Текст книги "Знающий не говорит. Тетралогия"

Автор книги: Людмила Астахова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 53 (всего у книги 85 страниц)

Илаке жалостливо всхлипнула. Надо сказать, почти искренне, печалясь о судьбе раненого стрелка и о собственном постыдном поведении. Большой прогресс, если учесть, что люди в ее нежном возрасте если кого и жалеют, то исключительно самих себя, свою собственную драгоценную персону.

– Завтра мы будем в Ритагоне, Илаке, и я наконец сбуду тебя с рук, – сказал Ириен, и даже в полнейшей темноте девушка поняла, что он криво ухмыляется. – И мне… мне насрать, поняла ты что-нибудь или прикидываешься. Все возможное впечатление ты на меня произвела и больше не старайся.

– Я не прикидываюсь, – взвилась Илаке.

Она даже подпрыгнула на кровати от возмущения. Злоязычный эльф все же умудрился зацепить ее за живое. И когда? Когда она раскаялась, призналась в своей неправоте и по всем законам, людским и божеским, заслуживала прощения или хотя бы снисхождения к юным годам.

– Тебе виднее. Лицедейка из тебя действительно пока никакая.

– Я… я не хотела его смерти.

– А чего ты хотела? Подразнить нас своей выходкой? Развлечься? И как, понравилось? Нет?! Очень странно. Это ведь так забавно – поваляться под кучей мужиков. Или ты думала, что все на свете жаждут послушать твои ученые речи? От твоего ума, похоже, пострадало больше людей, чем от иной глупости. Скажу тебе прямо, Илаке, ты мне сразу не понравилась.

– Не нужно было соглашаться на предложение отца, даже ради дружбы. Я не хотела ехать к брату.

– А я связался с тобой не ради твоего отца. По мне, так ему давным-давно нужно было бы тебя выпороть, а еще лучше посадить дней на десять на хлеб и воду в чулан, предварительно выдрав как следует. Чтоб ты знала, я променял согласие доставить тебя к брату на обещание Дугнаса позаботиться о Нили.

– Ах, какой мы, оказывается, заботливый и человеколюбивый. Жалко стало бродяжку и солдатскую подстилку? А как же превосходство эльфов над людьми во всем?

– Тут ты совершенно права, любить людей мне совершенно не за что, деточка, – процедил Альс сквозь зубы. – Ничего хорошего в вас нет. Обмен тебя на Нили был в принципе равноценный, хоть она простая крестьянка, а ты начитанная барышня из хорошей семьи. Но в сравнении с тобой Нили просто образец благоразумия и здравого смысла. Похоже, мне следовало досмотреть, чем кончилось бы дело в роще. Тогда и Грин остался бы невредим.

– Я…

Альс грубо оборвал девушку.

– Сделай так, чтоб я слышал и видел тебя как можно меньше! – рявкнул он, а потом подумал и добавил: – А если хочешь, то вали обратно в Долью. Держать не стану.

– Я не смогу одна…

– А со мной ты попадешь только в Ритагон, – отрезал эльф.

Есть на свете людские города прекраснее, есть древнее и величественнее, чем Ритагон. Это Ириен знал не понаслышке, а имел возможность убедиться собственными глазами. Инисфар с его каналами и постройками из разноцветного камня был прекраснее. Даржу основали за несколько тысяч лет до того, как пало Осскильское королевство, и проклятый король Эверанд именно там получил благословение у Первожреца. Величественнее Хисара с его золочеными башнями, улицами, выложенными розовыми плитами, фонтанами и садами, беломраморным дворцом властителя Сигирина не было и не будет по обе стороны Вейсского моря. И все же только в Ритагоне Ириен обретал ощущение дома.

С Симарского холма на Ритагон открывался изумительный вид. Отсюда были видны все храмовые купола и башни, острые шпили дворцов и яркая черепица крыш простых домов и даже кусочек гавани. Когда-то на вершине холма была дозорная крепость, охранявшая подходы к городу со стороны суши. Теперь от нее остались лишь развалины и древний храм Пестрых богов. Сколько помнил Ириен, в храме никогда не было постоянных жрецов или послушников, да и сомнительно, чтобы в Игергарде еще оставались осколки старого жречества. Но всякий конный или пеший путник, собиравшийся спуститься с холма в объятия столицы Лейнсрудского герцогства, непременно сметал пыль с алтарей и оставлял хоть какое-нибудь пожертвование во славу древних богов. И как бы ни старались позабыть об их существовании адепты иных верований, но слишком уж часто всуе поминался и злой бог судьбы Файлак, и слепая сестра его Каийя – богиня удачи-неудачи. Иные малые боги вспоминались чаще или реже, с поводом и без повода, но особенно тогда, когда людям хотелось заручиться поддержкой всех возможных божеств, которыми полнился этот беспокойный мир.

Ириен уже давненько не бывал в этом храме, но за прошедшее время ничего не изменилось. Идеально круглая чаша Сайнена, бога первой крови, до краев наполненная ледяной прозрачной водой. Мягко светилась статуя кошки, посвященная богине встреч и разлук Турайф. Блестящие от бесконечных прикосновений черные бронзовые руки Фай-лака и неровный белый камень бога тайн и лжи Ру-дайса. В храмах Пестрых богов никогда не было более четырех алтарей или менее двух. «Наверное, чтобы люди не выбирали кого-то одного, избранного, из обширного и запутанного пантеона», – подумал Ириен, по очереди разглядывая алтари. Он не считал себя верующим, но истории Пестрых почему-то всегда вызывали в нем отклик сочувствия. Еще бы! Те, которые теперь зовутся Старыми, в свое время потеснили Пестрых, выиграв в неравной схватке, и завладели миром, едва его не погубив. Так утверждали легенды, а в детстве Ириен неизменно сочувствовал бесхитростным наивным богам, у которых бессовестно, обманом отняли власть чересчур резвые новички. А еще говорят, что в древние века мир был совершеннее. Ириен по этому поводу придерживался мнения своего давнего друга, человека по имени Мэд Малаган, утверждавшего, что мир был, есть и пребудет вечно сущим бардаком и никакие боги не смогут упорядочить его настолько, чтобы приблизить хоть на шажок к тому совершенству, которое, несомненно, изначально задумано Творцом.

В храме сильно пахло теплой пылью и немного старыми благовониями. Ириен с удовольствием чихнул, сочтя это за хорошую примету.

Илаке, никогда не видевшая храма Пестрых богов, таращилась вокруг круглыми глазами, но делала это молча. За что Ириен был ей бесконечно благодарен. Пусть смотрит, если хочет, только тихо и без болтовни.

Спешить было решительно некуда. Ритагон ждал его возвращения столько лет, подождет еще немножечко. А посему Ириен выполнил обряд по всем правилам. Согрел руками холодный камень Рудайса. Тайн предстоит выяснить немало, и лжи будет предостаточно. Бросил серебряную монетку в прорезь между лапками кошачьей статуэтки, жертвуя во имя будущих встреч, и, проколов палец булавкой, уронил капельку крови в чашу Сайнена. Согласно обычаю, всякий, кто носит меч, должен отдавать частичку собственной крови, чтобы не лилась зря кровь невинных. И судя по тому, что довелось увидеть в своей жизни Ириену, Сайнен, бог первой крови, уже давным-давно не принимал жертвы.

Файлаку же Познаватель ничего не пожелал пожертвовать. Как всегда. У них с богом были старые счеты.

– Вы верите в этих богов? – спросила Илаке с легким недоумением.

– Верю, – буркнул эльф, лишь бы отвязаться.

– Да они и не боги уже, люди их почти забыли…

– А я вот, например, хорошо помню, – усмехнулся Ириен, глядя, как у девчонки отнимается дар речи. – Для тебя они, может быть, и пыльная древность, а для меня – нет.

Эльф нагло врал, потому что Пестрые боги ушли за много веков до его рождения. Но, в конце концов, временное онемение подопечной было для него честно заслуженной наградой за два шестидневья повышенного напряжения и бдительности.

Они спустились с холма и, благополучно миновав широченные новые ворота, въехали в Ритагон. За двадцать лет город не успел разрастись вширь настолько, чтобы Ириен не узнавал бывших предместий, поглощенных теперь Ритагоном, очутившихся в черте городской стены. Новообращенных горожан магистрат тут же обязал замостить камнем улицы перед домами. Те из домовладельцев, кто поумнее, скинулись в общий котел и наняли строительную артель, сделав положенное сразу и надежно. Иные же, не найдя общего языка с соседями, решили задачу своими силами, от чего улочки получились рябыми от разномастного материала и перемежающихся с ним грязных ям. Такое случалось не раз и не два, люди из века в век совершали одни и те же ошибки, каждый раз выбирая между дешевой и плохой работой и дорогим качеством в пользу первого. И даже непомерно высокие штрафы градоначальства за колдобины на дорогах не могли изжить стародавнюю привычку жадничать по мелочам.

Ириен быстро нашел маленький аккуратный домик Птиера, старшего брата Илаке, недавно перестроенный в соответствии со вкусами нового владельца, с остатками сада за низким забором и миниатюрным огородом. Дугнас ничуть не преувеличивал, когда утверждал, что сыну в Ритагоне живется хорошо. Свежая побелка, посыпанные песком дорожки в саду, пестрые коврики, вывешенные на просушку, – зоркому глазу все говорило о достатке и уверенности хозяев дома в своем будущем.

Птиер оказался до такой степени похож на своего родителя, что эльфу стало не по себе, словно время двинулось вспять и перед ним стоит молодой Дугнас. Те же кудри, тот же смелый взгляд и точно такая же солнечная улыбка. Кажется, он даже обрадовался возможности познакомиться со старинным приятелем отца, о котором наверняка немало слышал в детстве. Птиер представил свою жену, миниатюрную улыбчивую брюнетку, похвастался годовалым наследником, кучерявым ясноглазым малышом, ковыляющим на нетвердых ножках, и Ириен, конечно, принял бы приглашение заночевать, не испытывай он острейшего желания поскорее распрощаться с Илаке.

– Я очень сожалею, господин Виним, но в Ритагоне у меня множество дел, – заверил Ириен. – Я свою миссию исполнил, доставив вам сестру, а теперь вынужден откланяться.

Илаке оставалось только дивиться, каким образом ее вечно раздраженный телохранитель вдруг превратился в вежливого и церемонного господина, раскланивающегося с братцем с изяществом, достойным королевского дворца. Ей тоже перепало от сего пирога вежливости. Ириен не поскупился на любезную улыбку, изменившую его лицо до неузнаваемости. Только глаза оставались холодными и злыми, мол, не стоит обольщаться, милая.

– Всего наилучшего, сударыня. Надеюсь, вас не слишком утомило наше путешествие. Счастливо оставаться.

Девушка в ответ изобразила книксен, не слишком вязавшийся с мужским платьем. Она молча глядела, как зловредный эльф вспрыгивает в седло и покидает ее жизнь, оставляя в душе горькую занозу, слишком болезненную, чтобы быстро забыться. Она даже сама не поняла, зачем побежала следом.

– Ириен! Ириен!

– Чего тебе? – спросил он неласково.

– Вы простили меня?

Он склонился ниже, со странным любопытством разглядывая девушку.

– Для тебя это важно?

– Не знаю… наверное… может быть…

– Простил. Разве дело в моем прощении или непрощении? Все ведь закончилось более или менее благополучно. Грин скоро выздоровеет, ты будешь жить в одном из самых красивых городов мира. Важно ли что-нибудь еще? У тебя впереди целая жизнь, чтобы понять.

– Что понять?

– Все, – ухмыльнулся Ириен и тяжело вздохнул. – Как ты мне надоела, Ила, если б ты только знала.

Когда дом Птиера исчез за поворотом, он со спокойной совестью выкинул вздорную девицу из своих мыслей. Помнить об Илаке было все равно что помнить о камушке, случайно попавшем в сапог. Дугнасу всегда не везло с женщинами, будь то возлюбленные, жена или дочка.

Глава 3
ЯЩЕРИЦЫ И САЛАМАНДРЫ

Жизнь продолжается… несмотря ни на что.

Джасс, человек. Поздняя осень 1691 года

Кое-кто утверждает, что у кошек двенадцать жизней. Хотя весьма сомнительно, чтобы этот кто-то проверял сей факт досконально. Кошки, само собой, таинственно молчат. На то они и кошки.

А вот Джасс точно знала, что у нее много жизней. Уже примерно шесть. Вот, судите сами: первая началась, как у всех людей и нелюдей, из чрева родительницы, где-то на берегу северного моря; вторая прошла в стенах Ятсоунского храма; третья – в Храггасе, проклятой аймолайской дыре. Четвертая началась в день, когда под напором селя сгинул Храггас, и протекала до падения самой Джасс в хисарскую яму; затем случилась пятая жизнь, знаменуемая присутствием незабвенного лангера-эльфа, и вот оно, начало новой, шестой жизни – без Ириена Альса, после него. И если предположить некое скрытое сродство женской и кошачьей природы, то впереди бывшую жрицу бога-странника, бывшую Сестру хатами, бывшую возлюбленную эльфа, и прочая, и прочая, непременно поджидали еще шесть жизней. Одна другой интересней и опасней. Хотя если внять мнению Джасс, то она как раз остановилась бы на пятой. Наверное… Ну да ладно, разве злой бог судьбы спрашивает мнения смертных?

Приятно все-таки иногда ловить на себе восхищенный мужской взгляд. Особенно после того как некоторое время представители племени носящих штаны взирали на тебя либо как на помесь отравленного ножа, ядовитой змеи и зажигательного снаряда, либо как на живой памятник чужой славе. И то и другое очень быстро начинает утомлять. Джасс специально сделала лишний круг по залу, чтобы убедиться в истинности своего впечатления. Так и есть. Вот он, высокий господин в алом колете, черноволосый, черноглазый и смуглый, как аймолаец. Слава богам, на оттенке загара его сходство с жителями проклятой Аймолы и заканчивалось. Очень хорошо, что в Маргаре не привилась мода на маски, как в Дарже или на Эрмидэях. Аккуратно подстриженная бородка клинышком при безупречно выбритых щеках, вьющиеся крупными локонами волосы по плечи, ровные зубы, мужественный профиль. Ну что еще надо для того, чтобы считаться в Инисфаре эталоном красоты? Разве только плотно набитый золотом кошель. Но у черноглазого, видимо, и здесь не имелось никаких проблем. Усыпанные драгоценными камнями ножны для кинжала – это раз, рубин в серьге размером с ноготь большого пальца – это два, наимоднейший покрой платья – это три. Более чем достаточно для опытного взгляда.

Мужчина снова одарил Джасс пламенным взором, порядком смутив. Она, помимо воли, глянула в зеркало на соседней стене. Глубокий вырез спереди обнажает как раз столько, чтобы оставалось место для фантазии, шея длинная, волосы уложены так, чтобы никто не догадался об их неприличной длине. И даже на лице просматривается некая миловидность: губки яркие, глазки дерзкие, легкий румянец намечается. Вроде бы есть достоинства, от которых можно воспылать, а все одно не верится. Джасс всегда, практически с детства знала, что ничего особо выдающегося в ее внешности нет. Во всяком случае, редкостной красоты, которая заставляет мужчин столбенеть на месте, терять рассудок и сподвигает на сложение виршей, так точно нету. Альсовы же безумства легко списывались на сугубо эльфячью эстетику. Всем известно, что у остроухих полно всяческих вывихов по части понимания красоты. Так что, когда Альс впадал в восторг от изгиба ее коленки, можно было не смущаться и спокойно принимать комплименты. Только один он и способен углядеть эту немыслимую гармонию линий. От несвоевременных воспоминаний об эльфе вдоль позвоночника пробежал холодок, заставивший Джасс поежиться.

– Замерзли, сударыня? Здесь всегда гуляют сквозняки.

Его дыхание шевелило волоски сзади на оголенной шее. И перегаром не пахло.

– И не только сквозняки, – улыбнулась Джасс.

– И не только гуляют, – хмыкнул он.

Вот это верно, в самую точку. Теперь самое время обернуться и поглядеть на него вблизи. Лицом к лицу, так сказать. А пахло от его одежды приятно, чем-то сладким, но свежим, и взор его далеко не сразу скатился в ложбинку между грудями. Для маргарца это подвиг.

– Хотите пригласить на танец?

– А можно?

– Нужно. Заодно и согреемся.

Они легко влились в круг, подхватив ритм несложных движений. Музыка не прерывалась, кто-то, устав, уходил, кто-то присоединялся, менялись партнеры. И так до тех пор, пока музыканты не выбьются из сил или не останется ни одной пары танцоров. Еще один удобный маргарский обычай.

Из лангеров не умели нормально танцевать только Тор и Пард. Тор – из тангарской скромности, а в Оньгъене танцы вообще считались бесовским занятием и Парду негде было научиться по молодости лет. Джасс пробовала учить, но бросила это занятие, проще горного медведя заставить плясать.

Нынешний ее кавалер двигался свободно, знал все положенные фигуры и ни разу не наступил на ногу. Совсем как Альс.

«Демоны! Сколько можно?! – мысленно взорвалась негодованием Джасс. – К чему эти напоминания? К чему?»

– Что, надоело? Или уже согрелись?

Она мигом согнала с лица гримаску недовольства.

– Душно.

А только что было холодно. Впрочем, ничего удивительного, от пристальных взглядов можно и вовсе растаять. Как фруктовое желе в фаянсовых вазочках, которое подается на таких вот балах для разномастного сброда, только и способного, что заплатить за приглашения. Джасс, к слову, шелковый листочек с вензельком не стоил даже медного итни. Услуга за услугу. Она хотела немного развеяться, а леди… хм… неважно кто… хотела избавиться от домогательств некой влиятельной особы. И вот влиятельная особа залечивает синяки и шишки, леди наслаждается обществом нового любовника, а Джасс обновляет собственные познания в светской жизни. Откуда они могут взяться у деревенской ведьмы, бывшей воительницы-степнячки и возлюбленной знаменитого лангера? От храмового воспитания, от врожденной наблюдательности, от знакомства с эльфийским принцем-бастардом да эрмидэйским неудавшимся герцогом. Разумеется, Джасс никогда не чувствовала бы себя в благородном обществе как рыба в воде, для этого надо родиться у знатных родителей и с молоком кормилицы впитывать навыки и привычки. Зато она могла очень удачно изображать из себя ноблеску, не перебарщивая сверх меры, как это водится у куртизанок. Иногда этого хватало, чтобы пустить пыль в глаза и сбить со следа.

Кавалер галантно вывел ее из танцевального па и повел куда-то в прохладные сопредельные анфилады, обычно пустые и гулкие, а сегодня в честь праздника залитые светом, со стенами, увешанными гирляндами живых и сухих цветов. Как-никак Духова ночь на дворе.

Кстати пришлось припасенное таинственным незнакомцем желтое ароматное яблоко, которое они съели напополам.

– Теперь, когда мы преломили пищу, уже не сможем быть врагами, – заявил он.

– Это степняцкий обычай и в Маргаре почитается варварским.

– А мне он очень по душе.

– Мне тоже. Больше ничего преломить не найдется? Например, свежей лепешки с зеленью? – обнаглела Джасс.

– Сожалею, сударыня, я оказался не настолько дальновиден, как может показаться.

Он рассмеялся так заразительно и искренне, что Джасс почти ему поверила. Болтать о том о сем с ним было приятно во всех отношениях. Может быть, он еще и поможет ей забыть об Ириене Альсе? Хоть ненадолго.

Некстати припомнился смазливый и неглупый провинциальный чиновник, так красиво ухаживавший за одинокой постоялицей соседней гостиницы, даривший трогательные букетики, корзинки со сластями и отрезы кружев. Но стоило ему приблизить свое лицо и приоткрыть рот для поцелуя, как у Джасс едва не началась рвота. В основном от отвращения к самой себе. Кружева пришлось вернуть. Да их и пришивать-то было не к чему.

Интересно, а с черноглазым она сможет поцеловаться? Вполне даже вероятно. Тем паче что их головы становились все ближе и ближе. И что дальше?..

– Дрэгор Банн, – вдруг сказал он.

– Что?

– Мое имя – Дрэгор Банн.

Джасс от неожиданности нервно по-девчоночьи хихикнула. Так разрушаются иллюзии.

– Вот как…

В Инисфаре о господине Банне не слышали лишь глухонемые от рождения младенцы. Джасс тоже слышала, но видеть – не видела. Вот и довелось.

– Я вас разочаровал, сударыня Джасс?

– Не так чтобы очень.

– А вы меня нисколько. Я кое-что слышал о вас и вот решил сам удостовериться в истинности слухов.

– И?

– Не знаю, кто лепил ваше тело, но оно совершенно. Для определенных целей. К вам достаточно прикоснуться, чтобы развеялись все сомнения.

Джасс прекрасно понимала, о чем речь, и все же уточнила:

– Сомнения? В происхождении?

– У аристократки не может быть таких литых мышц. Вы же словно бронзовая статуя. Да, именно чистая бронза под кожей.

А ведь прав господин Банн. Хэйбор слепил ее с помощью мастерства, тренировок и небольшого количества магии на зависть любому бойцу. Порой даже Альс, кипя от ревности, говорил что-то вроде: «Эта сволочь знал, что делает». У оллавернских магистров даже мимолетные прихоти облекаются в форму, близкую к совершенству. А Хэйбор задумал сделать из девочки-дикарки настоящую воительницу, безродную дешевую глину превратить в великолепную разящую бронзу.

– Польщена. Что дальше?

– Сразу берете быка за рога?! – хохотнул Дрэгор. – Похоже, вы и в самом деле были хатамиткой. Это великолепно.

– Пока что я ничего великолепного не увидела. Может быть, я не туда смотрю?

– Не нужно злиться. Я вам друг. Поверьте мне, пожалуй, во всем Маргаре у вас не будет друга ближе, чем я.

– Серьезно? – Она делано округлила глаза.

– Вполне. Если не считать господина Шого, который прошлым шестидневьем отбыл в неназванном направлении и, скорее всего, уже за пределами Маргара. Вы же остались в гордом одиночестве, и, право слово, мне представляется сущим безобразием, что такая женщина, как вы, живет в дешевой гостинице, кушает что попало и общается со всякой мелкой швалью, зарабатывая себе на жизнь такими же мелкими делишками, совершенно не достойными ни ваших талантов, ни славы. Разве не так?

Именно так и обстояли дела. Гостиница и еда еще куда ни шло, но вот что касается «мелкой швали», то тут господин Банн угодил в самую точку.

– У вас есть достойное предложение?

– Есть. И уверяю вас, оно чрезвычайно доходно.

– Если это…

Дрэгор Банн недаром славился невероятной проницательностью.

– Ни в коем случае. Никаких грязных дел на крови. Только чистые деньги. Клянусь.

О боги, все-таки прав был Ярим, когда говорил: «Дитя мое, твои руки по локоть в крови, но ты наивна, как пухлощекий младенец». А ведь совсем недавно Джасс вполне серьезно решила, что сей черноглазый господин заинтересовался ею как женщиной. Скорее уж ее станет вожделеть сам Великий маргарский князь. У Дрэгора Банна могут быть только деловые интересы. Иначе ему бы не принадлежал почти весь Инисфар. Не буквально, разумеется. Но разве не золото правит этим миром?

Конечно, он не мог устоять перед соблазном купить женщину самого Ириена Альса. Благородно предоставив возможность самой назначить цену собственным талантам и умениям. Если бы мог, то купил бы в полном смысле слова как рабыню, заплатив любые деньги за одну только возможность сказать в кругу таких же, как он, акул: «Хатами Джасс в соседней комнате вышивает для меня шелком по бархату». Что ж, видно, так устроил сам Файлак, чтобы ее всегда продавали и покупали. Сначала родня, потом ятсоунские жрицы, потом храггасцы, потом Сестры, теперь вот Дрэгор Банн.

– Как вы относитесь к контрабанде, сударыня? – ласково улыбнулся он, прижимаясь губами к запястью Джасс.

– Сугубо положительно.

Ткань, из которой было пошито платье Джасс, завезли в Маргар контрабандой из Свенны, иначе оно стоила бы вдвое дороже.

Дрэгор расцвел довольной улыбкой, как магнолия в летних сумерках. Сделка состоялась. Оставалось только надеяться, что к обоюдному удовлетворению.

«Шестая» жизнь Джасс, помимо ее собственной воли, получалась весьма причудливой. Дрэгор Банн против всех ожиданий сделал ее не просто одной из своих подручных, а чуть ли не правой рукой. Ну, если не правой, то левой – точно. Джасс думала, что ей будет отведена роль телохранительницы, но Банн для начала поставил ее надзирать за своей обширной флотилией разномастных лодчонок. Приказывать сотне отчаянных сорвиголов дело не совсем женское, особенно в Маргаре. Просвещенный Инисфар мог поощрительно взирать на даму с ученой университетской степенью, на женщину в доспехах – воительницу или на купчиху, принявшую прибыльное дело из рук отца или мужа. Высший свет рукоплескал Арайе-страннице, отважной исследовательнице далеких земель, сумевшей несказанно раздвинуть границы обитаемых земель до самого Великого океана. Отдельной категорией были волшебницы. Впрочем, к магам относились одинаково, невзирая на пол. Не имеет значения, кого бояться больше – мужчину или женщину. Но все послабления касались лишь высшего общества и избранных, а обычные женщины по-прежнему почитались чем-то вроде разновидности домашнего скота.

Посему Джасс занималась порученным делом тайным образом, действуя проверенными методами из арсенала хатамиток. Ибо сказано: дай человеку донести на ближнего своего – и ты сделаешь его по-настоящему счастливым. Гордые контрабандисты с радостью стучали друг на дружку, донося о каждом просчете конкурента, а главное, о тех прецедентах, когда кто-то работал на двух хозяев или на княжью таможню. Овеянные романтическим ореолом лихие парни, славившиеся своими отчаянными схватками с законом, на поверку оказывались обыкновенными двурушниками. Хитрецы старались обхитрить всех сразу и своего покровителя в том числе, продаваясь с потрохами властям. К счастью для Дрэгора, маргарские власти оставались традиционно продажны, и купить чиновника по-прежнему не составляло ни малейшего труда.

Джасс грешно было бы жаловаться на жизнь под покровительством господина Банна. Полгода она как сыр в масле каталась, не испытывая ни малейших денежных затруднений. Вкусно ела, сладко пила, мягко спала, ведя размеренный образ жизни обеспеченной женщины со стабильным доходом. Другой разговор, что для сохранения тайны ей пришлось изображать любовницу господина Банна, но это уже издержки образа жизни. Не так ли?

– Как тебе украшения?

Серьги, браслет и колье из серебра с жемчугом сделали бы честь даже княгине. Тонкая работа, так отличающая маргарских ювелиров от их коллег с юга, где в цене массивные камни и много-много золота, чем больше блеска, тем лучше. Ажурные звенья, рисунок каждого изображает цветок или птицу.

– Красиво.

– Они твои.

Дрэгор без трепета встретил тяжелый взгляд Джасс. Они были на людях, в лавке поставщика княжеского двора. Поэтому женщина быстро натянула на лицо маску радости, пока никто ничего не заметил.

– Спасибо, Дрэгор. Ты умеешь выбирать подарки, – прощебетала она, подставляя запястье и шею, для того чтобы слуги застегнули замочки украшений.

На смуглой коже серебро матово светилось, оттеняя неяркую внешность бывшей хатами с самой лучшей стороны.

«Ведь что-то же нашел в ней лангер-эльф», – думал Дрэгор Банн, разглядывая свою так называемую любовницу со всех сторон. Он озабоченно искал ответ на свой вопрос и не находил его. Ну что в ней такого? Ни тебе роскошных форм, ни тебе неземной прелести черт. Даже волосы какого-то невнятного коричнево-бурого цвета, не черные и не русые. В Маргаре идеал красоты выглядел несколько иначе – шелковые локоны, лучше каштановые, ярко-зеленые или голубые глаза, белая кожа, большая грудь. Касательно эльфиек… тут отдельный разговор. Спору нет, они прекрасны, каждая по-своему, но, положим, эльфу за его долгую жизнь успела наскучить их изысканная красота. Тогда что остается? Характер? Ум? И с тем и с другим у Джасс было все в порядке, но и только. Дрэгору это обстоятельство представлялось странным, и он подозревал, что с женщиной не все так просто.

Она безучастно наблюдала за городским пейзажем, откинувшись на подушки внутри экипажа, и ни единый проблеск истинных чувств не отражался в черных глазах. Бывшей хатами не хватало манер и лоска, дабы сойти за благородную, но, когда она сидит молча и смотрит в пространство, можно подумать невесть что. Да и двигается она ловчее, чем иная акробатка. Никакого тебе косолапия и кривой спины, и конечно же такая ни в коем случае не наступит себе на подол.

Джасс умела разметать в клочья все умозаключения своего работодателя. Вместо того чтобы опереться на протянутую руку, она молча подобрала юбки и, отпихнув его плечом, спрыгнула с подножки. Дрэгору пришлось чуть ли не бегом бежать следом за ней.

– Какого демона?! – взъярилась женщина, едва они переступили порог дома.

– Если тебе не понравилось, можно в любой момент вернуть, – пожал маргарец плечами.

– Будешь на своих девок навешивать цацки, – прорычала Джасс, сдирая с себя украшения и швыряя их на стол.

– Сегодня ты изображала мою девку, – напомнил Дрэгор.

– Что?!

Демоны! Она была не просто хороша, когда молниеносно развернулась всем телом, сверкая черными звездами глаз, полных пламенного гнева. Право слово, она могла затмить собой любую королеву. На целый миг не было в целом мире женщины прекрасней. А этот разлет бровей! А эта шея! Берегись, Дрэгор Банн, ради такой можно пожертвовать жизнью и по-смертьем.

– Еще одна побрякушка, еще один такой покровительственный жест, и наше соглашение будет разорвано, – прохладно сказала Джасс. – Одно дело выглядеть подстилкой в глазах таких же подонков, а другое дело, когда ты ведешь себя со мной так, словно только что вылез из моей постели.

Снаружи пламень, а внутри лед. Эльф в самом деле мог попасться в такую ловушку.

– А что бывает с теми, кто вылезает из твоей постели? У них уши заостряются?

Весь Инисфар знал, что она была любовницей сразу двух эльфов – Альса и Яримраэна. У них, говорят, можно и так. Мужчины совершенно не ревнивы и с радостью поделятся удовольствием с другом и сородичем. Интересно, как они это делали, по очереди или сразу втроем? Пошлые мысли лезли в голову как-то сами по себе.

– Тебе это не грозит, – широко ухмыльнулась Джасс. – Но ты рискуешь договориться до того, что вообще останешься без них.

Она тоже слышала эти сплетни. Они ее не задевали, скорее веселили. Если развивать мысль дальше, то почему бы не записать ее в полюбовники всех лангеров сразу? Один только Сийгин чего стоил. Иногда ему достаточно было бросить один взгляд на даму, чтобы та начала тихо млеть и мечтать о бурной ночи любви в его объятиях. Объятия и бурные ночи – пожалуйста, но больше от Сийгина ничего ждать не приходилось. Через день он уже не мог вспомнить имя очередной пассии. Лангеры вообще без зазрения совести пользовались своей славой в любовных делах направо и налево. Женщины их любили и не питали особой надежды на серьезные намерения.

Все высокие словеса о вечной любви на деле разбивались о тяжелые будни. Жизнь – она как громоздкий камень. Натаскаешься его за день, и уже не до высоких чувств. Теплое тело под боком, немного ласки – вот и вся страсть. Пард был прав, когда говорил, что Альсу несказанно повезло с возлюбленной. Она оказалась эльфу настоящей ровней. Такое бывает редко, чтобы женщина могла прикрыть твою спину в бою.

– Я не пойму, кому ты хранишь верность?

Джасс спокойно выдержала испытующий взгляд маргарца.

– Себе. Либо мы будем вместе работать, либо спать.