебя Святой огонь, парень. Друг моего внука станет и моим внуком! – гаркнул он и мощно шлепнул Мэда по спине, едва не сломав тому позвоночник.

– Да осторожнее, дед, – предупредил Тор, видя, как Малаган охнул от удара. – Так человека можно и зашибить. Отвык от людей, что ли?

Семейство Тора собралось за столом в полном составе, оказав гостю немалую честь. Даже хозяйка дома – мать Торвардина облачилась в алый праздничный наряд из сыновних заморских подарков и села за общий стол. Мэд знал: присутствие женщины означает, что он принят в семью как ее полноправный член. Мысленно он рассмеялся, вообразив себе, что если тангарское семейство решит усыновить всю лангу, то эльф и орк в качестве сыновей будут смотреться экзотически. Достопочтенный Терриар, отец Тора, произнес прочувствованную речь, общий смысл которой сводился к перечислению достоинств их славного рода. Под роскошное пиво из домашних запасов Мэд внимал ему с особым прилежанием. Как водится, говорили в основном дед да отец, иногда дозволяя вставить пару фраз самому гостю и Торвардину, четверо же младших братьев степенно молчали. Насколько помнил Мэд, тактика Тора еще в бытность ланги заключалась в простом принципе: «Ты – начальник, я – дурак». Тор редко вступал в публичный спор с Альсом, даже по пустякам, зато в беседе один на один у них с эльфом порой до драки доходило. А что делать? Ортодоксальное тангарское воспитание, беспрекословное подчинение младшего старшему у Торвардина в крови.

Уже перевалило за полночь, когда Тор привел своего гостя, едва ноги передвигающего от пережора, в свою холостяцкую спальню, где места вполне хватило бы и еще на троих.

– А я не верил твоим рассказам о знаменитом тангарском обжорстве, – просипел Мэд, заваливаясь в уже приготовленную постель. – Чуть брюхо не лопнуло.

– Уж больно ты тощ, дружище, чтобы равняться в еде на порядочного тангара, – хохотнул довольный Тор, помогая Малагану стянуть сапоги. – На меня тут тоже попервоначалу косились, как на чахоточного, когда приходилось за стол садиться в приличной компании. По нашим меркам, я и сейчас непристойно костляв.

На Малаганов непросвещенный взгляд, назвать Тора тощим можно было с трудом. Налитые силой мускулы перекатывались под дубленой кожей на плечах и груди.

– В Инисфаре женщины млели от твоей фигуры и телосложения, – напомнил Мэд, ухмыляясь. – Я думал, ты давно женат и нарожал парочку детишек, а ты все еще в холостяках ходишь. Как же так?

Тангар неожиданно погрустнел. Когда сын Терриара вернулся в родной городок прославленным воином в дорогом доспехе, с кошелем, полным золота, многие пожалели о том, что злословили по адресу его семьи. Мать с сестрами рыдали от счастья, запершись на женской половине дома, гордые отец и дед распахнули объятия для наследника родового имени и чести, а подросшие младшие братья буквально ходили за ним хвостом. Соседи и родня выражали столько почтения и восторга, что Тору порой становилось неудобно. Конечно, он большой молодец и многое повидал, не запятнал чести, не посрамил имени, и на Совете старшин с ним разговаривали как с равным, но вернулся он в основном ради Лионан. Ради ее прекрасных голубых глаз и янтарно-золотых кос. И то, что она вышла замуж, стало для Тора страшным ударом. Сначала он не поверил ни ушам своим, ни глазам. Ведь обещала же ждать, клялась. Пусть тогда Лионан еще была девчонкой, но для Тора она всегда оставалась единственной возможной невестой, женой и матерью его будущих детей. Ей едва сравнялось тринадцать, когда Тор попросил у ее отца согласия на обручение, как того требовал строгий тангарский обычай. И получил вежливый, но твердый отказ. Семья у Лионан была богатая, и, мол, не пристало девице из рода Уннд идти за парня, у которого даже толкового ремесла в руках нет. Недостойная партия для богатой невесты и единственной дочери, стало быть.

Торвардин, ясное дело, такого позора не стерпел, отверг всех предложенных матерью кандидаток в невесты, разругался с отцом, поспорил с дедом. Плюнул на традиции, да и подался в Даржу в погоне за переменчивым наемничьим счастьем. И клялся священным огнем, что не вернется домой иначе как героем. И вернулся. Спустя пятнадцать лет. Чтобы швырнуть к маленьким ножкам Ли все добытое богатство.

И швырнул. Еще как швырнул – красиво, гордо и отчаянно. Изумрудное колье работы инисфарских златомастеров, лазурный саффский шелк, чеканное золото игергардских монет свалил перед Лионан прямо в жирную грязь. Наглый жестокий гордец, решивший, что можно безнаказанно топтать сердце женщины.

Вот уж порадовались городские кумушки, вот уж чесали свои длинные ядовитые язычищи. Ведь все знают, что хуже тангарских сплетниц, злее и языкатее в целом свете не сыскать. Свекровь у Лионан – сущая ведьма, должно быть, невестке всю кровь выпила, а муж, неплохой, кстати, парень, удачливый торговец и судовладелец, только зубами вслед скрипел. Кто же осмелится показать зубы настоящему лангеру? Тора и раньше не сильно пытались задирать местные забияки, зная крутой нрав внука Энардина. Дед в свое время гонял мужиков и вдвое его старше по главной улице с оглоблей наперевес. Вряд ли кто в Ролло сильно удивился, что Тор ушел в наемники. Если в ком и жива была тангарская воинственность, так это в нем.

– Вот такие дела, дружище. Не дождалась меня Ли.

– Да ты в своем уме, тангар? – изумился эрмидэец. – Тебя не было столько лет. Никто не знал, вернешься ты или нет. Это для тебя время пролетело незаметно. Разве можно требовать от женщины, чтобы она губила свои лучшие годы на бесплодное ожидание? – продолжал Мэд, не скрывая укора.

Торвардин понуро кивнул головой:

– Да знаю я все. Размечтался, наверное…

– А может, Лионан и ждала бы, но родители ее заставили выйти замуж? – робко предположил Мэд в надежде хоть как-то утешить друга. – У людей так сплошь и рядом. Никто у девушки порой и не спрашивает желания.

– Так то у вас, у людей, а у нас женщины всегда вступали в брак по доброй воле. Супружество у нас пожизненное. Один муж на всю жизнь. В том-то все и дело.

Похоже, Тор уже успел смириться со своим жребием и на злого бога судьбы не пенял. Что Малагану в тангаре всегда нравилось, так это умение смиряться с действительно неизбежным. Девушка теперь для него потеряна навсегда, и ничего с этим не поделаешь. Торвардин хоть и не сразу, но принял свою участь как должное. У самого Мэда с женщинами никогда проблем не было. Слишком много, чтобы всех упомнить. Да и не способствовала мыслям о женитьбе бродячая жизнь, которую с юности вел Малаган. А теперь… Теперь Мэду Малагану и надеяться не на что.

Тангарская корчма от подобных заведений, где хозяйничали люди или орки, ничем принципиально не отличалась. И только по обилию всех мыслимых сортов пива, которое здесь пили в чудовищных количествах, тангарское питейное заведение стойко удерживало первенство. Бочки в три обхвата стояли на козлах вдоль стены за спиной хозяина, подставляя лоснящиеся латунные краники под его ловкие пальцы.

Они сидели в «Треске» за кружкой доброго темного пива, пребывая в центре ненавязчивого, но пристального внимания посетителей. Тор уже привык к подобному проявлению тангарского любопытства и подозревал, что всю оставшуюся жизнь за его спиной будет литься чуть слышный шепоток: «Вот он, тот самый Торвардин, который был наемником в Маргаре. Тот самый, которого бросила Лионан».

– Если тангар всю свою жизнь от рождения до смерти не проведет на глазах у родни, соседей, собутыльников, то всегда будет считаться паршивой овцой в стаде. Порой мне хочется бежать отсюда прочь, хоть в Маргар, хоть в Игергард, – печально сказал Тор, разглядывая дно глиняной кружки. – Так что не обращай внимания, говори, никто подслушивать не станет. Им вполне достаточно пялиться на твою спину, чтобы получать удовольствие.

– Не обижайся, но я даже рад, что ты не успел по-настоящему остепениться, осесть в Ролло, как того желал.

Тор внимательно посмотрел на собеседника. Он сам не ожидал, что будет так взволнован встречей со старым другом, что так обрадуется малейшему намеку на изменение участи.

– Говори прямо, Мэд, не тяни жилы. Твои заходы издалека мне всегда действовали на нервы.

– И все же начну я, пожалуй, издалека. Я оставался в Маргаре дольше всех, все ждал чего-то, сам не знаю, чего ждал. Одно время даже у самого Микхала служил, его племенных коней пользовал. Ты же знаешь, я лошадок люблю и толк в них знаю. Как раз познакомился с милейшей молодой вдовушкой, а та возьми да и пригласи меня в свою теплую постельку на постой.

– А ты и согласился, – хмыкнул Тор, ни капли не усомнившись в выборе друга.

– А чего там? Времена были смутные, а вдовушке досталась в наследство оружейная лавка. В общем, жил я в свое удовольствие, – продолжил повесть Малаган, жестом подзывая прислугу и заказывая новую порцию пива. – Все ничего, а потом вдруг взял да и рванул на Эрмидэи.

– Вышел утром из дому – да и в порт, ничего никому не сказав, – добавил Тор. Он слишком хорошо знал Малагана.

– Точно, – легко согласился Мэд. – Это в моем стиле. Но сначала кинул монетку.

– А как родня?

– Как и прежде. Любят, ненавидят, презирают и боятся. Традиции – это святое, сам знаешь.

Тор видел, что брат-лангер не слишком жаждет рассказывать о впечатлениях от поездки на родину. Оно и понятно. Каждый раз, когда тангар думал о Малагане, душа его содрогалась от ужаса. Представить, что родная кровь отреклась от тебя и нет на свете уголка, где примут, поймут и простят, тангар не мог. Во все века его народ жил, крепко держась друг за друга, и надо было совершить что-то воистину чудовищное, немыслимо страшное, чтобы родная мать отреклась от сына-тангара. Тысяча лет гонений и истребительных войн сделали тангаров единой семьей. То ли дело люди, чуть что – и брат пойдет на брата, отец на сына. Традиции у них такие.

– На островах я не задержался. Сначала в Тассельраде побывал, потом по Игергарду меня носило. Слышал кое-что об Ириене. Он оказался в Игергарде как раз перед Яттской битвой и прямиком двинул в Вольную армию.

– Видно, ему не по нутру стали те дела, что оньгъе творили с его сородичами, раз он решил тоже подписаться в справедливом деле, – согласился Тор. – И где он теперь?

Тангар аж вперед подался, чтоб не пропустить ни слова.

– В Ветланде, – торжественно объявил Мэд.

Торвардин присвистнул от избытка чувств и звонко хлопнул себя по ляжке.

– Это ж надо! В самый глухой угол забился!

– Вот тут-то самое интересное и начинается. Ритагон город большой, не меньше Даржи. Помнишь Анарсона? Того самого, с которым мы по Ктэйлу шли? И он там теперь поселился. Я в Ритагоне прожил последние полгода и вынужден признать Альсову правоту – лучше города в мире нет и не было. Знал бы – сразу туда отправился.

Мэд расписывал в красках свою замечательную жизнь в Ритагоне, живописуя все подробности, и Торвардин, одним ухом слушая его россказни, чувствовал, что перебивать не стоит, что Мэд просто боится выпалить единым духом все, что его растревожило, прячась за ворохом слов. Иначе не бросил бы Малаган свое безбедное житье в «лучшем городе мира» и не заторопился бы в Ролло. В то единственное место, где он мог найти своего друга – Торвардина, сына Терриара.

– Армию Оньгъена разбили у Яттса девятнадцатого сангареди. Не без участия нашего славного эльфа, разумеется. Потом всю долину до самого Ладдса разделили посередине между Хальдаром Игергардским и королевой Тиандой. Торжественно схоронили ее муженька Кэрина. Сам видел усыпальницу. Но главное не это…

– А что главное?

– А то, что в Ритагоне стали поговаривать, будто Тианда жаждет разыскать свою падчерицу – младшую дочь Хакка Роггура, ее нынешнего супруга. Девочку якобы в раннем детстве отдали в Ятсоунский храм Оррвэлла на послушание. Столько лет не вспоминали, а тут вдруг проснулись родительские чувства не только у благородного родителя, но и у мачехи. Представляешь, Тор, какие чудеса бывают? Ничего не напоминает?

– Забавно, – задумался тангар.

– О да. Я просто обхохотался, – кисло ухмыльнулся Мэд. – Особенно когда узнал, что пропажу звать Джасс'линн. Понимаешь, все складывается так, будто наша Джасс и есть та самая пропавшая падчерица королевы Тианды, дочка Хакка, ее нынешнего супруга. Теперь ее ищут все кому не лень: маги из Оллаверна, агенты Тианды, игергардская тайная служба. Я прекрасно помню, как хатамитки называли Джасс воплощением Белой Королевы. А если я тебе теперь скажу, что весь Игергард гудит и ждет пришествия владычицы ветров, что ты мне на это скажешь?

– Это очень плохо, Мэд, – озабоченно проворчал тангар. – Так они и на нас скоро выйдут.

– По-твоему, я три дня блевал за борт паршивой тикки, пока сюда плыл, зачем? Чтобы пива с тобой попить? – фыркнул Малаган. – Нужно собирать всех наших. Только вместе мы сможем устоять. Мы же ланга.

Они снова будут вместе, как прежде. От осознания этого Тору впервые за три года стало легко и спокойно. Оказывается, это именно то, чего ему так не хватало. Тангар довольно улыбнулся.

– Остается только выманить на свет божий обоих эльфов, и можно заняться нашей барышней вплотную, – уверенно заявил Мэд. – Только я не видел Яримраэна с самого Инисфара и вообразить себе не могу, где его искать.

– Может быть, он до сих пор с Джасс?

– Вряд ли. Яримраэн сидеть на одном месте не умеет…

Ни Тор, ни Мэд совершенно не заметили, как в корчме началась потасовка. Гул возбужденных голосов прервал их беседу на самом интересном месте. И едва Мэд решил рассмотреть, что происходит, как в него врезался дюжий тангар. Скамейка под лангерами не выдержала, и они оба свалились под стол. Торвардин вскочил первым, Малаган замешкался. За что и получил изрядный пинок под ребро.

– Проваливай отсюда, падаль!

Это прорычал медноволосый тангар в коричневой куртке. Странно. Мэд видел его впервые в жизни.

– Тебе чего, малый? – достаточно спокойно поинтересовался Малаган, решив, что драчун ошибся адресом.

– Отстань от моего друга, – сказал Тор, медленно надвигаясь на забияку. – Он тебе не по зубам, Солли.

Рыжий метнул на Тора полный ненависти взгляд и, тяжело сопя давно сломанным носом, рявкнул:

– Убирайтесь оба! Наемники вонючие. Вам в приличном заведении не место, – и добавил на эйлсооне несколько непристойных эпитетов.

Зря, ох зря Солли сказал такое про мать лангера. Лицо Торвардина налилось дурной кровью, и он, одним движением отшвырнув в сторону стол, двинулся на обидчика. К счастью, в Ролло мало кто, кроме стражи, носил при себе оружие. Торов меч давненько пылился дома в кладовой. Мэд в корчму явился безоружным. Иначе крови бы пролилось в «Треске» немерено. Тангары сшиблись, как два диких вепря. Но как ни силен был рыжий, побороть бывшего наемника ему оказалось трудно. Мэду даже вмешиваться не пришлось. Зрители приветствовали каждый удар громким ревом, даже корчмарь не протестовал против учиняемого разгрома. В Ролло имелась острая нехватка зрелищ.

– Давай, Тор, всыпь ему как следует!

– Вмажь ему, Сол!

– Тоже мне защитник выискался!

– Брательник-то сам небось хвост поджал!

Мэд прислушался к выкрикам и быстро сообразил, что обидчик Тора является братом того самого парня, который женился на Лионан. И если сам Харанд понимал, что не стоит бесчестить себя и жену открытой враждой, то Солладир решил восстановить справедливость по своему усмотрению. За что, собственно, и поплатился. Торовы кулаки превратили лицо рыжего в багровое месиво. А сам забияка лежал на полу бесчувственный среди обломков мебели и осколков посуды.

– Что, добились своего? – зло спросил Тор, обводя тяжелым взглядом примолкших зрителей. – Скучно стало? Решили стравить наши семьи? Не выйдет, поняли? Ничего у вас не выйдет, – и добавил, обращаясь уже к Малагану: – Давай, Мэд, помоги мне.

Они с трудом подняли избитого тангара, взяли под руки и волоком потащили к выходу. Носки его башмаков скребли по доскам пола, и это был единственный звук в притихшей корчме.

– И что теперь будет? – поинтересовался Мэд. Его опыт подсказывал, что в лучшем случае обе семьи пойдут друг на друга стенка на стенку, а пострадают самые невиновные.

– Мне все равно. Главное, чтоб Ли не обидели. Они и так ее поедом едят. Сволочи!

Когда они доволокли незадачливого Солли до порога дома, его родня в полном составе не спала. В окнах, несмотря на поздний час, горел свет. Видимо, доброхоты успели донести о происшествии в «Треске». Тор без капли колебания твердо постучал в дверь. Ему открыл сам Харанд. Такой же рыжеволосый, с огненной бородой, как его драчливый братец. Позади него толпились остальные мужчины семейства, готовые броситься на пришельцев. Кое у кого в руках были охотничьи ножи. Но Харанд стоял как скала, сдерживая жаждущих мести собственной спиной.

– Твой брат оскорбил мою мать, – сказал негромко Тор.

– Он жив? – спросил тангар.

– Жив, конечно. Мы дрались голыми руками. Лицо я ему разбил знатно, но до смерти убивать не стал. Хотя за то, что он сказал, ему можно было и шею свернуть, – пояснил спокойно Тор.

– И на том спасибо. – Харанд обернулся: – Нечего глаза пялить! Заберите в дом шалопутного. Я еще с ним сам потом поговорю, – и хрястнул одним кулаком по другому.

Когда избитого внесли внутрь и Тор с Харандом остались одни, воцарилось гнетущее молчание. Тангары мерили друг дружку тяжелыми взглядами, а Малаган делал вид, что внимательно изучает решетку на окне.

– Моего друга зовут Мэд, – внезапно сказал Тор.

Мэд Малаган церемонно поклонился в ответ на сдержанный кивок тангара.

– Через пару дней мы уезжаем из Ролло, и, наверное, я уже не вернусь. Поэтому самое время попросить у тебя прощения, Харанд, сын Заридина. И у твоей жены тоже.

Глаза Харанда налились кровью. Тангарская ревность вошла в поговорку, на юге порой говорили «ревнив, как тангар», имея в виду всякого ревнивого безумца. Но Харанд сдержался.

– Лионан сама меня выбрала, я ее не неволил, – глухо сказал он, кусая обветренные губы.

– Я знаю. Мне надоели разговоры, да и тебе наверняка тоже. Когда я уеду, все наладится. Пройдет время, и кумушкам надоест чесать языки.

– Тебя никто из города не гонит.

– Да, это так, но и оставаться я здесь больше не могу. Знаешь, как люди говорят: с глаз – долой, из сердца вон. Мало ли на свете хороших тангарских девушек… Так что прощай, Харанд. И не обижай ее. Договорились? Кто ж виноват, что я себе придумал лишнего?

Мужчины помолчали, мысленно переваривая тяжкий разговор, и затем как-то внезапно протянули друг другу руки. Для крепкого тангарского рукопожатия.

– Прощай, Торвардин, – сказал рыжий тангар вслед уходящему сопернику.

Домой они вернулись в молчании. Мэд как ни в чем не бывало завалился спать, а Тор всю ночь провел без сна. Дом пах детством, матушкиными пирогами, раскаленным, железом из отцовской мастерской. На окнах комнаты старые шторки с журавлями, которые вышивала до замужества старшая сестра. Комод и полки они сколотили когда-то с дедом. Простой полосатый ковер вышел из-под рук другой сестры, когда та только училась ткать, а горшки под немудреные цветы – наследство от прабабки, старой карги, до сих пор топчущей землю.

Сколько раз эта комната снилась тангару в чужих краях, и одна только мысль о том, что нужно сюда вернуться, заставляла крепче сжимать рукоять меча в бою. Другое дело, что радость возвращения обернулась горечью всеобщего разочарования. Дед молчал, но в его желтоватых глазах притаилась грусть. Оттого что не вышло из любимого внука хорошего мастера, только и научился что железякой махать. Отец и мать просто радовались, что сын вернулся целым и невредимым из своих опасных странствий. Хотя… они тоже были разочарованы. Торговля Тора не влекла, кузнецом он тоже был неважным, что правда то правда. Так, не кузнец, а подмастерье, которому настоящий мастер разве только мехи позволил бы качать. Вот что касается механики, тут – да, Тор мог дать фору любому умельцу в Ролло и его окрестностях. На чужбине он времени даром не терял, и если попадала к нему какая-нибудь механическая игрушка, он тут же разбирал ее на детальки и с упорством неофита изучал скрытые в ней секреты. Торвардин привез из Маргара целую сумку ученых свитков, стоивших не меньше, чем знаменитые саффские шелка. Труд «Разнообразные свойства металлов, кои пригодны будут для всяческих механизмов», вышедший из-под пера знаменитого Белара Инисфарца, тангар зачитал до дыр.

– Тор, – тихонько позвал из коридора Лэн. – Тор, ты спишь?

Тот осторожно, чтоб не разбудить Мэда, выскользнул к брату. Дверь легонько скрипнула.

– Что надо?

– Мне тут сказали… – замялся Лэн.

– Да, я подрался с братом Харанда. А потом мы с Малаганом оттащили его домой.

– И что ОН?!! – охнул несдержанно юноша, имея в виду, разумеется, мужа Лионан.

– Ничего особенного. Поговорили по-хорошему. Я ведь в самом деле на него не в обиде. Да и на Ли тоже. Чтобы она свою молодость и красоту убила на ожидание? Да ни за что! Какой из меня муж-кормилец? Одно слово – наемник, – грустно сказал Тор.

– Не говори так! – вспыхнул Лэн. – Ты самый лучший, самый сильный, самый…

– Самый глупый? – хмыкнул тот, обрывая словоизлияния братца. – Не говори глупостей, ради Святого огня. И вот еще что – еще раз хоть словом, хоть взглядом заденете Лионан, более нет у меня братьев. Понятно?

Лэн потрясенно кивнул.

– Будет на то высшая воля, найду себе девушку по душе, а нет – так тому и быть. Но только Ли тут ни в чем не виновата. Женщина сама вправе выбрать отца своим детям. А теперь топай спать, братишка. Топай, а то пристал, как репей к козьей заднице.

Юноша ушел, и Тору стало спокойней на душе. Паренек растет толковым и со временем станет тем, кем не смог стать для своей семьи Торвардин, – опорой, гордостью и примером для подражания.

Если уж тангар что-то решил, то никакая сила не заставит его отступить от задуманного. А если уж он сказал кому о задуманном, то хоть режь его, но быть посему. А потому, когда утром Торвардин объявил потрясенной родне, что покидает дом и Ролло, разразился настоящий скандал.

– Прокляну, – грозно молвил Терриар. – Сделаешь только шаг за порог – прокляну.

– Отец! – взвыл Тор. – Да за что же?!

– Не перечь отцу!

От дедова шлепка ладонью дубовая столешница застонала.

– Нечего со мной как с мальчишкой разговаривать! Нашли кого воспитывать!

– Ты и есть мальчишка, – прорычал отец. – Хочу – уйду, хочу – останусь? Тебе в родном доме плохо стало? Зачем тогда вернулся? Материнское сердце терзать?

– Дед, ну ты хоть ему скажи…

– Чего я должен сказать? Что я не узнаю своего внука?

– А ты меня хорошо знал? Когда я ушел, мне еще двадцати не было…

– И вернулся таким, каким ушел, – махнул рукой Терриар в сердцах. – Опозорил чужую жену, толком ничему не научился, ты… ты… даже жениться не сподобился.

Торвардин взорвался негодованием.

– На ком жениться? На девчонках-писюхах, которых через день водит в дом Ламалирр?

– Ты забыл, что Лионан замужем? У нас не бывает временных браков, как у эльфов, – напомнил дед. – Если бы ты хотел начать нормальную жизнь, то давно бы уж выбрал себе девушку. Да за тебя любая бы пошла. Никто не глянул бы, что ты полжизни угробил на чужбине.

– Вот именно. Ежели бы хотел жить нормально… – с нескрываемой досадой фыркнул Терриар.

Как ни обидно слышать такое от родного отца, но прав родитель. Нормальная жизнь для тангара – это семья, жена, дети, исконная вера, доходное ремесло. Но Тор не сделал и шага в нужном направлении. И Лионан тут ни при чем.

– Отец, послушай, – сказал терпеливо Торвардин. – Я пятнадцать лет жил своим умом…

– А я о чем!

– Я взрослый давно. Мне скоро сороковник стукнет, и указывать мне, как жить, чем заниматься и кого в жены брать, поздно.

– Ты слышал? – прошептал убитый наповал словами сына Терриар, обращаясь к Энардину. – И это нам тангар говорит! Ты своего отца до его смертного часа слушался беспрекословно, хоть уже сам внуков завел, я против твоего слова не пойду. А он, вишь, взрослый! И никто ему не указ! Да тангар ли мой первенец? Или это оборотень к нам явился? Торвардин, ты, часом, не в человека превратился?

И снова прав папаша. Сколько исконного тангарского послушания осталось в Торе? Это для лангеров, для эльфов и людей он весь из себя тангар. А среди своих чужак чужаком.

– Мне стыдно соседям в глаза смотреть. Давно ль ты в храм последний раз ходил? Часто ли возносил хвалу Священному огню? – продолжал вопрошать отец. – Можешь не отвечать, я и так знаю.

– Я сохранил свою веру!

– Так что ж ты теперь ведешь себя как безродный бродяга?

Разговор мало-помалу утрачивал черты диалога и превращался в обвинительный приговор. Оказывается, не так уж и порадовал родительские сердца блудный сын, когда шагнул на порог отчего дома.

– Значит, так, дитятко, – твердо заявил Энардин. – Воля моя нерушима. Либо ты воссоединяешься с нами навсегда и снова станешь тангаром не на словах, а на деле, то бишь женишься, остепенишься, займешься делом. Либо… – старик тяжко вздохнул, – уходи куда хочешь и не возвращайся. Никогда. Мы отплачем по тебе как по мертвому и станем жить дальше. Проклинать тебя никто не станет, но и возврата уже не будет. Решай.

Суров был тангарский патриарх. Однако так заведено исстари. Паршивую овцу из стада вон, чтобы породу не портила и не вводила в искушение следовать неверным путем на общую погибель остальных – слабых и юных. Ни для кого не будет исключения, ни для героя, ни для смутьяна.

Плечи Торвардина поникли, как от невыносимого бремени. Знал, знал ведь, что не сможет стать прежним, не сможет беспрекословно слушаться старших сородичей, не сможет забыть, что был равным среди равных, не сумеет вычеркнуть из жизни пятнадцать лет, наполненных свершениями и событиями, а еще отказаться без сожаления от собственного трудного опыта. Даже ради Лионан.