Текст книги "Знающий не говорит. Тетралогия"

Автор книги: Людмила Астахова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 85 страниц)

– Ириен, что с тобой? – спросил уже в который раз Яримраэн, видя, что лангер полдня пролежал на своем матрасе, внимательнейшим образом разглядывая беленый потолок комнаты. – Что случилось?

– Ничего.

– Твое пятое по счету «ничего» меня не устраивает, – заявил принц-бастард решительно.

– Отстань, Ярим.

– Не отстану. Я, видишь ли, порядком огрубел в хисарской яме и не стану следовать дурацким правилам взаимной вежливости. Не видать тебе столь желаемого уединения, Ириен Альс.

Ириен вздохнул. Яснее ясного, что принц не отстанет, и дело тут не в правилах хорошего тона. Яриму никогда и никакие правила не были в указ.

– Ладно, слушай, – сдался лангер и рассказал принцу о рейде по злачным местам Дгелта и хисарском воре Хористе, а заодно о становище Трэуш и тяжелом арбалете.

– И что же тебя мучает? Что так растревожило твою совесть? Память о мертвой девочке? Ты видел и кое-что пострашнее. Смущает собственная жестокость? Тоже не верю. Тогда что?

Альс устало потер искалеченную щеку, пытаясь собраться с мыслями.

– Я подвел лангу, Ярим. Поддался собственному гневу и убил так необходимого нам человека. И теперь Бьен-Бъяр начнет всерьез готовиться к встрече с лангой. Без боевого мага с полутора сотнями хорошо вооруженных конных воинов нам ввосьмером не справиться. О том моя печаль, дорогой принц. Я уже давно мыслю как командир ланги и с угрызениями совести практически не знаком. Не обольщайся относительно моей чувствительности, – пояснил он, стараясь говорить как можно проще и доступнее.

– А почему без магии? – удивился Яримраэн. – Ты ведь у нас…

И осекся под жестким взглядом Ириена.

– Я за десять лет даже сухую палку не назвал Истинным Именем. Я больше не тот, кого ты знал когда-то давно. Я лангер и останусь им до самой смерти. Наша клятва нерушима.

– Я не спорю… – растерянно пробормотал принц, он уже догадался. – Ты ослепил Зеленую Ложу, отказавшись от своего волшебства.

– С тех пор как покойница Мирамир и Арьятири со товарищи поохотились на меня и мою Силу в Тассельраде, я додумался только до такого способа исчезнуть. И, клянусь, не сожалею. У ланги свой свет и своя сила, и каждый из нас частица целого. Это дает много преимуществ.

Ириен слегка улыбнулся собственным мыслям. Мало кому в целом мире теперь известно о ланге больше, чем принцу-бастарду. Ярим опять сумел всунуть свой породистый нос в совершенно чужие ему дела.

– Элливейд был частью моей души, и тот, кто отнял его у нас, должен получить по заслугам. Если бы кто-то отрезал тебе руку или выколол глаз, то ты наверняка пожелал бы отплатить той же монетой. Так ведь? Ланга вправе карать, да и не осудит никто нас, если мы избавим степь от Волков. Не в обиду будет сказано настоящим волкам.

– Джасс тоже хочет встретиться с Бьен-Бъяром, и я ей помогу, чем смогу, – сказал медленно принц-эльф. – Значит, цель у нас одна. Боюсь только, что хатамитке слишком уж не терпится его найти. Еще немного, и она начнет действовать.

– Ты хорошо ее изучил, – хмыкнул недоверчиво Альс.

– Яма сближает лучше, чем супружеская постель, – пояснил Ярим. – Только не подумай чего-нибудь лишнего, Ирье. Мы помогали друг другу выжить, не более того. – (Ириен пожал плечами). – Я лишь хочу тебя попросить немного присмотреть за ней. Моих глаз не хватит. А когда ты узнаешь Джасс поближе – ты многое поймешь, – оптимистично заявил принц, хлопая сородича по плечу.

– О да! Могу себе вообразить, какое она сокровище, – проворчал тихо Ириен, когда принц выскользнул из его комнаты.

То ли Яримраэн предчувствовал, то ли и в самом деле досконально изучил повадки своей новой подруги, но не прошло и трех дней, как Джасс проявила все признаки нетерпения. Для начала она бессовестно обобрала всех простаков в окрестных игорных домах, играя с ними в обычную шигу. [19]19
  Шигу – игра, аналогичная «наперсткам».


[Закрыть]Требуется совсем немного: капелька наглости чуть-чуть ловкости рук и никаких угрызений совести. Все знают, что в шигу выиграть невозможно, но если уж находятся такие дурни, то просто грех не наказать извечную человеческую жадность и глупость. Разбогатев, Джасс приоделась, останавливая свой выбор на добротных мужских штанах и ярких рубашках. Она не собиралась менять свои привычки, но в патриархальном Дгелте, где свободные женщины от мала до велика ходили в широченных балахонах, скрывающих все, что только можно скрыть, наряды Джасс вызывали повышенное внимание у мужского населения. Поэтому Тор добровольно выполнял при Джасс обязанности телохранителя. Обычно любому приставале хватало беглого взгляда на его мощную фигуру, чтобы всякое желание познакомиться с Джасс исчезло на корню. Тор своими обязанностями не тяготился, а Ириен считал, что таким образом просьба Ярима выполняется наилучшим образом. До тех пор, пока в один из прекрасных вечеров, когда злое солнце уже кануло за горизонт, легкий ветерок колыхал пальмовые листы и прохлада от озера начинала растекаться по утомленным улочкам Дгелта, мирное течение Ириеновой мысли не прервал вихрем влетевший мальчишка – метельщик по прозвищу Тушканчик.

– Там драка в духане! Страшная драка! Битва!!! На вашу ба… леди напали!!!

Ириен ловко поймал мальчонку за шиворот, поднял над землей, как мышонка, заставив повторить все то же самое, но подробней и с указанием конкретного места проведения битвы. А потом осторожно отпустил, дав за услугу мелкую медную монетку. Для Тушканчика она была целым состоянием, и за еще одну монетку он очень быстро довел эльфа до злополучного духана.

Альс осторожно переступил через распростертое на пороге тело и нырнул в орущее скопище людей. В центре зала находился Торвардин с длинной скамейкой в руках, выполняющей одновременно роль тарана и щита. Слева от него с длинным кухонным тесаком в руках замерла Джасс, правую руку тангара защищал Унанки, бешено вращающий мечом. Ириен прибыл в духан как раз в тот момент, когда нападающая сторона решила сменить тактику и перегруппировать силы. А силы были немалые. Почти два десятка бородатых, в разноцветных тюрбанах аймолайцев, вооруженных короткими степняцкими мечами, окружили со всех сторон отчаянную троицу. Настроены они были весьма и весьма решительно, несмотря на то что трое их соратников уже лежали на земляном полу неподвижно. Толпа завсегдатаев от души развлекалась развернувшимися боевыми действиями, громко делались ставки. Примерно три к одному и не в пользу лангеров. Охотники за женщинами считались опытными и отважными бойцами, и мало кто кроме лангеров отважился бы выступить против них с оружием в руках. Только в Дгелте они могли появиться открыто и безнаказанно. Вся остальная степь шарахалась от них как от чумных. Охотники за женщинами выходили на свой промысел трижды в год и редко когда возвращались в священный город Сакш без добычи. Будь Джасс юной девой, не познавшей мужчину, Ириен еще понял бы азарт охотников, но хатамитка уже вышла из нежного возраста. Конечно, она была на редкость светлокожа, но для охотников это качество не самое главное.

Передышка длилась очень недолго и возобновилась, когда Унанки увидел Ириена и громко заорал по-эльфийски:

– Ирье! Нам здесь… – точно и красочно обрисовав реальное положение дел одним кратким, но сильно неприличным словом.

Охотники, поняв, что прибыла подмога, снова пошли в атаку. Шутки кончились, Альс извлек свои мечи и присоединился к сражению, внося хаос в ряды атакующих. Унанки дико взвыл на высокой ноте, и теперь меч в его руке стал похож на сверкающее колесо. «Мельница» была и оставалась одним из излюбленных его приемов. Воодушевление эльфа передалось Тору и Джасс. Тангар отмахивался скамейкой, не теряя ни темпа, ни резкости движений. Будь он один, то уже наверняка отбился бы, но он прикрывал спиной Джасс. Молодая женщина, в свою очередь, пользовалась импровизированным оружием с отменной сноровкой и приличной для женщины силой. Разумеется, Альс не считал хатамиток плохими воинами, среди них слабачек и неумех просто не водилось, но тесак в руках Джасс оказался не менее смертоносным оружием, чем узкий эльфийский меч Унанки.

Ланга для того и создается, чтобы сражаться до конца. По всему континенту ходили рассказы о том, как погибла знаменитая ланга Гонфайда-полуорка, приняв совершенно безнадежный бой на острове в дельте Бэйш. Девять против пятидесяти четырех. На безымянном острове и по сей день лежит пирамида из шестидесяти трех черепов. Или, к примеру, история ланги Фендаха, когда оставшийся в одиночестве самый младший из лангеров – двадцатилетний человеческий паренек Дейнер сумел отомстить за всех своих соратников, уничтожив их убийц одного за другим за какой-то неполный год.

Сражение в духане при всем желании нельзя назвать подвигом, достойным героической баллады, но лангеры не собирались отступать. Охотники, со своей стороны, тоже сумели доказать, что неспроста носят мечи. Однако их упорство оплачивалось дорогой ценой. До тех пор пока количество аймолайцев не сократилось на треть, они предпринимали одну за другой отчаянные атаки, норовя добраться до Джасс. Видя же, что усилия их оказываются тщетными, ряды бойцов редеют, а цель не становится ближе, главный среди охотников – коренастый тип с разрисованной татуировками мордой – сделал своим подчиненным знак остановиться. Некоторое время в духане стояла тишина, сопровождаемая только тяжелым дыханием противников. Аймолаец поднял руку и сказал на жуткой смеси общего и оролирса, обращаясь к Ириену, безошибочно отгадав, что разговаривает с равным:

– Мы можем заплатить за женщину, лангер-сидхи. Хорошая цена за сомнительный товар. Сотня золотых алуро – в Сакше это цена за трех пятнадцатилетних девственниц.

– Нет, – ответил Альс не терпящим возражений тоном. – Уходите, пока целы. Я никем не стану торговать.

– Это твое последнее слово, эльф? – серьезно поинтересовался главарь охотников.

– Самое последнее, – отрезал тот и, чтобы не оставалось сомнений, принял боевую позу, подняв оба меча.

– Будь по-твоему; эльф, но мы еще вернемся за ней, – пообещал аймолаец и что-то сказал своим людям на резком, лающем диалекте южан.

Их лица озарились вдохновенной ненавистью, но привычка к послушанию взяла верх. Охотники оставляли поле боя, напоследок окатывая Джасс взглядами, полными бешеной, но бессильной ярости.

«Надо сильно постараться, чтобы так задеть людей, – подумалось Ириену. – Не женщина, а источник мирового зла».

На дворе всех уже поджидали вооруженные алебардами стражники падшха. Их командир разумно решил дождаться финала баталии, чтобы выяснять подробности, когда страсти утихнут сами собой. Зачем совать собственную башку в опасную передрягу, если пришельцы-чужаки рубят друг другу головы и пускают кровь. Очень разумно и предусмотрительно с его стороны, тем более что никто из горожан не пострадал. Приказ был прост. Командиров ланги и охотников доставить во дворец падшха Джофейра. Живыми или мертвыми. Ириен предпочел не сопротивлялся и без возражений отправился вслед за офицером.

В любом другом случае прогуляться через роскошный дворцовый сад Ириену было бы куда как приятно. Аллеи, засаженные белыми розами, подстриженные под линеечку кусты и деревья, журчание десятков фонтанов делали этот уголок Дгелта чарующим кусочком красивой южной сказки. Падшх Джофейр, несмотря на довольно поздний час, не поленился и лично принял нарушителей спокойствия своего города. Если бы Ириену пришлось выбирать себе монарха, которому служить верой и правдой, то он бы непременно склонился к кандидатуре Джофейра. Падшх умудрился из умненького уравновешенного юноши стать умным и толковым властителем. Редкостное качество, свойственное лишь правителям далекого прошлого, непонятным образом воплотилось в нем – падшх на первый план ставил интересы Дгелта, а только на второй – удовлетворение своих желаний.

Молодой мужчина, слегка полноватый от роскошного образа жизни, с ухоженной бородкой, в золотистых шелках, внимательно изучал представленных ему буянов, взирая на них с высоты своего трона. Он молчал, перебирая в воздухе унизанными перстнями пальцами, и то было нехорошее предзнаменование. Падшх и не думал скрывать свое раздражение и недовольство.

– Я не потерплю кровопролития в моем городе, – молвил он, делая знак страже, чтобы лангера и охотника подвели поближе. – Что вызвало ваше столкновение, тунг [20]20
  Тунг – предводитель ( аймолайский диалект оролирса).


[Закрыть]Фурути?

Старший охотник низко поклонился и, бросив злой взгляд на лангера, сказал, старательно подбирая слова на общем:

– Нам нужна женщина по имени Джасс, заклинательница погод из Храггаса. Она убийца и клятвопреступница. Храггас погиб по ее вине. Выдай нам убийцу тысячи человек, о светлейший.

– Храггас – это где? – спросил падшх у пожилого советника, почтительно склонившего голову за правым плечом Джофейра.

– Маленький городишко на самом юге аймолайского побережья, светлейший, – пояснил тот.

– Понятно, – кивнул падшх. – Я сужу только преступления, совершенные в Дгелте, и никого никому не выдаю. Что скажешь ты, лангер-сидхи?

Ириен тоже поклонился, прежде чем заговорить.

– Женщина находится под моим покровительством, светлейший.

– И все?

– Да, светлейший.

– Понятно.

Джофейр молча изучал обоих, и вид прожженных степных головорезов его вовсе не радовал.

– Фурути, ты и твои люди должны покинуть Дгелт до рассвета. Передашь в Сакше сам знаешь кому, что Дгелт исправно поставляет девушек нужного возраста в храм, чтобы быть избавленным от внезапных посещений охотников.

– Но светлейший… – начал было возражать охотник, но осекся под испепеляющим взглядом правителя. Стражники сделали шаг в его сторону. – Как прикажешь, светлейший падшх.

Обозленного охотника быстро вытолкали из зала.

– Тебе я советую сделать то же самое, Ириен Альс, – проворчал падшх, вставая с резного трона и направляясь к эльфу.

– Дай мне время хотя бы до заката, светлейший, – смиренно попросил тот.

– До заката так до заката. Только чтоб духу твоего больше в Дгелте не было. Покровительствуй бродячим хатамиткам, рубись с охотниками, отрезай пальцы разбойникам, развлекайся как пожелаешь, но делай это в каком-нибудь другом городе, – тихо сказал Джофейр, подойдя к Ириену вплотную, так чтобы слышал только эльф. – Хочешь свалить Волка? Да поможет тебе Великая Пестрая Мать! Сделай это, и в степи станет легче дышать. Только не забудь старую маргарскую поговорку: «Нанял колдуна – готовься в преисподнюю, нанял лангу – готовься, что тебя и туда не пустят», – прошипел падшх и громко добавил: – Убирайся с глаз моих!

Воистину светлейший падшх, правитель Дгелта, войдет в анналы истории как величайший из правителей благословенного богами оазиса. Он не хотел, чтобы Бьен-Бъяр в отместку предал его уютный город огню и мечу, если вдруг ланга не справится со степными разбойниками.

Ланга в полном боевом облачении терпеливо ждала своего командира. Яримраэн сердито молчал. Мэд деловито осмотрел героев битвы в духане. Унанки отделался несколькими глубокими порезами, Тору выбили левое плечо, а у Джасс медленно заплывал подбитый глаз.

– Ничего падшх Ириену не сделает, – заявил самоуверенный Сийгин.

– Посмотрим, – пробурчал Пард, терзающий свою бороду обеими руками от избытка чувств. – Как бы нас не поперли из города. Джофейр на безобразия сквозь пальцы смотреть не станет. Выгонит нас в чисто поле. И все из-за тебя, барышня. На кой ты с охотниками связалась?

– Я их не трогала, – обиженно фыркнула Джасс.

– Ты спятил? Это ж охотники за женщинами! – вмешался Торвардин, морщась от боли.

Отношение тангаров к женщинам общеизвестно, а Тору только дай волю спасти какую-нибудь даму из лап негодяев. Маленькие девочки, юные девицы, зрелые женщины и древние старушки могли смело идти к Торвардину, сыну Терриара, не приведи боги случится с ними какая беда-печаль. Пард справедливо полагал, что, родись тот не огнепоклонником-тангаром, а человеком, быть бы золотоволосому богатырю рыцарем-паладином у какой-нибудь королевы. Пард и сам не брезговал общением с женщинами, но защищать каждую бабью блажь считал делом безнадежным и дурацким по определению.

– Если к утру Альс не вернется, мы пойдем во дворец, – решительно сказал Мэд и извлек из маленькой поясной сумки свиток, перевязанный белой ленточкой.

– Это еще что такое? – подозрительно спросил орк, щурясь, как злой кот.

– Магический свиток из Хисара. Открываешь, читаешь и…

– Дгелту…, – закончил за него Альс. – Дай сюда! – Он требовательно протянул раскрытую ладонь.

Малаган выругался одними губами, но свиток отдал. Альс повертел Мэдово сокровище перед носом, делаясь еще более мрачным и злым, чем был, когда пришел. Потом обвел всех тяжелым взглядом, ледяным, как вершина священной горы Аракойт.

– Вы что, взбесились тут все? Одни изображают из себя великих героев – защитников женщин, другой запасается заклятием Огневея, а третья… – Альс сделал самую длинную паузу за всю историю существования ланги, прожигая глазами у бывшей хатамитки дырку между черных глаз. – Пойдем побеседуем, леди Джасс. Сиди на месте, Ярим, – прикрикнул он на зашевелившегося сородича. – Я жажду поговорить с нашей милой гостьей наедине. А вы, – он снова обвел лангу суровым взором, – собирайте вещички, до заката нам предписано убраться из Дгелта.

Никто не осмелился перечить лангеру, даже вечный спорщик Сийгин, даже Тор, борец за всемирную справедливость. Тангар только печально проводил взглядом Джасс, молча последовавшую за эльфом в соседнюю комнату.

– Ну не пришибет же он ее? – не то спросил, не то уверил самого себя принц, беспокойно ерзая на месте.

Сийгин вздохнул, и лангеры снова затаились, старательно прислушиваясь к звукам по ту сторону двери. Унанки и Тор делали это особенно тщательно, твердо решив между собой вмешаться сразу, как только услышат что-нибудь подозрительное. Унанки знал Ириена чуть ли не с детства и готов был присягнуть, что никогда не видел сородича в таком негодовании. Неизвестно, чем мог закончиться подобный разговор, потому как Джасс тоже не отличалась ни тихим нравом, более подобающим женщине, ни существенным здравомыслием.

– Если будет драка, то чур – эльфы держат эльфа, – предложил Пард.

Унанки и Яримраэн согласно кивнули.

Нет, Джасс совершенно не чувствовала себя виноватой Столкновение с охотниками – чистая случайность. Если бы не уговоры Яримраэна, то и след бы ее простыл в Дгелте. Собственно говоря, Джасс быстро восстановила силы и давно могла отправиться хоть в Чефал, хоть в Даржу в зависимости от того, где сейчас мог бродить Бьен-Бъяр со своими молодцами. От мысли, что грязные лапы душегуба держат ее и Хэйборов меч, рот у Джасс наполнялся горькой слюной и сводило скулы. Поначалу бывшая хатами не возражала против общества лангеров. Надо быть совсем уж дурой, чтобы отказываться от помощи и содействия самых лучших воинов, каких только можно сыскать в степи.

– Что было нужно от тебя охотникам, леди? – спокойно спросил Ириен, предварительно плотно прикрыв за собой створку двери.

Он стоял, прислонившись к стене, в грязной одежде, забрызганной кровью, не расставшись с оружием, холодный и неизмеримо далекий, как облако над горным хребтом.

– Леди?

– А как ты предлагаешь называть себя, заклинательница погод?

– Как и прежде – Джасс.

– Очень хорошо, пусть так, – согласился Ириен с пугающей безмятежностью. – Так вот, Джасс, по твоей милости нам придется убираться из Дгелта. Ты слышала, сколько времени отпустил нам падшх? Я не стану спрашивать, что в действительности случилось в Храггасе…

У Джасс непроизвольно дернулась щека.

– Это не мое дело, да и не в правилах ланги совать нос в чужие дела, когда ее не просят. Мне важнее было бы знать, зачем тебе понадобился Бьен-Бъяр? Он ведь мог убить тебя тогда возле храма. Но не убил, и ты жива, здорова и на свободе, чего тебе еще от него надо?

Ничего в тоне и манерах эльфа не выказывало его вполне ожидаемой злости и раздражения. Он умел держать себя в руках и если не желал демонстрировать своих истинных чувств, то делал это почище самого талантливого лицедея. Худое узкое лицо, словно у каменного идола, не выражало никаких чувств. Иногда Джасс завидовала нечеловеческой выдержке Ярима, но он – другое дело. Яримраэн рожден, чтобы носить корону, и только упущением богов такая возможность для него потеряна.

– Я тебе не присягала, Ириен Альс, и не могу припомнить момента, когда просила опекать меня, – жестко ответила она. – Я хоть и бывшая, но все же хатамитка и постоять за себя могу хоть в кабацкой драке, хоть в степи. А что касается Бьен-Бъяра, то мне по большому счету нужна не столько его жизнь, хотя видит Пестрая Мать, его смерть доставила бы мне несказанное удовольствие, а мой меч. Тот, который он отобрал у меня. Эта вещь для меня ценнее всего на свете, и я ни за что не оставлю его в руках Волка.

– Бьен-Бъяр сейчас в Сандабаре, рано или поздно он окажется в Чефале. И, насколько я могу судить о его планах, никуда он оттуда не денется. А мои… м… люди не вылезали из седел чуть ли не с начала балагера, и я очень надеялся, что самую тяжелую и жаркую пору мы проведем здесь, в Дгелте. А что прикажешь делать теперь, после твоей дурацкой выходки? Тащиться по самому пеклу и гробить лошадей?

– Какого демона! – мгновенно взвилась Джасс. – Это ты приставил ко мне тангара. Я и без него справилась бы с командой Фурути.

– Одна против двадцати? – фыркнул эльф. – Надо было сидеть здесь, в этой комнате, и носа с постоялого двора не высовывать, как я тебе приказал.

– Ты мне приказал? Да кто ты такой, Ириен Альс, чтобы приказывать мне? Я пока еще не вступила в лангу. И никогда этого не сделаю. Мне что, прикажешь в твоей простыне сидеть завернутой?! Я зарабатывала на одежду.

– Зарабатывала? – саркастично ухмыльнулся эльф.

– Каждый зарабатывает деньги как умеет. Можно подумать, ты со своей лангой цветочки на продажу выращиваешь! Мне нужно было одеться, купить оружие. Лошадь, в конце концов, тоже денег стоит…

– Мой человек помог вызволить тебя из тюрьмы только потому, что я узнал о принце, которому не место в хисарской яме, и только поэтому ты оказалась на свободе. В качестве довеска к Яримраэну и не более того. И я не обязан платить за твои наряды, женщина.

В голосе Альса звенела настоящая сталь. Теперь и он уже не стоял, расслабившись и подпирая стенку, и с Джасс слетела маска смирения и раскаяния, которую она старалась удерживать на лице. Они застыли друг против друга, напряженные, как тетивы луков. Пришла пора высказать все то, что накипело на душе у каждого.

– Я ничего тебе не должна, эльф, – тихо выдавила из себя хатамитка. – А если ты считаешь, что должна, то назови, сколько, и я со временем расплачусь полностью, до медного итни. Так сколько?

– Уже сочлись, – отчеканил Ириен. – Бери мою лошадь и убирайся!

Джасс вспыхнула, сдерживая страстное желание съездить по эльфьей физиономии, оттолкнула Альса плечом и вылетела наружу.

– Джасс, ты куда?! – крикнул ей вслед Яримраэн.

– Я ухожу, – буркнула Джасс и принялась деловито собирать свой маленький заплечный мешок.

Тонкое одеяло, веревка, набор дротиков, нож, сменная рубашка, огниво, бурдючок для воды… Весьма скромный дорожный набор для самого бывалого бродяги, но она не пропадет. Бывало и хуже, гораздо хуже. Кто знает как, тот может выжить в степи, даже в середине гвадера. А Джасс не только знала, она не раз это проделывала почти без ущерба для здоровья. В Хатами неженкам делать нечего.

– Куда это ты собираешься? – поинтересовался принц, все время наблюдавший за скорыми сборами.

– У меня есть дела, – ответила она ему безразлично. – Мне давно следовало уйти, а теперь мне с лангой делать нечего.

– Вот как?! Это тебе Ириен сказал или ты сама решила?

– И то и другое. Я прекрасно обойдусь без ланги. Я хатами, и степь мне дом родной, если помнишь.

Высокая фигура Ярима заслонила ей проход.

– Отойди в сторону, Яр, пока я не разозлилась по-настоящему, – прошипела она, глядя на принца снизу вверх.

– А то что будет? Пырнешь меня ножом? А силенок хватит? – в тон ей ответил Ярим, насмешливо скалясь.

– О чем это он? – тихонько спросил Мэд у Унанки.

Лангеры в полном оцепенении наблюдали за развивающимся действом, как крестьяне с хутора смотрят на выступление заезжего балагана. Всякое бывало в их маленьком сообществе за пятнадцать лет. Бывало, Малаган устраивал споры, плавно перетекавшие в громогласные скандалы. Тор, как никто иной, умел демонстративно молчать и день, и два, и десять дней подряд, впадая в жестокую обиду по какому-то своему тангарскому поводу, смысл которого понять может только тангар. Пард однажды подрался с Элливейдом, Сийгин по любому поводу спорил с Альсом до хрипоты, а сам Ириен иногда сварливостью и въедливостью мог переплюнуть любую инисфарскую торговку, но такое представление случилось среди них впервые.

– Ты останешься, Джасс, – спокойно сказал принц, медленно снимая мешок с плеча женщины. – В тебе говорит обида, но если мыслить здраво, то ничего другого тебе не остается. А если ты не хочешь думать как воин, а не как взбалмошная баба, то тогда я просто призываю тебя как свою s'veraety. [21]21
  Дословно «та, которую я спас» ( язык ти'эрсон).


[Закрыть]Хочешь ты того или нет.

Джасс тяжело дышала, как после хорошей пробежки. Это был тот самый недозволенный эльфячий прием, на который остроухие горазды как никто другой. Сначала придумать какое-то дурацкое «Право спасенного-спасителя», а потом вертеть своим подопечным, как сами захотят.

– Яр, так нечестно.

– Запомни, принцы честными не бывают.

– А эльфы?

– Тем более, – заверил ее Яримраэн.

Видимо, ей тяжело далось решение, но в итоге Джасс сдалась, швырнула мешок на постель и села рядом, спрятав лицо в собственных ладонях. А принц Ярим, удовлетворившись ее решением, повернулся к лангерам, со значением вращая сапфировыми своими глазищами. Мол, не трогайте ее пока, и все уладится. Правда, Торвардина пришлось держать вдвоем, силами Парда и Унанки, а то тангар непременно бросился бы ее утешать и тем испортил бы все дело.

Яримраэн отправился к Ириену. И о чем говорили два эльфа, никто из ланги так и не узнал. Говорили они так тихо, что даже Унанки подвел его хваленый эльфийский слух.

– Ты опять берешься вершить чужие судьбы, принц? – зло спросил лангер.

Принц дернул головой, словно его ударили по лицу.

– Это нечестно, Ириен, – сказал он, получая рикошетом собственную недавнюю шутку. – Я бы не стал бить тебя по больному месту.

– А что, болит до сих пор? – осведомился сухо Альс.

– Болит, – признался покорно принц. – И никогда не заживет.

– Тогда что же ты делаешь, ро'а? Зачем ты держишь рядом человека, который хочет уйти своей дорогой? Да еще при этом пользуешься Правом спасителя. Она хочет идти отвоевывать свой меч? Прекрасная мысль, очень романтично, хоть бери и записывай новую балладу. Пусть идет.

Как ни странно, Яримраэн не пытался оправдывать себя или свою подопечную. Язык у него был подвешен так хорошо, что Ириен никогда не старался переспорить эльфийского принца, поднаторевшего в искусстве риторики еще в бытность свою при дворе отца. После очередной пикировки с ним Альс начинал искренне верить, что любой спор проще всего решить хорошим ударом в зубы в качестве жирной точки. Но Яр молчал, печально изучая рисунок папиллярных линий на собственных ладонях, чем несказанно лангера удивил.

– Знаешь, Ириен, ты будешь смеяться, но мне пришлось в хисарской яме очень худо. Вот видишь, ты уже кривишь губы. Конечно, великой тайны бытия я тебе не открыл. Я даже могу представить, какую иронию вызывают у тебя мои признания. Ну как же, нашел на что пожаловаться! В яме кому угодно будет худо. Сначала я крепился и надеялся. Даже один раз спланировал побег. Но тут меня приковали, существенно осложнив жизнь. Но даже цепь меня тогда не сломила. Это случилось потом. После того, как появилась Джасс. Когда она упала сверху – голая, страшная, избитая и замордованная до потери людского облика, то я помог ей только потому, что увидел в ней существо еще более несчастное, чем я сам. Мы спали на одном тюфяке, она носила мне еду, если ее можно так назвать, которую приходилось добывать в жестокой драке. Мы разговаривали… Вернее, это я в основном разговаривал, потому что уже начал забывать речь. Словом, мы держались друг за друга, как за единственное спасение в этой преисподней. А потом… потом я сорвался. Я утратил последнюю надежду. Нет, не сразу, а исподволь, шаг за шагом двинулся к грани отчаяния, за которой лишь безумие и смерть. Я впервые со дня смерти Лайлы плакал. Впервые не мог сдержаться. И знаешь, что сделала Джасс?

Ириен молча покачал головой. Он не знал, что ему делать с этим признанием. А Яримраэн продолжал:

– Она прижала мою голову к своей груди и всю ночь гладила по волосам, что-то шептала, напевала. Я не помню уже. Но знаю только одно: в ту ночь я не спятил, не взбесился и не перестал быть, существовать только потому, что эта женщина удержала меня своими руками на этой стороне разума. И я никогда не смогу расплатиться с ней, мне просто не хватит для этого всей жизни, а может быть, и следующей тоже. Поэтому я прошу тебя, во имя крови, которая…

– Стоп, – резко оборвал его Ириен, не давая закончить слова древней клятвы. – Я все понял. Молчи. Мы пойдем дальше все вместе и вместе завершим общее дело.

Да кто он был такой, чтобы так унижать королевскую кровь эльфийских владык? Да никто!

В итоге Альс явился пред очи своей ланги в весьма скверном, но ровном расположении духа и приказал Мэду отправиться на базар за двумя верховыми лошадьми. Только тогда Тор вздохнул спокойно. Джасс ехала с ними, и тангар не мог скрыть своей радости. Только с ее появлением он понял, как скучал по женскому обществу, по сестрам, по матери, да и просто по звонкому девичьему голосу.

– Будешь с ней сам нянчиться, – проворчал Альс, видя, как воодушевился тангар.

Такая перспектива устраивала практически всех, а главное, нравилась самому Тору. А Пард знай бурчал себе под нос:

– Вот чует мое сердце, эта благотворительность плохо кончится.

Но его, как это часто случается с дальновидными людьми, никто не услышал.

Когда приходится торопиться, то долгий летний день становится удивительно коротким. Закат неотвратимо накатывался на Дгелт, и ланга едва успела выбраться за городские ворота, прежде чем тяжелый солнечный диск опустился в высокие травы и на Великую степь снизошла ночь.

Ириен ехал впереди, рядом с Яримраэном, стараясь не спускать с лица выражение крайней досады, потому что у всех без исключения лангеров в глазах сияла если не радость, то полное довольство. Ланга застоялась, ланга заскучала, лангеры не привыкли подолгу валяться в уютных мягких постелях. А степь – это степь, и кто никогда здесь не жил, не глотал горячий, пахнущий сухими ковылями ветер, не спал на ее теплой и пыльной груди под крупными алмазами звезд, не пил из драгоценных родников самую сладкую воду, тот не поймет этой странной радости, охватившей немолодых и скупых на чувства мужчин. Надо один раз увидеть, как за одну-единственную теплую ночь степь прорастает ковром из цветов, чтобы долго-долго видеть это чудо во сне. И каждый раз, встречая фантастическую степную весну, восторженно замирало сердце в груди любого: хоть эльфа, хоть тангара, хоть человека, не говоря уж об орке.